лся, сей- час при смерти. Ловко, правда? Он уже при последнем издыхании. И все будет так, как мы говорили: "муж за горой"! Ты к нему перебираешься, он испускает дух, и ты вдова. Каково? Груше. Наверно, для Михаила мне нужна будет бумага с печатями. Лаврентий. Печать - это самое главное. Без печати и персидский шах не мог бы утверждать, что он шах. И, кроме того, у тебя будет пристанище. Груше. Сколько она за это просит? Лаврентий. Четыреста пиастров. Груше. Откуда у тебя деньги? Лаврентий (виновато). Это деньги, которые жена выручила за молоко. Груше. Там нас никто не будет знать. Я согласна. Лаврентий (встает). Я сейчас же извещу эту женщину. (Быстро уходит.) Груше. Михаил, сколько с тобой хлопот. Понесло меня к тебе, как яблоню к воробьям. Так уж устроен человек: увидит хлебную корку - нагнется и подымет, чтобы ничего не пропадало. Лучше бы я в то пасхальное воскресенье поскорее ушла. Теперь я в дураках. Певец. Жених умирал, когда пришла невеста. Мать жениха невесту у двери ждала, торопила. Ребенка невесты прятал сват, покуда шло венчанье. Комната, разделенная перегородкой. С одной стороны - кровать, на которой за пологом из прозрачной ткани неподвижно лежит очень больной человек. В другую часть комнаты вбегает свекровь, она тянет за руку Груше. Позади них - Лаврентий с ребенком. Свекровь. Скорее, скорее, не то он еще до венчанья окочурится. (Лаврентию.) А что у нее уже есть ребенок, об этом речи не было. Лаврентий. Какая разница! (Указывая в сторону умирающего.) В таком состоянии ему все равно. Свекровь. Ему-то да! Но я не переживу позора. Мы люди почтенные. (Плачет.) Незачем моему Давиду брать жену с ребенком. Лаврентий. Хорошо, я прибавлю двести пиастров. Что хозяйство переходит к тебе, записано в договоре, но она имеет право жить здесь два года. Свекровь (вытирая слезы). Только-только покрыть расходы на похороны. Хоть в работе-то пусть она мне поможет. Куда же делся монах? Не иначе как вылез в кухонное окошко. Как только соседи разнюхают, что Давид кончается, вся деревня нагрянет. Ах ты боже мой. Я пойду за монахом, но ребенка ему не показывайте. Лаврентий. Об этом уж я позабочусь. Но почему, собственно, монах, а не священник? Свекровь. А чем плох монах? Вот только не нужно было давать мне ему денег вперед, чтобы не сбежал в кабак. Понадеялась... (Убегает.) Лаврентий. Решила выгадать на священнике, негодяйка. Наняла монаха по дешевке. Груше. Если Симон Хахава все-таки придет, пошли его ко мне. Лаврентий. Ладно. (Указывая в сторону больного.) Хочешь посмотреть на него? Груше берет на руки Михаила и отрицательно качает головой. Он даже не шевелится. Будем надеяться, что мы не опоздали. Прислушиваются. Входят соседи, оглядываются, становятся у стен, бормочут молитвы. Входит свекровь с монахом. Свекровь (неприятно удивленная, монаху). Вот, пожалуйста, явились. (Кланяется гостям.) Прошу вас немного подождать. Сейчас прибыла из города невеста сына, и они срочно обвенчаются. (Входит с монахом в каморку больного.) Так я и знала, что ты разболтаешь. (Груше.) Сейчас и обвенчаетесь. Вот он, документ. Я и брат невесты... Лаврентий, поспешно взяв Михаила у Груше, пытается спрятаться среди гостей. (Делает ему знак, чтобы он ушел подальше.) Я и брат невесты - свидетели. Груше склоняет голову перед монахом. Они идут к постели больного. Мать откидывает полог. Монах гнусавит по-латыни венчальную молитву. Лаврентий, чтобы развлечь готового заплакать ребенка, хочет показать ему обряд бракосочетания, а свекровь непрестанно делает знаки Лаврентию, чтобы он передал ребенка кому-нибудь. Груше бросает взгляд на ребенка, и Лаврентий машет ей ручкой Михаила. Монах. Согласна ли ты быть верной, послушной и доброй женой своему мужу и не расставаться с ним до тех пор, пока вас не разлучит смерть? Груше (глядя на ребенка). Да. Монах (умирающему). Согласен ли ты быть хорошим, заботливым мужем своей жены до тех пор, пока вас не разлучит смерть? Так как умирающий не отвечает, монах повторяет вопрос и нерешительно оглядывается. Свекровь. Конечно же, он согласен. Разве ты не слышал, как он сказал "да"? Монах. Отлично, бракосочетание состоялось. А как насчет последнего причастия? Свекровь. Не выйдет. Хватит с тебя за венчанье. Теперь я должна позаботиться о гостях. (Лаврентию.) Мы как будто договорились, что семьсот? Лаврентий. Шестьсот. (Отдает ей деньги.) Я не стану