со следами износа. Лейтенант набрал полную грудь воздуха и выпалил: -- Я не понимаю, как соотносится Его всемогущество с Его милостью! -- Вы изучаете Священное Писание? -- улыбнулся камерарий. -- Пытаюсь. -- И вы находитесь в растерянности, поскольку Библия на- зывает Творца одновременно всемогущим и всемилостивым, не так ли? -- Именно. -- Понятие всемогущества и милости трактуется очень про- сто -- Бог может все и всегда нацелен на добро. -- Да, эту концепцию я понимаю. Но мне кажется... что здесь скрыто противоречие. -- Ясно. Противоречие вы видите в том, что в мире суще- ствуют страдания. Голод, войны, болезни... -- Точно! -- Шартран был уверен, что камерарий его пой- мет. -- В мире происходят ужасные вещи. И многочисленные человеческие трагедии говорят о том, что Бог не может быть одновременно и всемогущим, и милостивым. Если Он нас лю- бит и в Его власти изменить ситуацию, то почему Он этого не делает? Ведь Он способен предотвратить страдания, не так ли? -- Вы полагаете? -- строго спросил камерарий. Шартран ощутил некоторую неловкость. Неужели он задал вопрос, который задавать не принято? --. Не знаю, как это лучше выразить... Если Бог нас любит, то Он может нас защитить. Он должен сделать это. Поэтому складывается впечатление, что Он всемогущ, но равнодушен или милостив, но бессилен. -- У вас есть дети, лейтенант? * -- Нет, -- заливаясь краской, ответил гвардеец. -- Представьте, что у вас есть восьмилетний сын... Вы бы его любили? -- Конечно. -- И вы были бы готовы сделать все, что в ваших силах, дабы он избежал боли и страданий? -- Естественно. -- Вы позволили бы ему кататься на скейтборде? Шартран задумался. Несмотря на свой сан, камерарий час- то казался очень приземленным. Или слишком земным. -- Да, позволил бы, -- протянул лейтенант, -- но в то же время предупредил бы его о необходимости соблюдать осто- рожность. -- Итак, являясь отцом ребенка, вы дали бы ему добрый совет, а затем отпустили бы его учиться на собственных ошиб- ках.. Не так ли? -- Я определенно не побежал бы рядом, чтобы с ним нян- читься. Если вы это имеете в виду. -- А если он вдруг упадет и оцарапает колено? -- Это научит его впредь быть более осторожным. -- Итак, несмотря на то что вы имеете власть вмешаться в ход событий, чтобы предотвратить ту боль, которую може~ ис- пытать ваш сын, вы проявляете свою любовь к нему тем, что позволяете учиться на собственных ошибках? -- Конечно. Боль -- неотъемлемая часть взросления. Имен- но так мы учимся. -- Вот именно, --- кивнул камерарий. ГЛАВА 90 Лэнгдон и Виттория наблюдали за пьяцца Барбе- рини из темного проулка между двумя домами в западном углу площади. Церковь находилась прямо напротив -- едва замет- ный в темноте купол лишь немного возвышался над окружаю- щими храм домами. Ночь принесла с собой столь желанную прохлажу, и Лэнгдон был удивлен тем, что площадь оставалась пустынной. Из открытых окон над их головами доносились звуки работающих телевизоров, и это напомнило американцу, куда подевались люди. "...Ватикан до сих пор не дает комментариев... Иллюминаты убили двух кардиналов... присутствие сатанистов в Риме означа- ет... спекуляции о проникновении агентов тайного общества..." Новость распространялась по Риму с такой же скоростью, как в свое время пламя устроенного Нероном пожара. Древний город, как и весь остальной мир, затаил дыхание. "Сумеем ли мы остановить сорвавшийся с тормозов поезд?" -- думал Лэнг- дон. Оглядывая площадь, ученый вдруг понял> что, несмотря на окружающие ее современные здания, пьяцца Барберини сохра- нила эллипсовидную форму. Высоко над его головой на крыше роскошной гостиницы сияла огромная неоновая реклама. Ему вдруг показалось, что это сияние есть не что иное, как святили- ще древнего героя. Первой на это обратила внимание Витто- рия. Светящиеся слова необъяснимым образом соответствова- ли ситуации. ОТЕЛЬ "БЕРНИНИ" -- Без пяти десять... -- начала Виттория, оглядывая пло- щадь. Не закончив фразы, она схватила Лэнгдона за локоть и, по- тянув глубже в тень, показала на центр площади. Лэнгдон посмотрел в указанном направлении и окаменел. Там в свете уличного фонаря двигались две темные, заку- танные в плащи фигуры. Лица этих людей были скрыты под черными mantles -- традиционным головным убором вдовству- ющих дам католического вероисповедания. Лэнгдону показа- лось, что по площади идут женщины, но с уверенностью он этого сказать не мог. Света уличных фонарей для этого было явно недостаточно. Одна из "женщин" была, видимо, постар- ше. Она горбилась и двигалась с заметным трудом. Ее поддер- живала та, которая со стороны выглядела значительно выше и крепче. -- Дайте мне пистолет, -- сказала Виттория. -- Но не можете же вы просто взять и... Девушка неуловимо быстрым движением запустила руку в карман его пиджака. Когда она через мгновение вынула руку, в ней уже блестел пистолет. Затем, не производя ни малейшего шума, -- создавалось впечатление, что ее ноги вообще не каса- ются брусчатки мостовой, -- она двинулась за парой с таким расчетом, чтобы зайти с тыла. Некоторое время Лэнгдон пре- бывал в растерянности, но затем, кляня про себя