ь в очаге еще не погас. - Спасибо, - ответил Хорнблауэр и взглянул на часы. - Господи, как время бежит. - С вашей супругой все будет хорошо, - сказала хозяйка с материнской нежностью. - Ручаюсь, это будет мальчик. Я сразу определила - по форме живота. - Может быть, вы правы, - ответил Хорнблауэр и опять взглянул на часы. Пора одеваться. - Теперь я вот о чем попрошу вас, - сказал он и замолчал, пытаясь отвлечься от мыслей о Марии и от одолевшей его усталости. Потом начал, загибая пальцы, перечислять, что нужно принести из спальни. Черные бриджи и чулки, эполет, парадную треуголку, шпагу и траурную повязку. - Я все принесу, сэр. Можете переодеться здесь - в такое время никто вас не побеспокоит. Она ушла и вернулась с охапкой одежды. - Надо же, совсем вылетело из головы, что сегодня похороны, сэр, - сказал она. - Всю прошлую неделю только о них и говорили. Вот ваши вещи, сэр. Она внимательно посмотрела на Хорнблауэра. - Вам стоит побриться, сэр, - продолжала она. - Если ваша бритва на корабле, можете взять у моего мужа. Кажется, стоит только упомянуть о детях, в каждой женщине просыпается мать. - Очень хорошо, - сказал Хорнблауэр. Он переоделся и снова поглядел на часы. - Мне пора уходить, - сказал он. - Не могли бы вы узнать, можно мне зайти к жене? - Я и так вам скажу, что нельзя, - ответила хозяйка. - Вы бы только слышали... Видимо, чувства Хорнблауэра ясно отразились на его лице, потому что хозяйка поспешно добавила: - Через час все кончится, сэр. Не могли бы вы подождать? - Подождать? - повторил Хорнблауэр, снова глядя на часы. - Нет, не могу. Я должен идти. Хозяйка от свечи на камине зажгла его фонарь. - Боже милостивый, - сказала она. - Вы прямо как картинка. Но на улице холодно. Она застегнула верхнюю пуговицу его плаща. - Не хватало вам простудиться. Ну вот. Главное, не волнуйтесь. Хороший совет, думал Хорнблауэр, шагая вниз к реке, но самому лучшему совету иногда нелегко последовать. Он увидел свет на шлюпке у причала и какое-то шевеление в ней. Видимо, команда гички поручила кому-то одному поджидать капитана, остальные же примостились вздремнуть, где придется. Им, конечно, тесно и неудобно, но все равно лучше, чем ему. Хорнблауэр, дай ему такую возможность, заснул бы на ватерштаге "Атропы". Он шагнул в гичку. - Вниз по реке, - приказал он рулевому. На Гринвичской набережной было совершенно темно, январский рассвет еще не думал начинаться. Устойчивый ветер дул с запада. Днем он, вероятно, усилится. На набережной Хорнблауэра остановил громкий окрик. - Свой, - сказал Хорнблауэр, распахивая плащ, чтоб фонарь осветил его мундир. - Приблизьтесь и назовите пароль! - Вечная память, - сказал Хорнблауэр. Он сам выбрал этот пароль - одна из тысячи мелочей, которые надо было предусмотреть вчера. - Проходите. Все в порядке, - сказал часовой. Это был ополченец - на время, пока тело лежит в Гринвиче, пришлось повсюду расставить часовых, чтоб публика не забредала, куда не положено. Госпиталь был освещен, и оттуда уже слышался шум. - Губернатор одевается, сэр, - сказал одноногий лейтенант. - Мы ждем, что официальные лица начнут прибывать в восемь. - Да, - сказал Хорнблауэр. - Я знаю. Он сам составил расписание. Государственные сановники и высшие флотские офицеры прибудут по дороге из Лондона, чтобы сопровождать тело по воде. А вот и само тело, в гробу, помост, на котором стоит гроб, укрыт флагами, трофеями и геральдическими значками. А вот и губернатор, хромающий от ревматизма, его лысина сияет в свете ламп. - Доброе утро, Хорнблауэр. - Доброе утро, сэр. - Все готово? - Да, сэр. Но ветер с запада, и свежий. Он будет сдерживать нас. - Боюсь, что так. - Он, конечно, замедлит продвижение процессии, сэр. - Конечно. - Раз так, сэр, вы бы премного меня обязали, проследив по возможности, чтоб плакальщики отправились вовремя. Задерживаться нельзя никак. - Постараюсь, Хорнблауэр. Но я не могу торопить Адмирала Флота. Я не могу торопить лорда Сент-Винсента. Я не могу торопить лорд-мэра - ни даже его представителя. - Понимаю, это будет очень трудно, сэр. - Я постараюсь, Хорнблауэр. Но все равно они должны будут позавтракать. Губернатор указал на соседнюю комнату, где матросы с траурными повязками накрывали на стол под присмотром одноногого лейтенанта. На буфете уже стояли пироги, ветчина, запеченное мясо, на ослепительно белой скатерти - серебряные приборы. На маленьком буфете надежный унтер-офицер расставлял графины и бутылки. - Хотите подкрепиться? - спросил губернатор. Хорнблауэр взглянул на часы - это уже вошло у него в привычку. - Спасибо, сэр. У меня есть три минуты. Приятно было поесть, тем более, что он на это совсем не рассчитывал. Приятно было проглотить несколько кусочков ветчины, которые иначе отправились бы в желудок адмирала Паркера. На глазах у изумленного унтер-офицера Хорнблауэр запил ветчину