ами, с ос- лепительно белой кожей, чью внешность Батистену описал его хозяин. В ту минуту, когда граф вошел в гостиную, молодой человек, небрежно развалясь на софе, рассеянно постукивал по башмаку тросточкой с золотым набалдаш- ником. Заметив входящего Монте-Кристо, он быстро поднялся. - Граф Монте-Кристо? - спросил он. - Да, - ответил тот, - и я, по-видимому, имею честь говорить с викон- том Андреа Кавальканти? - С виконтом Андреа Кавальканти, - повторил молодой человек, непри- нужденно кланяясь. - У вас должно быть адресованное мне письмо? - спросил Монте-Кристо. - Я не упомянул о нем из-за подписи, она показалась мне довольно странной. - Синдбад-Мореход, не правда ли? - Совершенно верно. А так как я никогда не слыхал о другом Синдба- де-Мореходе, кроме того, который описан в "Тысяче и одной ночи"... - Так это один из его потомков, мой приятель, богатейший человек, англичанин, более чем оригинал, почти сумасшедший; его настоящее имя лорд Уилмор. - А, теперь мне все понятно, - сказал Андреа. - Тогда все чудесно складывается. Это тот самый англичанин, с которым я познакомился... в... да, отлично... Граф, я к вашим услугам. - Если то, что я имею честь слышать от вас, соответствует истине, - возразил с улыбкой граф, - то, надеюсь, вы не откажитесь сообщить мне некоторые подробности о себе и о своих родных. - Охотно, граф, - отвечал молодой человек с легкостью, свидетельство- вавшей о его хорошей памяти. - Я, как вы сами сказали, виконт Андреа Ка- вальканти, сын майора Бартоломео Кавальканти, потомок тех Кавальканти, что записаны в золотую книгу Флоренции. Наша семья до сих пор очень сос- тоятельна, так как мой отец обладает полумиллионом годового дохода, но испытала много несчастий; я сам, когда мне было лет пять или шесть, был похищен предателем-гувернером и целых пятнадцать лет не видел своего ро- дителя. С тех пор как я стал взрослым, с тех пор как я свободен и завишу только от себя, я разыскиваю его, но тщетно. И вот это письмо вашего друга Синдбада извещает меня, что он в Париже и разрешает мне обратиться к вам, чтобы узнать о нем. - В самом деле, все, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно, - сказал граф, глядя с мрачным удовольствием на развязного молодого чело- века, отмеченного какойто сатанинской красотой. - Вы прекрасно сделали, что последовали совету моего друга Синдбада, потому что ваш отец здесь и разыскивает вас. Граф, с той самой минуты как вошел в гостиную, не сводил глаз с моло- дого человека; он восхищался уверенностью его взгляда и твердостью его голоса, но при столь естественных словах, как: "Ваш отец здесь и разыс- кивает вас", Андреа подскочил и воскликнул: - Мой отец! Мой отец здесь! - Разумеется, - отвечал Монте-Кристо, - ваш отец майор Бартоломео Ка- вальканти. Ужас, написанный на лице молодого человека, мгновенно исчез. - Да, правда, - сказал он, - майор Бартоломео Кавальканти. Так вы го- ворите, граф, что мой дорогой отец здесь? - Да, сударь. Мало того, я только что с ним разговаривал; все, что он мне рассказал о своем любимом сыне, давно потерянном, меня очень растро- гало, поистине его страдания, его опасения, его надежды могли бы соста- вить трогательную поэму. И вот однажды его уведомили, что похитители его сына предлагают возвратить его или сообщить, где он находится, за до- вольно значительную сумму. Но ничто не могло остановить любящего отца; эта сумма была им отослана на пьемонтскую границу, и вместе с ней визи- рованный паспорт для Италии. Вы, кажется, были в то время на юге Фран- ции? - Да, граф, - отвечал с несколько смущенным видом Андреа, - да, я был на юге Франции. - Вас в Ницце должен был ожидать экипаж? - Совершенно верно: он доставил меня из Ниццы в Геную; из Генуи в Ту- рин, из Турина в Шамбери, из Шамбсри в Поп-де-Бовуазеп, из Поп-де-Бовуа- зена в Париж. - Превосходно? Он все время надеялся встретить вас в пути, так как ехал той же дорогой, вот почему и для вас был намечен такой маршрут. - Но, - заметил Андреа, - если бы мой дорогой отец меня и встретил, я сомневаюсь, чтобы он меня узнал; я несколько изменился, с тех пор как мы потеряли друг друга из вида. - А голос крови! - сказал Монте-Кристо. - Да, верно, - ответил молодой человек, - я не подумал о голосе кро- ви! - Одно только беспокоит маркиза Кавальканти, - продолжал Монте-Крис- то, - а именно: что вы делали, пока были в разлуке с ним? как обращались с вами ваши угнетатели? относились ли к вам с тем уважением, которого требовало ваше происхождение? не потускнели ли вследствие ваших нравственных страданий, в сто раз более тяжелых, чем страдания физичес- кие, дарования, которыми так щедро наделила вас природа, и считаете ли вы себя в состоянии снова занять то высокое положение, на которое вы имеете право? - Я надеюсь, сударь, - растерянно пробормотал молодой человек, - что никакое ложное донесение... - Что вы! Я в первый раз услышал про вас от моего друга Уилмора, фи- лантропа. Он мне сказал, что нашел вас в затруднительном