из Филадельфии. Мы решим, нужен ли аффидевит, и, надеюсь, он детально опишет мне случай миссис Демпси. Перспектива мчаться с места в карьер в Филадельфию и изображать из себя психиатра привела меня в ужас, но это, судя по всему, был единственный выход. - Хорошо, - согласился я, - я позвоню ему, как только освобожусь, и попрошу перезвонить вам. - Вот и славно, - сказал доктор Уэллек. И помолчал немного. - Надеюсь, вы понимаете, мистер Демпси, я ничего не могу обещать. Вайкомико и хренова туча других таких же городишек горой стоят за матушку-природу. В основном, конечно, виноваты здешние врачи, все это старичье: тут, наверное, лет сто уже не делали абортов, по крайней мере легальных. Если забыть на время о профессиональной этике, они, между нами, просто шайка старых пердунов. И если вся эта свора плюс кое-какие местные религиозные сообщества пронюхают что-нибудь насчет такого вот дельца, они же с того бедолаги, который, в смысле, сделает аборт, с живого шкуру сдерут. Мы не всегда имеем возможность быть настолько либеральными, насколько некоторым из нас того хочется. - Я прекрасно вас понимаю, доктор, но речь действительно идет о жизни и смерти. - Ну что ж. Посмотрим, что я смогу для вас сделать. Манера, в которой говорил со мной доктор Уэллек, давала некоторые основания надеяться, что его не сложно будет обвести вокруг пальца. Во-первых, он чересчур разговорчив: трое из моих собеседников вообще отказались что бы то ни было обсуждать по телефону, а прочие - по части болтливости - и рядом с доктором Уэллеком не стояли. Дальше: из того, как сложился наш разговор, я заключил, что в конкурентной борьбе с более старшими местными врачами ему приходится нелегко, может быть просто потому, что он в городе недавно. А с профессионалом, который в телефонном разговоре с совершеннейшим незнакомцем начинает вдруг проезжаться на счет своих коллег, возможны, я так понимаю, самые неожиданные сделки. Но вот Филадельфия! Одно дело фальшивое письмо - в письме я могу быть кем угодно, - однако даже сыграть по телефону роль Генри Демпси мне оказалось едва-едва по силам: что уж говорить о Гарри Л. Зигристе? Но и времени тоже не было: на часах уже десять, а Филадельфия в двух с половиной часах езды от Вайкомико. К счастью, день был субботний - занятий нет, а библиотека в колледже открыта. Я тут же заехал в библиотеку, взял первый попавшийся под руку учебник по патопсихологии и помчался в Филадельфию. Не успел я проехать и десяти миль, как мне пришло в голову: если придется отправлять аффидевит из Филадельфии, его непременно нужно будет отпечатать на машинке, а найти в чужом городе пишущую машинку дело почти невозможное. Я развернулся и, не обращая внимания на дорожные знаки, рванул назад, к себе на квартиру. Добрался я туда уже после одиннадцати. Всем, кого это может касаться, писал я, отчаянно лепя на ходу фразы: Сьюзен Бейтс Демпси, двадцати восьми лет, жена Генри Дж. Демпси из города Вайкомико, Мэриленд, являлась моей пациенткой с 3 августа 1951 года по 17 июня 1953 года включительно; вскоре после означенного числа мистер и миссис Демпси выехали из Филадельфии на постоянное местожительство в Вайкомико. Миссис Демпси стала моей пациенткой по настоянию ее мужа и ее лечащего врача, доктора Эдварда Р. Раиса, Филадельфия, после часто повторявшихся приступов тяжкой депрессии. Будучи в подавленном состоянии, дважды угрожала покончить жизнь самоубийством, а один раз даже порезала себе кухонным ножом запястья. Обследование выявило в случае миссис Демпси явные тенденции к маниакально-депрессивному психозу, тем более опасные, что в течение периода обострения объектом враждебного отношения со стороны пациентки неоднократно становились двое ее малолетних детей, хотя в обычное время она и выказывает себя как вполне компетентная и даже образцовая мать. Миссис Демпси страдает навязчивой идеей, выражающейся в страхе потерять привязанность супруга: во время депрессивной стадии уверена, что рождение двух сыновей нанесло непоправимый ущерб ее женской привлекательности, что проявляется в негативном отношении к детям. Тем не менее, поскольку речь идет именно о враждебном отношении, а не об открытой агрессии и поскольку периоды депрессии чередуются с периодами интенсивной и даже радостной жизнедеятельности, в диагнозе я склоняюсь скорее к неявной форме маниакально-депрессивного психоза, нежели к паранойе. За время лечения амплитуда маниакально-депрессивного цикла у миссис Демпси выказала явственную тенденцию к снижению, угрозы самоубийства, как и угрозы в адрес детей, прекратились вскоре после начала регулярных психотерапевтических процедур. С балансированное лечение обещает в данном случае весьма положительные результаты, и в случае продолжения оного состояние больной, вероятнее всего, должно стабилизироваться. Когда чета Демпси покидала Филадельфию, я рекомендовал