осил банкир. - Сказочное. - Что они делают? - Безуспешно стараются его прожить. Кстати, они аккредитованы на ваш банк, они сказали мне это, когда были у меня третьего дня. Я даже ради вас и пригласил их. Я вам их представлю. - Мне кажется, они очень чисто говорят по-французски, - сказал Данг- лар. - Сын воспитывался в каком-то коллеже на юге Франции, в Марселе или его окрестностях как будто. Сейчас он в совершенном восторге. - От чего? - спросила баронесса. - От француженок, сударыня. Он непременно хочет жениться на парижан- ке. - Нечего сказать, остроумно придумал! - заявил Данглар, пожимая пле- чами. Госпожа Данглар бросила на мужа взгляд, который в другое время пред- вещал бы бурю, по и на этот раз она смолчала. - Барон сегодня как будто в очень мрачном настроении, - сказал Мон- те-Кристо г-же Данглар, - уж не хотят ли его сделать министром? - Пока пет, насколько я знаю. Я скорее склонна думать, что он играл на бирже и проиграл, и теперь не знает, на ком сорвать досаду. - Господин и госпожа де Вильфор! - возгласил Батистен. Королевский прокурор с супругой вошли в комнату. Вильфор, несмотря на все свое самообладание, был явно взволнован. По- жимая его руку, Монте-Кристо заметил, что она дрожит. "Положительно, только женщины умеют притворяться", - сказал себе Мон- те-Кристо, глядя на г-жу Данглар, которая улыбалась королевскому проку- рору и целовалась с его женой. После обмена приветствиями граф заметил, что Бертуччо, до того време- ни занятый в буфетной, проскользнул в маленькую гостиную, смежную с той, в которой находилось общество. Он вышел к нему. - Что вам нужно, Бертуччо? - спросил он. - Ваше сиятельство не сказали мне, сколько будет гостей. - Да, верно. - Сколько приборов? - Сосчитайте сами. - Все уже в сборе, ваше сиятельство? - Да. Бертуччо заглянул в полуоткрытую дверь. Монте-Кристо впился в него глазами. - О боже! - воскликнул Бертуччо. - В чем дело? - спросил граф. - Эта женщина!.. Эта женщина!.. - Которая? - Та, в белом платье и вся в бриллиантах... блондинка!.. - Госпожа Данглар? - Я не знаю, как ее зовут. Но это она, сударь, это она! - Кто "она"? - Женщина из сада! Та, что была беременна! Та, что гуляла, поджи- дая... поджидая... Бертуччо замолк, с раскрытым ртом, весь бледный; волосы у него стали дыбом. - Поджидая кого? Бертуччо молча показал пальцем на Вильфора, почти таким жестом, каким Макбет указывает на Банке. - О боже, - прошептал он наконец. - Вы видите? - Что? Кого? - Его! - Его? Господина королевского прокурора де Вильфор? Разумеется, я его вижу. - Так, значит, я его не убил! - Послушайте, милейший Бертуччо, вы, кажется, сошли с ума, - сказал граф. - Так, значит, он не умер! - Да нет же! Он не умер, вы сами видите; вместо того чтобы всадить ему кинжал в левый бок между шестым и седьмым ребром, как это принято у - ваших соотечественников, вы всадили его немного ниже или немного выше; а эти судейские - народ живучий. Или, вернее, во всем, что вы мне расс- казали, не было ни слова правды - это было лишь воображение, галлюцина- ция. Вы заснули, не переварив как следует вашего мщения, оно давило вам на желудок, и вам приснился кошмар, - вот и все. Ну, придите в себя и сосчитайте: господин и госпожа де Вильфор - двое; господин и госпожа Данглар - четверо; Шато-Рено, Дебрэ, Моррель - семеро; майор Бартоломео Кавальканти - восемь. - Восемь, - повторил Бертуччо. - Да постойте же! Постойте! Куда вы так торопитесь, черт возьми! Вы пропустили еще одного гостя. Посмотрите немного левей... вот там... гос- подин Андреа Кавальканти, молодой человек в черном фраке, который расс- матривает мадонну Мурильо; вот он обернулся. На этот раз Бертуччо едва не закричал, но под взглядом Монте-Кристо крик замер у него на губах. - Бенедетто! - прошептал он едва слышно. - Это судьба! - Бьет половина седьмого, господин Бертуччо, - строго сказал граф, - я распорядился, чтобы в это время был подан обед. Вы знаете, что я не люблю ждать. И Монте-Кристо вернулся в гостиную, где его ждали гости, тогда как Бертуччо, держась за стены, направился к столовой. Через пять минут рас- пахнулись обе двери гостиной. Появился Бертуччо и, делая над собой, по- добно Вателю [48] в Шантильи, последнее героическое усилие, объявил: - Кушать подано, ваше сиятельство! Монте-Кристо подал руку г-же де Вильфор. - Господин де Вильфор, - сказал он, - будьте кавалером баронессы Данглар, прошу вас. Вильфор повиновался, и все перешли в столовую. VI. ОБЕД Было совершенно очевидно, что, идя в столовую, все гости испытывали одинаковое чувство. Они недоумевали, какая странная сила заставила их всех собраться в этом доме, - и все же, как ни были некоторые из них удивлены и даже обеспокоены тем, что находятся здесь, им бы не хотелось здесь не быть. А между тем непродолжительность знакомства с графом, его эксцентрич- ная и одинокая жизнь, его никому неведомое и почти сказочное богатство должны были бы заставить мужчин быть осмотрительными, а женщинам прегра- дить доступ в этот дом, где не было женщин, чтобы их принять. Однако мужчины преступили законы осмотрительности, а женщины - правила прили- чия: неодолимое любопытство, их подстрекавшее, превозмогло все. Даже оба Кавальканти - отец, несмотря на свою чопорность, сын, нес- мотря на свою развязность, - казались озабоченными тем, что сошлись в доме этого человека, чьи цели были им непонятны, с другими людьми, кото- рых они видели впервые. Госпожа Данглар невольно вздрогнула, увидав, что Вильфор, по просьбе Монте-Кристо, предлагает ей руку, а у Вильфора помутнел взор за очками в золотой оправе, когда он почувствовал, как рука баронессы оперлась на его руку. Ни один признак волнения не ускользнул от графа; одно лишь соприкос- новение всех этих людей уже представляло для наблюдателя огромный инте- рес. По правую руку Вильфора села г-жа Данглар, а по левую - Моррель. Граф сидел между г-жой де Вильфор и Дангларом. Остальные места были заняты Дебрэ, сидевшим между отцом и сыном Ка- вальканти, и Шато-Рено, сидевшим между г-жой де Вильфор и Моррелем. Обед был великолепен; Монте-Кристо задался целью совершенно перевер- нуть все парижские привычки и утолить еще более любопытство гостей, не- жели их аппетит. Им был предложен восточный пир, но такой, какими могли быть только пиры арабских волшебниц. Все плоды четырех стран света, какие только могли свежими и сочными попасть в европейский рог изобилия, громоздились пирамидами в китайских вазах и японских чашах. Редкостные птицы в своем блестящем оперении, ис- полинские рыбы, простертые на серебряных блюдах, все вина Архипелага, Малой Азии и Южной Африки в дорогих сосудах, чьи причудливые формы, ка- залось, делали их еще ароматнее, друг за другом, словно на пиру, какие предлагал Апиций своим сотрапезникам, прошли перед Гастроном времен Ав- густа и Тиверия, взорами этих парижан, считавших, что обед на десять че- ловек, конечно, может обойтись в тысячу луидоров, но только при условии, если, подобно Клеопатре, глотать жемчужины или же, подобно Лоренцо Меди- чи, пить расплавленное золото. Монте-Кристо видел общее изумление; он засмеялся и стал шутить над самим собой. - Господа, - сказал он, - должны же вы согласиться, что на известной степени благосостояния только излишество является необходимостью, точно так же, как - дамы, конечно, согласятся, - на известной степени эк- зальтации реален только идеал? Продолжим эту мысль. Что такое чудо? То, чего мы не понимаем. Что всего желаннее? То, что недосягаемо. Итак, ви- деть непостижимое, добывать недосягаемое - вот чему я посвятил свою жизнь. Я достигаю этого двумя способами: деньгами и волей. Чтобы осу- ществить свою прихоть, я проявляю такую же настойчивость, как, например, вы, господин Данглар, - прокладывая железнодорожную линию; вы, господин де Вильфор, - добиваясь для человека смертного приговора; вы, господин Дебрэ, - умиротворяя какое-нибудь государство; вы, господин Шато-Рено, - стараясь понравиться женщине; и вы, Моррель, - укрощая лошадь, которую никто не может объездить. Вот, например, посмотрите на этих двух рыб: одна родилась в пятидесяти лье от Санкт-Петербурга, а другая - в пяти лье от Неаполя; разве не забавно соединить их на одном столе? - Что же это за рыбы? - спросил Данглар. - Вот Шато-Рено жил в России, он скажет вам, как называется одна из них, - отвечал Монте-Кристо, - а майор Кавальканти, итальянец, назовет другую. - Это, - сказал Шато-Рено, - по-моему, стерлядь. - Совершенно верно. - А это, - сказал Кавальканти, - если не ошибаюсь, минога. - Вот именно. А теперь, барон, спросите, где ловятся эти рыбы. - Стерляди ловятся только в Волге, - ответил ШатоРено. - Я не слышал, - сказал Кавальканти, - чтобы гденибудь, кроме озера Фузаро, водились миноги таких размеров. - Так оно и есть; одна прибыла с Волги, а другая с озера Фузаро. - Не может быть! - воскликнули все гости в один голос. - Вот это и доставляет мне удовольствие, - сказал Монте-Кристо. - Я, как Нерон, - cupitor impossibilium; [49] ведь вы тоже испытываете удо- вольствие; эти рыбы, которые на самом деле, может быть, и хуже, чем окунь или лосось, покажутся вам сейчас восхитительными, - и все потому, что вам казалось невозможным их достать, а между тем - вот они. - Но каким образом удалось доставить этих рыб в Париж? - Нет ничего проще. Их привезли в больших бочках, из которых одна вы- ложена речными травами и камышом, а другая - тростником и озерными рас- тениями; их поместили в специально устроенные фургоны; стерлядь прожила так двенадцать дней, а минога восемь, и обе они были живехоньки, когда попали в руки моего повара, который уморил одну в молоке, а другую в ви- не. Вы не верите, Данглар? - Во всяком случае позволяю себе сомневаться, - отвечал Данглар со своей натянутой улыбкой. - Батистен, - сказал Монте-Кристо, - велите принести сюда вторую стерлядь и вторую миногу, знаете, те, что прибыли в других бочках и еще живы. Данглар вытаращил глаза; все общество зааплодировало. Четверо слуг