положении, не знаю каком; я не стал спрашивать - я не любопытен. Раз он проявил к вам сочувствие, значит в вас было что-то, достойное участия. Он сказал, что хочет вернуть вам то положение в свете, которого вы лишились, что он бу- дет разыскивать вашего отца и найдет его; он принялся его разыскивать и, очевидно, нашел, потому что отец ваш здесь: наконец, вчера он предупре- дил меня о вашем прибытии и дал мне кое-какие указания, касающиеся ваше- го имущества, - вот и все. Я знаю, что мой друг Уилмор большой оригинал, но так как в то же время он человек верный, богатый, как золотая рос- сыпь, и, следовательно, имеет возможность оригинальничать, не опасаясь разорения, то я обещал следовать его указаниям. Теперь, сударь, я прошу вас, не обижайтесь на мой вопрос: так как я должен буду немного вам пок- ровительствовать, я хотел бы знать, не сделали ли вас ваши несчастья - несчастья, в которых вы неповинны и которые ничуть не умаляют моего к вам уважения, - несколько чуждым тому обществу, в котором ваше состояние и ваше имя дают вам право занять такое видное положение? - На этот счет будьте совершенно спокойны, сударь, - отвечал молодой человек, к которому, пока граф говорил, возвращался его апломб. - Похи- тители, по-видимому, намеревались, как они это и сделали, впоследствии продать меня ему; они рассчитали, что, для того чтобы извлечь из меня наибольшую пользу, им следует не умалять моей ценности, а, если возмож- но, даже увеличить ее. Поэтому я получил недурное образование, и эти по- хитители младенцев обращались со мной приблизительно так, как малоазийс- кие рабовладельцы обращались с невольниками, делая из них ученых грамма- тиков, врачей и философов, чтобы подороже продать их. Монте-Кристо удовлетворенно улыбнулся: по-видимому, он ожидал меньше- го от Андреа Кавальканти. - Впрочем, - продолжал Андреа, - если бы во мне и сказался некоторый недостаток воспитания или, вернее, привычки к светскому обществу, я на- деюсь, что ко мне будут снисходительны, принимая во внимание несчастья, сопровождавшие мое детство и юность. - Ну что же, - небрежно сказал Монте-Кристо, - вы поступите, как вам будет угодно, виконт, - это ваше личное дело и только вас касается. Но поверьте, я бы не обмолвился на вашем месте ни словом обо всех этих приключениях; ваша жизнь похожа на роман, а свет, обожающий романы в желтой обложке, до странности недоверчиво относится к тем, которые жизнь переплетает в живую кожу, даже если она и позолоченная, как ваша. Вот на это затруднение я и позволю себе указать вам, виконт; не успеете вы рассказать кому-нибудь трогательную историю вашей жизни, как она уже обежит весь Париж в совершенно искаженном виде. Вам придется разыгрывать из себя Антони, а время таких Антони уже прошло. Быть может, вы вызовете любопытство, и это даст вам некоторый успех, но не всякому приятно быть мишенью для пересудов. Вам это может показаться утомительным. - Я думаю, что вы правы, граф, - сказал Андреа, невольно бледнея под пристальным взглядом Монте-Кристо, - это серьезное неудобство. - Ну, не следует и преувеличивать, - сказал МонтеКристо, - желая из- бежать ошибки, можно сделать глупость. Нет, надо просто вести себя обду- манно, а для такого умного человека, как вы, это тем легче сделать, что совладает с вашими интересами. Все темное, что может оказаться в вашем прошлом, надо опровергать доказательствами и свидетельством достойных друзей. Андреа был, видимо, смущен. - Я бы охотно был вашим поручителем, - продолжал Монте-Кристо, - но у меня привычка сомневаться в лучших друзьях и какая-то потребность воз- буждать сомнения в других; так что я был бы не в своем амплуа, как гово- рят актеры, и рисковал бы быть освистанным, а это уже лишнее. - Однако, граф, - решился возразить Андреа, - из уважения к лорду Уилмору, который вам меня рекомендовал... - Да, разумеется, - сказал Монте-Кристо, - но лорд Уилмор не скрыл от меня, что вы провели несколько бурную молодость. Нет, нет, - заметил граф, уловив движение Андреа, - я от вас не требую исповеди; впрочем, для того и вызвали из Лукки вашего отца, чтобы вы ни в ком другом не нуждались. Вы его сейчас увидите; он суховат, держится немного неестест- венно, но это - из-за мундира, и когда узнают, что он уже восемнадцать лет служит в австрийских войсках, с него не станут взыскивать: мы вообще не требовательны к австрийцам. В конечном счете как отец он вполне при- личен, уверяю вас. - Вы меня успокаиваете, граф; я так давно разлучен с ним, что совсем его не помню. - А кроме того, знаете, крупное состояние заставляет на многое смот- реть снисходительно. - Так мой отец действительно богат? - Он миллионер... пятьсот тысяч ливров годового дохода. - Значит, - с надеждой спросил молодой человек, - мое положение будет довольно... приятное? - Чрезвычайно приятное, мой дорогой, он назначил вам по пятьдесят ты- сяч ливров в год на все время, пока вы будете жить в Париже. - В таком случае я буду здесь жить всегда. - Гм! Кто может ручаться