мыслью, хотя для моего народа и для моей страны, как мы оба знаем, было бы лучше, если бы тебя не было в живых. Жаль, но это так. Как глупа жизнь, да, англичанин? - Я не хочу, чтобы ты умер, кормчий, мне нужен только твой Черный Корабль. - Слушай, англичанин, - сказал Родригес без всякой злобы. - Если мы встретимся в море, ты на своем корабле, вооруженный, я на своем, сам заботься о своей жизни. Я пришел сказать тебе об этом - только об этом. Я думаю, можно сказать тебе это как другу, мне все-таки хочется остаться твоим другом. Кроме встречи на море, я навеки у тебя в долгу. Салют! - Надеюсь, что я захвачу твой Черный Корабль в море. Салют, кормчий. Родригес гордо удалился. Ёсинака и самураи проводили его. У ворот Родригес получил свое оружие и вскоре исчез в ночной темноте... Ёсинака подождал, пока часовые не встали на свои места. Убедившись, что все в безопасности, он пошел к себе. Блэксорн сидел на одной из подушек, через несколько минут служанка, которую он послал за саке, улыбаясь, прибежала с подносом. Она налила ему чашку и осталась ждать, чтобы и дальше обслуживать его, но Блэксорн ее отпустил. Теперь он был один. Ночные звуки снова окружили его, шорохи, звуки водопада, копошенье ночных птиц. Все было как раньше, но все необратимо изменилось. Опечаленный, Блэксорн потянулся налить себе чашку саке, но послышалось шуршание шелка, бутылочку взяла рука Марико. Она налила ему, еще одну чашку налила себе. - Домо, Марико-сан. - До итасимасите, Анджин-сан, - она устроилась на другой подушке. Они выпили горячего вина. - Он хотел убить вас, не так ли? - Не знаю, я не уверен в этом. - А что значит - обыскивать по-испански? - Некоторые из них раздевают своих пленных, потом ищут в укромных местах. И не очень осторожно. Они называют это "обыскивать кон сигнифика", со значением. Иногда для этого используют ножи. - Ох, - она пила и слушала, как вода плещется среди камней. - Здесь то же самое, Анджин-сан. Иногда. Вот почему глупо допускать, чтобы тебя поймали. Если ты схвачен, ты так сильно обесчестишь себя, что чтобы ни сделали поймавшие... Лучше не давать себя схватить. Правда? Он посмотрел на нее при свете фонарей, раскачивающихся под легким прохладным ветерком. - Ёсинака был прав. Обыск был необходим. Это была ваша идея, да? Вы приказали Ёсинаке обыскать его? - Пожалуйста, простите меня, Анджин-сан, я надеюсь, это не создало для вас никаких затруднений. Я просто боялась за вас. Спасибо тебе, - сказал он, снова перейдя на латынь, хотя ин и жалел, что обыск был сделан. Без него он все еще имел бы друга. "Может быть", - предупредил он себя. - Ты вежливый, - сказала она, - но это был мой долг. Ка Марико было надето ночное кимоно и верхнее кимоно голубого цвета, волосы небрежно заплетены в косы, спадающие до пояса. Она оглянулась на ворота вдалеке, их было видно сквозь деревья. - Вы очень умно поступили с этим спиртным, Анджин-сан. Я чуть не ущипнула себя от злости, забыв предупредить об этом Ёсинаку. Очень умно, что вы заставили его выпить дважды. У вас там часто пользуются ядами? - Иногда. Кое-кто применяет яды. Это грязный прием. - Да, но очень эффективный. У нас так тоже бывает. - Ужасно, правда, не доверять никому. - О, нет, Анджин-сан, извините, - ответила она. - Это только одно из самых важных жизненных правил - ни больше, ни меньше.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ "Эразмус" стоял у пристани в Эдо, сверкая под высоким полуденным солнцем, в полном своем великолепии. - Боже мой, Марико, вы только посмотрите на него! Видели вы что-нибудь подобное? Взгляните на обводы! Корабль его был закрыт, окружен на расстоянии ста шагов барьерами, прикреплен к пристани новыми канатами, - весь этот участок усиленно охранялся: на палубе множество самураев, повсюду висят плакаты, предупреждающие: вход - только по личным пропускам Торанаги! "Эразмус" свежепокрашен и осмолен, палубы без единого пятнышка, корпус проконопачен, такелаж починен. Даже фок-мачта, потерянная в последний шторм, заменена - нашли-таки в трюме последнюю из запасных - и стоит под правильным углом. Концы канатов аккуратно заделаны, пушки блестят защитным слоем смазки. Над всем этим гордо возвышается разъяренный английский лев... - Эгей! - радостно закричал он, дойдя до ограждения, но никто ему не ответил. Только часовой из охраны объяснил, что чужеземцев сегодня на борту нет. - Сигата га наи, - откликнулся Блэксорн. - Домо. - Он унял охватившее его желание сразу же подняться на борт и сияя обращался к Марико, но видел только корабль. - Да он словно только что из ремонта в доке Портсмута, Марико-сан. А пушка-то - парни, должно быть, работали как собаки. Красивое судно, правда? Не дождусь, когда снова увижу Баккуса и Винка, да и остальных... Вот уж не ожидал увидеть корабль таким... Боже мой, судно прекрасно смотрится, правда? Марико