т туристы7 -- Мы сами предпочли такой порядок вещей. Но вот о чем я хочу спросить, мистер Хендерсон, и прошу дать однозначный ответ. Ни одна из этих женщин не понимает по-английски, так что пусть вас не смущает их присутствие. Мистер Хендерсон, вы мне завидуете? 3то был не тот случай, чтобы лгать. -- Вы имеете в виду -- поменялся бы я с вами местами, ваше величество? Без обид? Должен признаться, ваше положение представляется мне весьма заманчивым. Но мое собственное слишком незавидно, чтобы мое мнение можно было признать объективным. У короля было черное лицо типичного негроида со слегка вздернутым носом и красноватым блеском в черных глазах -- должно быть, это была фамильная черта, потому что я подметил такой же оттенок у Хорко. Но в короле все было более высокого качества. Он упорно гнул свою линию: -- Это из-за женщин? -- Я и сам знавал нескольких бабенок, ваше величество, хотя и не в один и тот же период моей жизни. В настоящее время я счастливо женат. Моя жена -- незаурядная личность, между нами существует духовное родство. В то же время я не настолько слеп, чтобы не замечать ее недостатков. Она хорошая женщина, но временами опускается до шантажа. Обожает меня пилить. Ха-ха-ха! Нет, если я вам и завидую, то потому, что вы существуете в лоне своего народа. Вы с ним заодно. Смотрите, как они лезут из кожи вон, чтобы вам угодить. -- Да -- пока я нахожусь в расцвете лет и сил. Но имеете ли вы представление о том, что будет, когда я одряхлею? -- И что же тогда будет? -- Эти самые дамы, которые ныне -- сама предупредительность, доложат о том, что я сдаю, и Бунам, наш верховный жрец, велит отвести меня в буш* и удушить. _________________ * Буш (обычно в Африке и Австралии), невозделанная земля, покрытая кустарником. _____________ -- Не может быть! -- Все именно так и случится. Таков удел правителей варири. Жрец останется рядом до тех пор, пока из моего мертвого рта не вылупится личинка. Он завернет ее в шелковую тряпицу и принесет домой, чтобы выставить на всеобщее обозрение и объявить воплощением королевской души. Спустя некоторое время он вновь отправится в буш и принесет маленького львенка. Он скажет, что личинка превратилась в льва. Который, в свою очередь, по истечении некоторого времени превратится в короля, моего преемника. -- Задушат? Вас? Боже, какое зверство! -- Вы все еще завидуете мне?-- мягко спросил король. Поскольку я замешкался с ответом, он продолжил: -- Насколько я могу судить после столь непродолжительного знакомства, вы имеете склонность к этому чувству. -- Какому чувству? Вы считаете меня завистливым?-- с обидой воскликнул я и тотчас понял, что забылся: амазонки, которые, вместе с женами Дахфу, расположились вдоль стен, насторожились. Король что-то сказал, и они успокоились. Я понял, что лучше сменить тему. -- Ваше величество, минувшей ночью случилось кое-что странное. Я уж не говорю о том, что на подступах к вашему городу нам устроили засаду, а затем у меня отобрали оружие, но в хижине, куда нас поместили, оказался труп. Это не жалоба: я умею обращаться с трупами. Просто подумал, что вам следует это знать. Похоже, это сообщение застигло короля врасплох. Его возмущение было стопроцентно искренним. -- Что? Это какое-то недоразумение. Если же это сделано нарочно, я буду чрезвычайно огорчен. Нужно будет разобраться с этой историей. -- Должен признаться, ваше величество, я тоже был чрезвычайно огорчен таким нарушением законов гостеприимства. Мой слуга, можно сказать, впал в истерику. Буду откровенен до конца. Возможно, я не имел права трогать ваших мертвецов, но я позволил себе дерзость убрать труп. Но что все это значит? -- Понятия не имею. Примите мои извинения. Он не стал расспрашивать меня о подробностях. Его не интересовало, чей это был труп: мужчины, женщины или ребенка. Я же был так рад сбросить с души этот камень, что не придал этому значения. -- Похоже, у вас сезон смертей,-- продолжал я.-- По дороге сюда я видел несколько человек, подвешенных за ноги. Дахфу уклонился от прямого ответа. -- Вы не должны возвращаться в злополучную хижину. Будьте моим гостем здесь, во дворце. -- Спасибо, ваше величество. -- Я пошлю кого-нибудь за вашими вещами. -- Мой слуга Ромилайу взял их с собой. Но его задержали у входа во дворец. -- Не беспокойтесь, о нем позаботятся. -- А мое оружие? -- Когда придет время охоты, вы получите его обратно. -- И еще -- несколько раз я слышал поблизости рычание льва. Это как-то связано с тем, что вы рассказали мне о...? -- Что привело вас в наши места, мистер Хендерсон? Меня так и подмывало дать честный -- пусть даже невразумительный -- ответ. Но после того, как он уклонился от разговора о льве, я ограничился нейтральным упоминанием о себе как о путешественнике. Вдобавок мне было неудобно сидеть на трехногой табуретке, тогда как мой собеседник развалился на кушетке. Должно быть, я и впрямь поддался тому чувству, в склонности к которому меня заподозрил Дахфу, то есть зависти. -- Путешественники путешественникам рознь. К какой категории вы себя относите? Я замялся. -- Ну, это как сказать. Видите ли, ваше величество, такое путешествие по карману только очень богатым людям. Меня так и подмывало добавить: некоторые получают удовольствие от того, чтобы просто БЫТЬ (курсив -- В.