которую он держал перед собой в вытянутых руках, напоминала таинственный сосуд для сбора церковных подаяний. Его глаза слезились от яркого света, но он все же смог увидеть на экранах свое изображение. Обнаженный по пояс и страдающий от боли, он возвышался над площадью подобно древнему гиганту. Такого звука, который прокатился над тол- пой, камерарий не слышал ни разу в жизни. В этом многоголо- сом крике было все: рыдания, визг, пение, молитвы... -- Избавь нас от зла, -- прошептал он. Гонка от Некрополя до выхода из собора окончательно ли- шила его сил. И это едва не кончилось катастрофой. В послед- ний момент Роберт Лэнгдон и Виттория Ветра попытались его остановить. Они хотели отнять ловушку и швырнуть ее назад, в подземелье Некрополя, чтобы все остальные могли спастись, выбежав из собора. Слепые глупцы! Карло Вентреска вдруг с ужасающей ясностью понял, что ни за что не выиграл бы этой гонки, не окажись на его стороне сам Бог. Когда Роберт Лэнгдон уже почти остановил камера- рия, на его пути встал лейтенант Шартран, откликнувшийся на призыв священника. Что касается репортеров, то те не могли ему помешать, поскольку жаждали славы да к тому же тащили на себе слишком много оборудования. Воистину, неисповедимы пути Господни! Камерарий вначале услышал позади себя топот ног... а за- тем и увидел своих преследователей на огромных экранах. Со- брав последние силы, он воздел руки с ловушкой к небу, а по- том, словно бросая вызов иллюминатам, расправил плечи, что- бы весь мир мог увидеть его обожженную клеймом грудь. Через миг он уже бежал вниз по ступеням лестницы. Наступал последний акт драмы. "С Богом! -- подумал он. --- С Богом..." Четыре минуты... Лэнгдон практически ослеп, выбежав из базилики. Белые лучи прожекторов обожгли сетчатку. Впрочем, он все же смог различить перед собой, словно в тумане, спину сбегающего по ступеням камерария. Окруженный белым сиянием, как ним- бом, священнослужитель походил на какое-то современное бо- жество. Обрывки сутаны развевались за его спиной, и на обна- женном теле были видны раны и ожоги, нанесенные руками врагов. Камерарий бежал, гордо расправив плечи и призывая мир к вере в Бога. Клирик мчался к толпе, держа в руках ору- дие смерти. "Что он делает? -- думал Лэнгдон, возобновляя погоню. -- Он же всех убьет!" -- Делу рук сатаны нет места в доме Бога! -- кричал камера- рий, приближаясь к окаменевшей от ужаса толпе. -- Святой отец! -- пытался остановить его Лэнгдон. -- Для вас туда нет пути! -- Обрати свой взор в небеса! Мы часто забываем смотреть в небо! И в этот момент Лэнгдон понял, куда бежит камерарий. Ученому наконец открылась вся прекрасная правда. Хотя аме- риканец по-прежнему мало что видел, он знал, что спасение рядом. Или, вернее, прямо над головой. Это было полное звезд небо Италии. Вертолет, который камерарий вызвал для доставки его в гос- питаль, стоял прямо перед ними. Лопасти винта машины лени- во вращались, а пилот уже сидел в кабине. При виде бегущего к вертолету камерария Лэнгдон ощутил необыкновенный подъем духа. И перед его мысленным взором с калейдоскопической быстротой начали меняться разнообразные картины... Вначале он увидел широкие просторы Средиземного моря. Какое расстояние до его побережья? Пять миль? Десять? Он знал, что поезд до побережья идет примерно семь минут. Ско- рость вертолета -- 200 миль в час. Кроме того, у него нет оста- новок... Если они сумеют вывезти ловушку в море и там сбро- сить... Впрочем, имелся и иной вариант. La Cava Romana! От мраморных карьеров, расположенных к северу от города, их отделяло менее трех миль. Интересно, насколько они велики? Две квадратные мили? В этот поздний час там наверняка нет людей! Если сбросить ловушку туда... -- Все назад! -- кричал камерарий. -- Назад!!! Немедленно! Стоящие рядом с вертолетом швейцарские гвардейцы в не- мом изумлении взирали на бегущего священника. -- Назад! -- рявкнул камерарий. Швейцарцы отступили. Весь мир наблюдал за тем, как камерарий обежал вертолет, рванул на себя дверцу кабины и крикнул: -- Вылезай, сын мой! Пилот, ни слова не говоря, спрыгнул на землю. Камерарий бросил взгляд на высоко расположенное сиде- нье пилота и понял, что в его состоянии, чтобы добраться туда, ему потребуются обе руки. Повернувшись лицом к трясущему- ся рядом с ним пилоту, он сунул ему в руки ловушку и сказал: -- Подержи, пока я влезу. Потом отдашь эту штуку мне. Втягивая свое непослушное тело в кабину, камерарий услы- шал вопль подбегающего к машине Роберта Лэнгдона. "Теперь ты все понимаешь, -- подумал камерарий. -- И ты наконец уве- ровал". Камерарий уселся в кресло пилота, притронулся к знако- мым рычагам управления и высунулся в окно, чтобы взять ло- вушку с антивеществом. Но руки швейцарца были пусты. -- Он забрал ее! -- крикнул солдат. -- Кто он?! -- с упавшим сердцем спросил камерарий. -- Вот он, -- ответил швейцарец, показывая пальцем. Роберт Лэнгдон был чрезвычайно удивлен тяжестью ло- вушки. Обежав вертолет, ученый взобрался в пассажирский отсек, где ему уже довелось побывать с Витторией всего не- сколько часов назад. Оставив дверцу открытой, он застегнул ремень