смотрела на него, а не на корабль: она поняла, что о ней забыли, на ее место пришло другое. "Не переживай, - сказала она себе. - Наше путешествие окончено". Утром этого дня они наконец прибыли на заставу в окрестностях Эдо. Еще раз у них проверили проездные документы. Их снова принимали очень вежливо, но на этот раз дали почетный караул, ожидавший их. - Они проводят нас в замок, Анджин-сан. Вы останетесь там, а сегодня вечером мы встретимся с Торанагой. - Ну, тогда еще масса времени. Смотрите, Марико-сан, доки отсюда не далее чем в миле, да? Там где-то и мой корабль. Вы не попросите капитана Ёсинаки, нельзя ли нам съездить туда? - Он говорит, к сожалению, у него нет инструкций на этот случай, Анджин-сан. Он должен доставить нас в замок. - Пожалуйста, скажите ему... нет, может быть, лучше мне самому попытаться... Тайчо-сан! Окасира, сукочи но айда вата-куси ва ихитай но дес. Ватахучи но фунега асоко ни аримасу. Капитан, я хочу сходить туда на некоторое время. Там мой корабль. - Ие, Анджин-сан, гомен насаи. Има... Марико с удовлетворением и усмешкой слушала, как Блэксорн вежливо, но твердо спорил, настаивал, пока наконец недовольный Ёсинака не позволил мм сделать крюк ("Только на один момент, да? И только потому, что Анджин-сан имеет положение хатамото, которое дает определенные неотъемлемые права, и указал на то, что такое быстрое ознакомление с объектом важно для господина Торанаги, что это сэкономит много времени, столь ценного для нашего господина, и важно для встречи сегодня вечером. Да, Анджин-сан может взглянуть на него, но пусть он простит, конечно, на корабль подняться без пропуска, подписанного лично господином Торанагой, никак нельзя, и вообще это можно только в течение одной минуты, так как нас ожидают, прошу прощения"). - Домо, Тайчо-сан, - с жаром ответил на это Блэксорн, более чем удивленный, что он все лучше донимает язык и те способы убеждать, которые считаются здесь правильными. Прошлую ночь и большую часть вчерашнего дня они провели в гостинице не более чем в двух ри к югу вниз по дороге, - Ёсинака, как и прежде, дал им побездельничать. "О, это была прекрасная ночь", - подумала Марико. Таких прекрасных днем и ночей она могла вспомнить много. Все было хорошо кроме первого дня после выезда из Мисимы, когда отец Тсукку-сан опять встретился с ними и непрочное перемирие между мужчинами кончилось. Их ссора началась внезапно, яростно, и виной тому - инцидент с Родригесом, к тому же они слишком много выпили. Обмен угрозами, проклятия... А потом отец Алвито кинулся в Эдо... Смутное чувство недовольства осталось после этого эпизода и омрачило их дальнейшее путешествие. - Мы не должны были допустить этого, Анджин-сан. - Но этот человек не имел права... - О да, я согласна. И конечно, вы правы. Но пожалуйста... если вы позволите тому, что произошло, разрушить вашу гармонию - вы пропадете и я тоже. Пожалуйста, я умоляю вас, будьте японцем! Отбросьте этот инцидент - вот и все, один инцидент из десяти тысяч! Вы не должны позволять нарушать вашу гармонию. Отбросьте его в самый дальний уголок сознания. - Как? Как мне это сделать? Взгляните на мои руки! Я так чертовски зол, что не могу унять дрожь! - Посмотрите на этот камень, Анджин-сан! Послушайте, как он растет. - Что? - Прислушайтесь к росту камня, Анджин-сан. Сосредоточьте свое внимание на этом - на гармонии камня. Прислушайтесь к ками этого камня. Слушайте мою любовь - ради жизни! И ради меня... Так она старалась и понемногу преуспела в этом, и на следующий день они опять были друзьями, опять любовниками, опять в мире, она продолжала учить его, пытаясь подготовить помимо его воли к созданию внутреннего "восьмирядного заслона", помогая строить внутренние стены и бастионы, которые были для него единственным путем к гармонии и выживанию. - Я так рада, что священник ушел и не возвращается, Анджин-сан. - Да. - Лучше, чтобы не было ссор. Я боюсь за вас. - Ничего не меняется - он всегда был моим врагом, всегда и будет. Карма есть карма. Но не забывайте - никто и ничто не существует вес нас. Пока не существует. Ни он, ни кто-нибудь еще. И ничего другого. До приезда в Эдо. Да? - Да. Вы так мудры. И опять правы. Я так счастлива быть с вами... Дорога из Мисимы быстро вышла из плоских равнин и запетляла по горам к перевалу Хаконе. Два дня они отдыхали на вершине горы, радостные и довольные; гора Фудзи блистала перед ними на восходе и закате солнца, вершина скрывалась в кольце облаков. - Горы всегда такие? - Да, Анджин-сан, большую часть времени они закрыты. Но это делает вид ясной и чистой Фудзи-сан еще прекраснее, правда? Вы можете подняться до вершины, если хотите. - Давай сделаем это сейчас! - Не сейчас, Анджин-сан. Но однажды мы это сделаем, - мы ведь должны оставить что-нибудь на будущее, да? Мы заберемся на Фудзи-сан осенью... Им всегда доставались красивые