аложники "Саги". Как и мы, сегодня они бодрствуют со своими семьями. Университетский медицинский центр, Кремлен-Бисетр Отделение гериатрии Господин или господа авторы! Простите за почерк старого человека, пишущего дрожащей рукой, но никто из нас не умеет пользоваться печатной машинкой, которую старшая сестра любезно предоставила в наше распоряжение. Я пишу вам от имени небольшой группы (сейчас нас восемь человек), образовавшейся ровно неделю назад. Поскольку мы спим ночью не более двух часов (проклятая старость!), у нас появилась привычка дожидаться рассвета не в своих комнатах, а в телевизионном зале, несмотря на протесты дежурных медсестер. Тринадцатого октября этого года мы случайно посмотрели первую серию "Саги". С тех пор каждый день мы ожидаем продолжения и даже начали вести пропагандистскую работу, чем пробудили любопытство еще у нескольких старых обитателей заведения. Теперь у нас появился настоящий клуб, где каждую ночь в четыре часа перед экраном телевизора собираются все ходячие пациенты. Можете положиться на нас: скоро мы обратим в свою веру все отделение гериатрии. Ваша "Сага" гораздо оригинальнее всего, что обычно показывают в это время (да и в самые смотрибельные часы), а ведь мы весьма привередливые зрители. Эти новые американские сериалы такие шумные, одна музыка режет слух, а интриги на редкость банальные. Мы не имеем ничего против небольшой дозы насилия, но, черт возьми, пусть оно чему-то служит! Да, конечно, там есть мускулистые парни и симпатичные девушки, на которых приятно посмотреть, но нам достаточно полюбоваться на них минут пять, чтобы потом весь день страдать от звона в ушах. Что касается европейских сериалов, то они, на наш взгляд, адресованы детям, нужно быть краппе наивным человеком, чтобы всерьез интересоваться этими приторно добродетельными историями. Насколько отлична от них ваша "Сага"! В ней все события неожиданны, ее герои симпатичны, хотя и обладают очень сложными характерами, сюжетные линии завязываются и развязываются, но держат зрителя в напряжении, а какое необычное волнение охватывает пас при звуках музыки Баха! Что касается лично меня, то мне нравится изобретатель, который не знает, что еще ему изобрести, чтобы спасти человечество! Меня интересует и то, что происходит между Марией и Вальтером, надеюсь, что в конце концов они объяснятся друг другу в любви (хотя я и опасаюсь тайного поклонника). В любом случае, мы верны и будем верны "Саге". Мы часто думаем о вас, ведь вы -- наши последние попутчики. А как тяжело пройти до конца оставшийся жизненный путь, особенно трудно бывает ночами. Мы обязательно напишем письмо и актерам "Саги", которые тоже заслуживают поощрения, но прежде всего нам хочется поблагодарить именно вас, ее авторов. Продолжайте. Хотя бы только для нас. Клуб восьми. Этаж В1 "Отделение стариков" Это письмо мы получили сегодня утром, то есть через десять дней после его отправления. Послание провалялось около недели в ящике для корреспонденции Сегюре, пока какая-то сострадательная секретарша не переправила его нам. Матильда прочитала письмо вслух. Мы улыбнулись ради приличия. На самом деле мы были слишком тронуты, чтобы рассказывать о том, что почувствовали. Пока это письмо -- единственный отклик на наш сериал. Двенадцать серий -- и никакой реакции ни от журналистов, ни от руководства каналом, ни даже от нашего окружения. Такого мы не ожидали. Впрочем, это свидетельствует о том, что все идет нормально и "Сага" идеально выполняет свою роль -- как можно незаметнее выбрать квоту. Сегюре пока тоже молчит, ждет продолжения, -- оставшихся по контракту пятидесяти шести серий, -- после чего канал снова окажется на плаву. Больше нам не на что надеяться. Все идет хорошо. Луи прикрепил письмо от старичков на стену, возле кофейного автомата. x x x 16-ю серию передавали сегодня ночью, но я забыл запрограммировать на запись свой видеомагнитофон. Весь день я писал два последних эпизода 28-й серии. К тому времени, как ее покажут, у нас будет готово три четверти сериала. Главное -- не терять темпа. Продолжать писать то, что нам нравится, но как можно быстрее. Бесполезно пытаться понять, сбилась или нет "Сага" с курса. Похоже, что наш корабль ведут четыре безумных капитана, которые контролируют работу механизмов, когда им вздумается. Боже, прости нас, мы не ведаем, что творим. Иногда мне кажется, что это автоматическое письмо, на манер Дали или Бунюэля; мы рассказываем обо всем, что приходит нам в голову, и оставляем то, что отвергают другие, даже не пытаясь объяснить почему. Подобно детям, которым все позволяется, мы развлекаемся, пренебрегая рамками приличия, и никто не бьет нас за это по рукам. Мы создали персонаж, который нас очень забавляет, это дальний кузен Каллахэнов, приехавший с какого-то тихоокеанского островка. Его зовут Мор-декай, он необыкновенно