мостом и очутились в другом канале. -- Но все-таки куда мы едем? -- спросила Беатриса д`Азола. -- Погоди и сама увидишь, -- бесцеремонно посоветовал Антонио своей двоюродной сестре. Анджела же все это время хранила молчание, что было совсем на нее не похоже. Они расплатились с гребцами и вышли на берег. -- Мы только посетим мастерскую мессера Ринальдо, -- сказал Антонио. -- Вы же знаете, что он недавно звал Алана прийти посмотреть его картины. -- Солнце вот-вот зайдет, -- язвительно заметила Анджела. -- Самое подходящее время любоваться картинами! Впрочем, картины эти писал Ринальдо, так что, пожалуй, чем темнее, тем лучше. Ответить на это было нечего. Ринальдо, толстый чернобородый художник, пытался во всем подражать своему другу Тициану -- большая ошибка с его стороны, потому что таланта Тициана у него не было. Подобно Тициану, он писал фрески, портреты, сцены из античных легенд, но что-то в них было не так. Как и Тициан, он отказался служить прихотям одного богатого мецената и завел собственную мастерскую, где писал картины для всех, кто выражал желание их купить. К несчастью, таких желающих находилось немного. Тем не менее Ринальдо неизменно пребывал в превосходном расположении духа -- возможно, потому, что то и дело пропускал стаканчик-другой дешевого местного вина, которое он очень любил. Своих молодых гостей он встретил с распростертыми объятиями. В мастерской было уже почти темно. К стенам были прислонены недописанные холсты, на полу валялись этюды и наброски. Острый запах лука, которым Ринальдо заедал хлеб с сыром, совсем заглушил запах красок. -- Добро пожаловать, добро пожаловать! -- загремел он. -- Это большая честь для меня. Нет-нет, не садитесь на эту скамью, синьорины, я клал на нее свою кисть, и можно прилипнуть. Выпейте винца! Скушайте луковичку! Ну, не угодно -- как угодно. Прошло несколько минут, прежде чем Алану и Антонио удалось отвести его в сторону и шепотом объяснить, о какой услуге они его просят. Художник пришел в восторг: -- Можно ли Алану переночевать здесь? Поспать до рассвета? Ну конечно. Мы отыщем ему удобный уголок... -- Говори, пожалуйста, потише, -- умоляюще шепнул Алан. -- Девушки об этом ничего не знают. -- Ты так думаешь? -- Запрокинув черную курчавую голову, Ринальдо разразился веселым хохотом, больше всего напоминавшим рев рассерженного быка. -- Уж поверь мне, от женщин ничего не укроется. Он не сомневался, что тайный отъезд Алана из Венеции связан с какой-то неблаговидной проделкой, и ничто не могло его переубедить. Сам по уши в долгах, он был уверен, что молодой англичанин задумал удрать от своих кредиторов. Басисто похохатывая, он то и дело тыкал Алана указательным пальцем в бок, что юноше очень не нравилось. На улице уже совсем стемнело, и остальным пора было возвращаться домой. Когда они встали, собираясь уходить, Беатриса вопросительно поглядела на Алана. -- Так, значит, ты не возвращаешься с нами? Нам, вероятно, следовало бы проститься? Алан смутился и почувствовал себя неотесанным мужланом. Его утешила только мысль, что, когда он благополучно покинет Венецию, Антонио объяснит им, в чем дело. -- Да, -- пробормотал он, -- всего хорошего. Он повернулся к Анджеле, но она уже сбежала по лестнице, не простившись с ним. -- Пора вставать, мой юный шалопай! Ночь была такой тихой, что даже Ринальдо приглушил свой громовой голос. Алан заворочался на лавке, мигая от желтого света воскового огарка. -- Который час? -- спросил он зевнув. -- Уже скоро рассветет. За тобой, как ты и говорил, пришел корабельный юнга. -- А ты уверен, что это не самозванец? -- Алан спустил ноги с лавки, нащупывая башмаки. -- Он передал мне для тебя вот это. -- И Ринальдо протянул Алану его собственный перстень с фамильным гербом, который он накануне передал Альду, чтобы узнать вестника с "Дельфина". Надев кольцо на палец, юноша встал. -- Не выпьешь ли винца? -- с надеждой предложил художник. -- Ну что ж, не угодно -- как угодно! Выйдя на улицу, Алан вздрогнул от холода. С Альп дул пронизывающий северо-западный ветер. Юнга плотно закутался в плащ и натянул свой шерстяной колпак на самые уши. Они почти не разговаривали, потому что Алан еще недостаточно хорошо выучил итальянский язык, чтобы понимать деревенский диалект немногословного юнги, совсем не похожий на речь венецианцев. Заря еще не занялась, а факелов у них не было, но юнга тем не менее уверенно шел по темным улицам, громко стуча по мостовой тяжелыми деревянными башмаками. Вскоре они уже оказались на пристани, возле которой стоял "Дельфин". На корабле, готовясь к отплытию, суетились матросы. У сходен стоял какой-то тощий человек и тревожно постукивал пальцем по украшенному резьбой борту. Алан ни за что не догадался бы, что перед ним капитан корабля, если бы юнга, прежде чем удалиться на корму, не ткнул в ту сторону пальцем. -- Капитан