сидеть с гостями и знакомиться с кем попало. Ну прощай, Груше. Если моя овдовевшая сестра вздумает навестить меня, моя жена скажет ей "милости просим". Иначе я рассержусь. (Уходит.) Гости равнодушно смотрят ему вслед. Монах. Позвольте спросить, что это за ребенок? Свекровь. Какой ребенок? Не вижу никакого ребенка. И ты не видишь, ясно? Я, может быть, тоже кое-что видела на заднем дворе кабака. Пошли. Груше сажает ребенка на пол и успокаивает его. Затем они выходят из каморки умирающего. (Представляет Груше соседям.) Это моя сноха. Она еще застала в живых дорогого Давида. Одна из соседок. Он лежит уже, кажется, год? Когда забрали моего Василия, он, по-моему, был на проводах? Другая соседка. Беда для хозяйства, когда кукуруза на корню, а хозяин в постели! Это его избавление, если только долго не промучается. Право. Первая соседка (искренне). А мы-то, знаете ли, поначалу думали, что это он от военной службы прячется. А теперь он умирает, надо же! Свекровь. Пожалуйста, садитесь и отведайте пирогов. Свекровь делает знак Груше; обе женщины идут в каморку и поднимают с пола противни с пирогами. Гости, в том числе и монах, садятся на пол и заводят негромкий разговор. Монах протянул крестьянину бутылку, вынув ее из-под сутаны. Крестьянин. Ребенок, говорите? Как это могло получиться у Давида? Соседка. Как бы то ни было, ей еще повезло, что успела выскочить замуж, если он так плох. Свекровь. Теперь уж они всласть поболтают, да еще и поминальные пироги упишут. А не умрет он сегодня, так изволь печь завтра опять. Груше. Я испеку. Свекровь. Вчера вечером тут проезжали латники. Я вышла посмотреть. Возвращаюсь, а он лежит, как мертвец. Я сейчас, же послала за вами. Нет, теперь ждать недолго. (Прислушивается.) Монах. Дорогие гости, свадебные и поминальные! В умилении стоим мы у смертного одра и брачного ложа. Она выходит замуж, а он уходит на тот свет. Жених уже омыт, а невеста наготове. Ибо на брачном ложе лежит последняя воля. А это настраивает на чувственный лад. Как несхожи, друзья мои, судьбы людей! Один умирает, дабы обрести крышу над головой, другой вступает в брак, чтобы плоть его стала прахом, из которого он сотворен. Аминь. Свекровь (она все слышала). Это он мстит. Не надо было нанимать его по дешевке. Дешево - гнило. Дорогие, те хотя бы умеют вести себя. В Сурами есть один такой, его считают даже святым, но уж зато и берет он целое состояние. А если священник нанимается за полсотни, откуда у него достоинство? И благочестия-то у него только на полсотни, никак не больше. Когда я пришла за ним в кабак, он как раз держал речь. "Война кончилась! - кричит. - Страшитесь мира!" Ну пойдем. Груше (дает кусок пирога Михаилу). Ешь пирог и сиди спокойно, Михаил. Мы с тобой теперь почтенные люди. Женщины выносят гостям противни с пирогами. Умирающий приподнимается, высовывает голову за полог и смотрит вслед Груше и матери. Затем он опять опускается на постель. Монах достает из-под сутаны две бутылки и протягивает их сидящему рядом с ним крестьянину. Входят три музыканта. Монах скалит зубы и подмигивает им. Свекровь (музыкантам). Зачем вы пришли сюда с этими инструментами? Музыканты. Брат Виссарион (указывая на монаха) сказал нам, что здесь свадьба. Свекровь. Что такое, ты привел на мою шею еще троих? Вы знаете, что здесь человек умирает? Монах. Соблазнительная задача для артиста. Приглушенный свадебный марш и одновременно бравурный похоронный танец. Свекровь. Все равно же вы будете есть, так хоть сыграйте по крайней мере. Музыканты играют что-то неопределенное. Женщины подают им пироги. Монах. Звуки трубы напоминают детский визг. А ты, барабан, ты тоже хочешь что-то раструбить всему свету? Сосед монаха. Ну а если бы новобрачной вздумалось лечь к нему в постель? Mонах. В постель или в гроб? Сосед монаха (поет). Чтобы слыть замужней как-никак, Она со стариком вступила в брак, И для утех при муже Теперь ей служит брачный договор. Свеча ничуть не хуже. Свекровь выпроваживает пьяного соседа монаха. Музыка прекращается. Гости смущены. Пауза. Гости (громко). Вы слышали, великий князь вернулся? - Но князья же против него. - О, говорят, персидский шах дал ему огромное войско, чтобы навести порядок в Грузии. - Как же это так? Ведь персидский шах - враг великого князя! - Но он и враг беспорядков. - Так или иначе, а война кончилась. Наши солдаты уже возвращаются. У Груше