но, проскребли его, как дом какого-нибудь принца, - самураи командовали, остальные обезьяны работали как демоны - сотни этих педерастов. Черт побери, кормчий, вы никогда не недели таких работников! - Это верно, - согласился Сонк, - работали как демоны! - Я делал все, что мог, до того дня... Боже мой, кормчий, вы правда думаете, что мы можем выплыть? - Да, если будем терпеливы и если... - Если этого захочет Бог, кормчий. Только тогда. - Да-а, может быть, вы и правы... - протянул Блэксорн, не понимая, в чем дело, почему Ропер такой фанатик. Он нужен, все они нужны. И помощь Бога. - Верно, помощь Бога нам не помешает. - Он повернулся к Винку: - А как днище? - Чистое и гладкое, кормчий. Они сделали все даже лучше, чем я мог подумать. Эти негодяи так ловки - как лучшие плотники, корабелы и канатчики в Голландии. Такелаж в порядке - полностью. - Паруса? - Кое-какие они смастерили из шелка - прочного, как брезент. И запасные. Они сняли наши и точно скопировали, кормчий. Пушки все в полном порядке, лучшего не пожелаешь, и все снова на борту, там же и порох, и ядра. Судно готово плыть, как только будет прилив, и даже ночью, - прямо сегодня, если потребуется. Конечно, в море оно еще не проверено, мы не знаем, как поведут себя паруса, если свежий ветер или шторм. Но я готов поставить на спор свою жизнь, что обшивка такая же крепкая, как в момент спуска на воду в Зейдер-Зе, - даже лучше, потому что дерево выдержано, слава Богу! - Винк перевел дыхание. - Когда мы выйдем в море? - Через месяц. Или около того. Они подталкивали друг друга локтями, переполненные радостью, и шумно провозглашали тосты за кормчего и за корабль. - А что вражеские корабли? Здесь есть что-нибудь близко? Как насчет добычи, кормчий? - полюбопытствовал Джинсель. -- Много - ты о стольких и не мечтал. Мы все богачи. Новые крики радости: - Как раз вовремя! - Богаты, да? Я куплю себе замок! - Боже мой всемогущий, когда я вернусь домой... - Богаты! Молодец, кормчий! - Перебить кучу папистов? Хорошо, - осторожно сказал Жан Ропер. - Очень хорошо. - Какой у вас план, кормчий? - задал вдруг вопрос Ван-Некк, и все сразу замолчали. - Я перейду к этому через минуту. У вас есть охрана? Вы можете свободно ходить, когда вам захочется? Как часто? Винк быстро начал: - Мы можем свободно передвигаться по деревне, ну, может, на пол-лиги вокруг нее. Но нам нельзя выходить в Эдо и... - И пересекать мост! - радостно перебил Сонк. - Расскажи ему о мосте, Джохан! - О, ради Бога, я и собирался как раз о мосте, Сонк. Ради Бога, не прерывай! Кормчий, вот там, в полумиле к юго-западу отсюда, есть мост, на нем масса всяких объявлений. Вот до него нам и можно топать, за него заходить нельзя. "Киндзиру", ей-богу, - так говорят самураи. Ты понимаешь, что значит "киндзиру", кормчий? Блэксорн кивнул, но ничего не ответил. - Кроме этого, мы можем ходить куда нам захочется. Но только до оград. Эти ограды - кругом, на расстоянии полумили... Боже мой, разве можно поверить - скоро домой! - Расскажите ему о докторе и о... - Самурай прислал нам однажды доктора, кормчий, нас заставили раздеться, и он нас осматривал... - Да. Достаточно человеку устроиться до ветру, и какой-нибудь негодяй туземец уже на тебя глазеет. - Кроме этого, кормчий, они не докучали нам, кроме того, что... - Эй, не забывай, что доктор дал нам эту чертову противную молотую траву под названием "чар", - противная, ее, наверно, надо было бы настаивать в горячей воде, но мы ее выкинули. Когда болеем, старина Джохан пускает нам кровь - и все в порядке. - Верно, - кивнул Сонк, - мы выбросили этот чар. - Ну, вот так и было, за исключением... - Здесь нам повезло, кормчий, не так, как сначала... - Это верно. Сначала... - Скажи ему про инспекцию, Баккус! - Я собираюсь к этому перейти, - ради Бога, потерпите, не сбивайте. Как я могу ему что-то рассказать, если вы все болтаете! Налейте мне выпить! - взмолился Ван-Некк и продолжал: - Каждые несколько дней сюда приходят самураи, мы выстраиваемся снаружи, и они нас пересчитывают. Потом дают нам мешки с рисом и деньги, медную мелочь. Этого хватает на все, кормчий. Мы меняем рис на мясо и другие продукты - фрукты и все остальное... И женщины делают все, что мы хотим. Сначала мы... -- Но так было не все время. Расскажи ему, Баккус! Ван-Некк сел на пол: - Боже, дай мне силы! - Ты заболел, бедняга? - заботливо проворковал Сонк. - Тебе лучше всего не пить больше, или ты опять допьешься до чертиков, а? Он раз в неделю напивается до чертиков, кормчий. Мы все - тоже. - О господи, да помолчи ты, дай мне рассказать вес кормчему... - Это ты мне? Да я не сказал ни слова... Я тебя не прерывал... На вот твой стакан! - Спасибо, Сонк! Ну, кормчий, сначала они засунули нас в дом в западной части города... - Внизу, уже около полей. - Черт возьми, тогда давай ты рассказывай эту историю, Джохан! - Хорошо. О