продолжить начатое печение, однако в личном разговоре с мистером Демпси объяснил, что срочности здесь никакой нет. Тем не менее я рекомендовал также избегать беременности до полного излечения миссис Демпси, поскольку именно предшествующие предродовые и постродовые периоды во многом и стали причиной ее теперешнего состояния. Я считаю, что в данный период времени незапланированная беременность может иметь результатом критический рецидив заболевания: больная вполне в состоянии вернуться к навязчивой идее самоубийства как к альтернативе вынашиванию плода; я уверен также, что она способна привести угрозы в исполнение, даже при немедленном возобновлении психиатрического вмешательства. Я со всей категоричностью рекомендую, в целях сохранения здоровья как детей миссис Демпси, так и ее собственного, прервать ее беременность на возможно более ранней стадии. Я подмахнул письмо: Гарри Л. Зигрист, Д. М. , сунул его в конверт и скатился вниз, к машине. По дороге я остановился только один раз, съесть ленч и подзубрить насчет маниакально-депрессивного психоза; в самом начале четвертого я уже стоял в телефонной будке в аптеке "Пенн-Велан" на Уолнат-стрит в Филадельфии и набирал по междугородней вайкомикский номер доктора Уэллека. Руки у меня тряслись; я был мокрый как мышь. Когда я услышал голос секретарши доктора Уэллека и оператор велел опустить шестьдесят центов, я уронил четвертак на пол, и у меня едва хватило духу подобрать его и попросить к телефону доктора Уэллека. - Прошу прощения, доктор Зигрист, - сказала секретарша, как только я представился. - Доктор Уэллек сейчас в клинике. - Экая досада! - доктор Зигрист был разочарован, и он был хамоват. - А связаться с ним вы, понятное дело, не в состоянии. - Боюсь, что нет; сегодня после обеда он в хирургии. - Черт знает что! - я испытал невероятное чувство облегчения, я готов был прыгать от радости, что мне не придется с ним говорить, но в то же время мой план был под угрозой срыва. - Если хотите, я попрошу его перезвонить вам, как только он вернется из клиники. - Ну уж нет, так дело не пойдет, - сварливым тоном сказал я. - У меня сегодня первый день отпуска, и мы с миссис Зигрист намерены весь октябрь провести на Бермудах. Слава богу, мистер Демпси успел до меня дозвониться - мы уже запирали парадное! Еще бы часок - и ищи-свищи. Вы понимаете, дело, конечно, отлагательств не терпит, но у меня самолет через два часа, а где я буду эти два часа, одному богу у известно, доктор Уэллек, он ведь выпишет эрготрат, не правда ли? Иначе все может очень плохо кончиться. - Ему нужно сперва переговорить с вами, доктор Зигрист. - Да знаю, знаю. Ладно, слушайте, я велю своей секретарше отпечатать аффидевит, пока я здесь, - дело-то плевое, сами понимаете. - заверю его у нотариуса, отправлю вам срочной почтой, и все такое. Чччерт, поговорить бы, конечно, с вашим доктором Уэллеком! - сказал я раздраженно. - Случай настолько серьезный, что ждать можно чего угодно. Миссис Демпси, она, знаете ли, может выглядеть абсолютно нормальной, а через минуту вышибет себе мозги, если уже этого не сделала. Я со всей ответственностью заявляю, что доктор Уэллек обязан дать ей эрготрат, и чем скорее, тем лучше. Сегодня же вечером, если будет такая возможность; в крайнем случае, завтра утром. Я уже договорился с мистером Демпси, что он передоверит свою жену заботам одного из моих коллег, пока я не вернусь, но сперва придется разобраться с этим. - Я сразу же обо всем сообщу доктору Уэллеку, - сказала секретарша, и, судя по голосу, впечатление я на нее произвел. - Будьте так любезны, а завтра утром он непременно получит мой аффидевит. - Сэр, а не могли бы вы дать мне ваш бермудский адрес, на случай, если доктор Уэллек захочет с вами связаться? Вот черт! - Мы с миссис Зигрист остановимся в "Принс-Джордж-отеле", - сказал я, искренне надеясь, что такой там есть. - Так, "Принс-Джордж". Спасибо, сэр. - И пожалуйста, передайте доктору Уэллеку, чтобы он этот эрготрат затолкал в миссис Демпси как можно скорее. Я из-за этакой дури пациента терять не намерен. Человек, конечно, должен быть осмотрительным, но, честное слово, будь я на его месте, она бы уже сейчас отдыхала после аборта. Ежу понятно, что у нее маниакально-депрессивный психоз, и суицид там - из каждой щели. Ну, до свидания. Я повесил трубку и чуть не упал в обморок. Так, с этим справились, но впереди-то еще того хуже. Нотариуса я разыскал в помещении ломбарда, двумя кварталами ниже по Уолнат-стрит (которая, боже упаси, тоже ведь могла оказаться участком настоящего доктора Зигриста), и сразу же переступил порог, пока мои нервы окончательно не разыгрались. Такая уж у меня судьба, я всегда выгляжу чуть старше собственного возраста, но не знаю, кем нужно быть, чтобы принять меня за дипломированного психиатра. К тому же разыгрывать из себя невесть кого лицом к лицу с человеком, которого