айдете во мне слишком много турецкого, неаполитанского или арабского. А засим - приступим к завтраку. - Как он говорит! - прошептал Бошан. - Положительно это вельможа! - Чужеземный вельможа, - добавил Дебрэ. - Вельможа всех стран света, господин Дебрэ, - заключил Шато-Рено. II. ЗАВТРАК Как читатели, вероятно, помнят, граф был очень умерен в еде. Поэтому Альбер выразил опасение, что парижский образ жизни с самого начала про- изведет на пего дурное впечатление своей наиболее материальной, хотя в то же время наиболее необходимой стороной. - Дорогой граф, - сказал он, - я сильно опасаюсь, что кухня улицы Эльдер понравится вам меньше кухни Пьяцца-ди-Спанья. Мне следовало зара- нее осведомиться о ваших вкусах и заказать блюда, которые вы предпочита- ете. - Если бы вы знали меня ближе, - ответил, улыбаясь, граф, - вас не заботили бы такие пустяки. В моих путешествиях мне приходилось питаться макаронами в Неаполе, полентой в Милане, оллаподридой в Валенсии, пила- вом в Константинополе, карриком в Индии и ласточкиными гнездами в Китае. Для такого космополита, как я, вопроса о кухне не существует. Где бы я ни был, я ем все, только ем понемногу; а как раз сегодня, когда вы сету- ете на мою умеренность, у меня волчий аппетит, потому что со вчерашнего утра я ничего не ел. - Как, со вчерашнего утра? - воскликнули все. - Неужели вы ничего не ели целые сутки? - Да, - отвечал Монте-Кристо. - Мне пришлось свернуть с дороги, чтобы собрать некоторые сведения в окрестностях Нима, это несколько задержало меня, и я не хотел нигде останавливаться. - И вы пообедали в карете? - спросил Морсер. - Нет, я спал; я всегда засыпаю, когда мне скучно и нет охоты развле- каться или когда я голоден и нет охоты есть. - Так вы, значит, можете заставить себя заснуть? - спросил Моррель. - Почти что так. - И у вас есть для этого какое-нибудь средство? - Самое верное. - Вот что пригодилось бы нам, африканцам, - сказал Моррель, - у нас ведь не всегда бывает пища, а питье - и того реже. - Несомненно, - сказал Монте-Кристо, - но, к сожалению, мое средство, чудесное для такого человека, как я, живущего совсем особой жизнью, было бы опасно применить в армии; она не проснулась бы в нужную минуту. - А можно узнать, что это за средство? - спросил Дебрэ. - Разумеется, - сказал Монте-Кристо, - я не делаю из него тайны: это смесь отличнейшего опиума, за которым я сам ездил в Кантон, чтобы быть уверенным в его качестве, и лучшего гашиша, собираемого между Тигром и Евфратом; их смешивают в равных долях и делают пилюли, которые вы и гло- таете, когда нужно. Действие наступает через десять минут. Спросите у барона Франца д'Эпине; он, кажется, пробовал их однажды. - Да, - сказал Альбер, - он говорил мне; он сохранил о них самое при- ятное воспоминание. - Значит, - сказал Бошан, который, как полагается журналисту, был очень недоверчив, - это снадобье у вас всегда при себе? - Всегда, - отвечал Монте-Кристо. - Не будет ли с моей стороны нескромностью попросить вас показать нам эти драгоценные пилюли? - продолжал Бошан, надеясь захватить чужестранца врасплох. - Извольте. И граф вынул из кармана очаровательную бомбоньерку, выточенную из цельного изумруда, с золотой крышечкой, которая, отвинчиваясь, пропуска- ла шарик зеленоватого цвета величиною с горошину. Этот шарик издавал острый, въедливый запах. В изумрудной бомбоньерке лежало четыре или пять шариков, но она могла вместить и дюжину. Бомбоньерка обошла стол по кругу, но гости брали ее друг у друга ско- рее для того, чтобы взглянуть на великолепный изумруд, чем чтобы посмот- реть или понюхать пилюли. - И это угощение вам готовит ваш повар? - спросил Бошан. - О, нет, - сказал Монте-Кристо, - я не доверяю лучших моих наслажде- ний недостойным рукам. Я неплохой химик и сам приготовляю эти пилюли. - Великолепный изумруд! - сказал Шато-Рено. - Такого крупного я ни- когда не видал, хотя у моей матери есть недурные фамильные драгоценнос- ти. - У меня их было три таких, - пояснил Монте-Кристо, - один я подарил падишаху, который украсил им свою саблю; второй - его святейшеству папе, который велел вставить его в свою тиару, против почти равноценного ему, но все же не такого красивого изумруда, подаренного его предшественнику Пию Седьмому императором Наполеоном; третий я оставил себе и велел вы- долбить. Это наполовину обесценило его, но так было удобнее для того употребления, которое я хотел из него сделать. Все с изумлением смотрели на Монте-Кристо; он говорил так просто, что ясно было: его слова либо чистая правда, либо бред безумца; однако изум- руд, который он все еще держал в руках, заставлял придерживаться первого из этих предположений. - Что же дали вам эти два властителя взамен вашего великолепного по- дарка? - спросил Дебрэ. - Падишах подарил свободу женщине, - отвечал граф, - святейший папа - жизнь мужчине. Таким образом, раз в жизни мне довелось быть столь же мо- гущественным, как если бы я был рожден для трона. - И тот, кого вы спасли, был Пеппино, не правда ли? - воскликнул