Боже, кормчий, это было ужасно... Ни еды, ни выпивки, и эти чертовы бумажные дома - как будто живешь в поле: ни помочиться, ни в носу поковырять - ничего не сделаешь, чтоб за тобой кто-нибудь не подсматривал, да? Самый слабый шум - и тут же собираются все соседи, и уже самурай на крыльце, а кому нужно, чтобы вокруг слонялись эти мерзавцы, а? Они размахивали перед нами своими мечами, кричали и вопили - просили нас вести себя спокойно. Однажды ночью кто-то уронил свечу - так эти обезьяны прямо обмочились! Боже мой, вы бы это слышали! Они прибежали из своих деревянных домов с ведрами воды, проклятые Богом сумасшедшие, шикали, кланялись и ругались... Всего-то одна паршивая стена сгорела. А сбежались они прямо сотнями, как тараканы. Негодяи! Вы... - Ага, дальше! - Ты хочешь рассказать? - Ну, Джохан, не обращай на него внимания. Он всего только паршивый повар. - Что-что-о?.. - Ох, заткнись! Ради Бога! - Ван-Некк поспешил продолжить рассказ: - На следующий день, кормчий, они выпроводили нас оттуда в другой дом, у пристани. Там было так же плохо. Потом, через несколько недель Джохан наткнулся на это место. Ему единственному из нас разрешали выходить, на этот раз из-за корабля. Они каждый день забирали его и вечером приводили обратно. Он ходил на рыбалку - мы были всего в нескольких сотнях ярдов от моря... Лучше ты расскажи об этом, Джохан. Блэксорн почувствовал зуд в босой ноге и машинально почесал ее. Но стало еще хуже. Тут он увидел пестрое пятно на ноге от блошиных укусов, а Винк гордо продолжал: - Все так и было, как говорил Баккус, кормчий. Я спросил Сато-сама, нельзя ли нам переехать, и он сказал - да, почему бы и нет. Они обычно отпускали меня ловить рыбу на одной из своих маленьких лодок, чтобы я мог убить время. Вот мой нос и привел меня сюда, кормчий. Старый нос привел меня к крови! Блэксорна осенило: "Бойня! Бойня и дубильня! Вот оно что! " Он замолчал и побледнел. - Что такое? В чем дело? - Так здесь деревня эта? Боже мой, эти люди - эта? - Так что тут плохого? - удивился Ван-Некк, - Верно, здесь живут эта. Блэксорн отмахивался от москитов, заполнивших все пространство, по его коже побежали мурашки. - Проклятые жучки! Они... они же гнилые, не так ли? Здесь же дубильня, да? - Да. Несколько улиц наверху, ну и что? - Ничего. Я не узнал запаха, вот и все. - А что тебе эта? - Я... Я, дурак, не понял. Если бы я видел мужчин, я бы догадался по коротким волосам. А с женщинами никогда не знаешь... Извини. Ну, продолжай свою историю, Винк. -- Ну, тогда они сказали... Жан Ропер прервал их: - Подожди минутку, Винк! Так что тут такого, кормчий? Что плохого в эта? - Только то, что японцы считают их другими существами. Они палачи, живодеры, имеют дело с трупами. - Он чувствовал, что на него все смотрят, особенно Жан Ропер. - Эта - живодеры, это их работа, - повторил он, пытаясь говорить как можно беззаботнее. - Они убивают старых лошадей и быков и имеют дело с мертвецами. - Но что тут плохого, кормчий? Ты сам не меньше дюжины раз хоронил людей, клал их в саваны, обмывал - мы все так делали, да? Мы сами разделываем мясо, всегда так делали. Джин-сель, вот он, - он был палачом... Что тут плохого? - Ничего, конечно, - Блэксорн знал, что это так, и все же чувствовал себя оскверненным. Винк фыркнул: - Эта - лучшие из всех язычников, которых мы встречали. Они больше похожи на нас, чем все остальные ублюдки. Нам чертовски повезло, что мы здесь, кормчий, - нет проблем со свежим мясом или жиром: они дают нам все, и не надо ни о чем заботиться. - Правильно. Если бы вы жили с эта, кормчий... - Боже мой, да кормчему приходилось все время жить с другими негодяями! Он не знает никого лучше их. А что, сходить за толстозадой Мэри, Сонк? - Или Двухзадой? - Нет уж, не ее, не эту старую шлюху! Кормчему захочется чего-нибудь особенного. Давай спросим Мама-сан... - Бьюсь об заклад, он изголодался по настоящей жратве! Эй, Сонк, отрежь-ка ему кусок мяса. - Вот еще грог... - Трижды ура кормчему!.. В этом веселом гвалте Ван-Некк хлопал Блэксорна по плечам: - Вы дома, кормчий, старина! Теперь вы вернулись к нам, наши молитвы услышаны, и теперь все хорошо! Вы дома, старина... Слушайте, ложитесь на мою койку! Я требую!... Блэксорн приветливо помахал рукой в последний раз. Из темноты в дальнем конце моста послышались ответные крики. Как только он отвернулся, его вынужденная сердечность испарилась; он повернул за угол, стража из десяти самураев шла за ним. По дороге обратно в замок он погрузился в мучительные раздумья. Ничего плохого нет в эта, и все-таки все здесь не так... А его команда, его собственные люди... А эти язычники, иностранцы, враги... Он плохо различал улицы, мосты и переулки, которыми они проходили. Вдруг он поймал себя на том, что засунул руку в карман кимоно и чешется - и тут же остановился как вкопанный. - Эти