ет в программе и мне пришлось импровизировать на ходу. -- Реклама заканчивается! -- Сделай погромче, солнышко. -- Чем он там занимается наверху? Мне удалось незаметно взять свою куртку и бесшумно добраться до прихожей. Я закрыл за собой дверь в тот момент, когда квартиру заполонила музыка Баха. Незнакомый запах витает в нашем бюро. Возле компьютера меня ждет завернутый в бумагу подарок. Парфюмерный набор "Сага" для мужчин: лосьон после бритья, туалетная вода, мыло, гель для душа. И все с ароматом ванили. Жером пользуется туалетной водой вместо аэрозоли, чтобы уничтожить табачный запах, на который мы давно не обращаем внимания. Потребление ванили во Франции с января этого года выросло в три раза, сообщает нам надпись на визитке, нацарапанная Сегюре. Ее добавляют в йогурт, в крабовые палочки, в мороженое и даже в жевательную резинку. Если мы будем и дальше использовать в сериале сей драгоценный аромат, никто не станет жаловаться, особенно мы, заключает Сегюре. Я задумываюсь. Неужели это я создал мир, пахнущий ванилью? Вот прекрасный пример того, что называют эффектом бабочки. Бабочка взмахивает крылышками в Токио, а на Лос-Анджелес обрушивается потоп. Ничтожная причина -- разрушительные последствия. Если сегодня все импортеры, промышленники, крупные и мелкие коммерсанты потирают руки, если вся Франция благоухает одним ароматом, то все это лишь потому, что слово "жимолость" кому-то из нас показалось слишком длинным. -- Знаешь, я вчера смотрел "Сагу", -- обращается ко мне Жером. -- И как? -- Слишком слащаво. -- Слащаво? -- Будь у меня "Магнум" 44-го калибра, я, не задумываясь бы, разнес вдребезги этот паршивый телевизор... Страшно недостает насилия и секса! Зрители требуют, чтобы их было больше! Американцы давно это поняли! Именно потому они опережают нас и именно потому я еду к ним. Четверть Часа Искренности? Нет, что-то совсем противоположное. В словах Жерома горечь и бессилие, и я, кажется, понимаю, что довело его до подобного состояния. -- Посмотрите, что пользуется наибольшим успехом: кровавые сцены, секс, чуть ли не порнография. Герои -- настоящие людоеды, а кинозвезды только и делают, что раздвигают ноги. С "Сагой" у нас появилась уникальная возможность показать то, что нам хочется, но мы этим так и не воспользовались. Пресса официально сообщила о начале съемок "Борца со смер-тъю-2". Фантастические расходы, обилие звезд, и опять этот мерзавец Совегрэн купается в лучах славы. Сколько раз поздними вечерами Жером, как последний пьяница, рассказывал мне эту историю. Сколько ночей мы ломали голову, чтобы найти безотказный способ отомстить этому мерзавцу, используя сценарные приемы, разрабатывая интригу и неожиданный финал. Мы работали над этой проблемой так, словно зрители уже собрались в зале. Нет, Ивон Совегрэн заплатит за все. И скоро. Луи кладет руку Жерому на плечо, стараясь его успокоить. -- Американцы уже выиграли сражение. Я просто хочу, чтобы именно ты, Жером, нанес последний удар нашему гребано-му кинематографу, который сам себе вырыл могилу. Но если там, в Америке, ты будешь иногда вспоминать, кем был здесь, среди нас, не забывай, пожалуйста, правило: количество идей никогда не заменит качества. Всегда найдется кто-то, кто пойдет дальше тебя, сделает лучше, чем ты. Но никто лучше тебя не сможет изобразить Жерома Дюрьеца. Помни об этом на своей вилле в Пэсифик Пэлисейд. Телефонный звонок прерывает наше затянувшееся молчание. Луи снимает трубку и уединяется в углу комнаты. Жером включает компьютер, Матильда наливает себе кофе и садится просматривать почту. Я возвращаюсь к 33-й сцене 72-й серии. Фреду так и не удалось прийти в себя после отъезда Марии. Чтобы спастись от тоски, он как одержимый работает над виртуальной реальностью, синтезом изображений и голограммами. В душе у него -- ужасающая пустота. Чтобы заполнить ее, он должен воссоздать Марию. Всего-навсего. Эта идея не дает покоя Луи с тех пор, как он заинтересовался работой Вильяма в монтажной. Он в восторге от беспредельных возможностей техники, которая в случае с "Сагой" используется на десять процентов. Кроме того, она позволяет повторно просматривать не вошедшие кадры, пробы и сцены, которые раньше не монтировались. Их можно прокрутить в обратную сторону, поменять местами, размножить. Можно переписать звуковые дорожки, диалоги и наложить на любое изображение. Луи утверждает, что подделку заметить очень трудно. "Именно техника должна быть на службе у писателей и халтурщиков". Это его главная теория. Мария может вернуться, для этого достаточно извлечь из мусорной корзины выброшенные куски пленки и наложить на них звук, чтобы получить новые диалоги из написанных ранее. Я наивно спрашиваю, зачем все это, и Жером отвечает вместо Луи: -- Ты никогда не мечтал посмотреть, как Мерилин Монро устраивает стриптиз в трех измерениях для тебя