безопасности и крикнул занявшему переднее сиденье камерарию: -- Летите, святой отец! Священнослужитель повернул искаженное ужасом лицо к непрошеному пассажиру и спросил: -- Что вы делаете?! -- Вы поведете вертолет, а я сброшу ловушку! -- крикнул Лэнгдон. -- Времени на споры у нас нет! Поднимайте в воздух эту благословенную машину! Казалось, что камерария на секунду парализовало. В белом свете прожекторов стали видны морщины на его лице. -- Я могу сделать это и один, -- прошептал он. -- Я должен закончить это дело самостоятельно. Лэнгдон его не слушал. -- Да лети же ты! -- услышал он свой собственный крик. -- Быстрее! Я здесь для того, чтобы тебе помочь! Американец взглянул на стоящую у него на коленях ловуш- ку и, задыхаясь, выдавил: -- Три минуты, святой отец! Всего три! Эти слова вернули камерария к действительности, и он, не испытывая более колебаний, повернулся лицом к панели уп- равления. Двигатель взревел на полную мощность, и вертолет оторвался от земли. Сквозь поднятый винтом вихрь пыли Лэнгдон увидел бегу- щую к вертолету Витторию. Их глаза встретились, и через долю секунды девушка осталась далеко внизу. ГЛАВА 122 Рев двигателя и ураганный ветер, врывающийся в открытую дверь, привели все чувства Лэнгдона в состояние пол- ного хаоса. Кроме того, ему приходилось бороться с резко воз- росшей силой тяжести, поскольку камерарий поднимал маши- ну с максимальной скоростью. Залитая огнями площадь Свято- 5 3 3 " го Петра очень быстро превратилась в небольшой светлый эл- липс, окруженный россыпью уличных фонарей. Ловушка с антивеществом, словно тяжелая гиря, давила на руки Лэнгдона. Он старался держать ее как можно крепче, по- скольку его покрытые потом и кровью ладони стали очень скользкими. Внутри ловушки спокойно парила капля антиве- щества, а монитор пульсировал красным светом, отсчитывая последние минуты. -- Две минуты! -- крикнул Лэнгдон, еще не зная, в каком месте камерарий намерен сбросить ловушку. Огни улиц под ними разбегались во всех направлениях. Да- леко на западе можно было увидеть побережье Средиземного моря -- сверкающую линию огней, за которой расстилалась не имеющая конца темнота. Море оказалось гораздо дальше, чем думал Лэнгдон. Более того, море огней на побережье еще раз напомнило о том, что произведенный даже далеко в море взрыв может иметь разрушительные последствия. Об уроне, который может нанести жителям побережья поднятое взрывом цунами, Лэнгдону просто не хотелось думать. Вытянув шею и взглянув прямо по курсу через окно каби- ны, он почувствовал некоторое облегчение. Перед ними едва виднелись в ночи пологие склоны римских холмов. Склоны были усеяны огнями -- это были виллы очень богатых людей, -- но примерно в миле к северу холмы погружались во мрак. Ника- ких огней. Ничего. Сплошная тьма. "Карьеры! -- подумал Лэнгдон. -- La Cava Romana!" Вглядываясь в черное пятно на земле, Лэнгдон решил, что площадь карьера достаточно велика. Кроме того, он был до- вольно близко. Во всяком случае, гораздо ближе, чем море. Ученый ощутил радостное возбуждение. Именно там камера- рий решил избавиться от антивещества! Ведь нос вертолета об- ращен в ту сторону! В сторону карьеров! Лэнгдона, правда, сму- щало то, что, несмотря на рев двигателя и ощутимое движение вертолета, карьеры не становились ближе. Чтобы лучше сори- ентироваться, он. выглянул в открытую дверь, и то, что он там увидел, повергло его в панику. От только что пробудившейся радостной надежды не осталось и следа. В нескольких тысячах футов прямо под ними он увидел залитую огнями прожекторов площадь Святого Петра. Они по-прежнему находились над Ватиканом! -- Камерарий! -- задыхаясь от волнения, выкрикнул Лэнг- дон. -- Летите вперед! Мы уже достаточно высоко! Надо лететь вперед. Мы не можем сбросить ловушку на Ватикан! Камерарий не ответил. Казалось, все его внимание было сосредоточено на управлении машиной. -- Осталось меньше двух минут! -- крикнул американец, поднимая ловушку. -- Я уже вижу карьеры! La Cava Romana! В паре миль к северу! Нам нужно... -- Нет, -- ответил камерарий. -- Это слишком опасно. -- Пока вертолет продолжал карабкаться в небо, клирик повер- нулся лицом к ученому и с печальной улыбкой произнес: -- Я очень сожалею, мой друг, что вы решили присоединиться ко мне. Ведь тем самым вы принесли себя в жертву. Лэнгдон взглянул в бесконечно усталые глаза камерария и все понял. Кровь застыла в его жилах. -- Но... но ведь должны же мы куда-нибудь лететь! -- Только вверх, -- отрешенно ответил камерарий. -- Толь- ко это может гарантировать безопасность. Мозг Лэнгдона отказывался ему служить. Выходит, он аб- солютно неверно истолковал намерения священнослужителя. Так вот что означали его слова: "Обрати свой взор в небеса!" Небеса, как теперь понимал Лэнгдон, были буквально тем местом, куда они направлялись. Камерарий с самого начала не собирался выбрасывать ловушку. Он просто хотел увезти ее как можно дальше от Ватикана. Это был полет в один конец. ГЛАВА 123 Виттория Ветра, стоя на площади Святого Петра, неотрывно смотрела в небо. Вертолет казался едва заметной точ- кой, поскольку лучи прожекторов