внесли две бочки, выложенные водорослями; в каждой из них трепетала рыба, подобная той, которая была подана к столу. - Но зачем же по две каждого сорта? - спросил Данглар. - Потому что одна из них могла заснуть, - просто ответил Монте-Крис- то. - Вы в самом деле изумительный человек! - сказал Данглар. - Что бы там ни говорили философы, хорошо быть богатым. - А главное - изобретательным, - добавила г-жа Данглар. - Это изобретение не мое, баронесса; оно было в ходу у римлян. Плиний сообщает, что из Остии в Рим, при помощи нескольких смен рабов, которые несли их на головах, пересылались рыбы из породы тех, которых он называ- ет mulus; судя по его описанию, это дорада. Получить ее живой считалось роскошью еще и потому, что зрелище ее смерти было очень занимательно; засыпая, она несколько раз меняла свой цвет и, подобно испаряющейся ра- дуге, проходила сквозь все оттенки спектра, после чего ее отправляли на кухню. Эта агония входила в число ее достоинств. Если ее не видели жи- вой, ею пренебрегали мертвой. - Да, - сказал Дебрэ, - но от Остии до Рима не больше восьми лье. - Это верно, - отвечал Монте-Кристо, - по разве заслуга родиться че- рез тысячу восемьсот лет после Лукулла, если не умеешь его превзойти? Оба Кавальканти смотрели во все глаза, но благоразумно молчали. - Это все очень интересно, - сказал Шато-Рено, - но что меня восхища- ет больше всего, так это быстрота, с которой исполняются ваши приказа- ния. Ведь правда, граф, что вы купили этот дом всего пять или шесть дней тому назад? - Да, не больше, - сказал Монте-Кристо. - И я убежден, что за эту неделю он совершенно преобразился; ведь, если я не ошибаюсь, у него был другой вход, и двор был мощеный и пустой, а сейчас это великолепная лужайка, обсаженная деревьями, которым на вид сто лет. - Что поделаешь, я люблю зелень и тень, - сказал Монте-Кристо. - В самом деле, - сказала г-жа де Вильфор, - прежде въезд был через ворота, выходившие на дорогу, и в день моего чудесного спасения, я пом- ню, вы ввели меня в дом прямо с улицы. - Да, сударыня, - сказал Монте-Кристо, - но потом я предпочел иметь вход, позволяющий мне сквозь ограду видеть Булонский лес. - В четыре дня, - сказал Моррель. - Это чудо! - Действительно, - сказал Шато-Рено, - сделать из старого дома совер- шенно новый - это похоже на чудо. Это был очень старый дом, и даже очень унылый. Я помню, моя мать поручила мне осмотреть его, когда маркиз де Сен-Меран решил его продать, года два или три тому назад. - Маркиз де Сен-Меран? - сказала г-жа де Вильфор. - Так этот дом раньше принадлежал маркизу де СенМеран? - По-видимому, да, - ответил Монте-Кристо. - Как по-видимому? Вы не знаете, у кого вы купили этот дом? - Признаться, нет; всеми этими подробностями занимается мой управляю- щий. - Правда, он уже лет десять был необитаем, - сказал Шато-Рено. - Грустно было видеть его закрытые ставни, запертые двери и заросший тра- вою двор. Право, если бы он не принадлежал тестю королевского прокурора, его можно было бы принять за проклятый дом, в котором когда-то соверши- лось великое преступление. Вильфор, который до сих пор не дотрагивался ни до одного из стоявших перед ним бокалов необыкновенного вина, взял первый попавшийся и залпом осушил его. Монте-Кристо минуту молчал; затем, среди безмолвия, последовавшего за словами Шато-Рено, он сказал: - Странно, барон, но та же самая мысль мелькнула и у меня, когда я вошел сюда в первый раз: этот дом показался мне зловещим, и я ни за что не купил бы его, если бы мой управляющий уже не сделал это за меня. Ве- роятно, этот мошенник получил некоторую мзду от нотариуса. - Весьма возможно, - пробормотал Вильфор, пытаясь улыбнуться, - но, поверьте, в этом подкупе я не повинен. Маркиз де Сен-Меран желал, чтобы этот дом, составлявший часть приданого его внучки, был продан, потому что, если бы он еще три-четыре года простоял необитаемым, он оконча- тельно разрушился бы. На этот раз побледнел Моррель. - Особенно одна комната, - продолжал Монте-Кристо, - на вид самая обыкновенная, комната как комната, обитая красным штофом, не знаю поче- му, показалась мне донельзя трагической. - Почему это? - спросил Дебрэ. - Почему трагической? - Разве можно дать себе отчет в инстинктивном чувстве? - сказал Мон- те-Кристо. - Разве не бывает мест, где на вас веет печалью? Почему? - не знаешь сам; благодаря сцеплению воспоминаний, прихоти мысли, переносящей нас в другие времена, в другие места, быть может не имеющие ничего обще- го с временем и местом, где мы находимся... И эта комната удивительно напомнила мне комнату маркизы де Гапж [50] или Дездемоны. Но мы кончили обедать, - если хотите, я покажу вам ее, прежде чем мы перейдем в сад пить кофе: после обеда - зрелище. Монте-Кристо вопросительно посмотрел на своих гостей; г-жа де Вильфор встала, Монте-Кристо сделал то же самое, и все последовали их примеру. Вильфор и г-жа Данглар остались минуту сидеть, словно прикованные к месту; они смотрели друг на друга