чертовы грязные... - Он распустил пояс, содрал с себя промокшие от пота кимоно и, как если бы оно было грязное, скомкал и бросил в канаву. - Досо, нан дес ка, Анджин-сан? - обратился к нему один из самураев. - Нани мо! Ничего, ей-Богу! - Блэксорн двинулся дальше со своими мечами. - Ах! Эта! Вакаримас! Гомен насаи! - Самураи залопотали что-то между собой, но он не обращал на них внимания. "Так-то лучше", - подумал он про себя с деланным облегчением, не заметив, что вдет почти раздетым, - зато кожа перестала чесаться, когда он сбросил кимоно с набившимися туда блохами. - Боже мой, как бы я хотел прямо сейчас принять ванну! Он поведал команде о своих приключениях, но не о том, что стал самураем и хатамото, или о том, что он один из любимчиков Торанаги, или о Фудзико. И о Марико тоже. И что они должны будут пристать в Нагасаки и штурмом брать Черный Корабль, и что он будет командовать самураями... "Это можно сделать позднее. - сказал он себе устало. - Как и все остальное. Смогу ли я когда-нибудь рассказать им о Марико-сан? " Его деревянные башмаки простучали по деревянным планкам Первого Моста. Часовые-самураи, также полуголые, сидели в небрежных позах, пока не увидели его, - они сразу же встали и вежливо раскланялись, напряженно следя за Блэксорном, пока он проходил мимо: им казалось невероятным, что этому чужеземцу так симпатизировал господин Торанага и, это совсем уж невероятно, удостоил его никогда ранее не дававшегося варварам звания хатамото и самурая. У главных южных ворот замка его ждал еще один сопровождающий. Блэксорна проводили в дом, расположенный в пределах внутреннего кольца. Ему отвели комнату в одном из укрепленных, хотя и очень симпатичных гостевых домиков, но он вежливо отказался сразу же идти туда. - Пожалуйста, сначала в баню, - сказал он самураю. - Ах, понятно... Это очень предусмотрительно с вашей стороны. Банный домик вот там, Анджин-сан. Да, жаркий сегодня денек, не так ли? И я слышал, вы спускались к этим грязнулям... Остальные гости в вашем домике оценят вашу предусмотрительность. Я благодарю вас от их имени. Блэксорн не уловил всей этой любезной речи, но понял слово "грязнулям". "Так называют моих людей и меня - нас, а не их, бедняг, не эта". - Добрый вечер, Анджин-сан, - приветствовал его главный банщик. Это был огромный, средних лет мужчина с большим животом и мощными бицепсами. Его только что разбудила служанка - прибыл поздний посетитель. Он хлопнул в ладоши. Появились банщицы, Блэксорн прошел за ними в мыльную: его сполоснули, намылили, он попросил повторить все снова, потом, уже в ванной комнате, влез в очень горячую воду и терпел сколько мог и, наконец, отдался умопомрочаю-щей хватке массажиста - сильные руки мяли его, втирали в кожу ароматное масло, раскручивали мускулы и шею... Потом его провели в комнату отдыха, где подали выстиранное, просушенное на солнце кимоно. Блэксорн прилег, глубоко вздохнул и полностью отдался необыкновенно приятному ощущению возвращающейся бодрости и одновременно расслабленности. - Дозо гомен насай - хай, Анджин-сан? - Хай, домо. Принесли зеленый чай. Он сказал служанке, что останется здесь на ночь - не хочет идти к себе. Потом один, в полном спокойствии, он пил чай, чувствуя, как этот напиток окончательно очищает его. "... Противного вида обугленная трава... " - с отвращением вспомнил он, но тут же поправил себя вслух: "Будь терпелив, не давай разрушить свою внутреннюю гармонию. Они только бедные, невежественные глупцы, которые не знают ничего лучшего, ты был таким же когда-то. Ничего, теперь ты можешь показать им, да? " Он сумел выкинуть все это из головы и достал словарь. Но сегодня вечером, в первый раз с тех пор, как получил этот словарь, он осторожно отложил его в сторону и задул свечу. "Я слишком устал, - утешил он себя. - Но уж не настолько, чтобы не ответить на простой вопрос, - напомнил ему внутренний голос. - Они и вправду невежественные глупцы или это ты дурачишь себя? Ну, будет, я отвечу позже, когда придет время... Сейчас я уверен в одном: не хочу, чтобы они были поблизости... ". Он повернулся к стене и отогнал эти мысли в дальний угол сознания - ему просто необходимо выспаться... Проснувшись, Блэксорн почувствовал себя отдохнувшим. Чистое кимоно и набедренная повязка с таби лежали рядом. Ножны обоих мечей были тщательно вычищены. Он быстро оделся и вышел на улицу, где его уже ждали самураи. Они поднялись и отвесили поклоны. - Сегодня мы охраняем вас, Анджин-сан. - Спасибо. Мы идем на верфь? - Да, вот ваш пропуск. - Благодарю вас. Могу я узнать ваше имя? - Мусаси Митсутоки. - Спасибо, Мусаси-сан. Пошли? Они спустились к верфям. "Эразмус" крепко держался на якоре на глубине трех саженей, трюмы - в превосходном состоянии. Блэксорн нырнул с борта и проплыл под килем: обрастание днища минимальное - несколько ракушек. Теперь - на