, там милости нет, и коли-ж
так, варуйся мене". И почали ся рубати, и вси  ся  им  дивовали.  И  наконец
Брунор не мог стерпети, пустил щыт и меч, и сам на землю  пал.  Рек  Трыщан:
"Або вже больш не можеш?" И Брунор рек: "Рыцэру, так ти отпускаю тую  битву,
не мей ми за зле, иж не чыню по воли, бо не могу". Рек Трыщан:  "Я  тя  хочу
пожаловати, дай ми свой меч и мов: "Побит есми". Рек  Брунор:  "То  бых  был
злый человек, коли бых рек то своим езыком, што-б было з моею  легкостю;  не
дай того бог до моее смерти, которая ест близко мене!" Рек Трыщан: "Чуеш  ли
ся на том, што  можеш  жыв  быти?"  Рек  Брунор:  "Твой  ми  меч  ни  одного
продлуженя  {продления;}  не дал,  вжэ  ест  конец близко; если ми не верыш,
тепер же сам узрыш". И то рекшы, пустил душу.
     Видел Трыщан, иж вмер, и снял ему гелм з головы и кинул от него далеко.
А позвал тых, которые его были прывели,  рек  им:  "Панове,  если  я  досыть
вчынил за мое свобожение и моее дружыны?" Они  рекли:  "Досыть  еси  вчынил,
добыл еси сесь град и сесь остров, и нам еси всим господар,  а  тая  панъна,
которую еси прывел, ест наша господарыня; але еще  маеш  прыняти  реч".  Рек
Трыщан: "Которую?" Они рекли:  "Той  нашой  паней  Бруноровицы  вътни  главу
мечом". Трыщан ся огленул на нее, а она плачет велми грозно, и было  ему  ее
велми жал и рек: "Як я маю вбити жону?" И они рекли: "Инак не  может  быти".
Трыщан был велми сердит и почал много мыслити.  Рек  Трыщан:  "Проклят  тот,
который тот закон поставил, и тые, которые тот закон держат; я мушу  вчынити
таковую реч, што не буду николи весел, коли то успомену". И пошол,  стял  ей
голову и рек им: "Вы мене прывели к ганбе, иж кождый добрый человек, который
то уведает, поставит ми то за ганбу". Рекли они: "Не тобе то ганба, але тым,
которые тот || закон учынили. Пойдимо-ж на гору у город и там нам  прысягнеш л. 39
у городе деръжати закон того города, як  сут  чынили  первые,  которые  были
перво тебе". Пан Трыщан не рад был тому панству, але инак не могло  быти,  и
пошол с ними у замок". Рекли: "Трыщане, тут нам прысягни". Трыщан не рад был
прысягнути, але инак не могло быти, прысягнул им; они ему велели стати у том
месте со Ижотою, в котором стоял пан Брунор з своею панею. Они тут мешкали у
такой милости, Трыщану не было иного на вме, толко Ижота, а Ижоте Трыщан.  А
коли видела бедная сестра Галиотова своего отца и матер мертвых, и она девка
была наисмутнейшая на всем свете. Будучы она у той жалости, и  учынила  одну
судину {сосуд} и взяла отцову голову и  матерыну  и  прыправила  на  конь  и
поехала з малою дружыною у  Долные  островы  искати  Галиота,  и  кудыколвек
ехала, стречала рыцэры а юнаки, у  кождого  пытала  о  Галиоте  прынчыпе,  и
кождый ей поведал правую дорогу, где ест пан Галиот. Едучы  она  и  стретила
одного рыцэра велми доброго, высокого рыцарства, у зуполной  зброи  едучы  з
малою дружыною. Она его поздровила, он ей вернул поздровленье велми  дворно.
И рекла панна: "Рыцэру, дай ми ся спытати як пана  и  для  твоей  дворности,
если еси слышал якие слухи о Галиоте прынчыпе?" Рекли они: "Ты  еси  стрела,
кого ищеш". И она на него смотрела долго великую филю, а не познала его, што
был у зброи, а коли его познала и кинулася к нему  на  горло  плачучы  и  не
могучы говорыти. Коли узмогла говорыти, рекла: "Николи есми не  слыхала  так
великому пану бы ся такая жалост стала, як тобе, которую ти  хочу  поведати,
бедная твоя сестра". И открывшы судцы, у которых были тые  кости,  и  рекла:
"То ест кости того, хто тебе родил, а то голова того, которая тебе  у  чреве
носила; обеюх  их  убил  своею  ||  рукою  Трыщан,  сестренец  короля  Марка л. 39 об.
корновалского, и для того есми поехала тебе искати, абыс о  том  ведал,  што
бысь мел с тым чынити, бо ты можеш учынити, што хочеш, яко силный  человек".
