лся рассудок не потому, что ты с ним совокуплялась, и не ты устроила Фелисии весь этот ужас. - У них было взаимовыгодное соглашение, - сказала, взвешивая слова, Александра. - Сьюки слишком хорошо относилась к Клайду, и это вывело его из душевного равновесия. У меня с Джо та же проблема, если не считать того, что я просто отхожу от него. Тихонько. Чтобы разрядить ситуацию. Люди, - она задумалась. - Люди так несдержанны. - Неужели ты не испытываешь ненависти? - спросила Сьюки Александру. - Мы-то все понимали, что он должен был стать твоим, если вообще чьим-либо среди нас троих, когда пройдет новизна и все приестся. Разве не _так_, Джейн? - Не так, - последовал вполне определенный ответ. - Даррил и я, мы оба музыкальны. И развращены. - А кто говорит, что Лекса и я не развращены? - запротестовала Сьюки. - Вам нужно еще поработать над этим, - сказала Джейн. - А вообще ваше положение лучше моего. Вы не скомпрометировали себя так, как я. Для меня не существует никого, кроме Ван Хорна. - А я думала, что ты встречаешься с Бобом Осгудом, - сказала Александра. - Помнишь, ты сама говорила. - Я говорила только, что даю его дочери Деборе уроки игры на фортепьяно, - сухо ответила Джейн. Сьюки засмеялась: - Ты бы видела, какой у тебя сейчас спесивый вид. Как у Дженни, когда она назвала нас грубыми. - А разве она им не помыкает? - холодно спросила Александра. - Я поняла, что они поженились, как только она вошла в комнату. И он выглядел совсем другим, каким-то... остепенившимся. Это было печальное зрелище. - Нас _предают_, дорогая, - обратилась Сьюки к Джейн. - Но нам ведь ничего не остается, только презирать их и быть самими собой. По моему мнению, сейчас нам будет даже лучше. Я чувствую, что стала гораздо ближе вам обеим. А все эти острые закуски, что готовил Фидель, плохо сказывались на моем желудке. - И все же что мы можем сделать? - задала Джейн риторический вопрос. Ее черные волосы с пробором посередине упали на глаза, изменив лицо, и она быстрым движением откинула их назад. - Само собой разумеется, мы можем ее hex [заколдовать (от нем. hexen)]. Это слово, как падучая звезда, неожиданно прочертившая небо, было встречено молчанием. - Ты сама можешь колдовать, если так жаждешь, - наконец произнесла Александра. - Мы тебе не нужны. - Нужны. Нужны все трое. Это должно быть не малое колдовство, когда на неделю высыпает крапивница и болит голова. Помолчав, Сьюки спросила: - А что еще у нее _будет_? Тонкие губы Джейн плотно сжались, произнося страшное слово, латинское слово, обозначающее "рак". - Помните, на последнем вечере, она ясно сказала, что ее беспокоит. Когда человек так боится, достаточно крошечного психомеханического толчка, чтобы опасения воплотились в реальности. - Ой, бедняжка, - невольно воскликнула Александра, сама испытывая похожий страх. - Никакая она не бедняжка, - ответствовала Джейн. - Она, - на ее худом лице появилось надменное выражение, - миссис Даррил Ван Хорн. После паузы Сьюки спросила: - А как это подействует? - Подействует непосредственно. Александра слепит ее восковую фигурку, а мы воткнем в нее булавки под нашим энергетическим конусом. - Почему я должна ее лепить? - спросила Александра. - Очень просто, моя дорогая. Ведь ты скульптор, а не мы. И ты все еще в контакте с высшими силами. Последнее время мои заклинания действуют только под углом до сорока пяти градусов. Я пыталась убить любимую кошку Греты Нефф шесть месяцев назад, когда еще встречалась с Реем, и он как-то обмолвился, что в их доме погибли все грызуны. Это вместо кошки! От стен смердело несколько месяцев, а кошка была до отвращения здорова. - Джейн, неужели тебе никогда не бывает страшно? - задумчиво произнесла Александра. - Нет, с тех самых пор, как я приняла себя такой, какая я есть. Довольно хорошая виолончелистка, ужасная мать и беспокойная шлюха. Обе женщины решительно запротестовали против последнего определения, но Джейн была непреклонна: - У меня довольно хорошая голова, но, когда мужчина на мне и во мне, меня охватывает возмущение. - Просто попытайся представить, что это твоя собственная рука, - предложила Сьюки. - Иногда я так и делаю. - Или думай, что ты трахаешь его, - сказала Александра. - Что он как раз то, чем ты забавляешься сейчас. - Слишком поздно. Я себе нравлюсь такая, как есть. Если бы я была счастливее, я не работала бы так плодотворно. Теперь послушайте. Вот что я сделала для начала. Когда Даррил раздавал марципановые фигурки, я откусила голову той, что изображала Дженни, но не проглотила, мне удалось ее выплюнуть в носовой платок. Вот. Она подошла к музыкальному табурету, подняла крышку, вынула скомканный носовой платок и со злорадством развернула его у них перед глазами. Маленькая гладкая засахаренная головка, обсосанная за несколько секунд во рту у Джейн, была похожа на круглое личико Дженни - размытые голубые глазки с неподвижным взглядом, красивые белокурые волосы гладко лежат на голове, как приклеенные, некоторая безучастность выражения, иногда выражающая непокорность и вызов и вызывающая, да, вызывающая раздражение. - Хорошо, - сказала Александра. - Но нужно что-нибудь более интимное. Лучше всего кровь. В старых рецептах упоминается sang de menstrues [менструальная кровь (фр.)]