или последний год его договора 60 О завещании доктора Фауста, в котором он назначил своего слугу Вагнера своим наследником {70} С первых дней я до последнего, двадцать четвертого года своего договора воспитывал доктор Фауст одного юношу, который обучался в Виттенберге. Юноша этот видел все проделки господина своего, доктора Фауста, его волшебство и дьявольское искусство, да и помимо того был дурным, отпетым мальчишкой. Поначалу он отправился в Виттенберг побираться, и из-за его дурных повадок никто его брать не хотел. Этот Вагнер и стал фамулусом доктора Фауста, прилепился к нему и так, что впоследствии доктор Фауст стал звать его своим сыном. Куда бы он ни ходил, Вагнер предавался разгулу вместе с ним. Когда стало истекать его время, позвал Фауст к себе нотариуса и с ним нескольких магистров, которые у него часто бывали, и отказал своему фамулусу дом вместе с садом, расположенный рядом с домом Гансера и Фейта Родингера, что у Железных дорог на улице Шергассе близ городской стены {71}. Далее он отказал ему 1600 гульденов оброчных платежей, крестьянское владение ценою в шестьсот гульденов наличными деньгами, золотую цепь стоимостью в триста крон, серебряную посуду, которую он похитил при дворах, главным образом из папского и турецкого дворца, стоимостью до тысячи гульденов, а сверх того из домашней утвари не особенно много, ибо он подолгу не проживал у себя в доме, но день и ночь напивался и обжирался в трактирах и у студентов. Таким образом было составлено и установлено его завещание. 61 Доктор Фауст беседует со своим слугой о завещании Как только завещание было составлено, призывает он к себе своего слугу, говорит ему, как он о нем позаботился в завещании, за то, что он всю жизнь был ему привержен и тайности его никому не открывал. За это за все пусть он у Фауста еще чего-нибудь попросит, он его всем желаемым обеспечит. Тогда фамулус пожелал получить его уменье. На это Фауст ему отвечал: "Что касается моих книг, то они были и раньше в твоем распоряжении, только ты не должен их обнародовать, но для своей пользы занимайся ими и изучай их прилежно. Во-вторых, ты желаешь получить мое умение, которое ты, разумеется, получишь, если будешь любить мои книги, не дашь себя совратить, но навсегда останешься при своих намерениях". "Еще, - сказал доктор Фауст, - ввиду того, что мой дух Мефостофиль служить мне больше не обязан, по этой причине я не могу передать тебе его, но все же я хочу приставить к тебе другого духа, если ты того желаешь". Вскоре затем, на третий день, снова призвал он своего фамулуса и напоминает ему, что он хотел иметь духа, так держится ли он еще этого намерения и в каком образе тот должен явиться. Тот отвечает: "Господин мой и отец, в образе обезьяны, такой же величины и формы". Тогда предстал перед ним дух в образе и обличий обезьяны, которая стала прыгать по комнате. Доктор Фауст сказал: "Смотри, теперь ты его видишь, но он будет тебе послушен только после моей смерти, когда уйдет от меня мой дух Мефостофиль и ты его больше не увидишь и когда ты подпишешь свое обязательство; и если захочешь, то будешь звать его Ауэрхан, ибо таково его имя {72}. Сверх того я прошу тебя, чтобы ты мое искусство, деяния и все, что я делал, не обнародовал до моей смерти, если же после того захочешь ты записать и изложить это все в виде истории, то твой дух Ауэрхан в этом тебе поможет. То, что ты забудешь, он тебе напомнит, ибо люди пожелают узнать от тебя мою историю". 62 Как доктор Фауст, в то время когда оставался у него всего один месяц срока, почувствовал себя плохо, так что все сокрушался и вздыхал о своем дьявольском житье Срок для Фауста приближался быстро, как на песочных часах. Оставался впереди один только месяц, и с ним приходили к концу те двадцать четыре года, за которые он душою и телом предался черту, как было рассказано выше. Тут впервые почувствовал Фауст робость, и было ему как пойманному убийце или разбойнику, который, сидя в тюрьме, услышал свой приговор, и ждет его теперь смертная казнь. Он был в страхе, рыдал и разговаривал сам с собой, размахивая руками, охал и вздыхал, худел, редко или совсем не показывался людям на глаза, а духа своего не хотел видеть и терпеть у себя. 63 Жалоба доктора Фауста на то, что он должен умереть в свои цветущие дни и молодые годы Эта печаль побудила доктора Фауста записать свои сетования, для того чтобы не позабыть их. Вот одна из записанных им жалоб: "Ах, Фауст, отчаянная ты и недостойная душа! Ибо ты соблазнился обществом тех, кто осуждены на адское пламя, когда ты прекрасно мог снискать блаженство, которое ты теперь утратил. Ах, рассудок мой и свободная воля, зачем упрекаете вы мое тело, которому уготовано похищение жизни! Ах вы, мои руки, ноги, и ты, еще здоровое тело, рассудок и душа, плачьте обо мне, ибо, обладая вами, я мог вами пренебречь или о вас позаботиться, а совершенствуясь, я радовал бы вас! Ах, любовь и ненависть, почему вы одновременно в меня вселились, раз я должен из-за вас терпеть теперь такую муку? Ах, милосердие и отмщение, по какой причине уготовили вы мне такое возмездие и срам? О жестокость и сострадание, на то ли создан я человеком, чтобы терпеть наказание, которое я сам себе уготовил? Ах, ах, несчастный, есть ли еще что-нибудь на свете, что не поднялось бы на меня! Ах, мои жалобы ничему не помогут". 