Рек Галиот: "Як ся то стало?" Она  ему  споведала  все  по  раду,  и  Галиот
порозумел, иж Трыщан в том невинен, не мел  на  него  жестокого  серца  и  з
великое жалости прослезился и рек: "Милая моя сестро, нам стало так  великое
зло за мои грехи. Коли бых ся надевал, я бых давно сказил тые  злые  законы,
которые у том острове. Але тепер пойду и скажу тые злые  законы,  а  Трыщану
учыню, як ему слушыть, а для того не могу ся ослушати, абых ся не мстил,  то
бых зле вчынил. И поки буду жыв телом моим, буду  ся  мъстити.  Вернимося  у
Сореилонс и там положым тело отца моего и матки у одной опатии  {аббатстве;}
и там порадимося, як быхмо прыйти мели на помщене  {отмщение;}".  И  поехали
вси велми жалостни, и не знал жадэн человек, штобы  то  Галиот,  бо  ехал  з
малою дружыною. И прыехали к оному граду, у  котором  был  король  из  стома
витези. Коли он видел Галиота, был велми рад для того, што  Галиот  прыехал,
да не вдячно ему было, што прыехал з малою дружыною, и рек: "То вже не дармо
{недаром;}". И коли Галиот розъобрался з зброи, король  прышол  и  рек  ему:
"Пане, як ся маеш? Чому еси так не  весел?  Для  бога  поведай  ми,  што  ся
стало?" Рек Галиот: "Не дивно, што есми не весел, же  ми  ся  стала  великая
легкост и жалост". И почал поведати, як ему Трыщан убил отца и  матер.  Рече
король: "То ест, господару, великая  жалост;  да  што  с  тым  мыслиш?"  Рек
Галиот: "Хочу поехати у тот остров с одным рыцэром и з двема пахолками  и  з
добрым конем и з зброею, так штобы мя ни один человек  не  познал,  иж  хочу
прыйти гостем, хочу ся бити с Трыщаном. Если мя убъеть, то ми жалости конец,
а коли я его убъю, нихто ми того не поставит за ганбу, леч за  рыцэрство.  А
тобе прыказую, абыс ми собрал пять сот тисеч войска добрых людей, || и пойди л. 40
по мору у тот остров, под Плачный город, хочу сказити тые злые  законы,  што
имати гостей и держати в темницы. И ты погуби их всих и  вози  у  болото,  и
нехай не останется и один человек ни жона; а которые гости найдеш, тых  всих
пусти свободне". Рек кроль над сту витези: "Пане,  што  велиш  мне,  то  все
будет мною готово, коли не умру. Але як ты мыслиш битися с Трыщаном, который
ест наиболшый рыцэр, яков не ест ни Анъцолот локвенский, и не мает друга  на
свете рыцарством по всих чотырох сторонах по мору и по суху? Не пускайся  на
такую прыгоду и погибель, на то я тобе не ражу {не советую}". И рек:  "Пане,
дал ти ест бог панство и такую моц, што ся не годит тобе мститн ни  кластися
о такую реч легко, бо если ся тобе зло станеть, або смерть, все твое панство
зле упало, а если тя осоромотит, то ти будет великая легкость. Пане, я  тебе
завжды {всегда;} мам за доброго, я тобе ражу: остав тую битву с Трыщаном,  а
коли его найдет ласкою, он, видев такую твою жалост, он сам прыймет на  себе
тую помсту {месть;}; а если вы два будете на поли, если тя  он  не  преможе,
сотни ми главу". Рек Галиот: "Знам, што ми говорыш правду, и я в тебе  велми
дуфам, але коли бых я ему мстил Анъцалото-м або иными рыцэры, то  бых  горей
учынил; але, як есми тобе росказал, так учыни; хотя ми будет  умерети,  мушу
то вчынити, што есми вмыслил, то и вчыню, бо не  буду  вовпокою,  доколе  не
вижу Трыщана". И король был у великом страху, што  ся  боял,  иж  Галиот  не
можеть терпети против Трыщану, и был велми смутен, иж  миловал  своего  пана
Галиота зо всего серца. По тых речах Галиот велел понести отца своего в один
кляштор {монастырь} и положыти в коштовный гроб и голову матерыну з  великим
плачом, и потом оставил сестру у том граде велми почестно, а  сам  поехал  к
мору с одным рыцером и з двема служебники и с конем, на которого коня  велми
надевался, и зброю взял велми добрую и меч, который был Анъцолот дал.
     Коли прыехал к мору из своею дружыною,  нихто  его  не  познал,  бо  не
еждчывал з малою дружыною. Стоял там ден, и нашолся ему корабль направлен, а
година добра, и пошол по мору. И коли  был  далей  от  края,  рек  морнаром:
"Добывайтеся под Плачный город". Они рекли: "Не дай того бог нам, што  быхмо
там были, лепей || бы нам смерть, нижли там пойти". Рек  Галиот:  "Не  может л.40 об.
быти инак, мусите там пойти". Коли морнары послышали от Галиота, не  ведали,
што-бы вчынити, иж если бы там пошли, то  погибли,  а  не  пошедъшы,  Галиот
велми сердит, а мает дружыну и зброю, может нас погубити. И  он  другий  раз
рекл: "Ходите, не бойтеся, без боязни можете там быти".  Рекли  они:  "Пане,
если може то быти, абыхмо ся не бояли, змилуйся для бога, не хотечы нашое  и
своее смерти, бо ведаеш сам, иж ни один там не останет, што-бы не был мертв;
там нас не веди". Рек Галиот: "Або не хочете ити, где  я  велю,  тепер  есте
мертвы  на  там  месте".  И  вынял  меч,  замахнул,  яко-бы  тять.  Они   ся
перестрашыли и рекли: "Пане, коли инак не може быти, мы вси в  твоих  руках,
што велиш, то вчыним, толко не погуби нас". И он рек: "Не бойтеся, не  будет
вам ничего". И они обернули к острову, а  другого  дня  прышли  ув-остров  к
прыстанищу под Плачный город. И прышли к ним люди з вышнего замку  и  рекли:
"Поймани есте". Галиот рек: "Хотя есмо прыстали у вашу землю, але не годится
нас имать, занюж есми готов тот ваш закон деръжати".  И  они  рекли:  "Тогды
хочеш битися с Трыщаном, который ест наболшый витезь на свете". Рек  Галиот:
"Хотя-б большый, нижли ест, але на иное не прышол, леч с  ним  битися".  Они
рекли: "Выйдите вон". Они вышли, и граждане морнаров в темницу  повели.  Рек
Галиот: "Пустите ми тые два юнаки и витезя, нехай ми помагают товарышства до
того места, где будет битва". И пытали его: "Як тобе ест имя?"  Рек  Галиот:
"О моем имени тепер не можете ведати, поведете мя,  где  маем  битися".  Они
рекли: "Тым ся не  печалуйте,  скоро  будет  битва".  И  всело  их  на  кони
петнадцат конников, и Галиот з дружыною ехал к тому  месту,  где  мает  быти
битва. А Трышан был у вышнем замку со Ижотою и з Говорнаром и з  Брагинею  у
великом веселю. Тут Трыщан не вспоминал ничего, одно Ижоту, а Ижота Трыщана,
и тое им нецство было велми сладко, и мешкали яко-бы в бога, а не поменули о
королю Марку а ни о Корновали, жыли тут у том веселю два месецы. И на  концы
третего месеца прышол один витез перед Трыщана и  рече  ему:  "Пане,  ты  ся
можеш веселити ныне со Ижотою, а завтра маеш ся бити  ||  с  одным  витезем, л. 41
который для того прышол з двора короля Артиуша битися с тобою; мы  есмо  его
поставили на месте, где ся маете бити".  Рек  Трыщан:  "Ведаете-ль,  што  за
витез на имя?" Рек: "Не ведаем, не хотел нам  о  собе  поведати".  И  Трыщан
помыслил, абы то не Анцолот, рек: "Я знаю, который то  витезь;  чы  нарадили
есте битву? Коли он на то прышол, он будет мети,  да  хотя  он  на  мое  зло
прышол, однако-ж поздоровте его от мене, бо я  внимам,  иж  он  ест  великий
витез". И он с тым одышол от него, а прышол к  Галиоту  и  рек:  "Завтра  ся
маете бити, а Трыщан тя поздоровляет". Рек Галиот: "Поздоровляет  мя  Трыщан
як непрыятель, а я его также поздоровляю як  неприятеля".  И  говорыли  межы
собою досыт, а не познали его, хто ест. Говорнар слышал,  иж  оный  рыцэр  о
битве говорыть, рек: "То ест конечно Анцолот, поехал з двора Артиуша короля,
ищучы розличных и жестоких прыгод". И велми ся его Говорнар боял и прыступил
к Трыщану и рек: "Завтра маеш битися". Рек Трыщан: "Ведаеш ли,  с  ким?"  Он
рек: "Не вем, але надевамся, иж Анцолот  умыслне  на  то  прыехал  битися  с
тобою, але он ест большый витез  на  свете".  -  "Я  рад  с  ним  покуситися
{помериться, попробовать свои силы;}, занюж коли прыйдет на вдарцы,  а  коли
мне бог похочеть зычыти {благоприятствовать;}, а будем ли ровни, то  бых  не
хотел болшое славы, а если мя убьеть, волю быти от него побит, ниж  от  пяти
иных". Говорнар ся еще большей престрашыл и рек: "Так ест,  як  ты  говорыш,
але тут велик страх и велика погибель". Рек Трыщан: "Для смерти не треба  ся
бояти, ведаеш ты сам, мистре, иж мы завжды на том".