. И, конечно, волосы. Срезанные ногти. - Пуповина, - вступила в разговор Сьюки, ее развезло от двух бокалов бурбона. - Экскременты, - торжественно продолжала Александра, - хотя мы не в Африке и не в Китае, здесь их трудно найти. - Продолжайте. Не уходите! - сказала Джейн и вышла из комнаты. Сьюки смеялась: - Мне стоит написать рассказ "Смывной туалет и конец колдовства" для "Джорнал баллетин" в Провиденсе. Они говорили, что я могу писать для них статьи как независимый журналист, если мне захочется вернуться к своей профессии. - Она скинула туфли и, скрестив ноги, села на ядовито-зеленый диван, привалившись к спинке. В то время даже женщины средних лет носили мини-юбки. Сидя в этой кошачьей позе, Сьюки обнажила почти полностью бедра плюс светящиеся, в веснушках коленки, белые и гладкие, как яйца. На ней было ярко-оранжевое вязаное шерстяное платье, едва ли длиннее свитера, его цвет вместе с ужасным зеленым цветом дивана приковывал внимание своей несовместимостью. Такое сочетание можно встретить на пейзажах Сезанна, оно было бы безобразным, не будь таким странно и смело прекрасным. У Сьюки был захмелевший вид, влажные глаза поблескивали, помада стерлась, сохранившись лишь на контурах губ, потому что она постоянно улыбалась и болтала, Александра находила это очень сексуальным. Она находила сексуальной и не самую красивую особенность внешности Сьюки - ее короткий, толстый, довольно бесформенный нос. Несомненно, бесстрастно размышляла про себя Александра, что со времени женитьбы Ван Хорна ее собственное сердце не на месте, и когда они разделят вместе это несчастье, им мало что останется, кроме отчаяния. Она могла не обращать внимания на своих детей, она видела, что губы их шевелятся, но звуки, вылетавшие изо рта, были непонятны, как будто они говорили на иностранном языке. - А разве ты не занимаешься недвижимостью? - спросила она Сьюки. - Да, дорогая. Но это _такой_ ненадежный хлеб. Сотни разведенных женщин бегают по грязи, показывая дома. - Тебе удалось продать дом Хэллибредам. - Все так, но у меня даже не убавилось долгов. Теперь я опять влезаю в долги и впадаю в отчаяние. - Сьюки широко улыбнулась, губы выпятились, как две подушки, на которые можно присесть. Она похлопала рядом с собой по дивану. - Чудно. Пойди сюда и присядь около меня. Я чувствую, что ору. Ну и акустика в этом ужасном домишке, не знаю, как она сама себя слышит. Джейн поднялась на пол-лестничного марша, туда, на верхний этаж, где были спальни, и теперь возвращалась со сложенным льняным ручным полотенцем, спрятав в нем какое-то хрупкое сокровище. Ее аура была ослепительно яркого цвета пурпурных сибирских ирисов и от возбуждения пульсировала. - Прошлой ночью, - сказала она, - я была так расстроена и возмущена всем этим, что не могла уснуть и, в конце концов, встала, натерла все тело аконитом и кремом для рук "Ноксема" и добавила чуть-чуть тонкого серого пепла, который остался, когда ставишь плиту на автоматическую очистку, и слетала в дом Леноксов. Было удивительно! Повылезли все весенние квакши, и чем выше поднимаешься, тем они почему-то слышнее. У Даррила все еще были гости, на стереосистеме на полную мощность звучала карибская музыка, исполняемая на барабанах из тонкой клеенки, на проезжей части стояли машины, я не разобрала чьи. Окно в спальне было приотворено на два пальца, и я осторожно в него проскользнула... - Джейн, как опасно! - воскликнула Сьюки. - Вдруг бы тебя учуял Нидлноуз! Или Тамкин! Что касается Тамкина, то Ван Хорн клятвенно заверил их, что под его пушистой шкуркой скрывается дух одного нью-йоркского адвоката восемнадцатого века, растратившего имущество своей фирмы из-за пагубного пристрастия к опиуму (он к нему пристрастился во время приступов ужасных зубных болей и нарывов, которые нередко случались во все века) и, чтобы спасти себя от тюрьмы, а семью от позора, заключившего сделку с темными силами - после его смерти они забрали душу бедняги. Маленький кот может по собственному желанию принимать облик пантеры, хорька или крылатого коня. - Я обнаружила, что капелька слоновьего слабительного в мази совершенно уничтожает запах, - сказала Джейн, недовольная тем, что ее прервали. - Продолжай, продолжай, - упрашивала Сьюки. - Ты открыла окно... Думаешь, они спят на той кровати? Как она к этому относится? У него тело такое холодное и влажное под шерстью. Как будто открываешь дверцу холодильника, где что-то протухло. - Пусть Джейн рассказывает, - сказала Александра материнским тоном. В последний раз, когда она пыталась летать, ее