богат и страшно взбалмошен. Его гигантское состояние служит то добродетели, то пороку, и в этом нет никакой логики. Считая, что все имеет свою цену, Мордекай так же просто вырывает листки из чековой книжки, как палач отсекает головы. Поскольку деньги и безумие не существуют друг без друга, Мордекай то свирепо набрасывается на честного человека, то вознаграждает мерзавца. Но может поступить и наоборот. Он дарит билет в Диснейленд нищей старухе, заставляет чиновников устроить выставку неизвестного художника с площади Тертр в Бобуре*, готов купить за миллион долларов фотографию обнаженной женщины-министра, от которой он без ума (и покупает ее!). Организует роскошные приемы, чтобы унизить одновременно элиту и Красный Крест. Чего больше в его поступках -- цинизма или непосредственности? Все зависит, с какой стороны посмотреть. Пока ни Сегюре, ни цензоры не делают никаких замечаний, и это начинает походить на провокацию. Мы остаемся творцами и, наверное, единственными зрителями "Саги". Непозволительная роскошь. * Музей современного искусства. На протяжении всего дня Матильда курит сигариллы, что делает ее похожей на Мату Хари. Каждый день она выглядит по-другому, а о сексе говорит с той же легкостью, с какой другие говорят об информатике. Матильда была бы идеальной женщиной, если бы не увлекалась скандальной хроникой. Ей известно все о развлечениях звезд, о сексуальных пристрастиях принцесс и застарелых болячках сильных мира сего. Иногда она вырезает из журналов иллюстрации и складывает их в огромную папку, которую прячет в закрывающийся на ключ шкафчик. Когда ее спрашивают, чем она занимается, она отвечает, что это ее тайный сад и что мы слишком любопытны. Нет никаких сомнений -- Матильда настоящая сплетница, сделавшая это увлечение своей профессией. Жером решил свои денежные проблемы и чувствует себя немного лучше. Интересно, как бы он стал себя вести, если бы у него было четыре миллиона долларов? Он даже хотел избавить нас от Тристана, но Луи выступил категорически против: не может быть и речи, чтобы лишить нас "его поразительно живой памяти", этот парень -- настоящая "база ситуативных данных", "кладезь характерных персонажей", "королевская сокровищница перипетий". Пусть это и высокопарно, но заслуженно. Тристан уже не раз находил для нас запасные варианты, а иногда мы сразу идем к нему, чтобы проконсультироваться по поводу конкретного персонажа. Достаточно дать ему несколько деталей, чтобы включить его способности к синтезу. Речь не идет ни о воображении, ни о каком-то творческом процессе. Скорее, Тристан обладает даром сопоставления плюс энциклопедическими знаниями. Короче, мы оставили его с нами и отныне считаем членом команды. Наша семья недавно увеличилась на два человека. Это Лина -- хозяйка "Примы", и Вильям -- монтажер. Лина -- "охотница за актерами". Она изучает персонажей, придумывает, как они должны выглядеть, и гоняется за незнакомыми лицами, которых так жаждут режиссеры. Поскольку репертуар все время обновляется, на "Сагу" у нее уходит не более десяти минут в неделю. Если она и взялась за эту работу, то не из-за жалких грошей, которые предложил ей Сегюре, а из-за симпатии к братьям Дюрьецам. Мы заходим к ней, когда в сериале появляется новое действующее лицо: я -- чтобы поздравить с удачным выбором, Луи -- чтобы сказать, что она не слишком перетрудилась. Этажом выше находится удивительная лаборатория Вильяма. Он занимается монтажом и прочего рода трюками, необходимыми для работы канала. Как одержимый, возится со своим сверхсовременным оборудованием, и другие техники считают его настоящим Гудини видеомонтажа. Как говорит он сам, для него монтаж "Саги" -- это отдых. Все бы шло замечательно, не становись Сегюре с каждым днем все назойливее. По каким-то неясным причинам, связанным с ценами и планированием, он заставляет нас постоянно переделывать целые сцены, чаще всего в последний момент перед съемкой. Этот человек работает не с переключателем каналов, а с калькулятором. Мы не в состоянии понять объективные мотивы его требований. Правда, иногда они не зависят от его желания, как было, к примеру, вчера, когда один актер без предупреждения бросил "Сагу", чтобы сниматься в рекламе, где ему обещали платить за один день работы в двадцать раз больше. Из дирекции пришел факс: "Займите десять минут. Это нужно к завтрашнему утру". -- Десять минут... -- Но уже девять вечера! -- Я уже собирался уходить. -- Как мне это надоело... -- Жером, может, ты возьмешься? Раздраженный, Жером клянется, что придумает для Сегюре десятиминутный сюжет самый дешевый в мире. И мы, как трусы, оставляем его одного. Сегодня утром я первым прихожу на работу. Мне любопытно узнать, как Жером выпутался из ситуации. Братья Дюрьецы еще спят. Возле факса лежат две странички. Сцена 27. Окно. Павильон. Ночь Мария и Вальтер стоят у