     Слышавши то, Ижота почала  плакати  и  тужыти  говоречы:  "Тяжко  моему
серцу, як то ест злая прыгода, и в злый час есми родилася на сесь свет!  Еще
ми не вышли тры месецы моей фортуне и моему веселю, и вже ми ся находит мука
и скороченье {сокращение} моему жывоту, и если бы ми  ся  прыгодила  великая
рана або смерть, то бы ми сладко и лепш было".
     Трыщан ее тешыл, говоречы: "На мою веру  не  будет  он  над  мене  мети
наперед ничого". Рече Ижота: "Я не прошу от бога болш, одно бы ми ты  здоров
был, а не был осоромочен от тое битвы, занюж ся я ни одного витезя  не  бою,
толко Анцолота". И в том страху стояли, а Галиот о том ничого не ведал. ||   л. 41 об.
     И коли была ноч, прыйдет один витез у зброи, которые были пры  Галиоту,
и рек: "Повем вам, прышол король над сту витези, а с ним войско, прыстали  у
прыстанище збройни на конех. Мы рекли абы  вышли  вон,  хотечы  учынити  наш
закон; коли есмо хотели их поймати,  они  пофатили  оружые  и  побили  нашых
людей, немало порубали и покололи, и мы перед ними не могли терпети и далися
есмо у их руки. И мы есмо, пане, у их руках, и они сут  из  Коръелона,  люди
Галиота прынчыпа".
     Коли то они слышали именуючы Галиота, побегли вси по своих потребах,  а
Галиот стоял до ютра {утро} в шатре. А на свитани убърался Трыщан у  великое
оружые и, слухавшы мъшы, поехал з города, а с ним Ижота и Говорнар и Брагиня
и чотыры пахолки. Коли был близко шатров, Галиот был на кони и видел Трыщана
близко, взял сулицу и щыт. Трыщан видел, иж он ест готов, и  рек  Говорнару:
"Поедь к оному витезю и  доведайся:  если  ест  Анцолот,  волел  бых  с  ним
товарышство мети". Говорнар поехал и поздоровил Галиота,  и  он  ему  вернул
поздоровлене. Говорнар рек: "Рыцэру, то ест Трыщан, с ким ся ты  маеш  бити,
але он тебе просит для твоее  дворности,  споведай  ему,  хто  еси  ты.  Вже
ведаэш, с ким ся бъеш, нехай бы тэж и он ведал, с ким ся бъет". Рек  Галиот:
"Коли он Трыщан, а я его непрыятель смертный, а по правде, што ми убил  отца
и матку, и прышол семи мститися на нем моим телом, если буду мог; а  имя  ми
ест Галиот з Дольних островов, досыт далеко слышать имя мое".
     Чул то Говорнар от Галиота ведаючы, иж Галиот болшый господар на свете,
престрашылся и поведал Трыщану. Чул то Трыщан и рек: "Боже, хвала ти буд, иж
наболшый пан и наболшый витезь от света берется против мене битися  со  мною
на поли, а то ест цвет добротам и храбръством, паном пан  прышол  битися  со
мною, могучы поставити сто тисеч войска на поли збройных з сулицами".

     (Битва Трыщанова з Галиотом) Конец тых речей пустился один  к  другому,
як могли кони скочыти, и ударыл один другого так  моцно,  аж  ся  сулицы  им
поломали, и вдарылися так моцно, иж оба пали с конми на  землю,  и  от  того
удару || были ранни и оба ускочыли так, як тые, которые были великое доброти л. 42
великого серца, и пофатили мечы и почали ся рубати. И Трыщан был у страху, и
они оба были великие человеки, и билися так силно, не было человека, который
видел, абы страху не мел. Трыщан бил моцно, а Галиот  также,  указывал  один
другому свое непрыятелство. Трыщан познал своего непрыятеля, а  Галиот  рек:
"То ест болыпый витезь, который по свете слывет, тут ми прыняти смерть,  або
быти добрым человеком". Они  ся  оба  силили,  указуючы  один  другому  свое
витезьство, а Ижота конца гледела того, кого миловала болш, ниж  сама  себе;
коли он прыймал таковые ударцы, она была бледа и дала-б весь  свет,  абы  он
был здоров и прост от тое битвы;  коли  Галиот  бил  Трыщана,  тогды  он  на
коленах падал, а Ижота прыймала ударцы в сэрце свое и была бледа, як  папуга
{попугай;}, а коли Трыщан Галиота бил и поле ему брал, а  Ижота  была  велми
весела и румяна. Они билися, а Ижота брала ударцы у свое серце и была пэвна,
же Трыщан маеть добрую битву, занюж он гонил Галиота по полю  куды  хотя.  А
Галиот был велми ранен а кровю сходил, Трыщан не велми был ранен,  а  Галиот
ся силил против Трыщану, што наболей мог, и мовил: "Нехай вижу, колко могу с
ним трывати". Будучы Галиот у своей тэсъкности {печали} и говорыл:"Яне  могу
збыти смерти от Трыщана". Аж вышол корол над сту витезми з  людми  збройными
на помоч Галиоту, а шли прудко, бо король видел, што его Трыщан змагал. Коли
Галиот познал свою хоругов, тогды рек: "Трыщане, ты мертв, видиш, то сут мои
люди, а ты ми убил отца и матку, если бых ся тобе не мстил, вес свет  бы  ми
за зле мел". Рек Трыщан:  "Не  може  то  быти,  пане,  штоб  ты  мене  людми
застрашыл, я тебе знаю так доброго, не ехал бы ты ко мне, если  бы  еси  мел
мне иным мъстити. Я ся иного не бою, а ни ся стерегу, толко тебе, а бог  ве,
же-м ти невинен в смерти отца и матеры твоей, и сам то добре ведаеш.  А  даю
ти сюю битву за добытую и пусти мя з моею дружыною свободне.  Зле-м  вчынил,
иже-м добыл меча против тебе, напротив болшого пана и наболыпого  витезя,  а
то бог ве, же того  не  мовлю  для  страху,  абых  ся  ||  боял  смерти".  И л. 42 об.