Н.). Как там у Уитмена: "Достаточно просто быть! Достаточно просто дышать! Радость! Радость! Кругом столько радости"! Некоторые рождаются с талантом БЫТЬ. А другим суждено вечно лезть из кожи, чтобы СТАТЬ. Тем, кто умеет БЫТЬ, улыбается фортуна. А НЕСОСТОЯВШИЕСЯ пребывают в вечной тревоге. Им то и дело приходится давать объяснения и оправдываться. Вот что нужно иметь в виду, чтобы меня понять. Виллатале, королева арневи и женщина, достигшая высшей степени Биттаны, -- ярко выраженный образец человека, умеющего БЫТЬ. А теперь передо мной лежал, развалившись на зеленой кушетке, другой представитель того же типа -- король Дахфу. И если бы я обладал способностью к моментальному самоанализу, я должен был бы признать, что из меня самого СТАНОВЛЕНИЕ так и прет. Довольно! Хватит СТАНОВИТЬСЯ! Пора БЫТЬ! Взорвать сон души! Проснись, Америка! Посрамим знатоков-психологов! Вместо этого я сказал правителю дикарей: -- Считайте меня туристом. -- Или странником? Должен сказать, мистер Хендерсон, мне нравится ваша скромность. Я хотел отвесить поклон, но этому помешал ряд факторов, в частности, неудобная поза на низкой трехногой табуретке, где я сидел, прижавшись животом к голым коленям (вот когда я с особой остротой ощутил, что срочно нуждаюсь в ванне)! -- Вы делаете мне слишком много чести, ваше величество. Дома меня считают просто бродягой. Судя по всему, интерес ко мне со стороны короля с каждой минутой возрастал. Я тоже проникся к нему симпатией, но можно ли ему доверять? А если я не могу ему доверять, значит, нужно его понять. Но как? Это все равно что пытаться вытащить угря из ухи, где он плавает кусочками. -- После столь длинного перехода,-- заметил король,-- вы отнюдь не выглядите усталым. Вы, должно быть, очень сильный человек. Об этом можно судить уже по вашей победе над Итело. Опять вопрос о моем физическом состоянии! Сначала следователь разглядывал мой торс, а теперь Дахфу интересуется тем же! Мне снова стало тревожно; в голову полезли мысли о жертвоприношении. Жертва должна быть без изъяна! На всякий случай я возразил: мое состояние оставляет желать лучшего. У меня лихорадка. Кроме того, вчера вечером я сломал зубной протез. -- Что еще вас беспокоит?-- сочувственно спросил Дахфу. Я покраснел. -- Запущенный геморрой, ваше величество. И еще я подвержен обморокам. На этой печальной ноте я решил закончить визит. -- Спасибо за теплый прием, король, было чрезвычайно интересно поговорить. Кто бы мог подумать -- в центре Африки! Итело очень высоко отзывался о вашем величестве, и я вижу, что он нисколько не преувеличил ваших достоинств. Но я не хочу далее злоупотреблять вашим гостеприимством. Во время всей этой речи король энергично качал головой. Женщины поглядывали на меня недружелюбно; я расстроил их повелителя и отнял у него часть сил, которые пригодились бы на что-либо более приятное. -- Нет-нет, мистер Хендерсон,-- категорически заявил Дахфу.-- Мы не можем отпустить вас сразу же после столь многообещающей беседы. Думаю, нам суждены более близкие отношения. Теперь, когда близится время ритуального действа, я особенно прошу вас быть моим гостем. Он встал, но, как оказалось, только для того, чтобы перейти в гамак, болтающийся между двумя длинными шестами, которые амазонки водрузили себе на плечи и понесли. На голове у короля оказалась широкополая шляпа -- лиловая, как шаровары, но не из шелка, а из бархата. К тулье были пришиты настоящие человеческие зубы -- дабы защитить короля от дурного глаза. По просьбе Дахфу я пошел рядом с носилками. Мы спустились по лестнице и очутились во дворе. Там к процессии присоединился Хорко со всеми своими женами, амазонками, детьми со связками кукурузных листьев и мужчинами- воинами. Эти последние несли идолов -- беленых или выкрашенных в охру, таких безобразных, какими только их могла изобразить человеческая фантазия. Король обратился ко мне со словами: -- Скажите, мистер Хендерсон, у арневи тоже были проблемы с водой? Все кончено, подумал я, он знает о происшествии с цистерной! Но по виду короля никак нельзя было сказать, что он говорит с задней мыслью. -- Да, ваше величество. Должен сказать, им не повезло в этом отношении. -- Правда?-- задумчиво произнес он.-- А знаете, им вообще ни в чем не везет. Согласно легенде, когда-то давным-давно мы были одним племенем, но потом разделились по признаку везучести. По-нашему они называются nibai -- "невезучие", а мы -- ibai. -- Вот как? Варири считают себя баловнями Фортуны? -- О да. Во многих отношениях. Вы не представляете себе, сколь постоянна эта особа -- Фортуна! -- Значит, вы верите, что сегодня пойдет дождь?