уединенные гостиницы, на всем пути по равнинам Кванто. И всегда приходилось пересекать реки, ручьи, речушки, стремящиеся к морю, которое сейчас было справа от них. Их процессия двигалась на север по извилистой, оживленной, суетливой Токайдо, через самую большую рисовую житницу империи. Плоские аллювиальные равнины изобиловали водой, каждый дюйм земли здесь возделывался. Воздух теперь был горячий и влажный, тяжелый от зловония человеческих испражнений, которые крестьяне разводили водой, заботливо поливая посадки. - Рис дает нам пищу, Анджин-сан, татами для сна, сандалии для ходьбы, одежду, чтобы укрываться от дождя и холода, солому, чтобы утеплять наши дома, бумагу для письма. Без риса мы не могли бы существовать. - Но такая вонь, Марико-сан! - Это небольшая цена за такую щедрость, да? Просто делайте как мы - открывайте свои уши, глаза и голову. Слушайте ветер и дождь, насекомых и птиц, слушайте рост насекомых и мысленно представляйте ваших потомков, приближающихся к концу жизни. Если вы это сделаете, Анджин-сан, вы скоро начнете чувствовать красоту жизни. Это требует практики... но вы станете совсем японцем, не так ли? - Ах, благодарю вас, госпожа моя! Но должен признаться, что я уже начинаю любить рис, - да-да, я, пожалуй, предпочитаю его картофелю... И вы знаете еще, что я не так скучаю без мяса, как раньше. Разве это не странно? И я не так голоден, как был. - А я голодна, как никогда в жизни. - Да я говорю о пище. - Ах, я тоже... За три дня до перехода через перевал Хаконе у нее начались месячные и она попросила его взять себе на ночь одну из служанок в гостинице ("Это будет разумно, Анджин-сан"). - Предпочитаю обойтись без них, извини меня. - Пожалуйста, прошу тебя. Это для безопасности. Так благоразумней. - Если вы так хотите - тогда да. Но завтра ночью, не сегодня. Сегодня вечером давайте просто ляжем спать в мире и спокойствии, вместе. "Да, - подумала Марико, - эту ночь мы проспали спокойно, а рассвет назавтра был так прекрасен, что я покинула его теплую постель, села на веранде с Дзиммоко и следила, как рождается новый день". - Ах, доброе утро, госпожа Тода, - у входа в сад стояла Дзеко, кланяясь ей, - какой чудесный рассвет. - Да, красивый. - Простите, можно я вам помешаю? Могу я поговорить с вами наедине - о делах? - Конечно. - Марико сошла с веранды, не желая прерывать сон Анджин-сана. Она отправила Дзиммоко за зеленым чаем и приказала постелить одеяла на траве, поближе к водопаду. Когда они остались одни и пришло время начинать разговор, Дзеко сказала: - Я думаю, как бы мне лучше помочь Торанаге-сама. - Тысяча коку - более чем великодушно с вашей стороны. - Еще ценнее могут быть три секрета. - Даже один, Дзеко-сан, если он настоящий. - Анджин-сан - хороший человек, да? О его будущем тоже надо позаботиться, правда? - У Анджин-сана своя карма, - ответила она, зная, что придется пойти на сделку: что же ей уступить - если она вообще что-нибудь уступит? - Мы говорим о господине Торанаге, да? Или один из ваших секретов касается Анджин-сана? - О, нет, госпожа. Как вы сказали, у Анджин-сана своя карма, так что, я думаю, у него есть и свои секреты. Мне только кажется, что Анджин-сан - один из любимых вассалов господина Торанаги и любая защита нашего господина - это и способ помочь его вассалам, правда? - Согласна. Конечно, долг вассалов - передавать любую информацию, которая может помочь их господину. - Верно, госпожа, очень верно. Ах, это такая честь для меня - служить вам. Хонто. Могу я выразить вам, как я польщена тем, что мне позволено путешествовать вместе с вами, разговаривать с вами, есть и смеяться с вами, случайно действовать как скромный советник, как бы плохо я ни была подготовлена - за это я прошу у вас прощения. Ваша мудрость так же велика, как ваша красота, и ваше мужество так же безмерно, как ваши титулы. - Ах, Дзеко-сан, пожалуйста, извините меня, вы так добры, так заботливы. Я просто жена одного из генералов моего господина. Так что вы говорили? Четыре секрета? - Три, госпожа. Я подумала, не походатайствуете ли вы за меня перед господином Торанагой? Неразумно мне самой шептать прямо ему о том, что я считаю правдой. Это было бы очень дурным тоном - я не смогу выбрать правильных слов, найти способ изложить перед ним информацию. Ведь в любом случае, в деле любой важности наш обычай использовать посредников намного лучше, правда? - Кику-сан, конечно, больше подошла бы для этого дела. Я не знаю, когда за мной пришлют, или через сколько времени у меня будет аудиенция, или даже найдет ли он нужным выслушать то, что я захочу ему сказать. - Пожалуйста, извините меня, госпожа, но намного больше подошли бы вы. Вы можете судить о ценности информации, она - нет. Вас он слушает, с ней занимается другими вещами. - Я не советник, Дзеко-сан, и не могу оценить вашу информацию. - Я говорю - эти