безмолвно, похолодев от ужаса. - Вы слышали? - сказала г-жа Данглар. - Надо идти, - ответил Вильфор, вставая и подавая ей руку. Гости, подстрекаемые любопытством, уже разбрелись по всему дому, так как предполагали, что осмотр не ограничится одной только комнатой и что заодно можно будет увидеть и остальные части этих развалин, из которых Монте-Кристо сделал дворец. Поэтому все поспешили в открытые настежь двери. Монте-Кристо подождал двух отставших; потом, когда они в свою очередь вышли из столовой, он замкнул шествие, улыбаясь так, что, если бы гости поняли значение его улыбки, она привела бы их в гораздо больший ужас, чем та комната, куда они шли. Действительно, начали с осмотра всего помещения: жилых комнат, убран- ных по-восточному, где диваны и подушки заменяли кровати, а трубки и оружие - меблировку; гостиных, увешанных лучшими картинами старых масте- ров; будуаров, обитых китайскими тканями изумительной работы, прихотли- вых оттенков и фантастических рисунков; наконец, достигли пресловутой комнаты. В ней не было ничего особенного, если не считать того, что, несмотря на сумерки, она не была освещена и что все в ней было ветхое, тогда как остальные комнаты были заново отделаны. - Да, здесь в самом деле жутко! - воскликнула г-жа де Вильфор. Госпожа Данглар пыталась что-то пробормотать, но ее слов никто не расслышал. Гости обменялись кое-какими замечаниями, сводившимися к тому, что в красной комнате действительно есть что-то зловещее. - Не правда ли? - сказал Монте-Кристо. - Взгляните только, как стран- но стоит эта кровать, какие мрачные, кровавые обои! А эти два портрета пастелью, потускневшие от сырости! Разве вам не кажется, что их бескров- ные губы и испуганные глаза говорят: "Мы видели!" Вильфор стал мертвенно бледен, г-жа Данглар в изнеможении опустилась на кушетку возле камина. - Эрмина, - сказала, улыбаясь, г-жа де Вильфор, - как это у вас хва- тает духу сидеть на кушетке, на которой, быть может, и совершилось прес- тупление? Госпожа Данглар поспешно поднялась. - И это не все, - сказал Монте-Кристо. - А что же еще? - спросил Дебрэ, от которого не ускользнуло волнение г-жи Данглар. - Да, что еще? - спросил Данглар. - Признаюсь, пока я не вижу ничего особенного; а вы, господин Кавальканти? - Ну, - сказал тот, - у нас в Пизе имеется башня Уголино, в Ферраре - темница Тассо, а в Римини - комната Франчески и Паоло. - Да, но у вас нет этой лесенки, - сказал Монте-Кристо, открывая дверь, скрытую в обоях, - взгляните на нее и скажите, что вы о ней дума- ете. - Какая зловещая винтовая лестница! - сказал, смеясь, Шато-Рено. - В самом деле, - сказал Дебрэ, - не знаю, может быть, это хиосское вино нагоняет такую тоску, но меня этот дом наводит на мрачные мысли. Что касается Морреля, то с той минуты, как упомянули о приданом Ва- лентины, он был грустен и не произнес ни слова. - Представьте себе, - сказал Монте-Кристо, - какогонибудь Отелло или аббата де Ганж, в темную, бурную ночь спускающегося шаг за шагом по этой лестнице, с какойнибудь зловещей ношей, которую он спешит укрыть от че- ловеческих глаз, если не от божьего ока? Госпожа Данглар чуть не упала без чувств на руки Вильфора, который и сам был вынужден прислониться к стене. - Что с вами, баронесса? - воскликнул Дебрэ. - Как вы побледнели! - Очень понятно, что с ней, - сказала г-жа де Вильфор, - граф Мон- те-Кристо рассказывает ужасные вещи, очевидно желая, чтобы все мы умерли со страху. - Это верно, - заявил Вильфор. - В самом деле, граф, вы пугаете дам. - Да что же с вами? - шепотом повторил Дебрэ г-же Данглар. - Ничего, ничего, - ответила она, делая над собой усилие, - мне прос- то душно, вот и все. - Не хотите ли спуститься в сад? - спросил Дебрэ, предлагая г-же Данглар руку и направляясь к потайной лестнице. - Нет, нет, - сказала она, - уж лучше я останусь здесь. - Но, сударыня, - сказал Монте-Кристо, - неужели вы в самом деле ис- пугались? - Нет, граф, - отвечала госпожа Данглар, - но вы умеете так строить предположения, что фантазия начинает казаться реальностью. - Ну, конечно, - сказал, улыбаясь, Монте-Кристо, - все это просто иг- ра воображения; ведь почему не представить себе, что эта комната - мир- ная, честная спальня матери семейства; эта кровать с пурпурным пологом - ложе, осчастливленное посещением богини Люпины; а эта таинственная лест- ница - просто ход, по которому чуть слышно, чтобы не потревожить сна ро- дильницы, спускается врач или кормилица, или сам отец, уносящий заснув- шего младенца?.. На сей раз г-жа Данглар, вместо того чтобы успокоиться при виде этой тихой картины, застонала и окончательно лишилась чувств. - Госпоже Данглар дурно, - запинаясь, сказал Вильфор, - не перенести ли ее в экипаж? - Бог мой! - воскликнул Монте-Кристо. - А я не захватил своего флако- на! - У меня есть свой, - сказала г-жа де Вильфор. И она передала Монте-Кристо флакон с красной жидкостью, подобной той, благотворное действие которой граф испытал на Эдуарде. - Вот как!.. - сказал