уся три дня назад. Вдова Силвио начала девятидневный молебен за выздоровление Орасио, "такого хорошего человека", - как говорила она. Виржилио проводил Эстер до Табокаса, не обращая внимания на пересуды, однако на фазенду в тот день не поехал. Он решил отправиться туда, если полковнику станет хуже. С тех пор как он узнал, что Жука Бадаро ускользнул от покушавшихся на него жагунсо, Виржилио тоже носил при себе револьвер. Табокас жил ожиданиями посланцев, приезжавших с фазенды за лекарствами. Кабинет доктора Жессе был закрыт, и его жена объявляла всем пациентам, что "доктор вернется лишь тогда, когда решится дело с полковником Орасио". Эта фраза понималась обывателями в том смысле, что доктор вернется только когда будет сопровождать труп Орасио, ибо никто еще не выздоравливал от этой лихорадки. Приводили примеры, их было множество; умирали работники и полковники, доктора и торговцы. Снова богомольные старухи стали вспоминать рассказы о дьяволе, который был посажен в бутылку и должен выйти оттуда, чтобы унести с собой душу Орасио. Говорили, что брат Бенто уже отправился из Феррадаса на фазенду с дарами святого причастия для Орасио: монах должен был исповедать его и отпустить грехи. И все же Орасио выжил. Прошло семь дней, и температура начала понемногу спадать, потом стала нормальной Возможно, полковника спасли не столько лекарства доктора Жессе, сколько крепкое здоровье - человек без пороков и болезней, с сильным организмом. Как только у него начала снижаться температура, он приказал приступить к вырубке леса Секейро-Гранде. Виржилио был вызван на фазенду, полковник хотел посоветоваться с ним относительно некоторых юридических тонкостей. Впрочем, Виржилио приезжал как-то раз и до этого, но полковник тогда был плох: он бредил какао, вырубал леса, разбивал плантации. В бреду он выкрикивал приказания, сажал и собирал какао. Эстер не отходила от постели больного, проявляла безграничную преданность, она похудела. Когда Виржилио приехал в первый раз, она только спросила, не имеет ли он каких-нибудь известий о ее сыне, оставшемся в Ильеусе, и он почти не видел ее одну. Лишь на мгновение они встретились наедине, когда она шла из кухни в комнату с тазом горячей воды; он поцеловал ее. Им почти не удалось поговорить друг с другом, и Виржилио страдал, как будто она ему изменила. Но вместе с тем в его глазах чувствовалось какое-то беспокойство, он считал себя виновным в болезни Орасио, в его смерти, которая казалась неизбежной, как будто полковник заболел потому, что он, Виржилио, пожелал этого. Он понимал, что и у Эстер было такое же чувство, и страдал от этого. Когда Орасио, находясь уже вне опасности, вызвал Виржилио, тот старался казаться опечаленным, в особенности перед Эстер, у которой было усталое и подавленное лицо. Полковник лежал на белоснежных простынях, одетый в свою неизменную ночную рубашку, Эстер сидела на постели мужа, держа его за руку. Орасио никогда не был так счастлив, как к концу болезни, когда почувствовал всю преданность жены. Это наполняло его гордостью; он отдавал распоряжения работникам, Манеке Дантасу и Бразу, которые навестили его в этот день. Виржилио вошел в комнату, наклонился над кроватью, обнял полковника, холодно пожал руку Эстер, которая выделялась на фоне этой мрачной комнаты, поздоровался с Манекой Дантасом, поздравил Жессе "с его чудом". Но Орасио рассмеялся: - Кроме бога, я обязан спасением ей, - и он показал на Эстер. Он тут же извинился перед доктором Жессе: - Конечно, вы, друг мой, сделали все, что могли - лекарства, лечение, чорт знает что еще... Но если бы не она, не спавшая все это время, я не знаю, как бы я выпутался... Эстер встала и вышла из комнаты. Виржилио присел на постель, на теплое место, которое только что занимала его любовница, и внезапно его охватила злоба против Орасио. Он не умер... О, если бы он мог приказать его убить!.. В течение нескольких минут Виржилио сидела молча, отдавшись целиком своим мыслям. Понадобился вопрос Манеки Дантаса, чтобы привлечь его внимание к беседе: - А ваше мнение, доктор? Виржилио встретился с Эстер позднее, на фазенде. Она обняла его и зарыдала: - Ты считаешь, что я не должна была так поступать? Но ведь я не могла иначе. Это тронуло его, он приласкал поверх платья любимое тело. Поцеловал ее глаза, щеки и вдруг тревожно вскрикнул: - У тебя жар! Эстер сказала, что нет: это просто от усталости. Она расцеловала его, попросила остаться на ночь. Она сумеет под предлогом хлопот, связанных с уходом за больным, забежать к нему в комнату. Взволнованный, Виржилио обещал, ведь он так соскучился по ее ласкам. Он расстался с ней, лишь когда они увидели на дороге приближающихся рабочих. Но за обедом Эстер почувствовала себя плохо: она на могла ни сидеть, ни есть. Пожаловавшись на озноб, выбежала из-за стола, у нее началась тошнота. Виржилио, сильно