астральное тело улетело, а физическое осталось лежать в постели, такое маленькое и трогательное, она испытала ужасный приступ стыда в воздухе и вернулась назад в свою тяжеловесную оболочку. - Я слышала, как внизу веселились, - сказала Джейн. - По-моему, я слышала голос Рея Неффа, он пытался руководить пением. Я нашла ванную комнату, ту, которой пользуется она. - Откуда ты знаешь? - спросила Сьюки. - Я теперь знаю ее манеру. Внешне она аккуратная, а на самом деле неряха. Везде разбросаны бумажные носовые платки, перемазанные губной помадой, один из тех картонных кружков, в которых держат пилюли, чтобы не забыть, в какой день принимать, тут же валяются расчески с застрявшими в них длинными волосами. Между прочим, она их красит. Там на раковине стоит целый флакон светлого "Клэрола". И компактная пудра, и румяна, я скорей бы _умерла_, чем стала всем этим пользоваться. Я ведьма, и знаю это, и хочу выглядеть именно ведьмой. - Дорогуша, ты красавица, - сказала ей Сьюки. - У тебя волосы цвета воронова крыла. И глаза настоящего орехового цвета. И к тебе пристает загар. Хотела бы я такой иметь. Почему-то никто не принимает всерьез человека с веснушками. Считают, что я забавная, даже когда на душе паршиво. - А что это у тебя в полотенце? - спросила у Джейн Александра. - Это _его_ полотенце. Я его украла, - сказала Джейн. Но тонкая монограмма на нем казалась то ли буквой "П", то ли "К". - Послушайте, я порылась в мусорной корзине в ванной комнате под раковиной. - Джейн осторожно развернула розовое ручное полотенце, с паутиной беспорядочно перемешанных обрывков интимных вещей: длинные волосы, снятые с расчески и скатанные в пушистые комки, смятая бумажная салфетка с рыжевато-коричневым пятном в центре, квадрат туалетной бумаги с похожим на вульву отпечатком свеженакрашенных губ, клочок ваты от флакона с пилюлями, красная нитка пластыря "Бэнд-Эйд", обрезки использованной зубной шелковой нити. - Лучше всего, - сказала Джейн, - эти маленькие частички - видите? Посмотрите поближе! Они были в ванне, на дне, и застряли в кольце. Она даже не считает нужным сполоснуть ванну после мытья. Я промокнула ванну полотенцем. Это волоски с ног. Она брила ноги в ванне. - Ох, здорово, - сказала Сьюки. - Ты ужасная, Джейн. Теперь я буду всегда мыть ванну. - Как считаешь, этого достаточно? - спросила Джейн Александру. Глаза, которые Сьюки назвала ореховыми, на самом деле были светлее, переливчатые, как янтарь. - Для чего достаточно? - Но Александра уже знала, она прочла мысли Джейн, и это знание раздражило уязвимое место в чреве Александры, это уязвимое место на днях разболелось, слишком многое в действительности приходилось переваривать. - Достаточно, чтобы творить чудеса. - Зачем меня спрашивать? Колдуйте сами и увидите, как это делается. - Ну, нет, дорогая. Я уже говорила, у нас нет твоего - как бы это сказать - подхода: к самым глубинам. Сьюки и я как булавки и иголки, можем колоть и царапать, только и всего. Александра повернулась к Сьюки: - Что вы решили? Сьюки попыталась, несмотря на изрядную дозу выпитого виски, изобразить работу мысли; верхняя губа прелестно выпятилась над слегка выступающими зубами. - Джейн и я говорили об этом по телефону, немного. Мы _действительно_ хотим, чтобы ты тоже участвовала. Мы хотим. Это должно быть единодушно, как при голосовании. Знаешь, я сама прошлой осенью немного поколдовала, чтобы ты и Даррил были вместе, и это до какой-то степени сработало. Но только до какой-то степени. Честно сказать, дорогая, думаю, мои чары слабеют. Все кажется скучным и однообразным. Я посмотрела вчера на Даррила, и он выглядит, как побитый, - думаю, боится. - Тогда почему бы не отдать его Дженни? - Нет, - вставила Джейн. - Нельзя. Она украла его. Она одурачила нас всех. Ее протяжные "с" звучали, как смолистый запах, в длинной, безобразной, ободранной комнате. По маленьким лестничным пролетам спускался в кухню и поднимался в спальни отдаленный бормочущий звук, означавший, что дети Джейн поглощены телевизором. Где-то произошло еще одно убийство по политическим мотивам. Президент выступал только по официальным поводам. Число трупов росло, но также удавалось глубже проникнуть в тыл противника. Александра все еще сидела, повернувшись к Сьюки, в надежде, что ее освободят от этой угрожающей неизбежности. - Так значит, это ты наколдовала, чтобы мы с Даррилом были вместе в тот день во время прилива? Он не сам увлекся мною? - Конечно, дорогая, - сказала Сьюки, пожав плечами. - Во всяком случае, кто знает? Я взяла зеленый садовый шнур, чтобы связать вас двоих, и проверила его на следующий день под кроватью, а крысы все обглодали, может, из-за соли, что была у меня на руках. - Не очень-то красиво, - сказала Джейн, обращаясь к Сьюки, - когда ты знала, что я сама хотела его. Для Сьюки наступила подходящая минута сообщить, что она больше любила Александру, чем Джейн, но вместо