- Теперь помогите мне извлечь манускрипт из контей- нера. Виттория опустилась рядом с ним на колени, и они вдвоем потянули за две выступающие рукоятки. Металлический лоток, на котором покоился контейнер, был снабжен роликами и вы- катился безо всяких усилий с их стороны. -- Никакого замка? -- удивилась Виттория. -- Ценные архивные материалы никогда не запираются на ключ. В любой момент может возникнуть необходимость в экст- ренной эвакуации. В случае пожара или наводнения, например. -- Тогда открывайте. Лэнгдону не надо было повторять дважды. Всю свою жизнь ученого он мечтал о том, чтобы взглянуть на этот манускрипт. Разреженная атмосфера хранилища тоже заставляла спешить. Лэнгдон расстегнул защелку и поднял крышку. На дне контей- нера лежала весьма простого вида сумка из черной парусины. Способность этой грубой ткани пропускать воздух была жиз- ненно необходима для сохранности материалов. Лэнгдон под- сунул обе руки под сумку и поднял ее, стараясь держать гори- зонтально. -- А я-то думала, что увижу по меньшей мере ларец для хранения сокровищ, -- заметила Виттория. -- А эта штука, по- моему, больше всего смахивает на чехол для подушки. -- Идите за мной, -- сказал Лзнгдон и направился к центру хранилища, где находился стандартный архивный стол со стек- лянной столешницей. Расположение стола до минимума сокра- щало расстояние, на которое перемещались документы, и, кро- ме того, обеспечивало исследователям возможность уединения. Жаждавшим новых открытий ученым не нравилось, когда со- перники имели возможность смотреть на их работу сквозь стек- лянные стены куба. А стоящий в центре помещения стол не был виден снаружи, так как со всех сторон его окружали стел- лажи с документами. Держа сумку перед собой, словно бесценную реликвию, Лэнгдон подошел к столу, положил драгоценный груз на блес- тящую поверхность и расстегнул пуговицы клапана. Виттория стояла рядом и наблюдала за священнодействиями американца. Порывшись в металлической корзине с архивными принадлеж- ностями, Лэнгдон извлек из нее нечто похожее на плоскогубцы с губами в форме больших, подбитых фетром дисков. Архивис- ты именуют эти щипцы-переростки "тарелочками для пальцев". Волнение Лэнгдона нарастало с каждым моментом. Ему каза- лось, что это всего лишь сон и он вот-вот проснется в Кемб- ридже, чтобы приступить к проверке горы экзаменационных работ. Лэнгдон набрал полную грудь воздуха, открыл сумку и затянутыми в белые перчатки дрожащими пальцами потянулся к щипцам. -- Успокойтесь, -- сказала Виттория. -- Это же всего лишь бумага, а не плутоний. Тщательно рассчитывая силу захвата, он зажал пачку лист- ков между покрытыми фетром дисками и извлек их из сумки. Действовал он при этом, как опытный архивист. Чтобы снизить до минимума возможность повреждения документа, ученый, вместо того чтобы вынуть листы из сумки, осторожно стянул с них сумку, удерживая драгоценную пачку на месте. Лишь после того, как манускрипт полностью был извлечен и загорелась рас- положенная под столом неяркая подсветка, Лэнгдон снова по- зволил себе дышать. В этом необычном освещении Виттория была похожа на призрак. -- Совсем небольшие листки, -- произнесла она с благого- вейным трепетом в голосе. Лзнгдон лишь кивнул в ответ. Пачка лежащих перед ним страниц внешне напоминала сильно потрепанный детективный роман в бумажной обложке. Титульный лист манускрипта слу- жил своеобразной обложкой. На нем располагались нарисован- ный тушью сложный орнамент, название труда, дата и имя ав- тора. Последнее было начертано рукой самого Галилея. В этот миг Лэнгдон забыл обо всем: тесноте лишенного кис- лорода помещения, об усталости и о тех ужасающих обстоя- тельствах, которые привели его сюда. Он в немом восхищении смотрел на рукопись. В те моменты, когда ему выпадало сча- стье прикоснуться к живой истории, ученый всегда терял дар речи. Наверное, он испытал бы такое же чувство, следя за тем, как гений наносит последние мазки на портрет Моны Лизы. Вид пожелтевшего, слегка выцветшего папируса не остав- лял сомнений в его древности и подлинности. Но если исклю- чить признаки неизбежного старения, то документ находился в превосходном состоянии. Легкое обесцвечивание пигмента... не- большая потертость папируса... но в целом... чертовски хоро- шее состояние, отметил про себя Лэнгдон. Когда он принялся анимательно изучать надписи на титульном листе, его глаза от недостатка влажности стали слезиться. Все это время Виттория хранила молчание. -- Передайте, пожалуйста, лопаточку, -- сказал Лэнгдон, м ахнув рукой в сторону находящегося рядом с девушкой лотка с архивными инструментами. Виттория нашла и протянула ему лопатку из нержавеющей стали. Инструмент оказался перво- классным. Лэнгдон провел по нему пальцами, чтобы снять остат- ки статического электричества, а затем с чрезвычайной осто- рожностью подвел, плоскость лопатки под заглавный лист. Первая страница была написана от руки мелким каллигра- фическим почерком, разобрать который было почти невозмож- но. Лэнгдон сразу заметил, что ни диаграмм, ни цифр в