одного, в твоей комнате? Ты никогда не думал о римейке "Великолепной семерки" с Лоуренсом Оливье, Брюсом Ли, Марчелло Мастро-янни, Жераром Филипом, Орсоном Уэллсом, Робертом де Ниро и Аленом Делоном? А Шекспир? Шекспир, являющийся к тебе во плоти, чтобы почитать свой сонет, когда ты хандришь? -- Я знал, что водка рано или поздно ударит тебе в голову. -- Он почти не преувеличивает, -- говорит Старик. -- Я умру раньше вас, но если жизнь будет продолжаться, вы еще станете свидетелями великих событий. Американцы уже возрождают кинозвезд, используя их в рекламе, что порождает проблемы деонтологии, не говоря о юридических головоломках. Как только они сумеют соединить все это с голографией, вот тогда начнется настоящий цирк! Это уже будет не тройное наложение силуэта Марии на видеокартинку, которое нас пугает, милый Марко. Вильям даже сейчас делает невероятные вещи, а что будет в третьем тысячелетии... Возрождение Марии началось. Чем все это закончится? Продолжая висеть на телефоне, Старик просит Жерома сходить в агентство "Прима" за каким-то досье -- он явно желает от него избавиться. Матильда, кажется, поняла, в чем дело. Лина с другого конца света жалуется, что не может найти Дюну. Но Старик не хочет ничего слышать. -- Никаких девиц из Шри Ланки, черт возьми! Нам нужна индианка из Северной Америки! Да, с кожей с медным оттенком! По секрету он сообщает, что Лина разыскала великолепную индианку из племени шайеннов, но та не говорит по-японски. -- Об этом не может быть и речи! -- бросает Матильда. -- Не может быть и речи! -- рычит Старик в трубку. -- Скажи своим агентам, чтобы они поторопились. Дюна нужна нам на следующей неделе! x x x Поздно вечером мы с Жеромом устраиваемся перед телевизором, чтобы посмотреть "После работы" Мартина Скорсезе. Поставщик доставил нам разные деликатесы, а я откупорил бутылку пинара, которая обошлась мне в стоимость переделки одной из интриг. Мы уже приготовились насладиться этим недолгим счастьем, когда в коридоре мелькнул чей-то силуэт. -- В такое время это может быть только актер. Я жестом приглашаю незнакомца войти, но он лишь едва просовывает голову в приоткрытую дверь. Я тут же узнаю его, но не могу вспомнить настоящее имя, для меня он всегда был Вальтером. -- Мне сказали, что... -- Да, это здесь. Актер держится совсем не так прямо, как на том легендарном празднестве, где он так рисовался. Одет более скромно, а глаза не прикованы к зеркалу, которое отражает его в лучах славы. Мы знаем, почему Вальтер здесь, а он еще не догадывается, что мы это знаем. На то мы и профессионалы, чтобы узнавать раньше всех задние мысли людей. Я не такой садист, как Жером, и поэтому предлагаю гостю стул, стакан вина и улыбку. Он соглашается на все. -- Уже две серии я живу только благодаря аппарату искусственного дыхания. Друзья звонят к нам домой и спрашивают, не стало ли мне лучше. У моей жены скоро начнется депрессия. Мой портрет должен был появиться на фирменной марке одной из фирм грампластинок, но мне сообщили, что они не могут подписать контракт с человеком, находящимся в коме. Мои дети интересуются, встану ли я с больничной койки или умру. Люди, встречающие меня на улице, с трудом удерживаются, чтобы не перекреститься. Я испытываю некоторую неловкость, но Жерома прямо распирает от радости. На прошлой неделе мы ради хохмы решили ответить на вопросы, которые когда-то задал Прусту один журналист. На вопрос: "Какой недостаток вы считаете наиболее простительным?", Жером ответил: "Злопамятность". -- Все это еще ничего, -- продолжает Вальтер. -- Больше всего меня страшит странный персонаж, появившийся в 70-й серии и грозящийся перекрыть мне кислород. Идея Луи, но Жером настоял на том, чтобы самому описать этого типа. -- Я не собираюсь морочить вам голову. Я здесь, чтобы умолять вас... умолять, у меня нет другого слова. Даже Лоуренс Оливье не смог бы изобразить такой страх. Никаких дрожащих рук, ни капли пота, только замогильный голос и пустой взгляд. Внутренний страх. Даже Господин Мститель впечатлен и готов уступить. -- Возможно, этот тип не собирается перерезать шланг, -- говорит он. -- Вам не стоит доводить себя до такого состояния. -- Хотел бы я видеть вас в моем положении! С кислородной маской на лице, принужденный к молчанию... Беззащитный. Если вы уберете этого типа, я сделаю все, что вы захотите! Все! Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять: Жером на него больше не злится. Чистосердечное раскаяние -- и Господин Мститель первым готов все забыть. Он медленно провожает Вальтера до дверей. -- Успокойте свою семью, мы навсегда избавим вас от злодея. Считайте, что вы вне опасности. И потом, кто знает, может, вы раньше выйдете из комы, чем предполагалось. -- ...