Мор- сер. - Это к нему вы применили ваше право помилования? - Все может быть, - ответил, улыбаясь, МонтеКристо. - Граф, вы не можете себе представить, как мне приятно слушать вас, - сказал Альбер. - Я уже рекомендовал вас моим друзьям как человека нео- быкновенного, чародея из "Тысячи и одной ночи", средневекового колдуна; но парижане так склонны к парадоксам, что принимают за плод воображения самые бесспорные истины, когда эти истины не укладываются в рамки их повседневного существования. Вот, например, Бошан ежедневно печатает, а Дебрэ читает, что на Бульваре остановили и ограбили запоздавшего члена Жокей-клуба; что на улице Сен-Дени или в Сен-Жерменском предместье убили четырех человек; что поймали десять, пятнадцать, двадцать воров в кафе на Бульваре Тампль или в Термах Юлиана; а между тем они отрицают сущест- вование разбойников в Мареммах, в римской Кампанье или Понтийских боло- тах. Пожалуйста, граф, скажите им сами, что я был взят в плен этими раз- бойниками и что, если бы не ваше великодушное вмешательство, я, по всей вероятности, в настоящую минуту ждал бы в катакомбах Сан-Себастьяно воскресения мертвых, вместо того чтобы угощать их в моем жалком домишке на улице Эльдер. - Полноте, - сказал Монте-Кристо, - вы обещали мне никогда не вспоми- нать об этой безделице. - Я не обещал, - воскликнул Морсер. - Вы смешиваете меня с кем-нибудь другим, кому оказали такую же услугу. Наоборот, прошу вас, поговорим об этом. Может быть, вы не только повторите кое-что из того, что мне из- вестно, но и расскажете многое, чего я не знаю. - Но, мне кажется, - сказал с улыбкой граф, - вы играли во всей этой истории достаточно важную роль, чтобы знать не хуже меня все, что прои- зошло. - А если я скажу то, что знаю, вы обещаете рассказать все, чего я не знаю? - спросил Морсер. - Это будет справедливо, - ответил Монте-Кристо. - Ну, так вот, - продолжал Морсер, - расскажу, хотя все это очень не лестно для моего самолюбия. Я воображал в течение трех дней, что со мной заигрывает некая маска, которую я принимал за аристократку, происходящую по прямой линии от Туллии или Поппеи, между тем как меня просто-напросто интриговала сельская красотка, чтобы не сказать крестьянка. Скажу больше, я оказался совсем уже простофилей и принял за крестьянку молодо- го бандита, стройного и безбородого мальчишку лет пятнадцати. Когда я настолько осмелел, что попытался запечатлеть на его невинном плече поце- луй, он приставил к моей груди пистолет и с помощью семи или восьми то- варищей повел или, вернее, поволок меня в катакомбы Сан-Себастьяно. Там я увидел их атамана, чрезвычайно ученого человека. Он был занят тем, что читал "Записки Цезаря", и соблаговолил прервать чтение, чтобы заявить мне, что если на следующий день, к шести часам утра, я не внесу в его кассу четырех тысяч пиастров, то в четверть седьмого меня не будет в жи- вых. У Франца есть мое письмо с припиской маэстро Луиджи Вампа. Если вы сомневаетесь, я напишу Францу, чтобы он дал засвидетельствовать подписи. Вот и все, что я знаю; но я не знаю, каким образом вам, граф, удалось снискать столь глубокое уважение римских разбойников, которые мало что уважают. Сознаюсь, мы с Францем были восхищены. - Все это очень просто. Я знаю знаменитого Луиджи Вампа уже более де- сяти лет. Как-то, когда он был мальчишкой-пастухом, я дал ему золотую монету за то, что он указал мне дорогу, а он, чтобы не остаться у меня в долгу, отдарил меня кинжалом с резной рукояткой собственной работы; этот кинжал вы, вероятно, видели в моей коллекции оружия. Впоследствии он не то забыл этот обмен подарками - залог дружбы между нами, - не то не уз- нал меня и пытался взять в плен; но вышло наоборот: я захватил его и еще десяток разбойников. Я мог отдать его в руки римского правосудия, кото- рое всегда действует проворно, а для него особенно постаралось бы, но я не сделал этого: я отпустил их всех с миром. - С условием, чтобы они больше не грешили, - засмеялся журналист. - И я с удовольствием вижу, что они честно сдержали слово. - Нет, - возразил Монте-Кристо, - только с тем условием, чтобы они никогда не трогали ни меня, ни моих друзей. Может быть, мои слова пока- жутся вам странными, господа социалисты, прогрессисты, гуманисты, но я никогда не забочусь о ближних, никогда не пытаюсь защищать общество, ко- торое меня не защищает и вообще занимается мною только тогда, когда мо- жет повредить мне. Если я отказываю и обществу и ближнему в уважении и только сохраняю нейтралитет, они все-таки еще остаются у меня в неоплат- ном долгу. - Слава богу! - воскликнул Шато-Рено. - Наконецто я слышу храброго человека, который честно и неприкрыто проповедует эгоизм. Прекрасно, браво, граф! - По крайней мере, откровенно, - сказал Моррель, - но я уверен, что граф не раскаивался, однажды изменив своим принципам, которые он сейчас так решительно высказал. - В чем же я изменил им? - спросил Монте-Кристо, который время от времени так внимательно взглядывал на Морреля, что бесстрашный молодой воин уже несколько