обманываешь, куда труднее, чем заниматься этим по телефону. И наконец, я не был уверен, что нотариусы не требуют какого-нибудь удостоверения личности, прежде чем перейти непосредственно к печатям и клятвам. Я принял самый светский вид, на какой только был способен, и спросил у клерка, где тут, собственно, нотариачьная контора: он тут же перенаправил меня к столу заместителя директора в другой конец комнаты. - Оч-приятно, - улыбнулся мне замдиректора, коренастый лысый мужичонка с жеваной сигаркой во рту и в очках с металлической оправой. - Моя фамилия Зигрист, - добродушнейшим образом начал я, - Гарри Зигрист. Где-то у меня тут должна быть бумажка, которую надо бы заверить, если я, конечно, не оставил ее в приемной, - я улыбнулся и начал не спеша перебирать карманы. - Ага, вот ты где, пакость такая мелкая, - я выудил письмо из внутреннего кармана пальто, развернул и наскоро его просмотрел. - Ммм-хмм. Теперь ваша очередь, сэр. Замдиректора так же бегло прочитал документ. - Вот блин, - сказал он. - Да она настоящая ведьма, а, док? - У нас еще и не такие попадаются, - ухмыльнулся я. - Ха! - сказал нотариус. - Видели бы вы, какие сюда дурики забредают. Вы бы на них себе состояние сделали. Я все ждал, когда же он попросит меня удостоверить личность Гарри Л. Зигриста. - Вот уж, право слово, - сказал нотариус, задумчиво и отстраненно. - Черт-те что там у них в головах творится. Н-да... - он начал рыться в ящике стола. -Вам не трудно будет чуть-чуть приподнять правую руку, а, док? Я поднял, он тоже. - Ну, короче говоря, клянетесь ли вы перед Богом и бла-бла-бла, и все такое? - спросил он, продолжая шарить другой рукой в столе. - Клянусь. - Оно, в общем, без разницы, клянетесь вы или нет, если я не найду эту чертову печать, - радостно сказал он. Перед глазами у меня поплыло - найти в чужом городе нотариуса настолько циничного и настолько доверчивого и после этакой удачи споткнуться о самый что ни на есть пустяк? - А, вот она где, - сказал он, едва не по плечо ушедши в стол. Он шлепнул на мое письмо положенный штемпель и расписался закорючкой. Потом подозвал двух близсидящих клерков, чтобы те расписались за свидетелей. - И нечего всякую дрянь читать, глаза сломаете, - сказал он им. - Поставьте ваши "Джон Каля-маля" где положено, и свободны. - Они поставили. - Ну, доктор, вот и все дела: с вас полтора бака. Я вынул бумажник, расплатился, стараясь, чтобы мое собственное удостоверение личности не попалось ему на глаза, и вышел вон с письмом в руках; письмо я опустил в первый же почтовый ящик. Филадельфией я был сыт по горло: времени четыре часа, и нужно срочно ехать домой. В общем и в целом я был восхищен свершенными мною деяниями, но четыре вещи не давали мне покоя. Во-первых, я не знал, поверит ли доктор Уэллек в мой на живую нитку сшитый аффидевит, в котором, насколько я мог судить, любой человек с высшим медицинским образованием, не дай бог со степенью, сразу же обязан углядеть подделку; во всяком случае было весьма вероятно, что, зародись только у него какие-никакие сомнения, скоропалительный отъезд доктора Зигриста тут же превратит сомнения в скепсис, а если подозрительности у него хватит на то, чтобы взять да и набрать номер приемной настоящего доктора Зигриста, я пропал. Во-вторых, я умышленно не оставил Уэллеку собственного номера, а в вайкомикском телефонном справочнике, естественно, никаких Генри Демпси не было и в помине; невзирая на тот факт, что существуют в мире люди без телефонов, сама невозможность связаться со мной, буде ему еще до моего повторного звонка этого захочется, также может навести его на подозрения. Третье неизвестное было хуже всего: даже если все пойдет как надо и Уэллек согласится выписать эрготрат, может так оказаться, что в городе он отнюдь не новичок и знает Ренни. И наконец, пусть и здесь все сойдет гладко, существовала еще одна опасность: во всем, что касается абортов, я полный профан, но нельзя ведь исключить возможность, что ему потребуется по той или иной причине поместить Ренни в клинику, раз уж операция у нас легальная, и даже если он сам ее ни разу в жизни в глаза не видел, кто-нибудь из персонала наверняка с ней знаком. Едва добравшись до квартиры, я тут же позвонил Уэллеку, прямо домой. - Ах, это вы, мистер Демпси, - в голосе был неприятный холодок, - а я уже пытался до вас дозвониться. - Извините меня, доктор. Мы еще не успели обзавестись телефоном, и приходится использовать хозяйский. Я бы и раньше вам позвонил, но вот решил свозить жену на природу, ей, знаете ли, не мешает иногда отвлечься. - Тут доктор Зигрист звонил из Филадельфии. - Правда? Вот здорово! Я едва успел его перехватить, он уезжает куда-то в отпуск. Он вам все объяснил? - Мне с ним переговорить не удалось. Я был в хирургии. Он говорил с моим секретарем и обещал прислать аффидевит. Насколько я понял, он самым настоятельным