-- спросил я и мрачно ухмыльнулся. Он мягко ответил: -- Мне уже доводилось видеть дождь в такие дни, как этот.-- И добавил:-- Я понимаю ваше отношение, мистер Хендерсон. Арневи с их добросердечием произвели на вас сильное впечатление. Это естественно. Прошу не забывать, что Итело -- мой близкий друг; в каких только ситуациях мы не побывали вместе! Мне ли не знать его достоинства! Великодушие. Кротость. Порядочность. Высший сорт! В этом смысле я согласен с вами, мистер Хендерсон, на все сто процентов. Я подпер подбородок кулаком и уставился в небо. Боже мой! Встретить такую неординарную личность черт знает на каком расстоянии от дома! Вот вам и польза от путешествий! Но вообще-то, мир -- это в первую очередь сознание. Настоящие путешествия совершаются в душе. Напрасно я спорил с Лили и орал на нее до тех пор, пока Райси не испугалась и не сбежала с найденышем. Я утверждал, что лучше знаю реальную жизнь. О да! Мир фактов реален и неизменен. В нем действуют законы физики и прочих наук. Но есть еще область ноуменального*, и вот там-то мы находим простор для творчества! В споре с Лили я был по-своему прав: я действительно лучше знал жизнь, но не какую- нибудь, а свою, насквозь пронизанную МОИМИ ассоциациями, в то время как ее жизнь была наполнена ЕЕ ассоциациями. Вот когда мне открылась истина -- мне, Хендерсону! ________________ * Ноумен -- умопостигаемое в противоположность феномену, т.е. постигаемому чувствами; термин впервые употреблен Платоном. ________________ Из глаз Дахфу на меня хлынул поток света, исполненный такой мощи и такого значения, что мне показалось: при желании он легко мог бы проникнуть мне в душу. Мог бы обогатить ее. Но поскольку я полный профан во всем, что касается высоких материй, я не знал, чего ожидать. Тем не менее, под этим лучистым взглядом я почувствовал, что, взорвав цистерну, еще не уничтожил свой последний шанс. Нет, сэр. Никоим образом. Дядя короля, Хорко, по-прежнему возглавлял процессию. Из-за стен, окружавших дворец, доносились оглушительные вопли и еще какие-то звуки, о которых я ни за что не сказал бы, что их способна исторгать человеческая глотка. Но в минуту временного затишья король снова обратился ко мне: -- Нетрудно догадаться, мистер Путешественник, что вы тронулись в путь ради достижения важной цели. -- Правильно, ваше королевское величество. Иначе я остался бы валяться на кровати, рассматривая картинки в атласе или слайды с изображением Ангкор Вата*. __________________ * Ангкор Ват -- крупнейший и лучше всех сохранившийся дворец из Ангкорского комплекса храмов, дворцов, водохранилищ и каналов близ города Сием-Реап (Кампучия), сооружен в 9 -- 13 вв. ________________ -- Вот именно. Это я и имел в виду. И вы оставили свое сердце у наших друзей арневи. Мы оба согласны в том, что они прекрасные люди. Я даже иногда думал: может, это -- влияние окружающей среды? Природы? Может, их достоинства носят врожденный, а не благоприобретенный характер? Много бы я дал за возможность повидаться с Итело! К сожалению, это невозможно. Мои служебные обязанности... Так доброта не оставляет вас равнодушным, да, мистер Хендерсон? -- Да, ваше величество. Кроме шуток. Настоящая доброта. Без подделки. Как перед Богом. -- Говорят, зло умеет эффектно подать себя. Ему присущи натиск, азарт, бравада. Поэтому оно воздействует на ум быстрее добра. По-моему, это неправильно. Возможно, это верно в отношении добра в обычном, общепринятом смысле слова. На свете великое множество хороших людей. О да! Они совершают хорошие поступки, потому что так надо, так им диктуют здравый смысл и собственная воля. Как просто! Простая арифметика! "Я не сделал того-то и того-то из того, что должен был сделать, и сделал то-то и то-то из того, чего не должен был делать". Это еще не жизнь -- убогая бухгалтерия! Моя точка зрения -- принципиально иная. Добро не имеет ничего общего с трудом или борьбой. Берите выше! О, мистер Хендерсон, оно может быть гораздо ярче, эффектнее, привлекательнее! Оно ассоциируется с вдохновением, а не борьбой, потому что в борьбе человек роняет себя, а взявшись за меч, от меча погибает. От скуки родится лишь скучное, неинтересное добро. Того, кто проводит линию фронта, потом находят лежащим на ней, как безжизненное свидетельство грандиозной попытки -- и ничего больше! Носилки остановились. Тронутый до глубины души, я воскликнул: -- О король Дахфу! Знаете ли вы женщину Битта, Виллатале, тетку Итело? Она хотела научить меня "грун ту молани", но тут произошло одно, другое, и.. . Амазонки двинулись дальше. Шум, крики, барабанная дробь за стенами дворца стали громче. А когда короля вынесли за ворота, какофония превзошла все, что было