Монтано? -- вполголоса спросил Алан. Тот оглядел его в неверном свете фонаря. -- От мессера Мануция? -- спросил он унылым голосом. -- Ладно. Я тебя и жду. Твои вещи уже здесь. Завтракать будем, когда отплывем. Я спущусь к тебе, как только мы выйдем из гавани, Алан считал, что оставаться на палубе до отплытия опасно, и поспешил спуститься в каюту. "Дельфин" показался ему старой лоханью (днем это впечатление вполне подтвердилось), и он мысленно поздравил себя с тем, что плыть им предстоит по тихому Адриатическому морю, а не по бурным водам Ла-Манша. В каюте было душно, стоял тяжелый запах, и Алан с большой радостью услышал шум на палубе: значит, они отчалили и теперь медленно выходят на веслах в открытое море. Надвинув шляпу на глаза, чтобы остаться неузнанным в случае, если на берегу вдруг окажется соглядатай, он поднялся на палубу. Он на всю жизнь запомнил этот час перед завтраком, когда небо на востоке над морем побледнело, а потом стало золотым, и из отступающего сумрака стали постепенно возникать купола и башни Венеции. Опершись о борт, Алан смотрел на великолепный город, теснившийся среди лагун на сотнях островов, и следил, как первые лучи солнца, словно стрелы, падали на крыши самых высоких зданий. Богатейший порт мира, думал он, не имеющий соперников; Алан и не подозревал, что расцвет Венеции уже позади, что он сам еще доживет до того дня, когда ее затмят западные города, стоящие на новых океанских путях в Америку и Индию. Капитан Монтано уныло следил, как его матросы подымают латинский парус[1]. По-прежнему прямо им в корму дул северозападный ветер, самый попутный из всех возможных. Но даже и это как будто не радовало хмурого моряка. [1]Треугольные паруса особого типа, появившиеся в средние века на судах, плававших по Средиземному морю между "латинскими странами" (Италия, Франция и другие). Они уже вышли в море, и город, расположенный на низких островах, скрылся из виду. -- Пожалуй, пойдем позавтракаем, -- сказал капитан мрачно. -- Хоть мне от еды никакой радости нет. -- Ну так я могу съесть твою долю, -- раздался веселый голос, и вслед за ними по трапу скользнул темно-рыжий юнга. Но Алан, вздрогнув, понял, что перед ним не юноша. Несмотря на сапоги и панталоны, он узнал Анджелу д'Азола. Глава седьмая. ЧЕРНАЯ ГАЛЕРА Монтано, вероятно, догадался об истине одновременно с ним; во всяком случае, он, не проявив особого удивления, сказал коротко: -- Идем в мою каюту, пока никто из моих бродяг тебя не разглядел. А там обсудим все дело. -- Обсуждать тут нечего, -- небрежно сообщила ему Анджела, когда они сели за скромный завтрак, состоявший из хлеба и фруктов. -- Я сполна заплачу тебе за проезд. Эту одежду я надела, потому что так удобнее. Тяготы пути я готова переносить наравне с мужчинами, а если бы я явилась сюда в женском платье, это могло бы вызвать всякие затруднения. -- Да, конечно, -- угрюмо согласился Алан. Она бросила на него предостерегающий взгляд. -- О нашем деле мы поговорим потом, -- заметила она многозначительно, -- а капитану Монтано докучать им незачем. Алану вовсе не хотелось говорить про Варну в присутствии посторонних, поэтому он смирился и промолчал. Капитан, хотя он, несомненно, не знал, что подумать, не стал, однако, возражать против присутствия Анджелы, которая поспешила вытащить кошелек и тут же вручила ему плату за проезд. -- Если это бегство влюбленных, -- проговорил он, обращаясь скорее к низкому потолку, чем к ним, -- то о таком мне даже слышать не приходилось. Дама платит за себя, а кавалер как будто даже и не предполагал, что она явится на корабль. Ну-ну... -- По-моему, он вообразил, будто я убежала с тобой из родительского дома, -- засмеялась Анджела, когда они вышли из душной каюты и устроились в укромном уголке на корме. -- Ну, а могу ли я спросить, что ты здесь делаешь? -- Еду с тобой в Варну, -- невозмутимо ответила она. Алан вздрогнул и уставился на Анджелу, которая, съежившись, сидела рядом с ним; ее рыжие волосы были аккуратно убраны под шерстяной колпак. -- А что ты знаешь про Варну? -- спросил он шепотом. -- Примерно столько же, сколько и ты. У меня хороший слух. -- Но тебе нельзя ехать со мной! Это опасно. Чтобы такая молодая девушка... нет, это безумие! -- Вот что! -- Голос Анджелы стал еще более низким, как бывало всегда, когда она на чем-нибудь решительно настаивала. -- Я, конечно, не знаю, как ведут себя девушки в Англии, но ты иногда говоришь такие вещи, что я начинаю думать, уж не держите ли вы их под замком, как турки. -- Не говори глупостей! -- Ну, во всяком случае, у нас в Италии другие обычаи. Девочки учатся тому же, что и мальчики, и, став взрослыми, бывают способны подвизаться на любом поприще, открытом для мужчин. И дело не только в том, что мы не хуже вас знаем греческий или латынь... Кстати, ты когда-нибудь слышал про Олимпию Морато, которая шестнадцати