стаканом воды. - Спасибо, сэр, - сказал он губернатору, - теперь мне пора идти. - До свиданья, Хорнблауэр. Удачи вам. На набережной уже начинало светать - достаточно, чтоб, по определению Магомета, отличить черную нитку от белой. Река кишела разнообразными мелкими судами. Ветер Доносил плеск весел и отрывистые морские команды. Вот шлюпка с "Атропы", на корме ее Смайли и Хоррокс, здесь жe дежурные шлюпки. Прибыл еще один отряд матросов. Начинался горячий денек. Да, горячий. Надо было распределить команду по тридцати восьми шлюпкам, расставить их по порядку, растянув на целую милю. Нашлись дураки, неправильно понявщие приказы, и дураки, вовсе их не понявшие. Хорнблауэр носился на гичке туда-сюда, поминутно вынимая часы, в довершение ко всему, торговцы грогом уже шныряли в своих лодчонках между шлюпками и, очевидно, заключили из-под полы не одну сделку - то там, то сям Хорнблауэр замечал красные носы и дурацкие усмешки. Хоррокс, на погребальной барке, не рассчитал, подходя к причалу - неуклюжее судно, подгоняемое ветром и течением, с громким треском врезалось правой раковиной в причал. Хорнблауэр открыл было рот чтоб выругаться, но сдержался. Если орать по всякому поводу, скоро потеряешь голос. Достаточно было метнуть на несчастного Хоррокса гневный взгляд. Здоровенный детина сник под этим взглядом и тут же принялся орать на гребцов. Надо признать, что церемониальные барки представляли собой, на взгляд моряка, душераздирающее зрелище. Двенадцати весел с трудом хватало, чтоб удерживать на курсе более чем сорокафутовую посудину, а громадные кормовые каюты действовали, как хорошие паруса. Хорнблауэр оставил Хоррокса мучиться со своей баркой и опять шагнул в гичку. Они прошли вниз по течению, потом вверх. Вроде все в порядке. Хорнблауэр опять вышел на набережную, и, глядя на воду, убедился, что отлив кончился. Поздновато, конечно, но все равно хорошо. Из госпиталя долетел высокий и чистый звук трубы. Немузыкальному уху Хорнблауэра эти звуки не говорили ничего, но достаточно было их услышать. Ополченцы выстроились вдоль дороги от госпиталя до набережной, и из госпиталя выступили сановники, попарно, впереди наименее важные. Шлюпки и барки начали подходить к причалу в обратном порядке номеров - какого труда стоило Хорнблауэру втолковать это унтер-офицерам, командующим шлюпками. Взяв пассажиров, они выстраивались на реке, восстанавливая прежний порядок. Одна или две шлюпки все-таки подошли не в очередь, но сейчас это некогда было исправлять. Сановников, не давая им возразить, теснили в чужие шлюпки. Все более важные лица прибывали на причал. - Герольды и помощники герольдов, среди них мистер Паллендер. А вот наконец и главный плакальщик - Адмирал Флота сэр Питер Паркер, за ним Блэквуд в качестве пажа несет край мантии, за ним восемь адмиралов, с печальными - как предписывает устав - выражениями лиц. Может быть, лица их печальны и не только по уставу. Хорнблауэр смотрел, как все они сели в свои шлюпки. Прилив начался, течение стало уже заметным. Дорога каждая минута. Оглушительно громыхнула пушка, и Хорнблауэр от неожиданности вздрогнул. Это начался салют - теперь он не смолкнет, пока тело не положат на временный отдых в Адмиралтействе. Для Хорнблауэра это означало, что тело вынесли из госпиталя. Он помог сэру Питеру Паркеру спуститься в барку. Полковник выкрикнул приказ, солдаты перевернули ружья прикладами вверх и замерли - в течение последних двух дней Хорнблауэр наблюдал, как они отрабатывают это движение. Он тоже перевернул шпагу эфесом вверх, стараясь сделать это по-военному четко. Дня два назад, Мария, зайдя в спальню, застала его за этим упражнением и от души посмеялась. Барка плакальщиков отвалила, и Хоррокс поспешно подвел к причалу свою. Подошел военный оркестр - Хорнблауэру любая музыка казалась невыносимой, но эта, решил он, невыносимей всех. У причала оркестранты свернули направо, открывая дорогу матросам, которые медленным шагом, с низко склоненными головами, тащили орудийный лафет. Монотонно громыхала пушка - уходили бесценные минуты. Лафет придвинули к краю причала. Перегрузить гроб с лафета на барку было непросто. До слуха Хорнблауэра донеслись ругательства руководившего погрузкой унтер-офицера, и он еле сдержал улыбку - так мало грубые слова вязались с торжественной обстановкой. Но гроб благополучно перегрузили, быстро принайтовили, и, пока укладывали венки и флаги, Хорнблауэр подошел к барке. Он заставлял себя идти медленно, склонив голову и сохраняя печальное выражение лица. Шпагу он держал под мышкой эфесом вверх. С тем же печальным лицом он прыгнул на корму, позади навеса. - Отваливай! - приказал он. Салют гремел не смолкая. Барка отошла от причала. Хоррокс повернул румпель, и она вышла на середину реки. Хорнблауэр, не поднимая головы, искоса взглянул на остальную процессию. Все вроде