падает из рук противень. Гостья (Груше). Тебе дурно? Это потому, что ты беспокоишься за дорогого Давида. Присядь и отдохни, милая. Груше едва стоит на ногах. Гости. Теперь все будет опять по-старому. - Только налоги повысятся, нужно оплатить войну. Груше (слабым голосом). Кто-то сказал, что солдаты уже вернулись? Гость. Я сказал. Груше. Не может быть. Гость (одной из женщин). Покажи-ка свою шаль! Мы купили ее у солдата. Персидская. Груше (глядит на шаль). Они вернулись. Долгая пауза. Груше становится на колени, словно хочет собрать упавшие на пол пироги. Она достает из-за пазухи серебряный крестик, целует его и начинает молиться. Свекровь (видя, что гости молча глядят на Груше). Что с тобой? Почему ты не угощаешь наших гостей? Какое нам дело до всяких городских глупостей? Груше припала лбом к полу и застыла в этой позе. Гости (возобновляют разговор). У солдат можно сейчас купить персидские седла, некоторые меняют их на костыли. - Начальство может выиграть войну только на одной стороне, солдаты проигрывают на обеих. - Война кончилась, и слава богу. На военную службу больше не станут брать, и то хорошо. Муж Груше приподнимается и прислушивается к разговору. - Две недели хорошей погоды - вот что нам сейчас нужно. - Яблоки в этом году не уродились. Свекровь (угощает гостей). Кушайте пироги, угощайтесь. Есть еще. (С пустым противнем идет в каморку больного. Она не замечает, что сын поднялся, и наклоняется, чтобы взять с пола полный противень.) Муж (хрипло). Сколько пирогов собираешься ты им скормить? Разве мы ходим на двор деньгами? Свекровь резко оборачивается и с ужасом смотрит на сына. Тот вылезает из-за полога. Они сказали, что война кончилась? Первая гостья (по ту сторону перегородки, ласково Груше). Наверно, у вас кто-нибудь на войне? Гость. Они возвращаются. Хорошая новость, правда? Муж. Что ты глаза вытаращила? Где эта девка, которую ты навязала мне в жены? Так как она не отвечает, он встает и нетвердыми шагами, в одной рубашке, проходит мимо матери за перегородку. Мать, с противнем в руках, идет за ним, она вся дрожит. Гости (замечают его). Господи, твоя воля! Давид! Всеобщее замешательство, все встают, женщины теснятся к двери. Груше, все еще на коленях, оборачивается и глядит на мужа. Муж. Пожрать на поминках вы всегда рады. Убирайтесь отсюда, пока я вас не отлупил. Гости поспешно уходят. (Мрачно, Груше.) Все твои расчеты - насмарку, а? Она не отвечает, он поворачивается и берет пирог с противня, который держит свекровь. Певец. О неожиданность! У жены объявился муж! Значит, днем с ребенком, а ночью с мужем. А возлюбленный ночью и днем в пути. Друг на друга супруги глядят. Каморка тесна. Муж сидит голый в деревянной лохани. Свекровь подливает воды из кувшина. В каморке возле ребенка на корточках сидит Груше. Мальчик играет, он латает циновки. Муж. Это ее работа, а не твоя. Куда она опять делась? Свекровь (кричит). Груше! Хозяин тебя зовет. Груше (Михаилу). Вот еще две дырки, ну-ка, залатай их. Муж (когда Груше входит к нему). Потри мне спину! Груше. Неужели хозяин сам не справится? Муж. "Неужели, неужели...". Какого черта, возьми мочалку! Ты мне жена или нет? (Свекрови.) Погорячее! 290 Свекровь. Сейчас сбегаю за горячей водой. Груше. Я сбегаю. Муж. Нет, ты останешься здесь. Свекровь выходит. Три сильнее! Не прикидывайся, ты уже повидала на своем веку голых мужиков. Ребенок не с неба упал. Груше. Ребенок был зачат не в радости, если хозяин это имеет в виду. Муж (ухмыляется, повернувшись к ней). По твоему виду не похоже. Груше перестает тереть ему спину и отшатывается. Входит свекровь. Ну и штучку же ты мне откопала. Не жена, а лягушка холодная. Свекровь. Никакого нет у нее старания. Муж. Лей, только потихоньку. Ай! Я же сказал - потихоньку. (Груше.) Видать, в городе у тебя что-то неладно, а то чего бы ты здесь торчала? Но мне до этого нет дела. Ты пришла в мой дом с незаконным ребенком - я на это тоже ничего не сказал. Только вот насчет тебя мое терпение скоро кончится. Нельзя идти против природы. (Свекрови.) Лей еще! (Груше.) Если твой солдат и вернется, все равно ты замужем. Груше. Да. Муж. Не вернется твой солдат, не надейся. Груше. Нет. Муж. Ты меня околпачила. Ты моя жена и ты мне не жена. Где ты лежишь, там все равно что пустое место, а другую туда не положишь. Когда я утром ухожу в поле, я встаю усталый и разбитый. Когда я вечером