до сих пор. -- Ваше величество, куда мы... Он наклонился ко мне, и я услышал: -- Специальное место... арена... И все. Мы очутились в толчее -- ни дать ни взять метро в часы пик. Толпой владело возбуждение, граничившее с безумием. Вокруг, словно в вихре, мелькали мужчины, женщины, дети, идолы; слышались свист, гудение, дребезжание -- то словно скулит собака, то как будто затачивают серп. Из рожков вылетали звуки такой громкости, что любой шумомер зашкалило бы. Толпа насчитывала никак не меньше тысячи человек; почти все они были обнажены, одни -- в боевой раскраске, другие -- в броском, кричащем облачении. Наконец процессия достигла того, что можно было назвать стадионом, с четырьмя рядами скамеек из песчаника. Короля ждала отдельная ложа с навесом; я оказался там вместе с ним, его женами и высшими должностными лицами. Амазонки в корсетоподобных жилетах, с могучими гладкими телами и изящными, наголо обритыми черепами, по форме напоминавшими дыни, выстроились для охраны царственной особы. Четыре амазонки принесли складной стол и поставили на него деревянную чашу с парой черепов, которую я уже видел в апартаментах короля. Однако теперь сквозь глазницы были пропущены длинные блестящие голубые ленты. Хорко занял соседнюю ложу, слева от королевской. Рядом с ним я увидел вчерашнего следователя -- король назвал его верховным жрецом, Бунамом, -- и его ближайшего помощника -- того самого черного кожаного человека, который завел нас в засаду. -- Кто этот субъект, сморщенный, словно греческая смоковница?-- спросил я у Дахфу. -- Прошу прощения? -- Тот, что сидит рядом с Бунамом и вашим дядей. -- Ах, этот! Это жрец. Прорицатель. -- Вчера он попался нам с рогатиной,-- начал я, но тут как раз амазонки начали палить в воздух из мушкетов. Это был салют -- в честь покойного короля Гмило, самого Дахфу и, как сказал Дахфу, в мою честь. -- Нет, кроме шуток?-- изумился я.-- Что же -- я должен встать? -- Они будут счастливы. Я оторвал грузное тело от скамьи; публика разразилась оглушительным грохотом и аплодисментами. Должно быть, среди них распространилась весть о том, как я обошелся с покойником. Пусть знают: мне палец в рот не клади. Как всегда, очутившись в толпе, я испытал сильное волнение, почти расстройство. Однако нужно было ответить на приветствия, и я исторг из груди рев, не хуже Ассирийского быка. Реакция толпы превзошла все ожидания. На этот раз к моему волнению примешалось торжество. Так вот, значит, что это такое -- выступать перед огромной аудиторией! Теперь я понимал, почему Дахфу порвал с цивилизацией и вернулся к своему народу, чтобы стать королем. Хорошо быть королем -- хоть чего-нибудь! Настала очередь самого Дахфу. По сигналу из ложи Хорко король встал. Осанна! Фонтаны хвалебных выкриков! Лица с выражением восторга, гордости и прочих сложных чувств! Амазонки замахали лиловыми -- цвет короля -- знаменами. Король сошел вниз, на арену. На противоположном конце арены появилась высокая женщина, обнаженная до пояса, с кучерявой, как у барашка, шевелюрой. Когда она подошла ближе, я разглядел у нее на лице узор наподобие азбуки Брайля для слепых. Ее живот был выкрашен в тусклый золотой цвет -- цвет ржавчины. Судя по маленьким торчащим грудям, женщина была молода, с длинными худыми руками. На ней были лиловые шаровары, как у короля; очевидно, она должна была стать его партнершей в предстоящей игре. Только теперь я заметил на арене несколько зачехленных скульптур и догадался, что они олицетворяют богов. Вот вокруг них-то король Дахфу и позолоченная женщина и затеяли игру с черепами. Хорошенько раскрутив череп на длинной ленте, игрок подбрасывал его ввысь, а другой ловил. Все стихло. На стадионе воцарилась мертвая тишина. Вскоре я сообразил, что это не просто игра, но и состязание; естественно, я болел за короля. Я не знал, но догадывался, что наказанием за пропущенный "мяч" может быть смерть. Самому мне смерть была не в диковинку, и не только потому, что я был на фронте, но и по другой причине, которой я в настоящее время не хочу касаться, Так или иначе, смерть и я -- старые приятели. Но мысль о том, что что-нибудь может случиться с королем, привела меня в ужас. Слава Богу, все обошлось. Каждый из игроков зажал череп под мышкой, как фехтовальщик маску. Трибуны сотряс грохот ликования и восторга. Окружив короля, жены отерли его потное лицо и предложили ему прохладительный напиток. А поскольку здесь считается зазорным пить на людях, они загородили его от посторонних взоров. Мне очень хотелось сказать что- нибудь значительное, но я словно язык проглотил. Почему мы стесняемся выражать свои чувства? Не выражение ли это того рабства, о котором я говорил сыну Эдварду? Справившись наконец с волнением, я обратился к королю: -- Ваше величество, у меня было такое чувство, что, если бы один из вас оплошал, последствия могли быть самыми плачевными. Он облизал сухие губы. -- Я вам скажу, мистер Хендерсон, почему промашка была практически исключена. Пройдет время, и ленты будут пропущены вот через эти отверстия,-- он указал на свои глаза.