побледнев, повернулся к доктору Жессе: - Она заразилась лихорадкой! Врач встал, пошел за Эстер, она заперлась в ванной. Виржилио тоже поднялся, он почти не обращал внимания на Манеку Дантаса и Браза. Остановился рядом с врачом в коридоре. Эстер открыла дверь, глаза у нее были воспалены. Виржилио схватил ее руку. - Что с тобой? Она нежно улыбнулась ему, слегка пожав руку: - Ничего... Только я не могу стоять на ногах. Пойду немного прилягу. Я вернусь попозже... Она отдала распоряжение служанке, затем направилась в комнату, где должен был в эту ночь, такую далекую от первого приезда на фазенду, спать Виржилио, и улеглась на кровать. Он остался в коридоре, заглядывая оттуда в комнату. Доктор Жессе, попросив разрешения, вошел за нею и закрыл дверь. Орасио, лежавший в комнате по другую сторону коридора, поинтересовался, кто там, что за шум? Виржилио вошел к полковнику и прерывающимся голосом объявил: - Она заразилась лихорадкой... Он хотел что-то добавить и не мог, остановился, глядя на Орасио. Полковник широко раскрыл глаза, полуоткрыл рот, он тоже хотел что-то сказать и тоже оказался не в состоянии. Он был похож на человека, который падает и не видит ничего, за что можно было бы ухватиться. Виржилио захотелось обнять его, вместе посетовать на судьбу, вместе поплакать, потому что несчастье постигло их обоих... 9 Все в Ильеусе были одного мнения: Бадаро имели явное преимущество в борьбе за Секейро-Гранде. Это утверждали не только кумушки, сплетничавшие в церковных приделах. Сведущие люди в барах, даже адвокаты в суде сходились на том, что братья Бадаро почти одержали победу, чему в значительной мере способствовала болезнь Орасио. Судебный процесс был приостановлен после нескольких ходатайств, поданных Женаро и удовлетворенных судьей. Жука Бадаро вступил в лес и, прорубив просеки в зоне, граничащей с фазендой Санта-Ана, начал выжигать деревья. Правда, то и дело возникала перестрелка и происходили столкновения. Полковник Манека Дантас, с одной стороны, и Жарде, Браз, Фирмо, Зе да Рибейра и другие соседние землевладельцы - с другой, делали все от них зависящее, чтобы затруднить работу людей Бадаро. Манека Дантас устроил засаду на работников, отправившихся вырубать участок леса, в результате чего произошла крупная перестрелка. Браз с несколькими людьми вторгся ночью в лагерь на опушке леса, воспользовавшись отсутствием Жуки. Но, несмотря на это, работа продолжалась: Бадаро закрепились в лесу. Участились и нападения на людей Орасио. В то время как Жука сопровождал и охранял работников, Теодоро дас Бараунас совершал набеги. Однажды ночью он появился на плантации Жозе да Рибейра, поджег склад; погибло двести пятьдесят арроб уже запроданного какао, кроме того, он спалил каза-гранде, убил работника, поднявшего тревогу, с нескольких сторон поджег маниоковую плантацию; Зе да Рибейра с трудом удалось справиться с огнем. В Ильеусе поговаривали, что Теодоро дас Бараунас, после того как поджег нотариальную контору Венансио, пристрастился к этой деятельности. Для "А Фолья де Ильеус" он окончательно превратился в "поджигателя". Руи написал ставшую знаменитой статью, в которой сравнивал Теодоро с Нероном, распевавшим песни после поджога Рима. Жозе да Рибейра и его работники сравнивались с "первыми христианами", жертвами преступного и кровавого безумства нового Нерона, "еще более чудовищного, чем римский император-выродок". Из всех статей, опубликованных во время борьбы за Секейро-Гранде, эта имела наибольший успех, она была даже перепечатана газетой оппозиции в Баие под заголовком "Преступления сторонников правительства в Ильеусе". Против Теодоро был возбужден процесс. Орасио даже после выздоровления оказался не в состоянии начать вырубку леса с той стороны, к которой примыкала его фазенда. Некоторые объясняли это болезнью Эстер. Но как бы там ни было, работники и жагунсо, отправленные полковником Орасио, возвращались, так и не сумев закрепиться в лесу и прорубить просеки для выжигания леса. В результате комментарии печати оказались благоприятными для Бадаро. Теперь сам Синьо Бадаро возглавил людей, которые две ночи подряд предпринимали нападения на лагерь Жарде. Кончилось тем, что работники Орасио вынуждены были отказаться от дальнейших попыток. Лишь Браз с несколькими своими людьми прорубил небольшую просеку в лесу на границе своей плантации и начал выжигать деревья, однако он вел эту работу на небольшой площади, несравненно меньшей, чем территория, уже выжженная Бадаро. И все же находились такие, кто ставил на Орасио. Они основывались на том, что Орасио богаче, что у него много денег в банке и он способен дольше выдержать борьбу. Деньги пожирала не только вырубка леса и посадка деревьев какао; главным образом их пожирали жагунсо. Синьо Бадаро готовился выдать дочь замуж. Он хотел обвенчать ее со всей роскошью: заказал множество вещей в