ды идут, тогды не вмели што речы, але Трыщан их тешыл и клал то у смех, и они ся тешыли и дуфали {верили} у Трыщаново рыцэрство и говорыли: "Мы с Трыщаном не прыймем лиха". И был им супротивный ветер, и морнары ляклися и змогалися много и не могли ити, а пустили судно, куды ветр понесеть, и почали бога просити: "Боже, змилуйся и збав нас от смерти". Трывала тая година день и ноч, а назавтрей ветр перестал и море утихло, и они нашлися близко одного места, которое звано Домолот {42}, столичное место Артиуша короля, бо было роскошно и богато над вси городы}выбрано, а было пры моры. И коли ся тут познали, не было тут короля Артиуша, поехал был у Каръдуель з невеликою дружиною. И спытал Трыщан морнаров: || "Где есмо?" И они рекли: "Мы есмо у великой земли". Рек Трыщан: л. 28 "Вже не боимося и вздаймо фалу богу, што есмо на край, и озмем собе тут покой и вчастность {удобство;}, фалечы бога, што нас здоровых прынес на край". И так вчынили, роспяли шест шатров великих и вынесли щыты и зброи и вывели кони и стояли на том местцу в-ыгре и у веселью. И в тот час выехали два рыцэры еждчалых, которые были зналися на дорозе, не знаючы один другого, а з ними по пахолку, а имена одному Ящор {43}, брат Анцалотов, а другому Марганор {44}; Ящор был поставлен недавно рыцэром, якобы чотыри недели, але не мешкал у дворе ни тыдня, поехал фортуны искати, и сталося ему много добра, иж он был от добрых кольцов {рыцарей;} и велми высокого серца. А Марганор был старъшым лет, а николи не был збит, але не был такого сэрца, як Ящор. Коли они прыехали ближей к шатром и ввидели щыты и гельмы, и рекли: "То сут еждчалые рыцэры, стоят в холоде, а щыты поклали обычаем лонъдрешским, которые кольвек едут мимо, абы ся з ними коштовали. И хто бы их минул не покусившыся, то бы ему сором". Рек Марганор: "Мы маем кольбу, а тые нас ждут або иных, але если ся не будем с ними колоти, то есмо в сороме". И рек Ящор: "Ну-ж во имя боже!" И направилися, як потреба. А с Трыщаном был один рыцэр, што ведал обычай тот, бо ездил по короля Артиуша земли, рек: "Трыщан, видиш тые два рыцэры готуються ик кольбе, што не могут пройти не бившыся, видечы наши щыты перед шатры". Рек Трыщан: "Так ли ест обычай их?" Он рек: "Так". Рек Трыщан: "Благословени тые, которые тот обычай постановили! И мы того не опускаймо, дайте ми зброю". И рекли другие: "Чому?" Рек Трыщан: "Видите-ль тых двух рыцэров, што хочут битися з нами?" И они рекли: "А коли мы не хочем?" Рек Трыщан: "Коли мы ся маем бояти || тых двух рыцэров, тогды не л.28 об. озмем Ижоты из Орлендэи, где инак ее не добудем". (Битва Трыщанова з Марганором) И коли был оправлен, всел на конь и отехал мало от шатров. Рек Марганор: "Рыцэр ест готов, если хочеш, едьмо к нему". Ящор, будучи молодшый, не хотел перед ним попередити, и он ехал и вдарыл Трыщана в щыт велми моцно. Сулица пошла ему на трески {щепки}, а Трыщан ся ни мало не рушыл и вдарыл Марганора велми моцно, и он пал на одну сторону, а конь на другую, нижли не ранен, и велми ся збил от паденья. (Битва Трыщанова з Ящором) Трыщан збил одного и ехал к другому, и Ящор к нему и вдарыл Трыщана, аж ся ему сулица на трески спадала. А от того вдару пробил ему щыт и зброю и ранил его в левый бок немного, а Трыщан его вдарыл так моцно, аж Ящор на землю пал, и видечы ся сколот, скочыл и взял меч и рек: "Рыцэру, почстился еси сулицою, бися еще мечом, доколе добудеть один другого". Рек Трыщан: "Я того не хочу, иж ми ни о што не идеть, а кололися есмо для обычая, а битися не хочу". Рек Ящор: "Побиймося немного". Трыщан рек: "Не хочу". Ящор был велми смутен, рек: "Так ти бог помози, хто еси, што так боишся мечного удару?" Рек Трыщан: "Я есми с Корновали". Ящор рек: "Чы властный {собственный} еси рыцэр короля Марка?" Рек Трыщан: "Естем, и вси тые, которых бачыш". Ящор рек: "В злый час вы прышли есте в сюю землю, коли я зганбен". Рек Трыщан: "Для чого?" Он рек: "Хтокольвек почует, што я збоден от тебе, каждый мя будет мети за худого рыцэра, и негоден есми оружя носити". И откинул от себе щыт и меч и почал плакати и клести себе. Рек Трыщан: "Што то чыниш, прошу тебе?" Ящор рек: "Не хочу того носити оружя, а ни ехати на том кони, на котором есми таковую ганбу прынял от одного рыцэра, бы ми пешу пойти". || И пустил коня у поле. И тому ся Трыщан насмеял и рек: л.29 "Рыцэру, сором мне ест пустити тя пеша, коли не хочеш того коня и зброи, озми мою зброю и конь". Рек Ящор: "Не дай того бог, то бых еще горей зганбен, бых ся оболок в зброю корновальскую". И пошол пеш, оставил того коня и зброю на поли, а с ним поехал Марганор велми жалостен. Трыщан вернулся до дружыны и поведал им Ящоровы речы и почали дивитися. И на завтрей стоечы они там, узрели судно велико идеть к ним до прыстанища. Они прыстали, а в тым судне был сам король Ленвиз орлендэйский. И прыстали одалей судна из стрельбищэ и вышли на край, и поставили шатер, вывели кони, и король усел на конь и поехал к Трыщановым шатром. И коли был у шатров, спытал: "Откуль ест тая дружына?" Они рекли: "Ис Корновали". Рек король: "Которая потреба вас сюда загнала?" Они рекли: "Зла година". Король спытал: "Ест ли тут Трыщан?" Они рекли: "Ест, оно отпочываеть у шатре. Але вы откуля, што пытаете Трыщана?" Король рек: "Я есми один рыцэр из Орлендэи, велми есми ест рад видети. Надевамся, иж он будеть рад видетися со мною". И они рекли: "Як тобе ест имя, быхъмо ему умели поведати?" Он рек: "Имя мое ест Ленвиз, поведайте ему". Коли чул Трыщан менуючы Ленвиза, он скочыл и рек: "Где ест?" Они рекли: "Там тя ждеть". Он пошол боръздо и видел короля перед шатром и бег к нему велми весело, и облапилися велми мило и пыталися, як ся кому прыгодяло от того часу, коли ся разлучыли. Рек король: "Велми есми весел, што есми тебе нашол". Рек Трыщан: "Пане, а якая мене ест тобе потреба? Я есми много мел почесности у твоем дворэ, а то недавно избавил мя еси смерти, а я тобе обецал, што нет речы на свете, чого бых для тебе не вчынил, одно бы без моее ганбы". Рек король: "Велика ласка, повем ти, для чого есми прыехал тут у кролевство лондрешское. Были ув-Орлендэи после тебе частые турнаи, || на который прыеждчали много добрых рыцэров из Лондреша, из л.29 об. Галиуша и от иных сторон, и было неколико турнаев под оным городом, где ты збил Паламидежа. И прыехали чотыри рыцэры уроженые а кревные короля Бана баноцкого, и тые добыли тот турнаи, и просил есми их, абы стояли у моем дому, и они прыехали, и иных досыт у тот город, у котором ты стоял. Будучы они там, нашло ся по грехом, чого-ж я не сведем, иж один з них убит у моем дому, чого затаить не могу. Але то бог ве, иж есми в том невинен. И жаловал есми того велми, так ми бог помози, волел бых утратити один добрый замок, нижли бы ся тое злое у моем дому стало. И видевшы то тые тры рыцэры, которые были з ним, гневали ся на мене да не могли ми ничего учынити у моем дому, и один з них, именем Бланор {45}, рек: "Королю Ленвизе, мы есмо прыехали у твой дом званые яко к прыятелю, а ты нам учынил, як непрыятель, забил еси нашего брата у своем дому зрадне. Тут с тобою не можем ничого печати, але ся росправиш со мною на дворе короля Артиуша битвою". И то рекшы поехал, также и другие рыцэры, которые там были, говорыли, бо всим того было жаль. И недавно ми прынесли листы от короля Артиуша, позываючы мене и даючы рок {здесь: срок;}, абых стал перед ними битися и отвестися неправде, которую Бланор на мене положыл для смерти своего кревного. А дает ми ведати, если бых не стал, то мам згинути яко зрадца; на который позов мушу стати, бо ест король Артиуш так силен, иж может мя згубити, а во всих моих людех нет человека, который бы мог битися з Бланором, а ни ся сам таков чую, бых ся мог от его потвары {клеветы;} отвести, иж один он от добрых рыцэров, которые слывут по свету. Для того есми у великой печали и не вем, што бых учынил. Але за мою доброт, которую еси мел у моем дому, смею тя просити, абы еси за мене з Бланором бился, и надеюся на твою ласку". || Коли Трыщан то выслухал, л.30 был велми весел и рек сам к собе: "Уже-ж буду мети Ижоту, по што есми прышол". И отказал ему: "Пане, ты для мене много чынил, а я готов для тебе чынити. Але умовмося {условимся;}: коли, даст бог, тое справлю, дай ми один дар, которого буду у тебе просити". Король ему велми рад обецал, и Говорнар и вси Панове корновальские и орлендэйские почали мовити, абы чули обе стороне, которые тут стояли: Трыщан ест готов битися з Бланором за правду. А король ему обецал дар, которого будет Трыщан просити, коли тую реч сполнить. И рекли: "Так ли ест?" Рек король: "Так". И Трыщан: "Так ест". И тут ударыли у бубны и у трубы трубити с обу сторон, и было великое веселье, иж орлендэене знали Трыщана велми доброго рыцэра и рекли: "Уже-ж Бланор збит, коли на тую потребу знашли Трыщана". А корновалене мовили: "А мы маем то, што хочем". Трыщан рек тым и другим: "Если мя милуете, не поведайте мя а ни откуль есми я, а ни о том, што мам тую битву прыняти". Они рекли: "Пане, будь на твою волю". И злучылися вместо орлендэене с корновалены. И пры том весельи прыехала у шатер одна девка, носечы один щыт хорошый, а был без иного белега {знака}, не так, як иные Щыты: на нем была написана одна пани, и один рыцэр цаловал панию, а щыт был росъщеплен по середине, и не могли его нияк стиснути, а он щыт росщеплен был межы усты витезевыми и панее. Трыщан и иные почали дивитися и пытати девки: "Откуль еси ты?" Иона рекла: "Я есми гост с чужого панства, а послана семи от одное паней до другое болшое". Рек Трыщан: "Прошу, поведай ми, если рачыш, чому тот щыт рощепился? Чы может ся стиснути которым обычаем?" Рекла девка: "А хто еси, што мя пытает?" Рек Трыщан: || "Я есми гост с чужое стороны". Рекла девка: "Если хочеш нешто л.30 об. ведати от мене, поведай ми имя свое". Он рек: "Имя ми ест Трыщан, сестренец короля Марка корновалского". Она рекла: "Пане, слышала есми много доброго о тобе от многих людей, для того ти повем. У сей земли