образом рекомендует аборт. - Фу-ты, - и я рассмеялся. - Вы представить себе не можете - как камень с души. - Да-да. Он что-то такое говорил моему секретарю насчет сегодняшнего вечера, но, боюсь, я не смогу дать вашей жене эрготрат, пока не буду иметь на руках аффидевит. Если он отправил его срочной почтой сегодня днем, самое позднее к понедельнику, к утру, он будет у меня. - Ну и прекрасно. - Дайте мне номер вашего домовладельца, и, как только придет аффидевит, я тут же дам вам знать; доставите миссис Демпси ко мне в приемную. - Видите ли, мой домовладелец не слишком любит, когда мне звонят по его телефону, да к тому же это и не его ума дело. Лучше, чтобы он вообще ничего не знал, такой, знаете, сплетник. Может, лучше я вам позвоню? - Наверное, вы правы. Оно, конечно, ничего незаконного, но лишний шум ни к чему. Позвоните мне в понедельник часов около двенадцати, и, если будет аффидевит, я назначу вам на после обеда. - Чудесно. - Да, и еще. Есть такая официальная форма на случай стерилизаций, абортов и так далее. Вам с женой придется обоим ее подписать и заверить у нотариуса. Если хотите, можно сделать это в понедельник, в первой половине дня. Формы возьмете у меня в приемной, у секретаря. - Хорошо. Договорились. Доброй ночи, доктор. Еще один документ, еще один нотариус, еще одна проблема на мою задницу - но к этому времени мне было уже все равно. Усталый и торжествующий, я отправился к Морганам, чтоб доложить о своих успехах. Уже на пороге меня вдруг пробрал холодок: я целый день черт знает где мотался - а вдруг уже слишком поздно? Дверь открыл Джо. - А, привет, Джейк. Неважно выглядишь. - С Ренни все в порядке? - Она все еще с нами, если ты об этом. Давай заходи. Ренни натирала воском кухонный пол. Меня она едва заметила. - Ну, думаю, дело улажено, - сказал я, старательно изображая невозмутимость. - Если ты не передумала насчет аборта, Ренни, можешь получить свой укол эрготрата в понедельник после обеда. Джо никак на эту новость не отреагировал, Ренни, с навощенной тряпкою в руках, вышла в дверной проем и прислонилась к косяку. - Хорошо. Куда нужно ехать? В Балтимор? - Не-а. Прямо здесь, в городе. Только не говори мне, что ты знакома с доктором Мортоном Уэллеком. - Доктор Уэллек. Нет, я его не знаю. А ты, Джо? - Что-то слышал. Приехал года два назад. Хочешь сказать, что этот говнюк занимается абортами? - Ничего подобного, - сказал я не без гордости. - У него совершенно открытая частная практика, и врач он, насколько я знаю, не из худших. И все будет сделано строго в рамках законности. Никакой партизанщины, все просто и по правилам. - Ну, и как же ты все это умудрился устроить спросил Джо - Признаться, я не говорил ему почти ничего, кроме правды. Я сказал, что у тебя уже двое детей и ты была бы не против - потом - завести еще, но сейчас настолько подавлена беременностью, что приходится опасаться, как бы ты чего над собой не сделала. Хотя, конечно, легенда слегка пообросла подробностями. - Какими подробностями, Джейк? - озадаченно спросила Ренни. - Ну, в общем, пришлось помутить воду. Начнем с того, что ты теперь моя жена - на время, конечно. Миссис Генри Дж. Демпси, из филадельфийских Демпси. -Что? День, полный приключений, бродил в моей крови, и я рассыпался соловьем, расписав им во всех подробностях телефонные звонки, поездку в Филадельфию, письмо, перевоплощения доктора Зигриста и, на сладкое, замдиректора ломбарда. Они внимали удивленно. - Итак, все, что осталось теперь сделать мистеру и миссис Демпси - подмахнуть в понедельник утром эту самую бумажку, заверить ее у нотариуса, и дело в шляпе. Ни суеты, ни маеты, получишь свой укол и можешь смело обо всем забыть. Джо с интересом воззрился на Ренни. - Бред какой-то, - тут же сказала она. - Правда, фантастика? - осклабился я, все еще надеясь, что мои уши лгут. - Это просто чудовищно! - Но ведь ты согласна, да? - Конечно нет. Без вариантов. - Без вариантов! Боже ты мой, Ренни, да я сегодня наизнанку вывернулся, чтобы все это устроить, а ты говоришь: без вариантов. Ничего не случится, я тебе клянусь! - Не в этом дело, Джейк. Я просто не стану больше лгать. Даже если бы не нужно было ничего подписывать и говорить, все равно это ложь. Тебе стоило бы догадаться, что для меня такие вещи неприемлемы. И вся конструкция рухнула. Джо даже бровью не повел, но я почувствовал, сколь велико единение их душ. В котором для меня места не было. - Ну и хрен с тобой, стреляйся тогда на здоровье! - заорал я. - Я для нее носился весь день как проклятый, а она, видите ли, еще не решила, делать ей аборт или нет. Тогда не хрена было вчера оперетту разыгрывать. Ренни улыбнулась. - Джейк, я и в самом деле застрелюсь, как только станет ясно, что аборта ты устроить не в состоянии. Это было не актерство. Мне не важно, кто это сделает, и где, и как все это будет выглядеть, но я не стану врать, и