открытого окна. На протяжении всей сцены их будут показывать крупным планом со спины. Не различимы ни интерьер комнаты, ни то, что они видят в темноте за окном. Мария. Как вы любезны, что пригласили меня посетить Нью-Йорк. Вальтер. Какая мелочь. Мария (на мгновение оборачивается и бросает взгляд в комноту). Разве я могла представить, что когда-нибудь проведу ночь в лучшем номере "Уолдорф Астории". Вальтер. Этот отель не стоит вас, Мария. (Показывает пальцем на небо.) Посмотрите, как это похоже на северное сияние! Вот зрелище, достойное вас. Мария. Какое великолепие, какие фантастические краски! Можно подумать, что Бог решил показать нам свои гениальные художественные способности (опускает голову на плечо Вальтера). Вальтер. Вот именно. Словно сам Де Коонинг нарисовал этот небесный свод... До чего же прекрасны эти разводы вокруг Большой Медведицы... Мария (в замешательстве). Но... Что это... там, смотрите! Падающая звезда? Вальтер. Это метеорит, который упадет прямо перед нами! В самом центре Нью-Йорка! Мария. Он несется на этот небоскреб! Вальтер. Сейчас он врежется в Эмпайр Стейт... М а р и я (в ужасе). Не-е-е-ет! Слышен грохот. Ослепленные чудовищной вспышкой, Мария и Вальтер отшатываются, прикрывая руками глаза. Потом снова смотрят в окно. Вальтер. Огненный шар еще летает над Манхэттеном. Мария. Уолл-стрит в огне и крови... Вальтер. Смотрите! Метеорит изменил траекторию "Боинга", и тот пикирует прямо на статую Свободы! Мария. О-о-о! Он снес с нее голову! Какой кошмар! Вальтер. Самолет рухнул на город и, падая, сровнял с землей несколько небоскребов. Ужас! М а р и я. А вдали все еще видны огни великолепного фейерверка над Кони Айлендом! Вальтер. Добро пожаловать в Нью-Йорк, Мария! (Целует ее.) x x x Сегюре разрешил нам менять декорации, даже если "декорации" слишком громко сказано. Теперь мы имеем право на дополнительную комнату, которую можем обставлять по собственному желанию. Иногда это холл отеля (довольно жалкий), иногда кабинет психиатра, школьный класс, окошко в банке, зал ожидания на вокзале, туалет в кинотеатре, задняя комната кафе и так далее. Сегюре заявил, что это "окно в мир" увеличит возможности нашей "художественной виртуальности". Спасибо, патрон. Но пока нам по-прежнему запрещены любые натурные съемки. Несмотря на заметный прогресс нашей "художественной виртуальности", первые две недели декабря выдались очень сложными. За короткий срок наш энтузиазм несколько поиссяк, и мы перестали заботиться о качестве. Похоже, что при пробуждении мы теряем чувство юмора, а на его возвращение нам требуется несколько часов. Что может быть хуже этого? Матильда объясняет наше состояние общей усталостью, неизбежной при том режиме работы, которого мы придерживаемся вот уже два месяца. Последние дни Жером работает в замедленном темпе и острит все реже. Его брат сохраняет обычную невозмутимость, но в отличие от нас, он не испытывает таких нагрузок. Я не перестаю ворчать на наступившую зиму, которая каждый год вызывает у меня желание застрелиться. Старик пытается обрести "второе дыхание марафонца". Он достаточно снисходительно относится к нашим слабостям и служит единственным связующим звеном между нами и Сегюре. Мы стараемся сдерживать проявления плохого настроения, последствия которого могут оказаться для нас губительными. Чтобы не драматизировать ситуацию и продержаться, пока не закончится временный кризис, мы не упускаем ни одной возможности подшутить друг над другом, используя последние запасы юмора. Впрочем, все знают, в чем кроется истинная причина: нетрудно представить себе отчаяние булочника, который каждое утро печет хлеб, который никто не покупает. Эта чертова "Сага" не заслуживает того, чтобы ради нее надрываться как каторжным. Сегюре требует, чтобы Мария чаще звонила в службу психологической помощи, а Камилла чаще посещала психоаналитика. Действительно, трудно придумать что-нибудь более дешевое. Но когда мы с Луи вкладываем максимум энергии в наши диалоги, то нередко полностью выдыхаемся к концу серии. Вчера нам удалось уладить часть проблемы: после монолога, потрясающего глубиной трагизма, Камилла встает с дивана, пожимает руку психоаналитику и уходит. Когда она спускается по лестнице, раздается выстрел. Психоаналитик, не выдержав такого проявления отчаяния, вышел из игры. Жером занят разборками Джонаса с террористом Педро Менендесом "Белым". Никто не знает, почему тот устраивает взрывы. Здания, в которые он подкладывает бомбы, самые неожиданные: музей Гревэн, Министерство обороны, Триумфальная арка, ярмарка в Троне, Серебряная башня, почтовое отделение Лувра и так далее. Все это насилие -- чистая абстракция, так как по требованию Сегюре мы вынуждены ограничиваться экстренными сообщениями о взрывах по радио, чем безумно разочарован Жером. Поэтому с каждой серией Менендес становится все