Правда? -- Мы способны на чудо. -- От имени всех моих родных, спасибо! Мы смотрим, как он выходит из здания в темную ночь. Же-рому не хочется злословить по этому поводу, мне тоже. Я наполняю стаканы, он включает кассету. x x x -- Что это у вас такие мрачные физиономии? Луи вырывает из рук Жерома письмо. Старая сволочь! Ты последуешь в могилу вслед за своей шлюхой. Ты, а затем и ее дубина-муж, этот дерьмовый актеришка, которому я собирался дать лучшую роль в театре. Эта стерва Лиза должна была меня слушаться. Я расправился с ней, расправлюсь с тобой и ее мужем. Лиза останется моей. Сегодня утром, не обратив внимания на фамилию на конверте, я машинально распечатал письмо, адресованное Луи. Сейчас он долго читает эти несколько строчек. Никто не верит его небрежной усмешке. -- Надо показать его полиции, Луи. -- Они опять устроят мне допрос, который ничего не даст. Это уже не первое письмо. Письмо отпечатано на лазерном принтере, каких тысячи, да и текст не содержит ничего нового. -- Но он угрожает вам смертью, -- говорит Матильда. -- Луи, доставьте мне удовольствие, отправляйтесь немедленно и без разговоров в комиссариат. -- Мерзавец, написавший это письмо, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к смерти Лизы. Это психически больной человек, читающий слишком много газет. Вам не кажется странным, что он появился в тот момент, когда "Сага" добилась успеха? -- Похоже, что он хорошо информирован. -- Это все из-за того придурка-актера, который дал интервью. Луи никогда не называет его по имени, только "актером". Если бы Лизу увел наемный убийца, бухгалтер или мануальный терапевт, Луи никогда бы не проявил столько презрения. Поскольку Матильда продолжает настаивать на том, что нужно предупредить полицию, он уходит в плохом настроении, держа в одной руке письмо, а в другой -- плащ. Мы молча беремся за работу, словно реальный мир внезапно обрушился на нас. Из-за того, что мы постоянно скрываемся за стенами вымысла, в мире, где являемся абсолютными хозяевами, мир реальный кажется нам невероятно далеким. И диким. Он не подчиняется никакой логике, никаким законам драматургии. С точки зрения правдоподобия, реальность не вызывает никакого доверия, но никто ничего не делает, чтобы хоть что-то изменить в ней. Нужно, наверное, специально подобрать сценаристов, чтобы они придумали нашу будущую историю. Тем не менее... Учитывая то, что я способен сейчас родить, я только ускорю приближение хаоса. Даже не знаю, граничит ли то, что я пишу, с абсурдом или просто с бредом. Матильда и Жером иногда задаются вопросом, не поехала ли у меня крыша. Старику нравится все, что я пишу. Он считает, что "Сага" должна нестись на всех парусах, преодолевать сумасшедшие бури и в один из июньских вечеров оказаться в порту назначения. Если то, что я пишу, зависит лишь от границ моего воображения, то я со злорадным удовлетворением раздвигаю их, чтобы они не мешали мне действовать. В трех последних сериях у меня появлялся и говорил сам Бог, я воссоздал пропавшую героиню и всерьез подумываю высадить на Землю нескольких инопланетян. Это будут не зеленые человечки с огромными глазами и антеннами на макушке, а существа, похожие на людей, ничуть не страшнее, чем обычный человек с улицы. Мои инопланетяне будут добродушными и человечными. Старик находит эту идею слишком экстравагантной и даже рискованной. Но, как всегда, одобряет ее. "Больше у нас никогда не будет такой свободы", -- не устает повторять он. x x x Оказывается, владыки мира сего тоже способны проливать слезы. Очевидно, сказывается накопившаяся усталость. Я открыл шкаф, чтобы достать чистую рубашку, и неожиданно громко разрыдался, просто так, сам не знаю почему. Через несколько минут я успокоился, глубоко вздохнул и все снова стало нормальным. На моем автоответчике мигает цифра 41, это сегодняшний урожай звонков. Я прослушиваю сообщения на тот случай, если Шарлотта решила за хорошее поведение смягчить мне наказание. Но на пленке ее голоса нет. Как всегда вечером по четвергам не знаю, чем заняться. Мне не хочется оставаться дома, но и не хочется видеть людей, которые будут говорить со мной о "Саге". Наша контора -- единственное место в мире, где после работы никто не говорит о сериале. Но сегодня, в чудный весенний вечер, мне хочется побродить одному по опустевшим улицам. Авеню Опера. Я останавливаюсь возле каждой витрины туристических агентств, предлагающих любые путевки. Остается только выбрать. Токио. Остров Маврикия. Вера-Крус. Рим. Нью-Йорк. Множество стран, где вас ждут живописные пейзажи, сказки, легенды. Однако название Осло на рекламной афише не вызывает у меня полета фантазии. Я просто представляю место, где люди живут спокойно и никогда не лгут. Место, где люди говорят "да", когда хотят сказать "да". Здания, не загораживающие панораму. Бары, где можно безопасно проводить время. Женщину, думающую только о настоящем. Чистый и светлый номер в гостинице. Может, на будущий год я