этого она сказала: - Мы все хотели, но я решила, что ты можешь сама получить то, что пожелаешь. Так и получилось. Вы все время были вместе, попусту тратили время, музицировали, если тебе нравится так это называть. Александра почувствовала себя уязвленной. - Черт подери. Давайте это сделаем. Казалось, проще простого, очистить на земле еще один крошечный карман от бесконечной грязи. Стараясь ничего не касаться руками, чтобы туда не попали их собственные частички - соль и жир с кожи, какая-нибудь из множества их собственных бактерий, - все три ведьмы стряхнули бумажный носовой платок и кусок туалетной бумаги, и длинные белокурые волоски, и красную нитку от лейкопластыря, и, что самое главное, крошечные обрезки волос с ног, прыгавшие в волокнах полотенца, как живые клещи, в керамическую пепельницу, украденную Джейн в "Бронзовом бочонке" в те дни, когда она ходила туда после репетиций вместе с Неффами. Она добавила туда голубоглазую сахарную головку, которую припрятала во рту тогда, на вечере у Даррила, и зажгла картонной спичкой маленький погребальный костер. Бумага вспыхнула ослепительным оранжевым цветом, волоски с треском горели синим огнем, и запахло паленым, марципановая головка свернулась в пузырящуюся черную каплю. Дым поднялся до потолка и висел, как паутина, на искусственной поверхности, бумажной сухой штукатурке, покрытой грубым слоем краски с песком, имитирующей настоящую штукатурку. - Теперь, - обратилась Александра к Джейн, - найдется у тебя старый свечной огарок? Или, может, где-нибудь в ящике есть юбилейные свечки? Пепел нужно истолочь и перемешать с половиной чашки расплавленного воска. Возьми кастрюлю и хорошенько смажь сливочным маслом дно и края. Если воск пристанет, колдовство не получится. Пока Джейн исполняла в кухне этот приказ, Сьюки положила руку на плечо Александры: - Дорогая, я знаю, тебе не хочется этого делать. Погладив маленькую жилистую руку, Александра заметила, что веснушки, обильно рассыпанные на тыльной стороне ладони и на первых суставах пальцев, постепенно исчезали у ногтей, словно в микстуре, которую плохо перемешали. - Ох, нет, хочу, - сказала она. - Это доставляет мне огромное удовольствие. Это искусство. И мне нравится, что вы обе так в меня верите. И, не долго думая, она наклонилась и поцеловала Сьюки в причудливые губы-подушечки. Сьюки взглянула на нее. Ее зрачки сузились, когда тень от головы Александры сдвинулась с ее зеленых радужек. - Но тебе нравилась Дженни. - Лишь ее тело. Как мне нравятся собственные дети. Помнишь, как они пахнут во младенчестве? - Ой, Лекса, думаешь, у кого-нибудь из нас еще будут дети? Теперь пришел черед вздрогнуть Александре. Вопрос показался сентиментальным, бесполезным. Она спросила Сьюки: - Знаешь, из чего обычно ведьмы делают свечи? Из жира младенцев! Она стояла на ногах не совсем твердо. Александра по-прежнему предпочитала водку, которая не отравляет дыхания и в которой не так много калорий, но которая и не проходит через организм без всякого эффекта, как поток нейтрино. Нужно пойти помочь Джейн на кухне. Джейн отыскала старую коробку юбилейных свечек в углу выдвижного ящика, голубых и розовых. Их расплавили в смазанной маслом кастрюле и смешали с остатками крошечного погребального костра, воск получился жемчужным с розовато-серыми проблесками. - Ну, а что найдется у тебя для формы? - спросила Александра. Они перерыли все в поисках формочек для печенья, отказались от слишком большой формы для паштета, просмотрели маленькие кофейные чашечки и ликерные рюмки и остановились на том, чтобы использовать обратную сторону старинной стеклянной соковыжималки для апельсинов, перевернутая, она напоминала сомбреро с желобком по краю. Александра положила ее кверху донышком и стала осторожно лить горячий воск, он шипел в остроконечном конусе, но стекло не треснуло. Она подержала верхнюю часть соковыжималки под холодной струей из крана и постучала ею о край раковины, пока выпуклый восковой конус, еще теплый, не вывалился ей в руку. Она сжала его, чтобы он стал продолговатым. Начинающая оформляться человеческая фигурка смотрела на нее из ладони, четыре раза обмятая ее пальцами. - Черт, - сказала она. - Нам стоило сохранить хоть несколько ее волосков. - Я посмотрю, может, они прилипли к полотенцу, - сказала Джейн. - А нет ли у тебя случайно апельсиновых палочек? - спросила ее Александра. - Или длинной пилочки для ногтей? Чтобы можно было вырезать? Сошла бы и шпилька. - Джейн улетела. Она привыкла выполнять указания - Баха, Поппера, целого сонма покойников. В ее отсутствие Александра объясняла Сьюки: - Вся соль в том, чтобы не взять больше чем нужно. Каждая крошка сейчас обладает своей магией. На магнитной планке висели ножи, и Александра выбрала тупой кривой нож с деревянной ручкой, побелевшей и размягченной от многочисленных путешествий в посудомоечную машину. Она прорезала в воске шею и