прессы до него уже почти не доставали. Даже рев его мотора превратился в отдаленное гуде- ние. Казалось, что все люди, вне зависимости от их вероиспове- дания, затаив дыхание, в напряженном ожидании смотрят в небо. Сердца всех жителей земли в этот момент бились в унисон. В душе девушки бушевал ураган эмоций. Когда вертолет скрылся из виду, перед ее мысленным взором снова возникло лицо сидящего в кабине Лэнгдона. О чем он думал в тот мо- мент? Неужели он так все до конца и не понял? Все телевизионные камеры на площади смотрели в темное небо. Взоры людей также были обращены в небеса. И журнали- сты, и зрители вели про себя обратный отсчет секунд. На всех огромных экранах была одна и та же благостная картинка: яс- ное римское небо с алмазной россыпью звезд. Виттория почув- ствовала, что ее глаза наполняются слезами. Позади нее на мраморном возвышении в благоговейном молчании стояли спасенные кардиналы. Взоры священнослу- жителей были обращены вверх. Некоторые из них соединили ладони в молчаливой молитве, но большинство кардиналов слов- но пребывали в трансе. Несколько человек рыдали. Число ос- тавшихся до взрыва секунд неумолимо сокращалось. Во всех концах земли -- в жилых домах, барах, конторах, аэропортах, больницах -- люди готовились стать свидетелями трагического события. Мужчины и женщины брались за руки, родители под- нимали к небу детей. Над площадью Святого Петра стояла мерт- вая тишина. Эту святую тишину взорвали колокола базилики. Виттория дала волю слезам. Затем... затем мир замер. Время истекло. Самым страшным в момент взрыва оказалась повисшая над площадью тишина. Высоко в небе над Ватиканом возникла искра размером с булавочную головку. Затем на какую-то долю секунды появи- лось новое небесное тело... Такого белого и чистого света лю- дям Земли видеть еще не доводилось. Еще мгновение, и искра, словно питая саму себя, начала разрастаться в ослепительно белое пятно. Пятно с невообрази- мой скоростью расширялось во все стороны. Одновременно уси- ливалось сияние, и создавалось впечатление, что это море бе- лого огня вот-вот затопит все небо. Стена света, набирая ско- рость, летела вниз, на людей. Мгновенно потерявшие способность видеть люди закрича- ли и в страхе закрыли глаза руками. Но затем произошло нечто совершенно невообразимое. Рас- текающееся во все стороны море огня, словно повинуясь воле Бога, остановилось, как бы наткнувшись на преграду. Казалось, сверкающий огненный шар был заключен в гигантскую стек- лянную сферу. Отразившись от внутренней стенки невидимого сосуда, световые волны обратились внутрь. Сияние многократ- но усилилось. Казалось, что огненный шар, достигнув нужного диаметра, замер. Несколько мгновений над Римом висело но- вое яркое светило правильной шарообразной формы. Ночь превратилась в день. Затем сфера взорвалась. Над площадью пронесся глухой гул, а затем на землю с ад- ской силой обрушилась взрывная волна. Гранит, на котором стоял Ватикан, содрогнулся. Люди потеряли возможность ды- шать, а некоторых из них просто швырнуло на землю. Окружа- ющая площадь колоннада завибрировала. За ударной волной последовала тепловая. Горячий ветер свирепствовал на площа- ди, вздымая тучи пыли и сотрясая стены. Свидетели этого Ар- магеддона в ужасе закрыли глаза. Затем белая сфера вдруг снова сжалась, превратившись в крошечную световую точку, почти такую же, как та, что за не- сколько секунд до этого дала ей жизнь. ГЛАВА 124 Никогда до этого столько людей одновременно не замирали в полном молчании. Обращенные к вновь потемневшему небу взгляды опусти- лись на землю. Каждый человек по-своему переживал чудо, ко- торому только что явился свидетелем. Лучи прожекторов также склонились к земле, словно в знак почтения к воцарившейся над ними тьме. Казалось, что в этот миг весь мир одновремен- но склонил голову. Кардинал Мортати преклонил колени, чтобы вознести мо- литву. Остальные кардиналы последовали его примеру. Швей- царские гвардейцы в безмолвном салюте опустили к земле свои длинные мечи и тоже склонили головы. Все молчали. Никто не двигался. Во всех сердцах возникли одни и те же чувства. Боль утраты. Страх. Изумление. Вера. И преклонение перед новой могущественной силой, проявление которой они только что на- блюдали. Виттория Ветра, дрожа, стояла у подножия ведущих к бази- лике ступеней. Девушка закрыла глаза. Хотя ураган чувств по- прежнему разрывал ее сердце, в ее ушах, подобно звону далеко- го колокола, звучало одно-единственное слово. Слово чистое и жестокое. Девушка гнала его прочь, но оно возвращалось вновь и вновь. Боль, которую испытывала Виттория, казалось, нельзя было вынести. Она пыталась прогнать ее словами, которые за- полняли сознание всех других людей... потрясающая мощь ан- тивещества... спасение Ватикана... камерарий... мужество... чудо... самопожертвование... Но слово не желало уходить. Оно звучало в ее голове нескончаемым эхом, пробиваясь сквозь хаос мыс- лей и чувств. Роберт. Он примчался к ней в замок Святого ангела. Он спас ее. А она убила его делом своих рук. Кардинал Мортати возносил молитву и одновременно ду- мал, не услышит ли он слов Божиих