лет от роду читала в Ферраре лекции по философии? -- Ну, с помощью одной философии ты до Варны не доберешься, -- возразил Алан. -- Как я хотела сказать, когда ты меня перебил, итальянские женщины способны и на многое другое. Они водили армии, они управляли целыми провинциями, они... -- И ничего в этом нет хорошего, -- упрямо стоял на своем Алан. -- Бог сотворил женщин совсем для другого: их дело -- присматривать за домом. А так они совсем превратятся в мужчин -- еще немного, и вы начнете щеголять бородами! -- Свинья! Невежда! Эти же самые женщины выращивали целую кучу детей и любили все то, что любят обычные женщины: танцевать, петь, шить себе наряды... -- Да, конечно, они несравненны, -- насмешливо согласился он. -- Вы все тут до того изумительны, что только диву даешься, как это итальянские мужчины еще ухитряются найти себе какое-нибудь занятие! Ну, да дело не в этом. Со мной ты все равно не поедешь. -- А я говорю -- поеду! -- А я говорю -- нет! -- А почему нет? Алану уже надоела эта перепалка. Он далеко уступал Анджеле в красноречии, да к тому же "Дельфин" стал тяжело раскачиваться на серых, зловещего вида волнах, и ему было не до разговоров. -- Ты мне будешь только мешать, -- огрызнулся он. -- Устанешь, или голова у тебя разболится, или еще что-нибудь придумаешь. Ты недостаточно сильна для такой поездки. Он почувствовал, что его собственная голова словно налилась свинцом, и испугался, что не сумеет продержаться до тех пор, пока эта отвратительная девчонка не уйдет куда-нибудь с кормы. -- "Недостаточно сильна"! -- вспылила Анджела. -- Ведь ты же, по-моему, видел, как я гребла на лодочных гонках! -- Прошу прощения, -- буркнул Алан и, плотно сжав губы, поспешил к противоположному борту. В этот день они больше не спорили. Алан почти все время лежал пластом на палубе, от души желая, чтобы "Дельфин" нырнул, наконец, в волны, раз и навсегда прекратив его мучения. Время от времени Анджела подходила к нему и, опустившись на колени, давала ему напиться или пососать апельсин. А потом опять принималась расхаживать по палубе в своем мужском наряде и тихонько напевать с беззаботностью, которая доводила Алана до исступления. На следующее утро волнение улеглось. Море вокруг расстилалось блестящим синим шелком. Слева были видны голубовато-серые горы Далмации и бесчисленные прибрежные островки. -- Ну, как ты сегодня -- достаточно силен? -- лукаво осведомилась Анджела за завтраком. -- Надеюсь, я тебе вчера не очень мешала? Алану оставалось только промолчать. Позже, когда они вышли на палубу, Алан наконец сдался и они заключили мир. Другого выхода у него все равно не было. Капитан Монтано собирался из Рагузы плыть дальше, и Алан знал, что не сможет заставить Анджелу не плавать на "Дельфине", пока корабль не вернется в Венецию, или отправиться из Рагузы домой с каким-нибудь другим надежным капитаном. Кроме того, он отлично понимал, что раз Анджела умудрилась разведать тайну его путешествия, а затем с помощью сложной цепи подкупов и интриг (каких именно, она отказалась ему сообщить) сумела поменяться местами с корабельным юнгой, ее обратно не отошлешь. Значит, она едет с ним, и приходится с этим примириться. А к тому же ей известна почти вся его тайна, и, пожалуй, будет лучше, если она останется под его надзором, а не отправится странствовать в одиночестве, храня в своей памяти столь опасные сведения. -- Называй меня теперь Анджело, -- сказала она так невозмутимо, словно вопрос о ее имени был единственным затруднением. Во всяком случае, им повезло, что на корабле не было других пассажиров, и они ни с кем не разговаривали, кроме Монтано, в каюте которого обедали и ужинали. Если матросы и подозревали, что Анджела -- девушка, они этого никак не показывали в ее присутствии, хотя у себя в кубрике, возможно, и строили всяческие догадки. Пьетро Монтано оказался куда более интересным человеком, чем позволял надеяться его унылый вид. Собственно говоря, у него в жизни было только две беды: скверное пищеварение и романтическая любовь к приключениям, которую не могли удовлетворить однообразные плавания по узкому Адриатическому морю. Услышав как-то, что его молодые пассажиры рассуждают о книгах, он гордо заявил: -- У меня тоже есть книга. И когда они кончили обедать, он достал единственный том, из которого состояла вся его библиотека, -- "Путешествия" Америго Веспуччи, который несколько лет назад продвинулся на юго-запад от земель, найденных Колумбом, и открыл новый тропический материк, названный в его честь. -- Вот что следовало бы делать и мне, -- заявил Монтано, на минуту оживляясь. -- Плавать по океанам, находить новые материки, давать им названия. -- Он величественно взмахнул рукой. -- Именем бога и Венецианской республики я вступаю во владение всеми этими странами и областями с их золотом и серебром, с их богатствами, и на