за будущее, дорогой виконт? Человек предпо- лагает, а бог располагает. Андреа вздохнул. - Но во всяком случае, - сказал он, - пока я в Париже и... пока обс- тоятельства не вынудят меня уехать, эти деньги, о которых вы упомянули мне обеспечены? - Разумеется. - Моим отцом? - с беспокойством осведомился Андреа. - Да, но под ручательством лорда Уилмора, который, по просьбе вашего отца, открыл вам ежемесячный кредит в пять тысяч франков у господина Данглара, одного из самых солидных парижских банкиров. - А мой отец собирается долго пробыть в Париже? - Только несколько дней, - отвечал Монте-Кристо. - Он не может оста- вить свою службу дольше, чем на две, три недели. - Ах, милый отец! - сказал Андреа, явно обрадованный этим скорым отъездом. - Поэтому, - сказал Монте-Кристо, делая вид, что не понял тона этих слов, - я не хочу больше оттягивать ни на минуту ваше свидание. Готовы ли вы обнять почтенного господина Кавальканти? - Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом? - Ну, так пройдите в эту гостиную, мой друг: там вы найдете своего отца, он вас ждет. Андреа поклонился графу и прошел в гостиную. Граф проводил его глазами и, когда он вышел, надавил пружину, скрытую в одной из картин, которая, выдвинувшись из рамы, образовала щель, поз- волявшую видеть все, что происходит в гостиной. Андреа закрыл за собой дверь и подошел к майору, который встал, как только заслышал шаги. - О, мой дорогой отец, - громко сказал Андреа, так чтобы граф мог его услышать из-за закрытой двери, - неужели это вы? - Здравствуйте, мой милый сын, - серьезно произнес майор. - Какое счастье вновь увидеться с вами после стольких лет разлуки, - сказал Андреа, бросая взгляд на дверь. - Действительно, разлука была долгая. - Обнимемся? - предложил Андреа. - Извольте, мой сын, - ответил майор. И они поцеловались, как целуются во Французском театре: приложившись щека к щеке. - Итак, мы снова вместе! - сказал Андреа. - Мы снова вместо, - повторил майор. - Чтобы никогда больше не расставаться? - Напротив, дорогой сын: ведь для вас, я думаю, Франция стала теперь вторым отечеством? - Должен признаться, - сказал молодой человек, - что я был бы в отча- янии, если бы мне пришлось покинуть Париж. - А я не мог бы жить вдали от Лукки. Так что я возвращаюсь в Италию при первой возможности. - Но раньше, чем уехать, дорогой отец, вы, конечно, передадите мне документы, на основании которых я мог бы доказать свое происхождение? - Само собой: ведь именно для этого я и приехал, и мне стоило таких трудов разыскать вас, чтобы передать их вам, что было бы немыслимо про- делать это вторично. На это ушли бы последние дни моей жизни. - И эти документы... - Вот они. Андреа жадно схватил брачное свидетельство своего отца и свою метрику и, развернув их с вполне естественным сыновним нетерпением, пробежал оба акта быстрым и привычным взглядом, свидетельствовавшим о немалой опыт- ности, так же как о живейшем интересе. Когда он кончил, лицо его засияло невыразимой радостью, и он со странной улыбкой взглянул на майора. - Вот как? - сказал он на чистейшем тосканском наречии. - Что же, в Италии нет больше каторги? Майор выпрямился. - Это к чему? - сказал он. - Да к тому, что там безнаказанно фабрикуют такие бумаги. За половину такой проделки, мой дорогой отец, вас во Франции отправили бы провет- риться в Тулон лет на пять. - Что вы сказали? - спросил майор, пытаясь принять величественный вид. - Дорогой господин Кавальканти, - сказал Андреа, беря майора за ло- коть, - сколько вам платят за то, чтобы вы были моим отцом? Майор хотел ответить. - Шш, - сказал Андреа, понизив голос, - я подам вам пример доверия: мне дают пятьдесят тысяч франков в год, чтобы я изображал вашего сына; таким образом, вы понимаете, у меня нет никакой охоты отрицать, что вы мой отец. Мййор с беспокойством оглянулся. - Не беспокойтесь, здесь никого нет, - сказал Андреа, - притом мы го- ворим по-итальянски. - Ну, а мне, - сказал приезжий из Лукки, - дают единовременно пятьде- сят тысяч франков. - Господин Кавальканти, - спросил Андреа, - верите ли вы в волшебные сказки? - Раньше не верил, но теперь приходится поверить. - Так у вас появились доказательства? Майор вытащил из кармана пригоршню луидоров. - Осязаемые, как видите. - Так, по-вашему, я могу доверять данным мне обещаниям? - По-моему, да. - И этот милейший граф их выполнит? - В точности, но вы сами понимаете, чтобы достигнуть этого, мы должны хорошо играть свою роль. - Ну еще бы!.. - Я - нежного отца... - А я - почтительного сына, раз они желают, чтобы я был вашим сыном. - Кто это - "они"? - Ну, не знаю, - те, кто вам писал: ведь вы получили письмо? - Получил. - От кого? - От какого-то аббата Бузони. - Вы его не знаете? - Никогда его не видел. - Что ж было в этом письме? - Вы меня не выдадите? - Зачем мне это делать? Интересы у нас общие. - Ну так читайте. И майор подал молодому человеку письмо. Андреа вполголоса прочел: - "Вы бедны, вас ожидает несчастная старость. Хотите сделаться если не богатым, то во всяком случае независимым человеком? Немедленно выезжайте в Париж и отправляйтесь к графу Монте-Кристо, авеню Елисейских Полей, "N 30. Вы его спросите о вашем сыне, рожденном от брака с маркизой Корсинари и похищенном у вас в пятилетнем возрасте. Этого сына зовут Андреа Кавальканти. Дабы у вас не возникло сомнений в том, что нижеподписавшийся желает вам добра, вы найдете приложеанье к этому: 1) Чек на две тысячи четыреста тосканских ливров, выписанный на банк г. Гоцци во Флоренции. 2) Рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, который по моему по- ручению выплатит вам сорок восемь тысяч франков. Явитесь к графу 26 мая, в 7 часов вечера. Аббат Бузони". - Так и есть. - Что значит "так и есть"? Что вы хотите этим сказать? - спросил ма- йор. - Что получил почти такое же письмо. - Вы? - Да, я. - От аббата Бузони? - Нет. - А от кого же? - От одного англичанина, некоего лорда Уилмора, который называет себя Синдбадом-Мореходом. - И которого вы знаете не больше, чем я - аббата Бузони. - Нет, я больше осведомлен, чем вы. - Вы его видали? - Да, однажды. - Где это? - Вот этого я не могу сказать; вы тогда знали бы столько же, сколько и я, а это лишнее. - И что же в этом письме?.. - Читайте. - "Вы бедны, и вам предстоит печальная будущность. Хотите получить знатное имя, быть свободным, быть богатым?" - Черт возьми, - сказал Андреа, раскачиваясь на каблуках, - как будто об этом надо спрашивать. - "Садитесь в почтовую карету, которая будет ждать вас при выезде из Ниццы, у Генуэзских ворот. Поезжайте через Турин, Шамбери и Пон-де-Бову- азен. Явитесь к графу Монте-Кристо, авеню Елисейских Полей, N 30, двад- цать шестого мая, в семь часов вечера, и спросите у него о вашем отце. Вы сын маркиза Бартоломео Кавальканти и маркизы Оливы Корсинари, как это удостоверяют документы, которые вам передаст маркиз и которые позво- лят вам появиться под этим именем в парижском обществе. Что касается вашего положения, то годовой доход в пятьдесят тысяч ливров позволит вам его достойно поддержать. При сем прилагаю чек на пять тысяч ливров, выписанный на банк г. Фер- реа в Ницце, и рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, которому я поручил заботиться о ваших нуждах. Синдбад-Мореход". - Недурно! - заметил майор. - Не правда ли? - Вы видели графа? - Я только что от него. - И он подтвердил написанное? - Полностью. - Вы что-нибудь понимаете в этом? - По правде говоря, нет. - Тут кого-то надувают. - Во всяком случае не нас с вами? - Нет, разумеется. - Ну, тогда... - Не все ли нам равно, правда? - Именно это я хотел сказать: доиграем до конца и дружно. - Идет, вы увидите, что я достоин быть вашим партнером. - Я ни минуты в этом не сомневался, дорогой отец. - Вы оказываете мне большую честь, дорогой сын. Монте-Кристо выбрал эту минуту, чтобы вернуться в гостиную. Услышав его шаги, собеседники бросились друг другу в объятия; так их застал граф. - Ну что, маркиз? - сказал Монте-Кристо. - По-видимому, вы довольны своим сыном? - Ах, граф, я задыхаюсь от радости. - А вы, молодой человек? - Ах, граф, я сам не свой от счастья. - Счастливый отец! Счастливое дитя! - сказал граф. - Одно меня огорчает, - сказал майор, - необходимость так быстро по- кинуть Париж. - Но, дорогой господин Кавальканти, - сказал МонтеКристо, - надеюсь, вы не уедете, не дав мне возможности познакомить вас кое с кем из дру- зей! - Я весь к услугам вашего сиятельства, - отвечал майор. - Теперь, молодой человек, исповедайтесь. - Кому? - Да вашему отцу, скажите ему откровенно, в каком состоянии ваши де- нежные дела. - Черт возьми! - заявил Андреа, - вы коснулись больного места. - Слышите, майор? - сказал Монте-Кристо. - Конечно, слышу. - Да, но понимаете ли вы? - Великолепно. - Он говорит, что нуждается в деньгах, этот милый мальчик. - А что же я должен сделать? - Дать их ему. - Я? - Да, вы. Монте-Кристо стал между ними. - Возьмите, - сказал он Андреа, сунув ему в руку пачку ассигнаций. - Что это такое? - Ответ вашего отца. - Моего отца? - Да. Ведь вы ему намекнули, что вам нужны деньги? - Да. Ну и что же? - Ну, и вот. Он поручает мне передать вам это. - В счет моих доходов? - Нет, на расходы по обзаведению. - Дорогой отец? - Тише! - сказал Монте-Кристо. - Вы же видите, он не хочет, чтобы я говорил, что это от него. - Я очень ценю его деликатность, - сказал Андреа, засовывая деньги в карман. - Хорошо, - сказал граф, - а теперь идите! - А когда мы будем иметь честь снова увидеться с вашим сиятельством? - спросил Кавальканти. - Да, верно, - сказал Андреа, - когда мы будем иметь эту честь? - Если угодно, хоть в субботу... да... отлично... в субботу. У меня на вилле в Отейле, улица Фонтен, номер двадцать восемь, будет к обеду несколько человек, и между прочим господин Данглар, ваш банкир. Я вас с ним познакомлю: надо же ему знать вас обоих, раз он будет выплачивать вам деньги. - В парадной форме? - спросил вполголоса майор. - В парадной форме: мундир, ордена, короткие