тесь, доктор, что вряд ли кто-нибудь появлялся в этом священном месте с голой задницей за все две тысячи лет его существования. Мне не хо- чется ломать эту традицию. Я ясно выразился? -- Дайте этому человеку какую-нибудь одежду, -- нервно сглотнув слюну, распорядился доктор Жакобус. Когда Лэнгдон, хромая на обе ноги, выходил из дверей ооль- ницы, он казался себе бойскаутом-переростком. На нем был голубой комбинезон фельдшера "скорой помощи" с застежкой- молнией от шеи до промежности. Комбинезон украшали мно- ДЭИ БРАУН гочисленные цветные нашивки, которые, видимо, говорили о высокой квалификации владельца одежды. На сопровождавшей его весьма массивного телосложения женщине был точно такой же наряд. Доктор заверил Лэнгдона, что дама доставит его в Ватикан за рекордно короткое время. -- Molto traffico*, -- сказал американец, вспомнив, что все улицы вокруг Ватикана забиты людьми и машинами. Это предупреждение, видимо, нисколько не обеспокоило даму. Гордо ткнув пальцем в одну из своих нашивок, она заявила: -- Sono conducente di ambulanza. -- Ambulanza?** Он понял, что теперь ему, видимо, предстоит поездка в ка- рете "скорой помощи". Женщина провела его за угол дома. Там, на сооруженной над рекой бетонной площадке, стояло их транспортное сред- ство. Увидев его, Лэнгдон замер. Это был видавший виды ар- мейский медицинский вертолет. На фюзеляже было выведено: "Aero -- ambulanza". Лэнгдон опустил голову. -- Мы летим в Ватикан. Очень быстро, -- улыбнулась жен- щина. ГЛАВА 128 Кипящие энтузиазмом и энергией кардиналы уст- ремились назад в Сикстинскую капеллу. В отличие от всех ос- тальных членов коллегии Мортати ощущал все возрастающую растерянность. У него даже появилась мысль бросить все и ос- тавить конклав. Кардинал верил в древние чудеса из Священ- ного Писания, но то, чему он был свидетелем сегодня, не уме- щалось в его сознании. Казалось бы, после семидесяти девяти лет, прожитых в преданности вере, эти события должны были Много машин (ит.). -- Я водитель "скорой помощи". - "Скорой помощи"? (ит.) привести его в религиозный экстаз... а он вместо этого начинал испытывать сильное душевное беспокойство. Во всех этих чу- десах что-то было не так. -- Синьор Мортати! -- выкрикнул на бегу швейцарский гвар- деец. -- Мы, как вы просили, поднялись на крышу. Камера- рий... во плоти! Он обычный человек, а не дух! Синьор Вент- реска такой, каким мы его знали! -- Он говорил с вами? -- Камерарий стоял на коленях в немой молитве. Мы побо- ялись его беспокоить. Мортати не знал, как поступить. -- Скажите ему... скажите, что кардиналы томятся в ожи- дании. -- Синьор, поскольку он -- человек... -- неуверенно произ- нес гвардеец. -- И что же? -- Его грудь... На ней сильный ожог. Может быть, нам сле- дует вначале перевязать его раны? Думаю, он очень страдает от боли. Мортати задумался. Долгие годы, посвященные службе цер- кви, не подготовили его к подобной ситуации. -- Поскольку он человек, то и обращайтесь с ним, как с человеком. Омойте его. Облачите в чистые одежды. Мы будем ждать его в Сикстинской капелле. Швейцарец умчался прочь. Мортати направился в капеллу. Все остальные кардиналы уже находились там. Выйдя в вестибюль, он увидел Витторию Ветра. Девушка, понурясь, сидела на каменной скамье у подно- жия Королевской лестницы. Мортати разделял ее боль и оди- ночество, но в то же время он знал, что все это может подо- ждать. Ему предстоит работа... Однако, положа руку на сердце, Мортати не знал, в чем будет заключаться эта работа. Когда он вошел в капеллу, там царил безудержный восторг. "Да поможет мне Бог", -- подумал он и закрыл за собой дверь. Принадлежащий больнице Сан-Джованни ди Дио вертолет кружил за дальней от площади стеной Ватикана, а Лэнгдон, стиснув зубы и сжав кулаки, клялся всем известным ему богам, что это будет его последний полет на винтокрылой машине. Убедив даму-пилота в том, что правила полетов над Ватика- ном в данный момент меньше всего заботят правителей этого города-государства, он попросил ее пролететь над стеной и при- землиться на посадочной площадке папской обители. -- Grazie, -- сказал он, с трудом спустившись на землю. Дама послала ему воздушный поцелуй, оторвала машину от земли и мгновенно скрылась в ночи. Лэнгдон глубоко вздохнул, стараясь привести мысли в по- рядок и до конца понять суть того, что он собирается предпри- нять. Не выпуская видеокамеры из рук, он забрался в электро- кар, на котором уже ездил днем. Об аккумуляторах с тех пор никто не позаботился, и стрелка указателя заряда стояла почти на нуле. В целях экономии энергии фары включать он не стал. Кроме того, ученый предпочел бы, чтобы его появление оста- лось незамеченным. Кардинал Мортати остановился у дверей и ошеломленно наблюдал за тем, что происходило в Сикстинской капелле. А происходило там нечто невообразимое. -- Это подлинное чудо! -- кричал один кардинал. -- Руца Божия! -- Да! -- вторил ему другой. -- Господь явил нам Свою волю! -- Камерарий должен стать нашим папой! -- вопил третий. -- Пусть он и не кардинал, но Творец ниспослал нам чудесный знак! -- Именно так! -- с энтузиазмом