столкновения с характером главного героя, помогая ему раскрыться полностью и реализовать себя. Так было, конечно, и со многими другими памятниками романного жанра, которые тоже имеют своим сюжетом судьбу одного персонажа (таковы, например, все романы Кретьена де Труа). Поэтому отличие нашей легенды от подобных произведений не во внешней ее структуре, а в повышенной, исключительной для своего времени усложненности отношении героя с его окружением. Что касается "суперструктуры" легенды ("любовный треугольник" и т. д.), то и здесь сказание о Тристане и Изольде на первый взгляд мало оригинально. В действительности же оно неповторимо, ибо все дело не во внешней ситуации, а во внутренней мотивировке поведения действующих лиц. 2. ПАРАЛЛЕЛИ  Дени де Ружмон, говоря о легенде в целом, назвал ее "типом человеческих отношений" {D. de Rougemont. L'amour et l'Occident, p. 15.}. Это справедливо: история любовного треугольника, даже в его ограничительном, в духе нашей легенды, варианте постоянно встречается в мифах, сказаниях, литературных памятниках разных времен и разных народов. В этом смысле число параллелей к легенде о Тристане и Изольде практически неограниченно. Неограниченно не только в том случае, если речь идет о составляющих легенду "мотивах", но и тогда, когда перед нами сюжет о любви двух молодых людей, любви, осложненной родственными отношениями с третьим персонажем. О. М. Фрейденберг перечисляет следующие мотивы нашей легенды: "Похищение героя. Кораблекрушение, странствия по морю, любовное соединение при посредстве ручья, любовный напиток. Дань и жертвоприношения чудовищу. Отъезд среди слез и возврат при ликовании. Бой: с великаном, с чудовищем, с драконом, с женщиной. Отвоевание женщины и отвоевание собаки. Золото, камень, кольцо, меч в виде атрибутов. Рука (resp. белая рука), как атрибут. Неизлечимая рана и женщина-целительница. Волшебные травы, волшебный напиток, волшебная собака, заставляющая забыть о горе. Самозванный претендент, ложно приписывающий себе победу над чудовищем и требующий невесту. Служанка, заменяющая госпожу на брачном ложе. Удаление в лес, мнимая смерть и благополучное возвращение. Герой забывает героиню, герой временно сходит с ума. Нищета, безобразие, неузнанность, перемена имени и наружности. Двойник героини с той же наружностью и с тем же именем, без момента любовного соединения. Рассерженная героиня прогоняет героя, ненавидит его и бранит. Разлуки и встречи, свидания, уловки жены и измены мужу. Герои, обращенные в растительность" {О. М. Фрейденберг. Целевая установка коллективной работы над сюжетом Тристана и Исольды. - В кн.: "Тристан и Исольда. От героини любви феодальной Европы до богини матриархальной Афревразии". Л, 1932, стр. 15.}. Из этого перечня мотивов (который можно было бы и расширить), составляющих нашу легенду, можно выделить некоторые, легко отыскиваемые в памятниках литератур разных эпох и разной национальной принадлежности. При этом сопоставлении перед нами могут быть две возможности: совпадение мотива может говорить о генетическом родстве сопоставляемых памятников или указывать на их типологическую близость. Отграничить одно от другого не всегда представляется возможным. Покажем это на нескольких примерах. Сюжет нашей легенды обнаруживает явное сходство - в отдельных своих компонентах - с рядом мифологем античного Средиземноморья. Действительно. Поход аргонавтов во многом продиктован сходными соображениями, что и плавание Тристана в Ирландию: воспитанный в изгнании, Ясон является к своему дяде Пелию, чтобы потребовать царство. Это ему обещано, но при условии, что он привезет из Колхиды золотое руно. В Колхиде герою приходится пройти ряд испытаний, в частности сразиться с драконом. Дочь царя Ээта Медея, волшебница и врачевательница, влюбляется в Ясона и отплывает вместе с ним. Пелий пытается овладеть Медеей, но это ему не удается (девушка губит его, погружая в кипящую воду якобы для того, чтобы омолодить). Помимо ряда конструктивных мотивов (плавание за руном, которое в какой-то мере может рассматриваться как субститут красавицы с золотыми волосами, битва с драконом, дева-целительница и т. д.), перед нами и намечающийся любовный треугольник. Вообще, подобных "треугольников" античность знает немало (Ипполит-Федра-Тесей, Парис-Елена-Менелай, или: Одиссей-Калипсо-Пенелопа, Ясон-Медея-Креуса, Парис-Елена-Энонаи мн. др.). Зигмунд Эйснер {S Eisner. The Tristan legend. A Study in Sources. Evanston, 1969, p. 122-125.