раз опускал глаза под светлым и ясным взором графа. - Но мне кажется, - возразил Моррель, - что, спасая господина де Мор- сер, вам совершенно незнакомого, вы служили и ближнему и обществу. - Коего он является лучшим украшением, - торжественно заявил Бошан, залпом осушая бокал шампанского. - Вы противоречите себе, граф, - воскликнул Альбер, - вы, самый ло- гичный человек, какого я знаю; и сейчас вам докажу, что вы далеко не эгоист, а напротив того - филантроп. Вы называете себя сыном Востока, говорите, что вы левантинец, малаец, индус, китаец, дикарь; ваше имя - Синдбад-Мореход, граф Монте-Кристо; и вот, едва вы попали в Париж, в вас сказывается основное достоинство, или основной недостаток, присущий нам, эксцентричным парижанам: вы приписываете себе не свойственные вам пороки и скрываете свои добродетели. - Дорогой виконт, - возразил Монте-Кристо, - в моих словах или пос- тупках я не вижу ничего достойного такой похвалы. Вы были не чужой для меня: я был знаком с вами, я уступил вам две комнаты, угощал вас завтра- ком, предоставил вам один из моих экипажей, мы вместе любовались масками на Корсо и вместе смотрели из окна на Пьяцца-дель-Пополо на казнь, так сильно взволновавшую вас, что вам едва не сделалось дурно. И вот, я спрашиваю вас всех, мог ли я оставить моего гостя в руках этих ужасных разбойников, как вы их называете? Кроме того, как вам известно, когда я спасал вас, у меня была задняя мысль, что вы окажете мне услугу и, когда я приеду во Францию, введете меня в парижский свет. Прежде вы могли ду- мать, что это просто мимолетное предположение, но теперь вы видите, что это чистейшая реальность, и вам придется покориться, чтобы не нарушить вашего слова. - И я сдержу его, - сказал Морсер, - по боюсь, дорогой граф, что вы будете крайне разочарованы, - ведь вы привыкли к живописным местностям, необычайным приключениям, к фантастическим горизонтам. У нас нет ничего похожего на то, к чему вас приучила ваша богатая событиями жизнь. Мон- мартр - наш Чимборазо, Мопвалериен - паши Гималаи; Грепельская равнина - наша Великая Пустыня, да и тут роют артезианский колодец для караванов. У нас есть воры, и даже много, хоть и не так много, как говорят; но эти воры боятся самого мелкого сыщика куда больше, чем самого знатною вельможи; словом, Франция - страна столь прозаическая, а Париж - город столь цивилизованный, что во всех наших восьмидесяти пяти департаментах (разумеется, я исключаю Корсику из числа французских провинций), - во всех наших департаментах вы не найдете даже небольшой горы, на которой не было бы телеграфа и сколько-нибудь темной пещеры, в которую полицейс- кий комиссар не провел бы газ. Так что я могу оказать вам лишь одну ус- лугу, дорогой граф, и тут я весь в вашем распоряжении: ввести вас всюду, или лично, или через друзей. Впрочем, вам для этого никто не нужен: с вашим именем, с вашим богатством и вашим умом (Монте-Кристо поклонился с легкой иронической улыбкой) человек не нуждается в том, чтобы его предс- тавляли, и будет везде хорошо принят. В сущности я могу быть вам полезен только в одном. Если вам может пригодиться мое знакомство с парижской жизнью, кое-какой опыт в вопросах комфорта и знание магазинов, то я все- цело в вашем распоряжении, чтобы помочь вам прилично устроиться. Не смею предложить вам разделить со мной эту квартиру, как вы в Риме разделили со мной свою (хоть я и не проповедую эгоизма, я все же эгоист до мозга костей): здесь, кроме меня самого, не поместилась бы и тень, разве что женская. - Эта оговорка наводит на мысль о супружестве, - сказал граф. - В са- мом деле, в Риме вы мне намекали на некие брачные планы; должен ли я поздравить вас с наступающим счастьем? - Это все еще только планы. - И весьма неопределенные, - вставил Дебрэ. - Нисколько, - сказал Морсер, - мой отец очень желает этого, и я на- деюсь скоро познакомить вас если не с моей женой, то с невестой: мадему- азель Эжени Данглар. - Эжени Данглар! - подхватил Монте-Кристо. - Позвольте, ее отец - ба- рон Данглар? - Да, - отвечал Морсер, - но барон новейшей формации. - Не все ли равно, - возразил Монте-Кристо, - если он оказал такие услуги государству, что заслужил это отличие. - Огромные, - сказал Бошан. - Хоть он и был в душе либерал, но в ты- сяча восемьсот двадцать девятом году провел для Карла Десятого заем в шесть миллионов; за это король сделал его бароном и кавалером Почетного легиона, так что он носит свою награду не в жилетном кармане, как можно было бы думать, но честь честью, в петличке фрака. - Ах, Бошан, Бошан, - засмеялся Морсер, - приберегите это для "Корса- ра" и "Шаривари", но при мне пощадите моего будущего тестя. Потом он обратился к Монте-Кристо: - Вы сейчас произнесли его имя так, как будто вы знакомы с бароном. - Я с ним не знаком, - небрежно сказал Монте-Кристо, - по, вероятно, скоро познакомлюсь, потому что мне в его банке открыт кредит банкирскими домами Ричард и Блаунт в Лондоне, Арштейн и Эскелес в Вене и Томсон и Френч в Риме. Произнося два последних