новости стоят тысячу коку. - Со дес ка? Дзеко еще раз проверила, не подслушивают ли их, потом стала рассказывать: отлученный христианский священник пробормотал вслух то, что прошептал ему в исповедальне господин Оноши, - он связан со своим дядей, господином Харимой; второй повар Оми подслушал о заговоре Оми и его матери против Ябу; наконец, она узнала о Затаки, о его явной страсти к госпоже Ошибе, и об Ишидо и госпоже Ошибе. Марико внимательно слушала, не высказывая своего мнения - хотя ее и неприятно поразило нарушение тайны исповеди, - ум ее метался, перебирая массу возможностей, открывшихся вместе с тем, что она только что узнала. Потом она устроила Дзеко перекрестный допрос, желая удостовериться, все ли правильно поняла и отложила в памяти. А когда убедилась: да, она запомнила все, что Дзеко приготовилась открыть ей в этот момент (она, конечно, понимала: если человек торгует - у него всегда много чего есть в запасе), - то послала за свежим чаем. Марико сама наполнила Дзеко чашку, и они спокойно пили чай - обе осторожные, уверенные в себе. - Не знаю, как определить, насколько ценна эта информация, Дзеко-сан. - Конечно, Марико-сан. - Думаю, что эти сведения - и тысяча коку - очень обрадуют господина Торанагу. Дзеко удержала ругательство, готовое сорваться с губ. Она ожидала значительного снижения первоначально запрошенной суммы. - Простите, но деньги не имеют значения для такого дайме, хотя это целое состояние для такой крестьянки, как я, - тысяча коку делают меня основоположницей состояния целого рода, правда? Каждый должен знать свое место, госпожа Тода, не так ли? Ее тон был очень язвителен. - Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Дзеко-сан. Это одно из редких преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, я знаю, кто я. О, конечно, знаю. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите. Дзеко не дрогнула от такой угрозы, но бросилась в атаку с соответствующей грубой прямотой: - А суть моего разговора в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем смерть - обе считаем, что везде и все зависит от денег - даже в аду. - Вы так думаете? - Да. Но, простите, я считаю, что тысяча коку - слишком много. - Смерть предпочтительнее? - Я уже написала свои предсмертные стихи, госпожа: "Когда я умру, Не сжигайте меня, Не хороните никак. Просто бросьте на поле тело мое - Накормить пустобрюхих собак". - Это можно устроить. Очень просто. - Да. Но у меня длинные уши и надежный язык, а это может быть очень важно. Марико налила еще чаю - себе. - Извините, что вы сказали? - О да, конечно. Пожалуйста, извините меня, но это не хвастовство, что я хорошо подготовлена, госпожа, - в этом и во многом другом. Смерти я не боюсь. Написала завещание, дала сыну подробные инструкции на случай моей неожиданной смерти. Заключила мир с богами задолго до этой минуты и на сорок дней после смерти... Я уверена - мне удастся возродиться. А если и нет, - она пожала плечами, - тогда я стану ками... - Веер ее замер. - Так я могу надеяться, что возможность передать это господину Торанаге представится в течение месяца, да? Пожалуйста, простите, что я вам напоминаю, но я как вы: я ничего не боюсь. Но в отличие от вас мне в этой жизни нечего терять. - Так много разговоров об ужасных вещах, Дзеко-сан, в такое приятное утро. Ведь так приятно, правда? - Марико собралась спрятать коготки. - Я предпочитаю видеть вас живой, процветающей почтенной дамой, одним из столпов вашей новой гильдии. Ах, это была очень тонкая мысль. Хорошая идея, Дзеко-сан. - Благодарю вас, госпожа. Я бы также хотела, чтобы вы были счастливы и невредимы и процветали во всем, что вам захочется. Со всеми забавами и почестями, которые вам потребуются. - "Забавами"? - повторила Марико, снова почувствовав опасность. Дзеко была похожа на хорошо натасканную собаку, идущую по следу за зверем. - Я только крестьянка, госпожа, так что не знаю, какие почести требуются вам, какие забавы доставляют удовольствие вам. Или вашему сыну. Ни та ни другая не заметили, как между пальцами Марико сломалась тонкая деревянная планка веера. Бриз прекратился. Теперь в саду, выходящем к морю, на котором не было ни малейшего волнения, висел влажный, горячий воздух. Стаями летали мухи, усаживались, снова взлетали. - Ну а каких "забав и почестей" хотели бы вы для себя? - Марико с недоброй улыбкой рассматривала эту пожилую женщину, ясно поняв теперь, что она должна ее убрать, иначе погибнет ее сын. - Для себя - ничего. Господин Торанага оказал мне почести и одарил богатствами, о которых я и не мечтала. Но для своего сына? О да, он мог бы помочь ему. - Чем помочь? - Двумя мечами. - Это невозможно. - Знаю, госпожа. Простите. Taк легко это предоставить, и все-таки нельзя. Но идет война. Для боев потребуется много воинов. - Сейчас войны не будет. Господин Торанага едет в