борт: что ж, руль в полном порядке; на складе сухо и чисто; он нашел кресало и выбил искру на пробную порцию пороха - воспламенение мгновенное, порох в прекрасной сохранности. Так, полетом на небо - с верхушки фок-мачты он поискал, нет ли угрожающих трещин, поломок, обрывов: нет, ни там, ни по пути на мечту, ни где-либо еще в рангоуте ничего подозрительного. Правда, многие веревки, гардели и ванты сращены неправильно, но это пустяк - исправим за полвахты. Оказавшись снова на юте, он позволил себе широко улыбнуться. "Корабль выглядит как... как что? " Блэксорн не придумал подходящего слова, он только засмеялся. Ему хотелось еще побывать в своей каюте, и он опять спустился вниз. Но здесь, в этой знакомой тесноте, он вдруг почувствовал себя чужим и одиноким... Мечи его лежали рядом, на койке. Он потрогал их, вынул "Продавца масла" из ножен: работа изумительная, жало лезвия наточено отлично. Он разглядывал меч с чувством удовольствия - подлинное произведение искусства. "Да, но смертельного искусства, - подумал он, поворачивая меч на свету. Эти мысли всегда приходили ему в голову, когда он смотрел на мечи. - Сколько смертей на тебе за все твои двести лет? Сколько еще будет, до того как погибнешь сам? Неужели мечи живут своей жизнью, как говорила Марико-сан? Марико... Что с ней?.. " Отблески с поверхности моря проникли в каюту и прыгнули на сталь - вся его меланхолия тут же исчезла. Он убрал "Продавца масла", стараясь не трогать лезвие пальцами - малейшее прикосновение, согласно понятиям японцев, могло повредить такую совершенную вещь. Блэксорн, облокотившись на койку, вглядывался в пустынную поверхность моря... "Так что с руттерами? И навигационными инструментами? - обратился он к своему отражению в медной морской лампе, тщательно начищенной, как и все кругом. Но отражение молчало. - Купишь в Нагасаки, когда будешь набирать команду. И позаимствуешь у Родригеса. Да-да. Тебе же придется захватить его, перед тем как напасть на корабль, не так ли? - Он видел в медном "зеркале", что улыбается. - Ты уверен, что Торанага даст тебе уйти, да? - И ответил уверенно: - Да. Поедет ли он в Осаку или нет, я получу все, что мне надо. И Марико тоже". Довольный, он засунул мечи за пояс и поднялся на палубу, - там пришлось подождать, пока снова опечатают двери... Когда Блэксорн вернулся в Осаку, было еще очень рано - удалось заехать в отведенное ему помещение перекусить: немного рису, две порции рыбы, поджаренной на углях, с соевым соусом - удалось научить этому своего повара, - маленькая бутылочка саке, потом чай. - Анджин-сан? - Хай? Седзи распахнулись - за ними кланялась застенчиво улыбающаяся Фудзико. ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ - Я забыл о вас, - сказал он по-английски, - боялся, что вы умерли. - Досо го иемасига, Анджин-сан, нан дес ка? - Нани мо, Фудзико-сан, - сказал он, устыдившись, - Гомен уреси. - Пожалуйста, простите меня... сюрприз, да? Рад видеть вас. Садитесь, пожалуйста. - Домо аригато годзиема-сита, - откликнулась Фудзико. Она размеренно сообщила ему своим тонким, высоким голосом все, что считала нужным: как она рада его видеть; как сильно продвинулся он в японском языке; как прекрасно он выглядит и как хорошо, что она здесь. Он посмотрел на ее колено, неловко положенное на подушку. - Ноги... - Он искал в памяти слово "ожоги", но не мог припомнить и сказал так: - Огонь повредил ноги. Еще болит? - Нет, но пока еще, извините, немного мешает сидеть, - Фудзико сосредоточенно следила за его губами, - ноги повреждены, извините. - Пожалуйста, покажите мне. - Пожалуйста, извините меня, Анджин-сан, не хочу вас затруднять, у вас свои проблемы. Я... - Не понял. Простите меня, слишком быстро. - Ах, извините! С ногами все нормально. Не беспокоят, - умоляла она. - Беспокоят. Вы наложница, не так ли? Не стесняйтесь, покажите сейчас же! Она послушно встала. Очевидно, она стеснялась, но сразу же начала развязывать оби. - Пожалуйста, позовите служанку, - приказал он. Она повиновалась. Седзи сразу же открылись, ей кинулась помогать женщина, которую он не узнал. Сначала они развязали жесткий оби, служанка отложила его в сторону вместе с кинжалом. - Как вас зовут? - спросил он резко, как и полагается, настоящему самураю. - Ох, пожалуйста, извините меня, господин, простите меня. Мое имя Хана-иси. Он буркнул что-то одобрительное. Мисс Первый Цветок - прекрасное имя! Все служанки согласно обычаю назывались мисс Хвостик, Журавль, Рыбка, Вторая Ива, Четвертая Луна, Звезда, Дерево, Веточка и тому подобное. Хана-иси была женщина средних лет, очень серьезная. "Бьюсь об заклад, что она старая домашняя служанка, - решил Блэксорн. - Не исключено, что вассал покойного мужа Фудзико. Муж! Я совсем забыл о нем и о ребенке, которого казнили - казнили по приказу этого злого духа Торанаги, который на самом деле не злой