имени, граф искоса взглянул на Морреля. Если чужестранец думал произвести на Максимилиана Морреля впечатле- ние, то он не ошибся. Максимилиан вздрогнул, как от электрического раз- ряда. - Томсон и Френч? - сказал он. - Вы знаете этот банкирский дом, граф? - Это мои банкиры в столице христианского мира, - спокойно ответил граф. - Я могу быть вам чем-нибудь полезен у них? - Быть может, граф, вы могли бы помочь нам в розысках, оставшихся до сих пор бесплодными. Этот банкирский дом некогда оказал нашей фирме ог- ромную услугу, но почему-то всегда отрицал это. - Я в вашем распоряжении, - ответил с поклоном Монте-Кристо. - Однако, - заметил Морсер, - заговорив о господине Данглар, мы слиш- ком отвлеклись. Речь шла о том, чтобы подыскать графу Монте-Кристо при- личное помещение. Давайте подумаем, где поселиться новому гостю великого Парижа? - В Сен-Жерменском предместье граф может найти недурной особняк с са- дом, - сказал Шато-Рено. - Вы только и знаете что свое несносное Сен-Жерменское предместье, Шато-Рено, - сказал Дебрэ. - Не слушайте его, граф, и устройтесь на Шос- се д'Антен: это подлинный Париж. - Бульвар Оперы, - заявил Бошан, - второй этаж, дом с балконом. Граф велит там положить подушки из серебряной парчи и, дымя чубуком или гло- тая свои пилюли, будет любоваться дефилирующей перед ним столицей. - А вам разве ничего не приходит в голову, Моррель, что вы ничего не предлагаете? - спросил ШатоРено. - Нет, напротив, - сказал, улыбаясь, молодой человек, - у меня есть одна мысль, но я ждал, не соблазнится ли граф каким-нибудь из ваших блестящих предложений. А теперь я возьму на себя смелость предложить ему небольшую квартирку в прелестном помпадуровском особняке, который вот уже год снимает на улице Меле моя сестра. - У вас есть сестра? - спросил граф. - Да, граф, и прекрасная сестра. - Замужем? - Уже девятый год. - И счастлива? - снова спросил граф. - Так счастлива, как только вообще возможно, - отвечал Максимилиан, - она вышла замуж за человека, которого любила, за того, кто не покинул нас в нашем несчастье - за Эмманюеля Эрбо. Монте-Кристо чуть заметно улыбнулся. - Я живу у нее, когда нахожусь в отпуску, - продолжал Максимилиан, - и готов служить вам, граф, вместе с моим зятем, если вам что-либо пона- добится. - Одну минуту! - прервал Альбер, раньше чем Монте-Кристо успел отве- тить. - Подумайте, что вы делаете, Моррель. Вы хотите заточить путешест- венника, Синдбада-Морехода в семейную обстановку. Человека, который при- ехал смотреть Париж, вы хотите превратить в патриарха. - Вовсе нет, - улыбнулся Моррель, - моей сестре двадцать пять лет, зятю - тридцать, они молоды, веселы и счастливы. К тому же граф будет жить отдельно и встречаться с ними, только когда сам пожелает. - Благодарю вас, благодарю, - сказал Монте-Кристо, - я буду рад поз- накомиться с вашей сестрой и зятем, если вам угодно оказать мне эту честь, по я не приму ни одного из всех ваших предложении просто потому, что помещение для меня уже готово. - Как! - воскликнул Морсер. - Неужели вы будете жить в гостинице? Вам будет слишком неуютно! - Разве я так плохо жил в Риме? - спросил МонтеКристо. - Еще бы, в Риме вы истратили на обстановку ваших комнат пятьдесят тысяч пиастров; но не намерены же вы каждый раз идти на такие расходы. - Меня не это остановило, - отвечал Монте-Кристо, - но я хочу иметь в Париже дом, свои собственный. Я послал вперед своего камердинера, и он, наверное, уже купил дом и велел обставить. - Так, значит, у вас есть камердинер, который знает Париж? - восклик- нул Бошан. - Он, как и я, в первый раз во Франции; он чернокожий и к тому же не- мой, - отвечал Монте-Кристо. - Так это Али? - воскликнул Альбер среди всеобщего удивления. - Вот именно, Али, мой немой нубиец, которого вы, кажется, видели в Риме. - Ну, конечно, - отвечал Морсер, - я прекрасно его помню. Но как же вы поручили нубийцу купить дом в Париже и немому - его обставить? Нес- частный, наверное, все напутал. - Напрасно вы так думаете; напротив, я уверен, что он все устроил по моему вкусу; а у меня, как вам известно, вкус довольно необычный. Он уже с неделю как приехал; должно быть, он обегал весь город, проявляя чутье хорошей собаки, которая охотится одна; он знает мои прихоти, мои вкусы, мои потребности; он, наверное, все уже устроил, как надо. Он знал, что я приеду сегодня в десять часов утра, и ждал меня с девяти у заставы Фон- тенбло. Он передал мне эту бумажку; это мой новый адрес; вот, прочтите. И Монте-Кристо передал Альберу листок. - "Елисейские Поля, номер тридцать", - прочел Морсер. - Вот это оригинально! - вырвалось у Бошана. - И чисто по-княжески! - прибавил Шато-Рено. - Как, вы еще не знаете вашего дома? - спросил Дебрэ. - Нет, - ответил Монте-Кристо, - я уже говорил, что не хотел опазды- вать к назначенному часу. Я оделся в карете и вышел из нее у дверей ви- конта. Молодые люди переглянулись: они не могли понять, не разыгрывает ли Монте-Кристо комедию, но все слова этого человека, несмотря на их необы- чайность, дышали