поддержал его кто-то. -- Законы конклава установлены людьми. И они ничто по сравне- нию с Божьей волей! Призываю всех немедленно приступить к голосованию! -- К голосованию?! -- перекрывая всеобщий шум, рявкнул Мортати. -- А я-то полагал, что это моя работа! Все повернулись в его сторону. Старик увидел, что кардиналы смотрят на него с явным по- дозрением. Более того, в некоторых взглядах можно было заме- тить даже враждебность. Священнослужителей уязвило его рав- нодушие к явленным только что всему миру чудесам. Трезвый подход ко всем явлениям должен иметь свои границы, считали они. Мортати очень хотел, чтобы его душа возликовала вместе с остальными, но этого почему-то не случилось. Вместо незем- ной радости он ощущал... душевную боль и печаль, которым не находил объяснения. Он поклялся руководить конклавом с чи- стой душой, но теперь начинал испытывать сомнения. Отри- цать это было невозможно. -- Друзья!.. -- начал он, выйдя к алтарю (Мортати казалось, что голос, произнесший это, принадлежит вовсе не ему). -- Я очень опасаюсь, что весь остаток своих дней проведу в бес- плодных попытках понять то, свидетелем чего я был сегодня. Вы же немедленно предлагаете избрать папой камерария... хотя нельзя исключать и того, что Бог, возможно, этого не желает. В Сикстинской капелле повисла мертвая тишина. -- Как... как вы смеете? -- возмутился наконец один из кар- диналов. -- Камерарий спас церковь! С ним напрямую общался Создатель. Человек пережил саму смерть! Какие еще доказа- тельства нам нужны?! -- Камерарий вскоре предстанет перед нами, -- сказал Мор- тати. -- Подождем его появления и, прежде чем приступить к выборам, выслушаем его объяснения. --- Объяснения?! -- Когда вы избирали меня на пост "великого выборщика", я дал клятву следовать всем правилам конклава. Вам, вне вся- кого сомнения, известно, что, согласно Святому уложению, ка- мерарий, не являясь кардиналом, папой быть избран не может. Карло Вентреска простой священник... всего лишь... слуга. Кроме того, он слишком молод для того, чтобы стать понтификом. -- Мортати почувствовал, что число обращенных на него враж- дебных взглядов с каждым его словом возрастает. -- Но даже если я и проведу голосование, то потребую, чтобы вы предва- рительно изменили правила, формально одобрив возможность избрания человека, избранию не подлежащего. Я попрошу каж- дого из вас торжественно отречься от данной вами клятвы со- блюдать Святое уложение. -- Но то, что мы видели сегодня, -- сердито возразил кто- то, -- стоит бесспорно выше всех наших законов. -- Неужели? -- прогремел Мортати, даже не понимая, отку- да исходят эти слова. -- Неужели Бог желает, чтобы мы отказа- лись от законов церкви?! Неужели Создатель хочет, чтобы мы, не слушая голоса разума, принимали решения, следуя взрыву эмоций? -- Но разве вы не видели того, что видели мы? -- злобно поинтересовался один из кардиналов. -- Да как вы смеете со- мневаться в подобного рода проявлениях Высшей силы?! -- Я вовсе не сомневаюсь! -- Голос Мортати прозвучал с такой силой, которой кардинал в себе и не подозревал. -- Я не ставлю под сомнение всемогущество нашего Творца. Именно Он наградил нас разумом и чувством осторожности. Проявляя благоразумие, мы служим Богу! ГЛАВА 129 Виттория Ветра по-прежнему сидела в одиночестве на каменной скамье у подножия Королевской лестницы непо- далеку от Сикстинской капеллы. Когда через заднюю дверь в помещение проникла какая-то фигура, девушке показалось, что она снова видит призрак. Призрак был в бинтах, хромал на обе ноги, и на нем был костюм работника "скорой помощи". Не веря своим глазам, она поднялась на ноги и прошептала: -- Ро... Роберт? Лэнгдон не ответил. Молча проковыляв к ней, он заключил ее в объятия и поцеловал в губы. В этом импульсивном дей- ствии девушка ощутила боль и благодарность. -- Благодарю тебя, Боже, -- прошептала она, не сдерживая слез. -- Благодарю!.. Он поцеловал ее еще раз, и девушка целиком растворилась в этом поцелуе. Их тела слились воедино так, словно они знали Друг друга уже много лет. Забыв боль и страх, Виттория стояла, прижавшись к нему, и на какой-то миг ей показалось, что она стала невесомой. -- Это Божья воля! -- выкрикнул кто-то, и эхо его голоса прокатилось под сводами Сикстинской капеллы. -- Кто, кроме избранника Божьего, мог пережить дьявольский взрыв?! -- Я, -- послышался голос от дверей капеллы. Все кардиналы повернулись и с изумлением уставились на плетущегося к ним человека. -- Мистер... Лэнгдон? -- не веря своим глазам, спросил Мортати. Не говоря ни слова, ученый прошел к алтарю. Следом за ним шла Виттория Ветра. Два швейцарских гвардейца вкатили в капеллу тележку с большим телевизором. Пока гвардейцы раз- мещали телевизор экраном к кардиналам и включали его в сеть, Лэнгдон не двигался. Как только швейцарцы ушли, ученый вста- вил кабель камеры "Сони" в гнездо входа на телевизоре и на- жал кнопку воспроизведения. Экран ожил. Перед глазами кардиналов возник папский кабинет. Кар- тинка была не очень четкой. Создавалось впечатление, что сни- мали скрытой камерой. В правой части изображения