прыступил, дал ему меч. Галиот взял меч и рек: "Ты-с ми только  вчынил,  што
бых тебе мел ненавидит со всего серца, але не чыню того для  твоее  доброты,
иж еси наиболыпый витез на свете. Не ест годно тебе погубити, и обецую  тобе
свою прыязнь". А Трыщан поклекнул перед ним на колени свое и  подяковал  ему
дворне за его ласку. Галиот его узвел под руки  а  рек:  "То  ся  не  годит,
ачколвек я великий пан, а ты также великий человек и вроженый, яков и  я,  а
витез еси болыный, нижли я, и нет тобе друга на свете".
     А король над стома витезми к ним прыближается из сулицами на Трыщана. И
Галиот закликал на него што могучы: "Стой, вернися от Трыщана, если ти жывот
треба". Король, тое чувшы, стал и вернул войско и поехал сам  до  Галиота  и
пытал его, рекучы: "Пане, як ся еси мел?" Рек Галиот: "Добре з ласки  божое,
але не велми". Рек корол: "Я вам перво о том поведил". И Галиот  рек:  "Коли
есми из жывотом с тое битвы, але велми ми ся хотело з ним бити и весел  есми
о том, што ся з ним познал; если бы ся могло стати,  хотел  бых  мети  их  з
Анъцолотом поспол, бо тые витези як храбрые, так дворные  и  всякое  доброти
полны". Рек король: "А што тепер мыслиш?" Галиот рек: "Поедьмо вси  до  дому
Трыщанова с ним и там опочыну, покуль буду здоров". И всел Галиот и Трыщан и
Ижота и вся их дружына велми прудко, и коли прыехали  на  гору  и  в  замок,
который ся зовет Ораш, огледали ран Галиоту и  Трыщану,  и  были  в  Галиота
великие раны и кровю был надышол. Лекары прыложыли зелье к ранам и дивилися,
як ест жив, и не мог рушыти телом цалый  месец.  А  Трыщан  лежал  пятнадцат
дний, а товарышы его были пры нем, а которые были  у  темницы,  тые  ся  вси
собрали к Трыщану. А тые люди прышли из Артиушом королем {57},  который  над
сту витезми, и вшли у Плачевный город; и выступили вязни, а град зажгли,  бо
гражане билися з ними о тот закон Иосифов, который  деръжали  много  лет.  А
Галиот прыказал, абы нихто Трыщановых не гневал а ни его гостя, а не дал  от
себе Трыщану отходити, поки оба выздоровели.  Рек  Галиот  Трыщану:  "Я  был
прышол у тот остров на твою смерть, помстити смерть отца ||  моего  и  матки л. 43
моее, але ведаю, иж ты вбил их по неволи для твоего рыцэрства; отпускаю тобе
тое. А поведал ми еси, иж несеш тую  панну  за  своего  дядка,  як  еси  ему
обецал; я тя пускаю з нею, але велми ми жаль того, што  не  можеш  ехати  зо
мною, иж семи не видел жадное мильшое речы,  коли  бых  вас  видел  с  паном
Анцолотом умеете. Ты можеш взяти отпущение у своего дядка и прыедь ко мне  у
королевство сирелоиское або гдеколвек буду, успомени тую дворность, што  еси
мел от мене и отпущеня гневу моего, прыед ко мне што наборздей можеш, а я ти
обецуюся як витезь, бо есми не король, тыэ панства и  земли  мое,  што  есми
забрал, Анцолоту и тобе, абых мел з вами двема товарышство, а вы со мною;  я
бых большого богатества не хотел". Рек Трыщан: "Пане, велика  милост,  ты-сь
так много для мене учынил, я тобе того не могу заслужыти, але коли бог  даст
жывот, я тебе хочу ускоре видети  гдеколве  будеш.  То  ти  говору  з  своею
дружыною". И было ему море тихо, и Галиот его провадил до мора и просил его,
абы инак не вчынил, и так бы учынил, яко ся прыобецал.
     Але потом, мало помешкавшы, прышла ему вест, што Галиот преставился,  и
о том Трыщан был велми жалостен.
     И коли ся розлучыл Галиот с Трыщаном, писал Галиот лист своею  рукою  и
послал до королевое Веливеры, поведаючы ей тое попсованье {уничтожение} злых
законов по смерти отца и матки своее, и як  нет  болшых  на  свете  от  двух
витезей; и межы их не знам, который большый, если  Анцолот  з  Локве,  чы-ли
Трыщан з Елионоса, сестренец короля Марка.
     Коли Веливера тот лист прочла, было ей велми вдячно и рекла:  "Мило  бы
ми видет панну Ижоту и пана  Трыщана  у  дворе".  Не  чут  было  о  Анцолоте
правдивое вести, иж в тот час был он з ума ступил58, а так был два  года,  а
то было тогды, коли Милиенец короля Бана и Бендемагул прыехали у двор короля
Артиуша и добыл королевую Веливеру в опецэ Кенишовой столника и повел  ее  у
Лондреш.