талию. Крошки упали на суровое полотенце, постеленное на кухонной стойке. Держа на кончике ножа кусочки воска, а в другой руке под ним зажженную спичку, она капала воск на проявляющуюся женскую фигурку, чтобы изобразить груди. Выпуклости живота и бедер были созданы подобным же образом. Как обычно, ступни она сделала совсем маленькими. Остатки воска разогревались, мялись, разглаживались, и получились ягодички. Все это время у нее перед глазами стоял образ девушки, белое тело которой светилось рядом с ванной. Руки были не так важны, они были просто опущены вдоль тела. Кончиком ножа она сделала четкий вертикальный надрез, обозначив пол. Другие складочки и контуры обвела скошенным овальным концом апельсиновой палочки, принесенной Джейн. Джейн нашла еще один длинный волосок, приставший к волокнам полотенца. Она поднесла его к окну, чтобы рассмотреть, и, хотя отдельно взятый волос едва ли обладал цветом, он оказался не черным и не рыжим и светлее и тоньше волоса из пряди Александры. - Я совершенно уверена, что это волос Дженнифер, - сказала она. - Так будет лучше, - сказала Александра. Голос у нее охрип от сосредоточенной работы над фигуркой, которую она лепила. Краем мягкой душистой палочки, которой прокалывают ягоду или оливку в бокале, она вдавила этот единственный волосок в податливую сиреневую головку. - Голова есть, а лица нет, - недовольно сказала Джейн, заглядывая через плечо Александры. Ее голос сотряс священный энергетический конус. - Мы сделаем ей лицо, - прошептала в ответ Александра. - Мы знаем, кто это, и создадим его. - А я уже чувствую, что это Дженни, - сказала Сьюки, она подошла так близко, что Александра чувствовала на своих руках ее дыхание. - Здесь пригладим, - напевала под нос Александра, проводя выпуклой стороной чайной ложки. - Дженни гла-а-денькая. Джейн опять стала критиковать: - Она не будет стоять. - А ее маленькие женщины никогда не стоят, - вмешалась Сьюки. - Ш-ш-ш, - произнесла Александра, охраняя свой колдовской настрой. - Она должна принять это лежа. Вот как делают это леди. Мы принимаем лекарство лежа. Магическим ножом она сделала надрезы на маленькой головке Дженни, имитируя ее новую прическу под Эву Перон. Недовольство Джейн относительно лица раздражало, поэтому она краем апельсиновой палочки попыталась очертить округлые глазницы. Впечатление от неожиданного взгляда этого серого комочка было пугающим. Александра ощутила внизу живота свинцовую тяжесть. Пытаясь творить, мы принимаем на себя первородный грех, грех убийства и необратимости. Острием вилки она проколола пупок в блестящем лоне фигурки, рожденной, а не сотворенной, соединенной, как все мы, с праматерью Евой. - Довольно, - объявила Александра, с грохотом бросив инструменты в раковину. - Быстро. Пока воск совсем не остыл. Сьюки, ты веришь, что это Дженни? - Ну... конечно, Александра, можно так сказать. - Важно, чтобы _ты_ верила. Держи ее руками. Обеими руками. Она так и сделала. Ее тонкие веснушчатые руки дрожали. - Говори ей, не улыбайся, говори ей: "Ты Дженни. Ты должна умереть". - Ты Дженни. Ты должна умереть. - И ты, Джейн. Скажи. У Джейн руки были не такие, как у Сьюки, и они были разные: рука, державшая смычок, толстая и мягкая, рука, пальцами которой она трогала струны, чересчур развита, с золотистыми ороговевшими мозолями на огрубевших кончиках пальцев. Джейн произнесла эти слова таким безразличным решительным тоном, словно просто читая написанное, что Александра предупредила: - Ты должна в это верить. _Это Дженни_. Александру не удивило, что, несмотря на всю ее злость, Джейн была самой слабой из сестер, когда доходило до колдовства; ведь магия подпитывается любовью, а не ненавистью. Ненависть - лишь ножницы в руках, она не способна плести нити симпатии, посредством которой ум и дух действительно приводят в движение материю. Джейн повторяла заклинание в кухне сельского дома, через живописное окно которой, заляпанное затвердевшим птичьим пометом, виднелся неприбранный двор, тем не менее уже украшенный двумя цветущими кустами кизила. Последние лучи солнца сияли, как расплавленное золото, сквозь тонкую листву и сплетения темных колеблющихся ветвей, с узором из четырех лепестков на конце каждой ветки. Желтая пластмассовая ванна, из которой дети Джейн уже выросли, простояла всю зиму под небольшим наклоном у одного из деревьев, и в ней полумесяцем стояла грязная вода от растаявшего льда. Лужайка была бурой, но уже покрылась дымкой новой зелени. Земля оживала. Голоса двух других женщин вернули Александру к действительности. - И ты, милая, - хрипло сказала ей Джейн, отдавая назад малышку, - произнеси эти слова. Женщины были исполнены ненависти, но делали все основательно. Александра приказала Джейн со спокойной уверенностью, торопясь закончить обряд: - Булавки. Иголки. Даже канцелярские кнопки - найдутся в комнатах у детей? - Терпеть не могу туда входить, они