64 Еще одна жалоба доктора Фауста "Ах, ах, ах, я, несчастный человек! О горький, злосчастный Фауст, ты причтен к лику осужденных, где тебя ожидают неимоверные смертные муки, куда более ужасные, чем все, что пришлось когда-либо вытерпеть страдающему существу. Увы, увы, мой рассудок, задор, дерзость и своеволие! О проклятая, неверная жизнь! О ты, слепой и неосторожный, ибо тело и душу свою ты лишил зрения, и теперь они не видят. О быстротечное наслаждение, в какие тягости вовлекло ты меня, затемнив и ослепив мои очи! Увы, мой слабый дух, моя омраченная душа, какой ждет тебя приговор? О прискорбное бедствие, о обманутая надежда, кто помышлял о тебе? О горькое горе, беда бедучая! Увы и ах! Кто спасет меня? Где мне укрыться? Куда заползти мне? Куда бежать? Вижу: куда ни подамся - я пойман". Тут бедный Фауст так опечалился, что не мог более говорить. 65 Как злой дух донимал опечаленного Фауста насмешливыми речами и диковинными присказками Услышав эти жалобы, явился Фаусту его дух Мефостофиль, приступил к нему и сказал: "Было тебе из снятого писания известно, что ты должен поклоняться единому только богу, служить ему и рядом с ним не иметь других богов, ни одесную его ни ошуюю, а ты этого не сделал, но испытывал своего бога, отрекся, отступился от него и нам прозакладывал свою душу и тело; потому и должен ты теперь предъявить свой заклад. "Заметь же мои стихи: Знаешь что - молчи, По-пустому слов не мечи. Что имеешь, держи под замком: Беда сама идет в дом. Потому молчи, терпи и крепись. Таись и горем ни с кем не делись. Поздно, поздно господа звать, Горе день за днем растет - не унять {73}. "Потому-то, мой Фауст, не годится с чертями и с большими господами вишни есть: они плюют тебе кости прямо в лицо, как ты теперь видишь. По этой причине стоило бы тебе быть отсюдова за тридевять земель, только твоя упрямая лошадка сбросила тебя, ты презрел дар, которым тебя взыскал господь, не удовольствовался им, но зазвал к себе черта. Двадцать четыре года тому назад ты думал - все золото, что блестит, что тебе черт наговаривает. Вот черт и привязал бубенчик коту на шею. "Подумай, каким прекрасным ты был твореньем! Но сорви розу - она увянет. Кто тебя хлебом кормит, тому ты и подпеваешь. Дождись только страстной пятницы, там и пасха сама придет. Что ты накликал, не вдруг пришло - а ведь жареная колбаса о двух концах. Плохо с чертом идти через лед: плохо ты начал, дурное начало - дурной конец. Наигралась кошка с мышью. Как аукнется, так и откликнется. Покуда половник новехонек, мешает им повар в котле, а как состарится - нагадит в него, вот и вся недолга. Не так ли и тебе пришлось, мой Фауст? Раньше был ты у черта новым половником, а нынче он тобой брезгует. Базар цену скажет и всякого торговать научит. Снабдил тебя бог припасами, а тебе их мало показалось. "И еще, Фауст, велика была твоя дерзость, во всех твоих делах и поступках был ты другом черту, так теперь будь готов: ибо господь - наш владыка, а черт только поп или монах. Хотел, чтобы только о тебе говорили, - дураков надо учить дубиной. А спесь да чванство к добру не ведут: кто многого алчет, мало получит. Любишь кататься, люби и саночки возить. Пусть же моя проповедь и поучение дойдут до твоей совести, хоть она и совсем у тебя потерялась. Не пристало тебе так доверяться дьяволу, коль скоро он господу пересмешник, лжец и разбойник. Надо бы тебе умнее быть. За смехом идут слезы. Конец человеку приходит скоро, а учить его надо долго. Хочешь взять черта на постой - нужно прежде самому хозяину ума набраться. Сафьяновые башмаки надел и думаешь, что мастер плясать? Почитал бы ты господа за те дары, что он тебе дал, не пришлось бы тебе плясать в этом хороводе и не поверил бы ты черту так поспешно: кто легко верит, того и обманут. А теперь дьявол утрется да и пойдет - проиграл ты заклад, а прозакладывал свою кровь. Должны тебе снять голову, а ты думаешь в одно ухо впустить - в другое выпустить". Предсказал дух Фаусту злосчастную его судьбу и исчез, оставив Фауста в полном смущении и меланхолии {74}. 