все на свете, поспешил вслед за девушкой. Пара передвигалась очень медленно, и уже через тридцать секунд Виттория и Лэнгдон оказались за спинами закутанных в плащи фигур. Виттория небрежно скрестила на груди руки, скрыв под ними оружие, так что пистолет можно было пустить в ход за какие-то доли секунды. По мере того как расстояние между ними и парочкой сокращалось, девушка шагала все быст- рее и быстрее. Лэнгдону, чтобы не отставать, приходилось на- прягаться. Когда он, споткнувшись о выступающий камень, по- скользнулся, Виттория метнула на него сердитый взгляд. Но увлеченная разговором пара, кажется, ничего не услышала. С расстояния тридцати футов Лэнгдон начал различать их голоса. Отдельных слов он не слышал. До него доносилось лишь невнятное бормотание. Виттория продолжала преследование. Теперь голоса слышались яснее. Один из них звучал заметно громче другого. В нем слышалось недовольство. Лэнгдон уло- вил, что этот голос принадлежит старшей даме. Теперь он не сомневался, что перед ним женщины, хотя голос был грубова- тым и довольно низким. Американец напряг слух, чтобы услы- шать, о чем идет речь, но в этот миг относительную тишину прорезал другой голос. -- Mi scusi!* -- произнесла Виттория как можно более дру- желюбно. Лэнгдон замер, когда закрытые длинными плащами и чер- ными накидками фигуры начали медленно поворачиваться ли- цом к девушке. Виттория ускорила шаг. Теперь она двигалась прямо навстречу им. Она делала это для того, чтобы противник не успел отреагировать Когда ученый это понял, ноги почему- то отказались ему служить. Он видел, как она отнимает руки от груди. В одной руке блеснул пистолет. И в тот же миг через ее плечо он увидел лицо, на которое упал свет уличного фонаря. -- Не надо!!! -- крикнул он, бросаясь к Виттории. * Простите! (ит.) Но реакция у девушки оказалась лучше, чем у американца. На долю секунды опередив его безумный вопль, она быстрым, но в то же время небрежным движением подняла руки. Пистолет исчез из поля зрения, когда она обняла себя за плечи так, как часто делают женщины прохладными вечерами. Лэнгдон подбежал к ней, едва не сбив с ног завернутую в плащи парочку. -- Добрый вечер! -- выпалила Виттория, пытаясь скрыть свою растерянность. Лэнгдон облегченно вздохнул. Перед ними, мрачно глядя из-под черных шалей, стояли две немолодые дамы. Одна из них была настолько стара, что едва держалась на ногах. Другая, тоже далеко не юная, держала ее под руку. У обеих в руках были четки. Неожиданное появление Лэнгдона и Виттории привело их в полное замешательство. Виттория, несмотря на испытанное потрясение, изобразила улыбку и спросила: -- Dov'e la chiesa Santa Maria della Vittoria? Где здесь цер- ковь?.. Обе женщины одновременно ткнули пальцами в силуэт мас- сивного здания, стоящего на углу улицы, по которой они сюда прибыли. -Ё1а. -- Grazie, -- произнес Лэнгдон и, обняв девушку за пле- чи, мягко увлек ее в сторону. Американец никак не мог прийти в себя из-за того, что они едва не прикончили двух престаре- лых дам. -- Non si puo entrare, -- сказала одна из дам. -- Ё chiusa temprano. -- Нет входа? •-- изумилась Виттория. -- Церковь закрыта? Perche? Обе женщины заговорили одновременно. И заговорили очень сердито. Несмотря на слабое владение итальянским языком, Лэнгдон многое понял. Пятнадцать минут назад они были в церкви и возносили там молитвы о спасении Ватикана в столь трудное для него время. Затем в храме появился человек, кото- рый объявил, что церковь сегодня закрывается раньше, чем обычно. -- Hanno conosciuto Puomo? -- напряженно спросила Вит- тория. -- Вы знали этого человека? Женщины отрицательно покачали головами и сказали, что человек был "неотесанным иностранцем", который насильно заставил всех, включая молодого клирика и уборщика, поки- нуть церковь. Священник сказал, что вызовет полицию. Груби- ян рассмеялся и сказал, что не возражает, при условии, что полицейские не забудут прихватить с собой видеокамеру. -- Видеокамеру? -- переспросил Лэнгдон. Дамы сердито фыркнули и, назвав негодяя "bar-arabo", про- должили свой путь. -- Bar-arabo? -- снова переспросил Лэнгдон. --- Наверное, это должно означать "варвар"? -- Не совсем, -- ответила Виттория (теперь она была взвол- нована). -- "Bar-arabo" -- это оскорбительная игра слов. Так называют арабов, давая понять, что все они -- варвары. Это означает... араб. Лэнгдон, вдруг ощутив леденящий душу ужас, посмотрел на церковь. За цветными витражами окон, как ему показалось, что- то происходило. Виттория неуверенно извлекла сотовый телефон и нажала на кнопку автоматического набора. -- Надо предупредить Оливетти, -- сказала она. Потерявший дар речи Лэнгдон прикоснулся к ее руке и дро- жащим пальцем показал на церковь. Виттория, не в силах что-нибудь сказать, шумно втянула в себя воздух. Цветные стекла окон храма вдруг стали похожи на злобные светящиеся глаза... Глаза сверкали все ярче, и за витражами очень скоро стали видны языки пламени. ГЛАВА 91 Лэнгдон и Виттория подбежали к главному входу в церковь Санта-Мария делла Виттория и обнаружили, что дверь заперта. Виттория трижды выстрелила из полуавтоматического