один витезь так великий, иж над него ни близко ни далеко нет, а милует одну панию велми высоку у сей земли, так ю впрэйме {искренне;} милуеть, лепей нижли сам себе, а пани его также, але еще ся не познали телесне, одно ся цаловали. Из оное милости тот щыт учынен ест, як его видиш, и не может ся жадным обычаем зъступити, докул ся они злучать и будут мети свою мысль и добрую волю; тогды ся тот щыт зъступит". Рек Трыщан: "Поведай ми, девко, имя того рыцэра". Она рекла: "Того ти не повем ни якожэ". Рек Трыщан: "Девко, ест-ли корол Артиуш у Дамолоте?" Она рекла: "Нет, але ест у Кардуели, а оставил короля Кардоса и короля из [С]гоцэи {46} смотрети тое битвы, которая мает быти королю орлендэйскому з Бланором. У дворе тепер много добрых рыцэров племени короля Бана баноцкого, которые прыехали для тое битвы". Трыщан рек: "Яков тот витезь, с ким ся королю бити?" Рекла девка: "Велми витежства доброго". За тым девка поехала до Кардуеля, бо там надевалася знайти, кого искала; а тая девка была одное паней з Локве {47}, которая была великая зелейница, чаровница болшей нижли иные ведьмы, а того была навчылася от Мерлина пророка, который много знал о прыйдучых {предстоящих, будущих} речах, але ся в том не вмел мудро заховати, абы его не вморыла тая, которую миловал зо всего сэрца, и зверылся ей всего, а она его вморыла руками его жывот, затворыла у гробе под землею, зачаровавшы так, иж он не был || собою волен л.31 {48}. А от того велико ся зло стало, што такая мудрост пала перед оную жону. И тая пани з Локве, о которой вам поведам, ведала вси речы, которые были межы королевою Веливерою {49} и Анцалотом, она хотела ведати их справу, для того послала королевой тую девку и щыт и поручыла ей такие речы, абы королевая знала, што тот щыт, и гледела на него, и девку тэ-ж задержала в себе, поки ся тут злучыть з Онцалотом, хотечы видети, чы ступится тогды щыт вместо. То оставмо. А Онцалот в тот час был в прынчыпа Галиота {50}, который велми миловал Анцолота, волел бы вмерети, нижли бы не мети его в товарышстве. А если бы Анцолот вмер, он и вси рыцэры силно бы его жаловали, бо не было так силное руки и так высокого серца. Король орлендэский, видены храбрость Бланорову, иж ся деръжыть против Трыщану, мел великий страх. И рубаючыся они, ослабели им вдарцы. Трыщан рек: "Я хочу видети, докуль.ты можеш стерпети". И была им потреба опочынути; Бланор не мог болшей и положыл щыт и меч и възлег на землю, мел страх от смерти, а Трыщан такъже. Коли почынули добрый час, Бланор, который ся видел на погибели, мыслил: "Если он другий раз не утомится, я не могу от него стерпети". И рек: "Витезю, знам, што еси набольшый витез сего света, для того жедаю ведати имя твое, и за то ти не хочу ни одного добра вчынити, леч наибольшое зло, але нехай бых знал от чыее руки умру, або кого добываю". Рек Трыщан: "Если ми зло мыслиш, я знам во вдарцах твоего меча; я тебе фалю, але не мыслиш о собе, иж не можеш иного добыти, одно смерти. Але ведай, от кого умреш: я есми Трыщан, сестренец Короля Марка корновальского". Коли Бланор тое чул, он был велми весел и рек: "Я есми слыхал о тобе великую славу по свету, а если мя добудет, мои близкие не будут мети сорома, але коли пак {однако, все-таки;} даст бог я тебе добуду, великое чети добуду". И взял щыт и меч и рек: "Бачыш, на твою ганбу прышол еси сюда, если моя правица {правая рука;} здорова будеть". Трыщан отказал: || "Моею ганбою не будеш ся фалити, л. 33 тепер познаеш, с ким еси кружки делил". И скочыл к нему, и почалася битва велми моцна, и вси почали говорыти: "Если быхмо не видели, то быхмо не верыли". И так они ходили, беручы один другому поле, и рубалися великую филю. Бланор болш не мог меча подънести {поднять;}; видевши то, Трыщан рек: "Боронися, потреба ти ест, або мысль о себе". И он не мог ничого отказати. Видел Трыщан, што ся стыдить, ударыл его по гельму так моцно, иж не мог на ногах стояти, и пал на землю, не рушыл ни рукою ни ногою и рек Трыщану: "Сойми ми главу, прошу тя, нехай моему сорому будет конец". Трыщан то видел, иж он от великого серца не хочеть податися и волить умерети, ниж мовити: "Побит есми". "А коли его пущу, а не дасть ми меча, моя битва мало помочна {полезна;}, а ни добыта; а коли его убъю, то зле учыню: убил такова витезя". И пошол до королев и рек: "Панове, мы есмо ся так били, як вы сами видели, але один з нас не хочет дати меча и мовити не хоче: "Побит есми", и волить умерети, нижли мовити то своим езыком. А што-бы тому за ганба, што ему на тот час фортуна не послужыла? А если ся вам видит, уложыте мир межы нами, а нехай корол арлендэйский будет волен от потвары, а коли будет еще битва, муси {должно;} быти ещэ горе {хуже}", то вже хто з нас мусить жывот дати на той битве". Короли розумели, иж Бланор волить умерети, нижли то мовити, и видели Трыщанову доброт, иж не рад убити Бланора, а маючы его по своей воли и могучы над ним што хотя вчынити, и радилися, штобы мели с тым чынити. А так ся им