ел развязался! - - скоба выскочила! - - колышек надо обстрогать - - гвоздик, винтик, рычажок, ремешок, пряжка или шпенек у пряжки в неисправности. Как ни верно все это, а никогда я не считаю себя вправе подвергать за такие несчастья отлучению карету или ее кучера. - - Мне и в голову не приходит клясться именем бога живого, что я скорее десять тысяч раз пройду пешком (или что пусть я буду проклят), чем когда-нибудь сяду в такую колымагу. - - Я спокойно принимаю вещи так, как они есть, и всегда готов к тому, что вдруг не хватит гвоздика, винтика, рычажка, ремешка, пряжки или шпенька у пряжки, или же они окажутся в неисправности. И это - где бы я ни путешествовал - - поэтому я никогда не горячусь и, невозмутимо принимая все, что встречается мне на пути, будь то плохое или хорошее, - я еду дальше. - Поступай и ты так, приятель! - сказал я. - Потеряв целых пять минут на то, чтобы слезть с козел и достать засунутую им в каретный ящик краюху черного хлеба, он только что взобрался на свое место и ехал шажком, смакуя свой завтрак. - - Ну-ка, приятель, пошибче! - сказал я с живостью и самым убедительным тоном, ибо звякнул в переднее окошечко монетой в двадцать четыре су, позаботившись повернуть ее к нему широкой стороной, когда он оглянулся. Шельмец меня понял, потому что растянул рот от правого уха до левого и показал на своей грязной роже ряд таких жемчужных зубов, что иная королева отдала бы за них все свои драгоценности! - - | Какой жевательный аппарат! Праведное небо! } | Какой хлеб! - - Когда он проглотил последний кусок, мы въехали в город Монтрей. ^TГЛАВА IX^U Во всей Франции, по-моему, нет города, который был бы на карте краше, чем Монтрей;- - на почтовом справочнике он, надо признаться, выглядит гораздо хуже, но когда вы в него приезжаете, - вид у него, право, самый жалкий. Но в нем есть теперь одна прелесть; дочка содержателя постоялого двора. Она жила восемнадцать месяцев в Амьене и шесть в Париже, проходя свое учение; поэтому она вяжет, шьет, танцует и знает маленькие приемы кокетства в совершенстве. - - - Плутовка! Повторяя их в течение пяти минут, что я стоял и смотрел на нее, она спустила, по крайней мере, дюжину петель на белом нитяном чулке. - - Да, да, - я вижу, лукавая девчонка! - он длинный и узкий - тебе не надо закалывать его булавкой у колена - он несомненно твой - и придется тебе как раз впору. - - - Ведь научила же Природа это создание держать большой палец, как у статуи! - - Но так как этот образец стоит больших пальцев всех статуй - - не говоря о том, что у меня в придачу все ее пальцы, если они могут в чем-нибудь мне помочь, - и так как Жанетон (так ее зовут) вдобавок так удачно сидит для зарисовки, - - то не рисовать мне больше никогда или, вернее, быть мне в рисовании до скончания дней моих упряжной лошадью, которая тащит изо всей силы, - если я не нарисую ее с сохранением всех пропорций и таким уверенным карандашом, как если б она стояла передо мной, обтянутая мокрым полотном. - - - Но ваши милости предпочитают, чтобы я представил им длину, ширину и высоту здешней приходской церкви или нарисовал фасад аббатства Сент-Остреберт, перенесенный сюда из Артуа, - - которые, я думаю, находятся в том же положении, в каком оставлены были каменщиками и плотниками, - и останутся такими еще лет пятьдесят, если вера в Христа просуществует этот срок, - стало быть, у ваших милостей и ваших преподобий есть время измерить их на досуге - - но кто хочет измерить тебя, Жанетон, должен это сделать теперь, - ты несешь в себе самой начала изменения; памятуя превратности скоротечной жизни, я бы ни на минуту за тебя не поручился; прежде нежели дважды пройдут и канут в вечность двенадцать месяцев, ты можешь растолстеть, как тыква, и потерять свои формы - - или завянуть, как цветок, и потерять свою красоту - больше того, ты можешь сбиться с пути - и потерять себя. - - Я бы не поручился и за тетю Дину, будь она в живых, - - да что говорить, не поручился бы даже за портрет ее - - разве только он написан Рейнольдсом. - - Но провалиться мне на этом месте, если я стану продолжать свой рисунок после того, как назвал этого сына Аполлона. Придется вам удовольствоваться оригиналом; если во время вашего проезда через Монтрей вечер выпадет погожий, вы его увидите из дверец вашей кареты, когда будете менять лошадей; но лучше бы вам, если у вас нет таких скверных причин торопиться, как у меня, - лучше бы вам остаться. - Жанетон немного набожна, но это качество, сэр, на три девятых в вашу пользу. - - - Господи, помоги мне! Я не в состоянии был взять ни одной взятки: проигрался в пух и прах. ^TГЛАВА X^U Приняв все это в соображение и вспомнив, кроме того, что Смерть, может быть, гораздо ближе от меня, чем я воображал, - - Я бы желал быть в Аббевиле, - сказал я, - хотя бы только для того, чтобы поглядеть, как расчесывают и прядут шерсть, - - мы тронулись в путь - - De Montreuil a Nampont - - - poste et demi {От Монтрея до Нампона - полторы станции (франц.).