поверхности земли, и в ее недрах! И я объявляю, что город, который я основываю здесь, будет именоваться Сан-Пьетро в честь моего святого, а вся страна будет зваться Монтаной! Алан взглянул на Анджелу и тотчас отвел глаза: оба они с трудом удержались от смеха. -- А вместо этого, -- добавил Монтано, впадая в обычное уныние, -- я продолжаю командовать этой дырявой лоханкой, из года в год перевозя из одного паршивого порта в другой хлеб и вино, изюм и лук. -- Но что тебя здесь держит? -- спросила Анджела. -- Венеция не снаряжает экспедиций в далекие страны. И остальные итальянские города тоже. Их это не интересует -- они не видят, где лежит будущее, и без спора уступают его испанцам и португальцам. Ведь и Америго Веспуччи, и Христофор Колумб -- оба они были родом из Италии, а должны были пойти на службу к чужеземцам. А вот на это я никогда не соглашусь! -- Он с комичной решимостью задрал подбородок. -- Я согласен плавать только под венецианским флагом! И все же это тягостный жребий для человека, который томится по приключениям, -- добавил он с тоской. Приключения... Открытия... Алан и Анджела говорили о них под мягкое хлопанье паруса, когда выходили подышать прохладой звездного вечера. Старики без конца ворчат, что нынешний мир совсем помешался на приключениях и открытиях. То ли дело пятьдесят лет назад, когда все было таким привычным и установленным раз навсегда! Все верили в одно и то же: Земля стояла неподвижно, а небесные светила услужливо ходили вокруг нее, чтобы разгонять мрак ночью и днем; это был плоский мир, аккуратненько окруженный океаном, и любая страна была известна всем хотя бы по названию. Человек старался жить благочестиво и после смерти отправлялся в рай или в ад в зависимости от того, насколько это ему удавалось. Столетия текли однообразно, не принося почти никаких перемен ни к лучшему, ни к худшему. Стремление к знанию почиталось греховным, а уж наука и вовсе была дьявольским соблазном. И вот теперь все это полетело вверх тормашками. Мореплаватели доказали, что Земля вовсе не плоская, что она несравненно больше, чем думали прежде, и что в мире не счесть неведомых стран. Астрономы выступили с пугающими теориями, неопровержимо доказывая, что Земля вовсе не стоит неподвижно, а мчится в пространстве с ужасающей скоростью. А ученые, именовавшие себя гуманистами, уже создавали новый образ Человека -- не греховной невежественной твари, робко ползающей между небесами и землей, но живого воплощения разума, способного к бесконечному развитию, к бесконечному накоплению знаний и мощи. -- Сколько нам известно такого, о чем наши прадеды и помыслить не могли! -- с торжеством воскликнула Анджела. -- А сколько нам еще неизвестно? -- напомнил он ей. -- Мы узнаем и это. А не мы, так кто-нибудь другой. Подумай, Алан, какое чудо: нас так много, и каждый трудится на свой лад -- тот занимается математикой, тот ведет корабли... -- А тот режет трупы, чтобы посмотреть, как мы устроены внутри. -- Фу, не говори гадостей! А впрочем, ты прав: даже и это сделать необходимо. -- А причисляешь ли ты к нам Ринальдо, который смешивает свои краски в поисках новых оттенков? -- Конечно! Мы все в этом участвуем. И дядя Альд, который воскрешает в своих печатных книгах мудрость прошлого и делает ее доступной всем... И мы с тобой, потому что едем в Варну, чтобы спасти Алексида и вернуть его людям. -- А жаль, что Пьетро не знает о цели нашего путешествия, -- задумчиво сказал Алан. -- Быть может, его немного утешила бы мысль, что и его лоханка играет в этом немалую роль. -- Он бы не понял. Для него это не приключение. Его влекут поиски новых земель. А наши поиски вряд ли покажутся ему важными. Несколько секунд они молчали, а потом Алан сказал: -- Мы живем в хорошее время, правда? Полное волнений и новизны, когда каждый день приносит что-то интересное. -- Да, я рада, что не родилась раньше. Ну конечно, о том, что будет после, я судить не могу. Следующее утро принесло с собой волнения, которые, пожалуй, могли бы удовлетворить даже Монтано с его весьма прямолинейным представлением о приключениях. Из-за обрывистых утесов, скрывавших узкий залив, выскользнуло длинное темное судно. Это была трехмачтовая боевая галера с грозным тараном на остром носу. Алан насчитал на фоне ее черного корпуса двадцать два длинных белых весла. -- Быстроходный корабль, -- заметил Алан, оборачиваясь к Анджеле. -- Если он не свернет, то мили через две мы встретимся. -- Капитан отдал какую-то команду... Смотри, мы поворачиваем вправо. -- А жаль, -- сказала Анджела. -- Мне хотелось рассмотреть эту галеру поближе. -- Ты еще сможешь налюбоваться ею досыта, -- заверил ее проходивший мимо Монтако. Тон его был даже мрачнее обычного, и Алан заметил в его глазах тревогу. -- Что ты имеешь в виду? -- спросил он. -- Пираты! -- коротко бросил Монтано и прошел на нос, отдавая