более агрессивным. О нем самом почти ничего не известно, если не считать того, что он все время читает Кафку. Матильда занята прежде всего Милдред и Существом. Стоит этим двоим оказаться вместе, как все становится возможным. Наверное, Матильда хочет продемонстрировать весь спектр духовных и физических связей, возможных между мужчиной и женщиной. Я никогда не встречал ничего более откровенного! Сегюре этого не замечает. Он даже не может понять, когда Вальтер трезв, а когда пьян, если того не показывают валяющимся среди пустых бутылок. Поскольку мы не придумали Существу ни торчащего хвоста, ни свисающего языка, он не видит ничего плохого в том, чтобы молодые люди развлекались в запертой комнате. Не представляю, что было бы, если бы он только понял, до какой степени неприличия мы доходим! Откровенные жаркие сцены иногда достигаются сочетанием некоторых слов с определенными жестами. По сравнению с ними, настоящая порнография в передачах конкурирующего канала выглядит как лекции по биологии. Одному Богу известно, как мне хочется, чтобы в этот момент кто-нибудь пробудил мою чувственность... Особенно с той поры, как я неожиданно ощутил внутри себя странный жар. Не в сердце, не в голове, а где-то между пупком и низом живота. Искра, грозящая перерасти в пылающий костер. Мне трудно признать, что это состояние вызвано отчуждением, возникшим между мной и Шарлоттой. В те редкие дни, когда мы случайно встречаемся, я чувствую, как ей хочется развязать со мной войну нервов, в результате которой один из нас будет повержен. Дней десять назад я нечаянно прикоснулся к ней и она дернулась так, словно обожгла локоть о мое плечо. Движение оказалось настолько резким, настолько инстинктивным, что я за какую-то долю секунды понял больше, чем за все прошедшие недели. Отныне и речи нет о том, чтобы ласкать ее или наблюдать, как она принимает ванну. Во время этого периода физической глухоты я также заметил, что ночные передачи "Саги" оказывают на меня странное воздействие. В одну из бессонных ночей я открылся Жерому. -- Ты ничего не чувствуешь, когда наши героини отдаются во власть переживаний, которые мы придумываем? -- Если бы здесь играла Грета Гарбо или Фэй Данавэй, то, может быть, не знаю, но я уверен, что ни мадам Пластырь, ни эта шлюха, играющая Камиллу, не заставят меня лезть на стенку. -- А их интимная жизнь? -- ...? -- Возьми, к примеру, ту сцену, когда у Камиллы едет крыша и она пытается соблазнить Вальтера. Помнишь, что она говорит, оказавшись с ним наедине? -- Не очень. -- Она дает ему понять, что сбрила себе волосы на лобке специально для него и перечитала де Сада, чтобы подготовиться к их свиданию. Она не высказывает этого прямо, но смысл получается именно таким. -- Ну и что? -- Когда я смотрел эту сцену и видел, как девица, играющая Камиллу, выпячивает грудь перед битником-дегенератом, когда я слушал, как красиво она разглагольствует о сексе, то спрашивал себя, имеем ли мы право использовать ее для возбуждения наших фантазий и играть с либидо других людей, даже если это вымышленные персонажи. Он посмотрел на меня с такой же подозрительностью, как дикарь смотрит на высаживающегося на берег миссионера. -- Кажется, ты уже давненько не мял простыни в постели с девицей, приятель. -- ...? Чтобы скрыть смущение, я сделал вид, что озабочен вовсе не этим. И принялся разглагольствовать в стиле Гитри, -- раздражающая напыщенность, ошеломляющие парадоксы, -- чтобы доказать: нельзя все на свете объяснять бессознательным сексуальным влечением, что бы там ни говорил Фрейд. Люди не делятся на половых гигантов и евнухов. Миф о человеке, управляемом своими железами, это вымысел ханжей и так далее. Я вернулся домой уверенный, что достойно выпутался из сложного положения. На следующий день, когда Луи попросил меня перечитать одну сцену, мне пришлось изменить мнение по этому вопросу. Сцена 23. Комната Камиллы. Павильон. День Джонас с разрешения Камиллы входит в комнату. Она налаживает микрофон, который Джонас передал ей в шестнадцатой серии. Камилла. Пароль все прежний: "Сыграть на квит"? Джонас. Нет, вчера его изменили. Теперь это: "Все застопорилось". К а м и л л а. И вы меня не предупредили! Вам не кажется, что я имею право возмутиться? Д ж о н а с. Во сколько у вас встреча с Менендесом? К а м и л л а. В двадцать часов у него в отеле. Джонас. Как вы собираетесь одеться? Камилла. Это меня спрашивает полицейский или влюбленный? -- Как думаешь, нормально? -- Ты где-то витаешь, Марко... Я был неспособен сказать ему, что прочитал на самом деле: Сцена 23. Комната Камиллы. Павильон. День Джонас с разрешения Камиллы входит в комнату. Она поглаживает микрофон, который Джонас передал ей в шестнадцатой серии. Камилла. Пароль все прежний: "Спать на квит"? Джонас. Нет, вчера его изменили. Теперь это: "Все застопорилось". К а м и л л а. И вы