дали. - Вот куда она закидывала удочку все время, пока мы хлопали глазами. Мы, такие изысканные, снизошли до этой безвкусной девицы, пригласили ее с собой в гости, а она, такая сдержанная, как будто на самом деле выше всего этого, ну прямо Золушка, живущая на кухне, которая знает, что в ее жизни обязательно будет хрустальная туфелька. Ох, уж это чистоплюйство, вот что меня достает. Бегает в своем хорошеньком белом халатике, и ей платят за это, когда он задолжал всему городу, и банк собирается закрыть его счет, но не хочет связываться с залогом недвижимости, стоимость ее содержания просто кошмарная. Ты знаешь, во сколько обошлась новая шиферная крыша для этого погребального костра? - Детка, - сказала Александра, - ты говоришь как финансист. Где ты всему этому научилась? Толстые желтые почки сирени уже раскрылись первыми сердцевидными листками, и прутья отцветшей форзиции стали цвета шартрез, как миниатюрные ивы. Серые белки перестали прибегать к кормушке, слишком занятые спариванием, чтобы есть, и виноградные лозы, казавшиеся такими мертвыми всю зиму, снова начинали затенять дерево. По мере того как весенняя грязь высыхала и покрывалась зеленью, Александра чувствовала себя менее взвинченной; она опять принялась за изготовление своих глиняных малышек, готовясь к летней страде, и они получались несколько крупнее и более интенсивно раскрашенными: она благодаря своей творческой неудаче кое-чему научилась за зиму. И такой вот помолодевшей, Александра, на беду, поспешно разделила возмущение Джейн; сочувствие к детям Гэбриела, приехавшим в дом, который она ощущала отчасти своим, медленно ослабевало. Она всегда придерживалась тщеславной фантазии, что, несмотря на недосягаемую красоту и живость Сьюки и на большую энергичность и увлеченность колдовством Джейн, она, Александра, была любимицей Даррила - по определенной физической крепости, почти такой же, как у него, и по тому, что им было предназначено властвовать. Это само собой разумелось. Джейн продолжала: - Мне рассказал Боб Осгуд. Боб Осгуд был президентом центрального отделения "Олд Стоун Банка": коренастый, того же типа, что Реймонд Нефф, но без учительской мягкости и той манеры запугивать до испарины, которую приобретают учителя; солидный и уверенный в себе, скорее оттого, что имеет дело с деньгами. Он был совершенно, красиво лыс, со свежеотчеканенным блеском головы и обнаженной розоватостью ушей, век и ноздрей и даже тонких, быстрых пальцев, как будто он только что вышел из парной. - Ты видишься с Бобом Осгудом? Джейн помолчала, демонстрируя отвращение к прямому вопросу и незнание, как ответить. - Его дочь Дебора занимается со мной вечером во вторник, и он приезжает за ней, один-два раза оставался, чтобы выпить пива. Знаешь, какая зануда Харриет Осгуд; бедный Боб, она его просто достает! "Доставать" - одно из выражений, которые ввела в моду молодежь, в устах Джейн звучало немного фальшиво и резко. Но Джейн и была грубой, как, впрочем, все в Массачусетсе. Пуританизм в свое время обломал зубы на этой грубоватости обитателей Массачусетса, но за счет мягкосердечных индейцев разбросал свои колокольни и понастроил каменные стены своих цитаделей по всему Коннектикуту, оставив Род-Айленд квакерам, иудеям, поборникам свободной морали и женщинам. - Что у тебя произошло с этими глупыми Неффами? - нетерпеливо спросила Александра. Джейн резко рассмеялась, как будто откашлялась в трубку. - Он прямо не в себе все эти дни. Грета дошла до того, что говорит всем и каждому в городе, кто только готов ее выслушать, и, фактически, так и сказала парню-кассиру из супермаркета, чтобы они приходили и вытрахали ее. Узелок был завязан, но кто его завязал? Совместно произведенное колдовство вдруг становится неуправляемым, выходит из-под контроля тех, кто его вызвал, в своей обретенной свободе путает жертву и мучителя. - Бедная Грета, - услышала Александра собственное бормотание. Маленькие дьяволята терзали ее желудок, она почувствовала беспокойство, захотела вернуться к своим малышкам и потом, как только она устроит их в шведской печи для обжига, сгрести с лужайки нападавшие за зиму ветки и, взяв грабли, энергично приняться за сухую траву. Но Джейн сама принялась за нее. - Не говори мне этой сочувственной материнской чепухи, - сказала она, как ударила. - Что нам делать с переездом Дженнифер? - Но, милая, что мы можем сделать? Если покажем, как нас это задело, все над нами только посмеются. Впрочем, город так или иначе позабавит эта история. Джо пересказывает мне, о чем шепчутся люди. Джина открыто называет нас ведьмами и боится, что мы превратим ребенка в ее животике в поросенка, уродца или кого-нибудь еще. - Ну и что дальше? - спросила Джейн Смарт. Александра прочла ее мысли. - Можно попробовать что-то вроде заклинания. Но что это меняет? Ты говоришь, Дженни там. Она под его защитой. - О, это уже кое-что меняет, поверь мне, - протянула