находился камерарий. Он стоял рядом с камином, но его лицо оставалось в тени. Хотя клирик говорил прямо в камеру, было ясно, что он обращался к кому-то еще -- очевидно, к человеку, который вел съемку. Лэнгдон пояснил, что фильм снимал директор ЦЕРНа Максимилиан Колер. Всего лишь час назад Колер записал свою беседу с камерарием при помощи крошечной видеокамеры, вмонтированной в подлокотник его инвалидного кресла. Мортати и остальные кардиналы в недоумении взирали на экран. Хотя беседа продолжалась уже некоторое время, Лэнг- дон не стал отматывать пленку. Видимо, та часть фильма, кото- рую, по мнению ученого, должны были увидеть высокопостав- ленные священнослужители, только начиналась... -- Неужели Леонардо Ветра вел дневник? -- говорил каме- рарий. -- Если так, то это, я полагаю, прекрасная новость для ЦЕРНа. В том случае, если в дневнике изложена технология получения антивещества... -- Там этого нет, -- сказал Колер. -- Вы, видимо, почув- ствуете облегчение, узнав, что способ получения антиматерии умер вместе с Леонардо. В его дневнике говорится о другом. А именно -- о вас. -- Не понимаю, -- ответил камерарий. Было заметно, что слова директора его встревожили. -- Там имеется запись о его встрече с вами, имевшей место месяц назад. Камерарий помолчал немного, а затем, взглянув на дверь, произнес: -- Рошер не должен был пускать вас сюда, не заручившись моим согласием. Каким образом вам удалось проникнуть в ка- бинет? -- Рошеру все известно. Я предварительно позвонил ему и рассказал о том, что вы сделали. -- Что я сделал? Что бы вы ему ни наплели, Рошер -- швей- царский гвардеец, который слишком предан этой церкви, что- бы поверить словам озлобленного ученого. -- Вы правы, он действительно предан церкви. Предан на- столько, что, несмотря на то что все улики указывали на одного из его швейцарцев, отказывался поверить, что его люди способ- ны на предательство. Он весь день искал другие объяснения. -- И вы ему подобное объяснение обеспечили? -- Да. Я рассказал ему всю правду. Правду, прямо говоря, шокирующую. -- Если Рошер вам поверил, он должен был немедленно арестовать меня... -- Нет. Я этого не допустил, обещав свое молчание в обмен на встречу с вами. -- Неужели вы намерены шантажировать церковь россказ- нями, в которые скорее всего никто не поверит? -- с каким-то странным смешком сказал камерарий. -- Я никого не собираюсь шантажировать. Я всего лишь хочу услышать правду из ваших уст. Леонардо Ветра был моим другом. Камерарий, не отвечая на эти слова, повернулся лицом к камину. -- Что же, в таком случае скажу я, -- продолжал Колер. -- Примерно месяц назад Леонардо Ветра вступил с вами в кон- такт и попросил срочной аудиенции у папы. Вы организовали эту встречу, поскольку понтифик всегда восхищался научными успехами Леонардо. Кроме того, Ветра сказал вам, что возник- ла чрезвычайная ситуация и дело не терпит отлагательства. Камерарий молча смотрел в огонь. -- Леонардо тайно прибыл в Ватикан. Моего друга очень огорчало то, что он тем самым нарушал данное дочери слово, но иного выбора у него не было. Последнее открытие породило в душе Леонардо серьезный конфликт, и он очень нуждался в духовном руководстве. Во время конфиденциальной встречи он сообщил папе и вам, что совершил открытие, которое может иметь самые серьезные религиозные последствия. Он доказал физическую возможность акта Творения. Опыты Ветра показа- ли, что с помощью мощного источника энергии -- который мой друг именовал Богом -- можно воспроизвести момент Тво- рения. Ответом директору было молчание. -- Папа был потрясен, -- продолжал Колер. -- Он хотел, чтобы Леонардо публично сообщил о своем достижении. Его святейшество полагал, что это открытие сможет проложить мост через пропасть между наукой и религией. А об этом папа меч- тал всю свою жизнь. Но затем Леонардо рассказал вам о другой стороне эксперимента. О том, что вынудило его обратиться за духовным наставлением. Дело в том, что в результате акта Тво- рения все создавалось парами (так утверждает ваша Библия), причем парами противоположностей. Как свет и тьма, напри- 560 мер. Ветра обнаружил, что это справедливо и в отношении его эксперимента. Создав вещество, он одновременно создал и его противоположность -- антивещество. Это его беспокоило. Сто- ит ли мне продолжать? Камерарий вместо ответа наклонился к огню и пошевелил кочергой уголья. -- Через некоторое время вы посетили ЦЕРН, чтобы лично ознакомиться с работой Леонардо. В дневниках доктора Ветра есть упоминание о том, что вы были в его лаборатории. Камерарий посмотрел на Колера, который сказал: -- Поездка папы неизбежно привлекла бы внимание прес- сы, поэтому он направил в Женеву вас. Леонардо тайно провел вас по своей лаборатории. Он показал вам аннигиляцию. Мо- дель Большого взрыва. Или, если хотите, энергию Творения. Более того, Леонардо Ветра провел вас в хранилище опасных материалов, где вы увидели большой образец антивещества. Об- разец, который был призван доказать, что антиматерию можно производить в значительных количествах. Вы выразили Лео- нардо свое восхищение и, вернувшись