так же, как услышал их камерарий. "Может быть, для того, чтобы испытать чудо, в чу- деса надо просто верить?" -- спрашивал он себя. Мортати был современным человеком, и чудеса никогда не были для него важной частью древней религии, приверженцем которой он был. Церковь, конечно, твердила о разного рода чудесах... кровото- чащих ладонях... воскрешении из мертвых... отпечатках на плаща- нице... но рациональный ум Мортати всегда причислял эти яв- ления к мифам. Все они, по его мнению, были проявлением одной из величайших слабостей человека -- стремления всему найти доказательства. Чудеса, как он полагал, были всего лишь легендами. А люди верят в них только потому, что хотят верить. И все же... Неужели он настолько осовременился, что не способен при- нять то, что только что видел собственными глазами? Ведь это было чудо. Разве не так? Да, именно так! Господь, прошептав несколько слов в ухо камерария, спас церковь. Но почему в это так трудно поверить? Что сказали бы люди о Боге, если бы тот промолчал? Что Всемогущему на все плевать? Или что у него просто нет сил, чтобы предотвратить несчастье? Явление чуда с Его стороны было единственным возможным ответом! Стоя на коленях, Мортати молился за душу камерария. Он благодарил Карло Вентреску за то, что тот сумел показать ему, старику, чудо, явившееся результатом беззаветной веры. Как ни странно, Мортати не подозревал, какому испыта- нию еще предстоит подвергнуться его вере... По толпе на площади Святого Петра прокатился какой-то шелест. Шелест превратился в негромкий гул голосов, кото- рый, в свою очередь, перерос в оглушительный рев. Вся толпа в один голос закричала: -- Смотрите! Смотрите! Мортати открыл глаза и посмотрел на людей. Все показы- вали пальцем в одну расположенную за его спиной точку, в направлении собора Святого Петра. Лица некоторых людей по- бледнели. Многие упали на колени. Кое-кто от волнения поте- рял сознание. А часть толпы содрогалась в конвульсивных ры- даниях. -- Смотрите! Смотрите! Ничего не понимающий Мортати обернулся и посмотрел туда, куда показывали воздетые руки. А они показывали на са- мый верхний уровень здания, на террасу под крышей, откуда на толпу взирали гигантские фигуры Христа и Его апостолов. Там, справа от Иисуса, протянув руки к людям Земли... сто- ял камерарий Карло Вентреска. ГЛАВА 125 Роберт Лэнгдон уже не падал. Ощущение ужаса покинуло его. Он не испытывал боли. Даже свист ветра поче- му-то прекратился. Остался лишь нежный шелест волн, кото- рый бывает слышен, когда лежишь на пляже. Лэнгдон испытывал какую-то странную уверенность в том, что это -- смерть, и радовался ее приходу. Ученый позволил этому покою полностью овладеть своим телом. Он чувствовал, как ласковый поток несет его туда, куда должен нести. Боль и страх исчезли, и он не желал их возвращения, чем бы ему это ни грозило. Последнее, что он помнил, был разверзнувшийся под ним ад. "Прими меня в объятия свои, молю Тебя..." Но плеск воды не только убаюкивал, порождая ощущение покоя, но и одновременно будил, пытаясь вернуть назад. Этот звук уводил его из царства грез. Нет! Пусть все останется так, как есть! Лэнгдон не хотел пробуждения, он чувствовал, что сонмы демонов собрались на границах этого мира, полного сча- стья, и ждут момента, чтобы лишить его блаженства. В этот тихий мир ломились какие-то страшные существа. За его сте- нами слышались дикие крики и вой ветра. "Не надо! Умоляю!!!" Но чем отчаяннее он сопротивлялся, тем наглее вели себя де- моны. А затем он вдруг вернулся к жизни... Вертолет поднимался все выше в своем последнем смер- тельном полете. Он оказался в нем, как в ловушке. Огни Рима внизу, за открытыми дверями кабины, удалялись с каждой се- кундой. Инстинкт самосохранения требовал, чтобы он немед- ленно выбросил за борт ловушку с антивеществом. Но Лэнгдон знал, что менее чем за двадцать секунд ловушка успеет проле- теть половину мили. И она упадет на город. На людей. Выше! Выше! Интересно, как высоко они сумели забраться, думал Лэнг- дон. Маленькие винтомоторные самолеты, как ему было извест- но, имеют потолок в четыре мили. Вертолет успел преодолеть значительную часть этого расстояния. Сколько осталось? Две мили? Три? У них пока еще есть шансы выжить. Если точно рассчитать время, то ловушка, не достигнув земли, взорвется на безопасном расстоянии как от людей на площади, так и от вер- толета. Он посмотрел вниз, на раскинувшийся под ними город. -- А что, если вы ошибетесь в расчетах? -- спросил каме- рарий. Лэнгдон был поражен. Пилот произнес это, даже не взгля- нув на пассажира. Очевидно, он сумел прочитать его мысли по туманному отражению в лобовом стекле кабины. Как ни стран- но, но камерарий прекратил управление машиной. Он убрал руку даже с рычага управления газом. Вертолет, казалось, летел на автопилоте, запрограммированном на подъем. Священник шарил рукой позади себя под потолком кабины. Через пару секунд он извлек из-за кожуха электрического кабеля спрятан- ный там ключ. Лэнгдон с изумлением следил за тем, как камерарий, по- спешно открыв металлический ящик, укрепленный между си- деньями, достал оттуда черный