Джейн, и фраза слетела с ее дрогнувших губ, как стрела с тетивы. - А Сьюки что думает? - Сьюки думает так же, как я. Это оскорбление. Нас предали. Мы пригрели змею на своей груди, моя дорогая. И, надо сказать, настоящую гадюку. Весь этот разговор вызвал в Александре тоску по тем ночам (которые на самом деле случались все реже, по мере того как тянулась зима), когда все они, обнаженные, погруженные в воду и вялые от марихуаны и калифорнийского шабли, в стереофонической темноте слушали множество голосов Тайни Тима, издающего трели, и орущего, и массирующего их внутренности; стереофонические вибрации приносили облегчение их сердцам, легким и кишечнику, их скользким телам, помещенным внутри того пурпурного пространства, для которого слабо освещенная комната с асимметричными подушками была чем-то вроде усилителя. - Думаю, все будет как всегда или почти так же, - уверяла она Джейн. - Он любит _нас_, несмотря ни на что. И Дженни не делает для него и половины того, что делаем для него мы; это _нам_ она любила угождать. Но это не значит, что они будут делить все с нами на четыре части или что-то вроде того. - Ох, Лекса, - вздохнула Джейн с нежностью и грустью. - Ты действительно сама невинность. Положив трубку, Александра вовсе не почувствовала себя успокоенной. Надежда, что пришелец из тьмы в конце концов потребует ее, съежившуюся в углу своего воображения, постепенно угасала. Может Ли так случиться, что ее царственное терпение не заслужило никакой другой награды, чем быть использованным и выброшенным? В тот октябрьский день, когда он подвез ее ко входу в дом, как к общему владению, и когда она должна была выбираться вброд во время прилива, как будто сами стихии просили ее остаться, - могли ли столь драгоценные предзнаменования быть напрасными? Как коротка жизнь, как быстро ее знамения исчерпывают свои значения. Она погладила себя под левой грудью и, кажется, обнаружила там небольшую опухоль. Обеспокоенная, испуганная, она повстречалась с блестящими, как бусинки, глазами серой белки, которая забралась в кормушку, чтобы покопаться среди шелухи семян подсолнечника, - это был плотный маленький джентльмен в сером костюме и белой рубашке, пришедший пообедать. Его крошечные серые ручки, сухие, как птичьи лапки, дернулись и задержались на полпути к груди, наткнувшись на ее понимающий пристальный взгляд, в котором таилась угроза; его быстрые блестящие глаза были посажены по бокам овальной головы так, что казались выпуклыми темными башенками. Инстинкт самосохранения внутри крошечного черепа побуждал бежать, спасаться, но неожиданная сосредоточенность Александры заморозила эту искру жизни даже через стекло. Маленькая слабая душа, запрограммированная на еду, бегство и сезонное спаривание, встретилась с большей. "Morte, morte, morte", - произнесла Александра про себя твердо, и белка упала, как мгновенно опустошенный мешочек. Последние судороги ее конечностей сбили шелуху от семечек с края пластикового лотка кормушки, и роскошный седой султан хвоста дергался туда-сюда еще несколько секунд; потом животное успокоилось, вес трупика раскачал кормушку под конической пластиковой зеленой крышей на проволоке, натянутой между двумя ветвями дерева. Программа была аннулирована. Александра не чувствовала раскаяния, скорее упивалась восхитительным ощущением силы, угнетало только то, что сейчас нужно будет надеть высокие сапоги, выйти наружу и собственной рукой поднять кишащую паразитами тушку за хвост, пойти на край двора и кинуть ее в кусты через каменную стену, туда, где начиналось болото. В жизни было так много грязи, так много крошек от ластика, просыпанных кофейных зерен и мертвых ос, попавших в западню оконных рам, что все это постоянно требовало чьего-то времени - во всяком случае, этим должна была заниматься женщина - нужно было постоянно убирать мусор. Грязь, как сказала ее мать, это просто вещество не на своем месте. Утешило то, что вечером, в то время, когда дети крутились вокруг Александры, требуя, в зависимости от возраста, то машины, то помощи в домашних заданиях или чтобы их уложили спать, ей позвонил Ван Хорн, что было довольно необычно после того, как его шабаши, обычно протекавшие будто бы спонтанно, прекратились. Он не удостаивал их личного приглашения, но они находили друг друга там, не совсем понимая, как они туда попали, словно их машины - цвета тыквы "субару" Александры, серый "корве" Сьюки, болотно-зеленый "вэлиант" Джейн - привозили их, увлеченных потоком психических сил. - Приезжайте в воскресенье вечером, - прорычал Даррил, как нью-йоркский таксист. - Будет чертовски унылый день, а я получил одно вещество, которое хочу опробовать в нашей шайке. - Не так-то просто, - сказала Александра, - найти няню на субботу. Дети с утра должны идти в школу. И захотят остаться дома и смотреть Арчи Банкера. - В своем беспрецедентном сопротивлении она услышала гнев, посеянный в