Рио-де-Жанейро, заново перестроил свой дом в Ильеусе, добавив целое крыло, где должны были жить новобрачные, и покрасил каза-гранде в своем поместье. Трудились портнихи, трудились кружевницы: свадьба дочери полковника представляла собою событие. Девушка должна была принести в приданое нарядов на много лет, постельное белье, которое останется в будущем для ее детей и внуков, дорогие расшитые покрывала, простыни и одеяла, наволочки и скатерти. В провинцию были отправлены посланцы за тончайшими кружевами. Деньги тратились легко: и на оплату жагунсо, нанятых для убийств, и на оплату портных и сапожников, одевавших и обувавших невесту. В Ильеусе об этой свадьбе говорили не меньше, чем о стычках в Секейро-Гранде. Жоан Магальяэнс покинул город; он жил на фазенде, помогая Жуке вырубать лес. Иногда он выезжал в Ильеус, составлял партию в покер, продолжая накапливать деньги игрой. На фазенде он ничего не тратил, делал сбережения. Однако многие знали, что Синьо Бадаро уже израсходовал все деньги, вырученные за урожай этого года. Максимилиано рассказывал своим близким знакомым, что полковник даже предложил ему продать по значительно более низкой цене урожай будущего года. Между тем Орасио не продал даже и половины уже собранного какао этого урожая. И все же таких, кто ставил на Орасио, было немного. Большинство было за Бадаро, трудно было себе представить, что они могут проиграть, и поэтому сторонники Бадаро заказывали новую одежду, чтобы появиться на свадьбе доны Аны. Богомольные старые девы и замужние сеньоры собирались по вечерам в доме Жуки Бадаро, где Олга демонстрировала полученные из Рио роскошные платья, нижние юбки из вышитого батиста, ночные сорочки, о которых можно только мечтать. Она показывала элегантные корсеты и тончайшие кружева, доставленные из Сеара. Все приходили в восхищение. Были и такие вещи, которых в Ильеусе никогда и не видели; вся эта изысканная роскошь свидетельствовала о могуществе семьи Бадаро. И когда Синьо со своим печальным лицом, обрамленным черной бородой, проходил по узким уличкам города, торговцы склонялись, приветствуя его, и указывали на полковника коммивояжерам, прибывшим из Баии или Рио-де-Жанейро: - Это хозяин края... Синьо Бадаро! 10 Эстер умерла в ясное солнечное утро, когда в городе звонили колокола, приглашавшие жителей на праздничную мессу. Болезнь уничтожила почти всю ее красоту; волосы у нее выпали, остался лишь призрак прежней красивой женщины; глаза резко выделялись на похудевшем лице, она уже знала наверное, что умрет, а ей хотелось жить. В первые дни лихорадки у нее был страшный бред; простыни ее промокали от пота, она произносила отрывистые слова, иногда хватала Орасио, крича, что змея обвила ее шею и хочет задушить. Манека Дантас, который провел несколько дней на фазенде Орасио - у него были серьезные подозрения об отношениях между Виржилио и Эстер, - дрожал от страха, что она заговорит об адвокате ночью, когда ее бьет лихорадка. Но Эстер, казалось, ничего не видела, кроме змей в молчаливых предательских трясинах леса, змей, готовых схватить невинную лягушку, И она кричала и страдала, причиняя мучения всем присутствующим; служанка Фелисия плакала. Доктор Жессе, увидев, что температура не спадает, посоветовал перевезти больную в Ильеус. Это было грустное зрелище: работники вынесли ее с фазенды в гамаке. Доктор Жессе, взбираясь на лошадь, сказал Виржилио: - Это похоже на похороны... Бедная Эстер... Орасио провожал жену. Все трое ехали молча. Виржилио с тех пор, как она заболела, как будто потерял дар речи. Он молча расхаживал по каза-гранде, каждый день находил новый предлог, чтобы не уезжать с фазенды в Табокас. Никто не обращал на него внимания; в доме царило смятение; жагунсо мчались верхом за лекарствами, негритянки кипятили тазы с водой, Орасио отдавал распоряжения относительно вступления в лес и тут же бежал к постели, на которой бредила Эстер. Когда ее стали выносить в гамаке, у нее на момент наступило просветление, она взяла руку Орасио и взмолилась, словно он был хозяином судеб мира: - Не дай мне умереть... Виржилио в отчаянии тоже вышел во двор; она устремила на него умоляющий взгляд, полный безумного желания жить. На какое-то мгновение он увидел в этом взгляде всю ее мечту об иной жизни, в иных краях, где они были бы свободны в своей любви. Сейчас он уже ни к кому не чувствовал злобы, он ненавидел только эту землю, которая убивала ее, которая забирала ее отсюда навсегда. Но сильнее ненависти был страх. Никого не отпускала эта земля, она удерживала всех, кто хотел бежать... Она сковала Эстер цепями смерти, сковала и его; никогда она больше его не отпустит... Он зашагал вглубь плантации и ходил там до тех пор, пока его не позвали: пора было трогаться в путь. Впереди несли гамак, покрытый простыней. Они ехали позади. Это было страшно долгое путешествие... Остановились в