спешные распоряжения матросам. Глава восьмая. "ДЕЛЬФИН" В БЕДЕ Анджела и Алан испуганно посмотрели друг на друга. Алан даже удивился, заметив, что лицо девушки побелело, настолько это не вязалось с ее обычной дерзкой смелостью. -- Они нас догонят, -- сказала она. Это было более чем вероятно. "Дельфин" уже повернул и, ловя попутный ветер, торопился уйти в открытое море. Но черная галера, узкая, быстроходная, увлекаемая не ветром, а прикованными к веслам рабами, летела по волнам, как гончая за добычей. -- Пираты Адриатики -- не люди, -- продолжала Анджела, вздрогнув, -- это хищные звери. -- Бояться нечего, -- утешил ее Алан, надеясь, что его собственное лицо не выдает страха, который он испытывает. -- Мы заставим их погоняться за нами, а тем временем подойдет какой-нибудь другой корабль, и они поспешат удрать. Но в глубине души он вовсе не был в этом уверен. Любой купеческий корабль при виде пиратов, вероятно, сам поспешит удрать, предоставив "Дельфина" его судьбе. Спасти их могло только появление военной галеры -- венецианской или какой-нибудь еще. Монтано вернулся на корму и с тревогой посмотрел на преследователей. Пиратское судно, не успев отрезать им отступление, гналось за ними. До него было не больше двух миль. Алан дернул капитана за рукав. -- Какое у нас есть оружие? -- спросил он. Монтано только пожал плечами. -- Да никакого, кроме вон той маленькой кулеврины на корме. А это не пушка, а хлопушка. -- А для рукопашной? -- Несколько пик и сабель, парочка аркебузов, еще что-то... Я раздам их своим людям. Но если пираты нас нагонят, такое оружие нам не поможет. -- А твои матросы будут драться? -- Если только им не взбредет в голову добираться до берега вплавь. Любой человек будет драться, защищая свою жизнь. Алан посмотрел в сторону берега. Он был уже так далеко, что и самый умелый пловец вряд ли смог бы до него добраться даже в такую тихую погоду. Монтано словно прочитал его мысли. -- Если они нас нагонят и пойдут на абордаж, то вам с ней лучше всего будет прыгнуть в воду. -- Она не доплывет. Я и сам-то вряд ли доплыву. А она только-только умеет держаться на воде. -- И все-таки пусть лучше попробует. Попасть в плен к этим молодцам -- удовольствие маленькое. Мы с тобой станем гребцами на галере, а ее продадут в рабство туркам. Есть вещи и похуже смерти. Чтобы умереть, нужна одна минута, а жизнь в рабстве может длиться очень долго. Они говорили вполголоса, но Анджела расслышала их слова. Теперь она подошла к ним, белая как полотно, даже губы ее побелели. -- Я не стану прыгать в море и не заколюсь, -- твердо сказала она. -- И то и другое было бы самоубийством. А церковь запрещает нам налагать на себя руки. Мы должны встретить то, что нас ждет. А пока полезнее будет не болтать, а заняться оружием. Монтано кивнул, и они последовали за ним в трюм, Как он и сказал, арсенал "Дельфина" представлял собой весьма пеструю коллекцию допотопного оружия, которое к тому же давно уже не пускалось в ход и даже не чистилось. Алан подобрал себе железную каску и кожаный панцирь, сильно заплесневевший и в нескольких местах порвавшийся, так что из дырок торчало тряпье, которым он был подбит. Однако и такой панцирь был лучше, чем ничего, и мог смягчить силу вражеского удара. Алан уже выбрал себе саблю и вдруг радостно вскрикнул: в углу лежал лук и колчан с десятком стрел. Правда, этот лук не шел ни в какое сравнение со знаменитыми английскими длинными луками, однако, натянув тетиву, Алан убедился, что стрелять из него можно. Если пираты настигнут "Дельфин", им придется познакомиться с искусством английского лучника -- весьма возможно, впервые в жизни. К тому времени, когда оружие было роздано и они вернулись на корму, галера приблизилась к "Дельфину" на расстояние в полмили. Монтано сам стал к рулю. Блестящий панцирь и высокая каска придавали ему весьма воинственный вид, но он, очевидно, надеялся не столько на силу оружия, сколько на свое умение управлять кораблем. Он, несомненно, был превосходным моряком и так искусно вел "Дельфина", что ни один порыв ветра не пропадал зря. И все же черная галера, сверкая веслами, неуклонно приближалась. Команда "Дельфина" столпилась на высоком юте, растерянно осматривая свое оружие и нервно облизывая губы. Два-три арбалетчика, заложив стрелу, усердно натягивали тетиву, а те, кто получил аркебузы, готовили порох, трут и огниво. Анджела в шлеме и стальной кольчуге заряжала арбалет так умело, словно ей не раз приходилось это делать. Алан оглядел этот маленький отряд и решил, что у них нет никакой надежды отбиться от воинственной орды, толпившейся на палубе галеры. Теперь уже было ясно, что пиратское судно несравненно быстроходнее злосчастного "Дельфина" и при желании могло бы описывать вокруг него круги. А на горизонте по-прежнему не было видно ни единого паруса. Монтано передал руль своему