нейлоновый ранец довольно вну- шительных размеров. Священник положил ранец на пассажир- ское кресло рядом с собой, повернулся лицом к Лэнгдону и сказал: -- Давайте сюда антивещество. Уверенность, с которой он действовал, привела ученого в изум- ление. Священнослужитель, видимо, нашел нужное решение. Лэнгдон не знал что думать. Передавая камерарию ловуш- ку, он сказал: -- Девяносто секунд. То, как поступил с антивеществом клирик, повергло учено- го в еще большее изумление. Камерарий осторожно принял из его рук ловушку и так же осторожно перенес ее в грузовой ящик между сиденьями. После этого он закрыл тяжелую крышку и дважды повернул ключ в замке. -- Что вы делаете?! -- чуть ли не закричал Лэнгдон. • -- Избавляю нас от искушения, -- ответил камерарий и швырнул ключ в темноту за иллюминатором. Лэнгдону показа- лось, что вслед за ключом во тьму полетела его душа. После этого Карло Вентреска поднял нейлоновый ранец и продел руки в лямки. Застегнув на поясе пряжку, он откинул ранец за спину и повернулся лицом к онемевшему от ужаса Лэнгдону. -- Простите меня, -- сказал он. -- Я не хотел этого. Все должно было произойти по-другому. С этими словами он открыл дверцу и вывалился в ночь. Эта картина снова возникла в мозгу Лэнгдона, и вместе с ней вернулась боль. Вполне реальная физическая боль. Все тело горело огнем. Он снова взмолился о том, чтобы его вернули назад, в покой, чтобы его страдания закончились. Но плеск воды стал сильнее, а перед глазами замелькали новые образы. Настоящий ад для него, видимо, только начинался. В его со- знании мелькали какие-то беспорядочные картинки, и к нему снова вернулось чувство ужаса, которое он испытал совсем не- давно. Лэнгдон находился на границе между жизнью и смер- тью, моля об избавлении, но сцены пережитого с каждым ми- гом становились все яснее и яснее... Ловушка с антивеществом была под замком, и добраться до нее он не мог. Дисплей в железном ящике отсчитывал послед- ние секунды, а вертолет рвался вверх. Пятьдесят секунд. Выше! Еще выше! Лэнгдон осмотрел кабину, пытаясь осмыслить то, что увидел. Сорок пять секунд! Он порылся под креслом в по- исках второго парашюта. Сорок секунд! Парашюта там не было! Но должен же существовать хоть какой-нибудь выход!!! Трид- цать пять секунд! Он встал в дверях вертолета и посмотрел вниз, на огни Рима. Ураганный ветер почти валил его с ног. Тридцать две секунды! И в этот миг он сделал свой выбор. Выбор совершенно немыслимый... Роберт Лэнгдон прыгнул вниз, не имея парашюта. Ночь по- глотила его вращающееся тело, а вертолет с новой силой рва- нулся вверх. Звук двигателя машины утонул в оглушительном реве ветра. Такого действия силы тяжести Лэнгдон не испыты- вал с того времени, когда прыгал в воду с десятиметровой выш- ки. Но на сей раз это не было падением в глубокий бассейн. Чем быстрее он падал, тем, казалось, сильнее притягивала его земля. Ему предстояло пролететь не десять метров, а несколько тысяч футов, и под ним была не вода, а бетон и камень. И в этот миг в реве ветра он услышал словно долетевший до него из могилы голос Колера... Эти слова были произнесены утром в ЦЕРНе рядом со стволом свободного падения. Один квадратный ярд поверхности создает такое лобовое сопротивле- ние, что падение тела замедляется на двадцать процентов. Лэнг- дон понимал, что при таком падении двадцать процентов -- ни- что. Чтобы выжить, скорость должна быть значительно ниже. Тем не менее скорее машинально, чем с надеждой, он бросил взгляд на единственный предмет, который прихватил в верто- лете на пути к дверям. Это был весьма странный сувенир, но при виде его у Лэнгдона возникла тень надежды. Парусиновый чехол лобового стекла лежал в задней части ка- бины. Он имел форму прямоугольника размером четыре на два ярда. Кроме того, чехол был подшит по краям, наподобие про- стыни, которая натягивается на матрас. Одним словом... это было грубейшее подобие парашюта. Никаких строп, ремней и лямок на парусине, естественно, не было, но зато с каждой стороны нахо- дилось по широкой петле, при помощи которых чехол закрепляли на искривленной поверхности кабины пилота. Лэнгдон тогда ма- шинально схватил парусину и, прежде чем шагнуть в пустоту, про- дел руки в петли. Он не мог объяснить себе подобный поступок. Скорее всего это можно было считать последним актом сопротив- ления. Мальчишеским вызовом судьбе. Сейчас, камнем падая вниз, он не питал никаких иллюзий Положение его тела, впрочем, стабилизировалось. Теперь он летел ногами вниз, высоко подняв руки. Напоминавшая шляпку гриба парусина трепыхалась над его головой. Ветер сви- стел в ушах. В этот момент где-то над ним прогремел глухой взрыв. Центр взрыва оказался гораздо дальше, чем ожидал Лэнгдон. Его по- чти сразу накрыла взрывная волна. Ученый почувствовал, как страшная сила начала сдавливать его легкие. Воздух вокруг вна- чале стал теплым, а затем невыносимо горячим. Верхушка чех- ла начала тлеть... но парусина все-таки выдержала. Лэнгдон устремился вниз на самом краю световой сферы, ощущая себя серфингистом, пытающимся удержаться на греб- не гигантской волны. Через несколько секунд жар