то истекал кровью в этой войне! Чтобы бойкая военная нажива превратилась в бойкую мирную наживу! Граждане гвардейцы, Коммуна потребует от всех, кто виновен перед народом за эту войну, от господ депутатов, сенаторов, генералов, фабрикантов и помещиков, от князей церкви - не забудем и про них! - чтобы они выплатили Пруссии пять миллиардов. И пусть для этого будут распроданы их владения! Бурные аплодисменты. Мэры появляются в зале. Голос. Центральный комитет приветствует мэров города Парижа. Голос одного из мэров. Вы находитесь в парижской ратуше. Это здание вы захватили силой. Ответьте нам, по какому праву? Протестующие крики. Возглас. По воле пославшего нас сюда народа, господин мэр. Если вы, господа, пришли к нам в качестве гостей народа, то милости просим. Голос мэра. Вы сами понимаете, что означает такой ответ. О вас скажут: эти люди хотят революции! Голос. Что значит - хотят? Революция уже пришла. Посмотри вокруг! Голос мэра. Граждане бойцы Национальной гвардии! Мы, мэры города Парижа, готовы доложить Национальному собранию в Версале, что вы желаете избрать под его эгидой новый муниципальный совет. Возгласы. Нет, нет, нет. - Самостоятельную Коммуну! Вот чего мы хотим! Голос Варлена. Нам нужны не только выборы муниципального совета, но прежде всего действительные муниципальные свободы для Национальной гвардии - право выбора своих начальников, вывод войск из пределов Парижа. Короче говоря - свободный Париж! Голос мэра. Это красный флаг, вот что это такое! Поберегитесь! Если вы развернете этот флаг над ратушей, ваши избирательные участки будут обходить, как чумные очаги, и весь Париж будет плевать в ваши избирательные урны. Возглас. Комитет пойдет на этот риск. Он верит, что у населения есть не только руки, чтобы работать, но и глаза, чтобы видеть. Аплодисменты. Голос мэра. Население еще и не то увидит. Я, по крайней мере, не хочу, чтобы мое имя стояло в одном избирательном списке с именами убийц. Шум, движение в зале. Комитет не заявил своего протеста против убийства генералов Тома и Леконта. Возгласы. Я протестую против выражения "убийство", применяемого к справедливой казни убийц населением. - Остерегайтесь грозить народу, не то он вам пригрозит! - Перестаньте угрожать! Четвертого сентября народ и буржуазия дружно подали друг другу руки во имя республики! - Правильно. И этот союз должен крепнуть. Все должны участвовать в выборах, все! Сохраним наши руки чистыми и незапятнанными! До тех пор, пока мы не получим согласия Парижа, надо рассматривать правительство в Версале как государственную власть. - А если так? Национальная гвардия - это нация, вооружившаяся против государственной власти. Мэры появляются в дверях. Мэр (в гневе кричит, обернувшись к залу, из которого вышел). Мы с удовлетворением отмечаем; что между вами нет единства. Возгласы из зала (сопровождающиеся шумом). Нам нужны предприниматели, чтобы восстановить производство. - Ладно, отрекитесь от народа, чтобы сохранить у буржуазии хорошее настроение! Народ отвернется от нас, и мы увидим воочию, что с 'буржуазией нельзя делать революцию! "Папаша". Так, так! Именно так. Мэр. Мы уходим. Примите наши искренние пожелания. Пусть вам улыбнется счастье, нам ваша задача не по плечу. Мэры уходят. Возглас. Буржуазия покидает зал. Отлично. "Папаша" (кричит мэрам вдогонку). Мошенники! Из зала выходят Ланжевен и Женевьева, Они закрывают за собой двери. Пьер, вы должны немедленно внести предложение: надо устранить всех, кто выступает в защиту изменников-генералов. Расстреляйте их, как собак, немедленно, всех, без суда