видело, иж бы перестала битва, а Бланор не вмер, коли ест на то Трыщанова доброта и милосеръдье. И рекли Трыщану: "Рыцэру, дякуем ти на твоей дворности, што отпущаеш смерть Бланору, ты вже можеш розобратися {раздеться, снять доспехи;}, если рачыш. Мы то прыймуем, иж король орлендэйский прав от поклепу Бланорова". Трыщан им подяковал; рек король орлендэйский: "Можем ли пойти свободне, як правые, куды хочем?" Они рекли: "Можете, || куды ваша воля". Трыщан уложыл меч у пошвы {ножны;}, а щыт на л. 33 об. плечы, и пошол до коня и всел велми легко, яко-бы не ранен, и вси ся дивили, як мог на кони седети; а Трыщан так скочыл храбро, яко-бы не ударен. - Видечы племя Бланорово, што Бланор пал, шли к нему, внимаючы, штобы мертв. А корол Ленвиз видел едучы Трыщана, рек двум королем: "Панове, пустите мя за моим витезем, бы ми не уехал, абых его не потерал". Рекли они: "Споведай нам имя того витезя, а потом поедеш з богом". Рек он: "Не могу вам споведати без хибы {без колебания;}, бо хочу ехати, абых его не потерал: то ест Трыщан, сестренец короля Марка корновальского, витезь большый на свете". То рекшы, всел на конь и прыбол {пустился;} за ним борздо из своими дворены. А было первей слышано Трыщаново рыцэрство у лондрешском кролевстве у кроля Артиушовом дворе. И коли поведали королю Артиушу, як Трыщан отпустил смерть Бланору, збившы его, а он не хотел ему дати меч, рек король: "То ест наиболъшая рыцарская штука, чого есми нигде не видел, и весь свет о том его хочуть пофалити, и не може быти, абы не прышол к великой славе, коли он в тых летех, будучы молод, а умел показати такую доброть". А коли Трыщан прыехал к дружине к шатром своим на берег, што против его з великим весельем и пытали его, як ся ему стало. Он рек: "По милости божей избавил есми короля от Бланора и от печали". И они пофалили бога и рекли ему: "Пане, не велми-ль еси зранен?" Рек Трыщан: "Не эстэм без ран, але не дбаю того; коли есмо не посоромочени, то есмо весели, иж достали чого хотели". И прыехал король Ленвиз из своею дружыною и, зъседшы с коня, прышол к Трыщану и почал цаловати его, говоречы: "Трыщане, нашол мя еси мечом, я есми твой и все што мам, але жедаю ведати, не вельми-ль еси зранен?" Рек Трыщан: "Если будеть добрый лекар, не боюся смерти от ран". Рек король: "Лекара добудем, коли мы просты от печали". Корол || позвал лекары, и л. 34 огледали ему ран и вделали, што потребно. Рек Трыщан: "Королю, ты ведаеш нашу умову {уговор}?" Рек король: "Вем, мам ти дати, чого ты хочеш". Трыщан ему подяковал велми покорно и рек: "Я прошу твоее дочки Ижоты моему дядку королю Марку". А потом его пытал: "Пане, куды хочемо отселя?" Рек король: "Не хочу ити отселя, поки тебе увижу здорового, а потом поедем ув-Орълендэю што можем наиборъздей, але прошу тебе для твоей дворности, поедьмо со мною поспол, а змешкаэм тут, покуль тобе потреба. И было тут великое веселье и прыязнь орлендееном с корновалены, которые были перво в наиболшой непрыязни межы собою. Трыщан всю тую ноч працовал, а король мало спал; и назавтрее король позвал одного мудрого чоловека и поведал ему сон свой, што видел. Он рек: "Пане, я бых вам радил, не дай ты дочки своее Трыщану, бо коли она пойдеть в Корновалю, мусить мети велми нужные речы, чого ни одна девка не мела". Король рек: "Того не могу вчынити, я ее дал за такового витезя, який ест Трыщан, который так много вчынил для мене; коли бых ее не дал, то бых был зрадца, бо есмо умовил с ним и кгды-м его потребовал на мою великую потребу; а я дочку велми милую, але ми ся не годит для нее вътратити честь. Нехай ся станеть воля божя, не могу ее не дати". А пан Трыщан отпочынул и велел морнаром оправити корабль и шол ув-Орлендэю. Тут была честь и великое веселье в дворе королевом, тут было витезей, паней и панен досыт, которые смотрели славного витязя пана Трыщана, который их избавил от печали Бланоровы. И тут веселившы ся отправили ся от короля и от королевое на море з великим весельем, а з собою ведучи красную Ижоту, а с нею много добрых паней и панен коштовно убраных, як ест слушно таковой паней. И з милости плакали король и королевая и вси люди добрые, а королевая отозвавшы Говорнара и Брагиню и рекла им: "Озмите тую фляшу сребреную полну питьа и заховайте ее, а коли король Марко из Ижотою будут на постели, дайте им напиться || того питя, напервей королю, а потом Ижоте; а коли ся они оба л. 34 об. напьют, проли останок, бо если бы ся хто иный того питя напил, много бы ся зла могло стати, иж ся то именует милостное пите. А коли ся оба напъють, велми ся будут миловати, до их жывота нихто не можеть зла вкинути межы них". Они ся обецали то вчынити и потом взяли прощене от короля и от королевое, и напяли парусы и пошли з великим весельем, Ижота пры Трыщане, и ни один не мыслил з них ганебное речы ни в чом, одно правое доброе почстене. Идучи они по мору, коли был третий день, Трыщан з Ижотою играл в шахы; была на Трыщане злотоглавовая жупица {одежда без рукавов;} и шата {плащ;}, а на Ижоте зеленого оксамиту саян {род платья;}, а было то лете, и был великий зной. Рек Трыщан: "Треба ся нам напити". И Говорнар шол и принес кубок з оное фляшы милостного питя, забывшыся, бо в коморе было много всяких судов {сосудов;}, и дал Трыщану, а другий дал Ижоте. И скоро ся напили того пива, и еще не допившы кубъков впали межы собою у великую милость, аж и до жывота своего один другого не оставил. И почали гледети один на другого и не мыслили ни о ком, толко о собе. И сели яко-бы злякшыся, Трыщан мыслил до Ижоты, а Ижота до него, а короля Марка запаметали {забыли}. Трыщан рек: "Дивуюся, откуль ми прышло то так прудко, а первей ми того не было?" И мыслил один к другому, и мовили сами собе: "Мысль наша ест неверна". Але пиво их перемогло. Рек Трыщан: "Если я милую Ижоту, то не дивно: она ест намильшая реч на свете, лепшое бых не мог найти, и есми ее вывел и мне ест дана, а милость наша скрыта може быти". А Ижота мыслила: "Если я милую Трыщана, то ест не дивно: он ест моя ровня и так высокого роду, як и я, и витезя большого на свете нет". И тую мысль обачыли, иж оба ся милуют со всего серца; Ижота ся о том веселила и рекла: "Коли мя милуеть наибольшый витезь, чому мне большого добра?" А Трыщан рек: "Я мам великую фортуну на свете, иж мя нацуднейшая панъна милуеть, || а я ей того не заслужыл". Коли л. 35 Говорнар успоменул, што им дал любовное пиво, он ся зляк и стал як забывъшыся и почал собе смерти жедати, иж Трыщан милует Ижоту, а Ижота его. И рек Брагини: "Мы есмо винни, што дали пить оное пиво не знаючы". Рекла Брагиня: "Мы есмо злую дорогу нашли и погинули, а Трыщана и Ижоту погубили есмо". Он указал фляшу, в которой было пиво, и рек: "Знаеш-ли, што ест тое?" Она рекла: "То ест пиво милостное". Он рек: "Зле есмо порученое нам острегли, того есмо дали напитися Трыщану и Ижоте, ото-ж ся милуют". Брагиня почала плакати и рекла: "Зло есмо великое учынили, не може быти, абы с того не пошло много злого; тепер нам годиться быти велми мудрыми, а мы есмо велми смутны о том". Але их жалость была велми некрыта, што бы ся иные не доведали. А Трыщан и Ижота терпети не могли; рек Трыщан Ижоте: "Я тебе милую из серца". Она о том была велми весела и рекла Трыщану: "Я не милую ни одное речы на свете, як тебе, и ни дай бог поки буду жыва". Видечы то, иж ест Ижота с ним одное мысли, не откладаючы далей того, шли у комору и сполънили свою волю; оттоле на веки не отменилася их милость и от тое милости мели великие працы {муки;}. И нет того рыцэра, который бы поднял толко муки для милости, колко Трыщан. А так была велика шкода {вред, досада;}, иж у тые часы не было большого витезя над него: он был третий витез на свете. Рек Говорнар Брагини: "Што ти ся о том видит? Види ми ся, што Трыщан узял паненство {девственность} Ижоте, я есми их видел умеете". Она рекла Говорнару: "Мы есмо погибли, коли ее найдеть король Марко не в паненстве, он мусить погубити всих нас". Рек Говорнар: "Не бойся, коли-ж уже так ся стало по нашых грехах, треба ся нам печаловати о той речы, абы нихто не ведал". Рекла Брагиня: "Як то може быти?" Рек Говорнар: "Дай то на мене, я то вчыню". || И она рекла: "То бы то л. 35 об. добре, бы то бог дал!" А о том Трыщан и Ижота не знали ничего, што они то ведают, и не мыслил Трыщан ничего, толко о Ижоте, а Ижота о Трыщане, и не было в них иное на вме, толко яко-бы в рай были, и миловали один другого болшей, ниж сам себе. И так вросла их милость, иж не знали, як бы ся въздержали один от другого; а шли до Корноваля без мешканя. Трышан опят пошол до короля и поведал ему все, што чул от девки, и о Бланоре, як прыехал у двор короля Артиушов, и як король Артиуш оставил два короли смотрети бытвы. "Треба се вам поспешыти, - рек король, - так нам бог помози и дай почстене, як есми прав". Говорены они так, аж опять едеть девка плачучы; Трыщан стал як забыв ся и оставил короля и шол боръздо к девцэ и рек: "Што ся тобе стало?" Она рекла: "Пане, щыт, который есми носила, отнял ми его один витезь; я есми загибла и не вем, што чынити, и мало мя не вбил, што есми не хотела щыта дати. Тепер ся не смею вернути ни на перед пойти, куды-м шла". Трыщан был злое воли и рек: "Щыт може быти у тебе; поведай ми, куды поехал?" Она рекла: "Простою {прямою;} дорогою". И Трыщан ся убрал у зброю борздо и поехал за ним, а с ним один пахолок, и борздо его догонил. И с тым витезем были два пахолъки; коли его видел Трыщан, кликнул витезю: "Верни щыт девцэ, || або ся варуй мене". л. 31 об. (Битва Трыщанова э Бреусом) И он забол {кинулся} к нему и вдарыл его всею моцю и зломал сулицу, а Трыщан его вдарыл, аж сулица прошла плечо правое, а он пал на землю. А коли Трыщан вынял сулицу, и он сомлел от болести; Трыщан, хотечы ведати, хто ест он, зъсел с коня и снял ему гелм з головы и рек ему: "Ты еси мертв, если ся не обецаеш, што ти велю!" И он видел голову свою голу, и мел страх смертный, и вынял меч свой и подал Трыщану, и обецал ему учынити, щто