} приводит следующую таблицу соответствий одного из важных эпизодов нашей легенды (бой Тристана с Морхольтом) с не менее важным эпизодом из биографии древнегреческого героя Тесея (победа юноши над чудовищем Минотавром в лабиринте Крита и его любовная связь с дочерью Миноса Ариадной): Морхольт Минотавр а. Героиня - красавица-дочь ко- а. Героиня - красавица-дочь крит- роля Ирландии. ского царя Миноса. б. Морхольт - брат матери ге- б. Минотавр - незаконное детище роини. матери героини. в. Морхольт - союзник отца ге- в. Минотавр - союзник отца героини, роини. г. Морхольт требует ежегодной г. Царь Крита требует ежегодной дани молодыми людьми от име- дани молодыми людьми для Ми- ни короля Ирландии. нотавра. д. Морхольт переплывает море, д. Дань должна быть привезена чтобы получить дань. Минотавру. е. Морхольт не предназначен до- е. Минотавр не предназначен до- чери короля. чери царя Крита. ж. Вопреки протестам дяди, Три- ж. Вопреки протестам отца, Тесей стан, которому позже предстоит приезжает издалека, чтобы сра- путешествие к дому Морхольта, зиться с Минотавром в его ло- вызывает Морхольта. гове. з. Т. к. битва происходит в чужой з. Дочь царя Миноса предает Морхольту стране, дочь короля отца и дает Тесею новый меч. Ирландии ничем не может ему помочь. А Марк дает Тристану новый меч. и. Тристан сражается с Морхольтом и. Тесей сражается с Минотавром на острове, попасть на кото- в лабиринте, доступ в который рый трудно. затруднен. к. Тристан убивает Морхольта. к. Тесей убивает Минотавра. л. Король Ирландии опечален. л. Минос, царь Крита, опечален. м. В Ирландии не знают, кто м. Ложного победителя нет. именно убил Морхольта, т. к. битва происходит в Корнуэльсе. н. (Позже в Ирландии) Тристан н. Идентификация Тесея не необ- опознан в бане по его мечу как ходима. убийца Морхольта. о. Изольда покидает Ирландию о. Ариадна покидает Крит с Тесеем. вместе вместе с Тристаном. п. По приезде Тристан отдает п. По приезде Тесей отдает Изольду Марку как невесту. Ариадну Дионису как невесту. Таблица эта достаточно красноречива и параллелизм эпизодов двух легенд - античной и средневековой - несомненен. Или вспомним о ране Тристана, полученной в бою с Морхольтом. Она издает такое зловоние, что никто из окружающих, кроме Марка, не решается приближаться к юноше. Столь же зловонна рана Филоктета, ужаленного змеей. Как известно, Тристан, раненный ирландцем Морхольтом, может излечиться только в Ирландии, куда он и прибывает, не открывая, кто он. Так и Телеф, раненный копьем Ахилла, может быть вылечен лишь этим самым копьем. Роль белого и черного паруса в финале нашей легенды известна {См., например, S. Eisner. The Tristan legend, p. 150-155.}. Так и Тесей, отправляясь сражаться с Минотавром, обещает отцу своему Эгею, в случае победы, поднять на мачте белый парус. Но он забывает об этом уговоре, плывет под черным парусом, и отчаявшийся Эгей бросается со скалы в море. Финал нашей легенды имеет еще одну интересную античную параллель. Речь идет о любви Париса и Эноны. Оставленная Парисом, Энона предрекла ему, что он будет смертельно ранен в Троянской войне и спасти его сможет только она одна. Действительно, когда Парис был поражен стрелой Филоктета, он спешно послал за Эноной. По одним мифам, она отказалась его лечить и юноша умер, по другим - она спешила ему на помощь, но запоздала и найдя его уже мертвым, сама испустила дух у его бездыханного тела. О чем говорят эти примеры? Указывают ли они на воздействие античных мифов - в их раннесредневековой, по преимуществу латинской, передаче - на сложение нашей легенды? Думается, ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Литературная обработка нашего сюжета могла, конечно, вобрать некоторые из перечисленных мотивов в их античной интерпретации. Но использование античного опыта было здесь несомненно факультативным. Как вынужден был признать Б. В. Казанский, "установление литературной параллели доказывает не более, как возможность или вероятность "заимствования"; далеко не все источники этих "заимствований" установлены; и самое понятие "параллели" очень неопределенно и условно. Не говоря уже о сюжете "Тристана и Исольды" в целом, основное его содержание лишь очень схематически соответствует контаминации сказания о Ясоне, добывающем царевну из-за моря для дяди-царя и присваивающем ее, с преданием о Парисе, могущем получить исцеление только от покинутой им любовницы-целительницы, а включение ряда отдельных элементов из совершенно различных легенд является слишком неоправданным в плане прямого литературного заимствования" {"Тристан и Исольда", стр. 117.