тексте не было. Перед ним находилось самое обычное эссе. -- Гелиоцентризм, -- перевела Виттория заголовок на пер- вой странице и, пробежав глазами текст, добавила: -- Похоже, что Галилей здесь окончательно отказывается от геоцентриче- ской модели. Но все это на старом итальянском, и у меня могут возникнуть сложности с переводом. -- Забудьте о переводе, -- сказал Лэнгдон. -- Нам нужны цифры. Нужен "чистый язык". Он перевернул первую страницу и увидел еще одно эссе. Ни цифр, ни диаграмм. Американец почувствовал, как под пер- чатками начали потеть руки. -- Эссе называется "Движение планет", -- сказала Виттория. Лэнгдон недовольно поморщился. В иных обстоятельствах он с восторгом прочитал бы это сочинение, в котором Галилей приходил к заключениям, которые мало чем отличались от рас- четов НАСА, сделанных в наше время с помощью новейших телескопов. -- Никакой математики, -- сокрушенно заметила Виттория. -- Автор толкует об обратном движении, эллиптических орбитах и о чем-то еще в таком же духе. Эллиптические орбиты. Лэнгдон вспомнил, что самые боль- шие неприятности у Галилея начались после того, как он за- явил, что планеты совершают движение по эллипсу. Ватикан, считая совершенством лишь круг, настаивал на том, что небес- ные сферы могут вращаться только строго по циркулю. Иллю- минаты видели совершенство также и в эллипсе, преклоняясь перед математическим дуализмом двух его фокусов. Отголосок этого и сейчас можно встретить в некоторых символах масонов. -- Давайте следующую, -- сказала Виттория. Лэнгдон перевернул страницу. -- Лунные фазы и движение приливов, -- перевела девушка и добавила: -- Снова ни цифр, ни диаграмм,. Лэнгдон перевернул еще страницу. Опять ничего. Стал ли- стать страницы без остановки. Ничего. Ничего. Ничего. -- Я считала этого парня математиком, -- заметила Витто- рия, -- а здесь ни единой цифры. Лэнгдон уже начинал ощущать нехватку кислорода. Надеж- ды его тоже постепенно* сходили на нет. Количество непро- смотренных страниц катастрофически уменьшалось. -- Итак, ничего, -- сказала Виттория, когда осталась одна страница. -- Никакой математики. Несколько дат. Пара-тройка обычных цифр и никакого намека на ключ к загадке. Лэнгдон посмотрел на листок и вздохнул. Это было очеред- ное эссе. -- Ужасно короткая книга, -- заметила девушка. Лэнгдон кивнул, соглашаясь. -- Merda, как говорят в Риме. Да, действительно, дело -- полное дерьмо, подумал Лэнг- дон. Ему показалось, что его отражение состроило издеватель- скую гримасу, примерно такую, какую он увидел сегодня утром в окне своего дома. Какой-то престарелый призрак, сказал он про себя, а вслух произнес: -- Нет. Здесь обязательно должно что-то быть. В тексте должен находиться segno. -- Голос его звучал хрипло, и в нем слышались нотки отчаяния. -- Указание где-то здесь. Я в этом уверен. -- Может быть, ваши умозаключения по поводу Dili оказа- лись ошибочными? Лэнгдон медленно повернулся и окинул ее весьма суровым взглядом. -- О'кей, -- поправилась девушка. -- Ваш вывод о Dili име- ет смысл. Но может быть, ключ не имеет отношения к матема- тике? -- Lingua pura. Чем еще это может быть? -- Это может относиться к искусству, например. -- С этим можно было бы согласиться, если бы в книге были иллюстрации. Но их, увы, здесь нет. -- Я уверена лишь в том, что термин lingua pura не имеет отношения к итальянскому языку. Математика представляется наиболее логичной. -- Согласен. И числа могут быть записаны не уравнениями, а словами. Сдаваться так просто он не хотел. -- Но на то, чтобы прочитать все страницы, уйдет много времени. -- Времени, которого у нас нет. Нам следует разделить манускрипт. -- Лэнгдон вернул пачку листков в первоначаль- ное положение. -- Для того чтобы заметить числа, моих по- знаний в итальянском вполне достаточно. -- При помощи лопатки он разделил страницы, словно колоду карт, и поло- жил десяток листков перед Витторией. -- Указание где-то здесь. Я в этом уверен. Виттория взяла в руки первую страницу. -- Лопатка! -- возопил Лэнгдон, хватая с лотка второй ин- струмент. -- Используйте лопатку. -- Я же в перчатках, -- проворчала девушка. -- Как, по- вашему, я могу испортить рукопись? -- Ну пожалуйста... Виттория взяла у него лопатку и спросила: -- Интересно, испытываете ли вы те же ощущения, что и я? -- Напряжение и волнение? -- Нет. Всего лишь нехватку воздуха. У Лэнгдона тоже совершенно определенно начиналось кис- лородное голодание. Воздух стал непригодным для дыхания го- раздо скорее, чем он ожидал. Следовало торопиться. Ему и преж- де не раз приходилось сталкиваться с архивными загадками, но тогда для их решения в его распоряжении было значительно больше времени, чем несколько минут. Не говоря ни слова, Лэнгдон склонился над манускриптом и жадно впился глазами в текст в поисках знака. Ну покажись же. Покажись, будь ты проклят! ГЛАВА 53 А в это время в один из подземных тоннелей Рима по каменной лестнице спускалась темная фигура. Древний ко- ридор освещали лишь факелы, отчего воздух в нем стал горячим и плотным. В тоннеле слышались испуганные голоса. Это были отчаянные, полные ужаса призывы о помощи. Отражаясь эхом от стен, они заполняли все тесное подземное пространство. Завернув за угол, он увидел их. Увидел точно в таком же положении, в котором незадолго до этого оставил. Четырех уми- рающих от ужаса старцев в крошечной каменной камере за ре- шеткой из ржавых металлических прутьев. -- Qui etes-vous?