Осаку. - Два меча. Это не такая большая просьба. - Это невозможно. Извините, это присуждаю не я. - Простите, но я не прошу вас о чем-нибудь таком... Это единственное, что в силах меня обрадовать. Да. Ничего другого. - Капля пота упала с лица Дзеко на колено. - Я хотела бы предложить господину Торанаге пятьсот коку с цены контракта как знак моего уважения в эти трудные времена. Другие пятьсот коку пойдут моему сыну. Самурай нуждается в наследственном состоянии, правда? - Вы обрекаете своего сына на смерть. Все самураи Торанаги очень скоро погибнут или станут ронинами. - Карма. У моего сына уже есть сыновья, госпожа. Они расскажут своим сыновьям, что когда-то мы были самураями. В этом все дело. - Не я даю звание самурая. - Конечно. Простите меня. Но именно это могло бы меня удовлетворить. Торанага раздраженно покачал головой: - Ее информация, вероятно, интересна, но не стоит того, чтобы сделать ее сына самураем. Марико возразила: - Она кажется преданным вассалом, господин. Она сказала, что будет польщена, если вы еще на пятьсот коку снизите цену контракта, отдав эти деньги нуждающимся самураям. - Это не благородство. Нет, совсем нет. Это только признание вины за то, что сначала она запросила такую грабительскую цену. - Возможно, это стоит рассмотреть, господин. Ее идея о гильдии, о гейшах и новых классах куртизанок будет иметь далеко идущие последствия, правда? - Не согласен. Нет. И почему ее следует вознаградить? Нет оснований предоставлять ей такие почести. Бессмысленно! Она, конечно, не просила вас об этом, не так ли? - Для нее это было бы чересчур дерзко, господин. Я просто предложила это, считая, что она может быть вам очень полезна. - Лучше бы она уже это доказала. Не исключено, что ее секреты тоже вранье. В эти дни я не получал ничего, кроме вранья. - Торанага позвонил в колокольчик - у дальней двери тут же появился его конюший. - Господин? - Где куртизанка Кику? - В ваших покоях, господин. - А эта женщина - Дзеко - с ней? - Да, господин. - Отправьте их обеих из замка. Немедленно! Отправьте их обратно в... Нет, поместите их в гостинице - третьеразрядной гостинице - и скажите, чтобы ждали, пока я пришлю за ними. - Когда самурай исчез, Торанага раздраженно сказал: - Отвратительно! Сводня, желающая стать самураем! Грязные крестьяне не знают больше, где их место! Марико смотрела, как он сидит на подушке, машинально помахивая веером. Она была ошеломлена тем, как он изменился: мрачность, раздражение, капризы... А ведь раньше всегда была только жизнерадостная уверенность. Он с интересом выслушал все тайны Дзеко, но не с тем возбуждением, которого она от него ожидала. "Бедняга, - подумала она с сожалением, - он сдался. Что толку для него в этой информации? Может быть, он достаточно мудр, чтобы отбросить в сторону все мирское и готовиться к неизвестному? Лучше бы ты и сама так сделала, - думала она, умирая понемногу в глубине души. - Да, но ты не можешь, не сейчас, - ты должна защитить своего сына! " Они находились на шестом этаже высокой крепостной башни, чьи окна смотрели на весь город в три стороны света. Заход солнца был мрачен, кусочек луны висел низко над горизонтом, сухой воздух был душен, хотя здесь, почти в ста футах от основания крепостных стен, улавливалось каждое дуновение ветра. Помещение низкое, сильно укрепленное, занимало половину всего этажа; остальные комнаты выходили на другую сторону башни. Торанага поднял письмо, присланное с Марико Хиро-Мацу, и еще раз прочитал. Она заметила, что у него дрожит рука. - Зачем он хочет приехать в Эдо? - Торанага нетерпеливо отбросил свиток в сторону. - Простите, господин, но я не знаю. Он только просил меня передать вам это письмо. - Вы разговаривали с этим христианином-отступником? - Нет, господин. Ёсинака сказал, что вы приказали никому не разрешать этого. - Как вел себя в пути Ёсинака? - Очень энергичен, господин, - Она терпеливо ответила на вопрос во второй раз. - Очень деловой. Он прекрасно нас охранял и доставил точно вовремя. - Почему священник Тсукку-сан не вернулся вместе с вами этим путем? - По дороге из Мисимы, господин, он и Анджин-сан поссорились, - пояснила Марико, не зная, что наговорил Торанаге отец Алвито, если Торанага уже вызывал его. - Отец решил ехать отдельно. - Из-за чего произошла ссора? - Частично из-за меня, из-за моей души, господин. В основном из-за вражды их религий и потому, что между их правителями идет война. - Кто начал ссору? - Они одинаково виноваты. Ссора началась из-за фляжки спиртного, - Марико рассказала, что произошло с Родригесом, потом продолжала: - Тсукку-сан принес вторую фляжку в подарок, желая как он выразился, извиниться за Родригеса-сана, но Анджин-сан сказал - поразительно откровенно, - что не хочет никакого "папистского спиртного", предпочитает саке и не доверяет священникам. Святой отец вспыхнул и тоже