}. К такому же выводу приведет нас и сопоставление нашей легенды с рядом мотивов, обнаруживаемых, скажем, в библейских сказаниях. Впрочем, библейских параллелей легенды о Тристане и Изольде настолько немного, что перечислить их не составит труда. Во "Второй книге Царств" ("Вторая книга Самуила") рассказывается о преступной любви Амнона, сына Давида, к своей сводной сестре Фамари (гл. 13). В этом библейском эпизоде герой становится жертвой охватившего его неодолимого любовного влечения. С нашей легендой здесь совпадает лишь мотив запретности любви и одержимости любовью. Мотив одержимости демоном и единоборства с ним, о чем рассказывается в библейской "Книге Товита", может быть сопоставлен с мотивом змееборства из нашей легенды. Но опять-таки это сопоставление нельзя сделать без очень сильной натяжки. При толковании легенды о Тристане и Изольде в духе вагнеровской идеи любви-смерти можно увидеть в легенде и трансформированные мысли "Песни песней": "крепка как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее" (гл. 8, 6-7). Иногда параллель нашей легенде видят в грузинском предании о любви царевича Абесалома и крестьянской девушки Этер {См.: К. Д. Дондуа. Абесалом и Этер. - "Тристан и Исольда", стр. 175-182.}. С нашим сказанием может быть сопоставлен лишь финал этой истории: больной Абесалом призывает возлюбленную, с которой он разлучен, но она не застает юношу в живых. В горе Этер закалывается. Их хоронят рядом, и из их могил вырастают цветы, переплетающиеся между собой. Вопроса о генетическом родстве этого грузинского предания с нашей легендой ставить, конечно, нельзя. Среди параллелей нашему сюжету со значительно большим основанием, чем об античных или библейских мифологемах, можно говорить о ряде памятников, хронологически значительно менее от нее удаленных. Во-первых, можно говорить о совпадении отдельных мотивов. Например, в средневековых литературах Европы не раз встречается мотив воздержания любовников, причем, в этом случае они обычно изображаются разделенными во время сна каким-либо предметом - камнем, куском мяса, мечом и т. п. Скажем, в исландской "Саге о Волсунгах" рассказывается, что Сигурд именно так проводит ночи с Брюнхилд ("Оставался он там три ночи, и спали они на одной постели. Он берет меч Грам и кладет его обнаженным между собой и ею" {"Сага о Волсунгах". Перевод, предисловие и примечания Б. И. Ярхо. М.-Л., 1934, стр. 186.}). Во-вторых, могут совпадать не один мотив, а несколько, и, главное, их последовательность. Так, Д. С. Лихачев сопоставил легенду о Тристане и Изольде с древнерусской "Повестью о Петре и Февронии Муромских" {Д. С. Лихачев. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970, стр. 94-95 (первое изд. - 1958). Ср.: "Изборник". М., 1969, стр. 757 (примечания Р. П. Дмитриевой). Ср. также: Р. П. Дмитриева. Древнерусская повесть о Петре и Февронии и современные записи фольклорных рассказов. - "Русская литература", 1974, Э 4, стр. 91: "Особенно много общего наблюдается между Повестью о Петре и Февронии и Повестью о Тристане и Изольде как в передаче главной поэтической темы и сюжетной линии, так и в отдельных характерных эпизодах. Близость эта носит типологический характер и обусловлена тесной связью всех этих произведений с устно-поэтическим творчеством".}. Действительно, в русской повести ряд мотивов и - главное - их связь и взаимная обусловленность заставляют вспомнить историю Тристана. Петр сражается со змеем, склонявшим к блуду жену брата, подобно тому, как Тристан побеждает дракона, обложившего Ирландию страшной данью. Как и герой западной легенды, Петр заболевает, забрызганный ядовитой кровью змея, и излечить его может только мудрая врачевательница Феврония. Феврония излечивает его дважды, как и Изольда, которая дважды оказывает помощь раненому Тристану. Как и в нашей легенде, в "Повести" результатом лечения оказывается вспыхнувшая взаимная любовь. Она скрепляется браком. Так было, очевидно, и в гипотетических кельтских версиях легенды о Тристане; по крайней мере, юноша обладает девушкой до того, как она становится женой Марка. "Несмотря на социальные препятствия, - пишет Д. С. Лихачев, - князь женится на крестьянской девушке Февронии. Как и любовь Тристана и Изольды, любовь Петра и Февронии преодолевает иерархические преграды феодального общества и не считается с мнением окружающих. Чванливые жены бояр не взлюбили Февронию и требуют ее изгнания, как вассалы короля Марка требуют изгнания Изольды" {Д. С. Лихачев. Человек в литературе Древней Руси, стр. 94.}. Добавим, что, как и Тристан, Петр испытывает и сомнения, то есть ему приходится преодолевать не только внешние препятствия, но и внутренние. Есть и другие совпадения, например, в сцене в лодке, когда Феврония умным ответом осаживает надоедливого поклонника (вспомним ухаживания Кариадо в нашей легенде). И наконец, главное - мотив любви за порогом смерти. Петр и Феврония умирают в один день, и тела их неотвратимо оказываются в одном и том же общем гробу. Тема посмертного соединения, причем, не обязательно непосредственного, но чаще символического - крон двух деревьев, тянущихся друг к другу цветов, табличек с вырезанными на них именами любящих - постоянно встречается в литературе и фольклоре. Поэтому любовь "до гроба" не есть непременная принадлежность нашей легенды. На ее основании делать какие-либо выводы о возможных заимствованиях по меньшей мере неосторожно. Между тем это иногда утверждается. Так, Л. А. Дмитриев, развивая верное наблюдение Д. С. Лихачева, писал: "особенно близка к Житию Петра и Февронии Повесть о Тристане и Изольде. И эту близость едва ли можно объяснить только сходством тех эпических мотивов, которые легли в основу муромского жития и старофранцузского эпоса. По-видимому, автору Жития Петра и Февронии была известна какая-то версия Повести о Тристане и Изольде" {"Истоки русской беллетристики. Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе". Л., 1970, стр. 261.}. Вряд ли. А если все-таки была известна, то почему из легенды в ее русской "транскрипции" исчезло главное - мотив недозволенности любви и острота внутреннего неразрешимого конфликта, жертвой которого оказывается протагонист? Как заметил Н. И. Конрад, рассматривая "Лейли и Меджнун" Навои: "Повесть о разом вспыхнувшей любви, об одержимости этой любовью, о смерти в один и тот же миг. Что ж, и тема эта, да и сюжет - вечны. И встречались мы с ними в литературе не раз. Любовь с первого взгляда... Она может вспыхнуть и в школе... Она, любовь, может вспыхнуть и на корабле, идущем по ирландскому морю. И даже в кривом, скучном переулке, на который повертывают с Тверской" {Н. И. Конрад. Запад и Восток. М., 1972, стр. 287.}. Внешняя близость к нашей легенде обнаруживается в персидском романе "Вис и Рамин", написанном поэтом Гургани в середине XI в. Близость сюжетных структур здесь настолько велика, что высказывалось предположение о возможности прямого заимствования {R. Zenker. Die Tristansage und das persische Epos von Wis und Ramin. - "Romanische Forschungen", XXIX, 1910, S. 321-362.}, хотя материальные основания для этого вряд ли могут быть отысканы {Впрочем, в своей новой обстоятельной работе видный французский медиевист Пьер Галле вновь вернулся к этой теме и даже попытался проследить гипотетический путь сюжета персидской поэмы через арабизированную Испанию и куртуазный Прованс к северофранцузским поэтам. В основе исследования П. Галле лежит мысль, что легенда о Тристане и Изольде не могла возникнуть как обычная средневековая легенда, что в ее основе должен лежать конкретный литературный источник, который был при перенесении на европейскую почву и в более архаичную культурную среду "мифологизирован"; поэтому легенда приобрела новые черты и иной смысл, отличающие ее от поэмы Гургани (См.: P. Gallais. Genese du roman occidental. Essais sur Tristan et Iseut et son modele persan. Paris, 1974). П. Галле даже высказал предположение, что перенести легенду на романскую почву мог знаменитый эрудит и писатель Петр Альфонси. Однако это и многие другие утверждения ученого достаточно осторожны и в лучшем случае предварительны.}. В романе о Вис и Рамине и в легенде о Тристане и Изольде действительно немало общих черт и параллельных мотивов. Прежде всего, параллельна исходная ситуация сюжета: старый король (соответственно Мобад и Марк) решает взять в жены молодую прекрасную девушку (это Вис и Изольда). Но невеста отдает свое сердце юноше, родственнику ее жениха (Рамин и Тристан), который сопровождает ее к королевскому двору. Молодые люди становятся любовниками до брачных торжеств. У них есть надежная и опытная помощница, готовая подменить собой девушку на брачном ложе (кормилица и Бранжьена). На этом параллелизм сюжетов не кончается. В частности, в обоих произведениях любовники вынуждены пройти через испытание огнем, они лгут, обманывают, пускаются в бегство, престарелый муж-король то жестоко их преследует, то готов простить и поверить в их невиновность. Удаленный в изгнание герой, желая забыть любимую, женится на другой (Гюль и Изольда Белорукая), но затем вновь возвращается к своей первой любви. Узнав об этой мнимой измене (то есть, женитьбе), героиня испытывает жестокие муки ревности, долго не может противиться своему чувству. Сопоставлявший эти два памятника немецкий исследователь Р. Ценкер полагал, что персидская поэма оказала воздействие на французский куртуазный роман. Другие ученые возможность такого воздействия решительно отвергали. Дело в том, что многие частные мотивы, которые мы находим в поэме "Вис и Рамин" и в легенде о Тристане, не являются достоянием исключительно этих двух памятников. В то же время очень важным оказывается принципиальное различие в отношении героев к основному конфликту. Если Тристан испытывает необоримое чувство вины, ибо он, как мы стремились показать, не меньше привязан к Марку, чем пылает страстью к Изольде, если эта последняя также сознает незаконность своей любви (хотя это и не внушает ей особых угрызений совести), то, например, Вис открыто ненавидит Мобада и не считает свою измену неправым поступком. Да и Рамин не очень терзается, обманывая дядю. Если в поэме "Вис и Рамин" присутствует мотив одержимости любовью, необоримости и всевластия чувства, то в персидском