Феррадасе. Лихорадка у Эстер усиливалась; она кричала, что не хочет умирать... В Табокас приехали к вечеру. Дом доктора Жессе заполнился посетителями. Виржилио всю ночь не мог заснуть, ворочался на своей холостяцкой постели, на которую так давно уже не ложился... Он вспоминал ночи с Эстер, бесконечные ласки, их тела, трепещущие от страсти, ночи любви. А на другой день он был свидетелем того, как ее отправляли в Ильеус в специальном вагоне, уложив ни импровизированную койку. С одной стороны сидел Орасио, с другой дремал доктор Жессе. У врача был усталый, убитый вид, глаза на полном лице глубоко запали. Эстер взглянула на Виржилио, и он почувствовал, что она прощается с ним. Любопытство охватило всех присутствующих на станции, и, когда он вышел из вагона, люди расступились, чтобы дать ему дорогу, а вслед стали отпускать замечания. На другой день он не выдержал и поехал в Ильеус. После посещения дома Орасио, где Виржилио постарался пробыть как можно дольше, он не в состоянии был следить за ходом процессов, которые вел в суде, и отправился в бар. Виржилио ходил вялый и раздраженный, чувствовал себя одиноким, без друга. Он скучал по Манеке Дантасу, который так привязался к нему. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, излить свою душу, рассказать все: и то, что произошло, и то, о чем они мечтали - о прекрасном: о жизни в других краях, где они предавались бы своей любви, и о том, что было подлостью - о желании, чтобы ради их благополучия Орасио погиб от выстрела. Он подумывал иногда о том, чтобы уехать, но знал, что никогда не уедет, чувствовал, что связан с этой землей навсегда. Единственное, что выводило его из апатии, в которую он погрузился, это разговоры о стычках в Секейро-Гранде. Они как бы связывали его еще сильнее с Эстер: ведь благодаря лесу Секейро-Гранде они познакомились, а потом и полюбили друг друга. Орасио, как он ни страдал из-за болезни жены, ни на мгновение не забывал о делах. Он отдавал распоряжения, вызывал в Ильеус для переговоров земледельцев и надсмотрщиков. Как-то приехал Манека Дантас и привез дону Аурисидию, чтобы помочь по хозяйству и приглядеть за ребенком. Виржилио подолгу разговаривал с полковниками о политических перспективах, ходе судебного процесса, статьях в "А Фолья де Ильеус". Орасио уже говорил с Виржилио о выдвижении его кандидатуры в депутаты. И во время болезни Эстер адвокат почувствовал неожиданно уважение к Орасио, он понял, что связан с ним, и был благодарен полковнику, который казался ему раньше неспособным чувствовать и страдать, за то, что он также страдает, за все его усилия спасти Эстер: медицинские консилиумы, церковные обеты, молебны за ее выздоровление. Лишь один раз Виржилио удалось поговорить с Эстер. А она, казалось, только этого и ждала, чтобы умереть. Она была уже на пороге смерти. Воспользовавшись тем, что Орасио вышел, а дона Аурисидия задремала в зале, он прошел в комнату, чтобы сменить доктора Жессе, едва стоявшего на ногах от усталости. Эстер спала, лицо ее было покрыто потом. Она вся горела, Виржилио положил ей на голову руку. Потом вынул платок и вытер ей лоб. Она задвигалась на кровати, застонала и проснулась. Эстер не сразу узнала его и не сразу поняла, что они одни. Когда это дошло до ее сознания, она вытащила из-под простыни иссохшую руку, взяла его руку и положила себе на грудь. Потом улыбнулась, сделала усилие и сказала: - Как жалко, что я умираю... - Ты не... - он сделал огромное усилие - ...не умрешь, нет... Она снова улыбнулась, это была самая грустная улыбка в мире. - Дай мне на тебя посмотреть... Виржилио опустился на колени у кровати, склонился к ее голове, поцеловал лицо, глаза, губы, пылавшие жаром. И он дал волю слезам, оросившим ее руки; горькие слезы заструились по его лицу. Это были безмолвные мгновения, ее горячечная рука лежала на его волосах, он с грустью целовал ее обезображенное лихорадкой лицо. Дона Аурисидия проснулась: он вскочил, но прощаясь, Эстер успела поцеловать его. Он вышел, чтобы никто не увидел, что он плачет. Когда дона Аурисидия вернулась в комнату, Эстер выглядела гораздо лучше. - Ее навестило здоровье, - говорила дона Аурисидия на следующий день, когда Эстер скончалась. Это было прощание любви, - только Виржилио знал об этом. На похоронах было много народу. Из Табокаса прибыл специальный поезд, приехали люди из Феррадаса, Манека Дантас, плантаторы, владения которых примыкали к Секейро-Гранде, прибыли друзья из Банко-да-Витория, собрался весь Ильеус. В черном гробу лицо покойной снова казалось красивым, и Виржилио увидел ее такой, как накануне, счастливой от сознания, что она любима и любит. Отец Эстер плакал; Орасио, одетый в черное, принимал соболезнования; дона Аурисидия дежурила у гроба. Вынос состоялся к вечеру, сумерки застигли похоронную процессию на пути к кладбищу. Доктор Жессе сказал несколько