меня не предупредили! Вам не кажется, что я имею право возбудиться? Д ж о н а с. Во сколько у вас встреча с Менендесом? Камилла. В двадцать часов у него в отеле. Джонас. Как вы собираетесь раздеться? Камилла. Это меня спрашивает полицейский или влюбленный? Мне пора домой. Перед уходом я, как обычно, завершаю работу с компьютером. На экране появляется надпись; "Добрый вечер, теперь питание компьютера можно отдрочить". x x x Я не очень хорошо помню, что каждый из нас делал в 31-й серии. Никто ее потом не перечитал, и текст пошел без исправлений -- со всеми нашими сомнениями и сумасбродством. Мы оставили всякую надежду писать связно, перестали заботиться о правдоподобии ситуаций и творим черт знает что. Единственным критерием отбора служит для нас раскатистый хохот Старика. Сегюре оставил нас в покое; он ничего не замечает и предоставляет нам полную свободу действий. Даже не желает знать, кто чем занимается в этой чертовой "Саге", кто с кем спит, кто кого собирается прикончить и почему. Ему на все плевать, пока он может снимать в кратчайшие сроки максимальное число эпизодов. Несмотря на усталость, нам теперь требуется чуть меньше четырех дней, чтобы сделать серию в 52 минуты. Но это самые длинные дни в моей жизни. Вначале я довольно легко справлялся с сериалом, теперь же чувствую себя пехотинцем, который день и ночь ползает по грязи на брюхе, чтобы получить очередную нашивку на погоны. Вчера, сочиняя одну деликатную сцену, я перепутал Камиллу с Милдред -- важнейший момент, когда Камилла осознает, что предпочитает Вальтера Джонасу. Ее монолог в устах Милдред выглядит как речь Эдипа, которую отныне должны взять за образец психоаналитики. Я, конечно, мог привести все в порядок, поменяв имена, но оставил все как есть, даже не предупредив остальных. И я не единственный, кто допускает такие абсурдные проколы. В 29-й серии Жером воскресил Этьена, забавного типа, которого Луи уничтожил еще в 14-й. В последний момент они попытались сварганить какую-то совершенно невероятную историю, смешав в одну кучу переселение душ и психическое заболевание. Не представляю, какой актер способен сыграть это; разве что Лина откопает его в каком-нибудь индийском монастыре, который слишком долго соседствовал с атомной станцией. Жером выдал нам международную интригу с убийцей, трестом и взятием заложника, причем все действие происходит в вестибюле. Ну а Матильда предложила покрыть дефицит бюджета социального страхования введением налога на любовь (такая сцена действительно существует, я сам читал ее). Однако полиция пока еще нас не засекла. x x x Алло? Я разбудила тебя, малыш? ... ? Вот видишь, все-таки разбудила. -- Который час? -- Начало девятого. -- Это ты, мама? -- А кто это может быть еще? -- Никто. Только мать способна звонить в такое время. Ты на работе? -- Вот именно, что нет. Ты очень нужен своей маме, надеюсь, ты не оставишь ее в трудный момент. Я сейчас у входа в экспресс-метро и опаздываю на работу. Со мной такое уже случилось на прошлой неделе, а Комбескотту это не нравится. -- И что я, по-твоему, должен сделать? -- Мне нужно заморочить ему голову. -- Как? -- Послушай, мама, я знаю, что мать и сын понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда, но если честно, то совершенно не представляю, чем в данном случае могу тебе помочь. -- Придумай мне оправдание. -- Что-о? -- Придумай, что сказать Комбескотту. Я уже потчевала его историями о сломанном будильнике, о самоубийце, бросившемся под поезд. -- ...? -- Это же твоя профессия, не так ли? -- Врать? -- Нет, придумывать истории. Ну давай же, придумай мне историю и побыстрее. -- ... ? -- Ты хочешь, чтобы меня заменили какой-нибудь юной девицей, которая носит мини-юбку, говорит по-английски и первой является на работу, пробежав с утра кросс? -- Послушай, мама, ты уже двадцать лет торчишь в этой конторе, с тобой не поступят так жестоко. -- Да неужели? Полгода назад меня едва не сократили. Они не брезгуют никакими средствами. Не вредничай, стать безработной в пятьдесят четыре года -- ты знаешь, что это такое? Придумай быстренько что-нибудь правдоподобное. -- Невозможно. И речи быть не может. Три опоздания подряд -- Комбескотт решит, что ты считаешь его идиотом. -- Конечно, если я расскажу что-нибудь банальное. Ты же прекрасно знаешь, что у меня нет воображения. Нужно придумать что-то такое, чему он не сможет не поверить. -- Ты соображаешь, чего от меня требуешь? -- Ну да! -- Послушай, есть два способа навешать человеку лапшу на уши: реалистичные детали и нагромождение. -- ... ? -- Например, если ты просто скажешь, что обедала с Жаном Габеном, я тебе не поверю. Но если ты расскажешь, что обедала с Жаном Габеном, который заказал форель с миндалем и отодвинул все орешки в сторону, на край тарелки, потому что терпеть их не может, а ты незаметно один за другим стала