ного   мировоззрения,  называемого
американским образом жизни.  А каков мой образ жизни? Теплая шубка у любимой
киски,  поглажу  по шерстке  -- она  и не пискнет,--  это то же самое  кредо
глазами ребенка,  но  людей  злобно  будят,  и  они  просыпаются  брюзжащими
реалистами. Набирайся ума, простофиля! Или тетушка Таубе -- вариант наивного
реализма: -- Готзелигер Каплицкий сам обо всем заботился. Я даже не смотрела
за  этим.--  Но тетя  Таубе  -- она  не только  симпатяга, но  еще  хитрюга.
Беспамятные мы -- что говорим,  что делаем... Тут его и Джун ввели в большую
комнату,  где было  не  протолкнуться, и  Мозес  предстал  еще  перед  одним
негром-полицейским. Сержант был далеко не молод, с  ровным морщинистым лицом
-- складки наложены, кожа  не перетянута. У него был  темно-желтый, золотого
отлива цвет  лица.  Он посовещался  с доставившим Герцога полицейским, потом
осмотрел  револьвер,  вынул  оба  патрона, еще  прошептал  какие-то  вопросы
полицейскому в лоснившихся брюках, тот склонился, тоже шепча ему на ухо.
     -- Ну, так,-- обратился он к  Мозесу. Надел  бен-франклиновские очки --
пару колониальных кругляшек в тонкой золотой оправе. Взял ручку.
     -- Имя?
     -- Герцог. Мозес.
     -- Второй инициал?
     -- Е. Елкана.
     -- Адрес?
     -- В Чикаго не проживаю.
     С отменной выдержкой сержант повторил:
     -- Адрес?
     --  Людевилль,  штат   Массачусетс,   и  Нью-Йорк.  Нет,  лучше  только
Людевилль, штат Массачусетс. Улица безымянная.
     -- Это ваш ребенок?
     -- Да, сэр. Моя дочурка Джун.
     -- Где она живет?
     -- Здесь, с матерью, на Харпер авеню.
     -- Вы в разводе?
     -- Да, сэр. Я приехал повидаться с ребенком.
     -- Понятно. Опустить ее не хотите?
     -- Нет, начальник... сержант,-- поправился он, дружелюбно улыбнувшись.
     -- Мы заводим дело на вас, Мозес. Выпивши не были? Не пили сегодня?
     -- Вчера вечером  пропустил  стаканчик,  перед сном.  Сегодня  не  пил.
Может, мне провериться на алкоголь?
     -- Незачем.  Вам не  дорожное происшествие вменяется. Мы заводим дело в
связи с этим пистолетом.
     179Герцог одернул платьице на дочери.
     -- Это -- так, на память. И деньги тоже.
     -- А что за деньги такие?
     -- Русские деньги, времен первой мировой войны.
     -- Освободите карманы, Мозес. Что у вас там ¦-- я запишу.
     Он без возражений выложил  деньги,  записные  книжки,  ручки,  тряпочку
носового платка, расческу и ключи.
     -- Куда вам столько ключей, Мозес?
     -- Я могу за каждый отчитаться, сэр.
     -- Не надо. Не запрещается, если вы не взломщик.
     -- Здесь только один чикагский ключ -- с красной  метиной.  От квартиры
моего друга Асфалтера.  В четыре  он должен подойти  к  Музею Розенвальда. Я
передам ему девочку.
     -- Пока еще не четыре, и никуда вы пока не идете.
     --  Мне  нужно  позвонить и предупредить  его.  Иначе он напрасно будет
ждать.
     -- А почему сразу не отвести ребенка к матери, Мозес?
     -- Видите ли... мы не поддерживаем отношений. Слишком испортили их.
     -- Вроде вы ее боитесь.
     Герцог возмутился: его тянут за язык. Но срываться сейчас ни к чему.
     -- Нет, сэр, это не совсем так.
     -- Тогда, может, она вас боится.
     -  Просто мы  так договорились -- общаться  через  третьих лиц. Я ее не
видел с осени.
     -- Ладно, позвоним вашему дружку и мамаше ребенка тоже.
     -- Ей не звоните! -- вырвалось у Герцога.
     --  Не  надо?  --  Сержант  послал  ему  смутную  улыбку  и  на  минуту
расслабился,  словно  добившись желаемого.-- Ясно,  мы ее  сюда  доставим  и
послушаем,  что она  скажет.  Если  у нее  к  вам  претензии, то дело выйдет
серьезнее, чем нелегальное хранение оружия. Мы тогда предъявим вам  скверное
обвинение.
     -- У нее нет претензий, сержант. Можно поднять документы, не вызывая ее
сюда. Я  содержу этого ребенка и еще ни разу не уклонился  от уплаты. Только
это и скажет вам миссис Герцог.
     -- У кого купили револьвер?
     Снова-здорово,  без хамства ты не полицейский.  Специально так  делают,
чтобы вывести из себя. Но он сохранял выдержку.
     --  Я его не покупал. Он  принадлежал моему отцу.  И эти русские  рубли
тоже.
     -- Такой вы сентиментальный?
     -- Да, такой. Сентиментальный сукин сын. Если угодно.
     -- И насчет них вы сентиментальный? -- Он постучал пальцем по пулям  --
по одной и  по другой.-- Ладно,  будем звонить  вашим.  Джим, пиши фамилии и
номера.
     Он обращался к полицейскому, который привел  Герцога. Тот стоял  рядом,
мордатый, ногтем теребил щеточки усов, морщил губы.
     --  Да возьмите  книжку  --  вон ту,  красную.  Только, пожалуйста,  не
потеряйте. Фамилия моего друга -- Асфалтер.
     -- А  другая фамилия -- Герцог,-- сказал сержант.-- На Харпер  авеню --
так?
     Мозес кивнул. Он смотрел, как деревянные пальцы листают  его парижскую,
в  кожаной  обложке  книжку,  испещренную  неразборчивыми  и  полустершимися
записями.
     -- У  меня прибавится  проблем, если  вы  вызовете  мать  ребенка,--  в
последний  раз попытался  он  уговорить  сержанта.-- Не все  ли равно,  если
придет мой друг Асфалтер?
     -- Иди, Джим.
     Негр отметил красным карандашом нужные места и вышел. Мозес
     18