в порядке. Шлюпки местами растянулись, местами сгрудились - естественно при таком ветре - но когда они выйдут на середину реки, станет легче. - Не торопитесь пока, - приказал Хорнблауэр Хорроксу, тот передал приказ гребцам. Надо было дать остальным шлюпкам время занять свою позицию. Хорнблауэру хотелось посмотреть на часы. Мало того, он понял, что придется смотреть на них постоянно, и что он не сможет ежеминутно вытаскивать их из кармана. Основание гроба было совсем близко. Быстрым движением он вытащил часы вместе с цепочкой и привесил на гроб - здесь они и раскачивались, прямо перед его носом. Все хорошо - они задержались на четыре минуты, но в запасе еще одиннадцать. - Шире грести, - приказал он Хорроксу. Теперь они огибали поворот. Стоящие на якоре корабли были полны любопытными. Народ толпился и по берегам, несмотря на удаленность от Лондона. Команда "Атропы", как и приказывал Хорнблауэр, выстроилась на реях. Когда процессия приблизилась к "Атропе", громыхнула ближайшая к корме девятифунтовка - она приняла эстафету салюта от пушки в Гринвиче. Пока все хорошо. Из всех неблагодарных обязанностей, которые могут выпасть на долю флотского офицера, эта представлялась Хорнблауэру худшей. Как бы безупречно он ее ни исполнил, получит ли он хоть какую-нибудь благодарность? Нет, конечно. Никто - даже в Адмиралтействе - не задумается о том, сколько труда и хлопот ушло на подготовку самой грандиозной в истории Лондона водной процессии в наименее благоприятных погодных условиях. А вот если что-нибудь пойдет не так, это увидят сотни тысяч глаз, и сотни тысяч уст осудят виновного. - Сэр! Сэр! Занавески с задней стороны каюты разошлись, из-за них выглянул озабоченный матрос, один из сменных гребцов. Он так старался привлечь внимание, что даже потянул Хорн-блауэра за черные бриджи. - Что такое? - Сэр! Мы получили пробоину! Дьявол! Стоило подумать о неприятностях, как они начали происходить! - Насколько серьезно? - Не знаю, сэр. Но вода выше настила. Потому-то мы и узнали. Быстро прибывает. Значит, это случилось, когда Хоррокс врезался в причал. Отлетела доска. Уже выше настила? Они не доберутся во время до ступеней Уайтхолла. Господи, они могут затонуть посреди реки! Никогда, никогда, никогда Англия не простит человека, без всяких церемоний затопившего тело Нельсона в грязи у Собачьего острова. Выгрузить его на берег и заделать пробоину? Господи, какой это будет позор! Процессия смешается. Без всякого сомнения, они пропустят прилив, и разочаруют тысячи зрителей, не говоря уже о Его Величестве. А на завтра назначена заключительная церемония - перенесение тела из Адмиралтейства в собор св. Павла. Герцоги, пэры, королевская семья, многотысячные войска, сотни тысяч жителей должны участвовать в церемонии и наблюдать ее. Затонуть будет полным крахом. Остановиться будет полным крахом. Нет; он может подойти к берегу и заняться ремонтом, сорвав сегодняшнюю церемонию, зато гроб можно будет доставить в Адмиралтейство ночью и завтрашнее погребение состоится. Карьеру Хорнблауэра это погубит, однако это самая надежная полумера. Нет, нет, нет! Ко всем чертям полумеры! - Мистер Хоррокс! - Сэр! - Я возьму руль. Спускайтесь вниз. Подождите, болван. Выслушайте меня прежде. Оторвите настил и разберитесь с пробоиной. Вычерпывайте воду - шляпами или чем хотите. Найдите пробоину и заткните, чем сумеете - рубашку возьмите у кого-нибудь из матросов. Подождите. Пусть никто не видит, как вы вычерпываете. Выплескивайте вот сюда, между моих ног. Ясно? - Э... да, сэр. - Тогда давайте руль. Спускайтесь. И если вы не справитесь, я спущу с вас шкуру, хотя бы это было последним, что я успею в жизни. Спускайтесь. Хоррокс нырнул за занавески. Хорнблауэр взялся за руль и встал так, чтоб гроб не закрывал ему обзор. Шпагу пришлось выпустить, и, конечно, не удалось сохранить печальное выражение лица, но это было неважно. Западный ветер дул прямо в лоб, навстречу приливу, поднимая волны. Из-под носа барки летели брызги, то одно, то другое весло поднимало фонтан. Быть может, так и пристало возвращаться домой герою, чье тело лежало всего в нескольких ярдах от Хорнблауэра. Они обогнули изгиб реки, свежий ветер с силой ударил в кормовую надстройку, и баржа начала дрейфовать. - Налегай, что есть мочи! - заорал Хорнблауэр, позабыв про всякую торжественность. Гребцы сжали зубы и, скалясь от напряжения, налегли на весла, выталкивая упрямую барку вперед. Ветер, дувший прямо навстречу приливу, поднимал вполне солидные волны, и барка подпрыгивала на них, то ныряя носом, то круто идя вверх, кренясь из стороны в сторону словно рыбачий баркас в штормовом море. Трудно было устоять на корме, трудно было удержать курс. И... Когда барка наклонилась носом, Хорнблауэр услышал, как вода шумно переливается вперед. - Вы до сих пор не оторвали настил, мистер