     И коли прыехал пан Трыщан у Корноваль со  Ижотою  ик  королю  Марку  из
своею дружыною, и тут было великое веселье, як молодыи, так и старый вси  ся
веселили, играли. И в том веселью коли вже была  ноч,  а  был  час  Ижоте  с
королем Марком пойти до ложы, а Ижота была у великой  печали,  иж  не  могла
забыти того, кого миловала. Рекла сама к собе: "Еще  бых  волела  ув-острове л. 43 об.
Орашову быти, где семи мела Трыщана по своей воли". И в той мысли  легла  на
постели; для утраченья паненства своего упросила Брагиню, абы  вместо  ей  с
королем на ложы была тую первую ноч. И король Марко мешкавшы прышол до нее у
ложницу, а в ложницы ни кого не было, одно  Трыщан  и  Говорнар  а  Брагиня.
Скоро ся король розобрал, Трыщан погасил свечы, и рек  король:  "Чому-сь  то
вчынил?" Рек Трыщан: "Обычай ест тот ув-Орлендэи, коли хочет великий пан  на
першую ноч лечы с панною, свечы угашают, абы ся панна  не  стыдила.  И  мене
мати ее заклела, и я ся ей так обецал". Рек король: "Добра  еси  учынил".  И
затым вышли вон из ложницы Трыщан, Ижота и  Говорнар.  А  Брагиня  легла  на
постели вместо Ижоты, а Ижота была на тот час устала напротив  короля,  коли
король увошол у ложницу, и стояла Ижота у закрете {за выступом, поворотом;},
поки к ней вышла с коморы Брагиня.
     Коли король сполънил з Брагинею, не познал штобы не Ижота; и  скоро  по
спаню вышла Брагиня, а Ижота ушедшы легла с королем. И коли было на завтрей,
рек король Марко Трыщану: "Трыщане, угодниче мой, сыну мои нероженый, прынес
ми еси чыстое злато". И был Трыщан о том велми весел. И на той радости велел
король Марко витезем исполнити серцо весельем, а говорыл: "Прывел ми  Трыщан
чыстое золото". И казал прывести всякие гудбы и дуды и бубны,  трубы,  шахи,
варцабы, лютни, арганы; того дела учынил такое веселье,  абы  ся  рыцеры  ку
храбрности мели. Видечы панны такое веселье, танцевали горотинский танец  за
доброт пану Трыщану, говоречы: "Прывел нам пан Трыщан, у чом  нам  ест  пети
играти до конца дней нашых". И позирала руса Ижота своими  ясными  очыма  на
особу пана Трыщана, а Трыщан таке-ж на Ижоту позирал,  нихто  того  со  всих
витезей и паней и панен не знал, толко Трыщан а Ижота и Говорнар и  Брагиня.
И пребывал король Марко у весели з своими витезми.
     И одного часу прышол один витез короля  Марка  и  рек  ему:  "Велможный
королю, нехай то будет утаено, што ти хочу поведати".  И  позрев  король  на
витезя, рек: "Говоры, што хочеш". Рек витез: "Ты пан моцный, а мне  невдячна
твоя легкост; я ти повем: милуеть Трыщан Ижоту телесным учынком  {поступком,
действием}". Король рек: || "Можетэ-ль того довести?" Он рек: "Пане,  заисте л. 44
есми чул, иж мают сыйтися у  первую  сторожу  ночы  у  городец  {садик;}  за
сенми". И король Марко, хотечы того доведатися, рек рыцэром:  "Маем  ехати".
Рек Трыщан: "Кому велиш з собою?" Рек Трыщану: "О почстеный рыцэру  Трыщане,
не едь тепер со мною, жди мене тут завтра". И отехал король далеко от  двора
и вернул рыцэров от себе, а сам вернулся опят до двора и ушол  у  городец  и
възлез на яблонь. А тогды была ноч месечна и для того  не  мог  скрыти  теню
своего. А пан Трыщан змовил был со Ижотою, абы вышла у городец; она вышла  и
стала близко тое яблони велми весела о милости Трыщановой; а  прышол  Трыщан
ко Ижоте близко и убачыл тень чоловечый на яблони  и  погледел  ку  верху  и
поклекнул на колено, рек Ижоте: "О велебная {досточтимая;} пани, всим паниям
коруна, для того есми тебе просил, абы еси вышла  у  сесь  огородец,  я  бых
сказал мысль мою. Мышлю пойти по мору и по суху, боесми чул, што рек  король
Марко: "Позирает Трыщан на Ижоту милостным обычаем". Ино для  бога,  поведай
королю мою службу, як есми бился с огненым Бланором,  з  наиболшым  витезем,
для его бых ему тебе достал; нехай бы ся король на мене  не  гневал".  Ижота
была вельми мудра и ко всякой речы хитра, познала, иж Трыщан нешто видит,  и
посмотрела по огородцу и обачыла тень чоловечый на земли, и не  возревшы  на
дерево и рекла: "О велебный витезю,  всим  витезем  коруно,  который  милуеш
панство короля Марка,  бо  ведает  король  твою  великую  послугу,  што  еси
освободил всю Корновалю от мала и  до  велика,  и  вси  околные  стреснулися
{содрогнулись;} для великого витезства твоего. То бы мел быти  великий  див,
же-бы корол забыл твоее доброти, а мел верыти одному витезю; буду я  о  тобе
мовити государу королю,  надевайся,  иж  король  мне,  малъжонце  {супруге;}
своей, будет верыти. А коли еси вмыслил ходити по мору и сухом, еще  понехай
{воздержись;}, покуль прыйдет корол Марко". Пан Трыщан въздал  фалу  богу  и
подяковал за то красной Ижоте и поклонился, шол  ув-обецный  {здесь:  общий}
палац, а Ижота до ложницы. И злез король Марко из дерева и рек сам  к  собе:
"Нет тут Трыщановы вины, если бы то была правда,  ино  то  бы  тепер  было".
Прышло на мысль ему, иж тот витезь гнев мает на Трыщана, иж с Трыщаном ходил
ув-Орлендэю по Ижоту; а коли прыстали  под  замок  Дамолот  в  лонъдрышъском
кролевстве || в держанью короля Демагуля {59}, а так к ним прыехали были два л. 44 об.