Монте-Кристо, принимая его из рук г-жи де Вильфор. - Да, - прошептала она, - я последовала вашим указаниям. - И удачно? - Мне кажется, да. Госпожу Данглар тем временем перенесли в смежную комнату. Монте-Кристо смочил ее губы каплей красной жидкости, и она пришла в себя. - Какой ужасный сон! - промолвила она. Вильфор сильно сжал ей руку, чтобы дать ей понять, что это не был сон. Стали искать Данглара; но, мало склонный к поэтическим переживаниям, он уже давно сошел в сад и беседовал с Кавальканти-старшим о проекте же- лезной дороги между Ливорно и Флоренцией. Монте-Кристо, казалось, был в отчаянии; он взял г-жу Данглар под руку и провел ее в сад, где они нашли Данглара сидящим за чашкой кофе между отцом и сыном Кавальканти. - Неужели я в самом деле так напугал вас, сударыня? - сказал Мон- те-Кристо. - Нет, граф, но вы сами знаете, мы поддаемся впечатлениям в зависи- мости от настроения. Вильфор пытался засмеяться. - Ив таком случае, вы понимаете, - сказал он, - достаточно простого предположения, самого химерического... - Хотите верьте, хотите нет, - возразил Монте-Кристо, - но я убежден, что в этом доме совершилось преступление. - Будьте осторожны, - сказала г-жа де Вильфор, - здесь присутствует королевский прокурор. - Что ж, - ответил Монте-Кристо, - раз все так совпало, я воспользу- юсь случаем, чтобы сделать заявление. - Заявление? - сказал Вильфор. - Да, при свидетелях. - Все это чрезвычайно интересно, - сказал Дебрэ, и если действительно имеется преступление, оно послужит на пользу нашему пищеварению. - Преступление имеется, - сказал Монте-Кристо. - Прошу вас сюда, гос- пода; прошу вас, господин де Вильфор; чтобы мое заявление было законно, я должен его сделать при надлежащем представителе власти. Монте-Кристо взял Вильфора под руку и, прижимая к себе в то же время руку г-жи Данглар, повлек королевского прокурора к платану, туда, где тень была всего гуще. Остальные гости последовали за ними. - Посмотрите, - сказал Монте-Кристо - вот здесь, на этом самом месте (и он топнул ногой), чтобы дать новые соки старым деревьям, я велел их окопать и насыпать чернозему; и вот, мои рабочие, копая, наткнулись на ящичек, или, вернее, на железные части ящичка, среди которых лежал ске- лет новорожденного младенца. Это уже не фантасмагория, надеюсь? Монте-Кристо почувствовал, как напрягся локоть г-жи Данглар и как дрогнула рука Вильфора. - Новорожденного младенца? - повторил Дебрэ. - Черт возьми! Дело, по-моему, становится серьезным. - Вот видите! - сказал Шато-Рено. - Значит, я не ошибался, когда го- ворил, что и у домов, как у людей, есть своя душа и свое лицо, на кото- ром отражается их внутренняя сущность. Этот дом был печален, потому что его мучила совесть, а совесть мучила его потому, что он таил преступле- ние. - Но почему же именно преступление? - возразил Вильфор, делая над со- бой последнее усилие. - Как! Заживо похороненный в саду младенец - это, по-вашему, не прес- тупление? - воскликнул Монте-Кристо. - Какое же вы даете название такому поступку, господин королевский прокурор? - А откуда известно, что его похоронили заживо? - Зачем же иначе его зарыли здесь? Этот сад никогда не служил кладби- щем. - Как у вас во Франции поступают с детоубийцами? - наивно спросил ма- йор Кавальканти. - Им попросту отрубают голову, - ответил Данглар. - Ах, отрубают голову! - повторил Кавальканти. - Кажется, так. Не правда ли, господин де Вильфор? - спросил Мон- те-Кристо. - Да, граф, - ответил тот голосом, в котором уже не было ничего чело- веческого. Монте-Кристо понял, что большего не в силах перенести те двое, для кого он приготовил эту сцену; он не хотел заходить слишком далеко. - А кофе, господа! - сказал он. - Мы про него совсем забыли. И он провел своих гостей обратно к столу, поставленному посреди лу- жайки. - Право, граф, - сказала г-жа Данглар, - мне стыдно признаться в та- кой слабости, но все эти ужасные истории вывели меня из равновесия; раз- решите мне сесть, пожалуйста. И она упала на стул. Монте-Кристо поклонился ей и подошел к г-же де Вильфор. - Мне кажется, госпожа Данглар снова нуждается в вашем флаконе, - сказал он. Но раньше, чем г-жа де Вильфор успела подойти к своей приятельнице, королевский прокурор уже шепнул г-же Данглар: - Нам нужно поговорить. - Когда? - Завтра. - Где? - В моем служебном кабинете... в суде, если вы ничего не имеете про- тив; это, по-моему, самое безопасное место. - Я приду. В эту минуту подошла г-жа де Вильфор. - Благодарю вас, мой друг, - сказала г-жа Данглар, пытаясь улыб- нуться, - все прошло, и мне гораздо лучше. VII. НИЩИЙ Становилось поздно; г-жа де Вильфор заговорила о возвращении в Париж, чего не посмела сделать г-жа Данглар, несмотря на свое явное недомога- ние. Итак, по просьбе своей жены, Вильфор первый подал знак к отъезду. Он предложил г-же Данглар место в своем ландо, чтобы его жена могла ухажи- вать за ней. Данглар, погруженный в интереснейший деловой разговор с Ка- вальканти, не