Хоррокс? - Хорнблауэр старался говорить под навес, и вместе с тем не нагибаться на глазах у толпы. В эту самую минуту раздался треск, и Хоррокс выглянул из-за занавески. - Он был прочно прибит, - сказал мичман. - Мне пришлось выворачивать его рычагом. Мы здорово осели, и нам в любом случае пришлось бы вычерпывать воду. С гробом и запасными гребцами они неизбежно должны были осесть глубоко. - Сколько воды? - Пожалуй, больше фута, сэр. - Вычерпывайте! Не успел Хоррокс исчезнуть за занавеской, как оттуда выплеснули шапку воды, потом еще и еще. Немалая часть ее попала на новые черные бриджи Хорнблауэра. Он ругался про себя, но жаловаться не приходилось. Они подошли к Бермондси. Хорнблауэр взглянул на часы. Они немного задерживаются, но пока ничего страшного. Риск пропустить прилив был гораздо меньше, чем риск затонуть посреди реки. Хорнблауэр в мокрых штанах переступил с ноги на ногу и оглянулся. Процессия не отставала - он видел примерно половину ее, остальная часть еще огибала поворот. Еще один поворот впереди, на этот раз направо. Опять придется идти прямо против ветра. Так и вышло. Барка снова запрыгала на волнах. В какой-то момент она зарылась носом и по палубе прокатилась масса воды - внутрь налилось не меньше, чем Хоррокс успел вычерпать. Хорнблауэр снова выругался, окончательно позабыв про печальный вид. Он слышал, как вода переливается по дну барки. Но из-за занавески по-прежнему выплескивали воду между - и на - ноги Хорнблауэра. Его уже не беспокоило, что подумает толпа, видя как из погребальной барки вычерпывают воду - любой моряк, а они в толпе наверняка найдутся, объяснит, что при таких волнах приходится вычерпывать без всякой пробоины. Они обогнули изгиб реки - в какую-то минуту показалось, что барка вообще не движется. Но ветер ненадолго стих, и изгиб они обогнули. - Вы что, не можете заделать пробоину, мистер Хоррокс? - Это не просто, сэр, - сказал Хоррокс, снова выглядывая из-за занавески. - Доску вдавило внутрь. Нагели еле держат, сэр. Если я нажму слишком сильно... - Ладно, очень хорошо. Вычерпывайте дальше. Подойти к берегу? Здесь, за Тауэром, было бы самое подходящее место. Нет, ко всем чертям! Никогда. Вычерпывать, вычерпывать. Выбрать такой курс, чтоб наилучшим образом использовать течение и ту небольшую защиту от ветра, которую дают стоящие на якоре корабли - Хорнблауэр с головой ушел в расчеты. Если б у него было время оглядеться, он бы увидел по берегам тысячи зрителей. Если... Господи, он забыл про Марию! Он ушел, когда она рожала. Может быть - скорее всего - ребенок уже родился. Может быть... может быть... нет, лучше об этом не думать. Лондонский мост с его низкими арками и коварными водоворотами. Хорнблауэр уже два дня назад убедился, что весла под аркой не помещаются. Нужно точно рассчитать время; к счастью, мост заслоняет от ветра. Хорнблауэр выровнял судно, направил его прямо под арку. - Налегай! - крикнул он. Барка, подгоняемая течением и усилиями гребцов, понеслась вперед. - Убрать весла! К счастью, все прошло хорошо. Они проскочили под арку. Ветер налетел, свистя, но они продолжали двигаться вперед. Хорнблауэр на глаз оценивал расстояние. Нос барки, попав в водоворот, начал разворачиваться, но, главное, он уже вышел из-под арки, хотя сам Хорнблауэр оставался под мостом. - Налегай! - заорал он - здесь, под мостом, можно было не думать, какое впечатление он производит на зрителей. Весла заскрежетали в уключинах. Течение разворачивало барку, весла тянули ее вперед - наконец, руль начал забирать. Водоворот остался позади. Вода по-прежнему лилась из-за занавески. Бриджи давно промокли до нитки. Хотя вычерпывали быстро, Хорнблауэру не нравилось, как ведет себя барка. Она какая-то ленивая, неповоротливая. Видимо, вода прибывает быстрее, чем ее вычерпывают, и скоро достигнет критической отметки. - Гребите! - крикнул он, и, оглянувшись, увидел, как барка с главным плакальщиком выскальзывает из-под моста. За поворотом виднелись церкви Стрэнда - ни один потерпевший крушение моряк не испытывал такой радости, видя парус. - Воды почти до банок, сэр, - сказал Хоррокс. - Вычерпывайте, черт вас раздери! Сомерсет-хауз, еще один поворот - тут мель - и ступени Уайтхолла. Хорнблауэр помнил приказы, которые сам и составил после обсуждения с мистером Паллендером. Погребальная барка должна была дойти до Сюррея, чтоб пять следующих подошли к ступеням и выгрузили своих пассажиров. Те должны были выстроиться, и лишь после того погребальная барка подошла бы к пристани и выгрузили гроб. Но не с водой по самые банки! Не на барке, которая вот-вот затонет прямо под ногами! Хорнблауэр обернулся. Смайли стоял на корме второй барки, склонив голову, как и было ему предписано. Но, к счастью, рулевой заметил и привлек внимание Смайли. Хорнблауэр жестами приказал остановиться. Ему пришлось повторить свой