принимать участие во вранье, и притворяться кем-то другим тоже не стану. Я никого не знаю, Джо тоже. И если бы ты не сказал, что у тебя кто-то есть на примете, я не стала бы так долго ждать. - Она провела рукой по животу, туда и обратно. - Я не хочу этого ребенка, Джейк. Он может оказаться твоим. Она говорила совершенно искренне. Я в отчаянии обернулся к Джо, но Джо глядел уклончиво. Я снова ощутил меж ними вязкую субстанцию единства. Мне вдруг пришло в голову: а что, если напасть на них прямо сейчас, предъявить им обвинение в романтизме, поднять на смех их идиотское чувство чести - видит бог, оно того заслуживает, - и преизрядная часть моей души уже готова была с радостью ринуться в бой, но больше я в такую тактику не верил: они уже приняли решение, и решение это от моих наскоков, чего доброго, станет только тверже. - Ты пока этого не делай, а, Ренни, - устало сказал я. - Я еще что-нибудь соображу. - Что еще ты можешь сообразить, Джейк? Если бы у тебя и в самомделеняшняя, а? Ты считаешь, если достаточно долго будешь тянуть резину, я передумаю? Ты ошибаешься, Джейк. - А как насчет мальчиков? О них ты подумала, или им тоже светит по дырке в голове? - Ты задаешь вопросы, на которые не имеешь права, - сказал Джо. - Джейк, хватит в игрушки играть, - сказала Ренни. - У тебя на самом деле что-то есть, или ты опять врешь? - Есть, - твердо сказал я. - У меня есть одна знакомая, здесь, в городе, и у нее были аборты, один или два. Не будь я на нервах, сразу бы о ней и вспомнил. Завтра же ее разыщу и выясню, где она их делала. - Я тебе не верю, - сказала Ренни. - Чистая правда, клянусь. - Тогда - как ее зовут? И давай без фокусов. - Пегги Ранкин. Учительница, английский в средней школе. Ренни тут же подошла к телефону и сверилась со справочником. - 8401, - сказала она. - Я ей сейчас позвоню и сама все узнаю. - Ты что, с ума сошла? Она не замужем. И станет незнакомому человеку рассказывать такие вещи по телефону? - Тогда звони ты. Прямо сейчас. Вы с ней, видно, неплохо знакомы, раз ты в курсе. - Ты требуешь невозможного. С женщинами так нельзя - с остальными женщинами, по крайней мере. Я встречусь с ней завтра, и к вечеру ты все будешь знать. - Мне кажется, ты опять финтишь, Джейк. - Протри глаза, чтоб не казалось! Тебя что, так тянет к пистолету, что ты не в состоянии подождать двадцать четыре часа? - Я был в таком отчаянии, что, казалось, вот сейчас меня разорвет на куски, но Джо наблюдал нас все так же бесстрастно. На письменном столе у телефона лежали раскрытые книги - блокноты и книги: он продолжал работать над диссертацией! Ренни задумалась на несколько секунд. - Я подожду до завтра, до вечера, - сказала она и снова принялась натирать в кухне пол. Ренни попала в самую точку, заподозрив меня в тактике проволочек и саботажа, но больше на эту карту ставить смысла не было. Я, конечно, и понятия не имел, делала ли Пегги Ранкин хотя бы раз в жизни аборт, более того, у меня не было ровным счетом никаких оснований надеяться, что она захочет мне помочь, даже если сможет, потому как с того самого раза, в начале сентября, я ее и в глаза не видел. Она мне звонила - тон был сперва окрыленный, потом оскорбленный и, наконец, умоляющий - за последнюю пару недель не раз и не два, но я был тверд как кремень. На следующее утро, в воскресенье, я ей позвонил. - Это Джейк Хорнер, Пегги. Мне нужно увидеться с тобой по очень важному делу. - А я тебя видеть не желаю, - сказала она в ответ. - Пегги, но это и в самом деле чрезвычайно серьезно, поверь мне, пожалуйста. - Ага. Ровно месяц прошел, правда, забавно? - Послушай, речь вовсе не о том. Я пытаюсь помочь одному человеку, которому эта помощь очень нужна. - Да, ты же у нас специалист по гуманитарной помощи. - Пегги, ради бога! Я не стану притворяться, что думал о тебе днем и ночью, но положение и впрямь отчаянное. Я понимаю, что у тебя нет причин оказывать мне какие бы то ни было услуги. - И при этом ты говоришь, что на сей раз все будет честно? - Именно. - Ты меня не любишь. - Я никого не люблю. Но я достаточно долго прожил холостяком, и, даже если забыть об этой операции, столько тебе задолжал, что хватит не на год и не на два. Пегги стряхнула мои руки с плеч и принялась качать головой, ни дать ни взять Ренни Морган. - Ну почему с тобой всегда так, а, Джейк? Даже когда ты добрый, ты все равно ставишь меня в дурацкое какое-то, унизительное положение. - Погоди, погоди, успокойся. Давай я сам сделаю тебе предложение. Я решил, что хочу на тебе жениться. И если когда-либо в жизни я говорил искренне, так это сейчас. - Но ведь ты никогда раньше не был искренен со мной, разве нет? - Был, только что. Я бы сегодня на тебе женился, если бы в воскресенье можно было где-нибудь оформить документы. Мы их оформим завтра, а в среду поженимся. - Ты сказал, она будет ждать только до вечера. - Сказал. Тебе придется