слов, каноник Фрейтас совершил отпевание, присутствующие старались обнаружить страдание на бледном лице Виржилио. Манека Дантас извинился перед Виржилио за то, что не принял его приглашения вместе пообедать: в эту первую траурную ночь ему надо было быть с Орасио. Виржилио прошелся один по улицам, зашел выпить в бар, почувствовал на себе любопытные взгляды посетителей, прошел в порт, задержался у причала, где стояло на разгрузке судно, перекинулся несколькими словами с человеком в синем жилете, оказавшимся пьяным, поразмыслил, куда бы пойти. Ему хотелось встретить кого-нибудь, чтобы поговорить и выплакать слезы, которыми было переполнено его сердце. Кончилось тем, что он постучался к Марго, которая уже спала и была очень удивлена его приходу. Но когда она увидела его таким печальным и несчастным, сердце ее смягчилось, и она прижала его к груди с той же материнской лаской, с какой приняла его в ту далекую ночь в Баие, когда он получил известие, что его отец умер в сертане... 11 И вот прошли зимние дожди и наступили теплые летние дни. На деревьях какао появились цветы, предвестники нового урожая. Много рабочих, не занятых сейчас на плантациях по уборке урожая или сушке какао, были наняты полковниками Бадаро и Орасио для вырубки леса Секейро-Гранде. Орасио после смерти Эстер целиком отдался борьбе за овладение лесом. Он тоже вступил в лес и, отбивая нападения жагунсо Бадаро, прорубал просеки, выжег большие лесные участки. Противники продвигались с обоих сторон леса, и нельзя было предугадать, кто возьмет верх. Столкновения на время прекратились; опытные люди предсказывали, что они возобновятся, когда Орасио и Бадаро встретятся у реки, разделяющей лес. В Виржилио Орасио имел самого деятельного помощника. Процесс, хотя и медленно, но понемногу двигался благодаря тому, что адвокат ежедневно бомбардировал судью различными прошениями; исковое заявление на Теодоро дас Бараунас, которое он составил как адвокат Зе да Рибейры, представляло собой юридический шедевр. Кроме того, Виржилио изучил заявку на владение лесом, сделанную Синьо Бадаро, и обнаружил в ней крупные недочеты с точки зрения закона: так, обмер территории был неполным, он не определял настоящих размеров леса, это было что-то неопределенное и неточное. Виржилио обратился к судье с пространным заявлением, которое было приобщено к делу. И вот прошло лето, кончились жаркие дни, и плоды на деревьях какао созрели, позолотив тенистые плантации. Кончились месяцы застоя. Коммивояжеры заполонили дороги в Табокас, Феррадас, Палестину и Мутунс, поплыли по океану, направляясь в Ильеус. В третьих классах переполненных пароходов партия за партией прибывали переселенцы, приезжали бродячие торговцы - сирийцы, направлявшиеся в леса с тюками за спиной. Многие древесные стволы, обугленные при выжигании леса Секейро-Гранде, снова пустили зеленые ростки, оживив места вырубки. Образовались новые дороги, под дождями выросли цветы вокруг крестов, поставленных на могилах прошедшей зимой. За этот год лес Секейро-Гранде уменьшился почти наполовину. Он поредел - это была его последняя зима. В дождливые утра работники проходили с серпами на плечах, их грустная песня замирала в лесу: Какао кормит весь наш край, Созрел богатый урожай... 12 На пороге зимы дона Ана обвенчалась с капитаном Жоаном Магальяэнсом. Жука и Олга были посажеными отцом и матерью жениха, а Женаро и супруга Педро Маты - посажеными родителями невесты. Каноник Фрейтас, благословив новобрачных, соединил также "на жизнь и на смерть" Антонио Витора и Раймунду. Антонио Витор был в черных ботинках, которые его невероятно мучили. Раймунда, как всегда, держалась хмуро. А вечером, хотя дона Ана и не велела молодым работать, Раймунда осталась помогать на кухне, а Антонио Витор подавал гостям напитки, слегка прихрамывая в своих новых тесных ботинках. Этот праздник надолго запомнился всем в Ильеусе. Дона Ана была прекрасна в своем белом платье, длинной подвенечной фате с цветами флердоранжа, с широким золотым обручальным кольцом, сверкавшим у нее на пальце. Жоан Магальяэнс, одетый в элегантный фрак, вызывал восхищение у девиц на выданье. Синьо Бадаро выполнял обязанности хозяина праздника. У него был немного грустный вид, он следил взглядом за дочерью, которая порхала с места на место, ухаживая за гостями. Гости проходили чередой через спальню новобрачных, где вся кровать была завалена подарками. Там были чайные сервизы, изящные безделушки, столовое серебро, гарнитуры белья, длинноствольный револьвер кольт-38 из хромированной стали с рукояткой из слоновой кости - настоящий шедевр, преподнесенный Жоану Магальяэнсу полковником Теодоро. Полковник пил шампанское, шутил с капитаном, спрашивая, не слишком ли мягок матрац. Восхищенные гости выходили из спальни в танцевальный зал, где военный духовой оркестр в полной парадной форме наигрывал вальсы и