ложусь в постель, у меня нет сна ни в одном глазу. Бог дал тебе все, что полагается, а ты что делаешь? Не такие у меня урожаи, чтобы покупать себе женщин в городе, да еще и на дорогу потратишься. Жена полет полосу и спит с мужем - так сказано у нас в календаре. Ты слышишь? Груше. Да. (Тихо.) Мне жаль, что я тебя обманула. Муж. Ей жаль, скажите на милость! Лей еще! Свекровь льет воду. Ай! Певец. Когда она в ручье белье полоскала, Лицо любимого ей виделось в воде ручья. Но месяцы шли, и лицо становилось бледнее. Когда она выпрямлялась, чтобы выжать белье, Ей слышался голос любимого в шелесте клена. Но месяцы шли, и голос делался глуше. Все чаще увертки, все чаще вздохи, все больше пота и слез. Но месяцы шли, и дитя подрастало. Склонившись над ручьем, Груше полощет белье. Поодаль - дети. Груше. Можешь поиграть с ними, Михаил, но не давай им помыкать собой, потому что ты самый маленький. Михаил утвердительно кивает и идет к детям. Начинается игра. Самый старший мальчик. Давайте играть в казнь. (Толстому мальчику.) Ты князь, ты смейся. (Михаилу.) Ты будешь губернатор. (Девочке.) Ты будешь жена губернатора, ты плачь, когда ему будут отрубать голову. А я буду отрубать голову. (Показывает деревянный меч.) Вот этим. Сначала губернатора выводят во двор. Впереди идет князь, сзади - жена губернатора. Дети образуют шествие. Впереди идет толстый мальчик и смеется. За ним идут Михаил, самый старший мальчик и, наконец, девочка. Девочка плачет. Михаил (останавливается). Хочу тоже отрубать. Самый старший мальчик. Это буду делать я. Ты самый маленький. Губернатором быть легче всего. Стать на колени и подставить голову - это всякий сможет. Михаил. Хочу тоже меч. Самый старший мальчик. Меч мой. (Дает Михаилу пинок.) Девочка (кричит Груше). Он не хочет с нами играть. Груше (смеется). Недаром говорят, утенок хоть и маленький, а плавать умеет. Самый старший мальчик. Хочешь, ты будешь князем, если ты умеешь смеяться. Михаил отрицательно качает головой. Толстый мальчик. Я лучше всех смеюсь. Дай ему разок отрубить голову, потом ты ему отрубишь, а потом я. Старший мальчик неохотно отдает Михаилу деревянный меч и становится на колени. Толстый мальчик садится на землю, хлопает себя по ляжкам и смеется во все горло. Девочка очень громко плачет. Михаил размахивается и ударяет мальчика мечом, но теряет равновесие и падает. Самый старший мальчик. Ай! Я тебе покажу, как бить взаправду! Михаил убегает, дети гонятся за ним. Груше смеется, наблюдая за детьми. Когда она опять поворачивается к ручью, она видит, что по ту сторону его стоит солдат Симон Хахава. На нем рваный мундир. Груше. Симон! Симон. Это Груше Вахнадзе? Груше. Симон! Симон (чинно). Доброго здоровья, барышня. Груше (радостно встает и низко кланяется). Доброго здоровья, господин солдат. Слава богу, что господин солдат вернулся жив и здоров. Симон. Они нашли добычу полакомее, чем я, как сказал костлявый лещ. Груше. Храбрость, как сказал поваренок. Счастье, как сказал герой. Симон. А как дела здесь? Холодна ли была зима, обходителен ли сосед? Груше. Зима была довольно суровая, Симон, а сосед все такой же. Симон. Разрешается задать вопрос? Когда известная особа полощет белье, она по-прежнему окунает ноги в воду? Груше. Нет. Ведь у кустов есть глаза. Симон. Барышня заговорила о солдатах. Так вот перед ней казначей. Груше. Это, если не ошибаюсь, двадцать пиастров? Симон. И квартира казенная. Груше (на глазах ее выступают слезы). За казармой под финиковыми пальмами. Симон. Именно там. Я вижу, некоторые уже осмотрелись. Груше. Уже. Симон. Некоторые, значит, ничего не забыли? Груше качает головой. Значит, дверь, как говорится, на запоре? Груше молча глядит на него и снова качает головой. Что такое? Не все в порядке? Груше. Симон Хахава, я не могу вернуться в Нуку. Тут кое-что произошло. Симон. Что произошло? Груше. Так вышло, что я пришибла латника. Симон. Значит, у Груше Вахнадзе были на то причины. Груше. Симон Хахава, и зовут меня не так, как звали раньше. Симон (после паузы). Не понимаю. Груше. Когда женщина меняет фамилию, Симон? Сейчас я тебе объясню. Но поверь мне, нас ничего не разделяет, между нами все осталось как было. Симон. Как же это так - все осталось как было, а все-таки по-другому? Груше. Как объяснить тебе это сразу, да еще через ручей? Может быть, ты перейдешь по мостику на эту сторону? Симон. Может