66 Жалоба доктора Фауста на преисподнюю и ее несказанные хуки и терзания О я, бедный грешник, зачем я не скот, что умирает и не имеет души! Тогда бы мне нечего больше было бояться. Теперь же дьявол заберет мое тело и душу и ввергнет меня в несказанный мрак терзаний, ибо в то время как другие души радуются и веселятся, мое и грешников достояние - непостижимый ужас, зловоние, препоны, позор, трепет, уныние, муки, тоска смертная, плач, завывание и скрежет зубовный. Все создания и твари божий против нас, и мы должны перед лицом святых нести бремя поношения навеки. Вспоминается мне, как некогда спрашивал я духа о каре божией. Он мне сказал тогда: большое различие существует между осужденными, ибо неравны их грехи. И дальше сказал: все равно как мякина, дерево и железо сгорают в огне, только одно легче и скорей, чем другое, так горят и осужденные в огне и пламени. Ах, вечное осуждение, от гнева господня ты воспламенилось и полно такого огня и жара, что уж нет нужды тебя раздувать! Ах, к каким печалям, горестям и страданиям нужно приготовиться со слезами на глазах и скрежетом зубовным, удушьем в горле, стенаньями в голосе, шумом оглушающим, трепетом рук и ног! Ах, охотно лишился бы я неба, лишь бы избегнуть вечных мук! Ах, кто избавит меня теперь от несказанного пламени преисподней? Ибо нет помощи, ибо рыдания о грехах бесполезны. Нет покою ни ночью, ни днем. Кто же спасет меня, несчастного? Где мое прибежище? Где мой щит, помощь и спасение? Где моя крепость и оплот? Чем мне утешиться? Не святителями божьими, ибо я стыжусь к ним воззвать и не услышу ответа, но лучше мне закрыть лицо свое, чтобы не видеть ликования избранных. Что же я жалуюсь, раз помощь ко мне не придет, раз я не услышу утешения? Аминь, аминь, я сам это себе избрал и терплю теперь осмеяние себе в ущерб. 67 Теперь следует рассказ об ужасной, устрашающей кончине доктора Фауста, который пусть послужит зеркалом и предостережением для каждого христианина {75} Истекли 24 года, отпущенные доктору Шаусту, и на той же неделе явился ему дух, передал ему долговое письмо или обязательство и сообщил ему вместе с тем, что в следующую ночь возьмет дьявол его тело: пусть он имеет это в виду! Всю ночь доктор Шауст плакал и сокрушался, так что дух в эту ночь снова ему явился и сказал: "Мой Фауст, не будь таким малодушным, как будто ты уже сейчас расстаешься со своим телом. До этого еще далеко, пока твоя участь свершится, должен же ты умереть, хотя бы и жил несколько сот лет. Ведь должны умереть турки, евреи и другие нехристианские цари, и они также осуждены и прокляты, и к тому же ты не знаешь, что тебе предназначено. Ободрись, не унывай так сильно. Ведь обещал же дьявол дать тебе стальное тело и душу, чтобы ты не страдал, как другие грешники". Так и еще многажды утешал он Фауста, только лживо и в противоречии со священным писанием. Доктор Фауст, который знал только, что договор или соглашение он должен оплатить собственной кожей, в тот самый день, когда дух ему сообщил, что дьявол явится за ним, отправился к своим задушевным друзьям магистрам, бакалаврам и другим студентам, прежде часто его посещавшим, просить их, чтобы они отправились с ним на прогулку в село Римлих, в полуверсте от Виттенберга {76}, и поели там вместе с ним, что они ему и обещали. И отправились они все туда и закусили там поутру, насладившись множеством превосходных яств и вин, которые хозяин им подносил. Доктор Фауст был с ними приветлив, но нелегко было у него на сердце. Снова просит он всех их быть к нему благосклонными и отужинать вместе и провести с ним эту ночь: он должен им сообщить нечто важное. Они и на это согласились и сели за ужин вместе. Когда же была выпита послед- t няя чара на сон грядущий, заплатил доктор Фауст хозяину и попросил студентов, чтобы они перешли с ним в другую комнату, он хочет им нечто сказать. Так они и сделали. А доктор Фауст сказал им следующее. 68 Oratio Fausti ad Stuaiosos * {* Речь Фауста к студентам (лат.).} "Любезные мои друзья и милостивые господа! Пригласил я вас затем, что вот уже много лет знаете вы, что я человек, во многих искусствах и волшебствах искушенный, а произошли они ни от кого иного, как от дьявола. И на это дьявольское дело подвигло меня не что иное, как дурное общество, а еще моя презренная плоть и кровь, мой закоснелый и безбожный ум и легкомысленные бесовские помыслы, которые я питал, за что пришлось мне обещать дьяволу отдать ему тело и душу по истечении двадцати четырех лет. Ну вот, срок этот приходит к концу в эту ночь, и часы, стоящие перед моими глазами, указывают, что скоро наступит мгновенье, когда он заберет меня в эту ночь. Ибо дорогой ценой обязался я ему во второй раз и отказал ему тело и душу, подписавшись собственной кровью. Поэтому-то я и созвал вас, любезные мои друзья и милостивые господа, к себе перед кончиной, чтобы осушить вместе поминальную чару и чтобы погибель моя не осталась от вас утаенной. Затем прошу я вас, мои любезные братья и господа, передать от меня сердечный и Чертовы братский привет всем моим близким и всем, кто относится ко мне с приязнью, братья. чтобы не поминали бы меня лихом; если же я вас