помощнику, а сам нагнулся над кулевриной. Она оглушительно хлопнула, но их преследователь остался невредимым. -- Но такой грохот, глядишь, и ободрит наших молодцов, -- с грустной улыбкой шепнул он Алану. На первый взгляд могло показаться, что выстрел, во всяком случае, напугал пиратов, потому что галера неожиданно изменила курс и, повернув направо, начала отставать. Однако вскоре стало ясно, что пираты вовсе не пытаются уйти от огня кулеврины, а просто заходят сбоку, намереваясь протаранить борт "Дельфина". Быстроходная галера могла осуществить этот маневр, не опасаясь упустить добычу. Положение становилось критическим. Галера вновь начала приближаться к ним, и ее острый нос был нацелен на то место, где через минуту должен был оказаться борт "Дельфина". Она уверенно настигала свою жертву, и на "Дельфине" были уже хорошо слышны не только яростные крики пиратов, но и щелканье бичей, опускавшихся на спины гребцов. Однако пираты не знали, с каким искусным моряком они имеют дело. Монтано, разок выстрелив из пушки для поддержания своего достоинства, вновь с облегчением вернулся к оружию, которым владел лучше всего, -- к рулю своего корабля. Внезапно "Дельфин" угрожающе накренился и повернул так круто, что стоявшие на палубе еле удержались на ногах. Парус захлопал, словно крылья тысячи рассерженных чаек, снасти и мачты заскрипели, застонали, возмущенно протестуя... А с настигшей их галеры донесся громкий треск ломающихся весел и вопли раненых. Алан вцепился в борт, стараясь не потерять равновесия, и посмотрел вниз. Галера снова отстала, беспомощно покачиваясь на волнах. Он понял, что произошло. Выждав до самой последней секунды, Монтано .резко положил руль вправо, чуть не перевернув "Дельфина". Галера, разогнавшаяся, чтобы таранить свою жертву, промахнулась и только слегка задела борт "Дельфина", не причинив вреда старому кораблю, но зато первые шесть весел ее левого борта сломались, словно сухие прутики. Тем временем "Дельфин" продолжал как ни в чем не бывало нестись по волнам, а галера застыла на месте, пока надсмотрщики пересаживали гребцов так, чтобы на обоих бортах оказалось равное число весел. -- Боюсь, такой штуки дважды не повторить, -- сказал Монтано, но по его губам скользнула радостная улыбка, а команда "Дельфина" немного ободрилась. Они успели уйти от галеры примерно на полмили, прежде чем она вновь возобновила погоню. Но ей ничего не стоило вновь приблизиться к тихоходному "Дельфину". И вот во второй раз пираты начали заходить сбоку... -- Держитесь крепче! -- сказала Анджела, стараясь говорить весело. -- Капитан Монтано, того и гляди, перевернет нас вверх дном. Но теперь, приближаясь, пираты дали залп из арбалетов и аркебузов. К счастью, галера была настолько ниже "Дельфина", что тем, кто находился на его юте, достаточно было только пригнуться. Один Монтано стоял выпрямившись. Его руки ни на секунду не оставляли руля, а печальные карие глаза напряженно смотрели на врага в ожидании подходящей минуты. И, против всяких ожиданий, ему удалось повторить свой маневр, хотя пираты были уже начеку и сумели сохранить весла в целости. Галера не получила, никаких повреждений и почти немедленно возобновила преследование. Монтано слегка усмехнулся, что было для него редкостью. -- Если они и в третий раз попробуют зайти сбоку, -- пробормотал он, -- то я, пожалуй, поверну руль в другую сторону и сам протараню их. -- Так за чем же дело стало? -- спросил Алан. -- Быть может, тебе удастся переломить галеру пополам. -- Нашим-то тупым носом! "Дельфин" -- это не корабль, а бочка. Тут нужен острый клюв, как у них. Да и скорости не хватит. Мы только стукнем их и не успеем отойти, а они тут же возьмут нас на абордаж и посыплются на "Дельфин", как обезьяны. Но как бы то ни было, пираты, по-видимому, не были склонны повторять уже дважды сорвавшийся маневр. Галера заняла свою прежнюю позицию прямо за кормой "Дельфина", очевидно собираясь пройти параллельно его левому борту. У ее правого борта уже толпились смуглые люди с абордажными крючьями, а их товарищи, забравшись на ванты, готовились прыгать на "Дельфин" сверху. Монтано еще раз выстрелил из кулеврины, но, несмотря на оглушительный грохот и густой клуб дыма, пользы этот выстрел не принес никакой. -- Так их не остановишь, -- заметил Алан. Он выбрал стрелу, натянул тетиву на английский манер -- так, что оперение коснулось уха, и выстрелил. На корме галеры раздался громкий вопль, и вражеское судно вдруг дрогнуло и повернуло в сторону. -- Да в кого ты попал? -- воскликнула Анджела. -- В рулевого. -- На таком расстоянии? -- Для варвара-англичанина такое расстояние -- пустяк. Куда труднее было высмотреть его в этой толпе. -- Прекрасный выстрел, -- одобрительно заметил Монтано. -- А ну-ка попробуй еще разок! -- Хорошо. -- И Алан, натянув лук, прицелился. У руля галеры встал другой