панталоны. - А я? - спросил Андреа. - Вы совсем просто: черные панталоны, лакированные башмаки, белый жи- лет, черный или синий фрак, длинный галстук; закажите платье у Блена или Вероника. Если вы не знаете их адреса, Батистен вам скажет. Чем менее претенциозно вы, при ваших средствах, будете одеты, тем лучше. Покупая лошадей, обратитесь к Деведе, а фаэтон закажите у Батиста. - В котором часу мы можем явиться? - спросил Андреа. - Около половины седьмого. - Хорошо, - сказал майор, берясь за шляпу. Оба Кавальканти откланялись и удалились. Граф подошел к окну и смотрел, как они под руку переходят двор. - Вот уж поистине два негодяя! - сказал он. - Какая жалость, что это не на самом деле отец и сын! Он постоял минуту в мрачном раздумье. - Поеду к Моррелям, - сказал он. - Кажется, меня душит не столько не- нависть, сколько отвращение. XIX. ОГОРОД, ЗАСЕЯННЫЙ ЛЮЦЕРНОЙ Теперь мы вернемся в огород, смежный с домом г-на де Вильфор, и у ре- шетки, потонувшей в каштановых деревьях, мы снова встретим наших знако- мых. На этот раз первым явился Максимилиан. Это он прижался лицом к доскам ограды и сторожит, не мелькнет ли в глубине сада знакомая тень, не зах- рустит ли под атласной туфелькой песок аллеи. Наконец, послышались шаги, но вместо одной тени появились две. Вален- тина опоздала из-за визита г-жи Данглар и Эжени, затянувшегося дольше того часа, когда она должна была явиться на свидание. Тогда, чтобы не пропустить его, Валентина предложила мадемуазель Данглар пройтись по са- ду, желая показать Максимилиану, что она не виновата в этой задержке. Моррель так и понял, с быстротой интуиции, присущей влюбленным, и у него стало легче на душе. К тому же, хоть и не приближаясь на расстояние голоса, Валентина направляла свои шаги так, чтобы Моррель мог все время видеть ее, и всякий раз, когда она проходила мимо, взгляд, незаметно для спутницы брошенный ею в сторону ворот, говорил ему: "Потерпите, друг, вы видите, что я не виновата". И Максимилиан запасался терпением, восхищаясь тем контрастом, который являли обе девушки: блондинка с томным взглядом, гибкая, как молодая ива, и брюнетка, с гордыми глазами, стройная, как тополь; разумеется, все преимущества, по крайней мере в глазах Морреля, оказывались на сто- роне Валентины. Погуляв полчаса, девушки удалились: Максимилиан понял, что визит г-жи Данглар пришел к концу. В самом деле, через минуту Валентина вернулась уже одна. Боясь, как бы нескромный взгляд не следил за ее возвращением, она шла медленно; и вместо того чтобы прямо подойти к воротам, она села на скамейку, предва- рительно, как бы невзначай, окинув взглядом все кусты и заглянув во все аллеи. Приняв все эти меры предосторожности, она подбежала к воротам. - Валентина, - произнес голос из-за ограды. - Здравствуйте, Максимилиан. Я заставила вас ждать, но вы видели, по- чему так вышло. - Да, я узнал мадемуазель Данглар, - я не думал, что вы так дружны с нею. - А кто вам сказал, что мы дружим? - Никто, но мне это показалось по тому, как вы гуляли под руку, как вы беседовали, словно школьные подруги, которые делятся своими тайнами. - Мы действительно откровенничали, - сказала Валентина, - она призна- лась мне, что ей не хочется выходить замуж за господина де Морсер, а я ей говорила, каким несчастьем будет для меня брак с господином д'Эпипе. - Милая Валентина! - Вот почему вам показалось, что мы с Эжени большие друзья, - продол- жала девушка. - Ведь говоря о человеке, которого я не люблю, я думала о том, кого я люблю. - Какая вы хорошая, Валентина, и как много в вас того, чего никогда не будет у мадемуазель Данглар, - того неизъяснимого очарования, которое для женщины то же самое, что аромат для цветка и сладость для плода: ведь и цветку и плоду мало одной красоты. - Это вам кажется потому, что вы меня любите. - Нет, Валентина, клянусь вам. Вот сейчас я смотрел на вас обеих, и, честное слово, отдавая должное красоте мадемуазель Данглар, я не пони- мал, как можно в нее влюбиться. - Это потому, что, как вы сами говорите, я была тут, и мое при- сутствие делало вас пристрастным. - Нет... но скажите мне... я спрашиваю просто из любопытства, которое объясняется моим мнением о мадемуазель Данглар... - И, наверное, несправедливым мнением, хоть я и но знаю, о чем идет речь. Когда вы судите нас, бедных женщин, нам не приходится рассчитывать на снисхождение. - Можно подумать, что, когда вы говорите между собою, вы очень спра- ведливы друг к другу! - Это оттого, что наши суждения почти всегда бывают пристрастны. Но что вы хотели спросить? - Разве мадемуазель Данглар кого-нибудь любит, что не хочет выходить замуж за господина де Морсер? - Максимилиан, я уже вам сказала, что Эжени мне вовсе не подруга. - Да ведь и не будучи подругами, девушки поверяют друг другу свои тайны, - сказал Моррель. - Сознайтесь, что вы расспрашивали ее об этом. А, я вижу, вы улыбаетесь! - Видимо, вам не очень мешает эта деревянная перегородка? - Так что же она вам сказала? - Сказала, что никого