когда-либо обидел, простите мне великодушно. Что же касается тех удивительных дел, которые я совершал в течение этих двадцати четырех лет, то после вы все это найдете записанным, и пусть мой ужасный конец послужит вам напоминанием и предостережением в вашей жизни: имейте же всегда перед очами господа и молитесь ему, чтобы он защитил и сохранил вас от козней лукавого и не вводил вас во искушение; чтобы были вы привержены к нему, не отступались бы от него, как я, безбожный и окаянный человек, ибо я презрел его и отрекся от таинства святого крещенья, от самого бога, от всего небесного воинства и от людей, отрекся от господа, который не хочет гибели ни единого из людей. "Не допускайте же, чтобы общество дурных людей сбивало вас с пути, как это произошло и имело место со мной. Посещайте прилежно и усердно церковь, боритесь с дьяволом и побеждайте его твердой верой в Христа и благочестивым поведением. "Напоследок и в заключение моя к вам дружеская просьба: отправляйтесь вы в постель, спите с миром и не тревожьтесь, даже в том случае, если услышите в доме грохот и шум. Не бойтесь, с вами ничего не случится. С постели не вставайте, а когда найдете мое бездыханное тело, предайте его земле. Ибо я умираю как дурной и как добрый христианин: как добрый Раскаяние христианин, ибо я покаялся и в сердце своем прошу о прощеньи, чтобы спасти Иуды. этим, быть может, свою душу; как дурной христианин, ибо я знаю, что дьявол хочет взять мое тело, и я готов охотно оставить ему это тело, лишь бы он оставил в покое мою душу. Затем прошу вас ложиться в постель и желаю вам доброй ночи, мне же предстоит недобрая, тяжелая и ужасная". Это сообщение и этот рассказ доктор Фауст произнес с душевной твердостью, чтобы они не испугались, не оробели и не пали духом. Студенты же чрезвычайно изумились, что он был таким отчаянным и что решился он ради плутовства, дерзости и колдовского искусства на дело, столь опасное для тела и души. Они душевно огорчились, ибо любили его, и сказали: "Ах, господин наш Фауст, в чем вы признались, зачем так долго молчали и не открывались нам? Ученые богословы помогли бы нам спасти и вызволить вас из сетей дьявола, а теперь уже слишком поздно и погибельно для вашего тела и души". Доктор Фауст отвечал, что не смел этого сделать, хотя часто имел желание обратиться к благочестивым людям за советом и помощью. "И сосед мой, - сказал он, - говорил мне, чтобы я последовал его наставлению, отказался от колдовства и обратился к богу; когда же я захотел это сделать, явился дьявол и хотел схватить меня и унести, как он это сделает сегодня, и сказал: как только я обращусь к богу, он меня доконает". И услыша это от Фауста, они ему сказали: раз уже ничего другого не предвидится, пусть призовет он господа, пусть именем его любимого сына Иисуса Христа просит о прощении и возгласит: "О Господи, помилуй меня, бедного грешника, суди меня судом своим! Хоть я и должен оставить дьяволу свое тело, быть может, ты убережешь мою душу. Может быть, господь сотворит что-либо". Он же отвечал им, что он уже пытался молиться, но молитва нейдет у него с языка, как у Каина, который тоже говорил: грехи его превышают меру того, что может ему проститься. Так и он всегда думал, что превысил он меру своим договором. Эти студенты и добрые господа благословили Фауста, и они, плача, обняли друг друга. Доктор Фауст остался в комнате, а они отправились в постель, но никто из них не мог уснуть, потому что хотели слышать, чем это кончится. И случилось это между двенадцатью и часом ночи, поднялся вокруг дома неистовый ветер, охватил его со всех сторон, так что казалось, что рушится все и самый дом будет вырван из земли. Тут студенты оробели, повскакали с постели, стали друг друга утешать, не смеют выйти из комнаты, а хозяин сбежал из своего дома в другой. Студенты лежали поблизости от той каморки, где находился доктор Фауст. Они услышали страшное шипение и свист, будто дом был полон змей, гадюк и других вредоносных гадов. Тут дверь в комнату доктора Фауста распахнулась, и стал он кричать о помощи, но только вполголоса, и вскоре уж больше не стало его слышно. Когда же настал день и студенты, которые всю ночь не могли заснуть, вошли в комнату, где находился Фауст, они не увидели его больше. Вся комната была забрызгана кровью, и мозг прилип к стене, будто черти бросали его от одной стены к другой. Да еще лежали глаза и несколько зубов: жуткое и ужасающее зрелище! Тут начали студенты плакать и причитать над ним, искали его повсюду и наконец нашли его тело за домом на навозной куче. Страшно было на него взглянуть, так изуродованы были его лицо и все части тела. Упомянутые магистры и студенты, присутствовавшие при смерти Фауста, добились того, что его похоронили в той же деревне, после чего они вернулись в Виттенберг, в жилище доктора Фауста, где разыскали его