} De Nampont a Bernay - - - poste {От Нампона до Берне - одна станция (франц.).} De Bernay a Nouvion - - - poste {От Берне до Нувьона - одна станция (франц.).} De Nouvion a Abbeville - poste {От Нувьона до Аббевиля - одна станция (франц.) См. Справочник французских почтовых дорог, стр. 36, издание 1762 года. - Л. Стерн.} - - но все чесальщики и пряхи уже были в постелях. ^TГЛАВА XI^U Какие неисчислимые выгоды дает путешествие! Правда, оно иногда горячит; но против этого есть лекарство, о котором вы можете выведать из следующей главы. ^TГЛАВА XII^U Имей я возможность выговорить условия в контракте со Смертью, как я договариваюсь сейчас с моим аптекарем, где и как я воспользуюсь его клистиром, - - я бы, конечно, решительно возражал против того, чтобы она за мной явилась в присутствии моих друзей; вот почему, стоит мне только серьезно призадуматься о подробностях этой страшной катастрофы, которые обыкновенно угнетают меня и мучат не меньше, нежели сама катастрофа, как я неизменно опускаю занавес: и молю распорядителя всего сущего устроить так, чтобы она настигла меня не дома, - - а в какой-нибудь порядочной гостинице. - - Дома, я знаю, - - - огорчение друзей и последние знаки внимания, которые пожелает оказать мне дрожащая рука бледного участия, вытирая мне лоб и поправляя подушки, так истерзают мне душу, что я умру от недуга, о котором и не догадывается мой лекарь. - В гостинице же немногие услуги, которые мне потребуются; обойдутся мне в несколько гиней и будут оказаны мне без волнения, но точно и внимательно. - - Одно заметьте: гостиница эта должна быть не такая, как в Аббевиле, - - даже если бы в целом мире не было другой гостиницы, я бы вычеркнул ее из моего контракта; итак... Подать лошадей ровно в четыре утра. - - Да, в четыре, сэр. - - Или, клянусь Женевьевой, я подниму такой шум, что мертвые проснутся. ^TГЛАВА XIII^U "Уподобь их колесу" - изречение это, как известно всем ученым, горькая насмешка над _большим турне_ и над тем беспокойным желанием совершить его, которое, как пророчески предвидел Давид, овладеет сынами человеческими в наши дни; вот почему великий епископ Холл считает его одним из суровейших проклятий, когда-либо обрушенных Давидом на врагов господних; - это все равно как если бы он сказал: "Не желаю им ничего лучшего, как вечно катиться". - Чем больше движения, - продолжает он (а епископ был человек очень тучный), - тем больше тревог, и чем больше покоя, - если держаться той же аналогии, - тем больше небесного блаженства. Ну, а я (человек очень тощий) думаю иначе; по-моему, чем больше движения, тем больше жизни и больше радости - - - - а сидение на месте и медленная езда это смерть и диавол. - - Эй! Гей! - - весь дом спит! - - - Выведите лошадей - - - смажьте колеса - - привяжите чемодан - - вбейте гвоздь в эту подпорку - я не хочу терять ни минуты... Колесо, о котором мы ведем речь и в которое (но не на которое, потому что тогда получилось бы колесо Иксиона) Давид обращал своим проклятием врагов своих, для епископа, в соответствии с его сложением, должно было быть, колесом почтовой кареты, независимо от того, были ли тогда в Палестине почтовые кареты или их там не было. - - Для меня, наоборот, в силу противоположных причин, оно должно было быть, разумеется, колесом скрипучей арбы, совершающим один оборот в столетие; и уж если бы мне довелось стать комментатором, я бы, не задумываясь, сказал, что в этой гористой стране арб было сколько угодно. Люблю я пифагорейцев (гораздо больше, чем решаюсь высказать моей милой Дженни) за их "corismon apo tou swmatoV, eiV to kalvV jilosojein" (отрешение от тела, дабы хорошо мыслить). Ни один человек не мыслит правильно, пока он заключен в теле; свойственные ему от природы кровь, флегма и желчь ослепляют его, а чрезмерная дряблость или чрезмерное напряжение тянут в разные стороны, как это видно на примере епископа и меня. - - Разум есть наполовину чувство, и мера самого неба есть лишь мера теперешнего нашего аппетита и пищеварения. - - - - Но кто же из нас двоих в настоящем случае, по-вашему, более неправ? - Вы, конечно, - сказала она, - взбудоражить целый дом в такую рань! ^TГЛАВА XIV^U - - Но она не знала, что я дал обет не бриться, пока не приеду в Париж, - - однако я терпеть не могу делать тайну из пустяков, - - эта осторожность прилична тем мелким душам, на которых (Lib. 13, De moribus divinis, cap. 24) строил свои вычисления Лессий, утверждая, что одна кубическая голландская миля достаточно просторна, - даже слишком просторна, - для восьмисот тысяч миллионов, если допустить, что таково самое большее число душ, которые могут быть осуждены (от грехопадения