говорил удивительно откровенно, - он никогда не имел дела с ядом, впредь не собирается и в жизни этого не забудет. - Ах, яд? Они используют яд как оружие? - Анджин-сан говорил мне, что некоторые у них применяют яд, господин. Это привело их к еще более грубым выражениям, и они начали колотить друг друга из-за того, что одни католики, а другие - протестанты... Я ушла, чтобы как можно скорее привести Ёсинаку-сава, и он прекратил эту ссору. - Чужеземцы не приносят вам ничего, кроме беспокойства. Христиане не дают ничего, кроме обид. Правда? Она не ответила - ее расстроила его раздражительность. Это было так непохоже на него, - казалось, не было причины, для того чтобы он настолько потерял свой легендарный самоконтроль. "Может быть, поражение так на него подействовало, - подумала она, - Без него мы все погибнем - мой сын погибнет, и Кванто скоро будет в других руках". Его мрачность заразила и ее. Она заметила на улицах и в замке как бы завесу, которая, казалось, висела над всем городом - городом, который славился своим весельем, дерзким юмором и умением наслаждаться жизнью. - Я родился в тот год, когда у нас появились первые христиане. С тех пор они околдовали всю страну, - произнес Торанага. - Все пятьдесят восемь лет ничего, кроме беспокойства... - Сожалею, что они оскорбили вас, господин. Что-нибудь еще? С вашего разреше... - Садитесь. Я еще не кончил. - Торанага опять позвонил в колокольчик - дверь открылась. - Пошлите за Бунтаро-саном. Вошел Бунтаро. Сохраняя на лице свирепое выражение, он встал на колени и поклонился. Марико поклонилась ему, не вымолвив ни слова, но он, казалось, ее не заметил. Незадолго перед этим Бунтаро встретил их кортеж у ворот крепости. После краткого приветствия он сказал, чтобы она сразу же шла к господину Торанаге. За Анджин-саном пошлют потом. - Бунтаро-сан, вы просили у меня встречи в присутствии вашей жены, и как можно быстрее. - Да, господин. - Что вы хотели? - Я смиренно прошу разрешения на голову Анджин-сана, - сказал Бунтаро. - Почему? - Пожалуйста, простите меня, но я... мне не нравится, как он смотрит на мою жену, я хотел... Я хотел сказать это ей первый раз в вашем присутствии. Кроме того, он оскорбил меня в Анджиро и я не могу жить с таким позором. Торанага посмотрел на Марико, - та, казалось, окаменела. - Вы обвиняете ее в том, что она дала ему для этого повод? - Я... Я прошу разрешения на его голову. - Вы обвиняете ее в том, что она его поощряла? Отвечайте на вопрос! - Прошу извинить меня, господин, но если бы я так думал, то был бы обязан тут же отрубить ей голову, - ответил Бунтаро с холодным безразличием, опустив глаза на татами. - Этот чужеземец постоянно нарушает мой покой. Считаю, что он отрицательно влияет и на вас. Разрешите мне отрубить ему голову, прошу вас. - Он поднял глаза, - его толстые щеки были не бриты, глаза ввалились, - Или позвольте мне забрать жену и сегодня вечером мы уйдем перед вами - готовить путь. - Что вы скажете на это, Марию-сан? - Он мой муж. Все, что он решит, я сделаю, - если вы не откажете ему в этом, господин. Это мой долг. Торанага переводил глаза с мужчины на женщину. Потом его голос стал тверже - на мгновение он стал прежним Торанагой: - Марико-сан, через три дня вы уедете в Осаку. Вы будете готовить для меня этот путь и дождетесь меня там. Бунтаро-сан, вы будете сопровождать меня как командир моего эскорта, когда отправлюсь туда я. После того как вы выполните свой долг как мой помощник, вы или один из ваших людей можете сделать то же самое с Анджин-саном - с его согласия или без него. Бунтаро прочистил горло: - Господин, пожалуйста, объявите "Малиновое... ". - Придержите язык! Вы забываетесь! Я три раза сказал вам: "Нет! " В следующий раз, если у вас хватит дерзости предложить нежеланный совет, вы вскроете свой живот над помойкой в Эдо! Голова Бунтаро снова коснулась татами. - Прошу меня извинить, господин. Прошу прощения за дерзость. Марико была не меньше, чем дерзостью Бунтаро, смущена грубым, постыдным срывом Торанаги и тоже низко поклонилась, чтобы спрятать смятение. Торанага тут же опомнился: - Пожалуйста, извините мою несдержанность. Ваша просьба будет удовлетворена, Бунтаро-сан, но только после того, как вы выполните роль моего помощника при сеппуку. - Благодарю вас, господин. Пожалуйста, извините меня, если я вас оскорбил. - Приказываю вам обоим помириться друг с другом. Вы это сделаете? Бунтаро коротко кивнул. Марико тоже. - Хорошо. Марико-сан, вы вернетесь сегодня вечером вместе с Анджин-саном, в час собаки. Теперь вы можете идти. Она поклонилась и оставила их. Торанага посмотрел на Бунтаро. - Ну? Вы обвиняете ее? - Это... это немыслимо, чтобы она предала меня, господин, - уныло ответил Бунтаро. - Я согласен. - Торанага взмахнул веером, отгоняя муху; у него был очень усталый вид. - Ну, скоро вы сможете получить голову