фамулуса Вагнера, который захворал из-за своего господина. Они нашли также написанной эту историю о докторе Фаусте, составленную ям самим, как выше было сказано, целиком, кроме его кончины, которая была добавлена указанными студентами и магистрами. И из того, что написал его фамулус, тоже получилась новая книга. Равным образом в тот же день заколдованная Елена вместе со своим сыном не оказалась на месте, но исчезла. С той поры в его доме было так жутко, что никто не мог там жить. Доктор Фауст явился также своему фамулусу ночью, как при жизни, и открыл ему много тайностей. И те, кто шли ночью мимо, видели, как он выглядывал из окна. Так кончается вся эта правдивая история и волшебство доктора Фауста, из чего следует поучение каждому христианину, особливо же тем, у кого спесивые, гордые, высокомерные и упрямые мысли и голова, чтобы они боялись господа, избегали колдовства, заклинаний и других бесовских дел, которые господь нам строго запретил, не зазывали бы черта к себе в гости, не давали бы ему воли, как это сделал Фауст. Ибо здесь нам представлен страшный пример его договора и гибели, чтобы уберечь нас в любви к одному только богу, чтобы на него мы взирали, ему одному служили и молились от всей души и всего сердца, всеми своими силами, а от дьявола и всех иже с ним отреклись и вместе с Христом получили вечное блаженство. Аминь, аминь! Этого я желаю каждому из вас от всего сердца. Аминь! 1 Послан. Петра, 5 Бодрствуйте и бдите, ибо дьявол, ваш супостат, бродит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Противоборствуйте ему твердою верою. ^TДОПОЛНЕНИЯ^U 1 Главы 50-55 народной книги о Фаусте в издании 1590 года 50 Доктор Фауст дарит студентам в Лейпциге бочку вина Несколько чужеземных студентов из Венгрии, Польши, Каринтии и Австрии, которые часто встречались с доктором Фаустом в Виттенберге, обратились к нему с просьбой отправиться с ними в Лейпциг, как только там откроется ярмарка, посмотреть, что за купцы туда съезжаются и каким товаром торгуют, а также получить причитающиеся им деньги. Доктор Фауст согласился и присоединился к обществу. И вот, когда они прогуливались по Лейпцигу, осматривая город, университет и ярмарку, случилось им проходить мимо одного винного погреба, где несколько погребщиков тщетно силились выкатить из подвала огромную винную бочку, ведер примерно на шестнадцать или на восемнадцать. Видя это, доктор Фауст сказал: "Много вас толкается, да беретесь больно бестолково. А ведь эту бочку и один мог бы выкатить, если бы взялся за дело с уменьем". Погребщиков эти речи раздосадовали, а так как Фауста они не знали, то стали перебраниваться между собой пустыми словами, как это ведется у этого сословия. Когда же кабатчик узнал из-за чего пошла перебранка, то сказал Фаусту и его друзьям: "Добро, тот из вас, кто один выкатит бочку, получит ее". Фауст, не будь ленив, идет скорехонько в подвал, садится на бочку верхом, как на лошадь, и скачет из подвала всем на удивленье. Испугался кабатчик, не думал он, что такое возможно, да только пришлось ему свое слово держать и оставить бочку с вином Фаусту, который отдал ее своим товарищам. А они пригласили других добрых приятелей и несколько дней подряд бражничали изрядно, так что вполне могли сказать, что в Лейпциге им привалило счастье {1}. 51 Как доктор Фауст читал в Эрфурте Гомера и показал и представил своим слушателям греческих героев {2} Много лет также провел доктор Фауст в Эрфурте и читал там лекции в университете и много учинял удивительных вещей в этом городе, и еще сейчас живы многие люди, хорошо его знавшие, которые видели все это собственными глазами и даже ели и пили вместе с ним. Однажды, читая своим слушателям замечательного греческого поэта Гомера, который наряду с другими историями описывает десятилетнюю Троянскую войну, происходившую между греческими царями из-за прекрасной Елены, и при этом часто упоминает доблестных героев - Менелая, Ахилла, Гектора, Приама, Александра, Улисса, Аякса, Агамемнона и других, Фауст так обрисовал студентам лицо и наружность этих героев, что они возымели большое желание увидеть их воочию. Надеясь, что учитель поможет им в осуществлении этого желания, они его о том почтительно просили. Фауст согласился и обещал на следующей же лекции дать им возможность увидеть своими глазами всех, кого они пожелают. Это вызвало большое стечение и скопление студентов. Ибо во все времена молодые люди скорее имеют склонность и охоту к шутовству и фиглярству, чем к хорошему. Когда наступил положенный час и доктор Фауст углубился в свою лекцию, заметив, однако, что из-за его посулов собралось более слушателей, чем когда-либо, то приблизительно в середине лекции обратился он к ним и сказал: "Любезные студенты, поскольку вы имеете такую охоту увидеть знаменитых военачальников, о которых упоминает этот поэт наряду со