обращал никакого внимания на происходящее. Прося у г-жи де Вильфор флакон, Монте-Кристо заметил, как Вильфор по- дошел к г-же Данглар; и, понимая его положение, догадался о том, что он ей сказал, хотя тот говорил так тихо, что сама г-жа Данглар едва его расслышала. Ни во что не вмешиваясь, граф дал сесть на лошадей и уехать Моррелю, Дебрэ и Шато-Рено, а обеим дамам отбыть в ландо Вильфора; со своей сто- роны, Данглар, все более приходивший в восторг от Кавальканти-отца, при- гласил его к себе в карету. Что касается Андреа Кавальканти, то он направился к ожидавшему его у ворот тильбюри с запряженной в него громадной темно-серой лошадью, кото- рую, поднявшись на цыпочки, держал под уздцы чрезмерно англизированный грум. За обедом Андреа говорил мало; он был очень смышленый юноша и понево- ле опасался сказать какую-нибудь глупость в обществе столь богатых и влиятельных людей; к тому же его широко раскрытые глаза не без тревоги останавливались на королевском прокуроре. Затем им завладел Данглар, который, бросив беглый взгляд на старого чопорного майора и на его довольно робкого сына и сопоставив все эти признаки с радушием Монте-Кристо, решил, что имеет дело с каким-нибудь набобом, прибывшим в Париж, чтобы усовершенствовать светское воспитание своего наследника. Поэтому он с несказанным благоволением созерцал огромный бриллиант, сверкавший на мизинце майора, ибо майор, как человек осторожный и опыт- ный, опасаясь, как бы не случилось чего-нибудь с его ассигнациями, тот- час же превратил их в ценности. Затем, после обеда, под видом беседы о промышленности и путешествиях, он расспросил отца и сына об их образе жизни; а отец и сын, предупрежденные, что именно у Данглара им будет от- крыт текущий счет, одному на сорок восемь тысяч франков единовременно, другому - на пятьдесят тысяч ливров ежегодно, были с банкиром очарова- тельны и преисполнены такой любезности, что готовы были пожать руки его слугам, лишь бы дать выход переполнявшей их признательности. То уважение - мы бы даже сказали: то благоговение, - которое Ка- вальканти вызвал в Дангларе, усугублялось еще одним обстоятельством. Ма- йор, верный принципу Горация: nil admirari [51] удовольствовался, как мы видели, тем, что показал свою осведомленность, сообщив, в каком озере ловятся лучшие миноги. Засим он молча съел свою долю этой рыбы. И Данг- лар сделал вывод, что такие роскошества - обычное дело для славного по- томка Кавальканти, который, вероятно, у себя в Лукке питается форелями, выписанными из Швейцарии, и лангустами, доставляемыми из Бретани тем же способом, каким граф получил миног из озера Фузаро и стерлядей с Волги. Поэтому он с явной благосклонностью выслушал слова Кавальканти: - Завтра, сударь, я буду иметь честь явиться к вам по делу. - А я, сударь, - ответил Данглар, - почту за счастье принять вас. После этого он предложил Кавальканти, если тот согласен лишиться об- щества сына, довезти его до гостиницы Принцев. Кавальканти ответил, что его сын уже давно привык вести жизнь самос- тоятельного молодого человека, имеет поэтому собственных лошадей и эки- пажи, и так как сюда они прибыли отдельно, то он не видит, почему бы им не уехать отсюда порознь. Итак, майор сел в карету Данглара. Банкир уселся рядом, все более восхищаясь здравыми суждениями этого человека о бережливости и аккурат- ности, что, однако, не мешало ему давать сыну пятьдесят тысяч франков в год, а для этого требовался годовой доход тысяч в пятьсот или шестьсот. Тем временем Андреа для пущей важности разносил своего грума за то, что тот не подал лошадь к подъезду, а остался ждать у ворот и тем самым вынудил его сделать целых тридцать шагов, чтобы дойти до тильбюри. Грум смиренно выслушал выговор; чтобы удержать лошадь, нетерпеливо бившую копытом, он схватил ее под уздцы левой рукой, а правой протянул вожжи Андреа, который взял их и занес ногу в лаковом башмаке на поднож- ку. В это время кто-то положил ему руку на плечо. Он обернулся, думая, что Данглар или Монте-Кристо забыли ему что-нибудь сказать и вспомнили об этом в последнюю минуту. Но вместо них он увидал странную физиономию, опаленную солнцем, об- росшую густой бородой, достойной натурщика, горящие, как уголья, глаза и насмешливую улыбку, обнажавшую тридцать два блестящих белых зуба, острых и жадных, как у волка или шакала. Голова эта, покрытая седеющими, тусклыми волосами, была повязана красным клетчатым платком; длинное, тощее и костлявое тело было облачено в неимоверно рваную и грязную блузу, и казалось, что при каждом движении этого человека его кости должны стучать, как у скелета. Рука, хлопнувшая Андреа по плечу, - первое, что он увидел, - показалась ему гигантской. Узнал ли он при свете фонаря своего тильбюри эту физиономию, или же просто был ошеломлен ужасным видом этого человека, - мы не знаем; во всяком случае он вздрогнул и отшатнулся. - Что вам от меня нужно? - сказал он. - Извините, почтенный, - ответил человек, прикладывая руку к красному