туда съезжу. Прохожу мимо касс Лувра и присаживаюсь у пирамиды. Вдали уже закрывают вход в Тюильри. Иду дальше вдоль Сены. В нескольких шагах от Нового моста четверо бродяг расположились перед витриной большого магазина. Я замедляю шаг. проходя мимо них. По одному огромному телевизору демонстрируют художественный фильм, по другому -- документальный, но все взгляды прикованы к тем светящимся экранам, где снуют немые персонажи "Саги". Парни отпускают непристойные шуточки, потягивая дешевое красное вино. На улицах очень мало автомобилей. Не могу поверить, что отчасти это из-за меня. Сам, не заметив как, оказываюсь на левом берегу Сены. Площадь Одеон словно вымерла. Только билетерши из кинотеатров прохлаждаются у рекламных щитов. Кафе на бульваре Сен-Жермен полно людей. Захожу, чтобы выпить пива. Официант откупоривает бутылку, не сводя взгляда с экрана, и ставит ее на стойку, не глядя на меня. Мордекай только что оплатил все аттракционы на ярмарке и собирается развлекаться на них один. В том, как он садится на карусель, которая работает для него одного, есть что-то трогательное. Тысячи разноцветных лампочек горят для него одного. Какой-то клиент, стоящий рядом со мной, замечает вполголоса: -- Все-таки здорово иметь толстый кошелек! В следующей сцене во второй раз за весь сериал появляется Фердинанд. -- А это кто такой? -- Приятель Брюно, подопытный кролик Фреда. Сидя в одиночестве в какой-то богемной квартире, Фердинанд пишет письмо любимой женщине. Голос за кадром. "Я не знаю, где ты, и поэтому вижу тебя повсюду. В метро, в которое саз/сусь, за дверями, которые распахиваю, на улицах, по которым хожу. Если бы ты знала, как это жестоко -- видеть, как разветвляется улица и бояться выбрать не ту. Когда я звоню одной из твоих подруг, то уверен, что она лжет, что ты знаками ей показываешь, чтобы она не проговорилась. Когда я звоню какому-нибудь приятелю, то представляю, что ты в его постели, в нескольких метрах от телефона. Иногда я боюсь, что тебе плохо, но чаще всего боюсь, что тебе хорошо. С тех пор, как ты исчезла, я каждый день, прожитый без тебя, отмечаю на стене своей комнаты палочкой, и сейчас написал: ОТСУТСТВИЕ НЕХВАТКА НЕДОСТА ЧА ЛИШЕНИЕ ОШИБКА ЗАБВЕНИЕ УПУЩЕНИЕ ПРОБЕЛ УДАЛЕНИЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПРОПАЖА ДЕФИЦИТ. У меня осталось два или три синонима, чтобы продержаться еще несколько недель. Мне бы хотелось просто узнать, где ты, Шарлотта. Я так люблю тебя". -- А кто она? -- Говорят тебе, его подружка. -- Подлей-ка нам немного "Кот-дю-рона", Рене. -- А с тобой такого не случалось? -- Как же, было. -- Чего тогда спрашиваешь... Иду пешком до Монмартра. У владельца бензоколонки на улице Асса тоже включен маленький телевизор. Мелькают последние кадры "Саги". Жизнь входит в обычное русло, террасы кафе заполняются людьми, машины несутся по бульвару. Пытаюсь убедить себя, что это такой же вечер, как и остальные, даже если по пути к авеню де Турвиль я слышу обрывки разговоров, знакомые имена и слова, вышедшие из-под моего пера. Тристан, похоже, скучает в одиночестве. Мне даже вначале показалось, что он выключил телевизор. Жером пошел в магазин за сахаром. Я спрашиваю у Тристана, что он думает о последней серии. -- Ваша четверка опять меня удивила. Иногда смотришь фильм как загипнотизированный, иногда думаешь: "Это черт знает что", но никогда не скажешь, что это нудно или прогнозируемо. Я спрашиваю, как он воспринял появление Марии, сцены с которой смонтированы из старых кадров, хотя для него это не сюрприз, поскольку он тоже присутствовал при монтаже. -- То, что это подделка, совершенно не заметно, веришь, что она действительно вернулась. Потрясающе! Для небольшого эпизода такой трюк подходит, но мы не должны злоупотреблять этим приемом, в конце концов, зритель поймет, что к чему. Было бы идеально, если бы настоящая Элизабет согласилась приехать и сыграть одну сценку, совсем небольшую. Она могла бы стать для нас "Special guest star"*, как говорит Жером. * Кинозвезда, приглашенная для участия в съемках. -- Кроме того, сериал пора завершать, -- продолжает Тристан. -- И завершать, пока он пользуется успехом. Было бы идиотизмом растянуть его еще на один сезон. Об этом можно не беспокоиться, у Сегюре такая идея даже не возникала. -- Шоколад, эскимо. Я взял порцию и для тебя, Марко. Я предлагаю Жерому позвонить Элизабет Pea, чтобы узнать, как у нее дела. Луи записал номер телефона ее отеля. x x x Дело обстоит следующим образом. Фред больше не может довольствоваться мимолетными приездами Марии, ему нужно видеть ее рядом, живую, дотрагиваться до нее, иначе он грозит прекратить все исследования, что означает миллиарды потерянных жизней. Как-то ненастным вечером Фред превращается в доктора Франкенштейна и создает клон своей горячо любимой невестки. Он не сумел овладеть настоящей