-- Над ареной будет порхать мой собственный череп. ГЛАВА 13 Последовали жертвоприношения, а затем -- пляски дикарей и разные фарсовые сценки: например, старуха боролась с карликом; тот злился и все норовил ее стукнуть; она разразилась ругательствами. Одна из амазонок вышла на поле, подобрала карлика и, засунув себе под мышку, унесла прочь. Зрители реагировали рукоплесканиями и подбадривающими криками. Потом двое парней хлестали друг друга кнутами по ногам и подпрыгивали, чтобы избежать удара. Не могу сказать, что эти грубые развлечения в духе древних римлян пришлись мне по нраву. Я нервничал, словно предчувствуя что-то зловещее. И не мог спросить о том, что будет дальше, у Дахфу: тот еще не вполне отдышавшись, с непроницаемым видом наблюдал за перипетиями праздника. Наконец я не выдержал: -- Несмотря на принятые меры, солнце по-прежнему жарит вовсю, на небе ни облачка. По-моему, даже влажность не повысилась. -- Вы правы -- во всяком случае, в том, что касается видимости, мистер Хендерсон. Но мне приходилось наблюдать дождь точно в такие дни, как этот. Мне хотелось сказать: "Не будем морочить друг другу голову, ваше королевское величество. Неужели вы думаете, что у природы так легко вырвать то, что вам нужно? Я, например, никогда не получал от жизни того, о чем просил". Вместо этого я произнес: -- Знаете, король, я бы не прочь заключить пари. Вот не ожидал, что он немедленно согласится! -- Отлично. Пари так пари. -- Ваше величество, принц Итело говорил, будто бы вы занимались естественными науками... -- А он упомянул о том, что я окончил два курса медицинского колледжа? -- Не может быть! -- Абсолютная правда. -- О! Вы не представляете, что это значит для меня -- такая новость! Но в таком случае -- о каком пари может идти речь? Моя жена выписывает журнал "Сайнтифик Америкэн", так что я не совсем профан в вопросах дождя. Попытка зарядить облака частицами сухого льда оказалась несостоятельной. Мне больше импонирует теория о соленой океанской пыли, иначе говоря, морской пене как одном из главных ингредиентов дождя. Кристаллы соли конденсируют влагу. Частицам воды в воздухе нужно вокруг чего-то конденсироваться. Нет конденсатора -- нет дождя. Нет дождя -- нет жизни... -- Все это очень интересно,-- весело произнес король.-- Но давайте все- таки поспорим. Я открыл рот от неожиданности. Однако его заключительные слова прозвучали настолько безапелляционно, что пришлось согласиться. -- Хорошо, ваше величество, будь по-вашему. -- На что спорим? -- На все, что хотите. -- На все, что хочу. Замечательно! -- Но это нечестно с моей стороны! Я должен дать вам фору... Дахфу махнул рукой; на одном пальце сверкнул большой красный камень. Король перехватил мой взгляд. -- Вам нравится мой перстень, мистер Хендерсон? -- Он очень красивый... -- Что вы предлагаете со своей стороны? -- Я прихватил наличные деньги, но они вас вряд ли заинтересуют. Опять же, "Роллфлекс"; я им почти не пользовался -- так, несколько кадров. Или вот мой автоматический пистолет, "магнум-375", с оптическим прицелом. -- Не думаю, что смогу им пользоваться. -- Дома у меня есть несколько великолепных свиней тамвортской породы... -- В самом деле? -- Кажется, это вас не интересует? -- Предпочел бы что-нибудь более личное. -- Ах да. Такое, как перстень... Если бы я мог поставить на кон свои неприятности, ничего более личного не сыскать. Хо-хо. Впрочем, я бы не пожелал их даже злейшему врагу. Что ж, давайте подумаем: какая из моих вещей могла бы пригодиться вашему величеству? Ковры? У меня в студии лежит один, просто замечательный... Алый бархатный халат. И даже скрипка Гварнери. О! Могу предложить два замечательных портрета: мой собственный и моей жены. Писанные маслом. Я думал, он не слушает, но король прокомментировал это так: -- Не исключено, что у вас так и не найдется ничего подходящего. -- В таком случае, если я проиграю?.. -- Это будет занятно. Я ощутил тревогу. Король усмехнулся. -- Ладно, договорились. Перстень против двух портретов. Или нет, сделаем лучше так. Если вы проиграете, то еще некоторое время будете моим гостем. -- Какое время? Он отвел глаза. -- Ну, это пока еще чисто теоретически... Оставим вопрос о продолжительности визита открытым. В это время послышались то ли сердитые, то ли просто воинственные возгласы, и я понял: легкая часть программы закончена. Несколько дикарей с черными султанами из перьев принялись стаскивать чехлы со статуй богов. Как я понял, это делалось с нарочитой небрежностью. Потом началась забава. Туземцы прыгали рядом, норовя отдавить статуе ноги, а идолов поменьше использовали как кегли. Боги безропотно сносили все