памятнике нет идеи "любви до гроба" (и "за гробом"); даже напротив: книга многозначительно кончается счастливым браком, длящимся ни много ни мало восемьдесят три года. У этой счастливой четы было и многочисленное потомство, и герои поэмы удачливо правят страной, которой до них управлял Мобад. Иногда считается, что с нашей легендой поэма о Вис и Рамине сближается благодаря мотиву второй возлюбленной (= жене) и воздержания любовника. Но мотив этот был весьма распространен в XII в. как в литературе Западной Европы, так и Ближнего Востока. Немецкий исследователь З. Зингер {См.: S. Singer. Arabische und europaische Poesic im Mittelalter. - "Abhancllungen dt-r Preussischen Akademie der Wissenschaften", 1918, no 13, S. 8-10.} приводит тому красноречивый пример. Арабский поэт VII в. Кайс ибн-Зарих, согласно легендам, имевшим хождение в XI и XII вв., был женат вторым браком на женщине, носившей то же имя, что и его первая жена Лубна. Но он хранит целомудрие по отношению ко второй жене, так как не может забыть первую. Тема "невозможности замены" постоянно встречается у "куртуазных" лириков Востока и Запада. В. М. Жирмунский приводит красноречивые слова провансальского трубадура Гильома де Кабестань: "Я люблю Вас, госпожа, такой высокой любовью, что эта любовь не дает мне возможность любить другую; но любовь позволяет мне быть куртуазным по отношению к другой даме, и этим я надеюсь отвести от себя это тяжелое страдание; ибо, когда я думаю о Вас, перед которой склоняется радость, я забываю и оставляю всякую другую любовь: с Вами я остаюсь и Вас считаю самой дорогой моему сердцу" {В. Жирмунский. Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. М.Л., 1962, стр. 68.}. Однако мотив полового воздержания, столь часто встречающийся в средневековых литературных памятниках разной национальной принадлежности, генетически восходит к нескольким, совершенно автономным традициям. Мотив этот постоянно возникает в ирландском эпосе, обнаруживающем с нашей легендой многозначительные параллели. Вопрос о типологическом и генетическом родстве ряда памятников литературы древних кельтов (островных и континентальных) и легенды о Тристане и Изольде стал предметом пристального изучения целого поколения ученых {См.: С. Schoepperle. Tristan and .Isolt. A Study of the Sources of the Romance, v. 1-2. London, 1913; A. Thurneysen. Eine irische Parallele zur Tristan-Sage.- "Zeitschrift fur romanische Philologie", XLIII, 1923, S. 385-402; J. P. Carney. Studies in Irish Literature and History. Dublin, 1955, p. 189-242; 5. Eisner. The Tristan legend. A Study in Sources. Evanston, 1969.}. У нас он детально рассмотрен А. А. Смирновым {А. Смирнов. Роман о Тристане и Изольде по кельтским источникам. - В его кн.: "Из истории западноевропейской литературы". М.-Л., 1965, стр. 49-64.}. Во-первых, отметим совпадения с нашей легендой отдельных мотивов из так называемых ирландских саг. Так, маленькая сага "Повесть о Байле Доброй Славы" {Русский текст см.: "Ирландские саги". Перевод, предисловие, вступительная статья и комментарии А. А. Смирнова. Л.-М., 1933, стр. 249-252.} рассказывает о глубокой любви юного героя к Айлен, дочери Лугайда. Они договорились встретиться, чтобы "заключить союз любви". По пути Байле получает ложное известие, что на его возлюбленную напали "воины из Лагена" и убили ее. Юноша не вынес своего горя и упал замертво. Спутники хоронят его и ставят на могиле каменный столб, справив печальную тризну. "И выросло тисовое дерево на могиле той, с верхушкой, похожей видом на голову Байле". Когда Айлен узнала о смерти Байле, она "упала мертвой, бездыханной, и погребли ее, как и Байле. И выросла яблоня из могилы ее, разрослась она на седьмой год, а на верхушке ее - словно голова Айлен". Из этих двух деревьев, выросших над могилами любовников, делают таблички, на которых "поэты и рассказчики стали записывать повести о любви, сватовствах и разных деяниях уладов". Когда король Кормак взял эти таблички в руки, они соединились так крепко, как "жимолость обвивается вокруг ветви". Здесь перед нами по крайней мере три мотива, параллельные легенде о Тристане. Во-первых, это любовь юная, чистая и столь сильная, что смерть одного из любовников приводит к смерти и другого. Во-вторых, это мотив, так сказать, "ложной информации" (как и в нашей легенде, где такую ложную информацию сообщает Изольда Белорукая). Наконец, в-третьих, это мотив соединяющихся табличек, аналогичный мотиву соединяющихся деревьев, выросших над могилами Тристана и Изольды. Как точно заметил А. А. Смирнов, "перед нами как бы фрагмент "тристановского" типа саги, хорошо сохранившийся без всяких сторонних примесей" {А. Смирнов. Указ. соч., стр. 61.