* -- спросил один из них по-французски. -- Чего вы от нас хотите? -- Hilfe!** -- выкрикнул другой по-немецки. -- Освобо- дите нас! -- Вам известно, кто мы такие? -- спросил третий по-анг- лийски с заметным испанским акцентом. -- Молчать! -- скомандовал скрипучий голос, и в этом слове можно было услышать последний, не подлежащий обжалованию приговор. Четвертый пленник, итальянец, молча смотрел в чер- ную пустоту глаз тюремщика, и ему казалось, что в них ему от- крывается сам ад. "Да хранит нас Господь", -- подумал он. Убийца посмотрел на часы, а затем перевел взгляд на плен- ников. -- Итак, -- сказал он, -- кто же из вас будет первым? ГЛАВА 54 А в недрах хранилища номер 10 Роберт Лэнгдон повторял в уме итальянские числительные, вглядываясь в почти неразборчивый текст. Milie... cento... uno, duo, tre... cmquanta***. * Кто вы? (фр.) ** На помощь! (нем.) *** Тысяча... сто... один, два, три... пятьдесят (ит.). Надо найти хоть какое-нибудь число. Любое, будь оно про- клято! Закончив просмотр, Лэнгдон взял лопатку, чтобы перевер- нуть страницу. Поднося инструмент к пачке листков, он почув- ствовал, как дрожат его пальцы. Еще через минуту он вдруг увидел, что перелистывает страницы руками. Недостаток кис- лорода начинал влиять на его поведение. "Вот это да, -- поду- мал он, ощущая себя преступником. -- Гореть мне в аду для архивистов!" -- Давно пора, -- сказала Виттория и, увидев, что ее спут- ник перешел к ручной обработке рукописи, отложила в сторону лопатку. -- Есть что-нибудь? -- с надеждой спросил Лэнгдон. -- Ничего похожего на математику, -- покачала головой Виттория. -- Я понимаю, что скольжу по поверхности, не вни- кая в текст, но ничего даже отдаленно похожего на ключ не вижу. Перевод каждой очередной страницы давался со все большим трудом. Степень его владения итальянским языком, мягко говоря, оставляла желать лучшего, а мелкий шрифт и архаичные обороты речи сильно осложняли работу. Виттория, справившись со своей порцией листков значительно раньше Лэнгдона, печально следи- ла за тем, как тот переворачивает страницы. Покончив с последней страницей, американец выругался себе под нос и посмотрел на девушку, которая в тот момент внимательно изучала листок, держа его перед самыми глазами. -- Что вы там увидели? -- поинтересовался он. -- А вам не попадались сноски? -- в свою очередь, спросила та, не отрывая взгляда от рукописи. -- Не замечал. Почему это вас интересует? -- На этой странице есть одна. Сноска едва заметна, так как оказалась на самом сгибе. Лэнгдон вытянул шею, чтобы посмотреть, о чем говорит Виттория, но не увидел ничего, кроме номера страницы в пра- вом верхнем углу листка. "Том No 5" •-- было начертано там. На то, чтобы заметить совпадение, ученому потребовалось несколько секунд. Но, даже уловив его, он решил, что догадка выглядит притянутой за уши. Том No 5. Пять. Пентаграмма. Сообщество "Иллюминати". "Неужели иллюминаты решили поместить ключ на пятой странице?" -- думал американец. В окружающем их красном тумане, казалось, мелькнул слабый лучик надежды. -- Есть ли в сноске какие-нибудь цифры? -- Нет. Только текст. Одна строка. Очень мелкая печать. Почти неразличимая. Вспыхнувшая было надежда сразу погасла. -- Это должна быть математика, -- упавшим голосом сказал он. -- Lingua рига. -- Знаю, -- неуверенно согласилась она. -- Однако думаю, что вам следует это услышать. Теперь в ее голосе слышалось волнение. -- Давайте. Вглядываясь в листок, Виттория прочитала: -- Уже сияет свет; сомненья позабудь... Таких слов Лэнгдон совсем не ждал. -- Простите, что? -- Уже сияет свет; сомненья позабудь... -- повторила Вит- тория. -- Уже сияет свет? -- вдруг выпрямившись во весь рост, спросил Лэнгдон. -- Да, здесь так и сказано: "Уже сияет свет..." Значение этих слов наконец дошло до него. Уже сияет свет... Это прямо указывает на Путь просвещения, на Тропу света, подумал он. Мысли сбивались, и ему казалось, что его голова работает как двигатель на плохом бензине. -- А вы уверены в точности перевода? -- Вообще-то, -- сказала Виттория, глядя на него как-то странно, -- это, строго говоря, вовсе не перевод. Строка напи- сана по-английски. На какую-то долю секунду Лэнгдону показалось, что акус- тика хранилища повлияла на его слух. -- По-английски? Виттория поднесла листок к его глазам, и в самой нижней его части Лэнгдон увидел строку: -- Уже сияет свет; сомненья позабудь... Английский?! Как могла попасть написанная по-английски фраза в итальянскую книгу? Виттория в ответ лишь пожала плечами. От недостатка кисло- рода она тоже начинала чувствовать нечто похожее на опьянение. --• Может быть, они считали английский язык этим самым lingua pura? Английский считается интернациональным языком науки. Во всяком случае, в ЦЕРНе все общаются между собой только по-английски. -- Но в семнадцатом веке дело обстояло совсем по-иному, -- не согласился с ней Лэнгдон. -- В Италии на этом языке не гово- рил никто, даже... -- он замер, осознав смысл того, что собирается произнести, -- ...