велить. Рек Трыщан: "Всядь на конь, а едь за мною, вземшы щыт". И он всел и поехал; и коли были близко шатров, он вернул щыт девцэ, рек: "Готов есми оправити, што тобе жал". Рекла девка: "Не хочу от тебе болшей, толко щыта". Трыщан рек: "Хто еси ты?" Он рек: "Бреус". Рек Трыщан: "Чы по милости ест Бреус?" Он рек: "Так мя люди зовут51". Рек Трыщан: "Я слышал от людей говоречы зло о тобе, але коли бых тя так не пустил, я бых мстил на тобе за твою злост и зраду. Але иди с покоем". А девка подяковала Трыщану велми умилно и поехала своею дорогою. Трыщан прыехал до короля, и король рек Трыщану: "Едмо там, где нас ждут". Рек Трыщан: "Будь так". И нарадившыся, почестне поехали и прыехали в Дамалот и ехали мимо королевский двор, а перед двором седело людей добрых досыт. Трыщан ехал из своею дружыною господъским обычаем, а ехал в гелму, бо не хотел, абы его познали, один витезь нес сулицу, а другий ему нес щыт. А тогды были у дворе вси добрые витези кревные короля Бана баноцкого, и были оные два короли, которых оставил корол Артиуш видети тую битву. Коли оные племя видели короля орлендэйского, што прышол нарадно отвестися от зрады, которую на него Бланор зложыл, и видели, што ест готов юнак и параден, пыталися о нем и не могли доведатися. Король Ленвиз прышол к оным двум королем и рек: "Панове, я готов о тую правду от зрады, которая не мене || положена от другого, отвестися". И л.32 прыступившы племя короля Бана, рекли: "Так ти хочем указати. як еси уморыл нашего племенъника зрадне у своем дворе". Рек Бланор: "Который ест один з них наилепшый рыцэр? я ти хочу мечом указати, если бог ми даст". И положыл рукавицу на знак битвы. Трыщан прыступил ик королем двум и рек: "Панове, я отнимаю короля орлендэйского, иж он у той смерти невинен, который убит у его дому". И взял рукавицу. Рекли короли: "Едте-ж без мешканья и конец тых речей". Бланор шол убратися и убрался у наибольшую зброю, и огледовали его, и дали ему великого коня и доброго, который был прынъчыпа Галиота короля, Блерыж ему щыт понес, а другий витез сулицу. И ехали перед город з великою дружыною, а не был нихто з них у зброи, толко Бланор. А коли были на поли, король Ленвиз вывел Трыщана и рек плачучы: "Прошу тя для бога, мей ся сам к собе и не лекайся". Рек Трыщан: "Если бог похочет, который жывет у правде, я тебе хочу тепер избавити от Бланора". И взял щыт и сулицу и стал на поли храбро. Рек Блерыж Бланору: "Оно рыцэр, с ким ти ся бити, але знат по нем, иж добрый по седенью и на ношенью оружя. Помысль на то, што ни один витез з нашего роду не был такий злый, где бы чети не добыл, и нам дал бог тую ласку свою, а тепер варуйся, абыхмо не были тобою понижены". Он рек: "Брате, не отчайся". (Битва Трыщанова з Бланором) И так ехали на поле; коли ся оба видели на поли, и пустилися один к другому и вдарылися, и оба поломали сулицы, а пали с коньми на землю, и оба ся ранили и розбили. А скочыли велми храбро и почали ся рубати по гельмах велми моцно, не уступая один другому; и которые пры том были, вси ся дивовали, што они чынили. Кордос король рек: "Милый боже, велико бы зло, если бы тые два пали, я вижу, иж оные легкие и моцные". А витези ся рубали без престанья, и в малом часу на них || зброи ослабели и л. 32 об. в щытов бенди {бляхи} отпадали, и ранили ся на много мест. И дивился Трыщай Бланору, а Бланор тэ-ж. Рек: "Сего чуда ни человек не видал". И оба боялися смерти, або ганбы. Трыщан познал Бланора, что ест добрый витез, якого не видел у свои дни, и бачыл, што ся силит з своей моцы, а наперед не маеть, в чом трывати, и почал Трыщан ему брати поле, и тут была битва сильна, и вси говорыли: "Тые витези от добрых витезей". Блерыж рек своей братьи: "Я вижу, што тот витезь не маеть ровни на свете, и Анцолот не ест таков, я знаю по вдарах, и видите Бланора, иж он не будет мочы стрывати до конца". И была им одна переказа: в один день година ся отменила, а море надулося, ветр повстал и погнал их игвалтом {силой, против воли;} тую ноч, куды не хотели, и назватрей под некоторым градом великим и моцным, который был на одном острове на моры, около его было много островов великих; а тые островы полны добрых людей и всякого добра, которых то зовуть Долние островы. А пан их ест Галиот прынчып, а то была его отчызна, иные земли и панства побрал своею добротю; а тогды был Анцолот в одной земли, которая ся зовет Соренлоис {52}. РекТрыщан: "Ведаете-ль вы, морнары, где ест тот Плачевный город?" {53} Рекли они: "Не вемы, але он ест прынчыпа Галиота город". Рек Трыщан: "Я бых по воли не хотел ся в нем найти, иж ми поведали, што в нем злый обычай". Говоречы они о том, аж идуть шесть чоловеков збройных {вооруженных;}. Коли видели, што они с кораблем не могуть никуды, они им рекли: "Откуль есте вы, што есте прыстали у наше прыстанище без нашого дозволеня?" Рек Трыщан: "Мы еомо с Корновали, послы короля Марка, а идем из Орлендэи, а то нас зла година загнала, а вам есмо не винни а ни шкодим вам ничего". И они