}. Но именно "как бы", ибо считать сагу "Повесть о Байле Доброй Славы" источником нашего сюжета, конечно, нельзя. В другой небольшой ирландской саге "Любовь к Этайн" {Русский текст см. там же, стр. 105-131. Эту сагу А. А. Смирнов также не рассматривает. Ср.: S. Eisner. The Tristan legend, p. 127-133.} с легендой о Тристане и Изольде могут быть сопоставлены по крайней мере четыре мотива. Во-первых, это требование вассалов короля Ирландии Эохайда Айрема жениться и завести наследника. Во-вторых, это мотив поисков невесты ("тогда послал Эохайд послов по всем пяти королевствам Ирландии, чтобы они разыскали прекраснейшую женщину или девушку, какая только найдется в Ирландии, для него в жены"). Затем, это любовь молодого героя (Айлиль Ангуба) к жене брата. Наконец, это мотив лечения героиней недуга героя ("Она продолжала каждый день навещать его и стала теперь мыть ему голову, сама подавать пищу и воду на руки"). Однако эти совпадения ни в коей мере не могут указывать на генетическое родство данной саги с легендой о Тристане или ее прототипом. В одной из ключевых саг цикла о Кухулине, "Сватовство к Змер" {Русский текст см.: "Ирландские саги", стр. 255-259. А. А. Смирнов в своем обзоре кельтских параллелей нашей легенды эту сагу не рассматривает.}, также находим параллели легенде. Собственно, речь должна идти в основном об одном эпизоде этой саги. Кухулин со спутниками прибывает в дом Руада, короля островов, как раз в тот момент, когда полуфантастические существа фоморы, олицетворявшие для древних ирландцев злое начало, явились туда для сбора дани. Они намереваются увезти с собой Дерборгиль, дочь короля. Кухулин сражается с фоморами и побеждает их, но оказывается раненым в запястье. Девушка лечит его. Кухулин не открывается, кто он, и многие в королевском замке хвастались, что это они убили фоморов. Во время мытья в бане королевская дочь опознает героя. Руад предлагает Кухулину в жены Дерборгиль. Таким образом, здесь перед нами довольно точная параллель эпизода битвы Тристана с драконом, похвальбы ирландского сенешаля, опознание героя во время мытья в бане и лечения его Изольдой. Есть в этой саге и "сопротивляющийся любовник" - это Кухулин в его взаимоотношениях с Уатах, дочерью Скатах. Говоря об этой саге, отметим в ней еще одну деталь. Среди спутников Кухулина здесь назван некий Дурст, сын Серба. Запомним это имя. Мы вернемся к нему, когда будем рассматривать непосредственные источники нашей легенды. Среди приведенных примеров таких непосредственных источников мы не найдем. Не найдем мы их и в ряде других саг, которые часто сопоставляют с легендой о Тристане и Изольде. В довольно древней саге о Требланн, дочери Фройха, сына Ойгнуса {См.: S. Eisner. The Tristan legend, p. 98-99.}, рассказывается о любви героини к юному Фройху, сыну Фидаха Фолтруада. Причем, она полюбила его еще до встречи с ним. Требланн посылает к молодому человеку служанку, предлагая ему бежать с ней. После некоторого его сопротивления они долго блуждают по лесам, затем возвращаются в дом Фройха, который обнаруживает, что его скот украден. Он пускается на его поиски, оставляя молодой женщине чудесный камень, который будет целым, пока герой будет жив. Однако враги юноши при помощи заклинаний разбивают камень, и Требланн, думая что Фройх погиб, умирает от тоски. С легендой о Тристане эту сагу сближает мотив "сопротивляющегося любовника", блуждания по лесу, смерти в результате преднамеренного обмана. Правда, погибает лишь один любовник. Но Фройх, как известно, находит смерть в другой саге - в самой обширной и самой замечательной из ирландских саг - "Похищение быка из Куальнге". В саге о Лиадан {См.: J. P. Carney. Studies in Irish Literature and History, p. 220-223.}, также достаточно древней, сопротивление оказывает не юноша, а девушка. Основной конфликт саги - между любовью и долгом. Юноша Куиритир устраивает пир в честь поэтессы Лиадан и склоняет ее к любви. После некоторых задержек они бегут на юг, в Мюнстер, и ведут жизнь в лесу. Повстречав местного святого отшельника, они признают над собой его власть. Он разрешает им продолжать жить вместе, но заставляет класть по ночам между собой его молодого ученика. Но вскоре Куиритир порывает с молодой женщиной и отправляется в паломничество. Лиадан следует за ним, но он уплывает в море на небольшой ладье, и с тех пор о нем больше ничего никто не слышал. Героиня находит каменную плиту, на которой обычно молился Куиритир, и на этой плите испускает дух. Когда ее хоронят, эту плиту кладут в ее могилу. Тристановская легенда сближается с этой сагой мотивами "сопротивляющегося любовника", жизни в лесу, встречи с отшельником (Огрин нашей легенды), полового воздержания, смерти из-за предполагаемой гибели возлюбленного. Есть известные параллели с легендой о Тристане и Изольде также в саге о Бекфоле {См.: S. Eisner. The Tristan legend, p. 99-100.