такой простотой, что нельзя было предполагать в них лжи, да и зачем ему было лгать? - Стало быть, - сказал Бошан, - придется нам довольствоваться теми маленькими услугами, которые мы можем оказать графу. Я как журналист открою ему доступ во все театры Парижа. - Благодарю вас, - сказал, улыбаясь, Монте-Кристо, - я уже велел мое- му управляющему абонировать в каждом театре по ложе. - А ваш управляющий тоже нубиец и немой? - спросил Дебрэ. - Нет, он просто ваш соотечественник, если только корсиканец может считаться чьим-либо соотечественником; вы его знаете, господин де Мор- сер. - Наверно, это достойный синьор Бертуччо, который так мастерски нани- мает окна? - Вот именно; и вы видели его, когда оказали мне честь позавтракать у меня. Это славный малый, который был и солдатом и контрабандистом - сло- вом, всем понемногу. Я даже не поручусь, что у него не было когданибудь неладов с полицией из-за какого-нибудь пустяка, вроде удара ножом. - И этого честного гражданина мира вы взяли к себе в управляющие, граф? - спросил Дебрэ. - Сколько он крадет у вас в год? - Право же, не больше всякого другого, я в этом уверен; но он мне подходит, не признает невозможного, и я держу его. - Таким образом, - сказал Шато-Рено, - у вас налажено все хозяйство: у вас есть дом на Елисейских Полях, прислуга, управляющий, и вам недос- тает только любовницы. Альбер улыбнулся: он вспомнил о прекрасной не то албанке, не то гре- чанке, которую видел в ложе графа в театре Балле и в театре Арджентина. - У меня есть нечто получше: у меня есть невольница, - сказал Мон- те-Кристо. - Вы нанимаете ваших любовниц в Опере, в Водевиле, в Варьете, а я купил свою в Константинополе; мне это обошлось дороже, но зато мне больше не о чем беспокоиться. - Но вы забываете, - заметил, смеясь, Дебрэ, - что мы вольные франки и что ваша невольница, ступив на французскую землю, стала свободна? - А кто ей это скажет? - спросил Монте-Кристо. - Да первый встречный. - Она говорит только по-новогречески. - Ну, тогда другое дело! - Но мы, надеюсь, увидим ее? - сказал Бошан. - Или вы, помимо немого, держите и евнухов? - Нет, - сказал Монте-Кристо, - я еще не дошел до этого в своем ори- ентализме: все, кто меня окружает, вольны в любую минуту покинуть меня и, сделав это, уже не будут нуждаться ни во мне, ни в ком-либо другом; вот поэтому, может быть, они меня и не покидают. Собеседники уже давно перешли к десерту и к сигарам. - Дорогой мой, - сказал, вставая, Дебрэ, - уже половина третьего; ваш гость очарователен, но нет такого приятного общества, с которым не надо было бы расставаться, иногда его приходится даже менять на неприятное; мне пора в министерство. Я поговорю о графе с министром, надо же нам уз- нать, кто он такой. - Берегитесь, - отвечал Морсер, - самые проницательные люди отступили перед этой загадкой. - Нам отпускают три миллиона на полицию; правда, они почти всегда оказываются израсходованными заранее, но на это дело пятьдесят тысяч франков во всяком случае наберется. - А когда вы узнаете, кто он, вы мне скажете? - Непременно. До свидания, Альбер; господа, имею честь кланяться. И, выйдя в прихожую, Дебрэ громко крикнул: - Велите подавать! - Очевидно, - сказал Бошан Альберу, - я так и не попаду в Палату, но моим читателям я преподнесу коечто получше речи господина Данглара. - Ради бога, Бошан, - отвечал Морсер, - ни слова, умоляю вас, не ли- шайте меня привилегии показать его. Не правда ли, занятный человек? - Больше того, - откликнулся Шато-Рено, - это поистине один из нео- быкновеннейших людей, каких я когда-либо встречал. Вы идете, Моррель? - Сейчас, я только передам мою карточку графу, он так любезен, что обещает заехать к нам, на улицу Меле, четырнадцать. - Могу вас заверить, что не премину это сделать, - с поклоном отвечал граф. И Максимилиан Моррель вышел с бароном Шато-Рено, оставив Монте-Кристо вдвоем с Морсером. III. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА Оставшись наедине с Монте-Кристо, Альбер сказал: - Граф, разрешите мне приступить к моим обязанностям чичероне и пока- зать вам образчик квартиры холостяка. Вам, привыкшему к итальянским дворцам, будет интересно высчитать, на пространстве скольких квадратных футов может поместиться молодой парижанин, который, по здешним понятиям, живет не так уж плохо. Переходя из комнаты в комнату, мы будем отворять окна, чтобы вы не задохнулись. Монте-Кристо уже видел столовую и нижнюю гостиную. Альбер прежде все- го повел его в свою студию; как читатель помнит, это была его любимая комната. Монте-Кристо был достойный ценитель всего того, что в ней собрал Альбер: старинные лари, японский фарфор, восточные ткани, венецианское стекло, оружие всех стран; все это было ему знакомо, и он с первого же взгляда определял век, страну и происхождение вещи. Морсер думал, что ему придется давать объяснения, а вышло так, что он сам, под руко- водством графа, проходил курс археологии, минералогии и естественной ис- тории. Они спустилась во второй этаж. Альбер ввел своего гостя