издевательства. В то же время они сохраняли достоинство тайны. Они имели власть над воздухом, горами, огнем, растениями, скотом, удачей, болезнями, облаками, рождением и смертью. Черт побери, даже ничтожнейший из них, ныне валявшийся в пыли, чем- нибудь да управлял. Возможно, племя хотело выразить ту мысль, что перед богами нужно являться такими, как есть, выставляя напоказ все свои пороки. Но, если я и ухватил общую идею, то счел ее ошибочной. Дешевка! Я сам натерпелся от богов, но все равно не стал бы так себя вести. Впрочем, я сидел и всем своим видом показывал, что это не мое дело. Наизгалявшись над мелкими божками, шайка вандалов перешла к большим статуям, однако не справилась и обратилась за помощью к болельщикам. Силачи один за другим спрыгивали на арену, чтобы попытаться свалить идола и вывалять в грязи. Наконец остались только две статуи: повелитель гор Гуммат и богиня облаков Мумма. После того, как все до одного богатыри потерпели фиаско, на арену вышел великан в красной феске и щегольском клеенчатом суспензории*. Быстрым шагом, раскинув руки, он подошел к Гуммату и распростерся перед ним на земле -- первое проявление почтительности за весь день. Потом он зашел к статуе с тыла и просунул голову ей под мышку. Широко расставил ноги. Вытер руки о свои же колени и одной рукой ухватил Гуммата за руку, а другой уперся в пах. Я хорошо рассмотрел его тугие, умело сгруппированные мышцы. Это был парень что надо, вроде меня самого. __________ * Суспензорий -- эластичный пояс с карманом, надеваемый тяжелоатлетом под трико для предохранения половых органов. _______________ -- Молодец, парень!-- завопил я, не в силах сдержаться.-- Правильно работаешь грудью! А теперь заставь работать мышцы спины! Так! Давай! Ура! Получилось! Победитель взвалил статую на плечо и, пройдя футов двадцать, бережно водрузил на пьедестал. А затем обратил свой взор на Мумму, одиноко стоявшую посреди арены. Это была тучная, коротконогая и грудастая дама, довольно- таки безобразного вида -- чтобы не сказать уродина. Несмотря на внушительные габариты и грозный вид, она была настроена мирно; в ней даже чувствовалась беспечность. Похоже, она верила в свою неподъемность. Толпа криками подбадривала атлета. Все встали, даже Хорко и его друзья в соседней ложе. Упершись для равновесия руками в бока, счастливая деревянная Мумма ожидала своего покорителя. -- Ты ее уделаешь, сынок!-- крикнул я и повернулся к королю:-- Как зовут этого парня? -- Силача-то? А, это Туромбо. -- В чем дело, ваше величество? Вы не верите, что он с ней справится? -- Ему не хватает уверенности. Год за годом он поднимает Гуммата, но пасует перед Муммой. -- Сегодня у него получится! -- Боюсь, что нет,-- проговорил король на своем напевном, в нос, африканском варианте английского. Добродушная толстуха Мумма с круглым, лоснящимся на солнце лицом! Ее деревянная прическа расширялась кверху, как гнездо аиста. Довольная, глупая, совсем домашняя, она терпеливо ждала того, кто бы смог ее поднять. -- По-моему,-- сказал я королю,-- все дело в прошлых неудачах. Уж я-то знаю, что это такое! Туромбо действительно был во власти отрицательных эмоций. Его глаза, загоревшиеся влажным блеском, когда он обхватил Гуммата, потускнели. Мне было больно видеть его морально готовым к поражению. Тем не менее, он вступил в поединок с Муммой. По-видимому, Туромбо не страдал честолюбием, тогда как в моей груди клокотал поток... да что там поток -- во мне бурлил океан тщеславных надежд! Я был уверен, что смогу поднять Мумму, и умирал от желания выйти на арену. Пусть все видят, на что я способен! Я пылал, как тот куст, который я поджег, чтобы удивить ребятишек арневи. Прибыв к арневи и проникнувшись их бедами, я загорелся желанием сделать для них доброе дело. В дело борьбы с лягушками я вложил всю свою волю и амбиции. Я явился -- или думал, что явился -- в сиянии солнечных лучей, а ушел от арневи окутанный тьмой, опозоренный -- так что, пожалуй, лучше бы я подчинился первому импульсу, который ощутил при виде плачущей женщины: нужно уносить ноги! Выбросить на помойку автоматический пистолет и мою собственную свирепость -- и удалиться в пустыню, чтобы пребывать там до тех пор, пока я не буду лучше подготовлен к встрече с людьми. Так нет же, я загорелся желанием помочь арневи и, в частности, одноглазой Виллатале. Это желание, искреннее и сильное, все же не шло ни в какое сравнение с тем, что я ощутил в королевской ложе, рядом с предводителем дикарей в лиловых штанах и лиловой бархатной шляпе. Я умирал от желания сделать хоть что-нибудь! И это "что-нибудь" существовало, было мне вполне по силам! Пусть даже варири с их трупами -- порочнее всех жителей Содома и Гоморры вместе взятых, я все равно не мог упустить этот шанс совершить героический поступок. Пока не поздно, сделать еще один стежок на вышивке моей судьбы. Поэтому