витези, Ящор и Маргонор, ровни собе пытаючы, а Трыщан  велми  хотел  з  ними
коштоватися, и тот витез внимал его, мовечи: "Трыщане, не пошли есмо с  тыми
витезми биться, але пошли есмо  прынести  Ижоту  из  города  Бияна  {60}  из
Орлендэи, дочку короля Ленвиза, нашему пану королю  Марку".  Тогды  ему  рек
Трыщан: "Если ты боишся колоти у Лондрешы, тогды не иди с нами  ув-Орлендэю,
занюж там найдем много добрых витезей, а  не  дадут  нам  Ижоты  без  моцное
битвы". И за тое тот витез гневался на Трыщана; и прышол тот гнев королю  на
ум и не верыл ему.
     Прышол корол Марко у палац и прышла к нему Ижота и рекла ему: "Велебный
пане, повем ти одну реч. Коли еси отехал из своими витези до другого  двора,
а тут оставил Трыщана, он захотел поехати по свету, и я  его  пытала:  "Чого
деля едеш?" И он ми рек: "Познал семи, што король на  мя  позирает  гневными
очыма". И я его унела, доколе ся по тобе довем. Прошу тя, государу, для того
позираня,  ведаеш  сам,  яко  Корноваля  была  понижена,  оли-ж  ее   Трыщан
освободил, убил наибольшого рыцэра Амурата орлендэйского ув-острове Самсоне,
освободил Корновалю от великого и до малого, а то вчынил для  того,  абы  ты
пановал {владычествовал}; а еще побил наибольшого витезя огненого Бланора, и
то чынил для тебе, мене тобе доставаючы.  И  еще  который  бы  колвек  рыцэр
прыехал откул на твой двор ровни пытати, а еслиб ведал,  што  Трыщан  у  вас
ест, не мети будет с ним битвы, а если  ся  будет  бити,  ты  будеш  повышон
Трыщаном; бо коли прыеждчали рыцэры на отца моего  двор,  тогды  ся  не  мог
найти ни один витез, который бы ся противил Паламидежу; и коли ся  зъехал  с
Трыщаном, ино Трыщан с коня его скинул. Для того, пане, не дай ему  от  себе
проч пойти". И король Марко послухал ее цудных речей и рек ей: "Поведано  ми
на Трыщана, але сам знаю верна его к собе и милую его серцэм, яко сам себе".

     (Сон королевский) А потом рек король Марко красной Ижоте:  "Видел  есми
сон: было одно панство велми хороше, и на нем была выросла одна  рожа  велми
пекна, а на ней были цветы  велми  красны;  и  говорыли  витези:  "То  будет
панство доброе для тое  красное  рожы".  И  говорыл  пан  того  панства:  || л. 45
"Панство мое, але рожа не моя; хтоколвек озмет  цвет  от  рожы,  будеть  ему
рожа". И многие рыцэры прыеждчали у тое панство, а каждый рыцэр  хотел  того
цвета от тое рожы, и нихто не мог взяти цвета от рожы; и прышол один  витезь
и простер руку к той рожы и отнял один цвет от рожы. И  рекли  оные  витези:
"То ест диво, як долго не мог нихто отняти цвета от тое рожы, а  сесь  рыцэр
скоро прышол и взял цвет ее". А тот витез был велми весел о той рожы, а коли
еще большей хотел цветов, тогды не мог болш уфатити. И в тот час  прочутился
есми от сна". Ижота рекла: "Пане, мне ся видит, который витез взял  цвет  от
тое рожы, его будеть и рожа". Корол внимал, штобы ся того нихто не домыслил,
а Ижота была велми мудра и домыслилася, для чого то корол мовил, и  внимала,
же-бы ему Брагиня поведала ее  миловане  с  Трыщаном.  И  была  Ижота  велми
сердита на Брагиню и мыслила, яко-бы она не была жыва {61}.
     И поехал пан Трыщан в чистые дубровы искати битвы, бо от  неколку  дней
жедал того, а Ижота рекла Брагини: "Поехал пан Трыщан  битвы  искати  и  там
мусит несколко ран мети, а того былия мало, чым раны лечыти; а  так  поехати
мне або тобе зелья того искати". Рекла Брагиня: "О почстеная пани, не слушыт
тобе мимо мене ехати, а хотя бы ми и далеко морем и сухом ехати, я поеду  не
толко до чыстых дубров и далей прынести зелье пану Трыщану. Але прошу  тебе,
пошли со мною двух витезей, абы ми которого  прысловя  {ущерба;}  не  было".
Ижота казала позвати двух хлопов и велела им вбратися у зброю, а  кгды  с  я
они убрали, рекла им: "Поедьте с тою девкою и там загубите ее на смерть, а я
за то вам упрошу короля, абы вас поставил витезми". А коли прыехали в чыстые
дубровы и мыслили много, говорены: "Тая панна много послужыла пану Трыщану у
граде Бияну у Орлендэи, она ест мудра и хитра; споведаймо мы то ей, чого для
поехали есмо, может-ли то она вчынити, яко быхмо  были  просты  от  карности
{наказания;} и она от смерти?" И они рекли: "Ведаеш ли, панно, што  маеш  от
нас смерть?" Она рекла: "Не могу ничого з вами мовити, докул не вижу  парсун
вашых". И они зияли гелмы и указали ей парсуны, и она  познала  их  Брагиня,
што они поехали || для ее смерти, и рекла: "Не смейте  иного  вчынити,  одно л. 45 об.
што вам казано; а  коли  хочете,  можете  быт  просты  от  греха  и  учынити
прыказане пана нашего". Они рекли: "О  добрая  панно,  для  того  есмо  тобе
споведали, што быхмо  просты  от  греха,  а  ты  от  смерти".  Девка  рекла:
"Поведете мя на роспутие чыстых дубров, ест  оно  древо  велми  красно,  где
завжды много лютых зверей, к тому мя древу прывяжыте, нехай от зверей умру".