даже служители церкви. -- Теперь его мозг уче- ного работал на полных оборотах. -- В 1600-х годах, -- Лэнгдон стал говорить гораздо быстрее, -- английский был единственным языком, который оставался вне интересов Ватикана. Клир общал- ся на итальянском, немецком, испанском и даже французском, однако английский оставался Ватикану абсолютно чуждым. Цер- ковники считали его испорченным языком вольнодумцев и таких нечестивцев, как Чосер* и Шекспир. Лэнгдон неожиданно вспомнил о четырех клеймах братства "Иллюминати". Легенда о том, что клейма представляли собой отлитые из металла английские слова "Земля", "Огоны", "Воз- дух" и "Вода", наполнялась новым и совершенно неожиданным смыслом. -- Значит, вы полагаете, что Галилей мог считать англий- ский язык lingua pura потому, что им не владели в Ватикане? -- Да. Или, может быть, Галилей таким образом просто хо- тел ограничить число читателей. -- Но я не вижу здесь никакого ключа, -- возразила Витто- рия. -- Уже сияет свет, сомненья позабудь... Что, черт побери, это должно означать? * Джеффри Чосер (1340?--1400) -- английский поэт. Его "Кентер- берийские рассказы" являются одним из первых литературных памят- ников на общеанглийском языке. "Она права, -- подумал Лэнгдон, -- эта строка нам ничем не помогла". Но, повторив фразу в уме, он вдруг заметил в ней нечто необычное. Любопытно, подумал он. Неужели это правда? -- Нам надо уходить отсюда, -- хриплым голосом произнес- ла Виттория. Но Лэнгдон ее не слышал. "Уже сияет свет; сомненья позабудь", -- снова и снова по- вторял он про себя. -- Но это же чистый ямб, черт побери! -- воскликнул он, еще раз подсчитав ударения. На какой-то миг Лэнгдон словно оказался на уроке англий- ского языка в Академии Филипс Экзетер. Этот урок запомнился ему страданиями звезды школьной бейсбольной команды Питера Креера. Парень потел, пытаясь назвать количество ударных сло- гов в пентаметре Шекспира. Учитель, он же директор школы, по имени Бассел, вскочив от негодования на стол, ревел: -- Пентаметр, Креер! Пен-та-метр!!! Припомни форму до- машней базы на бейсбольном поле! Сколько углов у Пентаго- на?! Не помнишь? Так я тебе подскажу. У Пентагона пять уг- лов! Пента! ПентаН Пента!!! Боже мой... Пять двустиший, думал Лэнгдон. Каждое из двустиший, по определению, имеет два слога. Как он за всю свою многолет- нюю карьеру ученого не мог догадаться, что пятистопный ямб скрывает в себе священное число иллюминатов? Пять и два! "Ты выдаешь желаемое за действительное, -- убеждал себя Лэнгдон. -- Пытаешься совместить несовместимое. Это всего лишь совпадение". Однако в мозгу продолжали крутиться сло- ва: пять... пентаграмма... два... двойственная природа вещей. Но уже через миг ему на ум пришло еще одно соображение. Он вспомнил, что ямо в силу его простоты часто именуют "чи- стым стихом" или "чистым размером". Неужели это и есть та lingua pura, которую они безуспешно ищут? Может быть, это и есть тот чистый язык, о котором говорили иллюминаты? Уже сияет свет; сомненья позабудь... -- Ого... -- услышал он за своей спиной. Лэнгдон обернулся и увидел, что Виттория вертит в руках листок, пытаясь рассмотреть его с разных сторон. У него снова похолодело сердце. Неужели еще что-то? -- Амбиграммой это быть никак не может, -- сказал он. -- Нет... Это вовсе не амбиграмма, но здесь... -- Девушка продолжала крутить листок. -- Что еще? -- Это не единственная строка. -- Неужели есть и другие? -- По одной на каждом поле. На верхнем, нижнем, правом и левом, -- говорила она, поворачивая каждый раз листок на девяносто градусов. -- Я их вначале не заметила, поскольку они расположены у самого края. Она склонила голову, прочитала последнюю строку и ска- зала: -- А вы знаете, это написано не Галилеем. -- Что?! -- Здесь стоит подпись: "Джон Мильтон"*. -- Джон Мильтон?! Этот знаменитый английский поэт и ученый был современ- ником Галилея, и многие исследователи считали, что он в то время принадлежал к высшему эшелону ордена "Иллюмината". Лэнгдон разделял точку зрения тех, кто считал эту легенду о Мильтоне правдой. Паломничество поэта в Рим в 1638 году с целью "встречи с просвещенными людьми" имело документаль- ное подтверждение. Он встречался с Галилеем, когда тот нахо- дился под домашним арестом, и об этой встрече свидетельству- ет находящаяся сейчас во Флоренции картина позднего Ренес- санса. Этот шедевр кисти Аннибала Гатти носит название "Га- лилей и Мильтон". -- Ведь Мильтон был знаком с Галилеем, не так ли? -- спро- сила Виттория. -- Может быть, он и сочинил этот стих по просьбе ученого? * Джон Мильтон (1608--1674) -- английский поэт и политический деятель. Самые знаменитые поэмы -- "Потерянный рай" (1667) и "Воз- вращенный рай" (1671). Кроме того, написал множество