быть, не нужно и переходить? Груше. Очень нужно. Иди сюда, Симон, скорее! Симон. Барышня хочет сказать, что солдат опоздал? Груше глядит на него в полном отчаянии. По лицу ее катятся слезы. Симон уперся взглядом в деревяшку, которую поднял с земли и теперь строгает. Певец. Сколько сказано, сколько не сказано слов! Солдат пришел, а откуда пришел - не сказал. Послушайте, что он думал и чего не сказал: Бой начался на рассвете и разгорелся к полудню, Первый упал предо мной, второй позади меня, третий - рядом со мной. На первого я наступил, от второго - ушел, третьего офицер прикончил. Один мой брат погиб от железа, другой мой брат задохнулся в дыму. Из головы моей искры летели, мои руки мерзли в перчатках, мои ноги стыли в чулках, Я почки осины ел, я пил отвар из кленовых листьев, Я спал на голых камнях, в воде. Симон. В траве я вижу шапку. Может быть, и малыш уже есть? Груше. Да, Симон, есть, не буду скрывать, только ты не беспокойся, он не мой. Симон. Что ж, если уж ветер, то во все щели. Не нужно больше ничего говорить. Груше молчит, опустив голову. Певец. Она по нему тосковала, но дождаться его не смогла, Она нарушила клятву, но почему - не сказала. Послушайте, что она думала и чего не сказала: Когда ты на битву ушел, солдат, На жестокую битву, кровавую битву, Я встретила беспомощного ребенка, Я не решилась мимо пройти. Я не дала ему погибнуть, Я подбирала сухие корки, Я разрывалась, чтобы его спасти. Пускай не своего, пускай чужого. Кто-то ведь должен помочь. Маленькому деревцу нужна вода, Теленок погибнет, если пастух Задремлет и крика его не услышит! Груше. Симон Хахава, не уходи, это не мой ребенок! Не мой! Слышны детские голоса. Что случилось, дети? Голоса. Пришли солдаты! - Они забирают Михаила! Груше стоит ошеломленная. К ней подходят два латника. Они ведут Михаила. Латник. Ты Груше? Она утвердительно кивает. Это твой ребенок? Груше. Да. Симон уходит. Симон! Латник. Мы получили приказ судьи доставить в город ребенка, находящегося на твоем попечении. Есть подозрение, что это Михаил Абашвили, сын губернатора Георгия Абашвили и его жены Нателлы Абашвили. Вот бумага с печатями. Латники уводят ребенка. Груше (бежит за ними и кричит). Оставьте его, прошу вас, он мой! Певец. Латники взяли ребенка. Несчастная в город за ними пошла, забыв про опасность. Родившая мать пожелала вернуть себе сына. И в суд Пришла воспитавшая мать. Кто будет судьей, Плохим ли, хорошим ли? Кто матерей рассудит? Город горел. На судейском кресле сидел Аздак. V История судьи Певец. Теперь послушайте историю судьи: Как стал он судьей, как решал дела, какой он судья. В то пасхальное воскресенье, когда свергли великого князя, А его губернатору Абашвили, отцу нашего ребенка, отсекли голову. Деревенский писарь Аздак нашел в лесочке Одного беглеца и спрятал его в своем жилище. Аздак, оборванный и подвыпивший, вводит в свою хижину старика беженца, переодевшегося нищим. Аздак. Не фыркай, ты не кобыла! И не пытайся бежать, как сопли в апреле, тогда ты наверняка попадешься полиции. Стой, говорят тебе. (Хватает старика, который продолжает шагать вперед, словно собирается пройти сквозь стену хижины.) Садись и лопай, вот тебе кусок сыра. (Достает из ящика из-под тряпья кусок сыра.) Нищий набрасывается на еду. Давно не жрал? Старик мычит. Зачем ты так бежал, идиот? Полицейский даже не взглянул бы на тебя. Старик. Надо было. Аздак. Сдрейфил? Старик с недоумением глядит на него. В штаны наложил? Испугался? Гм... Не чавкай, словно ты великий князь или свинья. Терпеть не могу, когда чавкают. Только высокородное дерьмо приходится выносить таким, каким его создал бог. А тебя - нет. Мне рассказывали об одном верховном судье, который на базаре портил воздух, когда люди ели. Он делал это только из чувства независимости. Я смотрю, как ты ешь, и мне приходят в голову страшные мысли. Почему ты молчишь? (Резко.) Покажи-ка свою руку! Ты что, не слышишь? Сейчас же покажи мне руку! Старик, помедлив, протягивает ему руку. Белая. Значит, ты не нищий? Надувательство, ходячий обман! А я прячу тебя как порядочного человека. Почему ты, собственно, бежишь от полиции, если ты помещик? Ты помещик, не отпирайся, я вижу это по твоему виноватому лицу! (Встает.) Вон! Старик нерешительно смотрит на него. Чего же ты ждешь, истязатель крестьян? Старик. Меня ищут. Прошу полного внимания, делаю предложение. Аздак. Что