пират, и она вновь приближалась к ним с левого борта. Вторая стрела просвистела в воздухе, и Алан увидел, что опять не промахнулся. Вновь галера вильнула в сторону, но тут же легла на прежний курс. Однако нового рулевого совсем не прельщала роль мишени -- во всяком случае, его товарищи натянули перед ним кусок парусины, заслоняя его от "Дельфина". Алану оставалось только стрелять в них, и ему удалось ранить двоих или троих. Но едва лишь парусина провисала, как другой пират сменял упавшего и вновь ее натягивал. Галера неуклонно приближалась. Стрелы арбалетов стучали по юту "Дельфина", и один из стоявших там матросов был убит. Изредка грохотал аркебуз, поднималось облачко дыма, и в воздухе свистела пуля. -- Попала, -- гордо сказала Анджела. Алан оглянулся. Она старательно натягивала тетиву арбалета, готовясь к новому выстрелу. Но будет ли для него время? Галера почти поравнялась с ними, и ни мореходное искусство, ни меткая стрельба уже не могли отогнать ее. Вот острый таран прошел сбоку под высоким ютом "Дельфина". На вантах, готовясь к прыжку, висели загорелые бородачи. Алан натянул лук и высматривал вожака, горько жалея, что рядом не лежит полный колчан и он не может воспользоваться уроками старого Эндрью и выпускать стрелу за стрелой без остановки. У него оставалась одна-единственная стрела. Он выбрал мишень и спустил тетиву. Пират упал с мачты, словно спелая слива, и с громким всплеском исчез под водой в узком промежутке между кораблями. Алан бросил лук и схватил саблю. Гребцы на галере убрали весла. В воздухе, словно змеи, замелькали веревки с крючьями. Длинные багры жадно царапали борт "Дельфина", стараясь вцепиться в него. Вот корабли столкнулись, разошлись, снова столкнулись -- и уже больше не расходились. На палубу "Дельфина", словно град, посыпались босоногие пираты. Монтано собрал свою команду на юте, готовясь к последней схватке, -- людей было слишком мало, и он не мог построить их у борта, чтобы не пустить пиратов на корабль. Но сейчас у них было одно преимущество: ют поднимался над кишевшей врагами палубой, словно крохотная крепость, и взобраться на него можно было только по двум лестницам на правом и левом борту, почти таким же крутым, как трапы, хотя они и были снабжены перилами. Монтано встал у одной из лестниц. На его худом нахмуренном лице нельзя было заметить никаких признаков страха. Почетный пост у второй лестницы, казалось, никого не привлекал, и туда направился Алан. Пираты без промедления кинулась штурмовать ют. Они дрались со свирепым упорством, не обращая внимания на раны. "Странно, -- думал Алан, нанося и отражая удары, -- странно. Ведь они дерутся только ради наживы, а не за бога, за короля или за какое-нибудь великое дело. Мертвому пирату добыча с "Дельфина" не принесет никакой радости, да и раненому она вряд ли послужит большим утешением". Как странно устроен мир! Всего лишь несколько месяцев назад он дрался в кембриджской харчевне со студентами своего же университета, а сейчас должен сражаться не на жизнь, а на смерть с далматскими пиратами, и снова в руках у него чужое оружие! "Если я уцелею, -- подумал он со слабой улыбкой, -- мне все-таки надо будет обзавестись собственной шпагой". Ага! Этот тоже не был знаком с любимым приемом старого Эндрью! Убитый пират покатился по лестнице, сбивая тех, кто лез вслед за ним. Но это продолжалось недолго. Кому-то, видимо, удалось одолеть Монтано -- во всяком случае, несколько пиратов взобрались на ют, и вокруг уже кипела схватка. Еще одна-две минуты -- и все будет кончено. Несколько матросов с "Дельфина" прыгнули в море, другие, упав на колени, молили о пощаде, а Монтано неподвижно лежал возле лестницы. Рядом с Аланом очутилась Анджела -- целая и невредимая, она энергично размахивала пикой. -- В каюту! -- скомандовал он, -- Это наша единственная возможность спастись. Сам он не слишком-то верил, что они найдут там спасение -- разве что продлят свою жизнь на пять минут. -- А как мы туда попадем? -- Прыгай на палубу, я за тобой. Анджелу никак нельзя было упрекнуть в нерешительности. Она без колебаний перекинула ноги через перила и спрыгнула на палубу. Никто этого не заметил. Те пираты, которым еще не надоело драться, лезли на ют по боковым лестницам. Но большая часть их товарищей уже разбежалась по кораблю и занялась грабежом. Алан сделал выпад. Его новый противник отступил, и юноша, спрыгнув на палубу, очутился возле Анджелы. -- Быстрей! -- шепнул он. Они бросились вниз по трапу. -- Только не в капитанскую каюту! -- сказала Анджела. -- Они сразу кинутся туда искать деньги. -- Ничего... Я придумал план. Он первым вбежал в каюту. -- Почему ты не задвинул засов? -- изумленно спросила Анджела. -- Не стоит. Вот посмотри... Он подбежал к окну. Это кормовое окно было гордостью Монтано -- прекрасное окно с мелким переплетом и даже с цветными