Марией, зато теперь у него есть ее копия, которая во всем ему подчиняется. Кто из нас не мечал о чем-либо подобном? У Элизабет появился двухдневный перерыв в съемках фильма, и она с восторгом согласилась приехать и сыграть эпизод. Только ради нас и, конечно, ради девятнадцати миллионов поклонников. Сегюре едва не расцеловал нас, узнав, что Мария возрождается из пепла. Благодаря его поддержке, мы провернули операцию за несколько дней. Даже у НАСА не получилось бы быстрее. Эпизод, продолжительностью двенадцать минут, был отснят сегодня. Фреду в его лаборатории удается склонировать женщину, которую он всегда любил. Это существо из плоти и крови, как две капли воды похожее на оригинал. Единственное отличие: новая Мария по характеру очень послушна и не строит из себя недотрогу. Едва только клон превратился в женщину, как Фред тут же заперся с ней в своей комнате, чтобы предаться безумствам, о которых мечтал столько лет. Потом он расскажет Камилле и Брюно, что Мария верулась и они заживут вчетвером еще более счастливо, чем до появления Каллахэнов. Готов поспорить, что эта история с клонированием приведет зрителей в восторг, а журналисты используют ее как "бомбу". Не избежать, конечно, анафемы ханжей и злой критики интеллектуалов. Было бы забавно развить идею о превращении любимых существ в рабов, но у нас нет на это времени, так как Элизабет должна улететь сегодня вечером. Перед отъездом она захотела пообедать с нами. -- Съемки фильма Ганса продлятся еще три недели, а мне уже сделали новое предложение. Вы возродили меня не только в "Саге", но и вернули вкус к жизни, к моей профессии. Я больше не мадам Пластырь. Не знаю, как вас благодарить. Она смотрит на часы, не проявляя никакой нервозности. Видя, как она смеется и двигается, Матильда, Жером, Старик и я приходим к одной и той же мысли: мы дали возможность человеку почувствовать, что такое счастье. Однако у счастья, как известно, короткий век. Элизабет перестает улыбаться. -- Впрочем, я знаю, как вас отблагодарить, но, можете мне поверить, я бы предпочла сделать это по-другому. С самого начала обеда я хожу вокруг да около. Внезапно она становится похожа на врача, который консультировал Вальтера и не знал, как сообщить, что у него рак. -- Думаю, вам никто не говорил о втором сезоне "Саги". -- ...? -- Втором... Что? -- Шесть основных исполнителей уже подписали контракт о том, что будут сниматься в продолжении сериала, но все остальные пока не в курсе. Я знаю об этом, так как Сегюре предложил мне вернуться. Они набрали вторую команду сценаристов, которая будет работать все лето, и о возвращении "Саги" объявят сразу после летних отпусков. У Жессики уже есть сценарий первой серии. Могу вас заверить, что все держится в строжайшем секрете, особенно от вас. Но раз мне нужно кого-то предать, то я предпочитаю предать Сегюре. Простите меня за такую неприятную новость. Элизабет встает, смотрит на часы и берется за чемодан. Даже не решается нас поцеловать. -- Они вас ненавидят, всех четверых. Повернувшись, она выходит из ресторана. x x x На следующий день мы прекратили работу. Пока Луи не разузнает побольше об этой истории, нам нельзя ничего предпринимать. Каждый из нас захотел пережить этот первый удар в одиночку, и я провел весь день дома, в кресле. В нашем контракте обусловлено, что никто, кроме нас, не имеет права работать над восемьюдесятью сериями "Саги", но ничто не мешает дирекции выставить нас за дверь и запустить продолжение сериала. Как мы могли быть настолько наивны, чтобы поверить в желание Сегюре завершить "Сагу"! Да мы самые никудышные сценаристы в мире, раз не смогли предвидеть подобного поворота событий. Ну и кретины же мы! Придурки! Сами во всем виноваты! Позвонил Старик и сказал, что ему нужен еще день. На этот раз я несколько часов подряд просидел на скамейке в сквере. Хотя я и атеист, однако поплелся в церковь, надеясь найти там немного покоя. x x x Вся троица уже на месте. У Тристана на ушах наушники. Старик сидит на краю стола, и мы не в силах оторвать взгляд от рукописи в его руке. -- Как ты ухитрился раздобыть ее, Луи? -- Как мелкий воришка. Поздно вчером зашел в производственный отдел, подождал, когда все разойдутся, а потом несколько часов рылся повсюду, пока не нашел дискету в столе Сегюре. Сделал копию, а дискету положил на место. Я спрашиваю, прочитал ли он первую серию. -- Конечно, я не смог сдержаться. Сделайте себе копии, и мы поговорим об этом через час. x x x Мы с Жеромом закончили читать одновременно и молча стали ждать Матильду. Никому не хочется заговаривать первым. -- Не скажешь, что читается с трудом, -- произносит она. -- Одно очко в их пользу. -- Даже более гладко, чем у нас, -- говорит Жером. -- Профессионально. -- Выверено. -- Без сбоев. Можно сказать и так. При чтении этой серии я понял, что кража персонажей не самое