я был рад тому, что Туромбо заранее признавал свое бессилие перед Муммой. Она моя! Все вышло так, как и предсказывал король: Туромбо не смог сдвинуть статую с пьедестала. И я не выдержал: -- Сэр... сир... позвольте мне... Если король и ответил на мое бормотание, я этого не услышал, потому что увидел слева от себя одно-единственное лицо, чей напряженный взгляд был устремлен на меня. Лицо верховного жреца -- король называл его Бунамом. О, этот взгляд, вобравший в себя многовековой человеческий опыт! Он словно передавал мне послание из космоса. И я услышал -- о, что я услышал! "Ты, чучело! Внемли моим словам, презренный лжец, ничтожная козявка -- и все-таки человек! Не раскисай, брат, собери в единое целое все, что в тебе есть ценного. Это -- твой единственный шанс. Даже если ты будешь побежден и захлебнешься собственной кровью, смысл жизни все равно откроется: не тебе, так кому-нибудь другому!" На этом космический голос умолк. Он сказал все, что хотел. Вот когда мне стало ясно, зачем нам подбросили труп! За этим стоял Бунам. Он хотел знать, достаточно ли я силен, чтобы справиться с идолом. И я выдержал испытание. Черт возьми! На угрюмом, изборожденном морщинами лице "следователя" я увидел свою оценку. Он выставил мне высший балл. -- Я должен попытаться,-- произнес я вслух. -- О чем вы?-- удивился Дахфу. -- Ваше величество. Если это не будет вмешательством во внутренние дела, думаю, я смогу поднять статую богини Муммы. Мне бы искренне хотелось это сделать, потому что я располагаю соответствующими возможностями. Должен предупредить, что у арневи я не очень-то хорошо справился с чем-то подобным. Вместо того, чтобы принести пользу, нанес им непоправимый вред. На лице короля появилось смешанное чувство любопытства и сочувствия. -- Не слишком ли вы быстро вы скачете по свету, мистер Хендерсон? -- О да, король, мне не дано знать ни минуты покоя. Я просто не мог оставаться дома. Опять же, идея служения человечеству. Мой идеал -- доктор Уилфред Гренфелл. Я бы с удовольствием отправился куда-нибудь с миссией милосердия. Не обязательно на собаках. Это -- всего лишь случайная деталь. -- О да, я и сам интуитивно чувствовал что-то в этом роде. -- Позднее буду рад поговорить об этом подробнее, ваше величество. Сейчас меня больше всего интересует, могу ли я помериться силой с Муммой. Думаю, у меня получится. -- Должен предупредить, мистер Хендерсон: это может иметь далеко идущие последствия. Мне бы спросить, какие именно, но я доверял королю и не предвидел никаких особо скверных последствий. Это горение, эта жажда, этот неудержимый поток, эта волна честолюбия уже завладели всем моим существом. К тому же король улыбнулся -- и таким образом смягчил грозную силу своего предостережения. -- Вы в самом деле уверены, что справитесь? -- Вы только пустите меня к ней, ваше величество! Я жажду заключить ее в объятия! К нам подошел Бунам в леопардовой мантии и о чем-то тихо поговорил с королем, который все еще не решался дать согласие. После этого обмена мнениями Дахфу сказал мне: -- Бунам говорит, вас ждали. Вы пришли как раз вовремя. -- Ах, ваше величество, кто может знать наверняка? Если племя толкует знамения в мою пользу, тем лучше. Но послушайте. Я похож на хулигана -- и в то же время довольно чувствителен. Однажды я прочел стихотворение -- кажется, оно называлось "Написано в тюрьме". Всего не помню, но там были такие строки: "И мошке я завидую лесной, что нежится на солнце в летний зной". А заканчивалось так: "Смотрю на пляски мошек в вышине, и цель -- все неумолчнее во мне". Вы, король, не хуже меня знаете, какая это цель. Видите ли, ваше величество, мне противно жить по естественным законам распада и разложения. Долго ли еще наш мир Я почему-то верю, что это можно изменить. Вот почему и скачу по свету. Все остальные мотивы -- производные от этого. Тут и моя жена Лили, и дети... у вас, наверное, тоже есть дети, вы понимаете... -- Сожалею, если задел ваши чувства,-- молвил король. -- Ничего, ничего, Я неплохо разбираюсь в людях, а вы -- человек высокой пробы. От вас я и не такое снесу. К тому же, это правда. Если быть откровенным, я тоже завидовал мошкам. Тем больше оснований для желания освободиться из тюрьмы. Правильно? Если бы я имел склад ума, позволяющий спрятаться в свою раковину и считать себя королем необозримого пространства, это было бы просто замечательно. Но я устроен иначе. Я из тех, кто еще не СТАЛ, а только СТАНОВИТСЯ. Ваша ситуация в корне отличается от моей. Вы -- из категории состоявшихся. Мне же просто необходимо стать законченной личностью. Поэтому я и прошу пустить меня на арену. Мне трудно объяснить, но я чувствую к этому призвание. Каждый человек обязан положить всю свою жизнь на достижение определенной глубины... Так что я пошел, ваше величество. Вы ведь не хотите, чтобы я отступил? -- Нет-нет, мистер