стеклами. Алан выглянул наружу и облегченно вздохнул. -- Я так и надеялся. Ты боишься высоты, Анджела? -- Не слишком. -- Отлично. Ну так лезь первая. -- Лезть? Куда? -- В окно. -- Но... но я не доплыву отсюда до берега,, -- Будем надеяться, что тебе совсем не придется плавать. Если не разожмешь руки, то и не придется. Глава девятая. ГИБЕЛЬ КОРАБЛЯ Как уже не раз упоминалось, корма "Дельфина" была очень высока. Ее украшала богатая резьба и множество всяких статуй, пестро окрашенных выступов и перекладин, потому что в те дни кораблестроители больше старались подражать зодчим, воздвигавшим дома, и мало думали о мореходных качествах своих судов. Палуба юта выступала над окном капитанской каюты, образуя нечто вроде козырька. Таким образом, два человека могли вылезти из окна и устроиться на каком-нибудь украшении под нависающим ютом. Анджела обхватила руками деревянную статую святого Христофора, покровителя всех плавающих и путешествующих. Алан, выбравшись вслед за ней, уцепился за позолоченную русалку. Ни святой, ни русалка, по-видимому, не обиделись на подобную фамильярность -- во всяком случае, их изъеденные солью лица не изменили равнодушного выражения. Это было довольно безопасное убежище, потому что "Дельфин", по-прежнему сцепленный с галерой, почти не двигался, а на море царствовал штиль. Конечно, дело обстояло бы по-иному, если бы корабль сильно качало, а под его кормой кипели высокие волны. Правда, их могли увидеть. Однако нависающий ют заслонял их от случайных взглядов с палубы, а чтобы разглядеть их из окна каюты, нужно было бы высунуться в него чуть ли не по пояс, да еще вывернуть шею. От пиратского судна их заслонял борт "Дельфина", и с этой стороны никакая опасность не грозила им до тех пор, пока галера не отвалила бы от корабля. Да и пираты, судя по доносившемуся шуму, были слишком заняты, чтобы глазеть по сторонам. -- Что там происходит? -- прошептала Анджела. -- Они грабят корабль. Слышишь -- по палубе катят бочки. Оба прислушались. -- Хороший знак, -- пробормотал Алан. -- Ты думаешь, что они уплывут и бросят "Дельфин"? Иначе они не стали бы снимать с него груз. -- Вот именно. На что им эта старая лоханка? Ш-ш-ш!.. Кажется, кто-то вошел в каюту. Они замерли. Из открытого окна у их ног донеслись грубые голоса, стук падающей мебели, лязг взламываемых замков... Они догадались, что грабители наткнулись на винный погребец капитана и решили промочить глотку. Потом внизу все стихло, и слышны были только шум и крики с палубы. -- Бедный капитан Монтано! -- вздохнула Анджела, решив, что можно опять заговорить. -- Он так мечтал о приключениях... И вот такой конец. -- Это был мужественный человек, он заслуживал лучшего корабля и лучшей команды. -- А что с матросами? -- Я видел, что некоторые прыгали в воду, но, наверное, они утонули. Правда, нас относит к берегу, но до него еще далеко. А тех, кого пираты не убили, конечно, продадут в рабство. С галеры донесся хриплый рев трубы. На "Дельфине" раздались громкие крики. -- Пожалуй, они собираются отчалить и дают сигнал своей команде вернуться на галеру. -- Может быть, нам на помощь идет военный корабль? -- с надеждой сказала Анджела. -- Если бы так! Мы вдвоем не сможем управлять "Дельфином". -- Ну все-таки лучше остаться на нем вдвоем, чем вместе с пиратами. А кроме того, в случае необходимости мы можем воспользоваться лодкой. Снова заревела труба. И сразу с палубы донесся топот множества ног. Затем на "Дельфине" воцарилась мертвая тишина, зато на галере поднялся страшный шум. -- Попробуем вернуться в каюту, -- предложил Алан. -- По-моему, пираты отчаливают. Как бы они нас не заметили, когда корабли разойдутся. Укрывшись в каюте, они с удовольствием расправили затекшие руки и ноги. Пираты учинили здесь настоящий разгром: вспороли все подушки в поисках припрятанных ценностей и даже перебили стаканы -- вероятно, попросту в стремлении удовлетворить бессмысленную жажду разрушения. Алан и Анджела напряженно прислушивались, готовые при первом признаке опасности снова броситься к окну. Но на "Дельфине" царило безмолвие: только угрюмо хлопал парус да стонали и скрипели снасти. -- Подожди здесь! -- сказал Алан. -- Я пойду проверю, отошла ли галера. Он осторожно выбрался на палубу. Там никого не было. Согнувшись в три погибели, он прокрался к борту. Черная галера была уже в сотне ярдов и направлялась к берегу, а "Дельфин", увлекаемый северо-западным бризом, продолжал неторопливо плыть прежним курсом -- правда, теперь он рыскал из стороны в сторону, потому что никто не стоял у его руля. Других кораблей не было видно. Алан все же поднялся на ют и осмотрел горизонт. Между небом и землей не виднелось ни единого паруса. Пираты бросили "Дельфин" не потому, что испугались, а потому, что уже сняли с корабля все ценное. Но, во всяком случае, они уплыли, а это было самое главное.