страшное, что может случиться со сценаристом. Гораздо хуже, когда кто-то другой пытается идти по твоим следам и тщетно оставаться тебе верным. То же самое, что просить прощения за ошибки, которых не совершал. Джонас становится своего рода героем, сознательным полицейским, и в два счета отправляет Менендеса в тюрьму. Мордекай отдает все свое состояние бездомным детям. Существо отправляют в центр реадаптации. У Милдред случается выкидыш, но она быстро приходит в себя и возвращается в Штаты, собираясь сделать блестящую карьеру в университете. Вальтер излечивается от рака, а Фред отныне занимается разработкой экономичного и экологически чистого двигателя. Камилла вновь обретает вкус к жизни. Она мечтает о ребенке от Джонаса. Увы, не все так прекрасно в этом лучшем из миров -- пока в нем еще не удалось уничтожить всех отрицательных героев (надо же все-таки положительным героям с кем-то сражаться, чтобы продлить жизнь сериалу). Брюно становится банковским грабителем. Это трагедия для Френелей и психологическая драма для Джонаса, вынужденного охотиться за своим шурином. Эвелин превращается в настоящую стерву. Она невероятно ревнива и всю свою энергию тратит на то, чтобы поссорить большую и дружную семью Френелей и Каллахэнов. Переизбыток новых персонажей. Некий Тед, известный программист, общается с Милдред через Интернет. Можно предвидеть, что это будет идеальный жених. Кристина -- подружка Брюно, дряная девица, несущая несчастье -- балуется героином. Кроме них, есть еще: бойкий приятель Джонаса, делающий карьеру политика; красавица-принцесса из Ганы, ищущая любовь; неудачливый крупный промышленник, страдающий бессонницей, и многие другие. -- А как вы находите диалоги? -- Диалоги? -- Они немногословны. -- Удачны. Удачны, как выстрел из ружья, когда все остальные аргументы уже исчерпаны. От диалогов несет искусственностью, все эти люди говорят на мертвом языке -- языке бесцветном, фальшивом и плоском, который выражает все, что угодно, кроме того, что нужно. Искренность превращается в наивность, а наивность -- в дебильность. Любая, немного возвышенная фраза становится высокопарной, а уличный жаргон превращается чуть ли не в мат. Резкость выглядит вульгарной, нежность -- слишком слащавой. -- Что вы думаете об оригинальности? -- Оригинальности? -- Трудно сказать... Нет, вовсе не трудно; Они кастрировали боевого быка и сделали из него рабочего вола. Во время чтения меня не покидало ощущение, что авторы старательно зашлифовали все острые углы наждачной бумагой. Нет ни одной неровности, предмет настолько гладок, что выскальзывает из рук. Пытаюсь представить этих несчастных, получивших приказ: "Только не делайте то, что вам взбредет в голову! Только не делайте то, что вам взбредет в голову!". В том современном мире, который они нам показывают, никогда не было Фрейда и Маркса, его равновесие не нарушал сюрреализм, он не истекал кровью при фашизме и уж, конечно, не ввергнет нас в великий хаос в конце этого века. Я не уверен, что наша "Сага" намного лучше, но мы хоть пытались что-то сказать. -- Больше вам нечего добавить? -- спрашивает Луи. Нет, нечего или, наоборот, слишком много. Можно кричать, что это подлость, предательство, можно разыгрывать mater dolorosa*. Можно переходить от возмущения к огорчению и от огорчения к презрению. Но на самом деле все испытывают отвращение. * Скорбяшая Богоматерь. -- Юридически мы бессильны. Наши права распространяются только на серии, предусмотренные контрактом. Это моя ошибка, -- говорит Луи. -- Ничего подобного. Разве кто-нибудь из нас мог предвидеть в тот день, когда мы впервые здесь встретились, что станет с "Сагой"? В конце концов, "Сага" выполнила свою роль: помогла нам завоевать положение и даже принесла денег. Мы отлично развлеклись, и у нас появилась работа на два года вперед. Позднее, когда мы станем старыми и больными, нам достаточно будет посмотреть хоть одну серию "Саги", чтобы вспомнить часть своей юности. -- Вы снова сочтете меня сентиментальной, но больше всего мне жаль наших героев. Все, кого мы любили, станут мерзавцами. -- Можете назвать меня циником, -- говорит Жером, -- но попытайтесь представить, как они теперь наживутся. -- Знаю, что сойду за обычного демагога, -- говорю я, -- но мне больше всего жаль девятнадцать миллионов телезрителей, веривших нам до сих пор. Вы когда-нибудь видели сериал "Миссия невыполнима" ? До чего же разная реакция: от тоскливого ворчания Тристана до категорического "нет" Матильды. -- С каким напряжением я смотрел в детстве тридцать первых серий. Мне казалось, что внутри у меня все переворачивается, когда я слышал музыкальную заставку, и я бы убил отца и мать, если бы они помешали мне смотреть телевизор. Именно из-за этого сериала я и захотел стать сценаристом. И вот как-то сентябрьским вечером начали транслировать четвертую часть. Та