многими другими, в том обличий, какое они имели когда-то при жизни, то так оно сейчас и будет". И сразу же, по слову Фауста, один за другим вошли в лекторию вышеназванные герои в тех же доспехах, какие в те времена носили, оглядываясь кругом и помавая главами, словно были разгневаны. Последним проследовал ужасный великан Полифем, у которого был только один глаз посредине лба и длинная, косматая, огненно-рыжая борода. Из пасти у него еще торчали ноги какого-то проглоченного им бедняги, и выглядел Полифем столь страшно, что у всех волосы стали дыбом, и от испуга и ужаса не знали они куда деваться. Фауст очень над этим посмеялся, назвал им одного за другим по имени и, окликнув каждого, приказал им уходить, что они и исполнили. Только одноглазый циклоп Полифем сделал вид, будто он не хочет уходить, а собирается проглотить еще одного или двух. Видя это, студенты пришли в еще больший ужас, особенно когда он ударил о землю толстой палицей, сделанной из сплошного железа и подобной ткацкому навою, да так, что вся коллегия содрогнулась и закачалась. Но Фауст погрозил ему пальцем, и тогда он тоже вышел в дверь, и доктор Фауст закончил свою лекцию, чему все студенты очень обрадовались и уже не просили его впредь о подобных зрелищах, так как убедились, как это опасно {3}. 52 Доктор Фауст хочет заново обнародовать все потерянные комедии Теренция и Плавта Спустя некоторое время после того, как в университете состоялось присуждение ученых степеней и некоторые лица были сделаны магистрами, среди философов зашел разговор о пользе латинских комедий писателя Теренция, уроженца Карфагена в Африке. Теренций, говорили они, должен стать достоянием школы и читаться юношеству не только ради латинского языка и прекрасных поучений и сентенций, но также потому, что он верно и метко обрисовал все на свете сословия и их хороших и дурных представителей, со всеми их свойствами, да так, словно он проник в человеческое сердце и разведал, подобно богу, душу и помыслы каждого. Это признает всякий, кто правильно читает и понимает этого поэта. И что еще удивительнее, из этих комедий видно, что в те времена и люди были так же устроены, и нравы были такими же, как это и теперь ведется на свете, хотя они были написаны за несколько столетий до рождества Христова. Достойно только сожаления, что большинство этих комедий и притом лучшие из них, всего сто восемь, столь печальным образом погибли при кораблекрушении, пропали и исчезли, чем сам Теренций был огорчен до смерти, как о том рассказывает Авзоний. Подобное же несчастье произошло, говорили они, и с Плавтом, чтение которого в школах по тем же причинам не менее полезно и необходимо, чем чтение Теренция. Около сорока одной или более комедий потеряно, потому что они были плачевным образом попорчены водой или огнем. Доктор Фауст долго слушал эту беседу и смог лучше и больше порассказать об обоих поэтах, чем все присутствующее, привел также несколько прекрасных изречений и сентенций из утраченных комедий. Все этому очень удивились v спросили его, откуда он знает, что стояло в этих комедbях. На это он заметил, что они вовсе не пропали и не погибли, как это думают, и если бы это было для него безопасно и не осердились на него теологи, во мнении которых он и так невысоко стоит, то все потерянные или испорченные, все равно какие тексты обоих поэтов он с легкостью может извлечь на свет, но только на несколько часов. Если же они хотели бы иметь их или сохранить на более продолжительное время, то пусть посадят побольше студентов, нотариусов и писцов и прикажут им немедленно все переписать; тогда они имели бы их всегда под рукой и могли бы впредь читать эти тексты не хуже, чем они читают те, которые имеются сейчас. Обо всем том доложили господам теологам и самым высокопоставленным членам совета, которые в то время присутствовали, но в ответ ему было сказано: ежели он не хочет или не может доставить сюда эти книги, чтобы можно было честным образом сохранить их и понемногу ими пользоваться, то его предложение не может быть принято, ибо и без того достаточно есть авторов и хороших книг, по которым юношество может и должно изучать хороший и правильный латинский язык, и сверх того можно опасаться, что злой дух примешает в новооткрытые книги свою отраву и губительные примеры, так что это будет служить к ущербу, а не на пользу. Вот по какой причине и посейчас еще мы имеем только те комедии Теренция и Плавта, что и прежде, потерянные же остаются там, куда их утащил или спрятал нечистый, а доктор Фауст так и не мог показать на этот раз свое искусство {4}. 