жест, лишь после этого Смайли понял и кивнул. Хорнблауэр повернул румпель влево и барка неохотно двинулась к берегу. Надо ее развернуть - нет, при таком ветре и почти полном стоянии прилива лучше подойти к пристани носом против течения реки. Хорнблауэр выровнял руль, оценивая расстояние, и барка подошла к ступеням. - Суши весла! Слава Богу, они у причала! Вот и герольд в плаще и при регалиях, рядом с ним флотский офицер, начальник эскорта. - Сэр! - запротестовал герольд так страстно, как только дозволял ему печальный вид. - Вы нарушили приказ. Вы... - Заткнитесь! - заорал Хорнблауэр, потом флотскому офицеру: - Быстро сносите гроб на берег. Гроб снесли настолько быстро, насколько позволяла торжественность обстановки. Хорнблауэр встал рядом с ним, склонив голову, шпагу держа эфесом вверх. Он облегченно вздохнул, увидев из-под опущенных бровей, как барка, освободившись от груза, заметно приподнялась над водой. Не поднимая головы, он быстро выговорил: - Мистер Хоррокс! Отведите барку вон к тому причалу. Быстро! Найдите брезент, заделайте течь снаружи. Вычерпайте воду. Ну, давайте. Барка отошла от ступеней. Хоррокс не преувеличивал, говоря, что вода дошла до банок. Смайли, не дожидаясь приказа, подвел к ступеням барку главного плакальщика, и Хорнблауэр, не забывая ступать медленно, отошел с дороги. Один за другим высаживались сэр Питер Паркер с Блэквудом, Корнваллис, Сент-Винсент. Сент-Винсент, на раздутых подагрой ногах, ссутуленный, со склоненной головой, еле дождался, пока выйдет на ступени, и сразу начал браниться, почти не разжимая губ. - Какого дьявола, Хорнблауэр? - прошипел он. - Вы что, собственных приказов не читали? Хорнблауэр прошел с ним несколько шагов - ступая медленно и печально. - Мы получили пробоину, сэр, простите, милорд, - сказал он, тоже почти не разжимая губ. - Мы чуть не затонули. Надо было торопиться. - Ха! - сказал Сент-Винсент. - Ладно, очень хорошо. Напишите рапорт. - Спасибо, милорд, - ответил Хорнблауэр. Он остановился и стоял, склонив голову, с перевернутой шпагой, пока другие плакальщики проходили мимо него. Церемония шла не вполне по намеченному, но она шла. Хорнблауэр пытался стоять, как статуя, хотя ни одной статуе еще не приходилось стоять в мокрых до нитки штанах. Он едва не вздрогнул, вспомнив про Марию. Если б он только знал! И снова чуть не вздрогнул. Часы! Они все еще висели на гробе, который уже поставили на катафалк. Ладно, сейчас никак до них не добраться. И никак не узнать про Марию. В мокрых штанах стоять ему было холодно. V Часовой у входа в Адмиралтейство был смущен, но непреклонен. - Простите, сэр, но приказано никого не пущать, будь он хошь адмирал, сэр. - Где дежурный унтер-офицер? - спросил Хорнблауэр. Унтер-офицер по крайней мере согласился выслушать. - У нас приказ, сэр, - тем не менее сказал он. - Никак не могу, поймите меня, сэр. Ни один флотский унтер-офицер не откажет по своей воле капитану, пусть и с менее чем трехлетним стажем. Хорнблауэр узнал лейтенанта, проходившего невдалеке. - Брейсгедл! - окликнул он. Брейсгедл тоже когда-то был мичманом на "Неустанном", и они с Хорнблауэром пережили вместе немало отчаянных приключений. Теперь он носил лейтенантский мундир с аксельбантами, означавшими его принадлежность к штабу. - Здравствуйте, сэр, - сказал он, подходя. Они обменялись рукопожатиями и оглядели друг друга, как люди, встретившиеся после долгих лет, проведенных на войне. Хорнблауэр рассказал про часы и спросил разрешения сходить за ними. Брейсгедл сочувственно присвистнул. - Плохо дело, - сказал он. - Если б не старик Джерви, я бы рискнул. Но это его личный приказ. У меня нет ни малейшего желания до конца своих дней просить милостыню на паперти. Под "Джерви" Брейсгедл разумел адмирала лорда Сент-Винсента - тот недавно снова стал первым лордом Адмиралтейства. Когда-то он был сэром Джоном Джервисом, чья строгость наводила ужас на весь флот. - Вы его флаг-адъютант? - спросил Хорнблауэр. - Именно, - ответил Брейсгедл. - Бывают должности и полегче. Я лично предпочел бы командовать пороховой баржей в аду. Впрочем, это от меня не уйдет. Когда я отслужу срок своего рабства у Джервиса, мне предложат именно эту должность. - Значит, я должен распрощаться со своими часами, - сказал Хорнблауэр. - Даже не поцеловавшись с ними на прощанье, - подхватил Брейсгедл. - Зато в будущие годы, посещая склеп в соборе св. Павла, вы сможете взирать на могилу героя с удовлетворением, зная, что часы ваши покоятся вместе с ним. Это окончательно вывело Хорнблауэра из себя. - Ваш юмор часто неуместен, мистер Брейсгедл, - сказал он. - Вы, по-видимому, забыли, что между нами существует разница в чине, обязывающая вас, как младшего по званию, к большей почтительности. Не успел Хорнблауэр договорить, как уже пожалел о сказанном. Он любил Брейсгедла, их по-прежнему связывали