Хендерсон, ни в коем случае. Что бы ни случилось, я разрешаю вам это сделать. -- Спасибо, ваше королевское величество. большое спасибо. Я стянул тенниску через голову и, чувствуя себя громоздким и неуклюжим, спустился на арену, чтобы преклонить колена -- вернее, одно колено -- перед богиней Муммой. Натирая руки иссохшей землей, прикинул ее рост и вес. С трибун до меня, словно откуда-то издалека, долетали крики варири. Дикость этих людей, издевающихся над собственными богами и вздергивающих за ноги мертвецов, не охладила мой пыл. Я был сам по себе, они -- сами по себе. Я жаждал только одного: обхватить руками этого колосса женского пола и поднять в воздух. Недолго думая, я обнял ее могучие телеса. Странное дело -- от статуи исходил запах настоящей женщины. Да она и была для меня живым существом, а не идолом. Мы сошлись не только как противники, но и как любовники. Я согнул колени и тихонько сказал ей: -- Поехали, моя прелесть. Сопротивление бесполезно: даже если бы ты стала вдвое тяжелее, я поднял бы тебя. И добродушная, улыбающаяся Мумма сдалась мне на милость. Я поднял ее над землей и, пройдя с ней двадцать футов, присоединил к пантеону остальных богов. ГЛАВА 14 После этого меня даже не слишком удивило, когда небо начало заволакиваться облаками. Более того, я принял это как должное. -- Вот этот оттенок -- то, что доктор прописал!-- сказал я королю Дахфу, когда над нами поплыла первая туча. Постепенно мое возбуждение улеглось. Однако варири продолжали меня чествовать: махали флагами, стучали трещотками и звонили в колокольчики. С моей точки зрения, это было совершенно лишним: ведь я выиграл от этого больше всех. Так что я сидел, изнемогая от жары, и делал вид, будто не замечаю, как племя сходит с ума от восторга. -- Эй,-- воскликнул я вдруг,-- посмотрите-ка, кто пришел! Бунам. Он остановился у входа в королевскую ложу с гирляндой из листьев. Рядом с гордым видом стояла толстуха в итальянской пилотке времен первой мировой войны -- та, что пожала мне руку от имени Дахфу и которую он назвал генеральшей. Предводительница амазонок. Ее окружало довольно большое число женщин-воительниц в кожаных жилетах. Здесь же была высокая девушка, партнерша Дахфу по игре с черепами и явно важная персона. Не могу сказать, чтобы я очень обрадовался ухмылкам Бунама. Может быть, он пришел, чтобы выразить мне благодарность? Или за этим -- судя по гирляндам -- кроется нечто большее? Меня также смущала странная экипировка женщин. Две из них держали черепа на длинных, ржавых железных пиках. Остальные были вооружены чем-то вроде мухобоек -- кусочков кожи на длинных ручках, -- но, судя по поведению амазонок, эти штуки явно предназначались не для насекомых. Я увидел также короткие хлысты. К этой группе присоединились барабанщики, и я решил, что сейчас начнется церемония награждения -- все ждут только знака Дахфу. -- Чего они хотят?-- спросил я короля, который не сводил с меня глаз и не обращал внимания на Бунама, генеральшу и полуголых воительниц. Остальные тоже смотрели на меня, как будто пришли ко мне, а не к королю. Черный кожаный человек, направивший нас с Ромилайу в засаду, тоже был здесь -- очевидно, неспроста. Мне стало не по себе. Король что-то говорил о последствиях единобороства с Муммой. Но я же не проиграл! Я добился блестящего результата! -- Чего они от меня ждут?-- вновь обратился я к Дахфу. Если на то пошло, он тоже дикарь. Вон, до сих пор забавляется черепом на голубой ленте -- возможно, черепом своего отца -- и украшает шляпу человеческими зубами. Но он раздвинул в улыбке мясистые губы. -- У нас для вас новости, мистер Хендерсон. Тот, кто поднимет Мумму, получает титул короля дождя -- Сунго. Отныне, мистер Хендерсон, вы -- Сунго. -- Объясните на простом английском языке, что это значит.-- Про себя я подумал: хорошо же они отблагодарили меня за победу над Муммой!-- Эти люди словно ждут от меня каких-то действий. Каких именно? Слушайте, ваше величество, не отдавайте меня на растерзание. Я-то думал, вы мне симпатизируете. -- Я и вправду вам симпатизирую. Причем эта симпатия с каждой минутой крепнет. Чего вы испугались? Для этих людей вы -- Сунго. Они зовут вас с собой. Не знаю, почему, но в этот момент я не мог полностью доверять этому парню. -- У меня только одна просьба. Если со мной должно случиться что- нибудь плохое, я просил бы дать мне возможность написать жене. Просто попрощаться. Если говорить по большому счету, она ко мне хорошо относилась. И не причиняйте зла Ромилайу. Он не сделал ничего дурного. Мысленно я уже слышал, как знакомые обсуждают мой конец: "Слышали? Хендерсон доигрался! Как, вы не знаете? Он сбежал в Африку и пропал без вести. Должно быть, стал задирать дикарей, и они пырнули его ножичком. Так ему и надо! Говорят, его состояние оценивается в три миллиона баксов. По- моему, он сам понимал, что у него не