польки, а иногда и машише. Когда новобрачные на рассвете уходили к себе, Жука Бадаро удержал племянницу и друга и сказал смеясь: - Я хочу мальчика, смотрите не забудьте! Настоящего Бадаро! Медовый месяц, который они проводили на фазенде, был неожиданно прерван известием об убийстве Жуки в Ильеусе. После свадьбы Жука вместе с молодыми выехал на фазенду и тут же отправился вглубь леса с отрядом людей. Через несколько дней Жука вернулся в город, чтобы провести там субботу и воскресенье, - он соскучился по Марго. В воскресенье Жука отправился позавтракать с недавно прибывшим в Ильеус врачом, который привез ему письмо от одного друга из Баии. Врач остановился на главной улице, в пансионе сирийца. Они заняли первый столик в зале, рядом со входной дверью. Жука Бадаро сидел спиной к выходу. Жагунсо прислонил револьвер к косяку двери и сделал один-единственный выстрел. Жука медленно повалился на стол, врач протянул руки, чтобы поддержать его, но тот внезапно поднялся, одной рукой схватился за косяк, другой выхватил револьвер. Убийца побежал по улице, но его настигло три выстрела подряд, и он свалился, как подкошенный. Жука Бадаро медленно сполз, держась за дверь, револьвер выскользнул у него из рук и упал на камни мостовой. Все произошло в течение какого-то мгновения. Находившиеся в столовой люди подбежали к Жуке, прохожие на улице сбегались к упавшему жагунсо. Жука Бадаро скончался через три дня в окружении семьи, стойко перенеся операцию, которую врач попытался ему сделать, чтобы извлечь пулю. В Ильеусе для таких операций не было условий, не имелось даже хлороформа. Пока шла операция, Жука Бадаро улыбался. Врач сделал все для его спасения; Синьо Бадаро сказал ему: - Если спасете брата, можете просить что угодно. Но врачу ничего не удалось сделать, не удалось и другим врачам Ильеуса, и доктору Педро, приехавшему из Табокаса. Перед смертью Жука позвал Синьо и по секрету попросил, чтобы тот дал денег Марго. В комнате уже собралось много народу, и Жука тихо сказал капитану и доне Ане: - Я хочу мальчика, не забудьте! Бадаро! - И он попросил дону Ану, гладя ее по руке: - Назови его моим именем... Олга истерически рыдала, но Жука не обращал на нее внимания: он умер спокойно. Последние его слова были о Секейро-Гранде - он жалел только, что не увидит лес засаженным какао. Со времени смерти Эстер в Ильеусе не было таких похорон. Из Табокаса тоже прибыл специальный поезд. Антонио Витор опять надел свои ботинки со скрипом, он плакал, как малое дитя. Мануэл де Оливейра поместил в "О Комерсио" некролог, полный похвал покойному, доктор Женаро произнес у открытой могилы речь, изобиловавшую резкими нападками по адресу Орасио. Теодоро дас Бараунас поклялся отомстить. Когда гроб опустили в могилу, дона Ана бросила на него букетик цветов, Синьо кинул первую горсть земли. Ночью в своем опустевшем доме Синьо расхаживал из угла в угол. Он обдумывал план мести. Ему было ясно, что посылать убивать людей Орасио, этих примкнувших к нему земледельцев, не имело смысла, надо было покончить с самим полковником. Только одна жизнь могла оплатить жизнь Жуки - и это была жизнь Орасио да Силвейра. Он решил, что во что бы то ни стало прикажет его убить. У него был разговор с Теодоро и капитаном Магальяэнсом, при котором присутствовала дона Ана. Доктор Женаро и полицейский инспектор считали, что Орасио следует привлечь к судебной ответственности. Человек, убивший Жуку, был жагунсо Орасио, все знали, что он работал на его фазенде. Но Синьо сделал резкий жест рукой: это дело не для суда. Мало того, что нелегко доказать виновность Орасио, поскольку убийца скончался. Синьо Бадаро не почувствовал бы себя отомщенным, увидев Орасио на скамье подсудимых. Дона Ана была того же мнения, согласился с этим и капитан. Жоан Магальяэнс был немного напуган - неизвестно, чем все это может кончиться. Теодоро дас Бараунас на следующий день отправился, чтобы заняться этим делом. Но убить Орасио было нелегкой задачей. Полковник знал, что на дороге и в Ильеусе его подстерегала опасность. И он почти не выезжал с фазенды. Когда он направлялся в Феррадас или Табокас, его окружала многочисленная свита жагунсо, обладавших метким глазом, почти всегда рядом с ним ехал Браз. В Ильеусе он не появлялся уже несколько месяцев, Виржилио приезжал на фазенду информировать полковника о ходе судебных процессов. В конце концов доктор Женаро все же убедил Синьо подать в суд на Орасио. Синьо наконец согласился, теперь у него были на это свои причины. Полицейский инспектор произвел расследование, съездил в Табокас, отыскал несколько свидетелей, которые подтвердили, что человек, убивший Жуку, был работником с фазенды Орасио. А один человек из порта, носивший на пальце перстень с фальшивым брильянтом, передал полицейскому инспектору разговор, который произошел у него с убийцей в таверне испанца накануне