Адама) до скончания века. На чем он основывал этот второй расчет - - если не на отеческой благости бога - я не знаю - - и еще больше затрудняюсь сказать, что творилось в голове у Франсиско Риверы, утверждавшего, будто для вмещения подобного числа требуется не меньше двухсот итальянских миль, помноженных на самих себя. - - Наверное, в своих выкладках он отправлялся от древнеримских душ, о которых читал в книгах, упустив из виду, что, благодаря постепенному истощению и упадку в течение восемнадцати веков, они неизбежно должны были сильно скрючиться и к тому времени, когда он писал, обратиться почти в ничто. В эпоху Лессия, человека, по-видимому, более хладнокровного, они были совсем махонькие - - - Нынче - они куда меньше - - - А в ближайшую зиму мы обнаружим, что они еще больше уменьшились; словом, если мы будем и дальше двигаться от малого к меньшему и от меньшего к нулю, то я могу безоговорочно утверждать, что через полстолетия такого хода у нас вообще не останется душ; а так как дольше этого срока вера христианская едва ли просуществует, то вот вам и выгода: и те и другая износятся одновременно. - - Слава тебе, Юпитер! слава всем прочим языческим богам и богиням! ибо тогда вы снова выйдете на сцену, ведя за собой и Приапа, - - вот веселое наступит время! - Но где я? в какую восхитительную суматоху собираюсь я кинуться? Я - - - я, дни которого уже сочтены, способный наслаждаться радостями будущего разве только в своей фантазии - - к тому же не в меру разыгравшейся! Успокойся же, глупышка, не мешай продолжать. ^TГЛАВА XV^U - - - Так как, повторяю, "я терпеть не могу делать тайну из пустяка", - - то я и поделился со своим почтарем, едва только мы съехали с булыжной мостовой; за это изъявление доверия он щелкнул бичом; коренная пустилась рысью, пристяжная чем-то средним между рысью и галопом, и так мы отплясали до Эйи-о-клоше, славившегося некогда гармоничнейшим в мире звоном колоколов; но мы проплясали через него без музыки, ибо колокола в этом городе (как, правду сказать, и повсюду во Франции) были сильно расстроены. Итак, двигаясь со всей доступной для меня скоростью, из Эйи-о-клоше я прибыл в Фликскур, из Фликскура я прибыл в Пекиньи и из Пекиньи я прибыл в Амьен, город, относительно которого мне нечего вам сообщить сверх того, что я уже сообщил раньше - - а именно - что Жанетон ходила там в школу. - ^TГЛАВА XVI^U Во всем списке мелких неприятностей, которым случается надувать паруса путешественника, нет более надоедливой и изводящей, чем та, которую я собираюсь описать - и от которой (если только для ее предупреждения вы не посылаете вперед курьера, как это делают многие) нет спасенья, она заключается в том, что, будь вы в счастливейшем расположении поспать- - хотя бы вы проезжали по прекраснейшей местности - по наилучшим дорогам --и в покойнейшей в мире карете - - больше того, будь вы даже уверены, что могли бы проспать пятьдесят миль подряд, ни разу не открыв глаза - - - да что я говорю: если бы вам было доказано с такой же убедительностью, с какой вам может быть доказана какая-нибудь истина Эвклида, что, уснув, вы бы чувствовали себя во всех отношениях так же хорошо, как и бодрствуя, - - может быть, даже лучше, - - - все-таки неуклонно повторяющаяся на каждой станции плата прогонных - - необходимость засовывать с этой целью руку в карман, доставать оттуда и отсчитывать три ливра пятнадцать су (по одному су) кладут конец вашему благому намерению, - во всяком случае, вы не в состоянии его осуществить свыше шести миль (или свыше девяти, если едете полторы станции) - - хотя бы дело шло о спасении вашей души. - Но я разделаюсь с ними, - сказал я, - заверну три ливра пятнадцать су в бумажку и буду всю дорогу держать их наготове, зажав в кулак. Теперь от меня потребуется всего лишь, - сказал я (расположившись соснуть), - спокойно опустить это в шляпу моего почтаря, ни слова ему не сказав. - Но тут недостает двух су на чай - - или попалась монета в двенадцать су Людовика XIV, которая не имеет хождения, - или с последней станции осталось долгу ливр и несколько лиаров, о которых мосье позабыл, эти пререкания (так как во сне невозможно спорить по-настоящему) вас будят, все-таки сладкий сон еще можно воротить, плоть еще может взять верх над духом и оправиться от этих ударов - но тут оказывается, о боже! что вы заплатили только за одну станцию - а проехали полторы; это заставляет вас вынуть справочник почтовых дорог, печать в котором такая мелкая, что поневоле приходится открыть глаза, тогда господин кюре угощает вас щепоткой табаку - - или бедный солдат показывает вам свою ногу - - или монах протягивает свою кружку - - или жрица водоема желает смочить ваши колеса - - они в этом не нуждаются - - но она клянется своим жреческим достоинством (возвращая вам ваше выражение), что