и следствия, иначе вы погибли. Ланжевен. Что тебе до расстрелов? Успокойся. "Папаша". Мне? Что вы хотите этим сказать? Комитет колеблется! Ланжевен. Не хотите ли вы лучше послушать? (Открывает двери.) Голос Риго. Граждане гвардейцы, право решать судьбу родины может принадлежать только тем, кто ее защищает. Это право пролетариата, право трехсот тысяч бойцов Парижа. Их избирательный бюллетень - ружейная пуля. Шум, волнение в зале. Возгласы. Вы даже выборы хотите задушить! Это анархия! - Не забывайте, у нас гражданская война! - А прусские батареи от Венсенского леса до Булонского! - Единство, граждане! Итак, мы решаем - выборы! Женевьева. У нас нет единства. Это плохо. Ланжевен (улыбаясь). Нет, это хорошо, это признак движения, развития. Конечно, при верном направлении. Зачем вы пришли сюда, друзья? "Папаша". В сто первом говорят, будто ворота города открыты. Всю ночь они отводили на Версаль свою полицию, артиллерию, обозы. Там, в Версале, за- сел Тьер. Гвардейцы поручили сказать вам, что по первому вашему знаку, Ланжевен, они готовы идти на Версаль. Женевьева (быстро). Но это тоже гражданская война. Коко. Двадцать тысяч человек собралось только вокруг ратуши - с хлебами, поднятыми на штыки. Пятьдесят пушек расставили вокруг нее. Вам достаточно крикнуть в окно: "На Версаль!" - и все будет сделано, раз и навсегда. Ланжевен (медленно). Весьма возможно. Но нам нужно согласие Франции. Верно? "Папаша". Ладно, устраивайте выборы. А не будет выборов, тоже хорошо. Но раздавите врага, пока еще не поздно, уничтожьте его сейчас, сегодня. Ланжевен (колеблется). Поставить Коммуну на ноги - это не так-то легко. Но стоит нам ее создать, и Тьер с его прихвостнями превратятся в глазах всей Франции в кучку банкротов. Я понимаю твою тревогу, "папаша", - это хорошо, что вы наседаете. Теребите нас беспрестанно, вы всегда впереди нас. "Папаша". Коко, нам нечего больше требовать. В конце концов - им виднее. Они собираются уходить, но останавливаются, вслушиваясь в заключительную речь. Голос Варлена. Граждане гвардейцы! Пролетарии Парижа, претерпевая горькие поражения и подлую измену правящих классов, сражаясь на поле брани против прусской и собственной буржуазии, ослабленные голодом, который обрушили на них прусские генералы и парижские спекулянты, поднялись в эти утренние часы, чтобы защитить остатки своих разгромленных жилищ и взять свою судьбу в собственные руки. Решается судьба Франции. Созданное буржуазией после военного поражения так называемое правительство национальной обороны разоблачено как правительство национальной измены. Те же самые, люди, которые ради своих авантюр призвали императора, затем отреклись от него, как только он перестал поставлять им добычу. Теперь они призывают господина фон Бисмарка, чтобы он взял их собственность под охрану от тех, кто ее создал, - от пролетариев. Но столица Франции, объявляя законным и справедливым восстание против этой банды авантюристов, спокойно и уверенно, с оружием в руках идет к выборам своей собственной, свободной и суверенной Коммуны и призывает все свободные. Коммуны Франции объединиться вокруг нее. Бурные аплодисменты. Женевьева. Сегодня один из величайших дней в истории Франции. Возгласы. Да здравствует Коммуна! "Папаша". Его величие будет состоять и в том, что никто не сможет сказать о представителях народа: "Они хотели междоусобной войны". Наступят новые времена, и они будут бескровными. РЕЗОЛЮЦИЯ 1 Исходя из нашего бессилья, Создали для нас законы вы, Но законы ваши - грубое насилье, Перед господами мы не склоним головы. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем отважно встретить смертный час. 2 Исходя из факта, что старинный Ваш порядок выгоден лишь вам, Мы постановили: лишь стекло витрины Хлебом овладеть мешает беднякам. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем отважно встретить смертный час. 3 Исходя из факта, что мы нищи И что нашим детям нужен кров, Мы решили: в ваши знатные жилища Все мы переселимся без лишних слов. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем отважно встретить смертный час. 4 Исходя из факта, что без боя Вы не отдадите нам дрова, Мы решили - сами стать своей судьбою, Сами отобрать у вас свои права. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем отважно встретить смертный час. 5 Исходя из факта, что богатый Прокормить не в силах бедняка, Мы, господ лишившись, свыкнемся с утратой, Жалованья хватит нам тогда наверняка. Исходя из факта, что оружье Ваших войск нацелено на нас, Мы постановили: жить рабами хуже, Чем отважно встретить смертный час. 6 Исходя из факта, что премьеры До сих пор обманывали всех, Мы решили: больше им не будет веры, Будем мы отныне править сами, без помех. Исходя из факта: лишь язык снаряда Может убедить вас в чем-нибудь, Мы постановили, что сегодня надо Против вас орудья повернуть. V 19 марта 1871 года. Северный вокзал. Повсюду плакаты, призывающие к выборам Коммуны. Буржуа с семьями, монахини, чиновники толпятся на вокзале; все они стремятся уехать в Версаль. Газетчик. Заявление печати: "Выборы Коммуны нарушают конституцию!" Вот газеты, призывающие вас, парижане, не участвовать в выборах: "Журналь де деба", "Конститусионель", "Монитер", "Юниверсель", "Фигаро", "Голуа". (Дальнейшие названия он выкрикивает во время нижеследующих диалогов.) "Ла Верите", "Пари-журналь", "Пресс", "Франс", "Либерте", "Пэи", "Насиональ", "Юнивер", "Тан", "Клош", "Патри", "Бьен пюблик", "Юнион", "Авенир", "Либераль", "Журналь де виль и де кампань", "Шаривари", "Монд", "Франс нувель", "Газетт де Франс", "Пти Монитер", "Пти насиональ", "Электер либр", "Птит пресс". Сборщик налогов (окруженный семейством, покупает одну из газет). Что значит: "Комитет - это ничто"? Он представляет двести пятнадцать батальонов, эти люди могут сделать все, что захотят!.. Альфонс, не сутулься, стой прямо! Где только застрял Бурде с моим портфелем? Есть у меня секретарь, или он покинул меня в час грозной опасности? Его жена. Альфонс, перестань горбиться!.. Кристоф, если Бурде не придет, тебе нужно остаться - без денег нам не прожить в Версале. Туда сбежались все. И дороговизна там ужасная... Сборщик налогов. "Тебе нужно остаться". Как характерны для тебя эти слова. Пусть меня ставят к стенке, были бы только деньги... Его жена. Ради бога, не пускайся в сантименты. Ты должен дождаться Бурде... Альфонс, не дергайся, держи плечи ровно. (Уходит с сыном, оставляя мужа.) Входят Филипп и Жан. Группа правительственных солдат волочит за собой тяжелый железный ящик, впереди идет чиновник. Чиновник. Господа, только не в багажный вагон. В нем документы и деньги мэрии. Филипп. Из-за твоей матери, по ее вине я вернулся в часть. Как она посмела сдать микроскоп Франсуа в ломбард в то время, как он сражался! Теперь все мое жалованье уйдет на него, а денег нам так и не платят. Не исключено, что я могу угодить под военный трибунал из-за этой истории с пушкой, в которой тоже вы виноваты. Жан (с отсутствующим видом). Мы должны были заплатить квартирную плату. Если ты заработаешь двадцать франков, мы выкупим его вещи. Главное, чтобы Франсуа ничего не узнал. Филипп. Его