спал, и он продолжил падение в темную прохладу. На какой-то миг профессор почувствовал надежду на спа- сение. Но надежда исчезла так же, как и жара над головой. Руки болели, и это свидетельствовало о том, что парусина не- сколько задерживает падение. Однако, судя по свисту ветра в ушах, он по-прежнему падал с недопустимой скоростью. Уче- ный понимал, что удара о землю он не переживет. В его мозгу нескончаемой вереницей проносились какие-то цифры, но понять их значения Лэнгдон не мог... "Один квад- ратный ярд поверхности создает такое лобовое сопротивление, что падение тела замедляется на двадцать процентов". Однако до него все же дошло, что парусина была достаточно большой для того, чтобы замедлить падение более чем на двадцать про- центов. Но в то же время Лэнгдон понимал, что того снижения скорости, которое давал чехол, для спасения было явно недо- статочно. Удара о ждущий его внизу бетон ему не избежать. Прямо под ним расстилались огни Рима. Сверху город был похож на звездное небо, с которого падал Лэнгдон. Россыпь огней внизу рассекала на две части темная полоса -- широкая, похожая на змею вьющаяся лента. Лэнгдон внимательно посмотрел на черную ленту, и в нем снова затеплилась надежда. С почти маниакальной силой он правой рукой потянул край парусины вниз. Ткань издала гром- кий хлопок, и его импровизированный парашют, выбирая ли- нию наименьшего сопротивления, заскользил вправо. Поняв, что направление полета несколько изменилось, ученый, не об- ращая внимания на боль в ладони, снова рванул парусину. Те- перь Лэнгдон видел, что летит не только вниз, но и в сторону. Он еще раз взглянул на темную синусоиду под собой и увидел, что река все еще далеко справа. Но и высота оставалась тоже довольно порядочной. Почему он потерял столько времени? Он вцепился в ткань и потянул изо всех сил, понимая, что все те- перь в руках Божьих. Американец не сводил глаз с самой широ- кой части темной змеи и первый раз в жизни молил о чуде. Все последующие события происходили словно в густом ту- мане. Быстро надвигающаяся снизу темнота... к нему возвраща- ются старые навыки прыгуна в воду... он напрягает мышцы спи- ны и оттягивает носки... делает глубокий вдох, чтобы защитить внутренние органы... напрягает мышцы ног, превращая их в таран... и, наконец, благодарит Бога за то, что Он создал Тибр таким бурным. Пенящаяся, насыщенная пузырьками воздуха вода оказывает при вхождении в нее сопротивление в три раза меньшее, чем стоячая. Затем удар... и полная темнота. Громоподобные хлопки парусинового чехла отвлекли вни- мание зевак от огненного шара в небесах. Да, этой ночью небо над Римом изобиловало необычайными зрелищами... Поднимающийся ввысь вертолет, чудовищной силы взрыв, и вот теперь какой-то странный объект, рухнувший с неба в кипящие воды реки рядом с крошечным Isola Tiberina. Во всех путеводителях по Риму это место так и называется -- Остров на Тибре. С 1656 года, когда остров стал местом карантина больных во время эпидемии чумы, ^му начали приписывать чудодей- ственные целительные свойства. Именно по этой причине на острове несколько позже была основана лечебница, получив- шая название "Оспидале ди Сан-Джованни ди Дио". В извлеченном из воды и изрядно побитом теле, к изумле- нию спасателей, еще теплилась жизнь. Пульс едва прощупы- вался, но и это слабое биение казалось чудом. Еще одним под- тверждением мистической репутации этого места. А через не- сколько минут, когда спасенный мужчина стал кашлять и к нему начало возвращаться сознание, толпившиеся вокруг него люди окончательно поверили в то, что Остров на Тибре -- место, где происходят чудесные исцеления. ГЛАВА 126 Кардинал Мортати знал, что ни в одном из языков мира не найдется слов, чтобы описать творящееся на его глазах чудо. Тишина, воцарившаяся над площадью Святого Петра, была гораздо выразительнее, чем пение целого хора ангелов. Глядя на камерария Карло Вентреска, Мортати всем своим существом ощущал борьбу, которую ведут между собой его серд- це и разум. Видение казалось реальным и вполне осязаемым. Но тем не менее... как он мог там появиться? Все видели, что камерарий улетел на вертолете. Весь мир наблюдал за появле- нием в небе огненного шара. И вот теперь священник каким-то непостижимым образом оказался высоко над ними на террасе собора, рядом с самим Христом. Неужели его перенесли туда ангелы? Или, может быть, сам Творец воссоздал его из пепла? Но подобное невозможно... Сердце Мортати хотело верить в чудо, но его разум призы- вал к реальности. Взоры всех кардиналов были обращены в сто- рону собора, и священнослужители явно видели то же, что ви- дел он. Новое чудо, которое явил Творец, привело их в близкое к параличу состояние. Да, это, вне всякого сомнения, был камерарий. Но выгля- дел он как-то по-иному. В нем ощущалось нечто божественное. Казалось, что он прошел обряд очищения. Может быть, это дух? Или все-таки человек? В ослепительно белом свете про- жекторов Карло Вентреска казался невесомым. С площади до Мортати стали доноситься рыдания, привет- ственные возгласы и даже аплодисменты. Группа монахинь рух- нула на колени и громко