ее душе Джейн Смарт, который подпитывал теперь ее собственные жилы. - Брось. Эти твои детки - взрослые, зачем им няня? - Я не могу взвалить троих младших на Марси, они ее не слушаются. К тому же она может поехать к друзьям, и я не вправе лишать ее этого, несправедливо обременять ребенка собственными обязанностями. - Какого пола друг, с которым она встречается? - Это не твое дело. С девочкой, как обычно. - Боже, не огрызайся на меня, не я сделал тебе этих маленьких грубиянов. - Они _не грубияны_, Даррил. И я действительно уделяю детям мало времени, можно сказать, пренебрегаю ими. Интересно, но его, казалось, совершенно не беспокоили ее отговорки, раньше такого не бывало: возможно, это был путь к его сердцу. - Кто скажет, - ответил он мягко, - что значит пренебрежение? Если бы моя мать побольше мною пренебрегала, я мог бы стать хорошим, разносторонним парнем. - Ты отличный парень. Это прозвучало натянуто, но ей нравилось, что он пытался восстановить доверие. - Большое спасибо, мать твою, - ответил он с отталкивающей грубостью. - Ладно, увидимся, когда приедешь ко мне. - Не будь таким самоуверенным. - Кто самоуверенный? Я не навязываюсь. В воскресенье, примерно к семи. Одежда любая. Ее интересовало, почему следующее воскресенье должно быть для него грустным. Она взглянула на календарь, висящий на кухне. Числа в нем были переплетены лилиями. Пасхальный вечер превратился в теплую весеннюю ночь с южным ветром, затягивающим луну обратно в буйные бесцветные облака. Отлив оставил серебряные лужи на дамбе. Молодая, зеленая болотная трава прорастала между скал, фары машины Александры раскачивали тени между валунами и по оплетенным деревьями воротам. Подъездная дорога поворачивала туда, где когда-то гнездились белые цапли, а теперь лежал опавший пузырь теннисного корта, сморщенный и отяжелевший, как поток лавы, потом ее машина взобралась вверх, огибая луг, окруженный безносыми статуями. Величественный силуэт дома неясно вырисовывался, светясь решеткой всех своих окон. Ее сердце поднималось до праздничного трепета всякий раз, как она приезжала сюда, ночью или днем. Она ожидала встретить кого-то важного, кто был ею, она понимала это. Ею без прикрас и сдерживающих моментов, прощенной и обнаженной, с высоко поднятой головой, нормальным весом и открытой для каждого любезного предложения: прекрасной незнакомкой, ее внутренним "я". И вся скука следующего дня не могла излечить ее от приподнятого настроения ожидания, которое вызывала усадьба Леноксов. Твои заботы испаряются в прихожей, где тебя встречает сернистый запах и стоит настоящая слоновья нога в качестве подставки для зонтов, держа пучок старинных набалдашников и ручек, при пристальном взгляде она превращается в единый живописный слиток, даже маленькая завязка и кнопка застежки, держащая сложенный зонт, - еще одно комическое произведение искусства. Фидель принял ее куртку, мужскую ветровку на молнии. Александра все больше находила, что мужская одежда удобнее; сначала она стала покупать обувь и перчатки, потом вельветовые и хлопчатобумажные штаны, не такие тесные в талии, как женские, и, наконец, красивые, свободные, эффектные мужские куртки, охотничьи и повседневные. Почему им должно быть удобно, в то время как мы мучаем себя "шпильками" и всеми остальными садистскими ухищрениями рабской моды? - Buenas noches, senora, - сказал Фидель. - Es muy agradable tenerla nuevamente en esta casa [Добрый вечер, сеньора... Очень приятно видеть вас снова в этом доме (исп.)]. - Мистер приготовил все к веселой вечеринке, - сказала Ребекка, стоявшая позади него. - О, внизу много перемен. Джейн и Сьюки уже были в музыкальной гостиной, куда были выставлены несколько стульев с овальными спинками и осыпающейся серебряной отделкой; Крис Гэбриел развалился в углу рядом с лампой, читая "Роллинг Стоун". Остальная часть комнаты была освещена свечами, свечи всех цветов были установлены в оплетенных паутиной канделябрах на стенах, каждый мучимый сквозняком язычок пламени повторялся в крошечном зеркале. Аура свечных огней была едкого дополнительного цвета: зеленый поглощал оранжевое свечение, еще и постоянно отражаясь, как в вязкой борьбе среди несмешивающихся химических веществ. Даррил, одетый в старомодный двубортный смокинг цвета сажи, но с широкими лацканами, подошел и холодно поцеловал ее. Даже его слюна у нее на щеке была холодной. Аура Джейн была слегка мутной от гнева, а у Сьюки - розовой и веселой, как обычно. Они все были одеты в свитера и брюки, что совершенно не соответствовало случаю. Смокинг придал Даррилу менее пестрый и неуклюжий вид, чем обычно. Он прочистил свою лягушачью глотку и объявил: - Как насчет концерта? Мне тут пришло в голову несколько идей, и я хочу узнать, как вам, девушки, это понравится. Первый номер под названием, - замер он на полужесте, его острые мелкие зеленоватые зубы блестели, очки, которые он надел в этот