не любит, - отвечала Валентина, - что с ужасом думает о замужестве; что ей больше всего хотелось бы вести жизнь свобод- ную и независимую и что она почти желает, чтобы ее отец разорился, тогда она сможет стать артисткой, как ее приятельница Луиза д'Армильи. - Вот видите! - Что же это доказывает? - спросила Валентина. - Ничего, - улыбаясь, ответил Максимилиан. - Так почему же вы улыбаетесь? - Вот видите, - сказал Максимилиан, - вы тоже смотрите сюда. - Хотите, я отойду? - Нет, нет! Но поговорим о вас. - Да, вы правы: нам осталось только десять минут. - Это ужасно! - горестно воскликнул Максимилиан. - Да, вы правы, я плохой друг, - с грустью сказала Валентина. - Какую жизнь вы из-за меня ведете, бедный Максимилиан, а ведь вы созданы для счастья! Поверьте, я горько упрекаю себя за это. - Не все ли равно, Валентина: ведь в этом мое счастье! Ведь это веч- ное ожидание искупают пять минут, проведенных с вами, два слова, слетев- шие с ваших уст. Я глубоко убежден, что бог не мог создать два столь созвучных сердца и не мог соединить их столь чудесным образом только для того, чтобы их разлучить. - Благодарю, Максимилиан. Продолжайте надеяться за нас обоих, что де- лает меня почти счастливой. - Что у вас опять случилось, Валентина, почему вы должны так скоро уйти? - Не знаю; госпожа де Вильфор просила меня зайти к ней; она хочет со- общить мне что-то, от чего, как она говорит, зависит часть моего состоя- ния. Боже мой, я слишком богата, пусть возьмут себе мое состояние, пусть оставят мне только покой и свободу, - вы меня будете любить и бедной, правда, Моррель? - Я всегда буду любить вас! Что мне бедность или богатство, - лишь бы моя Валентина была со мной и я был уверен, что никто не может ее у меня отнять! Но, скажите, это сообщение не может относиться к вашему заму- жеству? - Не думаю. - Послушайте, Валентина, и не пугайтесь, потому что, пока я жив, я не буду принадлежать другой. - Вы думаете, это меня успокаивает, Максимилиан? - Простите! Вы правы, я сказал нехорошо. Да, так я хотел сказать вам, что я на днях встретил Морсера. - Да? - Вы знаете, что Франц его друг? - Да, так что же? - Он получил от Франца письмо; Франц пишет, что скоро вернется. Валентина побледнела и прислонилась к воротам. - Господи, - сказала она, - неужели? Но нет, об этом мне сообщила бы не госпожа де Вильфор. - Почему? - Почему... сама не знаю... но мне кажется, что госпожа де Вильфор, хоть она открыто и не против этого брака, в душе не сочувствует ему. - Знаете, Валентина, я, кажется, начну обожать госпожу де Вильфор! - Не спешите, Максимилиан, - сказала Валентина, грустно улыбаясь. - Но если этот брак ей неприятен, то, может быть, чтобы помешать ему, она отнесется благосклонно к какому-нибудь другому предложению? - Не надейтесь на это, Максимилиан; госпожа де Вильфор отвергает не мужей, а замужество. - Как замужество? Если она против брака, зачем же она сама вышла за- муж? - Вы не понимаете, Максимилиан. Когда я год тому назад заговорила о том, что хочу уйти в монастырь, она, хоть и считала нужным возражать, приняла эту мысль с радостью; даже мой отец согласился - и это благодаря ее увещаниям, я уверена; меня удержал только мой бедный дедушка. Вы не можете себе представить, Максимилиан, как выразительны глаза этого нес- частного старика, который любит на всем свете только меня одну и, - да простит мне бог, если я клевещу! - которого люблю только я одна. Если бы вы знали, как он смотрел на меня, когда узнал о моем решении, сколько было упрека в этом взгляде и сколько отчаяния в его слезах, которые тек- ли без жалоб, без вздохов по его неподвижному лицу. Мне стало стыдно, я бросилась к его ногам и воскликнула: "Простите! Простите, дедушка! Пусть со мной будет, что угодно, я никогда с вами не расстанусь". Тогда он поднял глаза к небу... Максимилиан, мне, может быть, придется много страдать, но за все страдания меня заранее вознаградил этот взгляд моего старого деда. - Дорогая Валентина, вы ангел, и я, право, не знаю, чем я заслужил, когда направо и налево рубил бедуинов, - разве что бог принял во внима- ние, что это неверные, - чем я заслужил счастье вас узнать. Но послушай- те, почему же госпожа де Вильфор может не хотеть, чтобы вы вышли замуж? - Разве вы не слышали, как я только что сказала, что я богата, слиш- ком богата? После матери я унаследовала пятьдесят тысяч ливров годового дохода; мои дедушка и бабушка, маркиз и маркиза де Сен-Мерап, оставят мне столько же; господин Нуартье, очевидно, намерен сделать меня своей единственной наследницей. Таким образом, по сравнению со мной, мой брат Эдуард беден. Со стороны госпожи де Вильфор ему ждать нечего. А она обо- жает этого ребенка. Если я уйду в монастырь, все мое состояние достанет- ся моему отцу, который будет наследником маркиза, маркизы и моим, а по- том перейдет к его сыну. - Странно, откуда такая жадность в молодой, красивой женщине. - Заметьте, что она думает не о себе, а о своем сыне, и то, что вы ставите ей в вину, с