запела гимн. Толпа на площади стано- вилась все более шумной... Затем последовала короткая пауза, и все люди, не сговариваясь, начали выкрикивать имя камера- is Д. Браун рия. Все кардиналы присоединились к этим крикам, по щекам некоторых из них катились слезы. Мортати оглядывался по сто- ронам, пытаясь осмыслить происходящее. Неужели это действи- тельно случилось? Камерарий Карло Вентреска стоял на верхней террасе со- бора и вглядывался в тысячи и тысячи обращенных к нему лиц. Он не знал до конца, происходит ли это наяву или видится ему во сне. Ему казалось, что он перевоплотился и существует уже в ином мире. Камерарий задавал себе вопрос: что спустилось с небес на мирные сады Ватикана -- его бренное тело или всего лишь нетленная душа? Он снизошел на землю, словно одино- кий ангел, а громада собора скрывала от глаз беснующейся на площади толпы его черный парашют. Камерарий не знал, что сумело вознестись по старинной лестнице на террасу собора -- его изможденное тело или неутомимый дух... Он стоял высоко над толпой, и ему казалось, что тело его стало невесомым. Карло Вентреска казался самому себе при- зраком. Хотя люди внизу выкрикивали его имя, камерарий твердо знал, что приветствуют они вовсе не его. Они кричали потому, что испытывали счастье, которое он сам испытывал каждый день, общаясь с Всемогущим. Люди наконец ощутили те чув- ства, которые постоянно жаждали ощутить. Они всегда хотели узнать, что находится за гранью... Им необходимо было узреть доказательства всемогущества Создателя. Камерарий Карло Вентреска всю жизнь молил о приходе подобного момента, но даже в самых смелых своих мечтаниях он не мог предположить, что Господь явит себя именно таким образом. Ему хотелось крикнуть в толпу: "Оглядитесь -- и вы увидите вокруг себя чудеса! Бог живет в вас каждую минуту!" Некоторое время он стоял молча, испытывая чувства, кото- рых раньше никогда не ведал. Затем, следуя внутреннему поры- ву, клирик склонил голову и отступил от края террасы. Оказавшись в одиночестве на крыше, камерарий опустился на колени и приступил к молитве. ГЛАВА 127 Вокруг него кружились какие-то неясные тени, то совершенно исчезая в тумане, то появляясь вновь. Ноги отча- янно болели, а по телу, как ему казалось, проехал грузовик. Он лежал на боку на земле. В ноздри бил острый запах желчи. До слуха по-прежнему долетал шум реки, но этот звук уже не ка- зался ему умиротворяющим. Он слышал и другие звуки: кто-то говорил совсем рядом с ним. Неясные тени кружились вокруг него в бесконечном хороводе. Почему эти фигуры облачены в белые одежды? Видимо, потому, решил Лэнгдон, что он либо в раю, либо в сумасшедшем доме. Поскольку горло сильно боле- ло (ему казалось, что его обожгли огнем), он решил, что это все же не небеса. -- Рвота прекратилась, -- сказал по-итальянски мужской голос. -- Переверните его на спину. -- Человек говорил про- фессиональным тоном и при этом весьма властно. Лэнгдон ощутил, как чьи-то руки начали медленно повора- чивать его. Он попытался сесть, но те же руки мягко, но реши- тельно не позволили ему этого сделать. Лэнгдон не сопротив- лялся. После этого ученый почувствовал, что кто-то принялся рыться в его карманах и извлекать их содержимое. Затем он снова впал в небытие. Доктор Жакобус не был религиозным человеком. Годы за- нятия медициной давно лишили его веры в любые потусторон- ние силы. Но то, что случилось этим вечером в Ватикане, подвергло его рациональное мышление весьма серьезному ис- пытанию. Не хватало только того, чтобы с неба начали падать тела, думал он. Доктор Жакобус пощупал пульс мужчины в мокрой и гряз- ной одежде, которого только что извлекли из вод Тибра, и ре- шил, что этого типа к спасению привел сам Создатель. От удара о воду мужчина лишился сознания, и, не окажись доктор Жа- кобус и его команда на берегу (все они любовались небесным спектаклем), парень наверняка бы утонул. -- Ё Americano, -- сказала медсестра, роясь в бумажнике только что извлеченного из воды человека. Американец?! Коренные обитатели Рима уже давно полушутливо утверж- дают, что в результате засилья американцев в их городе гамбур- геры скоро превратятся в национальное итальянское блюдо. Но чтобы американцы падали с неба -- это уже явный перебор! Доктор направил тонкий луч фонарика в глаз мужчины, что- бы проверить реакцию зрачков на свет. Убедившись в том, что зрачки реагируют, он спросил: -- Вы меня слышите, сэр? Вы осознаете, где находитесь? Человек не ответил. Он снова потерял сознание. -- Si chiama Robert Langdon*, -- объявила медсестра, изучив водительское удостоверение мужчины. Все собравшиеся на берегу медики, услышав имя, букваль- но окаменели. -- Невозможно! -- воскликнул Жакобус. Роберт Лэнгдон был тем человеком, которого показывали по телевизору. Помогавшим Ватикану американским профес- сором. Доктор Жакобус своими глазами видел, как всего не- сколько минут назад Роберт Лэнгдон сел на площади Святого Петра в вертолет и поднялся в небо. Жакобус и все остальные выбежали на берег, чтобы посмотреть на взрыв антивещества. Это было грандиозное зрелище. Подобной сферы белого огня никому из них видеть не