дух, а дайме и хороший, может быть, великий вождь. Быть может, муж ее заслужил такую судьбу... если бы знать всю правду... Но не ребенок, за это нет прощения". Фудзико спокойно дала распахнуться верхнему кимоно, зеленому с узором, но, когда развязывала тонкий шелковый пояс желтого нижнего кимоно и откидывала его в сторону, пыльцы ее задрожали. Кожа у нее была чистая, сквозь складки шелка виднелся край груди - маленькой и плоской. Хана-иси встала на колени, развязала ленты на нижней рубашке и стянула ее с пояса на пол, чтобы хозяйка могла переступить и выйти из нее. - Йе, - приказал он. Она подошла и подняла кайму. Ожоги начинались с задней стороны ног, у икр, - Гомен насаи. Она стояла не двигаясь. Капли пота стекали по ее щекам, нарушая макияж. Он поднял рубашку повыше. Кожа обгорела везде с задней стороны ног, но заживление, видимо, шло отлично: уже образовались рубцы, инфекции, нагноений не видно, только немного чистой крови там, где новая, молодая ткань лопнула, когда Фудзико садилась на колени. Он отодвинул кимоно в сторону и распустил ленту на поясе. Ожоги кончались в верхней части ног, обходили крестец, где ее придавило бревном и тем спасло от ожогов в этом месте, и затем снова начинались на пояснице. Бугры от ожогов, шириной в полруки, шли вокруг талии. Рубцовая ткань уже перешла в постоянные шрамы. Да, неприятное зрелище... Но заживает на удивление. - Очень хороший доктор. Лучший из всех, кого я видел! - Он отпустил кимоно, - Прекрасно, Фудзико-сан! Шрамы, конечно, ну и что? Ничего. Я видел много пострадавших от ожогов, понимаете? Вот и хотел сам посмотреть, чтобы понять, как дела. Очень хороший доктор. Будда помогал вам. - Он положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. - Не беспокойтесь. Сигата га наи, да? Вы поняли? У нее хлынули слезы. - Пожалуйста, извините меня, Анджин-сан, мне так стыдно. Пожалуйста, простите мою глупость, что я была там, попалась, как полоумная эта. Мне следовало быть с вами, защищать вас, а не толкаться со слугами в доме. Мне нечего было делать в доме, не было причин там находиться... Сочувственно ее обнимая, он дал ей выговориться, хотя почти ничего не понял из ее речи. "Мне бы надо найти, чем лечил ее этот доктор, - возбужденно подумал он. - Это самое быстрое и хорошее заживление, какое я встречал. Каждый капитан ее королевского величества должен владеть этим секретом, да что там, - любому европейскому капитану он необходим... Постой... А кто бы отказался заплатить за это несколько золотых гиней? Ты же можешь сделать целое состояние! Нет уж, не таким путем, - только не так. Наживаться на страданиях моряков... Нет! " Фудзико повезло, что обгорели только задние поверхности ног. Лицо все такое же квадратное и плоское, острые зубы - как у хорька, но глаза излучают такую теплоту, что, пожалуй, язык не повернется назвать ее непривлекательной. Он еще раз обнял ее. - Ничего, Фудзико, не надо плакать. Это мой приказ! Блэксорн отправил служанку за свежим чаем и саке, приказал принести побольше подушек и помог Фудзико расположиться на них. Она все стеснялась и то и дело спрашивала: - Как смогу я отблагодарить вас? - Не надо благодарностей. Давайте снова, - Блэксорн на мгновение задумался, но не нашел в памяти японских слов "помогать" или "помнить", тогда он вытащил словарь и поискал их там. - Помогать - о-негаи... Помнить - омой дасу... Хай, мон-досо о негаи! Оми дес ка? - Помогайте мне снова. - Помните? - Он поднял кулаки, изобразил пистолеты и нацелился ими. - Оми-сан, помните? - О, конечно! - воскликнула она, потом, заинтересовавшись, попросила посмотреть книгу. Она никогда не видела раньше латыни, и колонки японских слов против латинских ничего не сказали ей, но она быстро ухватила их смысл: - Это книга всех наших слов... простите. Книга слов, да? - Хай. - Хомбун? - спросила она. Он показал ей, как найти это слово на латыни и по-португальски: хомбун - это долг, потом добавил по-японски: - Я понял, что такое долг. Долг самурая, не так ли? - Хай! - Она захлопала в ладоши, как будто ей показали чудесную игрушку. "Но это чудо, - сказал он себе. - Подарок судьбы. Это поможет мне лучше понять и ее, и Торанагу, и скоро я буду неплохо владеть языком". Она задала ему еще несколько слов, и он нашел их на английском, латинском и португальском; слово, которое она выбирала, каждый раз было понятно и он находил его - словарь ни разу не подвел. Он поискал слово: - Мадсутси дес, нех? Это чудесно, правда? - Да, Анджин-сан, книга чудесная. - Она отпила чаю. - Теперь я смогу разговаривать с вами, по-настоящему. - Понемногу. Только медленно, вы понимаете меня? - Да. Пожалуйста, будьте терпеливы со мной. Прошу вас, извините меня. Громадный колокол на главной башне замка пробил час козла, ему отозвались все замки в Эдо. - Сейчас мне надо уходить. Я иду к господину Торанаге. - Он