Анджин-сана. Еще некоторое время она будет нужна мне у него на плечах. - Благодарю вас, господин. Еще раз прошу простить, что расстроил вас. - Сейчас такие времена. Грязные времена. - Торанага наклонился вперед. - Послушайте, я хочу чтобы вы сразу же выехали на несколько дней в Мисиму - сменить там вашего отца. Он просит разрешения приехать сюда и проконсультироваться со мной. Я не знаю, что... В любом случае я должен иметь в Мисиме кого-нибудь, кому могу доверять. Не могли бы вы выехать на рассвете, но по дороге через Такато? - Господин? - Бунтаро видел, что Торанага сохранял спокойствие огромным усилием воли и все же голос его дрожал. - У меня личное письмо к моей матери в Такато. Не говорите никому, что вы туда собираетесь. Но сразу же, как только выедете из города, срезайте путь и берите на север. - Я понимаю. - Господин Затаки, возможно, попытается помешать вам передать письмо. Вы должны отдать его только ей лично, в руки. Вы понимаете? Ей одной. Возьмите двадцать человек и скачите туда. Я пошлю почтового голубя и позабочусь о его пути. - Ваше послание будет на словах или письменное? - Письмо. - А если я не смогу передать его? - Вы должны передать его, - конечно, вы должны... Почему я выбрал вас? Но... если вы будете преданы, как я... уничтожьте его, перед тем как сделать сеппуку. В тот момент, как я услышу эти ужасные новости, голова Анджин-сана покинет плечи. И если... что с Марико-сан? Что делать с вашей женой, если дело пойдет плохо? - Пожалуйста, отправьте ее в Великую Пустоту, господин, прежде чем умрете. Я буду польщен, если... Она заслуживает достойного помощника. - Она не умрет в бесчестье, я вам это обещаю. Я прослежу за этим, лично. Теперь еще. На рассвете возвращайтесь за моим письмом. Не подведите меня - только в руки моей матери! Бунтаро поблагодарил еще раз, - ему было стыдно, что Торанага выказал свой страх. Оставшись один, Торанага вынул платок и вытер пот с лица. Пальцы у него дрожали. Он пытался удержать их, но не мог. У него отняла все силы необходимость вести себя как последний тупица, прятать свое безграничное возбуждение, после того как он узнал эти тайны, которые, как это ни невероятно, обещали долгожданные перемены. - Возможные перемены, только возможные - если они верны... - произнес он вслух, с трудом соображая; эта поразительная, такая благоприятная для него и нужная информация, которую принесла Марико от этой женщины, Дзеко, все еще звучала у него в мозгу. "Ошиба, - злорадно подумал он, - так эта гарпия - та самая приманка, на которую мой брат выскочит из своего горного убежища... Мой брат хочет Ошибу. Но теперь очевидно и то, чего он хочет больше, чем ее, и больше, чем только Кванто, - он хочет все государство. Он ненавидит Ишидо, не любит христиан и теперь страдает от ревности к Ишидо из-за его хорошо известной страсти к Ошибе. Так что он разошелся с Ишидо, Кийямой и Оноши... Потому что мой неверный брат действительно хочет стать сегуном. Он Миновара, со всеми необходимыми родственными связями, всей амбицией, но без мандата или Кванто. Сначала он должен получить Кванто, чтобы потом получить все остальное". Торанага радостно потер руки, соображая, какие прекрасные новые возможности воздействовать на брата открываются перед ним благодаря этим новостям. И Оноши замешан! "Капля меда в уши Кийяме в подходящий момент, - подумал он. - Плюс основные события, изложенные этим отступником, слегка искаженные, немного подправленные, - и Кийяма может собрать свои войска и сразу кинуться на Оноши с мечом и огнем. "Дзеко совершенно уверена, господин. Новообращенный брат Джозеф сказал: господин Оноши признался на исповеди, что заключил тайный договор с Ишидо против дайме-христианина, и просил прощения. В договоре определенно говорилось о том, что за поддержку теперь Ишидо обещал, что в день вашей смерти этому христианину будет предъявлено обвинение в измене и предложено сейчас же отправиться в Пустоту, - если надо, то и в принудительном порядке, - а сын Оноши будет наследником всех его земель. Имя христианина не называлось, господин". "Кийяма или Харима из Нагасаки? - спрашивал себя Торанага. - Неважно. Для меня это должен быть Кийяма". Он встал шатаясь, несмотря на свое ликование, ощупью подошел к окну, тяжело наклонился, опершись на деревянный подоконник, и посмотрел на небо: звезды казались тусклыми в лунном свете, собирались дождевые облака. - Будда, все боги, любые из богов! Пусть мой брат клюнет на эту приманку - и пусть слова этой женщины окажутся правдой! Но на небе не появилось ни одной падающей звезды, что подтвердило бы ему: его послание принято богами. Не подул ветер, внезапные облака не закрыли полумесяца... А если бы и был какой-нибудь небесный знак, он принял бы его за простое совпадение. "Будь терпелив, считайся только с фактами. Сядь и подумай", - сказал он себе. Он