пистолета Оливетти в замок, и древний механизм развалился. Как только тяжелая деревянная дверь распахнулась, их взору открылось все просторное помещение святыни. Представшая перед ними картина оказалась столь неожиданной и такой чу- довищно нелепой, что Лэнгдон закрыл глаза, не сумев осмыс- лить все увиденное. Интерьер был выполнен в стиле роскошного барокко с зо- лочеными стенами и сверкающим золотом алтарем. А точно в центре храма, прямо под главным куполом высилась высочен- ная гора, сложенная из деревянных скамей. Гора пылала ярким пламенем, являя собой погребальный костер невероятных раз- меров. Снопы искр взмывали вверх, исчезая где-то под купо- лом. Лэнгдон поднял глаза и словно окаменел: настолько ужас- ным было то, что он увидел. Высоко над этим адским пламенем с левой и с правой сто- роны потолка свисали две цепи, на которых во время богослу- жения поднимали кадила с благовонным ладаном. На сей раз никаких кадил на цепях не было. Но они все же не свисали свободно. Их использовали совсем для другой цели... На цепях висело человеческое существо. Это был обнажен- ный мужчина. Кисти его рук были накрепко привязаны к це- пям, а сами цепи натянуты настолько, что почти разрывали не- счастного. Его руки были раскинуты в стороны почти горизон- тально, и создавалось впечатление, что в пустоте Дома Божьего парит невидимый крест с распятым на нем мучеником. Лэнгдон, стоя неподвижно, словно в параличе, неотрывно смотрел вверх. Через несколько мгновений он испытал еще одно, на сей раз окончательное потрясение. Висящий над огнем ста- рик был еще жив. Вот он поднял голову, и пара полных ужаса глаз обратилась на Лэнгдона с немой мольбой о помощи. На груди старика виднелся черный ожог. Это был след от раска- ленного клейма. Прочитать слово Лэнгдон не мог, но он и без этого знал, что выжжено на груди страдальца. Пламя поднима- лось все выше и уже начинало лизать ступни кардинала, застав- ляя того вскрикивать от боли. Тело старика сотрясалось от бес- плодных попыток сбросить оковы. Какая-то невидимая сила привела Лэнгдона в движение, и он бросился по центральному проходу к огромному костру. От дыма перехватывало дыхание. Когда он находился не более чем в десяти футах от адского пламени, ему вдруг показалось, что он на всем ходу натолкнулся на стену. Это была стена нестер- пимого жара, мгновенно опалившего кожу лица. Ученый при- крыл глаза ладонью и рухнул на мраморный пол. С трудом под- нявшись на ноги, он попытался продвинуться вперед, но тут же понял, что эту горячую стену ему преодолеть не удастся. Отступив назад, Лэнгдон обозрел стены храма. Плотные шпалеры, думал он. Если удастся хотя бы чуть-чуть приглушить пламя... Но он знал, что шпалер здесь не найти. "Ведь это же церковь в стиле барокко, Роберт, а не какой-нибудь проклятый немецкий замок! Думай!" Он заставил себя снова взглянуть на подвешенного над огнем человека. Дым и пламя, закручиваясь спиралью, поднимались к по- толку. Цепи, к которым были прикреплены руки кардинала, шли к потолку и, проходя через шкивы, вновь спускались вниз вдоль противоположных стен. Там они крепились при помощи металлических зажимов. Лэнгдон посмотрел на один из зажи- мов. Тот находился высоко на стене, однако ученому было ясно: если он сумеет добраться до кронштейна и освободить цепь, то кардинал качнется в сторону и окажется в стороне от огня. В этот миг языки пламени неожиданно взметнулись вверх, и Лэнгдон услышал страшный, разрывающий душу вопль. Кожа на ногах страдальца начала вздуваться пузырями. Кардинала поджаривали заживо. Лэнгдон сконцентрировал все свое вни- мание на зажиме и побежал к стене. А в глубине церкви Виттория, вцепившись обеими руками в спинку скамьи, пыталась привести в порядок свои чувства. От- крывающаяся перед ее глазами картина ужасала. Она заставила себя отвести взгляд в сторону. "Делай же хоть что-нибудь!" Ин- тересно, где Оливетти? Видел ли он ассасина? Сумел ли аресто- вать его? Где они теперь? Виттория двинулась вперед, чтобы помочь Лэнгдону, но тут же замерла, услышав какой-то звук. Треск огня с каждой секундой становился все громче, но другой звук тоже был отлично слышен. Звук вибрировал где-то очень близко. Источник повторяющегося пульсирующего звука находился за рядом скамей слева от нее. Звук напоминал теле- фонный сигнал, но ему сопутствовал стук. Казалось, что ка- кой-то предмет колотится о камень. Девушка крепко сжала пи- столет и двинулась вдоль скамей. Звук стал громче. Включился, выключился. Включился, выключился. Подойдя к краю скамей, Виттория поняла, что он доносит- ся с пола из-за угла последнего ряда. Вытянув вперед руку с зажатым в ней пистолетом, она двинулась на звук, но тут же остановилась, осознав, что и в левой руке держит какой-то пред- мет. Это был ее сотовый телефон. В панике она совсем забыла, что перед тем, как войти в церковь, нажала на кнопку вызова. Вызов должен был служить предупреждающим сигналом, и ап- парат коммандера был настроен на почти бесшумную вибра- цию. Виттория поднесла свой мобильник к уху и услышала ти- хие гудки. Коммандер не отвечал. Девушку охватил ужас, она поняла, что именно