политических памфлетов. Лэнгдон, стиснув зубы, взял документ из рук девушки, по- ложил его на стол и впился взглядом в верхнюю кромку стра- ницы. Затем он повернул его на девяносто градусов и прочитал строку на правом поле. Следующий поворот -- и он увидел фразу, расположенную внизу страницы. Еще четверть круга, и Лэнг- дон смог разобрать слова на левом поле. Последний поворот на девяносто градусов завершил цикл. Всего в тексте было четыре строки. Фраза, которую Витто- рия прочитала первой, в четверостишии оказалась третьей. Не веря своим глазам, Лэнгдон снова перечитал четыре строки по часовой стрелке. Верхнюю, правую, нижнюю и левую. Сомне- ний не осталось. Он судорожно вздохнул и произнес: -- Вы нашли ключ, мисс Ветра. -- Ну и-хорошо. Теперь мы уж точно можем отсюда убрать- ся, -- ответила девушка с вымученной улыбкой. -- Необходимо скопировать четверостишие. Мне нужны ка- рандаш и бумага. -- Выбросите это из головы, профессор. У нас нет времени на то, чтобы изображать из себя древних писцов. Микки, как вы изволили заметить, продолжает тикать! -- С этими словами она взяла из его рук листок и направилась к выходу. -- Вы не можете выносить документ! Это запре... Но Виттория уже успела выйти из хранилища. ГЛАВА 55 Лэнгдон и Виттория выбежали из здания секрет- ных архивов. Свежий воздух подействовал на Лэнгдона как силь- ное лекарство. Его мышцы обрели упругость, а плавающие пе- ред глазами кроваво-красные пятна исчезли. Однако чувство вины, которую он испытывал, осталось. Только что он высту- пил в качестве соучастника похищения бесценной реликвии из самого секретного архива в мире. А ведь камерарий сказал: "Я вам доверяю". -- Поторопимся, -- сказала Виттория и затрусила по виа Борджиа в направлении штаба швейцарской гвардии. Драго- ценный листок она по-прежнему держала в руке. -- Если хотя бы капля воды попадет на папирус... -- Успокойтесь. Как только мы до конца расшифруем текст, мы сразу же вернем на место этот священный лист номер 5. Лэнгдон прибавил шаг и поравнялся с девушкой. Ощущая себя преступником, он тем не менее продолжал восхищаться находкой и предвкушал тот шум, который поднимется после обнародования документа. Итак, Мильтон был членом братства "Иллюминати". Он со- чинил для Галилея четверостишие, которое было помещено на пятой странице... и которое ускользнуло от внимания Ватикана. -- Вы уверены, что можете расшифровать смысл стиха? -- спросила Виттория, протягивая листок Лэнгдону. -- Или от вос- торга все серые клеточки вашего мозга уже погибли? Лэнгдон взял документ и без малейшего колебания поло- жил его во внутренний карман твидового пиджака, где ему не грозили ни яркий свет, ни влажность. -- Я его уже расшифровал. -- Что? -- спросила Виттория и от изумления даже остано- вилась. Лэнгдон продолжал идти. -- Но вы же прочитали его только один раз! -- продолжала девушка, догнав американца. -- А я-то думала, что дешифровка займет у нас много времени. Лэнгдон знал, что она права, обычно так и бывает, но ему тем не менее удалось обнаружить segno, прочитав текст всего один раз. Первый алтарь науки предстал перед ним со всей ясностью. Легкость, с которой ему удалось этого достичь, несколько его тре- вожила. Являясь продуктом пуританского воспитания, он до сих пор частенько слышал голос отца, произносящего старый афо- ризм, и сегодня популярный в Новой Англии. "Если ты что-то сделал без труда, ты сделал это неправильно", -- говаривал отец. -- Я расшифровал его, -- продолжал он, ускоряя шаг, -- и теперь знаю, где произойдет первое убийство. Следует как можно скорее предупредить Оливетти. -- Откуда вам это известно? -- спросила Виттория, снова догнав Лэнгдона. -- Дайте-ка взглянуть!.. С этими словами она ловко запустила руку в карман амери- канца и извлекла из него листок. -- Осторожно! -- завопил Лэнгдон. -- Вы можете... Не обращая на него внимания и не замедляя шага, Витто- рия поднесла листок к глазам и принялась изучать его при пока еще достаточно ярком свете вечернего солнца. Как только она начала читать вслух, Лэнгдон попытался вернуть листок себе, но то, что он услышал, настолько его очаровало, что он не смог этого сделать. Ему казалось, что произносимые вслух стихи перенесли его в далекое прошлое... что он стал вдруг современником Галилея, слушающим это только что созданное четверостишие и знаю- щим, что это испытание, своего рода тест... карта и ключ, ука- зывающие путь к четырем алтарям науки... четырем вехам пути по лабиринтам Рима. В устах Виттории это четверостишие зву- чало словно песня. Найди гробницу Санти с дьявольской дырою... Таинственных стихий четверка жаждет боя. Уже сияет свет; сомненья позабудь, И ангелы чрез Рим тебе укажут путь. Виттория прочитала четверостишие дважды и замолчала, словно оставляя старинным словам возможность звучать самим по себе. "Найди гробницу Санти с дьявольской дырою", -- повто- рил про себя Лэнгдон. Четверостишие не оставляло никаких сомнений. Путь просвещения начинался от могилы Санти. Там и следует начинать искать вехи. Найди гробницу Санти с дьявольской