всего лишь сообщить ей, что ты знаешь нужного человека. Можешь прямо сейчас ей и позвонить. Я думаю, этого будет достаточно. Скажи, что по личным причинам, или там еще по каким, ты не сможешь назвать его имени до среды. Если она согласится ждать, я буду на седьмом небе от счастья. - А если не согласится, что тогда? Еще один ключевой вопрос, но тут за правильным ответом далеко ходить не нужно. - Если она не согласится, что ж, я больше ничего не смогу для нее сделать, но я не вижу, как это может повлиять на мои перед тобой обязательства. Ты сделаешь все, о чем я просил, и я сделаю все, что обещал. Тут Пегги, изнуренная борьбою чувств, ударилась в слезы. - Я женюсь на тебе и буду любить тебя так, как только смогу любить женщину, - до самой смерти, - я произнес слова присяги. Она все плакала и плакала, пока я не начал беспокоиться. Нужно было сделать что-то еще, и немедленно. Скажем, если ее обнять: это решит дело или, наоборот, окончательно все испортит? Я отчетливей некуда понимал, что сейчас любое сказанное мною слово, любой жест - или не сказанное слово и не сделанный вовремя жест - могут убедить ее вдруг в полной моей искренности - или неискренности. Пегги Ранкин! Черт подери это мое дурацкое воображение, слишком богатое, чтобы использовать его в практических целях, для предугадывания человеческих поступков: независимо от того, сколь глубоко и долго я знал своих ближних, я мог представить и обосновать самые что ни на есть противоположные их реакции на одни и те же - почти любые - раздражители. Вот вроде как с этим поцелуем: сочтет она его доказательством того, что я безбожно переигрываю, или, наоборот, симптомом глубочайшей искренности - того, что мне уже плевать, заподозрит она меня во лжи или нет? А если я не двинусь с места, примет ли она мое бездействие как свидетельство того, что я отказываюсь дальше тянуть дурацкую эту волынку и настолько уверен в собственной победе, что не желаю даже снизойти до еще одного маленького жеста, - или же что в порыве глубочайшей искренности я боюсь даже пальцем пошевелить: а вдруг она таки примет мое предложение за гнусную уловку? Я взял ее лицо обеими руками и притянул к себе. На долю секунды она замешкалась; потом ответила на долгий нежный поцелуй. - Слава богу, ты поверила мне, Пегги, - тихо сказал я. -Нет. - Что? - Я не поверила ни единому твоему лживому слову, с той самой минуты, как ты переступил порог. И почему я сразу не повесила трубку, когда услышала твой голос? Сделай милость, убирайся вон. - Но, боже мой, Пегги! Ты просто обязана мне поверить! - Если ты не уберешься, я буду кричать. Я не шучу. - Ты что, не веришь, что Ренни Морган собирается пустить себе пулю в лоб? - закричал я. Она и в самом деле завопила во весь голос, и мне пришлось зажать ей ладонью рот. Она лягалась, молотила меня кулаками и попыталась укусить за руку. Я толкнул ее обратно в кресло и сел - верхом - ей на колени, чтобы нейтрализовать ноги, а свободной рукой схватил за горло. Силенок ей было не занимать, и я едва-едва удерживал ее на месте - с Ренни у меня и этого бы не вышло. - Все гораздо серьезней, чем тебе кажется! Я сказал, что женюсь на тебе, и я не шутил, и готов это повторить, хотя, честное слово, сию же секунду задушу тебя к чертовой матери, если ты откажешься мне помочь. Глаза у нее стали совершенно круглыми, я отнял руку и, едва она опять принялась голосить, как следует сжал ей глотку - без дураков, вогнав большой и указательный пальцы в ямки по обе стороны горла. - Перестань! - просипела она. Я тут же убрал руки, испугавшись - а вдруг у нее и в самом деле что-нибудь там сломается. Она хватанула воздуха, со скрежетом, на всхрипе. - Как зовут специалиста? - я не дал ей опомниться. - Да не было, не было специалиста, - держась за горло, сказала она. - Не знаю я никаких специалистов! Я просто хотела... Я врезал ей от всей души и выбежал вон. Все, полный тупик: был я с ней честен или нет, врала она сама или говорила правду, не имело теперь никакого значения. Я поехал домой и уселся в кресло-качалку. Была уже половина двенадцатого. Соломинок, за которые имело смысл цепляться, не осталось ни одной, силы у меня кончились, я был опустошен и выжат как тряпка. Я было попытался напрячь воображение и выдумать еще какую-нибудь лихую комбинацию, но в голову шла одна только Ренни, как она молча направляется из гостиной в чулан, и до сцены этой осталось не то десять, не то восемь часов. Джо, вероятнее всего, будет сидеть за письменным столом, уткнувшись в тетрадку. Наверное, он услышит, как Ренни отложит в сторону - газету? - и пойдет к чулану. А он так и будет тупо смотреть в тетрадку, не видя ни слова, или, может статься, повернет голову и проследит, как она откроет дверь в чулан. Мальчики спят себе в дальней комнате. Ренни, конечно же, не станет возвращаться в гостиную. Там, в чулане, где от Джо ее отделит