может являться источником странного зву- ка. Дрожа всем телом, Виттория двинулась вперед. Когда она увидела неподвижное, безжизненное тело, ей пока- залось, что мраморный пол церкви поплыл у нее под ногами. На теле не было следов крови, оно не было обезображено насилием. Лишь повернутая на сто восемьдесят градусов голова офицера смотрела в обратном направлении. Перед мысленным взором Вит- тории предстал обезображенный труп ее отца, и лишь огромным усилием воли ей удалось отогнать от себя ужасное видение. Сотовый телефон на поясе гвардейца касался пола и начи- нал постукивать о мрамор каждый раз, когда раздавался оче- редной вибрирующий сигнал. Виттория отключила свой теле- фон, и стук тут же прекратился. В наступившей тишине она услышала еще один звук. У нее за спиной раздавалось чье-то тяжелое дыхание. Она начала поворачиваться, подняв пистолет, но, еще не закончив движения, поняла, что опоздала. Локоть убийцы вре- зался в основание шеи девушки, и Виттории показалось, что все ее тело с головы до пят пронзил мощный лазерный луч. -- Теперь ты моя, -- услышала она и погрузилась во тьму. * * * В противоположном конце церкви Лэнгдон, балансируя на спинке скамьи и царапая стену, пытался дотянуться до зажима. Однако до удерживающего цепь запора оставалось добрых шесть футов. Зажимы специально ставились высоко, чтобы никто не вздумал помешать службе. Лэнгдон знал, что священнослужи- тели, чтобы добраться до них, пользовались специальной дере- вянной лестницей, именуемой piuoli. Где сейчас эта чертова лест- ница?! Лэнгдон с отчаянием огляделся по сторонам. Он при- помнил, что где-то видел эту проклятую лестницу. Но где? Че- рез мгновение он вспомнил, и его сердце оборвалось. Лэнгдон повернулся лицом к бушующему огню. Лестница находилась на самой вершине деревянной кучи и сейчас благополучно дого- рала. Американец внимательно оглядел всю церковь в надежде увидеть нечто такое, что могло бы помочь ему добраться до зажима. Куда исчезла Виттория? Может быть, побежала за помо- щью? Лэнгдон громко позвал девушку, но ответа не последовало. И куда, к дьяволу, подевался Оливетти?! Сверху донесся вой. Кардинал испытывал нечеловеческие страдания. Лэнгдон понял, что опоздал. Он поднял глаза на заживо поджаривающегося князя церкви. Нужно достать воды, думал он. Много воды. Чтобы хотя бы немного сбить пламя. -- Нужна вода, будь она проклята! -- во всю силу своих легких выкрикнул он. - - Вода будет следующим номером! -- прогремел голос из глубины церкви. Лэнгдон резко повернулся и чуть было не свалился со своей платформы. По боковому проходу прямо к нему двигался похожий на чудовище человек. В отблесках огня его глаза пылали черным пламенем, а в руке человек держал пистолет, и Лэнгдон сразу узнал оружие, которое носил в своем кармане... тот самый пис- толет, который у него взяла Виттория. Охватившая Лэнгдона паника была смесью самых разных страхов. Его первые мысли были о Виттории. Что это животное с ней сделало? Он ее ранил? Или, может быть, даже... В тот же момент ученый осознал, что отчаянные крики над его головой звучат все громче и громче. Кардинал умирал. Ему уже ничем нельзя было помочь. Затем, когда ассасин опустил ствол, на- правив его в грудь Лэнгдона, ужас, который испытывал амери- канец, обратился внутрь. Он успел прореагировать за долю се- кунды до того, как прогремел выстрел, прыгнув со скамьи и, словно пловец, вытянув вперед руки. Ударившись о край ска- мьи (удар оказался сильнее, чем можно было ожидать), он ска- тился на пол. Мрамор принял его тело с нежностью холодной стали. Шаги слышались справа. Лэнгдон развернулся головой к выходу из церкви и, отчаянно борясь за жизнь, пополз под ска- мьями. Высоко над полом базилики кардинал Гуидера доживал по- следние, самые мучительные секунды своей жизни. Он еще был в сознании. Опустив глаза и посмотрев вдоль своего обнажен- ного тела, он увидел, как пузырится и слезает с плоти кожа его ног. "Я уже в аду, -- решил он. -- Господи, почему Ты меня оставил?" Кардинал точно знал, что это ад, потому что он смот- рел на клеймо на груди сверху... и, несмотря на это, видел его в правильном положении. В силу какой-то сатанинской магии слово имело смысл и читалось: ГЛАВА 92 Третий тур голосования. Избрание папы снова не состоялось. Кардинал Мортати начал молиться о чуде. Боже, пришли же кандидатов! Куда они подевались? Отсутствие одного кан- дидата Мортати мог бы понять. Но чтобы все четверо? Выбора не было. Для того чтобы кто-то из присутствующих получил большинство в две трети, требовалось вмешательство самого Творца. Когда загремели запоры, Мортати и все остальные карди- налы одновременно повернулись, чтобы взглянуть на входную дверь. Мортати знал, что, согласно закону, дверь Сикстинской капеллы открывается лишь в двух случаях -- чтобы забрать вне- запно заболевшего члена конклава или впустить опоздавших кардиналов. Слава Богу, нашлись preferiti! Старый кардинал возрадовался всем сердцем. Конклав спасен. Но когда открылась дверь, по Сикстинской капелле про- несся вздох. И это не было вздохом радости или облегчения. Увидев, кто вошел в капеллу, Мортати