смочить их необходимо: - - Таким образом, вам приходится рассуждать по всем этим вопросам или мысленно их обсуждать; ваши интеллектуальные способности от этого совсем проснулись - - попробуйте-ка теперь снова их усыпить, если можете. Не будь одного из таких злоключений, я бы проехал, ничего не заметив, мимо конюшен Шантильи. - - - - Но так как почтарь сначала высказал предположение, а потом стал утверждать мне прямо в лицо, что на монете в два су нет клейма, то я открыл глаза, чтобы самому удостовериться, - и, увидя клеймо так же ясно, как свой нос, - в гневе выскочил из кареты и увидел все в Шантильи в мрачном свете. - Я сделал пробу на расстоянии всего трех с половиной станций, но считаю это лучшим в мире стимулом быстрой езды; ведь поскольку в таком состоянии мало что кажется вам привлекательным, - у вас нет ничего или почти ничего, что бы вас останавливало; вот почему я проехал Сен-Дени, даже не повернув головы в сторону аббатства - - - - Великолепие их сокровищницы! какой вздор! - - если не считать драгоценностей, которые, вдобавок, все фальшивые, я бы не дал трех су ни за одну вещь, которая там находится, кроме фонаря Иуды, - - да и за него дал бы только потому, что уже смеркается и он мог бы мне пригодиться. ^TГЛАВА XVII^U - Хлоп-хлоп - - хлоп-хлоп - - хлоп-хлоп - - так это Париж! - сказал я (все в том же мрачном расположении духа!), - - это Париж! - - гм! - -Париж! - воскликнул я, повторив это слово в третий раз - - Первый, красивейший, блистательнейший. - - Улицы, однако же, грязные. Но вид его, я полагаю, лучше, чем запах - - хлоп-хлоп - хлоп-хлоп. - - Сколько шуму ты поднимаешь! - как будто этим добрым людям очень нужно знать, что некий бледнолицый мужчина, одетый в черное, имеет честь приехать в Париж в девять часов вечера с почтарем в буро-желтом кафтане с красными атласными обшлагами - хлоп, хлоп-хлоп, хлоп-хлоп, хлоп. - - Я бы желал, чтобы твой бич - - - - Но таков уж дух твоей нации; хлопай же - хлопай. Как? - - никто не уступает дороги? - - Но будь вы даже в школе учтивости, - - если стены загажены, - как бы вы поступили иначе? Послушай, когда же здесь зажигают фонари? Что? - никогда в летние месяцы! - - А, это время салатов! - - Вот прелесть! салат и суп - - суп и салат - салат и суп, encore {Еще (франц.).}. - - - Это слишком много для грешников. Нет, я не могу вынести подобного варварства; какое право имеет этот беззастенчивый кучер говорить столько непристойностей этой сухопарой кляче? Разве ты не видишь, приятель, какие безобразно узкие здесь улицы, так что во всем Париже негде тачки повернуть? В величайшем городе мира не худо было бы оставить их чуть пошире; ну настолько, чтобы в каждой улице прохожий мог знать (хотя бы только для собственного удовлетворения), по которой стороне ее он идет. Одна - две - три - четыре - пять - шесть - семь - восемь - девять - десять. - Десять кухмистерских! два десятка цирюльников! и все на пространстве трех минут езды! Можно подумать, повара всего мира, встретившись на большой веселой пирушке с цирюльниками, - столковались между собой и сказали: - Двинем все в Париж и там поселимся: французы любят хорошо покушать - - они все гурманы - - мы достигнем у них чинов; если их бог брюхо - - повара у них должны быть важными господами; поскольку же парик делает человека, а парикмахер делает парик - - ergo {Значит, следовательно (лат.).}, сказали цирюльники, мы получим еще больше чести - мы будем выше всех вас, - мы будем, по крайней мере, capitouls {Члены муниципального совета в Тулузе и т. д. и т. д. и т. д. - Л. Стерн.} - pardi! {Ей-ей! (франц.).} Мы все будем носить шпаги. - - И вот, готов поклясться (при свечах по крайней мере, - но на них положиться нельзя), они это делают по сей день. ^TГЛАВА XVIII^U Французов, конечно, плохо понимают - - - но их ли это вина, поскольку они объясняются неудовлетворительно и не говорят с той безукоризненной точностью и определенностью, которой мы бы ожидали по вопросу такой важности и вдобавок чрезвычайно для нас спорному, - - - или же вина падает всецело на нас, поскольку мы не всегда достаточно хорошо понимаем их язык, чтобы знать, куда они гнут, - - решать не буду; но для меня очевидно, что, утверждая: "Кто видел, Париж, тот все видел", они, должно быть, подразумевают людей, которые осматривали Париж при дневном свете. Осматривать же его при свечах - я отказываюсь - - я уже говорил, что на свечи нельзя полагаться, и повторю это снова, не потому, что свет и тени при свечах слишком резки - краски смешиваются - пропадают красота и соответствие частей и т. д. ...