}, жене короля Диармайта, сына Аида Светлого (полагают, что этот Диармайт был исторической личностью и жил в середине VII в. {Ср. М. Dillon. The Cycles of the Kings. Oxford, 1946, p. 75.}). Молодая королева любит Кримтанда, приемного сына Диармайта. На первых порах юноша отвергает эту любовь, как и положено "сопротивляющемуся любовнику", и скрывается от одержимой любовью молодой женщины в лесу. Но Бекфола добивается своего, и в сопровождении служанки направляется в лес, чтобы вести там обычную для подобных сюжетов лесную жизнь. Но нападение волков мешает любящим встретиться. Бекфола бежит на остров, где живет богатырь Фланд. Они проводят ночь вместе, но Фланд не касается молодой женщины. Она предлагает ему жениться на ней, но Фланд просит отсрочки, так как ему надо отвоевать свое наследство. Бекфола возвращается на то место, где оставила свою служанку, думая, что ту растерзали волки, но девушка оказывается жива. Героиня направляется к Диармайту, но, когда Фланд отвоевывает наследство, она бросает мужа и отправляется к нему. Таким образом, здесь целых два "сопротивляющихся любовника" - Кримтанд и Фланд. Мы находим в саге мотив бегства в лес и жизни в нем. Мнимая гибель служанки заставляет вспомнить эпизод из нашей легенды с Бранжьеной, оставленной в лесу на съедение диким зверям. В сагах о Требланн, Лиадан и Бекфоле, как видим, опять-таки совпадают с легендой о Тристане и Изольде лишь отдельные мотивы. Поэтому считать эти памятники древнеирландской литературы каким бы то ни было источником нашего сюжета вряд ли возможно. Сложнее вопрос о трех других ирландских сагах, почти точно повторяющих (или намечающих) структуру легенды о Тристане и Изольде. Эти саги подробно проанализированы в научной литературе, в частности в работе А. А. Смирнова, поэтому лишь кратко скажем о них. Первая из этих саг - "Изгнание сыновей Уснеха" {Русский текст см.: "Ирландские саги", стр. 61-73.}. Здесь рассказывается о любви красавицы Дейрдре, воспитанной в доме короля Конхобара, и юноши Найси. Найси выступает в саге как типичный "сопротивляющийся любовник": он отказывается от Дейрдре, и девушка вынуждена прибегнуть к "гейсу" - магическому заклятию, чтобы заставить его бежать с ней. Они долго скитаются и ведут суровую и трудную жизнь в лесу. Конхобар, который давно собирался жениться на Дейрдре, а после ее бегства разыскивающий ее, хитростью заманивает любовников в западню, где Найси погибает. Дейрдре по-видимому становится женой короля, но не может забыть любимого. В конце концов она бросается со скалы и погибает. Здесь можно обнаружить следующие мотивы, позволяющие сблизить эту сагу с легендой о Тристане: 1) предстоящий брак старого короля с молодой девушкой; 2) любовь героини к юноше и его первоначальное сопротивление; 3) их бегство и трудная жизнь в лесу; 4) мнимое примирение с королем и возвращение любовников к его двору; 5) смерть героя в результате обмана; 6) жизнь героини с нелюбимым мужем; 7) смерть героини, которая не могла пережить своего возлюбленного. Как видим, внешне в этой саге действительно немало мотивов, позволяющих сопоставить ее с нашей легендой. Но нет одного из ведущих - мотива особых отношений юного героя и пожилого короля. Мы находим его в другой широко известной ирландской саге - "Преследование Диармайда и Грайне" {Русский текст см.: "Исландские саги. Ирландский эпос". М., 1973, стр. 718-792.}. Текст этой саги сохранился в ряде списков, которые считаются недостаточно авторитетными. Наиболее хорошо сохранившаяся рукопись относится, по-видимому, к началу XVII в. (с нее сделан и русский перевод), но в этой поздней версии сюжет утратил ряд важных черт, о чем мы скажем ниже. Основное содержание этой саги (в ее первоначальном виде) таково. Старый Финн решает жениться на молодой красавице Грайне, дочери короля Ирландии Кормака. Во время свадебного пира девушка обращает внимание на юношу Диармайда, племянника Финна. Грайне подносит всем гостям кубок с волшебным напитком, испробовав который, все засыпают. Не пили его лишь Ойсин, сын Финна, и Диармайд О'Дуйвне. Оба отказываются похитить девушку, но она произносит над Диармайдом "гейс", и он вынужден бежать с ней. Они долго скитаются по горам и лесам, а Финн с дружиной преследует их. Но из любви и верности дяде Диармайд не прикасается к Грайне и ночью кладет между собой и девушкой большой камень как символ целомудрия их отношений. Однажды, когда они переправлялись через бурный поток, вода забрызгала Грайне выше колен, на что девушка горько заметила, что вода оказалась "более смелой", чем Диармайд. Юноша не вынес упрека и отдался охватившему его чувству. Преследование любовников продолжается, но Диармайд побеждает всех воинов Финна, с которыми сражается. Наконец Финн предлагает Диармайду примирение, но во время праздничной охоты он под страивает так, что на юношу бросается зеленый банн - гульбайнский кабан, от которого ему было предсказано