платку, - может быть, я вам помешал, по мне надо вам кое-что сказать. - По ночам не просят милостыни, - сказал грум, намереваясь избавить своего хозяина от назойливого бродяги. - Я не прошу милостыни, красавчик, - иронически улыбаясь, сказал нез- накомец, и в его улыбке было что-то такое страшное, что слуга отступил, - я только хочу сказать два слова вашему хозяину, который дал мне одно поручение недели две тому назад. - Послушайте, - сказал в свою очередь Андреа достаточно твердым голо- сом, чтобы слуга не заметил, насколько он взволнован, - что вам нужно? Говорите скорей, приятель. - Мне нужно... - едва слышно произнес человек в красном платке, - мне нужно, чтобы вы избавили меня от необходимости возвращаться в Париж пеш- ком. Я очень устал, и не так хорошо пообедал, как ты, и едва держусь на ногах. Андреа вздрогнул, услышав это странное обращение. - Но чего же вы хотите наконец? - спросил он. - Хочу, чтобы ты довез меня в твоем славном экипаже. Андреа побледнел, но ничего не ответил. - Да, представь себе, - сказал человек в красном платке, засунув руки в карманы и вызывающе глядя на молодого человека, - мне этого хочется! Слышишь, мой маленький Бенедетто? При этом имени Андреа, по-видимому, стал уступчивее; он подошел к груму и сказал: - Я действительно давал этому человеку поручение, и он должен дать мне отчет. Дойдите до заставы пешком, там вы наймете кабриолет, чтобы не очень опоздать. Удивленный слуга удалился. - Дайте мне по крайней мере въехать в тень, - сказал Андреа. - Ну, что до этого, я сам провожу тебя в подходящее место; вот уви- дишь, - сказал человек в красном платке. Он взял лошадь под уздцы и отвел тильбюри в темный угол, где действи- тельно никто не мог увидеть того почета, который ему оказывал Андреа. - Это я не ради чести проехаться в хорошем экипаже, - сказал он. - Нет, я просто устал, а кстати хочу поговорить с тобой о делах. - Ну, садитесь, - сказал Андреа. Жаль, что было темно, потому что любопытное зрелище представляли этот оборванец, восседающий на шелковых подушках, и рядом с ним правящий ло- шадью элегантный молодой человек. Андреа проехал все селение, не сказав ни слова; его спутник тоже мол- чал и только улыбался, как будто очень довольный тем, что пользуется та- ким превосходным способом передвижения. Как только они проехали Отейль, Андреа осмотрелся, удостоверяясь, что их никто не может ни видеть, ни слышать; затем он остановил лошадь и, скрестив руки на груди, повернулся к человеку в красном платке. - Послушайте, - сказал он, - что вам от меня надо? Зачем вы нарушаете мой покой? - Нет, ты скажи, мальчик, почему ты мне не доверяешь? - В чем я не доверяю вам? - В чем? Ты еще спрашиваешь? Мы с тобой расстаемся на Барском мосту, ты говоришь мне, что отправляешься в Пьемонт и Тоскану, - и ничего по- добного, ты оказываешься в Париже! - А чем это вам мешает? - Да ничем; наоборот, я надеюсь, что это будет мне на пользу. - Вот как! - сказал Андреа. - Вы, значит, намерены на мне спекулиро- вать? - Ну, зачем такие громкие слова! - Предупреждаю вас, что это напрасно, дядя Кадрусс. - Да ты не сердись, малыш; ты сам должен знать, что значит несчастье; ну, а несчастье делает человека завистливым. Я-то воображаю, что ты бро- дишь по Пьемонту и Тоскане и тянешь лямку чичероне или носильщика; я всей душой жалею тебя, как жалел бы родного сына. Ты же помнишь, я всег- да тебя звал сыном. - Ну, а дальше? Дальше что? - Ах ты, порох! Потерпи немного. - Я и так терпелив. Ну, кончайте. - И вдруг я встречаю тебя у заставы, в тильбюри с грумом, одетого с иголочки. Ты, что же, нашел золотоносную жилу или купил маклерский па- тент? - Значит, вы завидуете? - Нет, я просто доволен, так доволен, что захотел поздравить тебя, малыш; но я был недостаточно прилично одет, и потому принял меры предос- торожности, чтобы не компрометировать тебя. - Хороши меры предосторожности! - сказал Андреа. - Заговорить со мной при слуге! - Что поделаешь, сынок; заговорил, когда удалось встретиться. Лошадь у тебя быстрая, экипаж легкий, и сам ты скользкий, как угорь; упусти я тебя сегодня, я бы тебя, пожалуй, уже больше не поймал. - Вы же видите, я вовсе не прячусь. - Это твое счастье, я очень бы хотел сказать то же про себя; а вот я прячусь. К тому же я боялся, что ты меня не узнаешь; но ты меня узнал, - прибавил Кадру ее с гаденькой улыбочкой, - это очень мило с твоей сторо- ны. - Ну, хорошо, - сказал Андреа, - что же вы хотите? - Ты говоришь мне "вы"; это нехорошо, Бенедетто, ведь я твой старый товарищ; смотри, я стану требовательным. Эта угроза охладила гнев Андреа; он чувствовал, что вынужден усту- пить. Он снова пустил лошадь рысью. - С твоей стороны нехорошо так обращаться со мной, Кадрусс, - сказал он. - Ты сам говоришь, что мы старые товарищи, ты марселей, я... - Так ты теперь знаешь, кто ты? - Нет, но я вырос на Корсике. Ты стар и упрям, я молод и неуступчив. Плохо, если мы начнем угрожать друг другу, нам лучше все решать полюбов- но. Чем