пристроил книгу за рукав. - Можно я подожду здесь, пожалуйста? -- А где вы остановились? Она показала: - О, там, моя комната - за следующей дверью. Прошу извинить мою нетактичность! - Медленно. Говорите, пожалуйста, медленно. И простыми словами! Она повторила медленно, особенно тщательно - слова извинений. - Благодарю вас. Мы с вами еще увидимся. Она хотела было подняться, но он покачал головой и вышел во двор. День был облачный, в воздухе стояла духота. Охрана уже дожидалась его. Скоро Блэксорн уже был во дворе главной башни, где встретил Марико - еще более прекрасную, воздушную, лицо ее под золотисто-красным зонтиком казалась алебастровым. На ней было темно-коричневое кимоно, окаймленное ярко-зеленым узором. - Охайо, Анджин-сан. Икага дес ка? - Она церемонно раскланялась. Он отвечал в тон ей, что чувствует себя прекрасно, и продолжал говорить по-японски, - они условились раньше, что он будет пытаться это делать, пока у него хватает сил. На португальский он переходил, когда уж совсем уставал от усилия припоминать японские слова и еще когда хотел сказать ей что-нибудь не предназначенное для чужих ушей. - Ты, - произнес он осторожно, когда они поднимались по лестнице башни. - Ты, - откликнулась Марико и немедленно перешла на португальский, с той же серьезностью, что и в прошлую ночь: - Извините, пожалуйста, но давайте не будем сегодня говорить на латыни, Анджин-сан, сегодня латынь не подходит - она не может служить тем целям, для которых мы ею пользуемся, правда? - Когда я смогу поговорить с вами? - Это очень трудно, простите. У меня есть обязанности... - Все нормально, да? - О да, - сказала она, - пожалуйста, извините меня, но что может случиться? Ничего плохого. Они поднялись еще на один пролет не разговаривая. На следующем этаже, как обычно, у них проверили пропуска, охрана шла впереди и сзади. Пошел сильный дождь, влажность в воздухе уменьшилась. - Этот дождь на несколько часов, - заметил Блэксорн. - Правда, но без дождей не будет риса. Скоро дожди прекратятся, через две или три недели, тогда будет жарко и влажно до самой осени. - Она выглянула из окна и показала ему на лохматые облака. Это очень живописное зрелище, Анджин-сан, вам нравится? - Да, - он смотрел на "Эразмус", который был далеко отсюда, у пристани. Но дождь скоро скрыл от него корабль. - После того как мы побеседуем с господином Торанагой, нам придется ждать, пока кончится дождь, - нет ли здесь места, где мы могли бы поговорить? - Это связано с трудностями, - Она уклонилась от прямого ответа, и он нашел это странным. Обычно она была очень решительна и излагала свои вежливые "предположения" как приказы - так они и воспринимались. - Прошу простить меня, Анджин-сан, но у меня сейчас трудное положение и мне нужно много всего сделать. - Она на мгновение остановилась и переложила зонтик в другую руку, придерживая нижнюю кайму кимоно. - Как у вас прошел вечер? Как ваши друзья, ваша команда? - Прекрасно. Все было прекрасно, - сказал он. - Действительно "прекрасно"? - переспросила она. - Прекрасно, но очень странно. - Он оглянулся на нее. - Вы что-то заметили, да? - Нет, Анджин-сан. Но вы не упомянули о них, а вы же много о них думали в последнюю неделю. Я не волшебница, извините. После паузы он решился: - А у вас все хорошо? С Бунтаро-саном ничего не возникло? Он никогда не говорил с ней о Бунтаро и после Ёкосе не упоминал его имени. Они согласились на том, что никогда не будут обсуждать ее семейную жизнь. - Это мое единственное требование, Анджин-сан, - прошептала она в первую ночь. - Что бы ни случилось во время нашего путешествия до Мисимы или, если позволит Мадонна, до Эдо. - для нас не будет иметь никакого значения, да? Мы не будем обсуждать между собой то, что происходит, да? Не будем... Пожалуйста. - Я согласен. Клянусь. - И я тоже. В конце концов, наше путешествие кончается в Эдо, у Первого Моста. - Нет. - Но конец должен быть, дорогой. У Первого Моста наше путешествие кончается. Пожалуйста, или я умру от страха за вас, от мыслей об опасности, в которую я вас втянула... Вчера утром он стоял у входа на Первый Мост и у него внезапно стало тяжело на душе, - не спас даже тот подъем, что он испытал при виде "Эразмуса". - Сейчас мы должны пересечь мост, Анджин-сан, - сказала Марико. - Да, но это всего лишь мост, один из многих. Иди, Марико-сан, иди рядом со мной через этот мост. Рядом со мной, пожалуйста. Давай пройдем вместе, - добавил он по-латыни, - и верь, что ты прошла и что мы рука об руку идем к началу чего-то нового. Она вышла из паланкина и пошла рядом с ним, пока они не перешли по мосту на ту сторону. Там она снова села в паланкин с занавешенными окнами, и они стали подниматься по пологому склону. Блэксорн помнил, как молился Богу, чтобы с неба ударила молния. - Так с ним ничего не возникло? - повторил он все же свой вопрос, когда