такое? Предложение? Это же верх бесстыдства! Он делает мне предложение! У человека льется кровь, а пиявка делает ему предложение! Вон отсюда, говорят тебе! Старик. Понимаю. Позиция. Убеждения. Плачу сто тысяч пиастров за одну ночь. Идет? Аздак. Что? Ты думаешь, меня можно купить? За сто тысяч пиастров? Какое-нибудь паршивое имение! Лучше скажи сто пятьдесят тысяч. Где они? Старик. Конечно, не при мне. Пришлют, не сомневайтесь. Аздак. Очень сомневаюсь. Вон! Старик встает и ковыляет к двери. Снаружи доносится голос: "Аздак!" Старик поворачивает, идет в противоположный угол, останавливается. (Кричит.) Я занят. (Подходит к двери.) Ты опять рыщешь, Шалва? Полицейский Шалва (с упреком). Ты опять поймал зайца, Аздак. Ты обещал мне, что это больше не повторится. Аздак (строго). Не говори о вещах, которых ты не понимаешь, Шалва. Заяц - опасное и вредное животное, которое пожирает растения, особенно так называемые сорняки, и поэтому его нужно истреблять. Полицейский Шалва. Аздак, зачем ты со мной так говоришь? Я потеряю место, если не приму против тебя мер. Я же знаю, что у тебя доброе сердце. Аздак. У меня совсем не доброе сердце. Сколько раз тебе говорить, что я человек умственный? Полицейский Шалва (лукаво). Я знаю, Аздак. Ты человек сообразительный, ты же сам это говоришь. Вот я, неуч, и спрашиваю тебя: если у князя украли зайца, а я полицейский, что мне делать с виновным? Аздак. Стыдись, Шалва, стыдись! Ты стоишь передо мной и задаешь мне вопрос, а вопрос - это самая каверзная вещь на свете. Представь себе, что ты женщина, ну, скажем, эта падшая тварь Маринэ, и что ты, то есть не ты, а Маринэ, показываешь мне ляжку и спрашиваешь: что мне делать с ляжкой, она кусается? Ты что ж думаешь, она не знает, что делает, когда задает такие вопросы? Отлично знает. Я поймал зайца, а ты ловишь человека. Но ты же знаешь, что по образу и подобию божию сотворен человек, а не заяц. Я зайцеед, а ты людоед, Шалва, и бог тебя покарает. Иди, Шалва, домой и покайся. Нет, погоди, здесь, кажется, кое-что для тебя найдется. (Глядит на старика, который дрожит от страха.) Да нет же, нет, нет ничего. Иди домой и кайся. (Захлопывает дверь у него перед носом.) Теперь ты удивляешься, да? Что я тебя не выдал. Я не смог бы выдать этой скотине даже клопа, мне это противно. Да не дрожи ты перед полицейскими. Та- кой старый и такой пугливый. Доедай сыр, но только делай это как бедняк, а то тебя все-таки схватят. Показать тебе, как это делает бедняк? (Положив руку старику на плечо, заставляет его сесть и сует ему кусок сыра.) Ящик - это стол. Положи локти на стол и охвати руками тарелку с сыром, как будто ее каждую секунду могут отнять у тебя, ведь ты же не знаешь, что тебя ждет. Нож держи так, словно это маленький серп. А на сыр гляди попечальнее, потому что он уже исчезает, как все прекрасное на белом свете. (Наблюдает за тем, как старик ест.) Они ищут тебя, это говорит в твою пользу, но кто мне докажет, что они в тебе не ошиблись? В Тифлисе как-то повесили одного помещика, турка. Он смог доказать, что своих крестьян он четвертовал, а не только рубил пополам, как обычно делают, и что оброку он выжимал из них вдвое больше других. Его усердие было вне всякого подозрения, и все-таки его повесили как преступника только потому, что он турок. А в этом уж он не виноват, это несправедливость. Он угодил на виселицу, как Понтий Пилат в Священное писание, ни за что ни про что. Словом, я тебе не верю. Певец. Аздак старику предоставил ночлег. Но когда он узнал, Что приютил самого великого князя, душителя и душегуба, Он устыдился и велел полицейскому тотчас В Нуку себя отвести на суд и расправу. Двор суда. Трое латников пьют вино. На одной из колонн висит человек в судейской мантии. Появляется Аздак. На нем кандалы, он тащит за собой полицейского Шалву. Аздак (громко). Я помог скрыться великому князю, архивору и архизлодею! Во имя справедливости требую, чтобы меня судили, да построже, да в публичном процессе! Первый латник. Это что еще за птица? Полицейский Шалва. Это наш писарь Аздак. Аздак. Это я - презренный изменник, подлец и преступник! Доложи, болван, что я потребовал, чтобы ты заковал меня в кандалы и доставил в столицу за то, что я нечаянно укрыл у себя, как выяснилось потом из этого документа, великого князя, или, вернее, великого плута, мошенника и негодяя. Латники разглядывают