точки зрения материнской любви, почти добродетель. - Послушайте, Валентина, - сказал Моррель, - а если бы вы отдали часть своего имущества ее сыну? - Как предложить это женщине, которая вечно твердит о своем бескорыс- тии? - Валентина, моя любовь была для меня всегда священна, и, как все священное, я таил ее под покровом своего благоговения и хранил в глубине сердца; никто в мире, даже моя сестра, не подозревает об этой любви, тайну ее я не доверил ни одному человеку. Валентина, вы мне позволите рассказать о ней другу? Валентина вздрогнула. - Другу? - сказала она. - Максимилиан, мне страшно даже слышать об этом. А кто этот друг? - Послушайте, Валентина, испытывали ли вы по отношению к кому-нибудь такую неодолимую симпатию, что, видя этого человека в первый раз, вы чувствуете, будто знаете его уже давно, и спрашиваете себя, где и когда его видели, и, не в силах припомнить, начинаете верить, что это было раньше, в другом мире, и что эта симпатия - только проснувшееся воспоми- нание? - Да. - Ну, вот, это я испытал в первый же раз, когда увидел этого необык- новенного человека. - Необыкновенного человека? - Да. - И вы с ним давно знакомы? - Какую-нибудь педелю или дней десять. - И вы называете другом человека, которого знаете всего неделю? Я ду- мала, Максимилиан, что вы не так щедро раздаете прекрасное имя - друг. - Логически вы правы, Валентина; по говорите, что угодно, я не отка- жусь от этого инстинктивного чувства. Я убежден, что этот человек сыгра- ет роль во всем, что со мной в будущем случится хорошего, и мне иногда кажется, что он своим глубоким взглядом проникает в это будущее и нап- равляет его своей властной рукой. - Так это предсказатель? - улыбаясь, спросила Валентина. - Право, - сказал Максимилиан, - я порой готов поверить, что он пре- дугадывает... особенно хорошее. - Познакомьте меня с ним, пусть он мне скажет, найду ли я в любви награду за все мои страдания! - Мой бедный друг! Но вы его знаете. - Я? - Да. Он спас жизнь вашей мачехе и ее сыну. - Граф Монте-Кристо? - Да, он. - Нет, - воскликнула Валентина, - он никогда не будет моим другом, он слишком дружен с моей мачехой. - Граф - друг вашей мачехи, Валентина? Нет, мое чувство не может до такой степени меня обманывать; я уверен, что вы ошибаетесь. - Если бы вы только знали, Максимилиан! У нас в доме царит уже не Эдуард, а граф. Мачеха преклоняется перед ним и считает его кладезем всех человеческих познаний. Отец восхищается, - слышите, восхищается им и говорит, что никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так красноречиво выс- казывал такие возвышенные мысли. Эдуард его обожает и, хоть и боится его больших черных глаз, бежит к нему навстречу, как только его увидит, и всегда получает из его рук какую-нибудь восхитительную игрушку; в нашем доме граф Монте-Кристо уже не гость моего отца или госпожи де Вильфор, - граф Монте-Кристо у себя дома. - Ну что же, если все это так, как вы рассказываете, то вы должны бы- ли уже почувствовать или скоро почувствуете его магическое влияние. Он встречает в Италии Альбера де Морсер - и выручает его из рук разбойни- ков; он знакомится с госпожой Данглар - и делает ей царский подарок; ва- ша мачеха и брат проносятся мимо его дома - и его нубиец спасает им жизнь. Этот человек явно обладает даром влиять на окружающее. Я ни в ком не встречал соединения более простых вкусов с большим великолепием. Ког- да он мне улыбается, в его улыбке столько нежности, что я не могу по- нять, как другие находят ее горькой. Скажите, Валентина, улыбнулся ли он вам так? Если да, вы будете счастливы. - Я! - воскликнула молодая девушка. - Максимилиан, он даже не смотрит на меня или, вернее, если я прохожу мимо, он отворачивается от меня. Нет, он совсем не великодушен или не обладает проницательностью, которую вы ему приписываете, и не умеет читать в сердцах людей. Если бы он был великодушным человеком, то, увидав, как я печальна и одинока в этом до- ме, он защитил бы меня своим влиянием, и если он действительно, как вы говорите, играет роль солнца, то он согрел бы мое сердце своими лучами. Вы говорите, что он вас любит, Максимилиан; а откуда вы это знаете? Люди приветливо улыбаются сильному офицеру пяти футов и шести дюймов ростом, с длинными усами и большой саблей, но они, не задумываясь, раздавят нес- частную плачущую девушку. - Валентина, клянусь, вы ошибаетесь! - Подумайте, Максимилиан, если бы это было иначе, если бы он обращал- ся со мной дипломатически, как человек, который стремится так или иначе утвердиться в доме, он хоть раз подарил бы меня той улыбкой, Которую вы так восхваляете. Но нет, он видит, что я несчастна, он понимает, что не может иметь от меня никакой пользы, и даже не обращает на меня внимания. Кто знает, может быть, желая угодить моему отцу, госпоже де Вильфор или моему брату, он тоже станет преследовать меня, если это будет в его власти? Давайте будем откровенны: я ведь не такая женщина, которую можно вот так, без причины, презирать; вы