они подходили к последней площадке. Марико покачала головой. Торанага начал беседу: - Корабль вполне готов, Анджин-сан? Это точно? - Точно, господин. Корабль в прекрасном состоянии. - Сколько еще надо людей... - Торанага взглянул на Марико, - пожалуйста, спросите его, сколько человек команды требуется дополнительно, чтобы корабль нормально плавал. Я хочу быть совершенно уверен: он понял, что именно я хочу знать. - Анджин-сан говорит: для того чтобы выйти в плавание на корабле, необходимо тридцать моряков и двадцать артиллеристов. Сначала его команда состояла из ста семи человек, включая повара и купцов. Чтобы плавать и воевать в этих морях, достаточно двухсот самураев. - И он считает, что тех, кто ему потребуется, он может найти в Нагасаки? - Да, господин. Торанага произнес будто про себя: - Я вовсе не доверяю наемникам... - Прошу меня простить, господин, вы хотите, чтобы я перевела эти ваши слова? - Что? О нет, не обращайте внимания. Торанага встал, все еще делая вид, что чем-то недоволен, и посмотрел в окно на дождь: ливень не позволял рассмотреть город. "Пусть дождь идет еще несколько месяцев, - подумал он. - О Боги, все, какие только есть, - сделайте так, чтобы дожди шли до Нового года! Когда Бунтаро сможет встретиться с моим братом? " - Скажите Анджин-сану, что завтра я передам ему его вассалов. Сегодня ужасная погода - этот дождь будет идти весь день, нигде нет ни клочка сухой земли. - Да, господин, - донесся до него голос Марико. Он иронически улыбнулся. Никогда еще за всю его жизнь ему не мешала погода. "Она, конечно, уверена, как и остальные, кто сомневается, что я постоянно меняюсь к худшему", - думал он, зная, что не может уклониться от выбранного курса, - Завтра или через день - какая разница? Скажите ему, что, когда я буду готов, я пошлю за ним. До этого времени он должен оставаться в замке. Он слышал, как Марико перевела его слова Анджин-сану. - Да, господин Торанага, я понял, - Блэксорн отвечал сам, без Марико, - но вы не против, если я задам вопрос: можно ли быстро выехать в Нагасаки? Думаю, что это важно, прошу меня извинить. - Я решу это позднее, - Голос Торанаги прозвучал резко, - он не старался сохранять обходительность и сделал знак, что аудиенция окончена, - До свидания, Анджин-сан, я скоро решу, что делать с вами. - Он видел, что тот хочет настаивать на своей просьбе, но постарался от него отделаться. "Боже мой, - подумал он о Блэксорне, - наконец-то этот чужеземец научился вежливости! " - Скажите Анджин-сану, что ему нет нужды ждать вас, Марико-сан. До свидания, Анджин-сан. Марико выполнила его просьбу. Торанага, отвернувшись, смотрел на город, на ливень, что обрушился на него, прислушивался к шуму воды. " Дверь за Анджин-саном закрылась. - Так что за ссора? - Торанага обратился к Марико не глядя на нее. - Простите, господин? Его настороженный слух тут же уловил слабое дрожание в ее голосе. - Ссора, разумеется, между Бунтаро и вами, или вы участвовали в другой, которая касается меня? - добавил он с горьким сарказмом, - этот оттенок в голосе казался ему необходимым... да-да, это ускорит дело. - С Анджин-саном, может быть, или с моими врагами - христианами, или с Тсукку-саном? - Нет, господин, пожалуйста, извините меня. Это началось, как всегда, как начинаются обычно ссоры между мужем и женой. Фактически из-за ничего. Потом внезапно, как обычно и бывает, все стало разрастаться и подействовало и на него и на меня - под соответствующее настроение. - И у вас было такое настроение? - Да. Пожалуйста, простите меня. Я немилосердно провоцировала своего мужа. Это полностью моя вина. Сожалею, господин, но в таких случаях люди говорят дикие вещи. - Ну, давайте выкладывайте, что за "дикие вещи"? Марико побледнела, - да, она перед ним теперь как загнанная лань; конечно, она догадывалась: шпионы уже сообщили ему, о чем именно кричали в тишине их дома... Она пересказала ему все, что тогда говорилось, стараясь излагать как можно полнее, потом добавила: - Я считаю, что мой муж пребывал в состоянии дикого гнева, который спровоцировала я. Он предан вам, - я знаю, что предан. Если нужно кого-то наказать, то, конечно, меня, господин. Я вызвала это его сумасшествие. Торанага, прямой как струна, снова сел на подушку, лицо его окаменело. - Что сказала госпожа Дзендзико? - Я не разговаривала с ней, господин. - Но вы собираетесь с ней поговорить или собирались? - Нет, господин. С вашего разрешения, я намеревалась сразу же уехать в Осаку. - Вы поедете когда я скажу, не раньше. Измена - самое отвратительное из всего, что может быть! Она поклонилась, стыдясь его язвительных слов. - Да, господин. Пожалуйста, простите меня, это моя ошибка. Он позвонил в маленький ручной колокольчик - дверь распахнулась, появился Нага. - Слушаю, господин. - Позови сейчас же господина Судару с госпожой Дзендзико. - Да, господин. - Нага