дырою... Таинственных стихий четверка жаждет боя. Итак, четыре таинственные стихии. С этим тоже ясно. Зем- ля, воздух, огонь и вода. Четыре элемента науки, представлен- ные иллюминатами в виде религиозных скульптур и призван- ные служить вехами на Пути просвещения. -- Наш путь, похоже, начинается от гробницы Санти, -- заметила Виттория. -- Я же сказал вам, что сообразить это совсем не сложно, -- улыбнулся Лэнгдон. -- Да, но кто такой Санти? --- явно волнуясь, спросила Вит- тория. -- И где находится его гробница? Лэнгдон сдержал смех. Его всегда удивляло, насколько мало людей знают фамилию одного из величайших художников Ре- нессанса. Его имя, напротив, было известно всему миру. Чело- век, чья одаренность проявилась в раннем детстве, который в двадцать три года выполнял заказы папы Юлия II, а в тридцать восемь лет умер, оставив после себя собрание фресок, какого не видел свет. Санти был гигантом в мире искусства и просла- вился не меньше, чем такие великие люди, как Наполеон, Га- лилей или... Иисус. В наше время его известность можно срав- нить лишь с известностью современных полубогов, имена ко- торых Лэнгдон слышал в общежитии Гарварда. Санти может потягаться славой с такими гигантами, как Стинг, Мадонна или человек, который когда-то именовал себя Принцем, а затем сменил это имя на символ ^*, который Лэнгдон как специа- лист по символике назвал "Крестом Святого Антония, пересе- кающимся с гермафродитским египетским крестом". -- Санти, -- произнес он вслух, -- это фамилия Рафаэля -- величайшего художника эпохи Возрождения. -- Рафаэля? -- изумленно переспросила Виттория. -- Не- ужели того самого Рафаэля? -- Единственного и неповторимого, -- сказал Лэнгдон, быст- ро шагая в направлении штаб-квартиры швейцарской гвардии. -- Следовательно, Путь начинается от его гробницы? -- В этом скрыт большой смысл, -- ответил ученый. -- Ил- люминаты считали великих художников и скульпторов своими почетными собратьями в деле просвещения, и гробницу Рафаэ- ля они могли избрать в знак признательности. Кроме того, Лэнгдону было известно, что Рафаэля, как и многих других великих художников, пишущих на религиозные темы, подозревали в тайном безбожии. Виттория осторожно положила листок в карман пиджака своего спутника и спросила: -- И где же он похоронен? -- Хотите верьте, хотите нет, -- с глубоким вздохом ответил ученый, -- но Рафаэль покоится в Пантеоне. -- В том самом Пантеоне? -- с сомнением спросила Виттория. -- Да. Тот самый Рафаэль в том самом Пантеоне. Лэнгдон был вынужден признать, что он совсем не ожидал того, что начальной вехой на Пути просвещения может ока- заться Пантеон. Он предполагал, что первый алтарь науки бу- дет находиться в какой-нибудь скромной, неприметной церк- ви. Что же касается Пантеона, то это грандиозное сооружение с отверстием в куполе даже в первой половине семнадцатого века было одним из самых людных мест в Риме. -- Но разве Пантеон -- церковь? -- спросила Виттория. -- Это древнейший католический храм Рима. -- Неужели вы верите в то, что первый кардинал может быть убит в Пантеоне? -- с сомнением в голосе спросила Виттория. -- Ведь это одна из главнейших достопримечательностей Рима, и там постоянно кишат туристы. -- Иллюминаты, по их словам, хотят, чтобы весь мир сле- дил за экзекуцией. Убийство кардинала в Пантеоне наверняка привлечет всеобщее внимание. -- Не могу поверить, что этот парень рассчитывает скрыть- ся, совершив преступление на глазах многочисленной публики. Такое просто невозможно! -- Похищение четырех кардиналов из Ватикана тоже пред- ставлялось делом совершенно немыслимым. Однако это про- изошло. Четверостишие прямо указывает на Пантеон. -- А вы уверены, что Рафаэль похоронен в его стенах? -- Я много раз видел его гробницу. Виттория кивнула, хотя, судя по всему, сомнения ее до кон- ца не оставили. -- Сколько сейчас времени? -- спросила она. -- Семь тридцать, -- бросив взгляд на Микки-Мауса, отве- тил Лэнгдон. -- Как далеко отсюда до Пантеона? -- Не более мили. Мы вполне успеваем. -- А что значит "с дьявольской дырою"? -- Для ранних христиан, -- сказал он, -- видимо, не было более дьявольского места, чем это сооружение. Ведь оно полу- чило свое название от более ранней религии, именуемой панте- измом. Адепты этой веры поклонялись всем богам, и в первую очередь матери Земле. Еще будучи студентом, Лэнгдон удивлялся тому, что огром- ный центральный зал Пантеона был посвящен Гее -- богине Земли. Пропорции зала были настолько совершенны, что пере- ход от стен к гигантскому куполу был абсолютно незаметен для глаза. -- Но почему все же с "дьявольской"? -- не унималась Вит- тория. Точного ответа на этот вопрос у Лэнгдона не имелось. -- "Дьявольской дырою" Мильтон, видимо, называет oculus, -- высказал логичное предположение американец, -- знаменитое круглое отверстие в центре свода. -- Но это же церковь, -- продолжала Виттория, легко шагая рядом с ним. -- Почему они назвали отверстие дьявольским? Лэнгдон этого не знал, тем более что выражение "дьяволь- ская дыра" он слышал впервые. Но сейчас он припомнил то, что говорили в VI--VII веках о Пантеоне теологи. Беда Досто- почтенный* утверждал, например, что отверстие в куполе про- били демоны, спасаясь бегством из языческого храма в тот мо- мент, когда его освящал папа Бонифаций IV. Теперь эти слова приобрели для Лэнгдона новый смысл. * Беда Достопочтенный (672?