А для того рекла, иж мало того, штобы не был витез пры  том  дереву.  И  тые
хлопи прывели ее и привезали к тому дереву и позирали на вси стороны, откуль
тые зверы прыйдут, и вбачыли, иж едет красный Паламидеж Ануплитич {62}, а за
ним  его  слуги.  Исполнила  Брагиня  серца  веселя,  иж  познала   красного
Паламидежа; и взрел Паламидеж и рек своим: "Не стало ми ся на мою  мысль,  я
был для того поехал, абых от руки пана Трыщановы вмер, аж его самого  смерть
поткала, бо коли бы был пан Трыщан жыв, не стало бы ся то Брагини". Рек  ей:
"Помилуй тебе бог, панно, якою смертью пан Трыщан згиб? Бо если  бы  он  был
жыв, не стала бы ся тобе такая легкост". И она рекла: "Рыцэру, я тя знам, иж
ты храбрый рыцэр Паламидеж, сын короля Ануплита, набольшый  непрыятель  пану
Трыщану. Так бых не погибла от лютых зверей, як есми  не  видела  веселыпого
пана Трыщана, як вчора был, и поехал в чыстые дубровы битвы искати з добрыми
витезми, иж того давно жедал". Рек Паламидеж:  "Што  за  выступ  {проступок}
твой пред красною Ижотою, иж еси в таковой муцэ?" И она рекла:  "Опрости  мя
от древа, я вам повем". Паламидеж отвезал  ее  от  древа  и  рек:  "Поведай,
панно". Она рекла: "Для того ми ся то стало: пошла есми з своею  госпожею  з
одного кролевства у другое, она понесла свой один цвет, а я мой другий цвет,
и ходили есмо морем и сухом; идучы по мору, пани моя утопила свой цвет, а  я
свой не втопила, и она поставила мой цвет, где бы мело быти цвету ее  место,
и за то ми ся тое зло стало". Паламидеж рек: "Ведает ли то  пан  Трыщан?"  И
она рекла: "Не ведает". И он рек: "О добрая панно, ты много  послужыла  пану
Трыщану, а мне еси много выступила, а коли семи  тебе  опростил  от  смерти,
послужы ми". И она рекла: "Кождый рыцэр годен чети зычыти витезем и паннам".
Паламидеж рек: "Поедмо с нами в Корноваль и поведай ми  обычай  вашого  пана
короля Марка". И она || рекла: "Добрый ест обычай нашого пана: коли  прыйдут л. 46
витези на господу а поведать королю Марку, иж прыехали витези з-ыное стороны
битвы искати, повинен им кождому король послати конь  и  зброю,  если  будут
свое кони потрудили, нехай ся на свежых збодают {испытают}". Паламидеж рекл:
От чого таковый обычай  вставлен,  занюж  тот  обычай  ест  короля  Артиуша,
который ест всим королем коруна по всим чотыром сторонам?" И она рекла: "Тот
обычай въставлен, коли прышол пан Трыщан из Орлендэи в Корновалю". А за  тым
поехал Паламидеж в Корноваль. Паламидеж рек: "Панно, хотел бых я, абы мя  не
ведали, хто есми и откуль до часу". И коли прыехали  на  господу  рыцарскую,
тогды ему прывели коня и зброю прынесли и рекли:  "Вы  есте  витези,  прышли
есте битвы искати?" Паламидеж рек: "Явне; ест ли тут пан Трыщан?" Они рекли:
"Поехал в ловы". Паламидеж рек: "А мне его поведали у дубровах". Они  рекли:
"Поехал был битвы искати з великими рыцэры и добыл  тых  рыцэров".  И  пытал
Паламидеж: "Не ранен ли велми?" Они рекли: "Ранен, але не велми".  Пытал  их
Паламидеж: "Борздо ли мает прыехати пан Трыщан?" Они рекли: "Не ведаем, если
бы ся ему там битва нашла, и он бы змешкал, иж он ест всим  витезем  коруна,
которые милуют нашого пана короля Марка". Паламидеж был о том  велми  весел,
што ему тут не споведали Трыщана, и вышол перед господу и видел тры  панъны,
а они идут по улицы, говоречы: "Велит король витезям и девкам к собе  прыйти
ув-обецный палац". Рек Паламидеж Брагине: "Што  ти  ся  о  том  видит?"  Она
рекла: "Видить ми ся, што государ король хочет о  мне  пытати".  И  он  рек:
"Коли мне час вдарыти чолом королю?" И она рекла: "Коли ся сойдут витези  до
короля ув-обецный палац". Он рек: "Милая панно, пилнуй того". А потом  рекла
Брагиня Паламидежу: "Час тобе чолом вдарыти королю Марку". И он пошол,  а  с
ним его витези. А так прышол красный Паламидеж з двема мечы, с чорным  щытом
у обецный палац ик королю Марку и  поклонился;  король  его  прывитал  велми
цудне, а потом рек король: "Хто-бы мог ведати,  якою  смертью  згибла  девка
Брагиня, я бых его даровал велми много, а хто-бы ее споведал жывую,  за  што
бы его рука сягнула, || то бы ся ему не  заборонило".  Паламидеж  почал  ему л. 46 об.
поведати о короли Артиушы. Король  Марко  исполнил  серцо  веселей  и  велел
прынести шахы, рек Паламидежу, абы играл с ним.  А  коли  сели  играти,  рек
король Паламидежу: "Так ти я говору, рыцэру, што нихто ся мне не противит  в
шахы играти". Рек Паламидеж: "Я вем, королю, што еси пан  хитрый,  але  коли
хочеш играти о тое, который з нас выиграет, по што ся его рука хватит, нехай
собе озмет". И на то оба прызволили,  и  выиграл  о  тое  Паламидеж  и  рек:
"Королю Марко корновалский, ты-с рек: "Хто бы вам  поведал  о  жывоте  девки
Брагини, по што бы того рука сягнула, то нехай озмет", а еще еси рек, хто бы
з нас кого в шахи поиграл, за што  ся  рука  его  хвитит,  нехай  озметь.  А
большая ест реч вера кролева, нижли  кролевство  его.  Дай  ты  мне  красную
Ижоту, а я тобе дам девку Брагиню". Король рек: "Где ест?" Он рек: "На  моей
господе". И рек Паламидеж своему  витезю:  "Прыведи  Брагиню".  И  витез  ее
прывел; а коли видел ее король Марко, велми был весел  и  рек  одной  девцэ:
"Пойди, мов Ижоте: нарежайся, поехати маеш с Паламидежом". А  красная  Ижота
рядилася велми  тихо,  ожыдаючы,  штобы  прыспел  пан  Трыщан,  не  смел  бы
Паламидеж о том ни поменути. А так прышла цудная Ижота пред  короля,  и  рек
корол Марко: "Рыцэру, ото-ж ти пани". Паламидеж исполнил  серцэ  весельем  и
вздал фалу богу и подяковал королю  Марку  за  Ижоту.  Цудная  Ижота  рекла:
"Витезю, коли мене мои грехи дали за короля Марка  корновалского,  он  велел
мене тобе дати, ты сам ведаеш, што еси служыл у  моего  отца  тры  годы  для
мене, не мог еси мене выслужыти, але коли мя еси достал так борздо у  короля
Марка, подмо ув-оную цэрков и кленимся богом, абы не оставил один другого до
смерти". О том был Паламидеж велми гневен и рек: "Подмо, пани". И прыехали к
цэркви, Ижота зъседъшы и ушла в цэрков  первей  Паламидежа;  а  были  в  той
цэръкви  ремяные  лествицы  долов  {вниз}  спущены,  Ижота  полезла  по  тых
лестницах до окна верхънего, и коли была у окне, узволокла лествицу к  собе;
а за тым вшол витез Паламидеж || Ануплитич у  церков  велми  весел.  А  коли л. 47
Ижоту свою видел у окне цэрковном, был велми  смутен  и  рек:  "О  почстеная
пани, чого для то чыниш? Злезь долов и кленимося один другому богом, абы  не
оставил один другого до смерти, а сама еси то рекла,  пани,  я  тобе  говору
верою витезскою: коли мне тебе дал король Марко, не хочу поехати без  тебе".