вечер, были такими маленькими, что оправа из светлого пластика, казалось, поймала его глаза в ловушку, - "Соловей пел буги на Беркли-сквер". Множество нот слетело с клавиш, как будто играло сразу много рук, левая рука выдавала низкий неясный ритм, веселый, но темный, как грозовая туча, вырастающая прямо над вершинами деревьев, и потом правая рука подхватывала колеблющиеся прерывистые фразы, так что постепенно возникала мелодия, радуга мелодии. Можно было увидеть ее, туманный английский парк, жемчужное лондонское небо, танец щекой к щеке, и одновременно услышать американский грохот, добротный публичный дом из песчаника, с колокольчиком, который могли придумать только на этом континенте в разукрашенных борделях южного города у реки. Мелодия приближалась к басам, бас пододвигался и проглатывал соловья, следовал невообразимо сложный шквал, в то время как казавшееся бледным лицо Ван Хорна роняло пот на клавиатуру и его напряженное хрюканье засоряло музыку. Александре представилось, что его руки - бледные восковые манипуляторы, взлетающие и опускающиеся пальцы, напрягающиеся сухожилия и мышцы которых срослись с рычажками, войлочными молоточками и струнами рояля, его сильный протяжный голос казался чрезвычайно длинным ногтем. Музыкальные темы отдалялись, радуга опять появлялась в небе, грозовая туча исчезала в спокойном воздухе, мелодия снова возникала в странно высоком минорном ключе, достигнутом наклонным рядом из шести нисходящих, замирающих аккордов, ударяющих по обрушивающейся синкопе. Тишина, если не считать гула фортепьянной арфы. - Эксцентрично, - сказала Джейн Смарт сухо. - Правда, дорогой, - убеждала Сьюки хозяина, выставленного на всеобщее обозрение и щурящегося теперь, когда напряжение спало. - Никогда не слышала ничего подобного. - Я чуть не плакала, - искренне добавила Александра, она перемешивала в себе такого рода воспоминания и такие намеки на свое будущее; музыка освещает пульсирующим светом своей лампы пещеру нашего существования. Даррил казался смущенным их похвалой, готовый раствориться в ней без остатка. Он встряхнул лохматой головой, как собака, отряхивающаяся от воды, а потом сделал какое-то неуловимое движение, будто поставил на место свою челюсть теми же двумя пальцами, которыми вытер углы рта. - Вроде неплохо получилось, - согласился он. - О кей, а сейчас давайте послушаем вот это, под названием "Как высоко плывет луна". _Это_ прошло похуже, хотя действовало то же колдовство. Колдовство кражи и превращений, думала Александра, нет искреннего творческого возбуждения, только смелость чудовищных комбинаций. Третьей была представлена нежная мелодия "Yesterday" "Битлз", разбитая запинающимся ритмом самбы; она их всех рассмешила, не было того эффекта, что от первой вещи, и не было, возможно, и такого намерения. - Итак, - сказал Ван Хорн, поднимаясь с места. - Вот какая у меня идея. Мой друг в Нью-Йорке сказал, что контактирует с администратором студии звукозаписи, и, если я разработаю дюжину таких вещей, возможно, мы сможем достать бабки, чтобы поддержать это учреждение на плаву. Итак, каково ваше мнение? - По-моему, это необычно, - высказалась Сьюки, ее полная верхняя губа прикрыла нижнюю с выражением серьезности, что, тем не менее, выглядело так, будто она насмешничает. - Что необычно? - спросил Ван Хорн, его лицо болезненно искривилось. - Тайни Тим был необычным. Либерас был необычным. Ли Харви Освальд был необычным. Чтобы привлечь хоть какое-то внимание в наше время, нужно быть не от мира сего. - Этому учреждению нужны бабки? - спросила Джейн Смарт резко. - Ну, мне так сказали, дорогуша. - Кто? - спросила Сьюки. - Да кое-кто, - рассеянно сказал он, глядя, прищурившись, сквозь пламя свечей, как будто не мог видеть ничего, кроме их отражений. - Представители банкиров. Будущие партнеры. - Внезапно он раскланялся в шутовской манере фильма ужасов, приседая в своем старом черном смокинге, как хромой, его ноги производили неверные движения, как прикрепленные на шарнирах. - Хватит о делах, - сказал он. - Пошли в гостиную. Давайте напьемся. Что-то замышлялось. Александра почувствовала какой-то толчок: появился необъятный, гладкий склон депрессии - будто внутри у нее открылась автоматическая дверь, управляемая датчиком, спрятанным в сознании, и уже ничто не могло ее спасти от надвигающейся тьмы - ни сладкий сон, ни таблетки, ни солнечное утро. Ее жизнь была замком из песка, и она знала, что все, увиденное ею сегодня, обернется печалью. Ужасные, покрытые пылью творения поп-арта в гостиной были печальны, несколько флюоресцентных ламп в светильниках наверху отсутствовали или мигали с жужжанием. В большой длинной комнате нужно было собрать больше людей, чтобы она неожиданно наполнилась весельем, для которого и была создана; комната показалась Александре редко посещаемой церковью, вроде тех, что пионеры Колорадо построили у горных дорог и в которые никто