Все это неправда - но освещение это ненадежно в том смысле, что при наличии пятисот барских особняков, которые вам насчитают в Париже, - и - по самым скромным подсчетам - пятисот красивых вещей (ведь это значит считать только по одной красивой вещи на особняк), которые при свечах можно лучше всего "разглядеть, почувствовать, воспринять и понять" (это, в скобках замечу, цитата из Лили), - - вряд ли один человек из пятидесяти сможет как следует в них разобраться. Ниже я не буду касаться французских подсчетов, я просто отмечу, что, согласно последней описи, произведенной в тысяча семьсот шестнадцатом году (а ведь позже имели место значительные приращения), Париж заключает в себе девятьсот улиц (а именно): В части, называемой Сите, - пятьдесят три улицы. В части Сен-Жак, или Бойни, - пятьдесят пять улиц. В части Сент-Оппортюн - тридцать четыре улицы. В части Лувр - двадцать пять улиц. В части Пале-Рояль, или Сент-Оноре, - сорок девять улиц. На Монмартре - сорок одна улица. В части Сент-Эсташ - двадцать девять улиц. В части Рынка - двадцать семь улиц. В части Сен-Дени - пятьдесят пять улиц. В части Сен-Мартен - пятьдесят четыре улицы. В части Сен-Поль, или Мортеллери, - двадцать семь улиц. В части Сент-Авуа, или Беррери, - девятнадцать улиц. В части Маре, или Тампль, - пятьдесят две улицы. В части Сент-Антуан - шестьдесят восемь улиц. В части площадь Мобер - восемьдесят одна улица. В части Сен-Бенуа - шестьдесят улиц. В части Сент-Андре дез'Арк - пятьдесят одна улица. В части Люксембург - шестьдесят две улицы. И в части Сен-Жермен - пятьдесят пять улиц; по каждой из которых можно ходить; и вот, когда вы их хорошенько осмотрите при дневном свете со всем, что к ним принадлежит, - с воротами, мостами, площадями, статуями - - - - обойдете, кроме того, все приходские церкви, не пропустив, конечно, святого Роха и святого Сульпиция, - - - - и увенчаете все это посещением четырех дворцов, которые можно осматривать со статуями и картинами или без оных, как вам вздумается - - - Тогда вы увидите - - - - впрочем, продолжать мне незачем, потому что вы сами можете прочесть на портике Лувра следующие слова: Нет на земле подобных нам! - и у кого Есть, как у нас, Париж? - Эй-ли, эй-ля, го-го! {Non orbis gentem, non urbem gens habet ullam... ulla parem. - Л. Стерн. - Мир не имеет подобного народа, ни один народ не имеет города... равного этому.} Французам свойственно веселое отношение к великому, вот все, что можно по этому поводу сказать. ^TГЛАВА XIX^U Слово _веселое_, встретившееся в конце предыдущей главы, приводит нам (то есть автору) на ум слово _хандра_, - - особенно если у нас есть что сказать о ней; не то чтобы в результате логического анализа - или в силу какой-нибудь выгоды или родственной близости оказалось больше оснований для связи между ними, чем между светом и тьмою или другими двумя нам более враждебными по природе противоположностями, - - - а просто такова уловка писателей для поддержания доброго согласия между словами, вроде того как политики поддерживают его между людьми, - не зная, когда именно им понадобится поставить их в определенные отношения друг к другу. - Такая минута теперь наступила, и для того, чтобы поставить мое слово на определенное место в моем сознании, я его здесь выписываю. - Хандра Покидая Шантильи, я объявил, что он - лучший в мире стимул быстрой езды; но я высказал это лишь в качестве предположения. Я и до сих пор продолжаю так думать, - но тогда у меня не было достаточно опыта относительно последствий, иначе я бы прибавил, что, поспешая туда с бешеной скоростью, вы этим только причините себе беспокойство, а посему я ныне отказываюсь от скачки раз и навсегда, от всего сердца предоставляя ее к-услугам желающих. Она помешала мне переварить хороший ужин и вызвала желчную диарею, нагнавшую на меня то самочувствие, в котором я отправился в путь - - и в котором я буду теперь удирать на берега Гаронны. - - Нет; - - не могу остановиться ни на минуту, чтобы описать вам характер этого народа - дух его - нравы - обычаи - законы - религию - образ правления - промышленность - торговлю - финансы, со всеми средствами и скрытыми источниками, которые их питают, - несмотря на то что я к этому вполне подготовлен, проведя среди французов три дня и две ночи и все это время ничем другим не занимаясь, как только собиранием сведений и размышлениями об этом предмете. - - И все-таки - все-таки я должен уезжать - - дороги мощеные - станции короткие - дни длинные - сейчас всего только полдень - я поспею в Фонтенебло раньше короля. - - - Разве он туда собирался? - Откуда же мне это знать... ^TГЛАВА XX^U Терпеть не могу, когда кто-нибудь, особенно путешественник, жалуется, что во Франции мы передвигаемся не так быстро, как в Англии, между тем как мы consideratis considerandis {Если принять в соображение все, что следует (лат.).