в Ватикан, доложили папе обо всем, что видели. -- И что же, простите, вас так гложет? -- со вздохом спро- сил камерарий. -- Неужели то, что, уважая волю Леонардо Вет- ра, я этим вечером делал вид, что мне ничего не известно об антивеществе? -- Нет! Меня гложет то, что вы организовали его убийство, хотя он практически доказал существование вашего Бога! Камерарий смотрел на Колера, и на его лице нельзя было увидеть никаких эмоций. А потрескивание горящих поленьев было единственным зву- ком, нарушавшим тишину кабинета. Неожиданно камера задрожала, и на экране возникла рука Колера. Было видно, что директор лихорадочно пытается из- влечь из-под кресла какой-то предмет. Через несколько секунд в его руке появился пистолет. Картинка получилась очень вы- разительной: смотревшая сзади камера показывала во всю дли- ну руку с зажатым в ней оружием. Ствол пистолета был направ- лен прямо в грудь камерария. -- Признавайтесь в своих грехах, святой отец. Признавай- тесь немедленно! -- Вы понимаете, что живым вам отсюда не выбраться? -- испуганно произнес камерарий. -- Смерть явится долгожданным избавлением от страданий, которые я благодаря вашей религии вынужден терпеть с ранне- го детства. -- Колер держал пистолет уже обеими руками. -- Я даю вам возможность выбора. Признание в преступлениях или немедленная смерть! Камерарий покосился на дверь. -- Рошер стоит снаружи, -- сказал Колер. -- Он тоже готов вас убить. -- Капитан дал торжественную клятву защищать цер... -- Он впустил меня сюда. С оружием. Ваша ложь ему отвра- тительна. У вас еще есть выбор. Признайтесь в преступлениях. Я хочу услышать это признание из ваших уст. Камерарий явно не знал, как поступить. Пистолет в руках Колера чуть приподнялся. -- Неужели вы все еще сомневаетесь в том, что я вас при- стрелю? -- спросил директор ЦЕРНа. -- Что бы я вам ни сказал, -- ответил камерарий, -- вы не тот человек, который способен понять мои слова. -- А вы все же попытайтесь. Камерарий несколько секунд стоял неподвижно, его силуэт был четко виден на фоне огня. Когда он заговорил, его голос зазвучал с таким достоинством, словно речь шла не об убий- стве, а об акте великого альтруизма. -- С самого начала времен, -- начал камерарий, -- церковь вела сражение с врагами Бога. Иногда ее оружием было слово, а иногда -- меч. И мы всегда побеждали в этой борьбе. Клирик говорил без тени сомнения, с полной убежденно- стью в правоте своих слов. -- Но все демоны прошлого были демонами зла, и они вы- зывали всеобщий страх и отвращение... Бороться с ними нам было сравнительно легко. Но сатана хитер и умен. С течением времени его дьявольская личина обрела иную форму... форму чистого разума. Эта внешне прозрачная форма тем не менее ко- варна и опасна. Она, как и демоны прошлого, лишена души. -- В голосе камерария неожиданно вспыхнул гнев, и он продолжил чуть ли не с маниакальным напором: -- Подскажите мне, мис- тер Колер, каким образом церковь может выступить с осужде- нием того, что придает нашему уму способность логически мыслить? Как можем мы открыто осуждать то, что является фундаментом нашего общества? Стоит нам возвысить голос, чтобы выступить с предупреждением, как вы поднимаете крик, называя нас невеждами и параноиками. Вы возвещаете всему миру, что обскуранты пытаются положить конец прогрессу. И зло, которое вы сеете, постоянно разрастается. Это зло, завер- нувшееся в мантию самодовольного интеллектуализма, разра- стается, как раковая опухоль. Зло обожествляет себя, являя миру все новые и новые чудеса. Чудеса техники и технологии. И вы делаете это постоянно, внушая всем, что вы есть под- линное Добро. Наука, говорите вы, пришла к вам, дабы изба- вить вас от болезней, голода и страданий! Преклоняйтесь пе- ред наукой -- новым божеством, божеством всемогущим и все- милостивейшим! Не обращайте внимания на порождаемые ею смертоносное оружие и хаос! Забудьте о своем хрупком одино- честве и о все новых и новых угрозах! Наука всегда с вами! -- Камерарий сделал несколько шагов вперед к направленному на него пистолету. -- Но я увидел за всем этим оскал сатаны... узрел скрытую угрозу... -- О чем вы говорите? Ведь открытие Ветра практически до- казало существование Бога! Леонардо был вашим союзником! -- Союзником? Нет! Наука и религия не могут шагать рука об руку. Вы и я обращаемся к разным богам. Кто является ва- шим божеством? Протоны, масса и электрический заряд? Разве способен подобный бог внушить вдохновение? Разве может ваш бог, прикоснувшись к сердцу каждого человека, напомнить ему о его ответственности перед Высшей силой? Об ответственнос- ти перед другими людьми? Ветра заблуждался. Человек не име- ет права засунуть Божий акт Творения в пробирку и размахи- вать ею перед всем миром! Это не прославляет Бога, это прини- жает Его! Камерарий скрюченными пальцами обеих рук вцепился в ткань сутаны на груди, и в его голосе зазвенели истерические ноты. -- И поэтому вы его убили? -- Ради блага церкви! Ради блага всего человечества! Его безумное открытие! Человек еще не созрел для того, чтобы об- ладать могуществом Творца. Бог в пробирке? Капля