знал - начинает сказываться напряжение, но самое главное, что ни один из его близких или подчиненных - а значит, ни один из целой армии болтливых глупцов или шпионов в Эдо - ни на миг не заподозрил, что он только прикидывается проигравшим и играет роль потерпевшего поражение. В Ёкосе он сразу понял, что, если получит из рук брата второе послание, - это для него похоронный звон. И тогда решил, что его единственный, слабый шанс выжить - убедить всех, даже самого себя, что он абсолютно смирился с поражением. На самом деле это только маскировка, чтобы выиграть время, - он продолжает пользоваться своей всегдашней манерой: торговаться, откладывать, как будто отступать, терпеливо ждать, а когда над шеей противника будет занесен меч - спокойно, без колебаний наносить решающий удар. С тех пор он ждал - часами, один, ночью и днем, - и каждый час терпеть было труднее... Ни охоты, ни шуток, никаких замыслов и планов, ни плавания, ни танцев и пения в театральных пьесах - ничего, что так восхищало его всю жизнь. Только одна и та же скучная роль, самая трудная в его жизни: унылый, сдавшийся, нерешительный, явно беспомощный, сам установивший для себя этот аскетичный, "полуголодный" образ жизни. А чтобы время шло побыстрее, он продолжал доделывать завещание. Это был тайный частный свод правил для его потомков, который он готовил целый год, - порядок и способ управления после него. Судару уже поклялся соблюдать завещание, как надлежит каждому наследнику. "При таком подходе будущее клана гарантировано (может быть гарантировано, напомнил себе Торанага, - он часто поправлял себя: менял или добавлял, убирал слово, предложение, опускал параграф, формулировал новый) при условии, что я выберусь из ловушки, в которую попал". Завещание начиналось словами: "Долг правителя провинции - обеспечивать мир и безопасность населения, а не прославлять своих предков или обеспечивать потомков". Одна из максим гласила: "Помните, что везение и невезение должны быть оставлены на волю небес и зависят от законов природы. Они не покупаются молитвами или хитроумными интригами, придуманными людьми или мнимым святым". Торанага подумал и вместо "людьми или мнимым святым" написал "людьми, какими бы они ни были". Обычно он радовался, заставляя себя писать ясно и коротко, но в последние дни и ночи все его самообладание уходило на то, чтобы играть столь несвойственную ему роль. То, что это ему так удавалось, обрадовало, но и напугало: как люди могут быть столь доверчивы? "Слава богам, что это так, - ответил он сам себе в миллионный раз. - Приняв "поражение", ты дважды избежал войны. Ты все еще в ловушке, но теперь твое терпение принесло плоды и у тебя есть новый шанс... Нет, возможно, будет еще один шанс, - поправил он себя. - Если только все это правда, если эти секреты не подсунул враг, чтобы совсем тебя запутать". Боль в груди, слабость и головокружение обрушились на него неожиданно - пришлось сесть и глубоко дышать, как много лет назад обучили его монахи, исповедовавшие религию дзен: "Десять глубоких, десять медленных мелких, погрузите свой разум в пустоту... Там нет прошлого и будущего, тепла и холода, боли и радости - из ничего в ничто... " Скоро ясность мысли вернулась к нему. Тогда он встал, подошел к столу и начал писать. Он просил мать быть посредницей между ним и сводным братом и представить ему предложения о будущем клана. Первая просьба, с которой он обращался к брату, - подумать о женитьбе на госпоже Ошибе: "... Конечно, с моей стороны это неразумно, брат. Многих дайме разъярит моя "поразительная амбиция". Но такая связь с Вами упрочит мир в государстве и подтвердит наследование Яэмона - в Вашей лояльности никто не сомневается, хотя некоторые ошибочно сомневаются в моей. Вы, несомненно, можете взять и более подходящую жену, но госпоже Ошибе вряд ли удастся найти лучшего мужа. После того как будут убраны все изменившие Его Императорскому Величеству, я снова займу свое законное место президента Совета регентов. Тогда я приглашу Сына Неба и попрошу его потребовать этого брака, если Вы согласитесь нести такую ношу. Я всей душой чувствую, что такая жертва - единственный путь, которым мы можем обеспечить продолжение нашей династии и выполнить наш долг перед Тайко. Это первое. Во-вторых, Вам предлагаются все земли христиан-изменников Кийямы и Оноши. В настоящее время они вместе с иностранными священниками замышляют предательскую войну против всех нехристиан-дайме; война будет поддержана вторжением вооруженных мушкетами чужеземцев - все так, как они когда-то уже делали против нашего сюзерена Тайко. Далее, Вам предлагаются все земли других христиан острова Кюсю, которые встанут на сторону изменника Ишидо в последней битве со мной. (Известно ли Вам, что этот крестьянин, этот выскочка, был столь дерзок - и это перестало быть секретом, - что планиро