} - передвигаемся там гораздо быстрее; я хочу сказать, что если принять в соображение французские повозки с горами поклажи, которую на них наваливают и спереди и сзади, - да посмотреть на тамошних невзрачных лошадей и чем их кормят, - то разве не чудо, что они еще волочат ноги! Обращаются с ними совсем не по-христиански, и для меня очевидно, что французская почтовая лошадь с места не двинулась бы, если б не два словечка . . . . . . . и . . . . . . . в которых содержится столько же подкрепляющей силы, как в гарнце овса. А так как слова эти денег не стоят, то я от души желал бы сообщить их читателю, но тут есть одно затруднение. - Их надо сказать напрямик и очень отчетливо, иначе ничего не получится. - Однако если я их скажу напрямик, - то их преподобия хотя и посмеются про себя в опочивальне, но зато (я прекрасно это знаю) в приемной они меня обругают; вот почему я с некоторых пор ломаю себе голову - - но все понапрасну - - как бы мне половчее и позабавнее их модулировать, то есть угодить тому уху читателя, которое он пожелает мне ссудить, и не оскорбить его другого уха, которое он хранит про себя. - - Чернила обжигают мне пальцы - - меня так и подмывает попробовать - - но если я напишу - - выйдет хуже - - они сожгут (боюсь я) бумагу. - - Нет; - - не смею. - - Но если вы пожелаете узнать, каким образом аббатиса Андуйетская и одна послушница ее монастыря справились с этим затруднением (но только сперва пожелайте мне всяческого успеха), - я расскажу вам это без малейшего колебания. ^TГЛАВА XXI^U Аббатисе Андуйетской, монастырь которой, как вы увидите на одной из больших карт французских провинций, ныне издаваемых в Париже, расположен в горах, отделяющих Бургундию от Савойи, - аббатисе Андуйетской угрожал анкилоз - иначе неподвижность суставов (суставная влага ее колена затвердела от продолжительных утрень); она перепробовала все лекарства - сначала молитвы и молебны - потом обращения ко всем святым без разбора - - потом к каждому святому в отдельности, у которого бывали когда-нибудь до нее одеревенелые ноги. - - Прикладывала к больному месту все мощи, какие были в монастыре, преимущественно же берцовую кость мужа из Листры, не владевшего ногами с самого рождения, - заворачивала ногу в свое покрывало, ложась в постель, - - клала на нее крестообразно свои четки, - - потом, призывая на помощь мирскую руку, умащала сустав растительными маслами и топленым жиром животных, лечила его мягчительными и рассасывающими примочками - припарками из алтея, мальвы, дикой лебеды, белых лилий и божьей травки - - применяла дрова или, вернее, их дым, держа на коленях свой нарамник, - - декоктами из дикого цикория, жерухи, кербеля, жабрицы и ложечника, - -но так как ни одно из названных средств не помогало, решила в заключение испробовать горячие воды Бурбона. - - И вот, испросив предварительно разрешение генерального визитатора на уврачеванье недуга, - она распорядилась, чтобы все было приготовлено для поездки. Одна монастырская послушница лет семнадцати, у которой на среднем пальце образовалась ногтоеда от постоянного погружения его в припарки и примочки, в такой мере расположила к себе аббатису, что, устранив старую подагрическую монахиню, которую горячие воды Бурбона, вероятно, поставили бы на ноги, она выбрала себе в спутницы Маргариту, юную послушницу. Приказано было выкатить на солнце подбитый зеленым фризом старый рыдван аббатисы; - монастырский садовник, произведенный в погонщики, вывел двух старых мулов, чтобы подстричь им хвосты, - а две белицы приставлены были: одна - к штопанью подбивки, а другая - к пришивке лоскутов желтого басона, изгрызенного зубами времени. - - Младший садовник отпарил в горячей винной гуще шляпу погонщика, - а портной занялся музыкой под навесом против монастыря, подбирая четыре дюжины бубенцов для упряжи и подсвистывая в тон каждому бубенцу, когда привязывал его ремешком. - - - - Плотник и кузнец Андуйета сообща осмотрели колеса, и на другой день в семь часов утра чистенький нарядный рыдван стоял у ворот монастыря, готовый к поездке на горячие воды Бурбона, - еще за час выстроились наготове в два ряда нищие. Аббатиса Андуйетская, поддерживаемая послушницей Маргаритой, медленно проследовала к рыдвану; обе они одеты были в белое, на груди у обеих висели черные четки. - - - - Простота этого контраста заключала в себе нечто торжественное; они вошли в рыдван; монахини в такой же одежде (сладостная эмблема невинности) расположились у окошка, и когда аббатиса с Маргаритой подняли головы, - каждая (за исключением бедной подагрической старухи) - каждая, взмахнув концом покрывала, поцеловала свою лилейную руку, проделавшую это движение. Добрая аббатиса с Маргаритой, набожно скрестив руки на груди, возвели очи к небу и потом перевели взгляд на монахинь, словно говоря: "Бог да благословит вас, дорогие сестры". Должен сказать, что история эта меня занимает, и я сам желал бы там быть. Садовник, которого я отныне буду называть погонщиком, был маленький, коренастый, добродушный