занятия съедают все деньги. А если он теперь еще ввяжется в вашу Коммуну, то братья-монахи прогонят его из семинарии! Священник в Коммуне! А что ваши идеи никуда не годятся, и тут видно. Франсуа хочет иметь свой микроскоп, так или нет? А зачем он этого хочет? Потому что микроскоп - его собственность. Значит, человек не может без собственности, и баста. Жан. У тебя в голове, как в пекарне: страшный ералаш. Филипп. В пекарне нет никакого ералаша. Жан. Слушай и соображай. Микроскоп - принадлежность его ремесла, вот почему он ему нужен. А станки в паровозоремонтной - это принадлежности нашего ремесла, и они нужны нам. Понял? Филипп. Куда ты пошел? Жан (возвращает Филиппу мешок, который он тащил). Разве ты не видишь, что они увозят казну? (Кричит солдатам, которые тащат ящик.) Эй, вы! Отсюда ничего не уйдет. Это народная собственность. Солдаты идут мимо него, один из них дает ему пинка. Отбросы. И никого нет, чтобы их задержать. (Стремительно убегает.) Филипп, качая головой, уходит. Появляется герцогиня с племянницей и служанками, несущими шляпные картонки и т. п. Племянница. Кто мог подумать, тетушка Мари, что при отъезде первых поездов, покидающих Париж, мы увидим такие трагические зрелища! Весь Париж бежит из Парижа! Герцогиня. Ненадолго. Филина, смотрите, чтобы не раздавили коробку, там шляпа от Фарно. Племянница. Надо было все-таки ехать в карете. Герцогиня. Чтобы они выпрягли лошадей и сожрали их! Не говори глупостей. Ах, де Плок, как это с вашей стороны любезно! Только в такие дни узнаешь истинных друзей. Де Плок. Герцогиня, помилуйте! Я просто вообразить не мог, что вы уедете и я не поцелую вашу ручку. Племянница. Неужели вы останетесь? Разве это не опасно? Де Плок. Возможно. Но Французский банк стоит того, чтобы ради него рисковали. (Герцогине.) Осмелюсь просить вас передать ему записку в этом букете. (Вручает ей букет цветов.) Герцогиня. Ваш поступок не будет забыт. Вся эта комедия продлится не больше недели. До скорой встречи, Анри! (Уходит с племянницей.) Де Плок. До скорой встречи, сударыни! Газетчик продает очень немного газет. Напротив уличный торговец продает свой товар. Газетчик. "Заявления высокопоставленных лиц!.." Читайте "Фигаро". "Преступная расправа над генералами Тома и Леконтом". "Захват ратуши - акт беззакония и произвола"... "Центральный комитет заодно с немцами"... "Грабежи на улице Грае!"... "Господство черни"... Торговец (вперемежку с выкриками газетчика). Подтяжки!.. Лионские карманные расчески!.. Пуговицы!.. Мыло и туалетные принадлежности!.. Гармоники!.. Пояса из Триполи!.. Солдаты ведут Жана, одежда на нем разорвана. Сержант Национальной гвардии с несколькими гвардейцами останавливают их. Сержант. Эй, погодите! Чего вы хотите от него? Солдаты. Его взяли, когда он полез на паровоз. Это саботажник. Жан. Они увозят деньги из Парижа. Их надо задержать во что бы то ни стало. Всю эту шайку надо арестовать. Сержант. Побольше спокойствия, товарищ. У нас нет приказа задерживать поезда. Отпустите его сейчас же. Де Плок. Дорогие друзья, я маркиз де Плок из Французского банка. Вы сами только что сказали, что исполнительная власть не издала никаких распоряжений. И, насколько мне известно, у нас еще нет гражданской войны. А если так, господа, то этот человек повинен в преступлении и должен быть арестован на месте. Жан. Вот как? И куда я должен быть отправлен? Куда, скажите, куда? Молчание. Сержант. Ах, вы хотите забрать его с собой в поезд?.. Отпустить немедленно! (Своим гвардейцам.) Идите за подкреплением! Несколько гвардейцев уходят. Жана отпускают. Солдаты