документ. (Шалве.) Они не умеют читать. Глядите, преступник сам себя обвиняет! Стражник, доложи, что ради выяснения дела я заставил тебя бежать за мной почти целую ночь. Полицейский Шалва. Ты все время мне угрожал. Это нехорошо с твоей стороны, Аздак. Аздак. Заткнись, Шалва, ты ничего не понимаешь. Наступило новое время, оно прогремит над тобой. Ты конченый человек, полицейских уничтожат начисто. Все преступления расследуют и вскроют. Так лучше уж самому явиться, все равно от народа никуда не уйдешь. Доложи, как я кричал, когда мы проходили по улице Сапожников. (Кричит, искоса поглядывая на латников.) "Братья, растерзайте меня на куски, я по неведению помог уйти главному мошеннику!" Я хотел сразу предупредить возможные обвинения. Первый латник. А они что тебе ответили? Полицейский Шалва. На улице Мясников его утешали, а на улице Сапожников люди за животы держались от смеха. Только и всего. Аздак. Но здесь будет иначе, я знаю, вы железные люди. Братья, где судья? Меня нужно допросить. Первый латник (указывая на повешенного). Вот он, судья. И не называй ты нас братьями, сегодня слух у нас чуткий. Аздак. "Вот он, судья!" Такого ответа еще не слыхали в Грузии. Горожане, где его превосходительство господин губернатор? (Показывает на виселицу.) Вот где его превосходительство, деревенщина. Где главный сборщик налогов? Где смотритель тюрьмы? Где патриарх? Где начальник полиции? Все, все, все здесь. Братья, этого я от вас и ждал. Второй латник. Постой! Чего ты от нас ждал, чучело? Аздак. Того же, что случилось в Персии, братья, того же, что случилось в Персии. Второй латник. А что случилось в Персии? Аздак. Сорок лет назад там всех повесили. Визирей, сборщиков налогов. Мой дедушка, замечательный человек, видел это своими глазами. В течение трех дней, повсеместно. Второй латник. А кто же управлял, если визиря повесили? Аздак. Один крестьянин. Второй латник. А кто командовал войском? Аздак. Солдат, один солдат. Второй латник. А кто выплачивал жалованье? Аздак. Красильщик, красильщик выплачивал жалованье. Второй латник. А не ковровщик случайно? Первый латник. А почему так вышло? Эй ты, перс! Аздак. "Почему так вышло?" Разве нужна какая-то особая причина? Почему ты чешешься, братец? Война! Слишком уж долгая война! Никакой справедливости! Мой дедушка привез оттуда песенку. Сейчас мы с моим другом полицейским исполним ее. (Шалве.) Держи веревку покрепче, это как раз подходит к песне. (Поет. Шалва держит его за веревку.) Почему у сынов наших нет больше крови, а у дочек слез не осталось, А кровь осталась лишь у телят на бойне? А слезы льют нынче только плакучие ивы над озером Урми? Шаху новые земли нужны, и крестьянин платит налоги. Чтобы крышу мира завоевать, крыши срывают с хижин. К черту на кулички наших мужчин угоняют, Чтобы начальство сидело дома за чашей. Солдаты режут друг друга, полководцы салютуют друг другу, Вдовий грош проверяют на зуб - не фальшив ли. А сабли тупятся. Битва проиграна. Все равно за шлемы заплачено. Разве не так, разве не так? Полицейский Шалва. Да-да-да-да-да. Именно так. Аздак. Хотите послушать до конца? Первый латник утвердительно кивает. Второй латник (полицейскому). Он тебя уже научил этой песне? Полицейский Шалва. Так точно. Только у меня голос неважный. Второй латник. И то сказать. (Аздаку.) Продолжай. Аздак. Во второй строфе говорится о мире. (Поет.) Канцелярии переполнены, чиновники сидят чуть ли не на улице, Реки выходят из берегов и опустошают поля. Кто не может сам расстегнуть штаны, тот государством правит. Кто считать не умеет до четырех, тот восемь блюд пожирает. Продавцы покупателей ищут, но кругом голодающих видят. Оборванные ткачи стоят у ткацких станков, Разве не так, разве не так? Полицейский Шалва. Да-да-да-да-да. Именно так. Аздак. Вот почему у сынов наших нет больше крови, а у дочек слез не осталось, А кровь осталась лишь у телят на бойне, А слезы льют нынче только плакучие ивы над озером Урми. Первый латник (после паузы). Не собираешься ли ты спеть эту песню здесь, в городе? Аздак. А что в ней неверно? Первый латник. Видишь зарево? Аздак оглядывается. На небе - зарево пожара. Это в предместье. Когда князь Казбеки обезглавил сегодня утром губернатора Абашвили, наши ковровщики тоже заболели "персидской болезнью" и задали князю Казбеки вопрос, не ест ли он тоже слишком много блюд подряд. А сегодня утром они