начнут ныть, что пора обедать. - Вели им подождать еще пять минут. Мы должны закончить, иначе... - Иначе что? - спросила испуганная Сьюки. - Могут быть обратные результаты. Все может случиться. Как бомба у Эда. Подойдут маленькие старые булавки с головками. Даже скрепки для бумаг, если их распрямить. - Она не стала объяснять, для чего - _чтобы пронзить сердце_. - И еще, Джейн. Зеркало. Ведь колдовство не получалось в трехмерном измерении, но когда было еще и отражение в зеркале, астральная сущность простых вещей - это еще одно существо, прибавленное к реальности. - После Сэма осталось зеркало для бритья, я им пользуюсь иногда, чтобы подкрасить глаза. - Прекрасно. Давай скорее. Я должна сохранить свой настрой, иначе составные части распадутся. Джейн опять упорхнула; Сьюки, стоя рядом с Александрой, пыталась ее искусить: - А как насчет глоточка? Я выпила всего один бокальчик разбавленного бурбона, прежде чем взглянуть без страха в глаза действительности. - Вот она действительность, к сожалению, Полглотка, милочка. С наперсток водки, остальное долей тоником или "Севен Ап", или водой из-под крана, или чем хочешь. Бедная малышка Дженни. Когда Александра поднялась по шести грязным ступенькам из кухни в гостиную и взглянула на восковую фигурку, ей в глаза бросились несовершенства и асимметрия ее творения - одна нога меньше другой, не поймешь, где бедра, где живот, где ноги, восковые груди слишком велики. И кто заставил ее поверить в то, что она скульптор? Даррил. Нехорошо с его стороны. Отвратительный доберман, выскочивший из верхнего холла в какую-то открытую Джейн дверь, быстро вбежал в гостиную, стуча когтями по непокрытому полу. Его маслянисто-черная шкура была туго натянута, кое-где морщила и, как военная форма, была украшена оранжевыми носочками и пятнами того же цвета на груди и на морде и двумя маленькими круглыми пятнышками над глазами. Истекая слюной, он уставился на сложенные лодочками руки Александры, полагая, что в них что-то съестное. Даже ноздри у Рэндольфа увлажнились от вожделения, а стоячие уши со складочками внутри казались продолжением прожорливого кишечника. - Это не для тебя, - строго сказала Александра, блестящие черные глаза собаки казались такими умными, они изо всех сил пытались ее понять. Сьюки пошла налить выпить; Джейн поспешила принести двустороннее зеркало для бритья на проволочной подставке, пепельницу, наполненную разноцветными кнопками, и подушечку для булавок в виде маленького матерчатого яблока. Было без чего-то семь; в семь сменятся телепередачи, и ребята запросят есть. Женщины поставили зеркало на кофейный столик, имитацию рабочего места сапожника, изготовленную тем инженером-механиком, что уехал в Техас. В серебряном круге зеркала все было увеличено, растянуто, по краям не в фокусе, яркое и огромное в центре. По очереди женщины держали куклу перед зеркалом, как перед ненасытной пастью из другого мира, и втыкали в нее булавки и кнопки. - _Аурам, Ханлии, Тамсии, Тилинос, Атамас, Зианор, Луонайл_, - читала Александра. - _Цабаот, Мессия, Эмануэль, Элким, Эйбор, Иод, Хи, Вю, Хи!_ - звонко и нараспев произносила Джейн. - _Астакот, Адонай, Алга, Он, Эл, Тетраграмматон, Схима_, - говорила Сьюки, - _Аристон, Анафаксетон_, и затем, я позабыла, что дальше. В груди и голову, бедра и живот погружались острия. До слуха женщин доносились отдаленные неясные выстрелы. Когда насилие в телевизионной программе уже достигало кульминации, статуэтка приобрела нарядный, инкрустированный вид, как ощетинившаяся карта военных действий, как яркая ручная граната в поп-арте или как пышное одеяние шамана. Зеркало для бритья давало расплывчатое цветное отображение. Джейн держала в руках длинную иглу, в такую обычно продевают толстую нитку, когда шьют замшу: - Кто хочет воткнуть иглу в сердце? - Можешь ты, - сказала Александра, глядя вниз, чтобы приколоть желтую кнопку симметрично с другой, словно это было абстрактное искусство. Хотя шею и щеки проткнули, никто не осмеливался воткнуть булавку в глаза, глядевшие без выражения или полные грусти, в зависимости от того, как падал свет. - Ну, нет, вы не спихивайте это на меня, - сказала Джейн Смарт. - Мы все должны, все трое, поставить палец на булавку. Свив свои левые руки в змеиный клубок, они вонзили иглу. Воск сопротивлялся, словно внутри него было что-то твердое. - Умри, - произнесли одни алые уста, а другие добавили: - Прими это! - пока женщинами не овладел смех. Игла легко прошла насквозь. На кончике указательного пальца Александры появился кровоточащий синяк. - Нужно было надеть наперсток, - сказала она. - Лекса, а что теперь? - спросила Сьюки, тяжело дыша. Джейн зашипела, созерцая их общее странное творение. - Мы должны скрепить это злодейство, - сказала Александра. - Джейн, у тебя есть фольга? Обе женщины захихикали. Александра поняла, что они испуганы. Почему? Природа убивает постоянно, а мы