жидкости, способная превратить в пар целый город? Его надо было оста- новить!!! Выкрикнув последнюю фразу, камерарий вдруг умолк и взглянул на огонь. Создавалось впечатление, что он взвешивает в уме различные варианты своих дальнейших действий. -- Вы признались в преступлении, -- сказал Колер, подни- мая пистолет. -- Вам не спастись. -- Разве вы не знаете, что признание греха уже есть путь к спасению? -- печально рассмеялся камерарий. Он посмотрел на дверь и продолжил: -- Когда Бог на вашей стороне, перед вами открываются такие возможности, которых вам, дорогой директор, не дано понять. Когда эти слова все еще звучали в воздухе, камерарий взял- ся обеими руками за ворот сутаны и рывком разорвал на себе одежду, обнажив грудь. -- Что вы задумали?! -- изумленно спросил Колер. Камерарий не ответил. Он отступил назад к камину и снял с янтарных углей какой-то предмет. -- Прекратите! -- закричал, не опуская пистолета, Колер. -- Что вы делаете? Когда камерарий обернулся, в его руках было раскаленное докрасна клеймо. "Ромб иллюминати"! -- Я собирался сделать это в одиночестве... -- Голос его дро- жал от напряжения, а взгляд стал абсолютно диким. -- Но те- перь... Я вижу, что вас сюда послал Бог. И вы -- мое спасение. Прежде чем Колер успел что-то сделать, камерарий закрыл глаза, запрокинул голову и приложил раскаленное клеймо к самому центру груди. Плоть зашипела, а клирик закричал: -- Мать Мария! Мария Благословенная!.. Помоги своему сыну! В кадре появился Колер. Он неуклюже стоял на ногах, раз- махивая рукой с пистолетом. Камерарий кричал, покачиваясь от невыносимой боли. За- тем, бросив клеймо к ногам Колера, он рухнул на пол и забился в конвульсиях, не переставая вопить. Все остальное происходило словно в тумане. В комнату ворвались швейцарские гвардейцы. Звуковая до- рожка взорвалась выстрелами. Колер схватился за грудь, сделал шаг назад и упал в кресло. -- Нет! -- закричал Рошер, пытаясь остановить стрелявших в Колера гвардейцев. Катающийся по полу камерарий яростно ткнул пальцем в сторону капитана и прохрипел: -- Иллюминат! -- Ублюдок! -- закричал Рошер. -- Лицемерный свято... Шартран срезал офицера тремя выстрелами. После этого гвардейцы столпились вокруг камерария. В кадре возникло полубезумное лицо Роберта Лэнгдона. Он стоял на коленях рядом с креслом Колера и разглядывал клеймо. Затем изображение задергалось. К Колеру вернулось сознание, и он попытался извлечь из подлокотника кресла крошечную видео- камеру. Когда ему это наконец удалось, он протянул аппарат Лэнгдону и хрипло прошептал: -- Передайте... передайте... прессе. На этом запись заканчивалась. Через несколько секунд де- монстрация началась сначала. ГЛАВА 130 Камерарий ощутил, что окутывающий его чудес- ный т} ман начинает постепенно рассеиваться, а количество ад- реналина в крови неуклонно снижаться. Швейцарские гвардей- цы осторожно вели его по Королевской лестнице в сторону АНГЕЛЫ И ДЕМОНУ Сикстинской капеллы, а он прислушивался к доносящемуся с площади Святого Петра пению. Камерарий понял, что ему все же удалось сдвинуть гору. Grazie, Dio. "Благодарю тебя, Боже". Он молил Бога о том, чтобы Он даровал ему силы, и Творец услышал его молитву. А в те моменты, когда в его душе возникало сомнение, к нему обращался сам Творец. "На тебя возложена свя- щенная миссия, -- сказал Господь. -- Я дарую тебе силу". Но несмотря на поддержку самого Создателя, камерарий ощущал страх и часто спрашивал себя, правильный ли путь он избрал. Если не ты, говорил в ответ на эти сомнения Бог, то кто? Если не сейчас, то когда? Если не таким образом, то как? Иисус, напомнил ему Творец, спас всех людей... спас от их собственной апатии. Двумя своими деяниями Иисус открыл людям глаза. Эти два деяния породили у людей два чувства. Ужас и надежду. А деяния эти были: Распятие Его и Воскреше- ние. Этим Он изменил мир. Но случилось это две тысячи лет назад. Чудо покрылось патиной времени. Люди стали о нем забывать. Они обратились к ложным идолам -- технике и чудесам разума. А где же чудеса сердца? Камерарий часто обращался к Богу с молитвой, чтобы Он подсказал ему, как можно заставить людей снова обратиться к вере. Но Бог хранил молчание. Однако в самый мрачный мо- мент его жизни Господь все же посетил его. Карло Вентреска до сих пор помнил это во всех деталях. Он помнил, как катался по земле в разодранной в клочья ночной рубашке и царапал в кровь грудь, пытаясь очистить душу от той скверны, которую принесли ему только что услышанные слова. "Не может быть!" -- выкрикивал он, зная, что все обстоит именно так. Ложь, о которой он узнал, терзала его, словно адское пла- мя. Епископ, который взял его к себе, человек, который стал ему отцом, клирик, рядом с которым находился камерарий все время, пока тот шагал к папскому престолу... оказался лжецом. Заурядным грешником. Он скрывал от людей такое чудовищ- ное деяние, которое, как считал камерарий, ему не смог бы простить даже Бог. "Вы же давали обет! -- кричал камерарий в лицо папе. -- Вы нарушили слово, данное Богу! И это вы -- первый человек на земле!" Понтифик пытался что-то