вздернули городского судью. Но мы оставили от них мокрое место, нам дали по сто пиастров за каждого ковровщика, понимаешь? Аздак (после паузы). Понимаю. (Испуганно озирается, тихонько отходит в сторону, садится на землю и подпирает руками голову.) Первый латник (третьему, после того как все они выпили еще по чаше). Смотри, что сейчас будет. Первый и второй латники подходят к Аздаку, отрезая ему путь к бегству. Полицейский Шалва. Господа, он не такой уж плохой человек. Разве что курицу иногда стащит или, может, зайца. Второй латник (подойдя вплотную к Аздаку). Ты пришел сюда, чтобы половить рыбки в мутной воде, так, что ли? Аздак (глядя на латника). Не знаю, зачем я сюда пришел! Второй латник. Уж не заодно ли ты с ковровщиками? Аздак отрицательно качает головой. А как же насчет песенки? Аздак. Это пел дед. Глупый, темный человек. Второй латник. Верно. Ну а как же насчет красильщика, который выплачивал жалованье? Аздак. Это было в Персии. Первый латник. А кто обвинял себя в том, что не повесил своими руками великого князя? Аздак. Разве я не сказал, что дал ему удрать? Полицейский Шалва. Я свидетель. Он дал ему удрать. Латники тащат Аздака к виселице. Аздак кричит. Латники отпускают его и хохочут. Аздак тоже начинает смеяться и смеется громче всех. Затем его развязывают. Все пьют вино. Входит жирный князь Казбеки с молодым человеком. Первый латник (Аздаку). Вот они, твои новые времена. Всеобщий смех. Жирный князь. Что тут смешного, друзья мои? Позвольте мне поговорить с вами серьезно. Вчера утром князья Грузии свергли развязавшее войну правительство великого князя и устранили его губернаторов. К сожалению, самому великому князю удалось бежать. В этот критический час наши ковровщики, недовольные всегда и всем, не преминули взбунтоваться и повесили нашего дорогого судью, всеми любимого Ило Орбелиани. Тс-тс-тс. Друзья мои, нам нужен теперь в Грузии мир, мир, мир. И справедливость! Вот мой дорогой племянник Бизерган Казбеки, очень способный человек. Пусть он будет судьей. То есть последнее слово за народом. Первый латник. Это как понимать? Мы должны избрать судью, что ли? Жирный князь. Совершенно верно. Народ выдвигает способного человека. Посоветуйтесь между собой, друзья. Латники шушукаются. Не беспокойся, лисенок, место за тобой. А как только мы сцапаем великого князя, мы перестанем лизать задницу черни. Латники (между собой). Они наложили в штаны, потому что не смогли сцапать великого князя. - Молодец этот писарь, он дал ему улизнуть. - Они чувствуют себя не очень-то уверенно, поэтому и "друзья мои", и "за народом последнее слово". - Теперь ему нужна даже справедливость в Грузии. - Трескотня остается трескотней, и это тоже трескотня. - Спросим-ка писаря, он на справедливости собаку съел. - Эй ты, чучело, как по-твоему, годится племянничек в судьи? Аздак. Это вы мне? Первый латник (повторяет). Как по-твоему, годится племянник в судьи? Аздак. Вы спрашиваете меня? Или я ослышался? Второй латник. Тебя, тебя, почему не тебя? Ну-ка, блесни умом! Аздак. Я вас понимаю, вы хотите проверить его как следует. Правильно? Так вот, нет ли у вас в запасе опытного преступника, чтобы кандидат показал на нем свое умение? Третий латник. Дай подумать. У нас есть два врача этой коровы губернаторши. Возьмем их, а? Аздак. Стоп, так не годится. Нельзя брать настоящих преступников, если судья не утвержден. Пусть он осел, но он должен быть утвержден, иначе нарушается законность. Законность - это очень чувствительная вещь, скажем, как селезенка. По селезенке нельзя бить кулаком, а то убьешь насмерть. Вы можете повесить обоих врачей, и законность нисколько не будет нарушена, если судья к этому непричастен. Законность любит, чтобы все было честь честью, такая уж она застенчивая. Скажем, судья вздумал упрятать в тюрьму женщину, укравшую для ребенка кукурузную лепешку. Но он не облачился в судейскую мантию или почесался во время вынесения приговора, обнажив больше трети своего тела - для этого, наверно, надо почесать бедро, - и, пожалуйста, приговор недействителен. Законность оскорблена! Скорее уж может вынести приговор судейская мантия или судейская шляпа, чем человек без этих принадлежностей. Законность бесследно исчезает, если за ней не следить. Нельзя выпить вино, которое вылакала собака. Оно исчезло бесследно. Вот так же и законность. Первый латник. Что же ты предлагаешь,