в гости- ную. Стены здесь были увешаны произведениями современных художников. Тут были пейзажи Дюпре: высокие камыши, стройные деревья, ревущие коровы и чудесные небеса; были арабские всадники Делакруа в длинных белых бурну- сах, с блестящими поясами, с вороненым оружием; кони бешено грызлись, а люди бились железными палицами; были акварели Буланже - "Собор Парижской Богоматери", изображенный с той силой, которая равняет живописца с поэ- том; были холсты Диаса, цветы которого прекраснее живых цветов и солнце ослепительнее солнца в небе; были тут и рисунки Декана, столь же яркие, как и у Сальватора Розы, но поэтичнее; были пастели Жиро и Мюллера, изображавшие детей с ангельскими головками и женщин с девственными лица- ми; были страницы, вырванные из восточного альбома Доза, - карандашные наброски, сделанные им в несколько секунд, верхом на верблюде или под куполом мечети, - словом, все, что современное искусство может дать вза- мен погибшего и отлетевшего искусства прошлых веков. Альбер надеялся хоть теперь чем-нибудь поразить странного чужеземца, но, к немалому его удивлению, граф, не читая подписей, к тому же иногда представленных только инициалами, сразу же называл автора каждой вещи, и видно было, что он не только знал каждое из этих имен, но успел оценить и изучить талант каждого мастера. Из гостиной перешли в спальню; это был образец изящества и вместе с тем строгого вкуса: здесь сиял в матово-золотой раме всего лишь один портрет, но он был подписан Леопольдом Робером. Портрет тотчас же привлек внимание графа МонтеКристо; он поспешно по- дошел и остановился перод ним. Это был портрет женщины лет двадцати пяти, смуглой, с огненным взгля- дом из-под полуопущенных век; она была в живописном костюме каталонской рыбачки, в красном с черным корсаже и с золотыми булавками в волосах; взор ее обращен был к морю, и ее стройный силуэт четко выделялся на ла- зурном фоне неба и волн. В комнате было темно, иначе Альбер заметил бы, какая смертельная бледность покрыла лицо графа и как нервная дрожь пробежала по его плечам и груди. Прошла минута молчания, Монте-Кристо не отрывал взгляда от картины. - Ваша возлюбленная прелестна, виконт, - сказал он наконец совершенно спокойным голосом, - и этот костюм, очевидно маскарадный, ей очень идет. - Я не простил бы вам этой ошибки, - сказал Альбер, - если бы возле этого портрета висел какой-нибудь другой. Вы не знаете моей матери, граф; это ее портрет, он сделан, по ее желанию, лет шесть или восемь то- му назад. Костюм, по-видимому, придуман, но сходство изумительное, - я как будто вижу свою мать такой, какой она была в тысяча восемьсот трид- цатом году. Графиня заказала этот портрет в отсутствие моего отца. Она, вероятно, думала сделать ему приятный сюрприз, но отцу портрет почему-то не понравился; и даже мастерство живописца не могло победить его антипа- тии, - а ведь это, как вы сами видите, одно из лучших произведений Лео- польда Робера. Правда, между нами говоря, господин де Морсер - один из самых ревностных пэров, заседающих в Люксембургском дворце, известный знаток военного дела, но весьма посредственный ценитель искусств. Зато моя мать понимает живопись и сама прекрасно рисует; она слишком ценила это мастерское произведение, чтобы расстаться с ним совсем, и подарила его мне, чтобы оно реже попадалось на глаза отцу. Его портрет, кисти Гро, я вам тоже покажу. Простите, что я передаю вам эти домашние мелочи; но так как я буду иметь честь представить вас графу, я говорю вам все это, чтобы вы невзначай не похвалили при нем портрет матери. К тому же он пагубно действует на мою мать: когда она приходит ко мне, она не мо- жет смотреть на него без слез. Впрочем, недоразумение, возникшее из-за этого портрета между графом и графиней, было единственным между ними; они женаты уже больше двадцати лет, но привязаны друг к другу, как в первый день. Монте-Кристо кинул быстрый взгляд на Альбера, как бы желая отыскать тайный смысл в его словах, но видно было, что молодой человек произнес их без всякого умысла. - Теперь, граф, - сказал Альбер, - вы видели все мои сокровища; раз- решите предложить их вам, сколь они ни ничтожны; прошу вас, будьте здесь как дома. Чтобы вы еще лучше освоились, я провожу вас к господину де Морсер. Я еще из Рима написал ему о том, что вы для меня сделали, и о вашем обещании меня посетить; мои родители с нетерпением ждут возможнос- ти поблагодарить вас. Я знаю, граф, вы человек пресыщенный, и семейные сцены не слишком трогают Синдбада-Морехода; вы столько видели. Но прими- те мое предложение и смотрите на него как на вступление в парижскую жизнь: она вся состоит из обмена любезностями, визитов и представлений. Монте-Кристо молча поклонился; он, по-видимому, принимал это предло- жение без радости и без неудовольствия, как одну из светских условнос- тей, исполнять которые надлежит всякому воспитанному человеку. Альбер позвал своего камердинера и велел доложить графу и графине де Морсер о том, что к ним желает явиться граф