сами это говорили. Простите меня, - продолжала она, заметив, какое впечатление ее слова производят на Макси- милиана, - я дурная и высказываю вам сейчас мысли, которых сама в себе не подозревала. Да, я не отрицаю, что в этом человеке есть сила, о кото- рой вы говорите, и она действует даже на меня, но, как видите, действует вредно и губит добрые чувства. - Хорошо, - со вздохом произнес Моррель, - не будем говорить об этом. Я не скажу ему ни слова. - Я огорчаю вас, мой друг, - сказала Валентина. - Почему я не могу пожать вам руку, чтобы попросить у вас прощения? Но я и сама была бы ра- да, если бы вы меня переубедили; скажите, что же собственно сделал для вас граф Монте-Кристо? - Признаться, вы ставите меня в трудное положение, когда спрашиваете, что именно сделал для меня граф, - ничего определенного, я это сам пони- маю. Мое чувство к нему совершенно бессознательно, в нем нет ничего ра- зумно обоснованного. Разве солнце что-нибудь сделало для меня? Нет. Оно согревает меня, и при его свете я вижу вас, вот и все. Разве тот или иной аромат сделал что-нибудь для меня? Нет. Он просто приятен. Мне больше нечего сказать, если меня спрашивают, почему я люблю этот запах. Так и в моем дружеском чувстве к графу есть что-то необъяснимое, как и в его отношении ко мне. Внутренний голос говорит мне, что эта взаимная и неожиданная симпатия не случайна. Я чувствую какую-то связь между малей- шими его поступками, между самыми сокровенными его мыслями и моими пос- тупками и мыслями. Вы опять будете смеяться надо мной, Валентина, но с тех пор как я познакомился с этим человеком, у меня возникла нелепая мысль, что все, что со мной происходит хорошего, исходит от него. А ведь я прожил на свете тридцать лет, не чувствуя никакой потребности в таком покровителе, правда? Все равно, вот вам пример: он пригласил меня на субботу к обеду; это вполне естественно при наших отношениях, так? И что же я потом узнал? К этому обеду приглашены ваш отец и ваша мачеха. Я встречусь с ними, и кто знает, к чему может привести эта встреча? Каза- лось бы, самый простой случай, по я чувствую в нем нечто необыкновенное: он вселяет в меня какую-то странную уверенность. Я говорю себе, что этот человек необычайный человек, который все знает и все понимает, хотел устроить мне встречу с господином и госпожой де Вильфор. Порой даже, клянусь вам, я стараюсь прочесть в его глазах, не угадал ли он мою лю- бовь. - Друг мой, - сказала Валентина, - я бы сочла вас за духовидца и не на шутку испугалась бы за ваш рассудок, если бы слышала от вас только такие рассуждения. Как, вам кажется, что эта встреча - не случайность? Но подумайте хорошенько. Мой отец, который никогда нигде не бывает, раз десять пробовал заставить госпожу де Вильфор отказаться от этого пригла- шения, по она, напротив, горит желанием побывать в доме этого необыкно- венного набоба и, хоть с большим трудом, добилась все-таки, чтобы он ее сопровождал. Нет, нет, поверьте, на этом свете, кроме вас, Максимилиан, мне но от кого ждать помощи, как только от дедушки, живого трупа, не у кого искать поддержки, кроме моей матери, бесплотной тени! - Я чувствую, что вы правы, Валентина, и что логика на вашей стороне, - сказал Максимилиан, - но ваш нежный голос, всегда так властно на меня действующий, сегодня не убеждает меня. - А ваш меня, - отвечала Валентина, - и признаюсь, что если у вас нет другого примера... - У меня есть еще один, - нерешительно проговорил Максимилиан, - но я должен сам признаться, что он еще более нелеп, чем первый. - Тем хуже, - сказала, улыбаясь, Валентина. - А все-таки, - продолжал Моррель, - для меня он убедителен, потому что я человек чувства, интуиции и за десять лет службы не раз обязан был жизнью молниеносному наитию, которое вдруг подсказывает отклониться вправо или влево, чтобы пуля, несущая смерть, пролетела мимо. - Дорогой Максимилиан, почему вы не приписываете моим молитвам, что пули отклоняются от своего пути? Когда вы там, я молю бога и свою мать уже не за себя, а за вас. - Да, с тех пор как мы узнали друг друга, - с улыбкой сказал Моррель, - но прежде, когда я еще не знал вас, Валентина? - Ну, хорошо, злой вы; если вы не хотите быть мне ничем обязанным, вернемся к примеру, который вы сами признаете нелепым. - Так вот посмотрите в щелку: видите там, под деревом, новую лошадь, на которой я приехал? - Какой чудный конь! Почему вы не подвели его сюда? Я бы поговорила с ним. - Вы сами видите, это очень дорогая лошадь, - сказал Максимилиан. - А вы знаете, что мои средства ограничены, Валентина, и я, что называется, человек благоразумный. Ну, так вот, я увидел у одного торговца этого ве- ликолепного Медеа, как я его зову. Я справился о цене; мне ответили: че- тыре с половиной тысячи франков; я само собой должен был перестать им восхищаться и ушел, признаюсь, очень огорченный, потому что лошадь смот- рела на меня приветливо, ласкалась ко мне и гарцевала подо мной самым кокетливым и очаровательным образом. В то