никогда больше не заглядывал. Это скорее упадок, чем отречение, все слишком заняты заменой свечей в своем грузовом пикапе или восстановлением сил после субботней ночи, места для парковки заросли травой, скамьи с подставками все еще хранили в себе сборники церковных гимнов. - Где Дженни? - спросила она вслух. - Леди еще убирается в лаборатории, - сказала Ребекка. - Она так трудится, что я беспокоюсь за ее здоровье. - Как там идут дела? - спросила Сьюки у Даррила. - Когда я смогу покрасить крышу киловаттами? Люди до сих пор останавливают меня на улице и спрашивают об этом, потому что я писала о вас статью. - Да, - проворчал он, подобно чревовещателю, голос исходил из какого-то колодца рядом с его головой, - и те старые дураки, которым ты продала старый хлам Гэбриела, ругают мою идею, как я слышал. Пошли они на х... Они смеялись над Леонардо. Они смеялись над парнем, изобретшим застежку-молнию, дьявол, как там его звали? Он один из невоспетых гениев изобретательства. Впрочем, я задавался вопросом, не окажутся ли микроорганизмы нужным способом достижения цели? Нужно использовать механизм, который всегда под рукой и самовоспроизводится. Биотехнология: знаете, кто впереди в технологии добычи природного газа? Китайцы, представляете себе? - А не можем ли мы использовать меньше электричества? - спросила Сьюки, по привычке беря интервью. - И больше прилагать собственных сил? Ведь никому не нужен, например, разделочный электронож. - Нужен, если он есть у вашего соседа, - сказал Ван Хорн. - А потом вам понадобится еще один, чтобы заменить первый. И еще один. И еще. Фидель! Deseo beber! [Хочу выпить! (исп.)] Слуга в пижаме цвета хаки, жалкой, бесформенной да еще и с намеком на военную угрозу, принес напитки и блюдо с huevos picantes [яйца под пикантным соусом (исп.)] и пальмовыми ядрами. В отсутствие Дженни, что удивительно, беседа тянулась медленно, они успели привыкнуть к ней, как привыкают к тому, перед кем можно хвастаться, кого можно развлекать, шокировать и наставлять. Им не хватало ее молчания и широко распахнутых глаз. Александра, в надежде, что искусство, любое искусство, сможет остановить непрерывное истечение меланхолии, двигалась между гигантских гамбургеров и керамических мишеней для дротиков, как будто никогда раньше их не видела; она и в самом деле видела не все. На четырехфутовом постаменте из крашеной черной фанеры, под прозрачным колоколом покоилась иронически-реалистическая копия - трехмерный Уэйн Тибо - белый глазированный свадебный торт. Тем не менее вместо привычных жениха и невесты на самом верху стояли две обнаженные фигуры, женская розовая, белокурая и округлая, и черноволосая мужская более темного оттенка розового, но с мертвенно-белым полуэрегированным пенисом длиной в сантиметр. Александру интересовало, что за материал использовался для этого сооружения: торту не хватало литой бронзы, а также покрытия из обливной керамики. Она решила, что это акриловый гипс. Никто, кроме Ребекки, несущей тарелку маленьких крабов, фаршированных пастой хихи, не мог ее видеть, и Александра подняла колокол и дотронулась до глазированного края. Нежный кусочек его отломился под ее пальцем. Она взяла палец в рот. Сладко. Он был действительно покрыт глазурью, настоящий торт, и свежий. Даррил, широко и размашисто жестикулируя, обрисовывал Сьюки и Джейн другой подход к вопросам энергетики. - Геотермальная энергетика, если вырыть шахту. А почему, черт возьми, нет? В Альпах каждый день роют туннели тридцатикилометровой длины - единственная проблема, чтобы не сгорел трансформатор. Металл будет плавиться, как оловянные солдатики на Венере. А знаете, каков ответ? Он невероятно прост. Камень. Нужно делать все машины, все приводы и газотурбины из камня. Это возможно! Можно резать гранит так же хорошо, как фрезеровать сталь. Можно отливать пружины из цемента, представляете? Все происходит на уровне элементарных частиц. И в металле так же, как в кремне, когда наступил бронзовый век. Другое творение, которое Александра раньше не замечала, было блестящей обнаженной женщиной-манекеном без обычно матовой кожи и подвижных конечностей на шарнирах, произведение Кайенхольца, обладавшее присущей этому мастеру резкостью, но привлекательное и незначительно отличающееся по манере от Тома Вессельмана. Женщина нагнулась как будто для того, чтобы ее трахнули сзади, с лицом бессмысленным и ласковым и спиной достаточно ровной, чтобы служить столешницей. Ложбина ее позвоночника была прямой, как желоб для стока крови на колоде мясника. Ягодицы напоминали два белых мотоциклетных шлема, соединенных воедино. Статуя взволновала Александру богохульным упрощением ее собственных женских форм. Она взяла еще один бокал "Маргариты" с подноса Фиделя, добавила соли (это миф и абсурдная клевета, что ведьмы терпеть не могут соль; селитра и жир из печени трески, которые ассоциируются с христианской