доводилось. Это не может быть тот же самый человек! -- Это точно он! -- воскликнула медсестра, отводя назад прилипшие ко лбу мокрые волосы мужчины. -- Кроме того, я узнаю его твидовый пиджак. Со стороны входа в больницу послышался громкий вопль. Медики оглянулись и увидели одну из своих пациенток. Жен- щина, казалось, обезумела. Воздев к небу руку с зажатым в ней транзисторным приемником, она воздавала громкую хвалу Гос- поду. Из ее бессвязных слов все поняли, что камерарий Карло * Его зовут Роберт Лэнгдон (ит.). Вентреска только что чудесным образом появился на крыше собора. Доктор Жакобус твердо решил, что как только в восемь утра закончится его дежурство, он тут же отправится в церковь. Свет над его головой стал ярче, приобретя какую-то сте- рильность, а сам он лежал на хирургическом столе. Воздух был насыщен запахом незнакомых лекарств. Ему только что сдела- ли какую-то инъекцию, предварительно освободив от одежды. Определенно не цыгане, подумал он в полубреду. Может быть, пришельцы? Да, ему приходилось слышать о подобных вещах. Но, судя по всему, эти создания не намерены причинить ему вред. Видимо, они хотят всего лишь... -- Ни за что! -- выкрикнул он, открыл глаза и сел. -- Attento!* -- рявкнуло одно из созданий, пытаясь уложить его на стол. На белом одеянии существа висела картонка с надписью "Д-р Жакобус". -- Простите... -- пробормотал Лэнгдон, -- я подумал... -- Успокойтесь, мистер Лэнгдон. Вы в больнице... Туман начал рассеиваться, и ученый ощутил облегчение. Он, правда, ненавидел все лечебные учреждения, но эскулапы в лю- бом случае лучше пришельцев, пытающихся завладеть его дето- родными органами. -- Меня зовут доктор Жакобус, -- представился человек в белом и рассказал пациенту, что произошло. -- Вы родились в рубашке, молодой человек, -- закончил рассказ медик. Лэнгдон же себя счастливчиком не чувствовал. Он с трудом вспоминал, что с ним произошло до этого... вертолет... камера- рий. На его теле не осталось ни одного живого места. Болело буквально все. Ему дали воду, и он прополоскал рот. После этого они сменили повязку на его ободранной в кровь ладони. -- Где моя одежда? -- спросил Лэнгдон. На нем был хирур- гический халат из хлопка. Осторожно! (шя.) Одна из сестер показала на бесформенную кучу мокрого твида и хаки, лежащую на стойке неподалеку. -- Ваша одежда насквозь промокла, и нам пришлось ее с вас срезать. Лэнгдон взглянул на то, что осталось от его твидового пид- жака, и нахмурился. -- Все ценное мы вынули, -- продолжала сестра. -- Лишь бумажная салфетка, которая была в кармане, совершенно раз- мокла. Лэнгдон еще раз посмотрел на пиджак и увидел обрывки пергамента, прилипшие кое-где к подкладке. Это было все, что осталось от листка, изъятого из "Диаграммы" Галилея. Един- ственная копия, на которой был указан путь к Храму Света, в буквальном смысле растворилась. У него не было сил как-то отреагировать на эту невосполнимую потерю. Он просто смот- рел и молчал. -- Все остальные вещи мы спасли, -- повторила сестра. -- Бумажник, миниатюрную видеокамеру и ручку. Камеру я, как могла, высушила. -- У меня не было камеры. Медсестра, не скрывая своего удивления, протянула ему хи- рургическую кювету с его вещами. Увидев рядом с бумажником и ручкой крошечный аппарат фирмы "Сони", Лэнгдон все вспомнил. Миниатюрную видеокамеру вручил ему Колер с просьбой передать прессе. -- Мы нашли ее у вас в кармане, -- повторила сестра. -- Но думаю, что вам понадобится новый прибор. -- Она открыла крышку двухдюймового экрана и продолжила: -- Экран трес- нул, но зато звук еще есть. Правда, едва слышно. -- Поднеся аппарат к уху, девушка сказала: -- Постоянно повторяется одно и то же. Похоже, что спорят двое мужчин. С этими словами она передала камеру Лэнгдону. Заинтригованный, Лэнгдон взял аппарат и поднес его к уху. Голоса звучали несколько металлически, но вполне внятно. Один из говоривших был ближе к камере, другой находился чуть по- одаль. Лэнгдон без труда узнал обоих собеседников. Сидя в халате на хирургическом столе, ученый со все возра- стающим изумлением вслушивался в беседу. Конец разговора оказался настолько шокирующим, что Лэнгдон возблагодарил судьбу за то, что не имел возможности его увидеть. О Боже! Когда запись пошла сначала, Лэнгдон отнял аппарат от уха и погрузился в раздумье. Антивещество... Вертолет... Но это же означает, что... У него снова началась тошнота. Движимый яростью, он в пол- ной растерянности соскочил со стола и замер на дрожащих ногах. -- Мистер Лэнгдон! -- попытался остановить его врач. -- Мне нужна какая-нибудь одежда, -- заявил американец, почувствовав прохладное дуновение; его одеяние оставляло спи- ну неприкрытой. -- Но вам необходим покой. -- Я выписываюсь. Немедленно. И мне нужна одежда. -- Но, сэр, вы... -- Немедленно! Медики обменялись недоуменными взглядами, а доктор Жакобус сказал: -- У нас здесь нет одежды. Возможно, утром кто-нибудь из ваших друзей... Лэнгдон, чтобы успокоиться, сделал глубокий вдох и, глядя в глаза эскулапа, медленно произнес: -- Доктор Жакобус, я должен немедленно уйти, и мне необ- ходима одежда. Я спешу в Ватикан. Согласи