называем ее прекрасной. Александра испытывала какое-то отупение и скованность, как огромная муравьиная царица или пчелиная матка, она не замечала окружающего и вновь возрождалась к жизни своим духом и волей. Джейн принесла слишком большой лист алюминиевой фольги, в спешке надорвав его. В холле послышались детские шаги. - Теперь пусть каждая плюнет, - быстро скомандовала Александра, положив Дженни на дрожащий лист. - Плюйте так, чтобы проросло семя смерти, - настаивала она и плюнула первой. Плевок Джейн был похож на кошачье чихание; Сьюки отхаркнулась, почти как мужчина. Александра сложила фольгу блестящей стороной вовнутрь, аккуратно обернула ею фигурку, чтобы не задеть булавки и не уколоться самой. Получившийся сверток был похож на завернутую для запекания картошку. Двое детей Джейн, толстый мальчик и худенькая маленькая девочка с грязным личиком, с любопытством их обступили. - Что это? - захотела узнать девочка. Носик ее сморщился, учуяв недоброе. И верхние, и нижние зубы у нее были скреплены блестящим резным украшением из пластинок. Она ела что-то сладкое зеленого цвета. Джейн сказала ей: - Это проект миссис Споффорд, она его нам показывала. Очень тонкий эксперимент, и я знаю, она не хочет его делать заново, поэтому, пожалуйста, не просите ее об этом. - Умираю с голоду, - сказал мальчик. - Мы не хотим больше гамбургеров из "Немо", хотим нормальный обед, как у других. Девочка пристально изучала Джейн. В профиль ее продолговатое лицо с выступающими скулами и резко очерченным носом было похоже на лицо Джейн. - Мама, ты пьяная? Джейн, с магической быстротой, шлепнула ребенка, как будто они обе, мать и дочь, были частями деревянной игрушки, без конца совершавшей одно и то же движение. Сьюки и Александра, чьи собственные голодные дети плакали где-то в темноте, восприняли это как сигнал и ушли. Они остановились у кирпичной стены дома, через широкие освещенные окна выплескивались на улицу усиливающиеся шум и крики семейной ссоры. Александра спросила у Сьюки: - Хочешь сохранить это? Обернутый фольгой сверток в ее руке был теплым. Красивая тонкая и ловкая рука Сьюки уже держалась за ручку дверцы "корве": - Я взяла бы, дорогая, но у меня эти крысы или мыши, или что там еще, они объели другую фигурку. Может, они обожают воск? Вернувшись в собственный дом, который был больше защищен от уличного шума Садовой теперь, когда живая изгородь из сирени оделась листвой, Александра положила принесенный предмет, желая забыть о нем, на верхнюю полку на кухне, рядом с испорченными малышками, которые у нее не хватало духу выбросить, и с запечатанной банкой, содержащей цветную пыль, которая когда-то была дорогим, благонамеренным стариной Оззи. - Он ходит с ней повсюду, - рассказывала Сьюки Джейн по телефону. - Историческое общество, слушания, посвященные заповедникам. Они выглядят смешными, пытаясь быть респектабельными. Он даже вступил в хор унитарной церкви. - Даррил? Да у него совсем нет голоса, - резко сказала Джейн. - Ну, есть, небольшой, вроде баритон. Звучит, как органная труба. - Кто тебе это сказал? - Роза Хэллибред. Они тоже бывают у Бренды. Даррил, очевидно, пригласил Хэллибредов к себе на обед, и Артур сказал ему, что Даррил не такой сумасшедший, как Артуру поначалу думалось. Было около двух часов утра, они провели все время в лаборатории, совсем замучив Розу. Насколько я могла понять, у Даррила новая идея - вывести какого-то микроба в огромном водоеме наподобие Большого Соленого озера - чем соленее, тем лучше, по-видимому, и этот маленький жучок каким-то образом, просто размножаясь, обратит все озеро в гигантскую батарею. Они, конечно, поставят вокруг забор. - Конечно, дорогая. Безопасность прежде всего. Последовала пауза, во время которой Сьюки пыталась сообразить, было ли это сказано с сарказмом, и если да, то почему. Она просто сообщила новость. Теперь, когда ведьмы больше не встречались у Даррила, они виделись не так часто. Официально они не отменили свои четверги, но весь месяц после того, как сотворили заклинание над Дженни, у кого-нибудь из троих всегда находился предлог не прийти. - Ну, а как ты? - спросила Сьюки. - Все время занята, - сказала Джейн. - Я постоянно встречаю в центре Боба Осгуда. - Джейн не клюнула на приманку. - На самом деле, - сказала она, - я несчастна. Я стояла на заднем дворе, и на меня вдруг накатила черная волна, и я поняла, что это связано с летом. Все зеленеет, цветы распускаются, и меня осенило, почему я терпеть не могу лета: дети будут торчать дома целыми днями. - Ну, разве ты не злая после этого? - спросила Сьюки. - А я даже рада, теперь они большие, и с ними можно поговорить. Смотрят все время телевизор... лучше информированы о событиях в мире, чем я в свое время; хотят уехать во Францию. Говорят, у нас французская фамилия, да и Францию они считают цивилизованной страной, которая не ведет войн и где никто никого не