добродетелью, вот чего они не выносят) и подошла к хозяину. - Я что-то сегодня возбуждена, и в то же время мне немного грустно, - сказала она. - Хочу принять ванну, выкурить свой джойнт и ехать домой. Я поклялась няне, что вернусь в половине одиннадцатого. Это была пятая девушка, которую я пыталась нанять, и я слышала, как мать кричала на нее во дворе. Родители не хотят, чтобы их дети приближались к нам. - Ты разбиваешь мое сердце, - сказал Ван Хорн, потный и смущенный после того, как заглянул в геотермальную топку. - Не торопи события. Я чувствую, что недостаточно выпил. У нас все рассчитано. Дженни должна скоро спуститься. Александра увидела новое выражение в мутных, налитых кровью глазах Ван Хорна: он казался напуганным. Но что могло его напугать? Неслышно ступая по изогнутой, покрытой ковром лестнице, вошла, наконец, в длинную комнату Дженни. Ее волосы были убраны назад, как у Эвы Перон, и одета она была в дымчато-голубой банный халат до пола. Над каждой ее грудью халат был декорирован тремя вышитыми вставками, похожими на большие бутоньерки, они напомнили Александре военные шевроны. Лицо Дженни с широким, округлым челом и решительным заостренным подбородком сияло чистотой и отсутствием косметики, даже улыбка не украшала его. - Даррил, не напивайся, - сказала она. - Ты становишься еще более бестолковым, когда пьян. - Но и _вдохновенным_, - сказала Сьюки с привычной живостью, пытаясь найти верный тон с этой новой женщиной на новом месте, которая как-никак была на ее попечении. Дженни ее проигнорировала, оглядываясь поверх голов: - Где же малыш Крис? Ребекка сказала из своего угла: - Юноша в библиотеке, читает журналы. Дженни сделала два шага вперед и сказала: - Александра, смотри. - Она развязала пояс и откинула полы, открывая белое тело с его округлостями, слоями детского жирка и облачком мягких волос размером меньше мужской руки. Она попросила Александру осмотреть полупрозрачный нарост под ее грудью. - Как тебе кажется, он увеличивается или я это придумала? И еще здесь, - сказала она, заведя пальцы другой женщины себе под мышку. - Чувствуешь небольшую шишку? - Трудно сказать, - ответила Александра, взволнованная таким прикосновением, случавшимся в насыщенной парами темноте ванной комнаты, но не здесь, в голом свете флюоресцентных ламп. - Во всех нас полно маленьких опухолей просто от рождения. Я ничего не чувствую. - Ты не сконцентрировалась, - сказала Дженни и жестом, который в другой ситуации мог показаться любовным, взяла запястье Александры в свои пальцы и положила ее ладонь себе под мышку. - Здесь тоже что-то похожее. Лекса, пожалуйста, сосредоточься. Небольшая щеточка сбритых волос. Шелковистость наложенной пудры. А глубже - шишки, вены, железы, узлы. Ничего нет в природе совсем однородного, вселенная была сделана на скорую руку. - Больно? - спросила Александра. - Вроде нет. Но _что-то_ чувствуется. - Думаю, что все будет в порядке, - заявила Александра. - Может, это как-то связано вот с этим? - Дженни подняла свою крепкую коническую грудь, чтобы затем показать прозрачный нарост, крошечную цветную капусту или искаженную морду мопса из розовой плоти. - Не думаю. У всех женщин есть такое. Неожиданно Дженни нетерпеливо запахнула халат и стянула туго пояс. Затем повернулась к Ван Хорну: - Ты им сказал? - Дорогая, дорогая, - произнес он, вытирая углы улыбающегося рта двумя дрожащими пальцами. - Мы должны сделать это торжественно. - У меня сегодня от дыма болит голова, и, думаю, уже было достаточно церемоний. Фидель, принеси мне стакан содовой воды, aqua gaseosa, о horchata, por favor. Pronto, gracias [Газированной воды или фруктовой, пожалуйста. Быстро, спасибо (исп.)]. - Свадебный торт! - воскликнула Александра, похолодев от своей догадки. - Занервничала, Сэнди? - сказал Ван Хорн. - Ты же попробовала его. Я видел, как ты сунула в него палец и облизала, - поддел он. - Это так не похоже на Дженни. Я все еще не могу поверить. Знаю, что все правда, но не могу поверить. - Лучше вам поверить этому, леди. Мы с девочкой поженились вчера днем в три тридцать. У самого ужасного маленького мирового судьи в Аппонауге. Он заикался. Никогда не думал, что заика может получить лицензию. "В-в-в-ам, В-в-в-в-в..." - Ох, Даррил, не может быть! - крикнула Сьюки, так сильно растянув губы в невеселой улыбке, что стали видны углубления в ее верхней десне. Джейн Смарт возмущенно шипела, сидя рядом с Александрой. - Как вы могли так поступить с нами? - спросила Сьюки. Это "с нами" удивило Александру, у нее от подобного заявления прихватило живот. - Так скрытно, - продолжала Сьюки, обычно веселое выражение ее лица стало несколько напряженным. - Мы хотя бы устроили вечеринку, чтобы преподнести подарки невесте. - Или привезли бы с собой в кастрюльках горячие блюда, - бравировала Александра. - Ей удалось, - казалось, Джейн говорит сама с собой, но, конечно, чтобы услышали Александра и