воспоминания о пережитых опасностях и о том, как весело балагурили они мичманами. Да, по счастливой случайности он обогнал Брейсгедла по службе. Тем более некрасиво пользоваться этим, чтобы обидеть старого друга - а он несомненно его обидел - единственно, чтобы сорвать на ком-нибудь свою злость. Брейсгедл вытянулся во фрунт. - Прошу прощения, сэр, - сказал он. - Я забылся. Надеюсь, вы не сочтете это за обиду, сэр. Оба офицера некоторое время смотрели друг на друга, потом Брейсгедл встал посвободнее. - Я еще не сказал, как я сожалею о ваших часах, сэр, - сказал он. - Я искренно вам сочувствую. Честное слово, сэр. Хорнблауэр хотел было произнести что-нибудь примиряющее, когда за спиной Брейсгедла выросла еще одна фигура - массивная, нескладная, в парадном мундире с золотым шитьем. Из-под густых белых бровей адмирал Сент-Винсент смотрел на двух офицеров. Хорнблауэр козырнул, и Брейсгедл догадался, что начальник - у него за спиной. - О чем сожалеет этот молодой человек, а, Хорнблауэр? - спросил Сент-Винсент. Хорнблауэр вкратце объяснил, почти не спотыкаясь в этот раз на слове "милорд". - Я рад, что мистер Брейсгедл исполняет мой приказ, - сказал Сент-Винсент. - Не то сюда мигом набились бы зеваки. Но вам, капитан Хорнблауэр, я даю персональное разрешение войти. - Спасибо, милорд. Премного благодарен. Сент-Винсент заковылял было прочь, но остановился и осмотрел на Хорнблауэра пристальнее, чем прежде. - Вас представляли Его Величеству, молодой Хорнблауэр? - Нет, сэр... милорд. - А следовало бы. Каждый офицер должен засвидетельствовать почтение своему королю. Я сам вас представлю. Хорнблауэр подумал о жене, о новорожденном, о корабле Детфорде. Подумал про мокрый мундир, который придется отутюжить до неимоверной гладкости, прежде чем в нем можно будет показаться при дворе. Подумал о богатых, знатных и могущественных завсегдатаях королевских приемов, и понял, что окажется там не к месту, будет все время сознавать это и потому мучиться. Можно найти предлог и отказаться. Но... но это новое приключение. Препятствия, о которых он только что думал, бросали ему вызов, уклониться от которого не позволяло самолюбие. - Спасибо, милорд, - сказал он, судорожно ища в памяти подходящие слова. - Большая честь для меня. Буду премного вам обязан. - Ладно, договорились. Завтра у нас понедельник? Приемы по средам. Я отвезу вас в своем экипаже. Будьте здесь в девять. - Есть, сэр... милорд. - Проводите мистера Хорнблауэра внутрь, мистер Брейсгедл, - сказал Сент-Винсент и заковылял прочь. Брейсгедл провел Хорнблауэра в Адмиралтейство. Часы по-прежнему висели на гробе, там, куда он их повесил. Он с облегчением отцепил их и пошел обратно. У входа он остановился и протянул Брейсгедлу руку. Пока длилось рукопожатие, Брейсгедл смотрел на него, как бы что-то обдумывая. - Значит до двух склянок дополуденной вахты послезавтра, сэр, - сказал он, с легким ударением на слове "дополуденной". - Да, тогда и увидимся, - сказал Хорнблауэр. Он пошел к ступеням Уайтхолла, думая о более неотложных делах. Но, начав по привычке продумывать планы на ближайшие два дня, он вспомнил это слово - "дополуденной". Брейсгедл избавил Хорнблауэра от одного лишнего беспокойства - не позднее завтрашнего утра тот начал бы мучиться сомнениями, на утро или на вечер назначил ему Сент-Винсент. Отлив уже шел: по обе стороны реки виднелись темные полосы грязи. Возле Ламбетской пристани стояла погребальная барка, Хоррокс и его матросы протаскивали под днище брезент. Остальные суденышки, принимавшие участие процессии, были разбросаны повсюду. Хорнблауэр с радостью увидел у ступеней свою гичку. Он шагнул в нее, взял рупор и приступил к следующему делу - распустить суда в соответствии с приказами, которые сам вчера и составил. По-прежнему дул порывистый ветер, но, поскольку шел отлив, сильных волн не было. Единственную новую сложность создавали многочисленные лодочки, заполнившие реку - это любопытные торопились поближе рассмотреть церемониальные барки. Олдермены и представители городских компаний, герольдмейстеры и адмиралы давно разошлись по домам обедать, и январские сумерки начали сгущаться, прежде чем Хорнблауэр отпустил в Гринвиче последних подопечных и приказал грести к Детфордскому пирсу. Усталый, голодный и замерзший добрался он до "Георга". Этот день казался бы ему целой неделей, если б он не помнил, что только сегодня утром расстался с Марией, у которой начинались родовые схватки. Первым, кого он встретил в "Георге", был хозяин. Хорнблауэр прежде видел его мельком раз или два - он был совершенно незаметен в доме, где всем заправляла хозяйка. - Как моя жена? - спросил Хорнблауэр. Хозяин моргнул. - Не знаю, сэр, - сказал он. Хорнблауэр нетерпеливо повернулся прочь и взбежал по лестнице. Взявшись за ручку двери, он замер. Сердце его отчаянно колотилось. Потом