Монте-Кристо. Альбер и граф последовали за ним. Войдя в прихожую графа, вы прежде всего замечали над дверью в гости- ную гербовый щит, который своей богатой оправой и полным соответствием с отделкой всей комнаты свидетельствовал о том значении, какое владелец дома придавал этому гербу. Монте-Кристо остановился перед щитом и внимательно осмотрел его. - По лазоревому полю семь золотых мерлеток, расположенных снопом. Это, конечно, ваш фамильный герб, виконт? - спросил он. - Если не счи- тать того, что я знаком с геральдическими фигурами и поэтому кое-как разбираюсь в гербах, я плохой знаток геральдики; ведь я граф случайный, сфабрикованный в Тоскане за учреждение командорства святого Стефана, и, пожалуй, не принял бы титула, если бы мне не твердили, что, когда много путешествуешь, это совершенно необходимо. Надо же иметь что-нибудь на дверцах кареты, хотя бы для того, чтобы таможенные чиновники вас не ос- матривали. Поэтому извините, что я предлагаю вам такой вопрос. - В нем нет ничего нескромного, - отвечал Морсер с простотой полней- шей убежденности. - Вы угадали: это наш герб, то есть родовой герб моего отца; но он, как видите, соединен с другим гербом - серебряная башня в червленом поле; это родовой герб моей матери. По женской линии я испа- нец, но род Морсеров - французский и, как мне приходилось слышать, один из древнейших на юге Франции. - Да, - сказал Монте-Кристо, - это и показывают мерлетки. Почти все вооруженные пилигримы, отправлявшиеся на завоевание Святой земли, избра- ли своим гербом или крест - знак их миссии, или перелетных птиц - знак дальнего пути, который им предстоял и который они надеялись совершить на крыльях веры. Ктонибудь из ваших предков с отцовской стороны, вероятно, участвовал в одном из крестовых походов; если даже это был поход Людови- ка Святого, то и тогда мы придем к тринадцатому веку, что вовсе неплохо. - Очень возможно, - сказал Морсер, - у моего отца в кабинете есть на- ше родословное древо, которое нам все это объяснит. Я когда-то составил к нему комментарии, в которых даже Дюзье и Жокур нашли бы для себя нема- ло поучительного. Теперь я к этому остыл, но должен вам сказать, как чи- чероне, что у нас, при нашем демократическом правительстве, начинают сильно интересоваться этими вещами. - В таком случае ваше правительство должно было выбрать в своем прош- лом что-нибудь получше тех двух вывесок, которые я видел на ваших памят- никах и которые лишены всякого геральдического смысла. Что же касается вас, виконт, вы счастливее вашего правительства, потому что ваш герб прекрасен и волнует воображение. Да, вы и провансалец и испанец; этим и объясняется, - если портрет, который вы мне показывали, похож, - чудес- ный смуглый цвет лица благородной каталонки, который так восхитил меня. Надо было быть Эдипом или даже самим сфинксом, чтобы разгадать иро- нию, которую граф вложил в эти слова, казалось бы проникнутые самой изысканной учтивостью; так что Морсер поблагодарил его улыбкой и, пройдя вперед, чтобы указать ему дорогу, распахнул дверь, находившуюся под гер- бом и ведшую, как мы уже сказали, в гостиную. На самом видном месте в этой гостиной висел портрет мужчины лет трид- цати пяти - восьми, в генеральском мундире, с эполетами жгутом - знак высокого чина, с крестом Почетного легиона на шее, что указывало па ко- мандорский ранг, и со звездами на груди: справа - ордена Спасителя, а слева - Карла III, из чего можно было заключить, что изображенная на этом портрете особа сражалась в Греции и Испании или, что в смысле зна- ков отличия равносильно, исполняла в этих странах какую-либо дипломати- ческую миссию. Монте-Кристо был занят тем, что так же подробно, как и первый, расс- матривал этот портрет, как вдруг отворилась боковая дверь, и появился сам граф де Морсер. Это был мужчина лет сорока пяти, но на вид ему казалось по меньшей мере пятьдесят; его черные усы и брови выглядели странно в контрасте с почти совсем белыми волосами, остриженными по-военному; он был в штатс- ком, и полосатая ленточка в его петлице напоминала о разнообразных пожа- лованных ему орденах. Осанка его была довольно благородна, и вошел он с очень радушным видом. Монте-Кристо не сделал ни шагу ему навстречу; ка- залось, ноги его приросли к полу, а глаза впились в лицо графа де Мор- сер. - Отец, - сказал Альбер, - имею честь представить вам графа Мон- те-Кристо, великодушного друга, которого, как вы знаете, я имел счастье встретить в трудную минуту. - Граф у нас желанный гость, - сказал граф де Морсер, с улыбкой при- ветствуя Монте-Кристо. - Он сохранил нашей семье ее единственного нас- ледника, и мы ему безгранично благодарны. С этими словами граф де Морсер указал Монте-Кристо на кресло и сел против окна. Монте-Кристо, усаживаясь в предложенное ему кресло, постарался ос- таться в тени широких бархатных занавесей, чтобы незаметно читать на ус- талом и озабоченном лице графа повесть тайных страданий, запечатлевшихся в каждой из его преждевременных морщин. - Графиня одевалась, когда виконт