остальные. - Фактически ей удалось победить. Дженни защищалась, щеки у ней разгорелись: - Да не удалось, это получилось само собой, я все время здесь, и естественно... - Естественно, естество пошло своим отвратительным естественным путем, - болтала Джейн. - Даррил, что вы в ней нашли? - спросила его Сьюки дружелюбным и твердым голосом репортера. - Знаете, - застенчиво отвечал он, - обычная вещь. Захотелось остепениться. Почувствовать уверенность в будущем. Взгляните на нее. Она прекрасна. - Чушь, - медленно прошипела Джейн Смарт. - Со всем уважением к вам, Даррил. Я люблю нашу малышку Дженни, - сказала Сьюки, - но она же глупышка. - Ну, хватит, что это за вечеринка получается? - беспомощно вымолвил здоровяк, рядом с ним невеста, облаченная в халат, даже не вздрогнула, укрывшись, как всегда, за хрупким щитом невинности и невежеством мещанки. Не то чтобы ее мозг был менее развит, чем у них, возможности там были те же, но он был похож на клавиатуру арифмометра в сравнении с клавиатурой пишущей машинки. Ван Хорн пытался сохранить чувство собственного достоинства. - Слушайте, вы, суки, - сказал он. - Почему вы считаете, что я вам чем-то обязан? Я принимал вас у себя, кормил и хоть как-то скрашивал вашу паршивую жизнь... - Кто же сделал ее паршивой? - быстро спросила Джейн Смарт. - Только не я. Я в городе недавно. Фидель принес поднос с бокалами шампанского. Александра взяла бокал и выплеснула его содержимое, метя Ван Хорну в лицо, но редкостная влага забрызгала только ширинку и одну штанину. Во всяком случае не она, а он почувствовал себя жертвой. В ярости Александра запустила бокалом в скульптуру из перекрученных автомобильных бамперов. На этот раз она хорошо прицелилась, но бокал превратился в воздухе в деревенскую ласточку, и она тут же упорхнула. Тамкин, который вылизывал седалище, терзая жадным языком крошечное розовое отверстие в обрамлении длинной белой шерсти, оживился и устроил охоту; с чрезвычайно комичной торжественностью, свойственной котам, широко раскрыв зеленые глаза, он крался по краю спинки закругленного дивана с четырьмя подушками и, дойдя до конца, подпрыгнул в воздухе. Птица спаслась, усевшись на висящее облачко из пенопласта работы Марджори Страйдер. - Эй, я все это представлял себе совсем иначе, - посетовал Ван Хорн. - Как же вы себе это _представляли_, Даррил? - спросила Сьюки. - Как дружескую вечеринку. Мы думали, вы будете до чертиков довольны. Вы свели нас. Как купидоны. Вы вроде как подружки невесты. - Я _никогда_ не считала, что они будут довольны, - поправила Дженни. - Я просто не представляла себе, что они будут так грубы. - А почему бы им не _быть_ довольными? - Ван Хорн просительно вытянул свои странные резиновые руки ладонями кверху, и он, и Дженни выглядели сейчас как живой портрет супружеской четы. - Мы тоже порадуемся за них, когда приедет какой-нибудь простак, и на них будет спрос. В том случае, хочу сказать, если эти ревнивые бабы не сгорят к тому времени в напалме вместе со своим проклятым миром. Какими же вы оказались дьявольски ограниченными. Такими, как все. Сьюки смягчилась первой. Возможно, ей просто захотелось перекусить. - Ладно, - сказала она. - Давайте есть торт. Лучше разделаемся с ним. - Самый лучший. "Бежевый Ориноко". Александра не могла не рассмеяться. Даррил был таким потешным - и полным надежд, и разочарованным одновременно. - Не может быть. - Конечно, может, если ты знаком с нужными людьми. Ребекка знает парней, они ездят в этом безумно ярком фургоне из Провиденса. La creme de la crooks [крем плутов (фр.-англ.)], честно. Слетайтесь сюда. Удивительно, что творит прилив! Так он помнит: как она бросила вызов ледяному приливу в тот день, а он стоял на далеком берегу и кричал: "Вы умеете летать!" Торт поставили на похожую на стол спину присевшей обнаженной скульптуры, и все расселись в кружок. Марципановые фигурки сняли, разломали и раздали каждому. Александре - как своеобразная награда - достался половой член. Даррил пробормотал: - Hoc est enim corpus meum [ведь это тело мое (лат.)], - раздавая куски торта; над шампанским он произнес нараспев: - Hic est enim calix sanguinis mei [ведь это чаша крови моей (лат.)]. Дженни сидела напротив Александры, ее розовое лицо сияло; она не сдерживала своей радости, она торжествовала, и Александра почувствовала вдруг сердечный трепет, словно это была она сама в молодости. Все они брали руками кусочки торта и кормили друг друга, скоро от торта остался лишь многоярусный скелет, объеденный шакалами. Потом они взялись за перепачканные руки, повернулись спиной к присевшей статуе - на ее левой ягодице Сьюки помадой и глазурью нарисовала ухмыляющуюся рожицу с неровными зубами - и стали водить хоровод, как в старину: "Emen hatan, Emen hetan" [аминь], "Har, har, diable, diable, saute ici, saute la, joue ici, joue la" [хар, хар, дьявол, дьявол, ветер меняется здесь, ветер меняется там, стена здесь, стена там (фр.)]