он услышал внутри голоса и открыл дверь. Мария лежала, откинувшись на подушки, повитуха что-то делала у окна. Свеча слабо озаряла лицо Марии. - Горри! - воскликнула Мария. В голосе ее звучало радостное изумление. Хорнблауэр взял ее за руку. - Все в порядке, дорогая? - спросил он. - Да, - ответила Мария. Она подставила губы и тут же - не успел он ее поцеловать - повела глазами к плетеной корзине, помещавшейся на столике у кровати. - Девочка, милый, - сказала она, - наша девочка. - И прелестная, притом, крошка, - добавила повитуха. Хорнблауэр обошел кровать и заглянул в корзину. Он увидел крошечную фигурку в одеяле - он совсем забыл, до чего же малы новорожденные - и красное сморщенное личико, карикатуру на человеческое лицо. Он внимательно всмотрелся в это личико. Крохотные губки раскрылись и испустили слабый писк - в сравнении с ним крики маленього Горацио, которые Хорнблауэр прекрасно помнил, показался бы басистым ревом. - Она красавица, - галантно сказал Хорнблауэр. Писк не смолкал, и над краем корзины появились крохотные сжатые кулачки. - Наша маленькая Мария, - сказала жена. - Я уверена, волосики у нее будут виться. - Ну, ну, - сердито вмешалась повитуха. Это относилось не к смелому предсказанию, а к тому, что Мария, желая взглянуть на ребенка, начала приподниматься на локте. - Если она вырастет такой, как ее мать, - сказал Хорнблауэр, - то станет лучшей из всех дочерей. Мария улыбнулась ему и опустилась на подушки. - Маленький Горацио внизу, - сказала она. - Он видел свою сестренку. - И как она ему понравилась? - Он заплакал, когда заплакала она, - ответила Мария. - Пойду посмотрю, как он, - предложил Хорнблауэр. - Сходи, пожалуйста, - сказала Мария, однако удержала его рукой. Он, наклонившись, поцеловал ее в тыльную сторону ладони. - Я безмерно счастлив, что у тебя все хорошо, дорогая, - сказал Хорнблауэр, уходя. Он спустился в гостиную и стоял, не зная куда идти. Из кухни высунулась хозяйка. - Маленький джентльмен здесь, сэр, - сказала она. - Заходите, пожалуйста. Маленький Горацио сидел на высоком стуле. При виде отца он расцвел - ничего более лестного Хорнблауэр в жизни не испытывал - и запрыгал на стуле, размахивая зажатой в кулаке коркой. - Ах ты! Как заулыбался, что папочка пришел! - сказала хозяйка и заколебалась, прежде чем предложить почти немыслимое: - Ему скоро ложиться, сэр. Хотите пока поиграть с ним, сэр? - Да, - сказал Хорнблауэр. - Ну, малыш! - воскликнула хозяйка. - Папочка сейчас с тобой поиграет. Пошли на ручки. Маленькая гостиная сейчас свободна, сэр. Сюда, сэр. Эмили, принеси капитану свечу. Очутившись на полу, маленький Горацио задумался, выбирая, какой способ передвижения более пристал почти годовалому человеку. На четвереньках, конечно, быстрее. С другой стороны, держась за ножку стула, можно встать. Это он наконец и выбрал, и улыбка, осветившая его лицо, показывала, какое удовольствие ему доставил этот процесс. С неимоверным трудом он повернулся спиной к стулу, выпустил ножку и шагнул к отцу. Закончив шажок, он закачался на широко расставленных ногах, и шагнул снова. До сих пор ему редко удавалось сделать шаг, не шлепнувшись на пол. Этот слог, которые он все время повторяет - похоже на "па" - неужели он пытается сказать "папа"? Это снова было счастье, мимолетное, неуловимое - смотреть, как маленький сын с лучистой улыбкой идет к тебе неуверенными шажками. - Иди к папе, - сказал Хорнблауэр, протягивая руки. Улыбка сменилась хитрой гримаской, и на четвереньках маленький Горацио галопом понесся по комнате. Хорнблауэр побежал за ним, подхватил, поднял в воздух. Малыш зашелся от смеха. Простое, чудесное удовольствие - и тут Хорнблауэр, держа брыкающегося ребенка на вытянутых руках, вспомнил, как висел на вантах "Неустанного", когда упала бизань-мачта, а он был на марсе. Его сын тоже узнает опасность и... и страх - позже, когда вырастет. Нет, пусть эта мысль не омрачает теперешнее счастье. Хорнблауэр опустил ребенка на пол, потом снова поднял на вытянутых руках - успех, судя по счастливому хохоту, был сногсшибательный. Постучавшись, вошла хозяйка. - Какие мы большие! - сказала она. Хорнблауэр постарался не смутиться, что его поймали за тем, как он явно наслаждается игрой с собственным ребенком. - Не знаю, что на меня нашло, - сказала хозяйка. - Совсем позабыла спросить, хотите ли вы ужинать. - Ужинать? - повторил Хорнблауэр. Последний раз он ел в Гринвиче. - Яичницу с ветчиной? - спросила хозяйка. - Вареного мяса? - И того, и другого, пожалуйста, - ответил Хорнблауэр. - Я мигом, - сказала хозяйка. - Позанимайтесь пока с молодым джентльменом. - Я должен подняться к миссис Хорнблауэр. - Еще десять минут она без вас проживет, - весело сказала хозяйка. Яичница с ветчиной божественно благоухала. Эмили понесла маленького Горацио в постель, Хорнблауэр с аппетитом принялся