отправлять их в рот, то это уже будет похоже на правду. Вот это и называется реалистичной деталью. Но поскольку ты спешишь, предпочтительнее использовать второй прием. -- Объясни. -- Лучший способ придать достоверность какому-нибудь невероятному событию -- увязать его с другим, еще более невероятным. Если ты придешь на работу и скажешь, что твой экспресс сошел с рельсов и все пассажиры едва не погибли, то нет никакой гарантии, что тебе поверят. Но если ты расскажешь, что твой поезд сошел с рельсов и вы чудом уцелели, что движение оказалось прерванным и тебе пришлось ловить такси, но в тот момент, когда ты уже считала, что все позади, такси врезалось в машину какого-то идиота, который прямо посреди улицы стал избивать твоего шофера, пока не подоспел полицейский, то в этом случае все решат, что тебе еще здорово повезло. Уловила принцип? -- ... Думаю, да. Во всяком случае, у меня появились кое-какие мысли. Единственное, чего я боюсь -- что мне не хватит актерского таланта. -- Вот уж насчет этого я не беспокоюсь. -- Целую тебя, дорогой. -- Мама... -- Да? -- Врать -- некрасиво. -- Это я тебя этому научила? Она вешает трубку. Моя рука ищет волосы Шарлотты, но натыкается лишь на подушку. Если бы она хотя бы сохранила ее запах... В моей жизни запахи всегда играли важную роль. Но сейчас пахнет только чистым бельем и одиночеством. В полумраке я выдвигаю ящик комода, в котором Шарлотта хранит свое белье. Мне хочется уткнуться в него лицом, но ящик пуст. Может, она спит здесь, когда меня нет? Неужели нельзя было подождать несколько месяцев? Я вернулся бы к ней, чтобы больше не расставаться никогда. У меня нет ни малейшего представления, где сейчас Шарлотта, и ее отсутствие странным образом похоже на вызов. Правда, я пока не знаю, в чем его суть. И не могу рассчитывать на ее родственников, чтобы что-то узнать о ней. Ее подружка Жюльетта говорила со мной по телефону так, словно только что с луны свалилась. Отец Шарлотты отреагировал и то лучше, "поздравив сам себя с этим разрывом". Слово "разрыв" резануло мне слух. Разрыв... Если бы она бросила меня, как все -- с криком, наспех собрав чемоданы... Шарлотта ничего не делает, как все. В отличие от моей дорогой мамочки, я прихожу в контору задолго до начала работы. Хождения взад-вперед по коридору клиентов "Примы" меня давно не беспокоят, однако сегодня я не на шутку удивился, увидев Филиппа Нуаре, ожидающего в приемной. Еще три Нуаре идут мне навстречу по коридору, а пять или шесть выходят из кабинета Лины. Несколько Нуаре спускаются по лестнице, а один даже выскакивает с извинениями из нашей комнаты. В этом нашествии Нуаре есть что-то подозрительное. Лина на ходу объясняет, что ей нужно нанять десять двойников актера для какого-то трюка, который не продлится и двадцати секунд в его следующем фильме. Матильда уже на месте и встречает меня с чашкой чая. Она хорошеет с каждым днем. Стоит ей отвернуться, как мой взгляд упорно останавливается на ее ногах. С величественным видом входит Старик. -- Кто-нибудь смотрел сегодня ночью очередную серию? Нет? Так вот, дети мои, вы пропустили великий момент. Разговор между Джонасом и Брюно. Можно подумать, что мы вернулись к прекрасным временам экспериментального кино. Во всем этом не было ни малейшего смысла, и все же... все же что-то происходило. -- Сцена, где Джонас склоняет парня совершить сумасбродный поступок? -- Редкая удача! Их сняли снизу, когда они стояли лицом к лицу. Видно только, как у них в руках неизвестно откуда появляются разные предметы. Сюрреалисты пришли бы в восторг. В оригинале эта сцена получилась довольно рискованной. Брюно отмочил очередную глупость, и Джонас поймал его в комнате. Парень чувствует, что ему не избежать нравоучений и угрозы, что в случае, если он еще раз совершит что-то подобное, его ждет страшное наказание. Но вопреки ожиданиям, Джонас берет его за руку и объясняет, что совершить сумасбродный поступок -- это не то же самое, что угнать машину или избить злейшего врага, а нечто совсем иное. И не обязательно ошибка. Сумасбродный поступок означает стремление к свободе, вот и все. Этот поступок не продиктован никакими законами, никакими требованиями, никакими условиями. Это, к примеру, выбросить в окно скрипку, нарушив вечернюю тишину. Распевать перед зеркалом на каком-нибудь тарабарском языке. Флегматично бить бокалы на высоких ножках, куря огромную сигару. Носить нелепую шляпу и делать вид, что на голове у тебя ничего нет. Короче говоря, считаться чокнутым в глазах окружающих и получать от этого удовольствие. Похоронить целесообразность, хороший вкус, принятые нормы. Любой человек на этой земле мечтает совершить что-нибудь абсурдное, не поддающееся никакой логике. Нужно только выяснить, что кому нравится. Вот, что терзает в глубине души Джонаса. -- А сцену со сливочным маслом они выбросили? -- спрашивает