испытал настоящий шок. Впервые за всю историю Ватикана священный порог во время конклава переступил камерарий. И это было сделано после того, как двери были опечатаны! Невероятно! Неужели этого человека оставил разум? Камерарий тихо при- близился к алтарю, повернулся лицом к буквально сраженной его появлением аудитории и произнес: -- Синьоры, я выжидал до последней возможности. Насту- пил момент, когда вы должны узнать обо всем. ГЛАВА 93 Лэнгдон не имел ни малейшего представления о том, куда двигается. Рефлексы и интуиция служили ему компа- сом, который уводил его от смертельной опасности. Локти и колени от передвижения под скамьями нещадно болели, одна- ко американец продолжал упорно ползти. Внутренний голос подсказывал ему, что надо двигаться влево. Если удастся до- браться до центрального прохода, то можно будет коротким брос- ком достичь выхода, думал он. Однако еще через миг ученый осознал, что это невозможно. Центральный проход перекрыва- ла огненная стена. Пока его мозг лихорадочно искал возмож- ные пути спасения, J1 энгдон продолжал ползти. Справа, совсем близко от него раздавались шаги убийцы. К тому, что произошло через несколько мгновений, Лэнг- дон был совершенно не готов. Он рассчитывал, что до того, как он окажется на открытом пространстве, ему еще предстоит про- ползти по меньшей мере десять футов. Однако ученый просчи- тался. Неожиданно укрытие над его головой исчезло, и он на миг замер, высунувшись чуть ли не до пояса из-под последнего ряда скамей. До дверей церкви было рукой подать. Справа от него высилась скульптура, которая и привела его сюда и о ко- торой он совершенно забыл. С точки, в которой находился Лэнг- дон, изваяние казалось гигантским. Творение Бернини "Экстаз святой Терезы" действительно здорово смахивало на порногра- фию. Полулежащая на спине святая изогнулась в пароксизме страсти. Рот Терезы был искривлен, и казалось, что из него вот-вот вырвется стон оргазма. Над святой возвышался ангел, указывая вдаль своим огненным копьем. В скамью над самой головой Лэнгдона ударила пуля. Уче- ный неожиданно для себя резко сорвался с места -- так, как уходит на дистанцию спринтер. Не осознавая до конца своих действий и движимый только адреналином, он, слегка пригнув- шись, зигзагами помчался вправо. Когда позади него прогре- мел очередной выстрел, Лэнгдон снова нырнул на пол головой вперед. Проскользив несколько футов по мраморному полу, он ударился об ограждение ниши в правой стене храма. В этот момент он увидел ее. Виттория! Ее обнаженные ноги были не- естественно подогнуты, но каким-то шестым чувством амери- канец смог уловить, что девушка еще дышит. Однако помочь ей он не мог. На это у него не было времени. Убийца обошел ряды скамей в левом дальнем углу церкви и двинулся в направлении Лэнгдона. Ученый понимал, что через несколько мгновений все будет кончено. Убийца поднял пис- толет, и Лэнгдон сделал то единственное, что еще мог сделать. Он броском преодолел ограждение и оказался в нише. В тот момент, когда его тело коснулось мраморного пола, с колонны невысокой балюстрады брызнула мраморная крошка: в колон- ну, рядом с которой он только что находился, угодила пуля. Продвигаясь ползком в глубину ниши, Лэнгдон чувствовал себя загнанным зверем. Находившийся в углублении стены пред- мет по какой-то странной иронии полностью соответствовал ситуации. Это был массивный саркофаг. "Теперь, возможно, мой", --- подумал ученый. Даже по размеру каменный гроб был ему впору. Подобного рода саркофаги -- простые, без всяких украшений мраморные ящики -- назывались scatola. Экономич- ная гробница. Саркофаг стоял на двух мраморных плитах, чуть возвышаясь над полом. Лэнгдон прикинул ширину зазора, раз- мышляя, нельзя ли в него забиться. Звук шагов раздался совсем рядом. Не видя иных вариантов, Лэнгдон прижался к полу и под- полз к саркофагу. Упершись руками в каменные подставки, он, подобно пловцу брассом, сильным рывком задвинул торс в про- странство между саркофагом и полом. Грянул выстрел. Лэнгдон испытал то, что никогда раньше ему испытывать не приходилось... он услышал незнакомый звук и ощутил лег- кое дуновение ветра у щеки. Пуля пролетела совсем рядом. Ее свист, как ему показалось, больше всего напоминал звук, кото- рый возникает в тот момент, когда для удара заносится длин- ный кнут. С мрамора снова брызнули крошки, и Лэнгдон по- чувствовал, как по лицу полилась кровь. Собрав последние силы, он очередным рывком скрыл все тело в зазоре между полом и каменным гробом. Ломая ногти о пол и обдирая спину о мра- мор гроба, американец сумел вылезти из-под саркофага с дру- гой стороны. Все. Дальше тупик. Перед его лицом была дальняя стена полукруглой ниши. Теперь он не сомневался в том, что это узкое место за камен- ным гробом станет его могилой. И очень скоро, промелькнула мысль, когда он увидел направленный на него ствол пистолета. Ассасин держал оружие параллельно полу, и дуло смотрело пря- мо в грудь Лэнгдона. Промахнуться было невозможно. Повинуясь инстинкту самосохранения, Лэнгдон улегся на живот лицом вниз и растянулся вдоль саркофага. Затем он уперся руками в пол и отжался. Из