же музыка, та же интрига, те же актеры, и в то же время все другое. Какое-то дерьмо. И никто не смог объяснить бедному мальчугану, куда пропало то волшебное зрелище, которое он считал самым прекрасным в мире. Много лет спустя я где-то прочитал, что право на сериал перекупил "Парамаунт" и, воспользовавшись тем, что постоянная команда сценаристов ушла в отпуск перед началом четвертого сезона, все изменил. Машина сломалась, хотя это не помешало им снять несколько десятков серий, о которых теперь никто не вспоминает. Тристан аплодирует моей маленькой речи, не переставая следить за метеосводкой. -- За время своей работы я получил столько оплеух, -- говорит Старик, -- что теперь меня ничем нельзя пронять. Но на этот раз у меня сложилось впечатление, что мы нашли своих учителей. -- ... ? -- Что? -- Луи! Ты действительно считаешь, что это хорошо? -- На первый взгляд это обычный дурацкий сценарий, который и выеденного яйца не стоит. Но когда в нем обнаруживаешь хорошо замаскированную идеологическую базу, то хочется рукоплескать их гениальности. В наших рядах воцаряется растерянность. Но Луи и не собирается шутить. -- Можно сказать, что они работают на уровне подсознания. -- Как 25-й кадр? -- Вот именно. В безобидные перипетии сюжета они заложили зачатки идей, распознать которые невозможно, но которые действуют на подсознание зрителя. -- Луи, ты свихнулся! Это от шока... -- Хотите примеры? История Кристины -- чистой воды пропаганда о вреде наркотиков в наименее раздражающем виде. Новые исследования Фреда показывают, что любые экологические законы имеют свои пределы. Страдающий бессонницей промышленник -- это попытка оправдать безработицу и возможность восстановить репутацию пошатнувшегося либерализма. Мне немного трудно следить за его мыслью. Но Луи, кажется, убежден в своей правоте. -- А вы заметили, как они обыграли "дробление" населения? -- Что? -- Дробление -- это явление, заключающееся в изоляции людей. Человек заказывает обеды домой, болтает с подружкой по Интернету, все время проводит у телевизора, живет как улитка в раковине, что считается чуть ли не главной добродетелью, и боится выходить из дома, так как улицы полны опасностей. -- Ты смеешься, Луи. Я не заметил ничего подобного. -- Именно этого они и добиваются, но я считал вас более проницательными. Только не говорите, что вы не оценили по достоинству типа, окончившего Институт политических наук. Совершенно не представляю, о чем он говорит. -- Вначале я даже не понял, зачем они его ввели, но потом догадался, что его значение будет постепенно расти. За три серии из него сделали ответственного руководителя -- амбициозного, но в то же время бескорыстного. Всего за три серии! И обыграли это настолько талантливо, что я позавидовал. Он обладает и чувством юмора, и небольшими недостатками, делающими его человечным, и моральными принципами -- в общем, отличным парнем. Если этот персонаж был создан не для того, чтобы примирять массы с политикой властей, то остается только пожалеть об этом. -- Бред! Бред-бред-бред-бред! Я тоже хотел бы присоединиться к Жерому и сказать, что это бред, но в примерах Луи есть что-то тревожащее. То, каким образом Сегюре пытается отобрать у нас "Сагу", не имеет ничего общего с рейтингом или большими деньгами. Давно известно, что телевидение -- главное оружие власти, и нет ничего удивительного в том, что государство вмешивается в творческий процесс, когда политика уже давно никого не интересует. -- Можете считать меня параноиком, но я уверен, что на роль бывшего студента они возьмут актера, чья внешность соответствует представлению об идеальном кандидате в президенты. Поскольку Жером продолжает считать, что Луи несет чушь, тот безжалостно наносит ему последний удар: -- Если мне скажут, что сценарий 81-й серии был написан во время последнего заседания Совета министров, я ничуть не удивлюсь. Жером хватается за грудь, словно его пронзили стрелой, и падает навзничь на диван. Я не совсем понимаю, что ему так не нравится в доводах Луи, если не считать вполне естественных преувеличений, как у любого человека, чье воображение слишком разыгралось. -- Девятнадцать миллионов зрителей, дети мои, девятнадцать миллионов! -- С тобой мы уже ничему не удивляемся, Луи, однако слышать от тебя о государственной пропаганде, сказках Биг Бра-зера и телевизионном оболванивании -- это уже слишком! Прямо политический триллер пятидесятых годов! -- Я понял этот текст именно так и никому не навязываю свое мнение. Очевидно одно: мы породили чудовище. А будет ли оно служить теперешней власти, торговцам ванилью или спровоцирует новый кризис, не имеет значения. Из этого дерьма нам уже не выбраться. Молчание. Матильда, стараясь не привлекать к себе внимания, закуривает сигариллу. Взглядом она спрашивает меня, что я об этом думаю, и я гримасой отвечаю, что