здоровяк, любивший покалякать и выпить и не очень утруждавший себя прозаическими размышлениями о _как_ и _когда_, а поэтому, взяв под залог своего месячного монастырского жалованья бурдюк - или мех - вина, он укрепил его на задке рыдвана, покрыв большим рыжеватым дорожным кафтаном для предохранения от солнца; - - а так как было очень жарко, и парень, не скупясь на труды, в десять раз чаще шагал, чем сидел на козлах, - то он нашел гораздо больше поводов побывать в тылу коляски, чем того требовала природа; - и вот, благодаря непрестанному хождению взад и вперед, случилось так, что все его вино вытекло из _законного_ отверстия бурдюка раньше, нежели была сделана половина пути. Человек есть существо, приверженное привычкам. День выдался знойный - вечер настал восхитительный - вино было отменное - бургундский холм, его производящий, страшил крутизной - приманчивая ветвь над дверью прохладного домика, стоявшего у самой подошвы, покачивалась в полной гармонии с чувствами - ветерок, играя листьями, отчетливо шептал: "Войди, - войди, томимый жаждой погонщик, - войди сюда!" - - Погонщик был сын Адама. К этому мне не надо добавлять ни одного слова. Он отпустил полновесный удар каждому из мулов, взглянул на аббатису и на Маргариту - словно сказав им: "Я здесь", - еще раз хлопнул изо всей силы бичом - словно сказав мулам: "Пошли вперед" - - и, незаметно ступив назад, юркнул в кабачок у подошвы горы. Погонщик, как я уже сказал, был веселый, говорливый паренек, не думавший о завтрашнем дне и не печалившийся ни о том, что было, ни о том, что будет, лишь бы только не переводилось бургундское да можно было покалякать за стаканчиком. - Вот он и пустился в длинные разговоры о том, что он - мол - главный садовник в Андуйетском монастыре и т. д. и т. д., что из приязни к аббатисе и мадемуазель Маргарите, - которая еще только послушница, - он с ними едет от границ Савойи и т. д. - и т. д. - - и что аббатиса от великой набожности нажила себе опухоль на коленном суставе - - а какое множество трав он для нее собрал, чтобы размягчить затвердевшие ее соки и т. д. и т. д.! - - и что если бурбонские воды не помогут этой ноге, - она легко может захромать на обе - и т. д. и т. д. - Он так увлекся своей историей, что совершенно позабыл о ее героине - и о молоденькой послушнице и - - что еще непростительнее - - о своих мулах. А последние, будучи животными, которые норовят провести всякого, по примеру своих родителей, которые провели их самих, - и не будучи в состоянии дать помет (подобно всем мужчинам, женщинам и прочим животным) - они мечутся вбок, вдоль, взад - в гору, под гору, куда только могут. - - Философы, со всей их этикой, никогда должным образом этого вопроса не рассматривали - как же мог это предусмотреть бедняга погонщик за стаканом вина? Он даже и не подумал ни о чем таком; Настало время подумать иам самим. Оставим же этого счастливейшего и беззаботнейшето из смертных в вихре его стихии - - и займемся на минуту мулами, аббатисой и Маргаритой. Под действием двух последних ударов погонщика мулы продолжали спокойно и добросовестно подвигаться в гору, пока не одолели половины ее; как вдруг старший из них, хитрый и сметливый старый черт, скосив глаза на повороте дороги и заметив, что сзади нет погонщика - - "Клянусь наростом под моим копытом! - сказал он, выругавшись, - дальше я не пойду". - - "А если я сделаю еще хоть шаг, - отвечал другой, - пусть мою кожу сдерут на барабан". - - Уговорившись таким образом, они остановились. - - ^TГЛАВА XXII^U - - Пошли вперед, эй вы! - сказала аббатиса. - - Но - - но - - но, - - кричала Маргарита. Пш - - пш - - и - - пш - и - ш, - - пшикала аббатиса. - - Вью-у-у - - вью-у-у, - - вьюкала Маргарита, сложив колечком свои пухленькие губы почти как для свиста. Туп-туп-туп, - стучала аббатиса Андуйетская концом своего посоха с золотым набалдашником о дно рыдвана. - - - - Старый мул пустил... ^TГЛАВА XXIII^U - Мы погибли, конец нам, дитя мое, - сказала аббатиса, - - мы простоим здесь всю ночь - - нас ограбят - - нас изнасилуют. - - - - Нас изнасилуют, - сказала Маргарита, - как бог свят, изнасилуют. - Sancta Maria! - возопила аббатиса (забыв прибавить _О!