. Джейн, захмелевшая больше других, пыталась спеть вместо этого труднопроизносимые куплеты песни песней времен английского короля Якова I "Тинклтам Танклтам", но от смеха и алкоголя ей совсем изменила память. Ван Хорн жонглировал сначала тремя, потом четырьмя и наконец пятью мандаринами, его руки слились в одно мелькающее пятно. Кристофер Гэбриел высунул голову из библиотеки, чтобы узнать причину неуместного веселья. Шидель теперь приносил то и дело маринованные плоды кэпибара. Вечеринка удалась. Но когда Сьюки предложила всем пойти принять ванну, Дженнифер объявила: - Вода спущена. Ванна покрылась налетом, и мы ожидаем человека из "Наррангасетской компании по очистке бассейнов", чтобы он обработал тик фунгицидом. Поэтому Александра заявилась домой раньше, чем ее ожидали, и застала няню внизу в объятиях дружка на диване. Она попятилась из комнаты, вновь зашла минут через десять и заплатила смущенной девушке. Та была из семьи Арсено и жила в центре, она сказала, что друг довезет ее до дома. Следующим движением Александры было подняться наверх, войти на цыпочках в комнату Марси и убедиться, что дочь, которой было семнадцать и которая выглядела взрослой женщиной, спит невинным сном. Но и много часов спустя той ночью ей представлялись белые бедра дочки Арсено, обхватившие волосатые ягодицы незнакомого парня, спустившего джинсы ровно настолько, чтобы освободить гениталии, а она была совсем голой, и эта картина сияла в голове Александры, подобно луне, выплывающей из разорванных грозовых туч. Они встретились, все трое, почти как в прежние времена дома у Джейн Смарт, в сельском домике в районе Коув. Когда-то они с Сэмом владели прелестным особняком в викторианском стиле, где было тринадцать комнат, особые коридоры для слуг, деревянная резьба и хрустальные люстры работы Тиффани. То было в их лучшие дни на улице Вейн, за один квартал до Дубравной улицы, подальше от воды. Теперешнее жилище Джейн представляло собой построенный на разных уровнях сельский дом на стандартном участке в четверть акра, выложенные галькой стены были покрашены в ядовито-голубой цвет. Прежний владелец - инженер-механик, занятый неполную рабочую неделю, уехавший в конце концов в поисках работы в Техас, тратил свободное время - а его у него было в избытке - на отделку своего домишка под старину, встраивая сосновые шкафчики с ящиками и полками и прилаживая ложные балки коробчатого сечения и узловатые деревянные панели со следами стамески. Он даже установил электрические выключатели в форме деревянных ручек от насоса, а унитаз в туалете закрепил дубовыми бочарными заклепками. Несколько стен были увешаны старыми плотницкими инструментами: рубанками, лучковыми пилами и стругами, а маленькая прялка была хитроумно вделана в перила на лестничной площадке, где квартира расходилась на разные уровни. Джейн унаследовала этот вычурный приют пуританства без особого протеста, но небрежение ее и детей медленно разрушало все аляповатые ухищрения. Вырезанные ножом выключатели в спешке с треском ломались. Одну заклепку в унитазе сбили, и все они обрушились. Джейн давала уроки фортепьяно в дальнем конце длинной гостиной, смежной с кухней-столовой и ее каморкой, только на шесть ступенек выше. На полу гостиной, не покрытой ковром, были заметны разрушительные следы злой фурии: нога виолончели оставляла ямку, где бы Джейн ни ставила свой стул и пюпитр. А она путешествовала по всей комнате, а не играла в одном определенном месте. Но этим ущерб не ограничивался; повсюду в довольно новом домике, построенном из зеленой сосны и дешевых материалов, по шаблону, как серия танцев, исполненных строительными рабочими, были заметны следы недолговечности, царапины на краске, дыры в штукатурке и выпавшие плитки на кухонном полу. Ужасный доберман-пинчер Рэндольф сжевал подножки у кресел и поцарапал своими когтями деревянные двери. Джейн действительно жила в каком-то непрочном мире, состоящем из музыки и злости. - Итак, что мы предпримем? - спросила Джейн, когда наполнились бокалы и прошел первый снегопад сплетен, - ведь сегодня могла быть только одна тема для обсуждения: поразившая и оскорбившая их женитьба Ван Хорна. - Как она была самоуверенна и непринужденна в своем длинном голубом халате, - сказала Сьюки. - Я ненавижу ее. Подумать только, именно я привела ее тогда поиграть в теннис. Я себе этого не прощу. - Она бросила в рот пригоршню соленых орешков. - И она неплохо играла, помнишь? - сказала Александра. - Целый месяц у меня на бедре не проходил синяк. - Это о чем-то говорит, - сказала Сьюки, снимая с нижней губы зеленую скорлупку. - Что она не была беспомощной куколкой, какой казалась. Просто я чувствовала себя виноватой в том, что случилось с Клайдом и Фелисией. - Ох, прекрати, - настойчиво произнесла Джейн. - Ты не чувствовала себя виноватой, как можно чувствовать себя виноватой? У Клайда помути