рекли: "Откуль есте вы? За нашу вмову вы вязни {пленники;} нашы, вылезте вон штоколвек ест вас тут, и пойдите у город и увидите закон наш". Трыщан рек дружыне своей: "Як хочемо? Если их послухаем, то в руках есмо, могуть нам зло вчынити". Они рекли: "Не вемы, што оны мыслять, а лепей нам тут боронитися што могучы, хотя и побитися"; а иные рекли: "Наше отнимание непомочно ничого, иж есмо у их || руках, могут нас из л. 36 судном потопити, албо з города каменем побити, але лепей даймося у их руки". Рек Трыщан: "Панове, варуйтеся што чынити, тот город так злого закону, коли ся дадим у их руки, они нас могуть погубити, або в темницы вкинути, тут не будет от нас наша послуга {услуга;} им вдячна, а и ласка их нам ничемна. Я бых рек: лепей боронимося што могучы, лепей нам вмерети, нижли в их ласцэ быти, бо их ласка не ест нам пожыточна {полезна, выгодна;}". Рек Трыщан Ижоте: "А ты што мыслиш о том?" Она ся была престрашыла и рекла плачучи: "Трыщане, я не вмею о том мовити, я тобе дана в твои руки и в опеку, ты мене вывел з моее земли, а если мне прыйдеть ганба албо смерть, то ми от тебе будет". Коли Трыщан то слышал, почал клести тот день, в который ся родил, и рек: "Панно, чы хочеш абых ся в сем судне, докуль мя забьют, або подмо {поднимемся;} на гору в замок и даймося им в руки?" Она рекла: "Нехай так будет, як ты хочеш". Рек Трыщан: "Пойдимо на гору к ним и терпемо, што нам прыйдет от них, коли не можемо ся им оборонити". И к тому прыступили вси и вылезли вон з судна и пошли на гору у город, нашли в замку досыт добрых людей, витезев и пахолков и невест и слуг. И прывели их ув-один великий дом, в котором было много коморок, а в них были вязни, которых имывали, а двор был огорожен велми твердым муром {стеною}, иж ни один вязен не може втечы {убежать;}. И пустившы их внутр, ворота замъкнули. И рек Трыщан: "Панове, мы есмо вязни да есмо погибли, иж тыэ сут так злого закону и так неверии, иж мы не выйдем од них без нашое смерти, если бог нас не вызволить". И почали вси плакати и тужыти велми грозно молчком, бо не хотели, абы их иные слышали. А так был Трыщан з дружыною своею тот день и ноч у везеню, и нихто их не видел. И назавтрей прышли к ним шесть чоловеков без оружя и рекли им: "Як ся маете?" Рек Трыщан: "Яко в той прыгоде, которую нам бог дал, але прошу вас, Панове, так вам бог помози, тут ли маем остати в сем везени, споведайте нам?" Рек один витезь: || "Toe нетство {плен;}, с которого николи никто не л. 36 об. выходит, то так справлено всим, которых тут сажають, и николи вже не выйдут с того плачу и в слезах вси дни свои, и для того ся зовет Плачный город". Рек Трыщан: "Ох мой милый боже, если то правда, если бы ни один не был жыв, который сезде {сюда;} влезет?" И он рек: "Заисте ни один от того часу, як тот закон поставлен, але коли бы нашолся витезь велми высокого серца и рыцэрства, а пани крашей нашое пание, а прыехали бы оба посполе, то бы были нам господары, а тые бы мусили померети, которым мы служыли". Коли Трыщан то чул, вельми ся обвеселил и рече: "Коли быхмо были справедливе сужоны, были быс мы просты от везеня, иж Ижота наицуднейшая реч на свете, а о рыцэры што бог даст". И рече витезю: "Поведай ми, прошу тя, коли-бы тут нашолся рыцэр болш вашого рыцэра, а пани цуднейшая вашое паней, чы могли быхмо выйти з нетства?" Он рече: "Вышли-б есте, але ся то тут не може найти, бо наш рыцэр ест пан вроженый {прирожденный;} и стоит в той твердости, а таковый ест рыцэр, што не мает друга на свете". Рек Трыщан: "Коли-бя ся нашол рыцэр большый на свете и большей Анцолота?" - "И такому мы дадим ровню". - "А коли вашего витезя добудет, будем ми прости от везеня?" И он рек: "Будете, коли-б з ним поспол прышла пани". Рек Трыщан: "Я тобе мовлю, мы есмо свободни, если нам крывды не вчыните, то бых рек и на дворе короля Артиушовом, иж тот витез, которого вы поведаете, не ест болш нашего, ни оная пани не цуднейшая над нашу". И оный витез стал як забывшыся и рек: "Где ест тот, которого вы так фалите?" Рек Трыщан: "Если нам право будет учинено, а вышли быхмо на поле, а держати-ль будете нам ваш закон и правду? И выведте вашу панию и вашего рыцэра и дайте нас на правый суд: если будет наша пани лепшая и витез наш лепшый, нехай будем свободни, а коли ся так не найдет, нехай ми главу сотнуть". Рек оный рыцэр: "Досыт еси мовил, я хочу пойти-и поведати там, где ся годит". И так он пошол с тыми, которые с ним прышли. А повем вам, для чого ся зовет тот город Плачный, бо поставлен злыми законы в тые лета, коли || Иосиф пошол у великие краины {края, страны} прыказанем господа нашего л. 37 Исуса Хрыста и обратил был множеству люду на хрестянскую веру. А коли слышал, иж тые Долние островы полны людъства, Иосиф послал там набожных людей обрачати к богу народ, и обратили вси тые островы кромя одного острова, который ся зовет Орашы {55}. И там мало было иных людей, толко Орашы, а пан их был орашец, и мел двенадцать сынов и вси были орашцы. Коли хрестяне