--735). Теолог и церковный препо- даватель, носивший скромное звание пресвитера. Его перу принадле- жит множество трудов по церковной истории. Перевел на английс- кий язык Евангелие от Иоанна. Называть Достопочтенным (Venerabilis) его стали вскоре после смерти. Декретом папы 1899 г. его память чтится 27 мая. -- И почему братство "Иллюминати" использовало фами- лию "Санти", вместо того чтобы сказать просто: "Рафаэль"? -- спросила Виттория, когда они вошли в маленький дворик пе- ред зданием штаба швейцарской гвардии. -- Вы задаете слишком много вопросов. -- Папа мне постоянно об этом говорил. -- Я вижу две возможные причины. Одна из них заключает- ся в том, что в слове "Рафаэль" слишком много слогов, что могло нарушить ямбический строй стиха. -- Выглядит не очень убедительно, -- заметила девушка. -- И во-вторых, -- продолжал Лэнгдон, -- слово "Санти" делало четверостишие менее понятным, так как только самые образованные люди знали фамилию Рафаэля. И эта версия, похоже, Витторию не удовлетворила. -- Не сомневаюсь, что при жизни художника его фамилия была хорошо известна, -- сказала она. -- Как ни удивительно, но это вовсе не так. Известность по имени символизировала тогда всеобщее признание. Рафаэль из- бегал использовать свою фамилию, точно так же, как это дела- ют современные поп-идолы. Мадонна, например, бежит от своей фамилии Чикконе как от чумы. -- Неужели вы знаете фамилию Мадонны? -- изумленно спросила Виттория. Лэнгдон уже успел пожалеть о своем примере. Удивитель- но, какая чепуха лезет в голову, когда живешь среди десяти тысяч подростков. Когда Лэнгдон и Виттория подходили к дверям штаба, их остановил грозный крик: -- Стоять! Обернувшись, они увидели, что на них обращен ствол автомата. -- Эй! -- крикнула Виттория. -- Поосторожнее с оружием, оно может... -- Никаких шортов! -- рявкнул часовой, не опуская ствола, -- Soldato! -- прогремел за их спиной голос возникшего на пороге Оливетти. -- Немедленно пропустить! -- Но, синьор, на даме... -- начал потрясенный этим прика- зом швейцарец. -- В помещение! -- проревел коммандер. -- Но, синьор, я на посту... -- Немедленно! Там ты получишь новый приказ. Через две минуты капитан Рошер приступит к инструктированию персо- нала. Мы организуем новый поиск. Так и не пришедший в себя часовой нырнул в здание, а дымя- щийся от злости Оливетти подошел к Лэнгдону и Виттории. -- Итак, вы побывали в наших секретных архивах. Я жду информации. -- У нас хорошие новости, -- сказал Лэнгдон. -- Остается надеяться, что это будут чертовски хорошие но- вости! -- прищурившись, бросил коммандер. ГЛАВА 56 Четыре ничем не примечательные машины "Аль- фа-Ромео 155 Ти-Спаркс" мчались по виа деи Коронари с шу- мом, напоминающим рев двигателей взлетающего реактивного истребителя. В них находились двенадцать переодетых в штат- ское швейцарских гвардейцев. Все они были вооружены полу- автоматами Пардини и баллончиками с нервно-паралитическим газом. Кроме того, группа имела на вооружении три дально- бойные винтовки с парализующими зарядами, и к тому же в ее состав входили три снайпера, вооруженные оружием с лазер- ным прицелом. Оливетти сидел на пассажирском месте головной машины. Полуобернувшись назад, он смотрел на Лэнгдона и Витторию. Глаза коммандера пылали яростью. -- Вы уверяли, что представите серьезные доказательства, но вместо них я получил эту чушь! В замкнутом пространстве небольшого автомобиля Лэнг- дон чувствовал себя страшно неуютно, но тем не менее он на- шел силы сказать: -- Я понимаю вашу... -- Нет, вы ничего не понимаете, -- прервал егоОливегш Голоса он не повысил, но нажим, с которым коммандер произ- нес эти слова, по меньшей мере утроился. -- Мне пришлось забрать из Ватикана дюжину моих лучших людей. И это перед самым открытием конклава. Я сделал это для того, чтобы уст- роить засаду у Пантеона, полагаясь на слова американца, кото- рого до этого никогда не видел и который якобы расшифровал смысл какого-то нелепого стишка четырехсотлетней давности. Вы понимаете, что из-за вас мне пришлось поручить поиск со- суда с антивеществом не самым компетентным людям? Поборов искушение достать из кармана пятую страницу труда Галилея и помахать ею перед носом Оливетти, Лэнгдон сказал: -- Мне известно лишь, что обнаруженная нами информа- ция указывает на гробницу Рафаэля, а его гробница, насколько мне известно, находится в Пантеоне. Сидевший за рулем швейцарец радостно закивал и произнес: -- Он прав, комманданте, мы с женой... -- Ведите машину! -- бросил Оливетти и, повернувшись к Лэнгдону, спросил: -- Как, по-вашему, убийца может справиться со своей миссией в кишащем людьми месте и при этом уйти незамеченным? -- Понятия не имею, -- ответил американец. -- Но братство "Иллюминати", видимо, располагает