погибнуть. От руки Финна погибает и Грайне. В более поздней версии затушевано родство Финна и Диармайда, устранены мотивы воздержания и "смелой воды"; изменен и финал: Грайне не гибнет, а становится женой Финна. Отметим, что Диармайд - это типичный "сопротивляющийся любовник" (как и Тристан по отношению к обеим Изольдам) и он подчиняется Грайне только в результате "гейса". Как и в нашей легенде, соединению любовников помогает волшебное питье. У героя есть друг-воспитатель Ангус из Бруга на Бойне, подобный Горвеналу Тристана. Родственные отношения Диармайда и Финна такие же, как и у Марка с Тристаном. Как и Изольде, Грайне предстоит брак с пожилым королем (впрочем, здесь Финн назван не королем, а вождем фениев). Как и герои нашей легенды, Диармайд и Грайне скитаются в лесу, где ведут суровую и скудную жизнь. Герой саги погибает в результате коварного обмана, как и Тристан. Но нет в саге "Преследование Диармайда и Грайне" таких важных мотивов легенды о Тристане и Изольде, как битва с драконом, сложность взаимоотношений любовников из-за убитого Морхольта, лечения героиней юноши, их одновременной смерти и символического единения за гробом. Есть в нашей легенде и рассмотренной только что саге различия более мелкие, но тем не менее весьма знаменательные. Так, как заметила Гертруда Шепперле {С. Schoepperle. Tristan and bolt, v. II, p. 415.}, воздержание Тристана и целомудрие Диармайда - разного порядка. Тристан не прикасается к жене, так как хранит верность возлюбленной, тогда как Диармайд стремится остаться верным дяде, своему сюзерену. Это различие может указывать на большую архаичность саги, так как мотив верности возлюбленной (что не осложнено семейными отношениями) мог возникнуть лишь в куртуазную эпоху. Есть различия в трактовке "камня ( = меча) целомудрия" {Ср. S. Eisner. The Tristan legend, p. 93-94.} и т. д. Наконец, обратимся еще к одной саге, которую предположительно датируют X веком. Это "Повесть о Кано, сыне Гартнана" {Английский текст см.: М. Dillon. The Cycles of the Kings, p. 79-83.}. Герой саги, как установили исследователи, имел реального прототипа - шотландского короля, жившего в середине VII в. (умер в 688 г.). Хотя отдельные моменты сюжета совпадают с биографией исторического Кано, содержание саги, конечно, вымышленное. Оно сводится к следующему {Cp. S. Eisner. Op. cit., p. 97.}. Во времена Айдана Мак Габрана, одного из шотландских королей, внук его Кано, сын Гартнана, был изгнан из родных земель в Ирландию. Сначала он прибывает в королевство Ульстер, где короли Диармайт и Блатмак принимают его с почетом. Затем он приезжает в Коннахт, где королевствует престарелый Маркан, женатый на молодой красивой Кред. Молодая женщина уже много слышала о Кано и полюбила его еще до того, как встретилась с ним. Во время пиршества в доме отца Кред, Гуайре, героиня опаивает волшебным напитком всех присутствующих, кроме Кано. Она хочет сделать Кано своим любовником, но юноша отказывается, говоря, что согласится на это лишь тогда, когда станет королем Шотландии. Он вручает ей в виде залога камень, в который заключена его душа, покидает дом Гуайре и долго скитается по ирландским лесам. Став шотландским королем, он ежегодно встречается с Кред. Приезжая однажды на очередное свидание, на корабле, после схватки с врагами, Кано появляется перед возлюбленной с лицом, покрытым кровью. Кред, ожидавшая Кано на берегу, поражена его видом, и, думая, что возлюбленный близок к смерти, сама бросается в пропасть и разбивается о скалы. Камень, в котором была заключена душа Кано, раскалывается. Из-за этого сам герой умирает через три дня. Есть в саге один второстепенный персонаж, о котором, однако, следует упомянуть. Это Колгу, сын Маркана от первого брака, влюбленный в Кред и грубо ее домогающийся, злобно выслеживающий молодых людей. В этой саге перед нами, во-первых, опять "сопротивляющийся любовник", хотя мотивы его воздержания иные, чем в других сагах: он обязан Маркану лишь за оказанное гостеприимство. Отметим затем общий почти для всех рассмотренных нами примеров мотив брака старого короля и молодой женщины, а также мотив ее измены с молодым героем. Такая деталь, как волшебный напиток, усыпивший гостей на пиру, сближает сагу с легендой о Тристане: чудесное питье способствует соединению любящих. Как и в истории Тристана и Изольды, в саге о Кано один из любовников приезжает на роковое свидание на корабле, тогда как другой ждет на берегу. Важен также мотив любви до гроба: подобно Тристану и Изольде, Кано и Кред не могут пережить друг друга. Что касается Колгу, то по своей функции этот персонаж соответствует двум действующим лицам легенды о Тристане - Андрету, племяннику Марка, выслеживающему любовников, и Кариадо, ухаживающему за Изольдой. Мотив камня, в который заключена душа героя, восхитил A. A. Смирнова, заметивш