53 Другая история о том, как доктор Фауст неожиданно явился на пирушку Есть на улице Слесарей в Эрфурте один дом, по прозванию "Якорь". В то время в нем проживал один тамошний дворянин, имя которого по некоторым причинам не может быть названо {5} и с которым доктор Фауст большей частью проводил время пока был в Эрфурте и много учинял и устраивал удивительных шуток и развлечений, особенно когда тот собирал у себя компанию (что бывало почти каждый день) и желал потешиться. Случилось однажды, что этот дворянин позвал к ужину много добрых друзей, а названный Фауст как раз находился не здесь, а в Праге у императора. Когда же молодые люди, развеселившись в гостях у своего друга, стали настойчиво высказывать желание и охоту увидеть у себя Фауста, то хозяин объяснил им, что Фауст не может явиться, так как находится далеко, а именно в Праге. Тут они ненадолго оставили об этом толковать, но вскоре стали еще пуще желать его прихода, а один из них, шутя, позвал его по имени и попросил, чтобы он явился к ним и не бросал честную компанию. В это время кто-то сильно постучал во входную дверь. Слуга бежит к окну, глядит, спрашивает: "Кто там?". Стоит доктор Фауст у двери, держит за повод коня, словно сейчас только слез, спрашивает слугу: разве тот не узнал его? Его ведь звали. Слуга, прежде чем открыть, бежит к господину, докладывает: Фауст стоит, мол, у двери, это он стучал. Дворянин, находившийся в комнате, говорит слуге: верно, он ослышался или обознался; ему хорошо известно, где обретается Фауст, он не может сейчас быть у двери. Слова его успокоили слугу. Между тем стучит Фауст еще раз. Тогда сам хозяин выглянул наперед слуги в окно, видит, и впрямь Фауст. Сейчас же ему отворяют дверь, приветливо встречают. Хозяйский сын просит его пройти вместе с отцом к гостям, сам берет его лошадь и велит задать ей вдоволь корма. Однако, как далее следует, не мог он этого выполнить. Как только Фауст вошел к гостям, его прекрасно принимают, сажают за стол, и хозяин спрашивает, как это он воротился так скоро. Фауст отвечает: "Это у меня такой добрый конь. Раз господа гости так сильно пожелали меня видеть и позвали к себе, решил я им угодить и к ним явиться, хоть и не могу я долго здесь оставаться и еще до утра должен быть в Праге". После этого предложили они ему есть и пили вволю за его здоровье, пока добрый хмель не ударил ему в голову. Тут стал он учинять с ними свои шутки. Спрашивает, не хотят ли они отведать заморского вина. Они отвечают: "Да". Тогда он снова спрашивает: "Какого же? Греческого, мальвазии, французского или испанского?". Один, смеясь, отвечает, что все одинаково хороши. Тогда Фауст велит принести бурав, сверлит по краям доски стола одну за другой четыре дыры, затыкает их колышками, как обыкновенно втыкают в бочку втулку или кран, велит принести ему несколько чистых стаканов, потом вытаскивает по очереди колышки, и из сухой доски, словно из четырех бочек, льет каждому вино, какое из вышеназванных он потребует. Гостей это очень позабавило, и были они весьма довольны {6}. Тем временем приходит хозяйский сын и говорит: "Господин доктор, ваш конь жрет как бешеный. Скорее десять или двадцать коней накормишь, чем вашего одного. Уже проглотил он два воза сена, а сам стоит и смотрит, где бы найти еще". Тут засмеялся не только Фауст, а все, кто это услышал. Но когда хозяйский сын сказал: "Я хочу выполнить свое обещание и накормить его досыта, хотя бы мне пришлось несколько мальтеров ему отвесить", - Фауст ему отвечал: пусть он это бросит, конь довольно уже получил корма на ночь, ведь он не наестся досыта, если даже сожрет у него весь овес на корню. На самом же деле это был его дух Мефостофиль, который, как выше сказано, по временам превращался в крылатого коня, такого, как Пегас у поэтов, если Фауст собирался куда-нибудь быстрехонько перенестись. В этих и подобных забавах провели они вечер, до полуночи. Тут испустил Фаустов конь столь громкое ржанье, что его на весь дом было слышно. "Ну, мне пора", - сказал Фауст и хотел распрощаться, но они стали его удерживать и просить, чтобы он остался с ними еще немного. Тогда завязал он узел на своем кушаке и согласился провести с ними еще часок. Когда время прошло, опять конь его громко заржал; тут он снова собрался идти, но, тронутый просьбами собравшихся, остался еще на час и снова завязал узел на кушаке. Когда же и этот час пролетел и его конь в третий раз заржал, больше уже не захотел он оставаться и не дал себя удержать, распрощался с ними и сказал, что должен тотчас же идти. Тут они проводили его до дверей, вывели его лошадь, он сел на нее и поскакал вдоль по Слесарной улице. Но едва миновал три или четыре дома, как взмыл его конь вместе с ним в небеса, так что те, кто смотрел ему вслед, вскоре потеряли его из виду. Под утро Фауст вернулся в Прагу, устроил здесь свои дела и через несколько недель, когда возвратился домой, он привез с собой от императорского двора много бумаг и новых известий {7}. 