преступления. Убийца сильно подвыпил и проболтался человеку с перстнем. У него было много денег, он показал бумажку в сто мильрейсов и по секрету рассказал, что ему предстоит выполнить важное задание полковника Орасио. Это был наиболее серьезный свидетель обвинения. Прокурор принял заявление Синьо Бадаро, оказал давление на судью. Все, чего удалось добиться Виржилио, - это не подвергать Орасио предварительному тюремному заключению. Судья извинялся перед Синьо Бадаро: "Кто осмелится арестовать полковника на его фазенде? Ради поддержания престижа правосудия целесообразнее взять Орасио лишь в день суда". Виржилио обещал, что его подзащитный явится на рассмотрение дела. Доктор Женаро возлагал большие надежды на то, что ему удастся добиться желательного состава присяжных, который вынесет полковнику обвинительный приговор. Бадаро господствовали в политическом отношении; возможно даже применение самой высокой меры наказания. Однако Синьо надеялся, что он успеет покончить с полковником еще раньше, чем тот предстанет перед судом. Или, в крайней случае, как он сказал Жоану Магальяэнсу, в самый день суда. Поэтому он и согласился на процесс. Орасио, казалось, нисколько не был озабочен этим судебным делом. Его интересовал другой иск, который он возбудил против Синьо и Теодоро, - относительно прав на владение лесом Секейро-Гранде. Адвокаты наживались на всех этих процессах, писали прошения, полные взаимных оскорблений, готовили речи, которые они собирались произнести в суде. Несмотря на то, что организовать убийство полковника было делом нелегким, Орасио уже дважды был на волосок от смерти. В первый раз покушался человек, посланный Теодоро: от сумел добраться до развесистой гойябейры близ дома полковника, прождал несколько часов, пока Орасио появился на веранде и, усевшись на скамью, начал резать сахарный тростник для своего любимого мула. Пуля попала в животное, Орасио побежал за покушавшимся, но не догнал его. В другой раз это был старик, который появился на фазенде Бадаро и сам вызвался убить Орасио. Он не требовал, чтобы ему за это заплатили, он только попросил оружие. Ему нужно свести счеты с полковником, заявил он. Синьо велел дать ему ружье. Старик был убит в лунную ночь, когда пытался пробраться к дому Орасио. Кто-то вспомнил, что это отец Жоакина, который когда-то владел небольшой плантацией, впоследствии ставшей собственностью Орасио. После этого покушения Орасио усилил охрану фазенды. Он выходил редко, но это не мешало его людям не переставая вырубать лес Секейро-Гранде. Еще немного, и они встретятся с работниками Бадаро, продвигавшимися с противоположной стороны. Лес все больше редел, саженцы какао, заготавливаемые для посадки, заполняли склады на той и на другой фазенде. Когда случалось, что жагунсо Орасио встречались с жагунсо Бадаро, происходила перестрелка, на дорогах проливалась кровь. 13 И вот однажды утром, когда люди в лесу уже заслышали стук топоров своих противников на другом берегу реки, Ильеус, проснувшись, узнал сенсационную новость, принесенную телеграфом: федеральное правительство издало декрет о назначении в штат Баия интервентора. В город были введены новые воинские части, губернатор ушел в отставку, глава оппозиции прибыл из Рио на военном корабле, чтобы вступить на пост интервентора. Теперь власть перешла к Орасио, Синьо Бадаро оказался в оппозиции. Телеграммой нового интервентора префект Ильеуса был смещен, а на его место назначен доктор Жессе. С первым пароходом из Баии прибыли новый судья и новый прокурор, и они же привезли назначение Браза полицейским инспектором округа. Прежний судья был переведен в маленький провинциальный городок, но он не согласился с этим и подал в отставку. Поговаривали, что он уже достаточно разбогател и больше не нуждался в месте судьи, чтобы зарабатывать на жизнь. "А Фолья де Ильеус" выпустила специальный номер, первая страница которого была напечатана в две краски. Только тогда Орасио появился в Ильеусе, отозвавшись на телеграмму интервентора, который пригласил его приехать в Баию для переговоров. Полковник принимал поздравления друзей и избирателей. Виржилио поехал вместе с ним. Целая толпа, пришла провожать его в порт. На борту парохода Орасио сказал адвокату: - Можете считать себя депутатом национального конгресса, доктор... Синьо Бадаро тоже приехал в Ильеус. Он переговорил вечером с доктором Женаро, с бывшим судьей, с капитаном Жоаном Магальяэнсом. Приказал своим людям ускорить вырубку леса. На другой день он вернулся обратно. Теодоро дас Бараунас ожидал его на фазенде Санта-Ана. 14 Телеграмма Браза оторвала Орасио от политических переговоров с интервентором, от объятий женщин в баиянских кабаре, от выпивок с политическими деятелями в шикарных барах; эта телеграмма заставила его выехать из Баии первым же пароходом. Люди Бадаро не только напали на работников