Матильда. -- Да нет, сняли! Буквально! В руках у Джонаса появляется довольно приличный кусок масла. Он давит его пальцами, улыбаясь как блаженный, потом почти целую минуту разминает. Это выглядит безумно сладострастно. Парнишка в ужасе. Джонас предлагает ему проделать то же самое, но Брюно не может и никогда не сможет пересилить себя. Безумие и абсурд для него -- высшие табу, и он никогда не осмелится их нарушить. Только у взрослых хватает на это мужества. Показав Брюно его уязвимость, Джонас оставляет парнишку наедине с его юношескими проблемами. Очевидно одно: отныне режиссер "Саги" является членом нашей банды. Как и нас, Сегюре вытащил его неизвестно откуда. Этот парень передает наши мысли с поразительной точностью и обеспечивает прямую связь между нами и горсточкой зрителей. Луи не желает знакомиться с ним, раз тот сам до сих пор этого не сделал. Возможно, он боится, что при встрече что-то разрушится. Старик прикрепил над кофейным автоматом два новых письма. Одно из них пришло от явно свихнувшегося члена какого-то ночного клуба, чей почерк мы с трудом разобрали. А что говорить о стиле! Привет авантюристам супермыльной оперы! Еще недавно мы с моим корешем Риццо (САМИМ Риццо!) не возвращались с тусовки, не приняв по рюмашке "Эрла Грея" у Мирей в восемь утра. Завязано! Мы вынуждены закругляться ровно в четыре часа ради наших пятидесяти двух минут полного кайфа, я говорю о "Саге", этом серфинге в сумеречной зоне при бортовой качке всех нейронов. Между нами, парни, если вы что-то глотаете, чтобы писать такое, немедленно сообщите, что именно. Насколько я помню весь дурман, прокрученный по телеку, такой штуки еще не было. Один наш приятель, владелец "Тюбы " (ночной кабак, где для вас, стоит вам только моргнуть, будет зарезервировано почетное место), установил у себя видик, чтобы служить ночную мессу вместе со всеми, кто перешел на пашу сторону. Наша секта увеличивается от ночи к ночи. Не дрейфите. Люк и Риццо. PS. Хотелось бы увидеть Милдред голую -- только ради шрамов. На следующий день мы получили другое письмо. Мадам и месье сценаристы "Саги"! Хочу написать вам несколько строчек, чтобы рассказать следующее: мне сорок один год, и я провожу все ночи в доме возле Каркассона, где прошло мое детство и где сейчас умирает моя мать -- ей осталось жить не больше двух недель. Моя сестра ухаживает за ней днем, а я сменяю ее ночью. Мама любит, когда я сижу с пей рядом. Когда ей удается задремать, я тихонько включаю телевизор, чтобы посмотреть "Сагу". Не знаю, как и сказать, но это единственный час за целые сутки, когда я могу немного отвлечься, передохнуть, остаться наедине с собой. Иногда я даже негромко смеюсь. Когда серия заканчивается, я чувствую себя успокоившейся, как будто смогла со стороны посмотреть па тот фарс, который мы переживаем каждый день. Спасибо. Не знаю, что и думать. Но читать такое приятно. Просто приятно. Переполнившись гордостью, мы набросились на 46-ю серию. В конце дня зашел Сегюре. Он сам принес наши чеки и забрал тексты двух последних серий. Мне не в чем упрекнуть этого человека, мужественно несущего свой крест. Он считает, что авторы -- это его раны, актеры -- тоже его раны, про рекламодателей лучше не упоминать, а что касается публики, то та организовала против него заговор, чтобы не дать ему развернуться. У Сегюре начинает расти животик, с чем он, видимо, борется, так как никогда не расстается с бутылкой минеральной воды. Нам здорово повезло, что он потрясающе необразован. Это гарантия того, что мы действительно можем протащить на экран все, что угодно, и он ничего не заподозрит. Сегодня вечером Сегюре попросил меня объяснить ему смысл реплики Джонаса по поводу украденной у Френелей картины, которую им подарил Мордекай ("Если это подлинный Брак, то он рано или поздно появится на рынке"). Моя лекция о кубизме оказалась бесполезной. Он заявил с самоуверенным видом: -- Несомненно, воры -- это чокнутые и очень часто становятся убийцами, но они не будут терять время, чтобы шарить по полкам. Да благослови Господь этого человека, который продаст отца и мать, лишь бы удержать зрителя на своем канале. Перед уходом я снял с вешалки пальто Матильды, чтобы помочь ей надеть его. Удивленная такой любезностью, она поблагодарила меня улыбкой. Я едва успел незаметно вдохнуть аромат женщины и, задерживая дыхание, вышел на улицу. x x x С тех пор как Шарлотта исчезла, мне больше не нужно отключаться от работы и думать о чем-то другом. После двадцати двух часов я ненавижу думать, да и что нового я могу придумать? Каждый вечер погружаюсь в очень горячую ванну и поливаю голову холодной водой. Просматриваю комиксы с Микки Маусом, перелистываю огромный фотоальбом, разыгрываю из себя холостяка. И не решаюсь позвонить старой знакомой, которой захочется узнать, чем я занимаюсь. Но все бесполезно. Я