убивает. - Расскажи им о Жиле де Ре, - сказала Джейн. - Я о нем не вспомнила; правда, говорила, что французы первые устроили заварушку во Вьетнаме, а мы пытаемся это исправить. С ними это не проходит. Они утверждают, что мы создаем новые рынки для кока-колы. Последовала пауза. - Ну, - сказала Джейн. - Ты ее видела? - Кого? - Ее. Жанну д'Арк, мадам Кюри. Как она выглядит? - Джейн, ты меня поражаешь! Откуда ты знаешь? Что я видела ее в центре? - Милочка, это ясно по твоему голосу. Да и зачем еще стала бы ты мне звонить? Как там наша любимая малышка? - Она славная, правда. Было как-то неловко. Говорит, что они с Даррилом очень соскучились и хотели бы, чтобы мы как-нибудь заглянули к ним без церемоний. Им не хочется думать, что нам нужно присылать официальные приглашения, но скоро их пришлют, заверила она. Последнее время они были ужасно заняты очень обнадеживающими опытами в лаборатории и кое-какими юридическими формальностями, из-за них Даррилу пришлось съездить в Нью-Йорк. Потом она говорила о том, как ей нравится Нью-Йорк, по сравнению с Чикаго, где ветрено и такая преступность, что никогда не чувствуешь себя в безопасности, даже в больнице. А Нью-Йорк - это просто несколько уютных деревушек, одна на другой. И так далее и тому подобное. - Ноги моей больше не будет в этом доме, - страстно поклялась Джейн Смарт. - Кажется, она и не догадывается, что мы обиделись, что она увела у нас Даррила прямо из-под носа. - Если ты решила, что не виновата, - сказала Джейн, - тебе все нипочем. Как она выглядит? Теперь пришла очередь промолчать Сьюки. В былые времена их беседы журчали без устали, они плели фразы, нанизывая одна на другую, и каждая из них, тем не менее, получала от этого удовольствие, как подтверждение их общности. - Не очень, - наконец произнесла Сьюки. - Ее кожа кажется... прозрачной... почему-то. - Она всегда была бледной, - сказала Джейн. - Но это не просто бледность. Как-никак, милая, сейчас все-таки май. К этому времени все понемногу загорают. Мы ездили в прошлое воскресенье в Лунный Камень и просто повалялись в дюнах. Мой нос стал похож на клубнику, Тоби меня поддразнивает. - Тоби? - Ну да, Тоби Бергман, он занял в "Уорд" место бедного Клайда и сломал на льду ногу этой зимой. Сейчас он уже поправился, хотя нога стала короче другой. Он не делает тех упражнений со свинцовым башмаком, которые должен делать. - Я думала, ты его терпеть не можешь. - Это пока хорошенько его не узнала, все-таки была в истерике после случившегося с Клайдом. Тоби очень забавный, правда. Он меня смешит. - А не слишком он молод? - Мы говорили об этом. В июне будет два года, как он окончил Браун-колледж. Он считает, что я душой самая юная из всех, кого он встречал, высмеивает меня за то, что я всегда ем калорийную пищу и готова совершать безрассудные поступки, вроде того, что смотрю всю ночь ток-шоу по телевизору. По-моему, он типичный представитель своего поколения, начисто лишен всяких предрассудков насчет возраста и национальности и всего того, на чем были воспитаны мы. Поверь, дорогая, он гораздо лучше Эда и Клайда во многих отношениях, включая те, о которых говорить не принято. Мы ничего не усложняем, просто получаем удовольствие. - Класс, - хрипло произнесла Джейн, подытоживая. - А как у нее настроение, такое же? - Она стала менее застенчивая, - задумчиво сказала Сьюки. - Замужняя женщина и все прочее. Бледная, как я уже сказала, но, может, это просто вечернее освещение. Мы выпили кофе в "Немо", Дженни, правда, выпила какао, у нее плохо со сном, и она хочет обойтись без кофеина. Ребекка ее опекает, она все хотела, чтобы мы попробовали лепешки с черникой, в "Немо" пытаются переманить к себе приличных клиентов из "Кондитерской". Она едва дала мне обменяться новостями, Ребекка то есть. Она чуть-чуть откусила кусочек, я имею в виду Дженни, и спросила, не могу ли я доесть, ей не хотелось обижать Ребекку. Правда, я с радостью это сделала, последнее время у меня волчий аппетит, не могу себе представить, почему вдруг, я ведь не могу забеременеть, а? Эти евреи такие страстные. Она говорит, почему-то последнее время у нее совсем нет аппетита. У Дженни. Интересно, не выведывала ли она, может, я случайно знаю - почему. Может, она чувствует, что мы с ней что-то сделали, не знаю. Мне было ее жаль, когда она так извинялась, что у нее нет аппетита. - Правда? - заметила Джейн. - Приходится расплачиваться за каждый грех. На свете столько грехов, что Сьюки потребовалась целая секунда, пока она поняла, что Джейн имела в виду грех Дженни, вышедшей замуж за Даррила. Утром у нее был Джо, и произошла безобразная сцена. Джина была на четвертом месяце, и беременность стала заметна, весь город это видел. А у детей Александры скоро будут каникулы, и тогда станут невозможными свидания в будни у нее дома. Для нее наступит облегчение, честно говоря, большое облегчение. Не нужно будет больше выслуши