огромными возможностя- ми. Иллюминатам удалось проникнуть в ЦЕРН и Ватикан. И о том, где может произойти убийство, мы узнали по чистой слу- чайности. Нам страшно повезло. Поэтому Пантеон остается на- шей единственной надеждой. -- Вы опять противоречите себе, -- сказал Оливетти. -- Един- ственной надеждой... Как прикажете это понимать? Мне пока- залось, что вы толковали о каком-то пути, о серии указателей. Если Пантеон действительно окажется тем местом, которое нам нужно, то мы можем продолжить поиск, следуя этим вехам. -- Я надеялся на это, -- ответил Лэнгдон. -- И мы могли бы следовать этим указателям... лет сто назад. К чувству радости, которое испытывал ученый в связи с обна- ружением первого алтаря науки, примешивалась изрядная доля горечи. История часто жестоко издевается над теми, кто начинает шагать по ее следам. Лэнгдон прекрасно об этом знал, но тем не менее надеялся, что все указатели остались на своих местах и что, следуя им, он доберется до тайного убежища иллюминатов. Те- перь он понимал, что это, к несчастью, невозможно. -- В конце девятнадцатого века все статуи по приказу Вати- кана были изъяты из Пантеона и уничтожены. -- Но почему? -- спросила потрясенная Виттория. -- Статуи изображали языческих олимпийских богов. И это, к сожалению, означает, что указатели исчезли... а вместе с ними... -- Неужели нет никакой надежды найти Путь просвещения, используя другие указатели? -- Нет, -- печально покачал головой Лэнгдон. -- Нам пре- доставляется единственная попытка. И это -- Пантеон. Оливетти довольно долго молча смотрел на них, затем, рез- ко повернувшись лицом к водителю, бросил: -- Тормози! Водитель, почти не снижая скорости, подкатил к тротуару и ударил по тормозам. Через миг до Лэнгдона долетел визг шин идущих сзади машин. Весь конвой скоростных автомобилей за- мер у тротуара. -- Что вы делаете?! -- воскликнула Виттория. -- Я выполняю свою работу, -- ответил Оливетти ледяным тоном. -- Когда вы сказали мне, мистер Лэнгдон, что внесете ясность в ситуацию по дороге, я решил, что ко времени прибы- тия на место операции мне удастся понять, почему я и мои люди оказались у Пантеона. Но этого не произошло. Ради того, чтобы прибыть сюда, мне пришлось бросить дела исключитель- ной важности, и теперь, не обнаружив смысла в ваших гипоте- зах о приносимых в жертву невинных агнцах и рассуждениях о древней поэзии, я решил прекратить операцию. Продолжать ее мне не позволяет совесть. -- С этими словами коммандер взял в руки рацию и щелкнул тумблером переключателя. -- Вы не имеете права так поступить! -- крикнула Виттория, хватая офицера за руку. Оливетти выключил радио и, глядя в глаза девушки, про- цедил: -- Вам доводилось когда-нибудь бывать в Пантеоне, мисс Ветра? -- Нет, но я... 9 Д. Браун -- В таком случае позвольте мне вам о нем кое-что сказать. Пантеон являет собой один зал -- своего рода круглую камеру из камня и цемента. В нем нет ни одного окна, и там един- ственная, очень узкая дверь, которую круглые сутки охраняют четверо вооруженных римских полицейских. Это делается для того, чтобы защитить святыню от вандалов, безбожников-тер- рористов и дурачащих туристов цыган-мошенников. -- И что вы хотите этим сказать? -- холодно спросила Вит- тория. -- Вам интересно, что я хочу этим сказать, мисс Ветра? -- произнес Оливетти, упершись кулаками в сиденье. -- Отвечаю. Я хочу сказать, что все то, чем вы меня пугали, осуществлено быть не может! Назовите мне хотя бы один способ убийства кардинала внутри Пантеона. Скажите, как убийца может про- вести заложника мимо четырех бдительных полицейских? Как он может не только убить заложника, но и скрыться с места преступления? -- Оливетти перегнулся через спинку сиденья и, дыша в лицо Лэнгдона запахом кофе, продолжил: -- Итак, ми- стер Лэнгдон, мне хотелось бы услышать хоть один правдопо- добный сценарий. Лэнгдону показалось, что замкнутое пространство вокруг него стало еще уже. "Мне нечего ему сказать, -- думал америка- нец. -- Я не убийца и понятия не имею, как можно убить кар- динала] Мне известно лишь, что..." -- Всего один сценарий? -- невозмутимым тоном произнес- ла Виттория. -- Как вам, например, понравится этот? Убийца прилетает на вертолете и бросает вопящего от ужаса заклеймен- ного кардинала в отверстие в крыше. Бедняга падает на мра- морный пол и умирает. Все находящиеся в машине обратили на Витторию изум- ленные взгляды, а Лэнгдон не знал что и думать. "Вы, кажется, наделены нездоровым воображением, леди, -- подумал он. -- И вдобавок очень быстро соображаете". -- Подобное, конечно, возможно, -- нахмурился Оливетти, -- однако сомнительно, чтобы... -- Есть и другой сценарий, -- продолжала Виттория. -- До- пустим, убийца накачивает кардинала наркотиком и провозит его в Пантеон на инвалидной коляске под видом престарелого туриста. Оказавшись в Пантеоне, убийца перерезает ему горло и спокойно удаляется. Второй сценарий, судя по всему, не оставил Оливетти рав- нодушным. Совсем неплохо, подумал Лэнгдон. -- Или еще... -- продолжила Виттория. -- Я все сл