объяснить, но Карло его не слу- шал. Он выбежал из комнаты и, ничего не видя перед собой, помчался по коридорам. Затем у него началась неудержимая рвота. В таком состоянии он находился до тех пор, пока не оказался у могилы святого Петра. "Мать Мария, как я должен поступить?" И в тот момент, когда, страдая от вызванной пре- дательством душевной боли и раздирая в кровь грудь и лицо, он катался по земле Некрополя и молил Творца забрать его из этого безбожного мира, пред ним предстал сам Господь. Его мозг разорвал похожий на раскаты грома голос: -- Ты давал обет служения Богу? -- Да! -- выкрикнул камерарий. -- Ты готов умереть за Него? -- Да! Забери меня к Себе! -- Ты готов умереть за свою церковь? -- Да! Молю Тебя, освободи меня от юдоли земной! -- Но готов ли ты пожертвовать жизнью за... человечество? После этого воцарилась тишина, и камерарию показалось, что он падает в бездонную пропасть. Но ответ на последний вопрос он знал. Он знал его всегда. -- Да! -- крикнул он во тьму безумия. -- Я готов умереть за людей! И я умру ради них так, как это сделал Твой сын! Несколько часов спустя, все еще лежа на земле Некрополя, камерарий увидел лицо матери. "У Бога для тебя грандиозные планы", --- сказала тогда она. Камерарий все больше и больше погружался в безумие. И вот с ним снова заговорил Бог. На сей раз слов не было, но камерарий все понял. "Восстанови веру!" Если не я... то кто? Если не сейчас... то когда? * * * Когда швейцарские гвардейцы начали открывать дверь Сик- стинской капеллы, камерарий Карло Вентреска ощутил, как по его жилам стала разливаться новая сила... та самая сила, кото- рую он почувствовал, будучи ребенком. Бог избрал его. Дав- ным-давно. И он выполнит Его волю. Камерарию казалось, будто он родился заново. Швейцар- ские гвардейцы омыли его, перевязали рану на груди и одели в чистейшую белоснежную мантию. Чтобы снять боль, они сде- лали ему инъекцию морфина. Камерарий сожалел, что они на- качали его болеутоляющим раствором. Иисус целых три дня, вплоть до своего вознесения, страдал от боли! Камерарий чув- ствовал, как лекарство начинает менять его ощущения... голова немного кружилась. Войдя в капеллу, он совсем не удивился тому, что кардина- лы взирают на него с благоговейным восхищением. "Они бла- гоговеют перед Богом, •-- напомнил он себе. -- Они преклоня- ются не передо мной, а перед тем, что Творец ЧЕРЕЗ МЕНЯ явил людям". Шествуя по центральному проходу и вглядываясь в обра- щенные к нему лица, он уловил нечто странное. В чем дело? Камерарий до этого пытался угадать, как его встретят кардина- лы. С восторгом? С почтением? Однако, заглядывая в глаза свя- щеннослужителей, Карло Вентреска видел в них какие угодно эмоции, но только не эти. В этот момент камерарий посмотрел на алтарь и увидел Ро- берта Лэнгдона. ГЛАВА 131 Карло Вентреска остановился в центральном про- ходе Сикстинской капеллы, а кардиналы, столпившись у алтаря, пожирали его глазами. Рядом с Робертом Лэнгдоном камерарий увидел большой работающий телевизор. Он сразу понял, что было изображено на экране, но не мог взять в толк, как была сделана запись. Это было просто невозможно. Совсем близко к клирику стояла Виттория. Ее лицо искажала гримаса отвращения. Камерарий закрыл глаза в надежде на то, что это морфин вызвал у него галлюцинации и что, когда он снова взглянет на мир, картина будет совершенно иной. Но когда он открыл гла- за, ничто не изменилось. Они все знают. Как ни странно, но страха он не ощутил. Укажи мне путь, Отец. Подскажи мне слова, которые смогли бы заставить их уви- деть события Твоими глазами. Однако ответа камерарий не услышал. Создатель, я вместе с Тобой проделал слишком большой путь, чтобы теперь отступить. Молчание. Они не понимают, что нам с Тобой удалось свершить. Камерарий не знал, чей голос прозвучал в его мозгу, но смысл сказанного был совершенно ясен. Только полная правда освободит тебя... Камерарий Карло Вентреска, гордо вскинув голову и вы- прямившись во весь рост, направился к алтарю Сикстинской капеллы. Когда он проходил мимо кардиналов, даже теплый свет свечей не мог смягчить сверлившие его взгляды. "Объясни все, -- говорили ему эти взгляды. -- Придай смысл этому безумию. Скажи, что наши страхи напрасны!" Правда^ сказал себе камерарий. Только правда. Эти стены скрывают слишком много тайн, и одна из них... настолько мрач- на, что лишила его разума. Но это безумие привело к свету. -- Вы готовы пожертвовать своей душой, -- начал камера- рий, подойдя к алтарю, -- чтобы спасти миллионы? Эти слова не нашли никакого отклика у кардиналов. Они стояли неподвижно, продолжая сверлить его взглядами. Никто не проронил ни слова. С площади Святого Петра долетало ра- достное пение. -- Какой грех более велик? -- продолжил он, сделав шаг вперед. -- Убийство врага? Или бездействие в тот момент, когда на ваших глазах душат того, кого вы любите? Люди на площади поют, радостно подумал он и возвел гла- за к потолку Сикстинской капеллы. С темного свода на него взирал Бог, созданный кистью Микеланджело. Камерарию по- казалось, что Творец смотрит на него с одобрением. -- Я не