приотворенная дверь, она возьмет с полки кольт, снимет с предохранителя, приставит дуло к виску и тут же спустит курок, прежде чем металлический холодок ствола чуть правей и выше глаза успеет вызвать у нее рвотный рефлекс. Да, а сначала она, скорей всего, сядет на пол. Дальше моя фантазия отказывалась меня пускать, потому что мне еще ни разу в жизни не приходилось видеть убитого человека- в луже крови, и все такое. Часа, наверное, два - где-то до половины второго - эта сцена раз за разом прокручивалась у меня в голове, до точки взрыва. Крутые меры: я мог отправиться туда и - что, ворваться в дом и схватить пистолет? И что я с ним буду делать? Они даже с места не встанут, просто будут сидеть и смотреть на меня, а Ренни вечером выдумает что-нибудь другое. Скрутить Ренни руки и, если получится, удерживать силой? Что, всю жизнь? Позвонить в полицию и сказать им, что женщина вот-вот покончит жизнь самоубийством? А они что смогут сделать? Ренни тихо-мирно сидит дома и читает газету, Джо трудился за письменным столом. Сказать ей, что я договорился насчет аборта - с кем? На когда? Сказать ей - что? Амплитуда кресла сошла понемногу на нет. Кроме образа Ренни с кольтом у виска и образа свинцовой блямбы, затаившейся в глубине железного своего дупла, - и это был даже не образ, а некая физическая напряженность, вроде жужжания или гула за ушами, - ничего другого в голове не осталось. Мой мочевой пузырь был переполнен: надо было бы сходить в ванную, но я не пошел. Через какое-то время в ванную идти перехотелось. Я попытался запустить Пепси-кола в точку бьет, но после первого куплета забыл начать второй. Желание помочиться вернулось - и куда сильней, чем прежде. Я никак не мог решиться встать. Внизу кто-то врубил радио, и я вскочил. Было три часа: мне казалось, я не мог себя заставить встать и отправиться в ванную полминуты, не больше, а прошел час с четвертью! Минутой позже я скатился с лестницы и прыгнул в машину; я пронесся мимо дома Морганов на скорости шестьдесят миль в час - из города, вон, в сторону Вайнленда и дальше, на Ферму. В холле миссис Доки увязывала шпагатом какие-то коробки из гофрированного картона. - Где Доктор? Я должен видеть его прямо сейчас. Она мотнула головой в глубь дома. Я прошел через приемную - там были свернутые рулонами ковры, составленная в кучу мебель и снова коробки, коробки, коробки. - Вы чем-то расстроены, - едва меня увидев, проницательно подметил Доктор. Одетый в черный шерстяной костюм, он читал воскресную газету на задней веранде, которая с наступлением холодов превращалась в некое подобие солярия. К счастью, он был один: пациенты в большинстве своем либо грелись на солнышке у переднего крыльца, либо сидели в приемной. - Присаживайтесь. - У меня сегодня днем опять было что-то вроде приступа, - сказал я. - Обездвиженье? - Он отложил газету и посмотрел на меня более внимательно. - Значит, вы манкируете терапевтическими курсами. - Да нет, я бы вам сразу так и сказал. Хотя - последнее время я был очень занят. Снаружи было прохладно, пожалуй что даже и холодно, но солнце сияло вовсю, и над заболоченной речушкой позади дома неподвижно висела поймавшая встречный ветер большая скопа. Я не знал, с чего начать. - Если это и в самом деле так, - недоверчиво сказал Доктор, - тогда я отказываюсь понимать, с чего это вы вдруг потеряли способность двигаться. - Я, кажется, могу вам объяснить. Я был занят тем, что пытался разрешить две-три возникшие в последнее время проблемы. - Н-да. На сей раз, боюсь, мне придется ознакомиться с сутью этих ваших проблем, поскольку они возникли уже после того, как мы начали курс лечения. Может, переместимся в Комнату Директив и Консультаций? - Я все могу вам рассказать прямо здесь. Это не займет много времени. - Нет. Мы пойдем в Комнату Директив и Консультаций. Идите вперед - заглянете по пути к миссис Доки, чтобы она была в курсе, где мы, - а я сию минуту вас догоню. Я так и сделал; чуть погодя он вошел в комнату и сел напротив меня. Он переоделся в белую докторскую тужурку. - Ну, выкладывайте. Я поставил колени прямо, руки скрестил на груди и рассказал ему о моем скоротечном романе с Ренни и тех последствиях, к которым он привел. Получалось это у меня на удивление гладко - до той поры, пока я придерживался фактов и непытался вникать в чьи бы то ни было мотивы. Труднее всего было с глазами: Доктор, как обычно, наклонился вперед и, гоняя из угла в угол рта незажженную сигару, все время пялился мне прямо в лицо; я попытался сосредоточиться сперва на его левом глазе, потом на правом, потом на лбу, на переносице, на кончике сигары - и мне было жутко неудобно, оттого что я не в состоянии удержать взгляд на одном и том же месте больше чем на несколько секунд. Я в деталях рассказал ему, как искал врача, - даже о свидании с Пегги Ранкин и то не забыл. Выговорился, и словно гора с плеч