прышли в тот остров, тогды был государ тому острову именем Давлитес, и был неяк ранен от медьведя дикого, и тут откинулся от Иосифа крещения {56}. Коли оный витез прышол к Брунору и к его паней и рече: "Пане, поймали есмо молодых людей корновален и поведили есмо им закон наш сего города, и один витезь з их товарыства поведал ся быти лепшей тебе и панию лепшую нижли наша пани, и для того есмо прышли дати ведати вам, бо мы не можем опустити закону нашого, што нам вставили предкове нашы: для того поведайте, што маете чынити". Рек Брунор: "Не я его въставил, а ни я его могу опустити; зовите тых, которые мають судити и смотрети; которая пани цуднейшая, тая вам останет панею, а другая мусить умерети. И справуйте тую битву, а я готов". Они рекли: "Инак быти не может". И прышли к Трыщану и мовили ему: "Коли вы маете витезя того, як есте рекли, и вам може ся добре стати, будьте готовы, бо завтра будете битися. И выпустили их тот день и ноч и давали Трыщану, што была потреба, и прыходыло много рыцэров, пытаючы имени его, а не могли ся доведати, и гледели на Ижоту, а она ся таила и не могла ся утаити, и тые, которые видели, говорыли межы собою: "Згубили есмо панюю нашу господарыню, бо ест || тая лепшая". И назавтрей Трыщан убрался, и давали ему иный меч, и л. 37 об. он рек: "Дайте ми мой меч". И они ему дали. Усел на конь велми добрый, а Говорнар нес ему щыт и сулицу, а Ижота убралася велми в коштовное оденье и всела на инаходника, а Брагиня и другие девки з нею. И прыехали к шатром и нашли тых, которые мают судити их красу у шатрох, а тые шатры были полны добрых людей и витезей и паней, которые прышли гледети тое битвы. И прыехал Трыщан з дружиною и, зседшы с коней, и сели, бо еще Брунор был не прыехал; и тут затрубил человек у рог, которого рогу далеко было чуть, и усел Брунор на добрый конь и выехал з города велми убран, а с ним прышло неколко витезей и пани его, мати Галиотова. Коли Брунор прыехал к шатром, рек: "Где ест тая невеста, которая ровна ест нашой паней красою?" И они ему указали Ижоту, и он увидел Ижоту и престрашылся велми и рече: "У мои дни не видел есми лепшое невесты, я ся бою утратити наимилейшую реч для тое паней красы". И прышла мати Галиотова, которая была великое красы, а коли она видела Ижоту, она ся престрашыла, иж ей за ее красу умерети, бо ся она ей видела наицуднейшая реч на свете. Видел Трыщан оную панию, кивнул Ижоте и прыступил к судям и почал мовити: "Панове и пание, которые маете судити красу тых паний, гледите, ото они стоять посполь; судите право". И они молчали, бо видели, што Ижота далеко цуднейшей тое паней. И Трыщан мовил повторе: "Я вас прошу, держыте мя на правде у вашом законе". Они отказали жалостны: "Мы маем так учынити, але вельми нам жаль". Обротившыся ко Ижоте и рекли: "Пани, ты-сь лепшая, и твоя краса смерти тя избавила, и для твоее красы тебе хочемо держати за нашу господарыню, але коли лепъшей тебе которая прыйдет, будь пэвна, иж мусиш умерети, як и тая, которая так долго была межы нами, || которую есмо у л. 28 великой почестности мели, а тепер ест осужона на смерть. А нам того велми жаль, але инак не може быти, бо есмо присягнули тот закон держати. Тот будь проклят, хто тот закон напервей поставил!" Коли то выказали {сказали;}, вси закрычали великим голосом, плачучы с такою жалостью, иж не было такого чоловека, который видел, штобы не жаловал. Рек Трыщан: "Панове, велика ласка, где ест тот, с которым ся мне бити?" Они рекли: "Ото тот властный". И вказали на Брунора. И он рек: "Варуйся мене, иж я не хочу року откладати". (Битва Трыщанова э Брунором) И взял щыт и сулицу и скочыл к нему, а он к нему, и вдарыл один другого так моцно и прыкро {резко;}, аж оружые и щыт им выпадали з рук, и ранилися оба и пали с коней. Трыщан был ранен не глубоко у бок, а Брунор был ранен у перси велми глубоко, и сулицы поламали, и вынемшы мечы, почали ся рубати велми моцно. Брунор познал по вдарцах, иж Трыщан один от добрых витезей, и почал ся силити, и рубал один другого велми моцно и велми часто, кождый рубал оберуч {обеими руками;}, бо им обема о горло шло. И познал Брунор, иж Трыщан большый над него витез, для того ся покрывал мечом, абы ся Трыщан упрацовал, але то не могло быти, и трафлял Трыщана тяти в голое место, але Трыщан на то был добрый мистр, вмел ся стереч. И рубалися великий час и были оба ранены и вмордовалися {измучились;}, иж потреба им было отъпочынути; и отступил один от другого, и стали, възлегшы на щыты и на мечы, гледечы один на другого, и стояли великую филю. Рек Трыщан: "Пане Бруноре, я тебе мам велми за доброго рыцэра и велми вмелого, и для того тобе прыяю {желаю добра}, то бог ве, не рад бых, абысь мел загинути; але прошу тебе, если можеш оставити тую битву з моим почстенем и вызволенем тое дружыны, я рад оставлю, абы ты не вмер". Рек Брунор: "Мы есмо на том местцу, либо ты мене забеш, або || я тебе, або оба будем мертвы, л. 38 об. инак не може быти". Рек Трыщан: "Где ест ненавист