я виноват, что судьба мне улыбнулась, а тебе по-прежнему не ве- зет? - Так тебе вправду повезло? Значит, и этот грум, и тильбюри, и платье не взяты напрокат? Что ж, тем лучше! - сказал Кадрусс с блестящими от жадности глазами. - Ты сам это отлично видишь и понимаешь, раз ты заговорил со мной, - сказал Андреа, все больше волнуясь. - Будь у меня на голове платок, как у тебя, грязная блуза на плечах и дырявые башмаки на ногах, ты не стре- мился бы узнать меня. - Вот видишь, как ты меня презираешь, малыш. Нехорошо! Теперь, когда я тебя нашел, ничто не мешает мне одеться в лучшее сукно. Я же знаю твое доброе сердце: если у тебя два костюма, ты отдашь один мне; ведь я отда- вал тебе свою порцию супа и бобов, когда ты уж очень хотел есть. - Это верно, - сказал Андреа. - И аппетит же у тебя был! У тебя все еще хороший аппетит? - Ну, конечно, - сказал, смеясь, Андреа. - Воображаю, как ты пообедал сейчас у этого князя! - Он не князь, он только граф. - Граф? Богатый? - Да, но не рассчитывай на него; с этим господином не так легко иметь дело. - Да ты не беспокойся! Твоего графа никто не трогает, можешь оставить его себе. Но, конечно, - прибавил Кадрусс, на губах которого снова поя- вилась та же отвратительная улыбка, - за это тебе придется раскоше- литься. - Ну, сколько же тебе нужно? - Думаю, что на сто франков в месяц... - Ну? - Я смогу существовать... - На сто франков? - Плохо, конечно, ты сам понимаешь, но... - Но? - На сто пятьдесят франков я отлично устроюсь. - Вот тебе двести, - сказал Андреа. И он положил в руку Кадрусса десять луидоров. - Хорошо, - сказал Кадрусс. - Заходи к швейцару каждое первое число, и ты будешь получать столько же. - Ну вот, ты опять меня унижаешь! - Как так? - Заставляешь меня обращаться к челяди. Нет, знаешь, ли, я хочу иметь дело только с тобой. - Хорошо, приходи ко мне, и каждое первое число, во всяком случае по- ка мне будут выплачивать мои доходы, ты будешь получать свое. - Ну, ну, я вижу, что не ошибся в тебе. Ты славный малый, хорошо, когда удача выпадает на долю таких людей. А расскажи, каким образом тебе повезло? - Зачем тебе это знать? - спросил Кавальканти. - Опять недоверие! - Нисколько. Я разыскал своего отца. - Настоящего отца? - Ну... поскольку он дает мне деньги... - Постольку ты веришь и уважаешь, правильно. А как зовут твоего отца? - Майор Кавальканти. - И он тобой доволен? - Пока что, видимо, доволен. - А кто тебе помог разыскать его? - Граф Монте-Кристо. - У которого ты сейчас был? - Да. - Послушай, постарайся пристроить меня к нему дедушкой, раз он этим занимается. - Пожалуй, я поговорю с ним о тебе; а пока что ты будешь делать? - Я? - Да, ты. - Очень мило, что ты беспокоишься об этом, - сказал Кадрусс. - Мне кажется, - возразил Андреа, - раз ты интересуешься мною, я тоже имею право кое о чем спросить. - Верно... Я сниму комнату в приличном доме, оденусь как следует, бу- ду каждый день бриться и ходить в кафе читать газеты. По вечерам буду ходить в театр с какой-нибудь компанией клакеров. Вообще приму вид бу- лочника, удалившегося на покой; я всегда мечтал об этом. - Что ж, это хорошо. Если ты исполнишь свое намерение и будешь благо- разумен, все пойдет чудесно. - Посмотрите на этого Боссюэ!..[52] Ну, а ты кем станешь? Пэром Фран- ции? - Все возможно! - сказал Андреа. - Майор Кавальканти, может быть, и пэр... но, к сожалению, нас- ледственность в этом деле упразднена. - Пожалуйста, без политики, Кадрусс!.. Ну вот, ты получил, что хотел, и мы приехали, а потому вылезай и исчезни. - Ни в коем случае, милый друг! - То есть как? - Посуди сам, малыш; на голове красный платок, сапоги без подметок, никаких документов - ив кармане десять луидоров, не считая того, что там уже было; в общем ровно двести франков. Да меня у заставы непременно арестуют! Чтобы оправдаться, я должен буду заявить, что это ты дал мне десять луидоров; начнется дознание, следствие; узнают, что я покинул Ту- лон, ни у кого не спросясь, и меня погонят по этапу до самого Средизем- ного моря. И я снова стану просто номер сто шесть, и прощай мои мечты походить на булочника, удалившегося на покой! Ни в коем случае, сынок; я предпочитаю достойно жить в столице. Андреа нахмурился; милый сын майора Кавальканти был, как он сам приз- нался, очень упрям. Он остановил лошадь, быстро огляделся, и, пока его взор пытливо скользил по сторонам, рука его точно ненароком опустилась в карман и нащупала курок карманного пистолета. Но в то же время Кадрусс, ни на минуту не спускавший глаз со своего спутника, заложил руки за спину и тихонько раскрыл длинный испанский нож, который он на всякий случай всегда носил с собой. Приятели явно были достойны друг друга и поняли это; Андреа мирно извлек руку из кармана и стал поглаживать свои рыжие усы. - Наконец-то ты заживешь счастливо, дружище Кадрусс, - сказал он. - Постараюсь сделать все возможное для этого, - ответил трактирщик с Гарского моста, снова складывая нож. - Ладно, едем в Париж. Но как т