_), - зачем я дала увлечь себя этому проклятому суставу? Зачем покинула монастырь Андуйетский? Зачем не дозволила ты служанке твоей сойти в могилу неоскверненной? - О палец! палец! - воскликнула послушница, вспыхнув при слове _служанка_; - почему бы мне не сунуть его туда либо сюда, куда угодно, только бы не в эту теснину? - - Теснину? - сказала аббатиса. - Теснину, - ответила послушница; страх помутил у них разум - - одна не соображала, что она говорит, - а другая - что она отвечает. - О мое девство! девство! - воскликнула аббатиса, - - евство! - - евство! - повторяла, всхлипывая, послушница. ^TГЛАВА XXIV^U - Дорогая матушка, - проговорила послушница, приходя немного в себя, - существуют два верных слова, которые, мне говорили, могут заставить любого коня, осла или мула взойти на гору, хочет ли он или не хочет; - - как бы он ни был упрям или злонамерен, но, услышав эти слова, он сейчас же послушается. - Значит, это магические слова! - воскликнула аббатиса, вне себя от ужаса. - Нет! - спокойно возразила Маргарита, - но они грешные. - Какие это слова? - спросила аббатиса, прерывая ее. - Они в высшей степени грешные, - отвечала Маргарита, - произнести их смертный грех - и если нас изнасилуют и мы умрем, не получив за них отпущения, мы обе будем в... - Но мне-то все-таки ты можешь их назвать? - спросила аббатиса Андуйетская. - - Их вовсе нельзя назвать, дорогая матушка, - сказала послушница, - кровь изо всего тела бросится в лицо. - - Но ты можешь шепнуть их мне на ухо, - сказала аббатиса. Боже! Неужели не нашлось у тебя ни одного ангела-хранителя, которого ты мог бы послать в кабачок у подошвы горы? не нашлось ни одного подведомственного благородного и доброжелательного духа - не нашлось в природе такой силы, которая, проникнув своим вразумляющим трепетом в жилы, в сердце погонщика, пробудила бы его и увела с попойки? - - не нашлось сладостной музыки, которая оживила бы в его душе светлый образ аббатисы и Маргариты с их черными четками? Пробудись! Пробудись! - - но, увы! уже поздно - - ужасные слова произносятся в эту самую минуту. - - - - Но как их выговорить? - Вы, умеющие сказать все на свете, не оскверняя уст своих, - - наставьте меня - - укажите мне путь. - - ^TГЛАВА XXV^U - Все грехи без изъятия, - сказала аббатиса, которую бедственное их положение превратило в казуиста, - признаются духовником нашего монастыря или грехами смертными, или грехами простительными; другого деления не существует. А так как грех простительный является легчайшим и наименьшим из грехов, - то при делении пополам - все равно, содеян ли он только наполовину или содеян полностью в дружеской доле с другим лицом, - он настолько ослабляется, что вовсе перестает быть грехом. - Я не вижу никакого греха в том, чтобы сказать; bou, bou, bou, bou, bou хоть сто раз подряд; и нет ничего зазорного в том, чтобы повторять слог gre, gre, gre, gre, gre от утрени до вечерни. Вот почему, дорогая дочь моя, - продолжала аббатиса Андуйетская, - я буду говорить bou, a ты говори gre; и так как в слоге fou содержится не больше греха, чем в bou, - ты говори fou - а я буду приговаривать (как фа, соль, ля, ре, ми, до на наших повечериях) с tre. - И вот аббатиса, задавая тон, начала так: Аббатиса. | Bou - - bou - - bou - - Маргарита. | - - gre - - gre - - gre. Маргарита. | Fou - - fou - - fou - Аббатиса. | - - tre - - tre - - tre, Оба мула ответили на эти знакомые звуки помахиванием хвостов; но дальше дело не пошло. - - Понемножку наладится, - сказала послушница. Аббатиса. | Bou - bou - bou - bou - bou - bou - Маргарита. | - - gre, - gre, - gre, - gre, - gre, - gre. - Скорей! - крикнула Маргарита. - Fou, - fou, - fou, - fou, - fou, - fou, - fou, - fou, - fou. - Еще скорей! - крикнула Маргарита. - Bou, - bou, - bou, - bou, - bou, - bou, - bou, - bou, - bou. - Еще скорей! - господи помилуй! - сказала аббатиса. - Оли нас не понимают! - воскликнула Маргарита. - Зато диавол понимает, - сказала аббатиса Андуйетская. ^TГЛАВА XXVI^U Какое огромное пространство я проехал! - на сколько градусов приблизился к теплому солнцу и сколько красивых приветливых городов перевидал в то время, как вы, мадам, читали эту историю и размышляли над ней! Я побывал в Фонтенебло, в Сансе, в Жуаньи, в Оксере, в Дижоне, столице Бургундии, в Шелоне, в Маконе, столице Маконии, и еще в двух десятках городов, расположенных на пути в Лион, - - и теперь, когда я их миновал, я могу сказать вам о них столько же, как о городах на луне. Ничего не поделаешь: главу эту (а может быть, и следующую) нужно считать совершенно пропащей. - - - Вот так странная история, Тристрам! - - - Увы, мадам! Имей я дело с каким-нибудь меланхолическим поучением о кресте - о миролюбии кротости или об отраде смирения - - я бы не испытал затруднений; или если бы я задумал написать о таких чистых отвлеченностях, как мудрость, святость и созерцание, которыми духу человеческому (по отделении от тела) предстоит питаться веки вечные, - - вы бы остались вполне удовлетворены. - - - - - Я бы хотел, чтобы глава эта вовсе не была написана; но так как я никогда ничего не вычеркиваю, попробуем каким-нибудь пристойным способом немедленно выкинуть ее из головы. - - Передайте мне, пожалуйста, мой дурацкий колпак; боюсь, вы на нем сидите, мадам, - - он у вас под подушкой - - я хочу его надеть. - - - Боже мой! да ведь он уже полчаса у вас на голове. - - - Так пусть он там и останется вместе с Фа-ра дидл-ди и фа-ри