Орасио, вырубавших лес, и устроили настоящую резню, но и подожгли несколько плантаций какао, принадлежавших Орасио. Вот уже много лет шла борьба между противниками, но ни один из них не трогал плантаций своего врага. Огонь пожирал нотариальные конторы, маисовые и маниоковые плантации, склады какао; падали убитыми люди, но деревья какао никто не трогал. Синьо Бадаро понимал, что это его последняя карта. С переменой политической обстановки он лишился своих главных козырей. Доказательством тому явился неприятный сюрприз, на который он натолкнулся, отправившись продавать свой будущий урожай фирме "Зуде, брат и Кo". Экспортеры, казалось, не были в нем больше заинтересованы, заговорили о денежных затруднениях, предложили, наконец, купить какао под заклад недвижимости. Синьо пришел в ярость; требовать у него, у Синьо Бадаро, заклада плантации! Максимилиано испугался, что полковник его изобьет, настолько он был взбешен. Но все же владелец фирмы отказался купить какао, раз Синьо Бадаро не хочет предоставить требуемые гарантии. Таковы распоряжения, заявил он. И полковнику пришлось продать свое какао по дешевке швейцарский экспортной фирме. После всего этого он предоставил Теодоро полную свободу действий: тот мог в отношении леса поступать, как ему заблагорассудится. Тогда Теодоро поджег плантации Фирмо и Жарде и даже некоторые плантации Орасио. Пожар продолжался несколько дней, ветер разносил его; змеи, шипя, уползали в лес. В порту Ильеуса друзья Орасио, пожимая ему руку, жаловались на варварские действия Бадаро. Орасио ничего не отвечал. Он отыскал среди присутствующих Браза, и через некоторое время между ними состоялся длительный разговор в помещении полицейского управления. Орасио обещал интервентору, что все будет сделано по закону. Поэтому жагунсо, напавшие на фазенду Бадаро и окружившие каза-гранде, фигурировали в газетах, сообщивших об этом событии, как "солдаты полиции, которые пытались арестовать поджигателя Теодоро дас Бараунас, скрывавшегося, как было установлено, на фазенде Санта-Ана". Окружение каза-гранде Бадаро явилось финалом борьбы за обладание землями Секейро-Гранде. Теодоро хотел было сдаться, чтобы отнять у Орасио законный предлог для нападения, но Синьо не разрешил ему этого. Он заставил Теодоро тайно уехать в Ильеус, где друзья усадили его на пароход, направлявшийся в Рио-де-Жанейро. Впоследствии стало известно, что Теодоро обосновался в Витории, в штате Эспирито-Санто, где открыл торговое предприятие. Возможно, Орасио знал о бегстве Теодоро. Но если даже и знал, то не подавал виду и продолжал окружение каза-гранде фазенды Санта-Ана, как будто Теодоро укрылся там. Лес Секейро-Гранде был вырублен, выжженные участки теперь смешались с сожженными плантациями, между ними уже не было границ. Не было больше ни ягуаров, ни обезьян, не было и призраков. Работники нашли останки Жеремиаса и похоронили их. Над могилой был поставлен крест. Синьо Бадаро со своими людьми оказывал сопротивление четверо суток. И только когда он был ранен и его по распоряжению доны Аны отвезли в Ильеус, Орасио смог приблизиться к дому. Синьо был отправлен утром в гамаке, который несли на руках, а вечером капитан Жоан Магальяэнс заставил Олгу и дону Ану сесть на лошадей и тоже тронуться в путь. С ними отправилась и Раймунда, их сопровождали пятеро жагунсо. Они должны были переночевать на фазенде Теодоро, а на следующий день добраться до поезда, который доставил бы их в Ильеус. Жоан Магальяэнс с оставшимися людьми засел у берега реки. Антонио Витор, находившийся рядом с ним, по временам вскидывал ружье и стрелял. Капитан, глаза которого привыкли к городскому свету, ничего не различал во мраке этой безлунной ночи. В кого стреляет мулат? Однако ответный выстрел доказывал, что Антонио Витор прав, его глаза были привычны к темноте плантаций, он прекрасно различал в ночном мраке силуэты приближавшихся людей. В конце концов они оказались окружены, и им пришлось пробиваться к дороге, большинство попало в руки жагунсо Орасио. Жоан Магальяэнс и его люди отступали все дальше, число жагунсо все уменьшалось, и вот их осталось лишь четверо. Тогда Антонио Витор исчез; вскоре он вернулся с оседланным ослом. - Сеньор капитан, садитесь и поезжайте. Здесь больше делать нечего... И это была правда. Люди Орасио, возглавляемые Бразом, вступили во двор усадьбы Бадаро. Жоан Магальяэнс спросил: - А вы? - Мы пойдем пешком, будем вас охранять... В тот самый момент, как они тронулись в путь, Браз поднялся на веранду опустевшего дома. В безлунной ночи наступила полная тишина. Люди Орасио собрались во дворе, приготовившись вступить в дом. Один из них, выполняя распоряжение Браза, чиркнул спичкой, чтобы зажечь фонарь. Из дома грянул выстрел, прорезавший мрак; человек спасся чудом. Остальные бросились наземь, а затем ползком стали пробираться к дому. Изнутри кто-то продол