упала. - О том, что Ренни передумает, нечего и мечтать, - наконец подытожил я. - Если я не смогу ей сообщить ничего определенного, она покончит с собой сегодня же вечером, а я исчерпал все возможности сегодня к половине двенадцатого утра. После этого, собственно, и наступил паралич, и длился примерно час с четвертью, покуда кто-то на первом этаже не включил радио на полную громкость. Она застрелится через пять-шесть часов! - Такие, стало быть, у нас представления о тихом и спокойном образе жизни, да? - раздраженно рявкнул Доктор. - Я говорил вам, чтобы вы избегали всяческих сложностей! Я говорил, я особо настаивал на том, чтобы вы не связывались с женщинами! Вы что, думали, я тут с вами в бирюльки играю? Вы развлекаться сюда ко мне ездили? - Я не знаю, сэр. - Знаете, еще как знаете. Вы с самого начала считали меня шарлатаном, чудиком или еще того хуже. Мне это было ясно с первого нашего свидания, но я позволял вам держать ваше мнение при себе, покуда вы делали все, что вам скажут, потому что в вашем случае подобный аттитюд сам по себе не лишен терапевтического смысла. Но как только вы начали пренебрегать моими рекомендациями, данный аттитюд стал более чем опасен, что мы, собственно, в настоящий момент и наблюдаем, - Так точно, сэр. - Вы хоть понимаете, что, делай вы все, как вам было сказано, вы бы тут сейчас не сидели? Если бы вы штудировали свой "Всемирный альманах", не думали ни о чем, кроме уроков грамматики, и свято следовали правилам Левосторонности, Первоочередности и Алфавитной Последовательности - особенно в том случае, если бы вы считали их абсурдными и тем не менее соблюдали, - ничего бы с вами не случилось, и не было бы никаких проблем. - Доктор, если честно, я в последнее время больше думал о Морганах, чем о себе. - И что из этого вышло! Я не велел вам заводить друзей! Вам не следовало думать ни о чем, кроме вашего ступора. Самое бы время сказать ему о причине моего визита, но он все говорил и говорил. - Совершенно очевидно, что перед нами иной, чем прежде, тип паралича. Тогда на вокзале, вас обездвижила невозможность сделать выбор. Этот случай меня заинтересовал, и я его лечил. Но теперь вы просто-напросто загнали себя в тупик - вульгарное, идиотское положение, даже никакая и не дилемма, и, нате вам, из-за этого идет насмарку вся проделанная работа. - Доктор, я прошу прощения - женщина собирается покончить жизнь самоубийством. - Если ее муж после этого пристрелит еще и вас, вам это пойдет только на пользу. Мифотерапия... Мифотерапия избавила бы вас ото всех возможных видов вовлеченности, если бы вы только дали себе труд неукоснительно ее практиковать. Собственно говоря, этим вы и занимались, но только выбрали себе - как последнии идиот - самую невыгодную роль. Даже роль негодяя и то бы подошла, но только настоящего, без страха и упрека! Но вам взбрело в голову играть кающегося грешника, причем именно тогда, когда посыпать голову пеплом уже не было никакого смысла, - а лучшей роли, чтобы вогнать вас в полный паралич, я и представить себе не могу. Вот уж воистину! - вскричал он, разойдясь не на шутку. - Ваш случай был самым любопытным за годы и годы моей практики, а вы мне все изгадили! Он полных две минуты молча жевал сигару и глядел на меня в упор злыми черными глазами. А я физически ощущал, как утекает время. - Не могли бы вы... - Молчать! - раздраженно рявкнул он. - Если она и в самом деле покончит с собой, на вас это окажет крайне антитерапевтическое воздействие. Пожалуй, даже катастрофическое. Во-первых, вас может убить ее муж или, чего доброго, вы сами застрелитесь, рецидивчик-то у вас не из приятных. Обе эти возможности я мог бы предотвратить, оставив вас на Ферме, но он может пустить по вашему следу полицию, как только обнаружит, что вы исчезли, а мне тут только полиции не хватало. Как же вы все испакостили! Два года работы псу под хвост - из-за дурацкой какой-то интрижки! - А вы не могли бы сделать ей укол эрготрата, а, Доктор'? - быстро спросил я. Доктор даже вынул на секунду сигару изо рта, чтобы поуничижительнее на меня глянуть. - Дорогой вы мой, из каких таких соображений я стал бы держать здесь эрготрат? Вы что, всерьез считаете, что эти леди и джентльмены совместными усилиями способны кого-нибудь зачать? Я покраснел. - Ну... может, вы могли бы выписать рецепт? - Не пытайтесь выглядеть большим идиотом, чем вам это на роду написано. С тем же успехом вы его можете выписать собственноручно. - Господи. Я не знаю, что делать. - Хорнер, перестаньте валять дурака. Вы приехали сюда просить меня сделать ей аборт, а не болтать об иммобилизации. - А вы сделаете? - умоляющим голосом спросил я. - Я заплачу любые деньги. - Вздор. А если я запрошу семь тысяч долларов? Вы хотели сказать, что готовы отдать долларов, ну, скажем, в пределах пятисот. А поскольку, едва я закончу операцию, вы тут же забудете о необходимос