И рекла Ижота витезю: "Поедь з богом, иж ест витези у короля Марка,  которые
поехали у ловы, а коли тя найдут пры их цэркви, будеш  мети  моцную  битву".
Паламидеж рек: "О почстеная пани, я не боюся ни одного витезя,  коли  ми  тя
дал король Марко". Тогда погледела Ижота куды поехали витези, и вбачыла,  аж
едеть к церкви пан Трыщан; бо тот обычай мел Трыщан: коли ехал до двора, або
з двора, завжды заеждчал к той цэркви. Ижота рекла Паламидежу: "Витезю,  едь
с богом, едеть на тя витез". Паламидеж рек: "Пани, што мя  страшыш  витезем?
Не будь один, нехай будут два! Пани, сойди долов,  поехати  тобе  со  мною".
Ижота рекла: "Витезю,  поедь  с  богом,  витезь  едет  к  цэркви  витезьским
обычаем, стережыся вдару оного витезя". Паламидеж рек: "Не будь один,  нехай
будут тры, пани; злез долов, и  кленимося,  як  есмо  рекли".  Рекла  Ижота:
"Витезю, поедь от цэркви, дойдеш сорому от  вдару  другого  витезя,  бо  вже
витез близко цэркви, которы на тя едеть". Паламидеж рек: "Не буд один,  будь
их десеть, прыймам верою витезскою ждати тебе тры дни и тры ночи, а не  хочу
ехати без тебе". Рекла Ижота  Паламидежу:  "Не  тры,  не  два,  один  Трыщан
едеть". А Паламидеж въскочыл на коня и побег што наборъздей мог, бо  ведает,
иж умеет Трыщан с копем на кони. И видел Трыщан, где побег витезь от церкви,
и познал по знамени и скочыл што наборздей мог и не  догонил,  вернулся,  бо
ему конь был спрацован у ловах. А коли прыехал пан Трыщан до цэркви и  видел
цудную Ижоту и розгневался велми, а не хотел  для  Паламидежа  пытати,  одно
рек: "Всядь, пани, на коня и едмо до короля Марка". Ижота рекла:  "Не  годит
ми ся ехати ик королю, иж ме отдал Паламидежу".  Трыщан  рек:  "О  почстеная
пани, як то може быт, штобы тебе дал Паламидежу, || иж  король  Марко  любит л. 47 об.
всякое розличное веселе?" Ижота рекла: "Трыщане, коли бы ему мило веселе, як
бы мене дал еждчалому рыцэру?"
     А по тых речах поехал от цэркви пан Трыщан со Ижотою по свету ездити  и
ехали от Корновали к Домолоту, и стретила их одна девка и рекла: "Рыцэру,  я
не знаю, хто еси, але бачу тя доброго витезя; мне жаль твоее легкости, занюж
коли поедеш тою дорогою, не  можеш  быти  без  легкости".  Пан  Трыщан  рек:
"Панно, дяковано ти будь от всих витезей, што еси рада  остеречы  витезя  от
легкости; прошу тя, панно, чого деля мене унимаеш  от  тое  дороги?"  И  она
рекла: "Добрый рыцэру, на переду тобе стоит корол Артиуш из своею  королевою
Жэниброю {63}, а так ест много добрых рыцэров,  занюж  кождый  добрый  рыцэр
милует панство короля Артиуша, а тые рыцэры, коли узрат с тобою  нацуднейшую
панию, усхотят ю у тебе отняти моцною битву. Рыцэру, не будет там  один  або
два, але там много витезей добрых, будеть кому ламати сулицы, и сам собою ее
отдати мусиш". Пан Трыщан рек: "Панно,  зафалено  ти  буди  всими  витези  и
паннами, што еси рада отвести витезя от легкости, але рачы то ведати, хто бы
мя колвек не отвернул копъем на  кони,  нихто  мя  не  можэ  отняти  от  тое
дороги". А за тым ся ростал пан Трыщан с тою  девкою.  И  коли  видел  шатры
короля Артиуша, и там ся надевал битвы; и были велми  цудне  украшоны.  Того
для рек пан Трыщан  красной  Ижоте:  "Почстеная  пани,  видиш  шатер  короля
Артиуша як близко дороги роспят? А я вем, што тут много  добрых  витезей,  а
если мы поедем праврю дорогою на шатер короля Артиуша,  будет  на  мя  моцна
битва, а коли поедем стороною около короля Артиуша, и так ся надевам  битвы,
узмовять: "Оно ведет страшливый {трусливый} витез  нацуднейшую  панну".  Для
того, пани, мушу пойти правым путем к шатру короля Артиуша. Але  тобе  мовлю
верою витезскою: если инуды {в другое место;}  посмотрыш,  ниж  мне  Трыщану
межы плеч, а коню своему межы ушы, буду ся на тя  велми  гневати".  И  рекла
Ижота: "О почстеный рыцэру Трыщане, коли бых я много ходила по мору и сухом,
не видала бых  ни  одного  рыцэра  большого,  толко  тебе,  а  которые  суть
наибольшые витези от двора короля Артиуша, || тых я всих видала у дворе отца л. 48
моего у Орлендэи". А так прыехал Трыщан  к  шатру  короля  А