мог больше оставаться в стороне, -- продолжил ка- мерарий. Хотя Карло Вентреска стоял совсем рядом с кардиналами, он не заметил ни малейшей искорки понимания в их глазах. Неуже- ли они не видят блистательной простоты его деяний?! Неужели не понимают, что эти деяния вызваны необходимостью?! Ведь его замысел был ясен! Иллюминаты. Наука и сатана суть одно и то же! Необходимо было возродить древние страхи, чтобы потом их сокрушить. Ужас и надежда. Два этих чувства заставят всех снова уверо- вать. Этим вечером былая мощь братства "Иллюминати" снова в полной мере проявила себя... и с великолепным результатом. Всеобщую апатию как рукой сняло. Ужас с быстротой молнии охватил весь земной шар, объединяя людей. А затем Бог во всем своем величии разогнал наступившую было тьму. "Я не мог оставаться в стороне!" Вдохновение пришло к камерарию в ночь страданий, и ода- рил его им сам Творец. О, этот безбожный мир! Кто-то должен был принести ему избавление. Это должен быть ты! Если не ты, то кто? Ты был спасен в детстве с высокой целью. Покажи людям древних де- монов. Возроди в них старые страхи. Апатия равносильна смер- ти. Без тьмы не бывает света. Без зла не может быть добра. Вынуди их сделать выбор. Свет или тьма. Где страх? Где герои? Если не сейчас, то когда? Камерарий двинулся по центральному проходу прямо на тол- пу кардиналов. Он почувствовал себя Моисеем, когда красные пояса и шапки начали расступаться перед ним, освобождая ему путь. Роберт Лэнгдон выключил телевизор, взял Витгорию за руку и отошел от алтаря. Камерарий не сомневался в том, что спасение Лэнгдона было делом рук Божьих. Правда, Карло Вентреска не совсем понимал, с какой целью Создатель так поступил. Нарушивший тишину голос принадлежал единственной на- ходящейся в Сикстинской капелле женщине. -- Вы убили моего отца, -- сказала, выступая вперед, Вит- тория. Камерарий посмотрел на девушку, и его очень удивило вы- ражение ее лица. Ее боль и страдание он мог понять. Но откуда такая озлобленность? Ведь она первой должна была понять, что гений ее отца таит в себе смерть. Его необходимо было остано- вить. Во имя блага человечества. -- А ведь он занимался Божьим делом, -- закончила Вит- тория. -- Божьи дела не могут вершиться в лаборатории. Они вер- шатся в сердцах. -- Отец был чист сердцем! И его исследования доказали... -- Исследования вашего отца еще раз доказали, что челове- ческий ум развивается гораздо быстрее, чем его душа! -- произ- нес камерарий несколько более резко, чем ему хотелось, поэто- му он снизил тон и продолжил: -- Если столь духовная лич- ность, как ваш родитель, способна создать оружие, действие которого мы имели возможность наблюдать этой ночью, то пред- ставьте, как может использовать антивещество простой, при- земленный человек. -- Человек, подобный вам? Камерарий глубоко вздохнул. Неужели она по-прежнему ничего не понимает? Человеческая мораль совершенствуется медленнее, чем развивается наука. Человечество духовно не со- зрело для того могущества, которым оно уже обладает. Люди никогда не создавали оружия, которого затем не использовали! А антивещество есть не что иное, как новое оружие в и без того огромном арсенале. Человек способен уничтожить мир. Чело- век давным-давно научился убивать. И кровь его матери дож- дем лилась вниз. Однако гений Леонардо Ветра таил в себе иную, гораздо более страшную опасность. -- В течение столетий церковь держалась, несмотря на то что наука отгрызала от нее кусок за куском, -- сказал камера- рий. -- Наука развенчивала чудеса. Учила ум властвовать над сердцем. Осуждала религию как опиум для народа. Наука счи- тала Бога галлюцинацией .-- иллюзорными костылями для тех, кто слишком слаб, чтобы признать якобы бессмысленность сво- его существования. Я не мог остаться в стороне, когда наука взяла на себя смелость поставить под вопрос могущество само- го Творца. Доказательство, говорите вы? Да, бесспорно, -- но доказательство не существования Господа, как вы утверждаете, а всего лишь невежественности самой науки! Что плохого ви- дите вы в признании того, что имеются вещи, которые находят- ся за пределами нашего понимания? День, когда ученые вос- произведут сущность Бога в лаборатории, станет днем, после которого люди перестанут нуждаться в вере! -- Вы, видимо, хотите сказать, что после этого люди пере- станут нуждаться в церкви? -- спросила Виттория, приближа- ясь к камерарию. -- Сомнение есть ваш последний рычаг кон- троля над людьми. Только сомнение приводит к вам души че- ловеческие. Мы все хотим познать смысл жизни. Людям свой- ственны неуверенность в будущем и тяга к свету познания, которое несет им освобождение. Но кто сказал, что церковь является единственным источником света на нашей планете?! Каждый из нас по-своему ищет Бога. Чего вы так страшитесь? Того, что Бог где-то явит себя не так, как являет здесь, за этими стенами? Вы боитесь того, что люди найдут его в своих соб- ственных жизнях и отбросят прочь ваши замшелые ритуалы? Религии эволюционируют! Умы находят ответы, в сердцах уко- реняются новые истины. Мой отец был вместе с вами! Но ша- гал