ничего не понимаю. Тристан по-прежнему смотрит телевизор. Жером интересуется, что же теперь делать. Вопрос повисает в воздухе. Нам остается только что-то придумать, поскольку это наша профессия. Все принимаются ломать голову, словно речь идет о решающем эпизоде "Саги". -- Если у кого-нибудь есть идея... Идея, черт возьми! Единственная идея, чтобы помочь нам выбраться из ловушки, в которую мы сами себя загнали. Идея, чтобы показать, кто на борту хозяин. -- Я кое-что придумал, -- не разжимая губ, произносит Луи. Делая вид, что ничего не случилось, мы покорно принялись за работу. Ален Сегюре, с каждым днем становящийся все доброжелательнее, попросил нас особенно тщательно сделать пять последних серий. Он хочет, чтобы конец сериала произвел фурор и навсегда остался в памяти народа. "Сага" умрет естественной смертью, но эта смерть будет достойной!" -- сказал он. И добавил, что квоты на французские постановки перевыполнены, цель достигнута и дело закрыто. Он восхищает меня своим потрясающим апломбом, своей великолепно скрываемой двурушностью. У него даже хватило наглости заявить, что если у кого-либо из нас есть предложения по поводу нового сериала, то он с удовольствием рассмотрит их во время отпуска. Думаю, следует воздать должное его скрытности: продолжение "Саги" почти готово, но узнать эту тайну намного сложнее, чем ограбить Французский банк. Даже если порой Сегюре и ведет себя как домохозяйка из Вара, он никогда не забывает о блестящем будущем, обещанном ему в Национальной школе администрации. Чтобы удовлетворить его желания и показать, что тоже заботимся о качестве, мы изменили свой стиль работы, максимально пользуясь массой средств и временем, предоставленным в наше распоряжение. Мы исписываем в два раза больше страниц, чем нам нужно для каждой серии. Любой эпизод разрабатывается в трех-четырех вариантах, и все они снимаются, чтобы было что выбрать при монтаже. Сегюре и Старик, трудясь рука об руку, целыми днями просиживают у Вильяма, обсуждая каждый кадр и стараясь отобрать лучший. Сегюре, удивленный тем, что вновь контролирует "Сагу", в конце концов пристрастился к творчеству. Как настоящий сценарист он теперь умеет обосновать, почему выбирает ту или иную из предлагаемых ситуаций. Например, Фред разработал новое изобретение, которое способно: 1. Спасти мир. 2. Низвергнуть его в хаос. Сегюре склоняется к первому варианту, объясняя, что апофеоз вовсе не означает Апокалипсис. Первая ситуация приводит нас к новой альтернативе. Чтобы спасти мир, Фред должен: 1. Пожертвовать дорогим ему существом. 2. Заключить союз с оккультной силой, которая предоставит ему необходимые средства для исследований. Сегюре возмущен. Пожертвовать дорогим существом? Об этом не может быть и речи! Никто бы не поступил так, чтобы спасти миллиарды неизвестных людей. Несмотря на риск, принимается вариант 2. Оккультная сила, это: 1. Сверхмогущественная политическая организация, стремящаяся усилить противоречия между Севером и Югом. 2. Секта милленаристов, которая хочет во что бы то ни стало подготовить человечество к великому хаосу 2000 года. 3. Сказочно богатый Мордекай, пытающийся придать смысл своей жизни. 4. Лобби защитников Высшей Мудрости, которое хочет навести ужас на местную власть. 5. Экономическое сообщество, тоскующее по холодной войне. 6. Объединение фанов ролевых игр, считающих Землю театральной сценой. Во имя домохозяйки из Вара, рыбака из Кемпера и безработного из Рубе единственным приемлемым вариантом признается 3, и именно он затем снимается. Так же тщательно Сегюре проверяет и другие интриги, считая теперь, что нам повезло заниматься таким интересным делом. 76-я серия побила все рекорды по рейтингу, установленные на французском телевидении даже в те времена, когда зритель смотрел всего один канал. В эпоху, когда все превращается в культ имиф, "Сага" тоже не избежала подобных ярлыков. Еще до того, как была показана последняя серия, уже появилась книга о сериале. В ней рассказывается о нашей четверке, и хотя там нет ни слова правды, такое внимание показалось нам лестным. Помимо исторического экскурса и портретов каждого действующего лица, в книге есть глава, посвященная анализу типичного Человека "Саги". По мнению автора, благодаря "Саге" возникли "новый характер", "образ жизни" и "отношение к миру". Человек "Саги" близок всем, поэтому у него нет идеалов, и однако все его мысли могут быть выражены одной фразой: кто был ничем, тот станет всем. Он ищет в любой ситуации юмор, и это, пожалуй, лучше всего его характеризует, поскольку драмы и проблемы пробуждают в нем стремление к убийству. Однако он не переносит циников. В повседневной жизни часто исповедует сюрреалистические идеи, которые мы слишком быстро похоронили. Человек "Саги" убежден, что в конце этого века подлинно революционным может быть только счастье. Он