54 Как доктор Фауст сам задал пирушку Когда доктор Фауст воротился домой из Праги, привезя с собою множество великолепных подарков от пребывавших тогда при императорском дворе австрийских господ и других князей и графов, вспомнил он и о доброй компании, вызвавшей его из Праги в "Якорь". По сердцу пришлись ему их речи и веселое общество. И вот, чтобы ближе сойтись с теми из них, кого он раньше мало знал, и завести с ними более близкое знакомство, показав им в то время свою признательность, пригласил он их всех вместе в дом, который снимал неподалеку от большой университетской коллегии в Эрфурте, что у св. Михаила. Все они явились с удовольствием, не столько ради еды и питья, сколько в надежде снова увидеть его чудесные проделки, как это бывало. И вот, когда они пришли и явились к нему один за другим, то не увидели они ни огня, ни дыма, ни еды, ни питья и ровным счетом ничего, но не подали вида, были веселы и думали: хозяин их сам знает, как ублаготворить гостей. Когда все уже собрались, просит Фауст дорогих гостей не скучать, а пока он прикажет немедля накрывать и подавать на стол. После этого постучал он ножом по столу. Тут входит некто, как если бы это был слуга, спрашивает: "Господин, что вам угодно?". Доктор Фауст спрашивает его: "Скажи, сколь ты проворен?". Тот отвечает: "Я быстр как стрела". "О нет, - говорит Фауст, - ты мне не годишься. Ступай, откуда пришел". Немного погодя стукнул он снова ножом по столу, входит другой слуга, спрашивает: "Чего изволите?". Фауст ему говорит: "Сколь ты проворен?". Тот отвечает: "Я быстр как ветер". "Это уже кое-что, - говорит Фауст, - только и ты мне не подходишь, поди прочь, откуда пришел". Еще спустя немного стучит Фауст в третий раз по столу, входит третий, огляделся с угрюмым видом, спрашивает: "Что от меня надобно?". Доктор Фауст отвечает: "Скажи мне, каково твое проворство, тогда услышишь, что тебе надо делать". Тот отвечает: "Я быстр как мысли человеческие". "Вот это дело!" - говорит Фауст, встает с места, идет с ним, посылает его и наказывает принести и доставить ему яств и пития, чтобы мог он наилучшим образом попотчевать дорогих гостей. Сделав это, вернулся он к гостям, велел обнести их водой и всем сесть за стол {8}. Как только они уселись, является его проворнейший слуга вместе с двумя другими, вносят они девять блюд или мисок, по три зараз, аккуратно накрытые крышками, как это принято при дворе, ставят их на стол, и оказались там самые лучшие яства из дичины, птицы, рыбы, овощей, паштетов и из разного домашнего скота, приготовленные самым изысканным образом. И таких яств было множество, а всего тридцать шесть блюд или перемен, не считая фруктов, конфет, пирогов и других лакомств, поданных на десерт. А все кубки, стаканы и чаши ставились на стол пустыми, и, когда кто-нибудь хотел пить, Фауст его вопрошал, какого вина или пива ему желательно, и как только тот называл свое желание, Фауст выставлял за окно посуду для вина, и во мгновенье ока она наполнялась этим напитком, прохладным, словно сейчас только из погреба. Между тем были приготовлены всевозможные музыкальные инструменты, на которых один из слуг умел играть столь отменно, что ни один человек не слышал в жизни ничего столь приятного; слуга этот мог даже делать так, что множество инструментов играло одновременно, как-то: лютни, органчики, флейты, арфы, рожки, трубы, а люди видели только его одного {9}. В общем не было недостатка ни в чем, что доставляет Удовольствие, и не было никого, кто мог бы еще чего-либо пожелать. И так провели они почти всю ночь, пока не наступило ясное утро, когда Фауст всех отпустил по домам. 55 Как один монах хотел обратить доктора Фауста на путь праведный Вскоре слухи о докторе Фаусте и его удивительных похождениях разнеслись не только по городу Эрфурту, где он обосновался и натворил много подобных проделок, но и далеко по стране. А потому много лиц из дворянского звания и юных рыцарей приезжали к нему в Эрфурт из соседних княжеств и графских дворов и заводили с ним знакомство с тем, чтобы увидеть или услышать от него что-либо чудесное, о чем они нынче или завтра могли порассказать. И столько их стекалось к нему для этой цели, что некоторые разумные люди стали опасаться, как бы это не ввело в искушение незрелую молодежь и иные из них, совратившись, не приохотились бы к чернокнижию, потому что все это они считали забавой и развлечением, не разумея, что это грозит их душе. Поэтому люди эти обратились к известному францисканскому монаху, доктору Клинге {10} по имени, близко знакомому с доктором Лютером и доктором Ланге, и просили его: поскольку он также знает и Фауста, то пусть увещает его по строгости и наложит на него эпитимию за такое его распутство и постарается спасти его из дьявольской пасти. Монах согласился; отправился к Фаусту, говорил с ним сперва кротко, а потом и сурово, растолковав ему, что гнев божий и вечное проклятье сулит ему такое житье, и сказал: он ведь муж весьма ученый и мог бы вполн