он по параллельной тропе! Как вы этого не видите? Бог -- это не какая-то всемогущая сила, взирающая на нас сверху и угрожающая за неповиновение ввергнуть нас в геенну огнен- ную. Бог -- это та энергия, которая струится по синапсам* на- * Синапс -- область контакта нейронов друг с другом и с клетками исполнительных органов. Крупные нейроны головного мозга могут иметь несколько тысяч синапсов. шей нервной системы и которой полнятся наши сердца. Бог во всем! -- Во всем, кроме науки! -- бросил в ответ камерарий, и во взгляде его все увидели искреннюю жалость. -- Наука по опре- делению бездушна! К чудесам разума, подобным антивеществу, которые появляются в нашем мире, инструкции по этике их применения, увы, не прилагаются. И это само по себе вызывает опасения. Но становится по-настоящему страшно, когда без- божная наука объявляет свои потуги поиском пути к свету и обещает ответить на вопросы, красота которых состоит как раз в том, что ответа на них нет! Камерарий печально покачал головой. В Сикстинскую капеллу на время вернулась тишина. Заглянув в глаза Виттории и поймав ее суровый взгляд, ка- мерарий вдруг ощутил безмерную усталость. Ведь она должна была все понять! Неужели Господь еще раз его испытывает? На сей раз молчание нарушил Мортати. -- I preferiti... -- произнес старый кардинал душераздираю- щим шепотом. -- Баджиа и другие... Умоляю, скажите нам, что это не вы... Камерарий посмотрел на него, изумившись той боли, кото- рую почувствовал в голосе старика. Кто-кто, а Мортати должен был все понять. Заголовки газет ежедневно кричали о чудесах науки. Сколько лет прошло со времени последнего религиоз- ного чуда? Сотни! Религия нуждалась в чуде. Нуждалась в чем- то таком, что могло пробудить дремлющий мир, вернуть чело- вечество на путь добродетели. Возродить веру. I preferiti не го- дились в лидеры. Эти кардиналы были реформатами, либерала- ми, готовыми принять мир таким, каков он есть, отбросив священные традиции. Церковь нуждалась в новом вожде. Мо- лодом. Сильном. Энергичном. Порожденном Божественным чу- дом. Своей смертью кардиналы принесут церкви гораздо боль- ше пользы, чем если бы они продолжали служить ей живыми. Ужас и надежда. Жертва четырех душ во имя спасения милли- онов. Мир будет вечно помнить их как мучеников за веру. Цер- ковь прославит их имена. Сколько тысяч людей пожертвовали своими жизнями во славу Божию? А сегодня умерли лишь че- тыре человека. -- I preferiti, -- повторил Мортати. -- Я разделил их страдания, -- ответил камерарий, показы- вая на грудь. -- И я готов умереть за веру, но мое дело только началось. Вы слышите пение на площади? Увидев, что лицо Мортати исказил ужас, камерарий снова ощутил некоторую растерянность. Может быть, это все же дей- ствует морфин? Мортати смотрел на него так, словно камера- рий своими руками убил четверых кардиналов. "Я бы сделал это во имя Бога, -- подумал он, -- но до этого дело не дошло". Убийство совершил дикарь и язычник ассасин, уверенный в том, что выполняет волю иллюминатов. "Я -- Янус, -- сказал ему камерарий. -- И я докажу свое могущество". И он доказал это. А ненависть ассасина к церкви сделала его пешкой в руках Божьих. -- Прислушайтесь к пению, -- с улыбкой произнес камера- рий, сердце которого было исполнено радости. -- Ничто не объ- единяет людей сильнее, чем присутствие зла. Сожгите церковь, и вся округа поднимется на ноги, возьмется за руки и, распевая гимны, будет требовать ее немедленного восстановления. Взгля- ните, как люди этой ночью стремятся держаться вместе. Это сделал страх. Новый человек нуждается в новых демонах. Апа- тия равносильна смерти. Пусть они увидят лицо зла -- сатани- стов, не только возглавляющих правительства, банки и школы, но и стремящихся с помощью своей безбожной науки стереть с лица земли сам Дом Божий. Порок проник во все поры обще- ства, и люди должны постоянно быть начеку. Ищите добро! Станьте сами этим добром! Наступила тишина, и в душе камерария зажглась надежда, что они наконец все поняли. Иллюминаты покинули наш мир. Орден "Иллюминати" давно почил, остался лишь миф о нем. Камерарий вернул его к жизни как напоминание. Те, кто знал историю сообщества, вспомнили о когда-то творимом им зле. А те, кто ничего не слышал об иллюминатах, узнав о них, изуми- лись своей собственной слепоте. Древние демоны вернулись, чтобы разбудить впавший в летаргию мир. -- Но... но клейма?! -- Голос Мортати дрожал от ярости. Камерарий не ответил. Старому кардиналу не дано было знать, что клейма были конфискованы Ватиканом более века назад. С тех пор они забытыми пылились в папском хранилище в палатах Борджиа. В этом реликварии находились предметы, которые, по мнению церкви, было опасно показывать кому- либо, кроме самих пап. Почему они скрывали от людских глаз то, что внушает страх? Ведь страх приводит людей к Богу! Ключ от хранилища переходил от одного папы к другому, однако камерарий Карло Вентреска похитил его и проник в реликварии. Содержимое его завораживало. Там находились ру- кописи четырнадцати неопубликованных книг Библии -- так называемых апокрифов. Он увидел т