повернулся, чтобы уйти. - Подожди! Потом собери мой совет, Ябу и всех... и всех старших генералов. Они должны быть здесь в полночь. Освободи этот этаж от всех часовых. Возвращайся с Судару. - Да, господин. - Побледневший Нага закрыл за собой дверь. Торанага услышал шум на лестнице, подошел к двери и открыл ее-на площадке никого не было. Он захлопнул дверь, взял другой колокольчик и позвонил. Открылась внутренняя дверь в дальнем конце комнаты - едва заметная, так ловко замаскировали ее мастера в деревянной панели стены. На пороге стояла полная женщина средних лет, в накидке с капюшоном одежде буддийской монахини. - Слушаю вас. Великий Господин. - Будь добра, зеленого чаю, Чано-чан, - попросил Торанага. Дверь закрылась, Торанага снова посмотрел на Марико. - Так вы думаете, что он предан мне? - Я это знаю, господин. Пожалуйста, простите меня, это была моя вина, не его. - Она отчаянно пыталась убедить Торанагу. - Я его спровоцировала. - Да, это вы. Отвратительно! Ужасно! Непростительно! - Торанага вынул бумажный платок и вытер бровь. - Но удачно. - Простите, господин? - Если бы вы его не спровоцировали, я, может быть, никогда не узнал бы об измене. Если бы он сказал все это без всякого повода, это было бы одно, а так... вы дали мне еще один вариант. - Господин? Он не ответил. Он думал: "Хотел бы я, чтобы здесь был Хиро-Мацу - хоть один человек, которому я полностью доверял". - А как насчет вашей преданности? - Пожалуйста, господин, я отвечаю искренне: вы знаете, что я вам предана. Торанага не ответил. Взгляд его был безжалостен. Открылась внутренняя дверь, и Чано, монахиня, уверенно, не постучав, вошла в комнату с подносом в руках. - Вот, Великий Господин, я вам приготовила. - Она по-крестьянски встала на колени. Руки у нее были большие, грубые, как у крестьянки, но в ней чувствовались самоуверенность и самодовольство. - Пусть Будда благословит вас с миром. - Она повернулась к Марико, поклонилась ей, как кланяются крестьянки, и снова удобно устроилась на полу. - Не окажете ли вы мне любезность, госпожа, не нальете ли чаю? Вы ведь прекрасно с этим справитесь, ничего не прольете, верно? - Глаза ее светились, она явно была довольна. - С удовольствием, Оку-сан. - Марико, скрыв свое удивление, назвала монахиню по религиозному ее имени. Она никогда не видела раньше мать Наги, хотя знала большинство других женщин, имевших при Торанаге официальное положение, - ей доводилось встречать их на различных торжествах. Но хорошие отношения она поддерживала только с Киритсубо и госпожой Сазуко. - Чано-чан, это госпожа Тода Марико-нох-Бунтаро, - представил Торанага. - Ах, со дес, простите, я подумала, что вы одна из почтенных дам моего великого господина. Прошу простить меня, госпожа Тода, можно мне передать вам благословение Будды? - Благодарю вас. - Марико предложила чашку Торанаге, он взял ее и выпил. - Налейте, Чано-сан, и себе, - предложил он. - Простите, Великий Господин, с вашего разрешения, мне не надо, от такого количества чая у меня уже плавают зубы, а туалет слишком далек для моих старых костей. - Упражнение тебе поможет, - утешал Торанага, радуясь, что послал за ней, когда вернулся в Эдо. - Да, Великий Господин, вы правы - как всегда. - Чано удостоила своим вниманием Марико: - Так вы дочь господина Акечи Дзинсаи? Чашка Марико застыла в воздухе. - Да. Прошу извинить меня... - О, вам нечего извиняться, дитя. - Чано добродушно рассмеялась, ее живот заходил вверх-вниз, - Я не узнала вас, пока не назвали по имени, прошу извинить меня, но в последний раз я видела вас на свадьбе. - Да? - О да, я видела вас во время венчания, но вы не видели меня. Я подсматривала за вами через седзи. Да, за вами и за всеми знатными людьми, диктатором Накамурой, то есть Тайко, и всеми дворянами. О, я была так застенчива, что стеснялась присоединиться к этой компании. Но для меня это было очень хорошее время. Лучшее в моей жизни. Это был второй год, как Великий Господин оказал мне свою милость, я была беременна, хотя все еще оставалась крестьянкой, какой была всегда. - Глаза у нее затуманились, и она добавила: - Вы очень мало изменились с тех пор, - все еще одна из отмеченных Буддой. - Ах, как бы я хотела, чтобы это было так. - Это правда. Вы знали, что избраны Буддой? - Нет, Оку-сан, как бы мне ни хотелось этого. Торанага сказал: - Она христианка. - Ах, христианка, - какое это имеет значение для женщины, христианка или буддистка. Великий Господин? Иногда никакого, хотя женщинам нужны определенные боги. - Чано радостно хихикнула. - Мы, женщины, нуждаемся в боге, Великий Господин, чтобы он помог нам иметь дело с мужчинами. - А мы, мужчины, нуждаемся в терпении как у богов, чтобы иметь дело с женщинами. Чано засмеялась, и это неожиданно как бы согрело комнату и на мгновение ослабило дурные предчувствия Марико. - Да, Великий