полученных от осколков стекла ран на руках полилась кровь. Однако ученый, превозмогая боль, сумел оторвать тело от пола. Прогремела серия выстрелов, и Лэнгдон почувствовал удар пороховых газов. Пули пролетели под ним, превратив в пыль изрядный кусок стены из пористого итальянского известняка травертина. С трудом удерживаясь на руках и закрыв глаза, Лэнгдон молил о том, чтобы выстрелы прекратились. И его молитва была услышана. Вместо грома выстрела раздался лишь сухой щелчок бойка. Обойма была пуста. Лэнгдон очень медленно открыл глаза, словно опасаясь, что движение век произведет слишком много шума. Преодолевая боль и усталость, он, изогнувшись словно кошка, удерживал свое тело в противоестественной позе. Американец даже боялся дышать и лишь напрягал слух в надежде услышать удаляющие- ся шаги убийцы. Тишина. Он подумал о Виттории и едва не заскрипел зубами, страдая от того, что не в силах ей помочь. Нарушивший тишину звук показался Лэнгдону оглушаю- щим. Это было почти нечеловеческое рычание, вызванное пре- дельным напряжением сил. Саркофаг над головой Лэнгдона вдруг стал опрокидываться набок. Ученый рухнул на пол в тот момент, когда на него нача- ли валиться сотни фунтов мрамора. Сила тяжести одолела силу трения. Крышка гроба, соскользнув первой, вдребезги разлете- лась от удара о пол совсем рядом с ним. Мраморный гроб ска- тился со своих опор и начал падать вверх дном на Лэнгдона. Пока саркофаг, теряя равновесие, падал, ученый понял, что он либо окажется погребенным под полой мраморной глыбой, либо его раздавят ее края. Лэнгдон втянул голову, поджал ноги и вытянул руки вдоль тела. После этого он закрыл глаза и стал ждать удара. Когда это произошло, земля под ним задрожала. Верхний край саркофага ударился о пол в каких-то миллиметрах от его головы, и даже его правая рука, которая, как считал америка- нец, неминуемо будет раздавлена, каким-то чудом осталась цела. Он открыл глаза и увидел полоску света. Правая сторона гроба не упала на пол и еще держалась на краях опор. Теперь Лэнг- дон смотрел в лицо смерти. Причем -- буквально. Сверху на него пустыми глазницами смотрел первоначаль- ный обитатель гробницы. Мертвое тело, как часто случается в период разложения, прилипло спиной ко дну гроба. Скелет не- сколько мгновений нависал над ним, словно нерешительный любовник, а затем с сухим треском рухнул вниз, чтобы заклю- чить американца в свои объятия. В глаза и рот Лэнгдона посы- пались прах и мелкие фрагменты костей. Лэнгдон еще ничего толком не успел понять, как в просвете между полом и краем саркофага появилась чья-то рука и при- нялась скользить по полу, словно голодный питон. Рука про- должала извиваться до тех пор, пока пальцы не нащупали шею Лэнгдона и не сомкнулись на его горле. Американец пытался сопротивляться, но стальная рука продолжала сдавливать его адамово яблоко. Борьба была безнадежной, поскольку обшлаг левого рукава пиджака был прижат к полу краем гроба и дей- ствовать приходилось только одной рукой. Используя все свободное пространство, Лэнгдон согнул ноги в попытке нащупать дно гроба. Наконец это ему удалось, и в тот миг, когда захват на горле стал нестерпимым, он что было сил ударил в дно саркофага обеими ногами. Саркофаг сдвинул- ся едва заметно, но и этого оказалось достаточно, чтобы чудом державшийся на краях опор каменный ящик окончательно упал на пол. Край гроба придавил руку убийцы, и до Лэнгдона до- несся приглушенный крик боли. Пальцы на горле профессора разжались, и рука исчезла во тьме. Когда убийце удалось вы- свободиться, край тяжеленного каменного ящика со стуком упал на совершенно гладкий мраморный пол. Мир погрузился в полную тьму. И в тишину. В лежащий вверх дном саркофаг никто не стучал. Никто не пытался под него заглянуть. Полная темнота и мертвая тишина. Лежа в куче костей, Лэнгдон пытался прогнать охвативший его ужас мыслями о девушке. Где ты, Виттория?Жива ли ты? Если бы ему была известна вся правда -- весь тот ужас, в котором вскоре предстояло очнуться девушке, он пожелал бы ей быстрой и легкой смерти. Ради ее же блага. ГЛАВА 94 А тем временем в Сикстинской капелле кардинал Мортати (так же, как и все остальные участники конклава) пытался вникнуть в смысл того, что сказал камерарий. Моло- дой клирик поведал им такую страшную историю ненависти, вероломства и коварства, что старого кардинала начала бить дрожь. Залитый светом свечей камерарий рассказал о похищен- ных и заклейменных кардиналах. Об убитых кардиналах. Он говорил о древнем ордене "Иллюминати" --- одно упоминание о котором пробуждало дремлющий в их душах страх. О возвра- щении этого сатанинского сообщества из небытия и о его обете отомстить церкви. Камерарий с болью в голосе вспомнил по- койного папу... ставшего жертвой яда. И наконец, перейдя по- чти на шепот, он поведал собравшимся о новом смертельно опасном открытии -- так называемом антивеществе, которое менее чем через два часа могло уничтожить весь Ватикан. Когда камерарий закончил, Мортати показалось, что сам сатана высосал весь кислород из Сикстинской капеллы. Кар- диналы едва дышали. Ни у кого из них не осталось сил, что- бы