не в состоянии отключить в своем мозгу механизм, разрабатывающий сюжеты. Я сколько угодно могу держать голову под струей холодной воды, но мне все равно не удается не думать о Марии, Вальтере и прочих героях "Саги". Стоит мне глянуть на первые картинки с Микки Маусом, как я уже знаю продолжение и сам начинаю придумывать истории, недостойные этого всемирно известного мышонка. В толстом фотоальбоме я то и дело натыкаюсь на групповые портреты. На них люди, которых судьба уже давно развела, и я придумываю тысячи обстоятельств, чтобы соединить их. Я могу даже сочинить биографию каждого сфотографированного. Жизнь одинокого человека -- это небольшой приключенческий фильм с самыми неожиданными поворотами сюжета. Перед тем как позвонить старой знакомой, я проговариваю вслух наш диалог, то и дело меняя прилагательные, чтобы придать ему более искреннее звучание. Придя в отчаяние, выхожу из дому, и ноги сами приводят меня к небольшому зданию на обычной улице самого пустынного округа Парижа. Как это ни парадоксально, но только здесь я могу думать о чем-то другом. По пути покупаю бутылку перцовки, чтобы доставить удовольствие Жерому. Мы делаем несколько глотков красной жгучей жидкости. Лежа на своем "плоту", Тристан смотрит документальный фильм о ловле крупной рыбы и мысленно плывет по воле волн в неведомые моря. Смотрю на погруженный в темноту город. Притихшие улицы. Откуда-то издалека доносится негромкая музыка. Чтобы лучше слышать ее, облокачиваюсь о подоконник. Лес антенн и печных труб, тысячи крыш, залитых лунным светом, дворцы и хижины, стоящие рядом. И повсюду они, мои зрители, спрятавшиеся за стенами, лежащие под одеялами. Может быть, те, кто уснул, и имеют право на покой. Но остальные -- тоже герои сериала, который идет каждую ночь с незапамятных времен. Тайные любовники будут играть сбежавших из тюрьмы гангстеров. Гуляки отправятся в крестовый поход за последним стаканчиком. Дежурные врачи проникнут в семейные тайны. Заблудившиеся будут искать друг друга, а избранные -- возможность заблудиться. Ночь выдаст обычную порцию загадочных преступлений и хитроумных интриг. Актеры не будут бесталанны, они сумеют солгать и разыграть комедию. Они до конца выдержат свои роли, а наиболее талантливые сорвут аплодисменты удивительными монологами. Не может быть и речи, чтобы пропустить очередную серию, жизнь царства тьмы -- бесконечный сериал. А если когда-нибудь у них иссякнет воображение, чтобы придумывать новые приключения, им достаточно будет взглянуть в сторону телека. И здесь мы им пригодимся. Я вижу, как вдали, в окне на последнем этаже высотного здания, вспыхивает свет в комнате прислуги. Три часа пятьдесят пять минут. Время "Саги". -- А знаешь, Марко, я как-то подумал, что наша работа по степени важности идет сразу после работы земледельцев. -- Почему? -- В чем нуждается человечество после жратвы? Чтобы ему рассказывали истории. -- Ты ставишь нас даже выше портных и агентов брачных контор? -- Конечно. Тристан резко снимает с головы наушники. Услышав звуковую заставку канала, мы приподнимаем головы. Фуга Баха зовет нас к экрану. Добро пожаловать, все желающие! -- Кто-нибудь из вас смотрел "Сагу" сегодня ночью? Луи задает этот вопрос почти каждое утро. Очевидно, у него такая манера здороваться. Этой ночью я проспал как убитый десять часов подряд. Тристан задремал перед телевизором, не досмотрев "Звездный путь", а Жером отправился на стадион бросать бумеранг. Матильда никогда не смотрит "Сагу" ночью; она записывает ее на видеомагнитофон, который включает за завтраком. Утром она решила, что что-то неправильно запрограммировала, так как в то время, когда она намазывала маслом хлеб, шел документальный фильм о добыче газа в Лаке. -- А что необычного было в этой серии, Луи? -- Ее сегодня не передавали. Пока мы перевариваем услышанное, в ушах продолжает звучать: "Ее сегодня не передавали". Насколько я помню, в 49-й серии не было ничего необычного. Члены нашей банды позволяли себе кое-что и почище. Ее сегодня не передавали. Помню только некоторые детали. Воротник из шкуры добермана, спрятанный в картонке из-под шляп. У Милдред сильный жар, и в бреду она что-то говорит на латыни. Что еще? Ее сегодня не передавали... Брюно бесит окружающих, цитируя к месту и не к месту Шекспира (его излюбленное изречение: "One pound of flesh"*. Он собирается посетить медиума, чтобы побеседовать с духом своего нового властителя дум. * Один фунт плоти (англ.). Ее сегодня не передавали... Вальтер и Мария видят один и тот же сон и в конце концов приглашают друг друга в свое ментальное пространство, чтобы исследовать самые потаенные уголки своих душ. Ее сегодня не передавали? Но что за этим скрывается? Конец пути? Может, случайный подводный камень пробил днище нашего судна, а мы не заметили этого? Старик предлагает нам найти объяснение. М