прислал ей сказать, что она будет иметь удовольствие познакомиться с вами, - сказал Морсер. - Через десять минут она будет здесь. - Для меня большая честь, - сказал Монте-Кристо, - в первый же день моего приезда в Париж встретиться с человеком, заслуги которого равны его славе и к которому судьба, в виде исключения, была справедлива; но, быть может, на равнинах Митиджи или в горах Атласа она готовит вам еще и маршальский жезл? - О, нет, - возразил, слегка краснея, Морсер, - я оставил службу, граф. Возведенный во время Реставрации в звание пэра, я участвовал в первых походах и служил под началом маршала де Бурмон; я мог, следова- тельно, рассчитывать на высшую командную должность, и кто знает, что произошло бы, оставайся на тропе старшая ветвь! Но, как видно, Июльская революция была столь блестяща, что могла позволить себе быть неблагодар- ной по отношению ко всем заслугам, не восходившим к императорскому пери- оду. Поэтому мне пришлось подать в отставку; кто, как я, добыл эполеты на поле брани, тот не умеет маневрировать на скользком паркете гостиных. Я бросил военную службу, занялся политикой, промышленностью, изучал прикладные искусства. Я всегда интересовался этими вещами, но за двад- цать лет службы не имел времени всем этим заниматься. - Вот откуда превосходство вашего народа над ними, граф, - отвечал Монте-Кристо. - Вы, потомок знатного рода, обладатель крупного состоя- ния, пошли добывать первые чины, служа простым солдатом; это случается редко; и, став генералом, пэром Франции, командором Почетного легиона, вы начинаете учиться чему-то новому не ради наград, но только для того, чтобы принести пользу своим ближним... Да, это прекрасно; скажу больше, поразительно. Альбер смотрел и слушал с удивлением: такой энтузиазм в Монте-Кристо был для него неожиданностью. - К сожалению, мы, в Италии, не таковы, - продолжал чужестранец, как бы желая рассеять чуть заметную тень, которую вызвали его слова на лице Морсера, - мы растем так, как свойственно нашей породе, и всю жизнь сох- раняем ту же листву, тот же облик и нередко ту же бесполезность. - Но для такого человека, как вы, Италия - подходящее отечество, - возразил граф до Морсер. - Франция раскрывает вам свои объятия; ответьте на ее призыв. Она не всегда неблагодарна; она дурно обходится со своими детьми, но по большей части радостно встречает иноземцев. - Видно, что вы не знаете графа Монте-Кристо, отец, - прервал его с улыбой Альбер. - То, что может его удовлетворить, находится за пределами нашего мира; он не гонится за почестями и берет от них только то, что умещается в паспорте. - Вот самое верное суждение обо мне, которое я когда-либо слышал, - заметил Монте-Кристо. - Граф имел возможность устроить свою жизнь, как хотел, - сказал граф де Морсер со вздохом, - и выбрал дорогу, усеянную цветами. - Вот именно, - ответил Монте-Кристо с улыбкой, которой не передал бы ни один живописец и не объяснил бы ни один физиономист. - Если бы я не боялся вас утомить, - сказал генерал, явно очарованный обращением гостя, - я повел бы вас в Палату; сегодняшнее заседание любо- пытно для всякого, кто не знаком с нашими современными сенаторами. - Я буду вам очень признателен, если вы мне это предложите в другой раз, но сегодня я надеюсь быть представленным графине, и я подожду. - А вот и матушка! - воскликнул виконт. И Монте-Кристо, быстро обернувшись, увидел на пороге гостиной г-жу де Морсер; она стояла в дверях, противоположных тем, в которые вошел ее муж, неподвижная и бледная; когда Монте-Кристо повернулся к ней, она опустила руку, которою почему-то опиралась на золоченый наличник двери. Она стояла там уже несколько секунд и слышала последние слова гостя. Тот встал и низко поклонился графине, которая молча, церемонно отве- тила на его поклон. - Что с вами, графиня? - спросил граф де Морсер. - Вы нездоровы? Мо- жет быть, здесь слишком жарко? - Матушка, вам дурно? - воскликнул виконт, бросаясь к Мерседес. Она поблагодарила их улыбкой. - Нет, - сказала она, - просто меня взволновала встреча с графом. Ведь если бы но он, мы были бы теперь погружены в печаль и траур. Граф, - продолжала она, подходя к нему с величием королевы, - я обязана вам жизнью моего сына, и за это благодеяние я от всего сердца благословляю вас. Я счастлива, что могу, наконец, высказать вам свою благодарность. Граф снова поклонился, еще ниже, чем в первый раз, и был еще бледнее, чем Мерседес. - Вы слишком великодушны, графиня, - сказал он необычайно мягко и почтительно. - Я ничего необыкновенного не сделал. Спасти человека, из- бавить отца от мучений, а женщину от слез - вовсе не доброе дело, это человеческий долг. - Как счастлив мой сын, что у него такой друг, как вы, граф, - с глу- боким чувством ответила г-жа де Морсер. - Я благодарю бога, что он так судил. И Мерседес подняла к небу свои прекрасные глаза с выражением беско- нечной благодарности; графу даже показалось, будто в них блеснули слезы. Г-н де Морсер подошел к ней. - Я уже просил у графа прощенья, что долже