пошевелиться. Слова камерария все еще продолжали зву- чать во тьме. Единственным звуком, доносившимся до слуха кардина- ла Мортати, было противоестественное для этого места гуде- ние видеокамеры за спиной. Это было первое появление элек- троники в стенах Сикстинской капеллы за всю историю Ва- тикана. Присутствия журналистов потребовал камерарий. К величайшему изумлению членов конклава, молодой Вентрес- ка вошел в капеллу в сопровождении двух репортеров Би-би- си -- мужчины и женщины. Войдя, камерарий объявил, что его официальное заявление будет транслироваться в прямом эфире по всему миру. И вот, повернувшись лицом к камере, камерарий произнес: -- А теперь, обращаясь к иллюминатам, так же как и ко всему научному сообществу, я должен сказать, -- голос его при- обрел несвойственную клирику глубину и твердость, -- вы вы- играли эту войну. В Сикстинской капелле повисла мертвая тишина. Казалось, в помещении мгновенно вымерло все живое. Стало настолько тихо, что Мортати явственно слышал удары своего сердца. '-- Машина находилась в движении многие сотни лет. Но только сейчас, как никогда раньше, все осознали, что наука стала новым Богом. "Что он говорит?! -- думал Мортати. -- Неужели его оста- вил разум? Ведь эти слова слышит весь мир!" -- Медицина, электронные системы связи, полеты в кос- мос, манипуляции с генами... те чудеса, которыми сейчас вос- хищаются наши дети. Это те чудеса, которые, как утверждают многие, служат доказательством того, что наука несет нам отве- ты на все наши вопросы и что все Древние россказни о непо- рочном зачатии, неопалимой купине, расступающихся морях утратили всякое значение. Бог безнадежно устарел. Наука по- бедила. Мы признаем свое поражение. По Сикстинской капелле пронесся смущенный и недоуме- вающий ропот. -- Но торжество науки, -- продолжил камерарий, возвышая голос, -- далось каждому из нас огромной ценой. Оно стоило нам очень дорого. В темном помещении снова воцарилась тишина. -- Возможно, наука и смягчила наши страдания от болез- ней и от мук изнурительного труда. Нельзя отрицать и того, что она создала массу машин и аппаратов, обеспечивающих наш комфорт и предлагающих нам развлечения. Однако та же наука оставила нас в мире, который не способен вызывать ни удивле- ния, ни душевного волнения. Наши великолепные солнечные лучи низведены до длин волн и частоты колебаний. Бесконеч- но и бесконечно сложная Вселенная изодрана в клочья, пре- вратившись в систему математических уравнений. И даже наше самоуважение к себе, как к представителям человеческого рода, подверглось уничтожению. Наука заявила, что планета Земля со всеми ее обитателями -- всего лишь ничтожная, не играю- щая никакой роли песчинка в грандиозной системе. Своего рода космическое недоразумение. -- Камерарий выдержал паузу и продолжил: -- Даже те технические достижения, которые при- званы нас объединять, выступают средством разобщения. Каж- дый из нас с помощью электроники связан со всем земным шаром, и в то же время все мы ощущаем себя в полном одино- честве. Нас преследуют насилие и расколы общества. Мы ста- новимся жертвами предательства. Скептицизм считается дос- тоинством. Цинизм и требование доказательств стали главной чертой просвещенного мышления. В свете всего этого не при- ходится удивляться, что никогда в истории люди не чувство- вали себя столь беспомощными и подавленными, как в наше время. Наука не оставила нам ничего святого. Наука ищет от- веты, исследуя еще не рожденные человеческие зародыши. На- ука претендует на то, чтобы изменить нашу ДНК. Пытаясь по- знать мир, она дробит мир Божий на все более мелкие и мелкие фрагменты... и в результате порождает все больше и больше вопросов. Мортати с благоговением внимал словам камерария. Свя- щенник оказывал на него почти гипнотическое воздействие. В его движениях и голосе ощущалась такая мощь, которой ста- рый кардинал не встречал у алтарей Ватикана за всю свою жизнь. Голос этого человека был проникнут бесконечной убежденно- стью и глубочайшей печалью. -- Древняя война между религией и наукой закончена, -- продолжил Вентреска. -- Вы победили. Но победили не в чест- ной борьбе. Вы одержали победу, не дав ответов на волнующие людей вопросы. Вместо этого вы сумели настолько изменить систему человеческих ценностей, что те истины, которые столько лет служили тшими ориентирами, стали просто непримени- мы. Религия не смогла угнаться за наукой, которая росла по экспоненте. Наука, подобно вирусу, питается собой. Каждый новый научный прорыв распахивает врата для очередного про- рыва. Для того чтобы пройти путь от колеса до автомобиля, человечеству потребовалась не одна тысяча лет. А от автомоби- ля до космических полетов -- всего лишь несколько десятиле- тий. Теперь же темпы научного прогресса измеряются неделя- ми. События выходят из-под контроля. И пропасть между нами становится все шире и глубже. Однако по мере того, как рели- гия отстает от науки, человечество оказывается во все более глубоком духовнрм вакууме. Мы вопием, желая познать суть вещей и свое место в мире, и верим, что можем достичь резуль- тата нашими воплями. Мы видим