за еду. Яичница, потом холодное мясо с маринованным луком и кружка пива. Еще одно простое удовольствие - наесться вволю и даже немного больше. Обычно он строго следил за собой, к обжорству же относился с презрением, и потому мысль, что он ест слишком много, придавала еде особый аромат. Успешно выполнив сегодня свой долг, он, что редко с ним случалось, мог не волноваться завтрашнем дне, даже зная, что послезавтра идти на прием королю. С Марией все в порядке, и теперь у него есть дочь - дочь, которая станет такой же прелестной, как и сын. Тут он чихнул три раза подряд. VI - Ступени Уайтхолла, - сказал Хорнблауэр, садясь в гичку у Детфордского пирса. Хорошо, когда есть своя гичка - матросы гребут быстрее лодочников и к тому же им не надо платить. - Весла на воду! - крикнул рулевой. Конечно, шел дождь, и по-прежнему дул западный ветер. Ливень стучал по воде, молотил по дождевикам несчастных матросов и громко барабанил по зюйдвестке, которую Хорнблауэр надел, предусмотрительно спрятав треуголку под плащ. Он постоянно шмыгал носом - такого насморка у него не было еще никогда. Хорошо бы высморкаться, но для этого надо лезть под плащ за носовым платком, что нежелательно. Сидя в плаще, как в палатке, накрытый сверху зюйдвесткой, Хорнблауэр мог надеяться, что, если не будет шевелиться, доберется до Уайтхолла сухим. Он продолжал шмыгать. Вверх по реке, сквозь дождь. Под Лондонский мост, вдоль изгибов реки, которые Хорнблауэр так хорошо изучил за последние дни. Дрожа, он съежился под плащом. Он точно знал, что ни разу в жизни ему не было так плохо. Надо было лежать в постели, прикладывать к пяткам нагретые кирпичи и пить горячий разведенный ром. Однако нельзя сослаться на болезнь, когда Первый лорд Адмиралтейства собирается представить тебя ко двору, даже если бьет озноб и ноги как ватные. Ступени были скользкими после прилива, и Хорнблауэр, поднимаясь по ним, едва держался на ногах. На верхней ступеньке он свернул и сунул в карман зюйдвестку, надел треуголку и, пригнувшись, заспешил под дождем к Адмиралтейству. Хотя до туда было всего сто пятьдесят ярдов, он успел забрызгать чулки, а в треуголку налилась вода. Войдя, он с Удовольствием погрелся у камина в капитанской комнате, пока не пришел Брейсгедл и не сказал, что его сиятельство ждет. Сент-Винсент стоял под портиком. - Доброе утро, Хорнблауэр, - сказал он. - Доброе утро, милорд. - Затишья все равно не дождешься, - сказал Сент-Винсент, глядя на дождь и прикидывая на глаз расстояние до экипажа. - Идемте. Он мужественно заковылял вперед, Хорнблауэр и Брейсгедл за ним. Они были без плащей - Хорнблауэр оставил свой в Адмиралтействе. Им пришлось ждать, пока Сент-Винсент заберется в экипаж. Потом влез Хорнблауэр, Брейсгедл втиснулся последним и сел на откидное переднее сиденье. Экипаж загромыхал по мостовой, дрожание окованных железом колес сливалось с бившим Хорнблауэра ознобом. - Все это конечно глупости, ездить от Адмиралтейства до Сент-Джеймса в экипаже, - ворчал Сент-Винсент, - я три мили проходил по шканцам на "Орионе". Хорнблауэр снова шмыгнул носом. Он не мог даже поздравить себя с тем, что из-за вызванных болезнью мучений не испытывает обычного своего волнения - он так отупел, что утратил способность к самоанализу. - Вчера я прочел ваш рапорт, Хорнблауэр, - продолжал Сент-Винсент. - Удовлетворительно. - Спасибо, милорд. - Хорнблауэр собрал все свои силы. - Хорошо прошли вчера похороны в соборе св. Павла? - Неплохо. Экипаж громыхал по дворцовой аллее. - Приехали, - объявил Сент-Винсент. - Я думаю, обратно вы поедете со мной, Хорнблауэр? Я не собираюсь задерживаться надолго. Девять часов утра, а я не сделал и трети дневной работы. - Спасибо, милорд. Дверца экипажа открылась, Брейсгедл выскочил, чтоб помочь выбраться адмиралу. У Хорнблауэра забилось сердце. Повсюду виднелись красные, синие и золотые мундиры, пудреные парики. Один из париков - темные глаза его обладателя резко контрастировали с белизной убора - отделился от прочих и подошел к Сент-Винсенту. Мундир на обладателе парика был черный с серебром, рукоять шпаги вспыхивала мириадами граней. - Доброе утро, милорд. - Доброе утро, Катрик. Это мой протеже, капитан Горацио Хорнблауэр. Катрик окинул Хорнблауэра быстрым взглядом, схватывая все подробности - сюртук, бриджи, чулки, шпагу - но лицо его не изменилось. Можно подумать, ему не в диковинку проводить к королю потрепанных флотских офицеров. - Я так понял, капитан, что его сиятельство вас представляет. Пройдите вместе с ним в приемный покой. Хорнблауэр кивнул. Он гадал про себя, какой смысл Сент-Винсент вкладывает в слово "протеже". Шляпу Хорнблауэр держал в руке, и поспешно сунул ее под мышку, следуя примеру остальных. - Идите за мной, - сказал Сент-Винсент. Вверх по ступеням, внизу караул, наверху еще один черный с золотом мундир, опять кратк