НЛО, устанавливаем связи с потусторонним миром, вызываем духов, испытываем разного рода экстрасенсорные ощущения, прибегаем к телепатии. Вся эта, мягко говоря, эксцентрическая деятельность якобы носит научный оттенок, не имея на самом деле никакого рациональ- ного наполнения. В этом проявляется отчаянный крик совре- менных душ, душ одиноких и страдающих, душ, изувеченных знаниями и неспособных понять ничего, что лежит за граница- ми техники и технологии. Мортати не замечал, что, сидя в своем кресле, всем телом подался вперед, чтобы не пропустить ни единого слова каме- рария. Причем так вел себя не он один. Все остальные карди- налы, и с ними весь мир, ловили каждый звук вдохновенной речи пастыря. Камерарий говорил просто, без риторических изысков или сарказма. Он не обращался к Священному Писа- нию и не цитировал Спасителя. Камерарий использовал со- временный язык, однако казалось, что эти простые слова льют- ся из уст самого Бога, доводящего до сознания своих детей древние истины. В этот момент Мортати наконец понял, по- чему покойный понтифик так ценил этого человека. В цинич- ном и апатичном мире, где объектом обожествления является техника, люди, способные пробиться к заблудшим душам так, как этот камерарий, остаются единственной надеждой церкви. -- Вы утверждаете, что нас спасет наука, -- продолжал ка- мерарий более напористо, чем раньше. -- А я утверждаю, что наука нас уже уничтожила. Со времен Галилея церковь пыта- лась замедлить безостановочную поступь науки. Иногда, увы, она делала это негодными средствами, но ее помыслы всегда были обращены во благо. Запомните, люди постоянно испыты- вают неодолимую тягу к сопротивлению. И я прошу вас, огля- дитесь вокруг. Я прошу и предупреждаю одновременно. Наука оказалась неспособной выполнить свои обещания. Обещания повышения эффективности и упрощения производства не при- вели ни к чему, кроме засорения окружающей среды и всеоб- щего хаоса. Взгляните, ведь мы являем собой отчаявшийся и разобщенный вид... быстро приближающийся к гибели. Камерарий выдержал длительную паузу, а затем, глядя пря- мо в объектив камеры, продолжил: -- Кто таков этот бог, именующий себя наукой? Кто таков этот бог, который влагает в руки людей огромную силу, остав- ляя их без моральных вех, указывающих, как этим могуществом пользоваться? Что это за божество, которое вручает своим ча- дам огонь, но не предупреждает чад о той опасности, которую этот огонь в себе таит? В языке науки не существует указаний на понятия добра и зла. В научных учебниках сказано о том, как получить ядерную реакцию, но там нет главы, где бы ста- вился вопрос, является ли эта реакция добром или злом. Обращаясь к науке, я хочу заявить: церковь устала. У нее не осталось сил на то, чтобы освещать людям путь. Постоянные усилия церкви возвысить голос для сохранения всемирного рав- новесия привели лишь к тому, что силы ее истощились. А вы тем временем слепо рыхлили почву, чтобы взрастить на ней все более и более миниатюрные чипы и увеличить доходы их про- изводителей. Мы не задаем вопрос, почему вы не управляете собой. Мы спрашиваем: способны ли вы в принципе на это? Уверяю, что нет. Ваш мир движется настолько быстро, что, если вы хоть на мгновение задержитесь, чтобы осмыслить послед- ствия своих действий, кто-то другой промчится мимо вас со своим новым научным достижением. Вы этого боитесь и пото- му не смеете задержаться. Вы делаете все, чтобы распростра- нить по земному шару оружие массового уничтожения, в то время как понтифик странствует по миру, умоляя политиче- ских лидеров че поддаваться этому безумию. Вы клонируете живые существа, а церковь убеждает вас оценить нравственные последствия подобных действий. Вы поощряете людей к обще- нию по телефону, на видеоэкранах и с помощью компьютеров, а церковь широко распахивает свои двери, напоминая о том, какое значение имеет личное общение. Вы идете даже на то, что ради исследовательских целей убиваете в утробе матери еще не родившихся детишек. Вы утверждаете, что делаете это ради спасения других жизней. А церковь не устает указывать вам на фундаментальную порочность подобных рассуждений. А вы тем временем продолжаете обвинять церковь в неве- жестве. Но кто является ббльшим невеждой? Тот, кто не может объяснить происхождения молнии, или тот, кто не преклоняет- ся перед мощью этого явления? Церковь протягивает вам руку так же, как и всем остальным людям. Но чем сильнее мы к вам тянемся, тем резче вы нас отталкиваете. Предъявите нам дока- зательства существования Бога, говорите вы. А я вам отвечу: возьмите свои телескопы, взгляните на небо и скажите мне, как все это могло возникнуть без вмешательства свыше! -- На гла- зах камерария появились слезы. -- Вы спрашиваете, как выгля- дит Бог. Мой ответ останется прежним. Неужели вы не видите Бога в вашей науке? Как же вы можете его там не видеть? Вы не устаете заявлять, что малейшее изменение гравитации или веса атомов превратит великолепные тела в безжизненную туман- ность. Неужели вы не замечаете во всем этом руки Творца? Неужели вы предпочитаете верить в то, что на нашу долю про- сто выпала удачная карта