удаляются. Де Плок уходит. Один из солдат. Послушай, товарищ. Мы ведь только выполняем свой долг. Сержант. Ну, парень, тебе повезло. Жан. И вы даете им так просто уйти! Взгляните на эти плакаты! Вот что я вам скажу: я выбрал. Но только не вашу Коммуну. Она обречена на гибель. (Убегает.) VI 26 марта 1871 года. И входа в небольшое кафе на Монмартре. Maдам Кабэ и ее маленькое семейство - Жан, Бабетта, Франсуа, Женевьева - хозяйничают в кафе, которое до того было закрыто. Они распахивают ставни, поднимают жалюзи, расставляют стулья, развешивают бумажные фонари. Официант в форме Национальной гвардии и раненый кирасир в гражданской одежде помогают им. На одной из ближних площадей звучит бравурная музыка. Женевьева выходит из кафе с бутылками вина. За ней идет один из мальчиков, по-праздничному принаряженный. Франсуа (несет плетеные стулья). Итак, торжество Коммуны, торжество науки, новый век и новое тысячелетие человечества. Париж высказался - за. Официант. А мой хозяин высказался против, и таким образом официант стал хозяином. Прошу вас, располагайтесь поудобнее в моем кафе. Женевьева. Значит, даже юные священослужители, и те приветствуют утреннюю зарю. (Ставит бутылки на столик перед мадам Кабэ.) Франсуа. И учительницы угощают вдову вином с черного рынка. Дух нагорной проповеди опочил в параграфах закона, которые открываются словами "исходя из того" и заканчиваются делами! (Обнимает немца, который, весело улыбаясь, открывает окно.) Я обнимаю тебя, кирасир, моего нового брата, дезертировавшего из разбойничьих войск этого динозавра Бисмарка! Мадам Кабэ (она с самого начала заняла место за столиком посреди улицы). И от квартирной платы нас избавили! (Зовет.) Жан! Бабетта! Франсуа. Исходя из того, что тяготы войны, обрушившиеся на отечество, явились делом рук меньшинства и что несправедливо взваливать такое бремя на плечи большинства, состоящего из страдающих и угнетенных... Я выучил эти слова наизусть, как моего любимого Лавуазье, Жан (выглядывает из верхнего окна кафе). Терпение! Франсуа. И процентщики безвозмездно возвращают все залоги беднякам, исходя из того, что жизнь должна стоить того, чтобы хотелось жить. Мадам Кабэ. Франсуа, ты знал обо всем? Из-за этой дороговизны я сделалась прямо-таки воровкой. Вот почему я требовала, и довольно бестактно, чтобы ты уплатил за квартиру, но я хотела выкупить вещи. Они ведь тебе нужны... Эй, Жан! (Мальчику.) Садись, Виктор, поешь чего-нибудь, раньше чем отведать вина. Эй, Жан! Мальчик чинно садится. Жан сердито выглядывает в окно. Я хочу поговорить с Бабеттой, вы там еще не управились? Бабетта появляется в окне рядом с Жаном, у нее несколько разгоряченный вид. Бабетта. В чем дело, мама? Мадам Кабэ. Смотри, Бабетта, какое у нас прекрасное вино. Бабетта со смехом прячется. За ними надо смотреть в оба, он у меня радикал, мой сынок. На улице появляются "папаша" и Ланжевен, с усталым выражением лица. На штыке у "папаши" белый бумажный лампион. "Папаша". Мадам! Мадемуазель! Я привел к вам вашего зятя, члена Коммуны от Вожирара. Я вытащил его с работы, они корпят там, как каторжные, в ратуше. Мадам Кабэ. Выпей стаканчик, Пьер. Официант. Вино осталось от хозяина, а хозяин в Версале. Пейте, пожалуйста, сударь. Ланжевен. Они бросили шесть тысяч больных. Некому даже осветить улицы. Все это требует работы. Жан и Бабетта вывешивают в окне красный флаг. "Папаша". Живо, бокал в честь нашего знамени! Того, что вызывает любовь и страх! Гонимого, грозного! Того, что несет нам дружбу, того, что приходит, опоясанное бурей. Пьют стоя. Мадам Кабэ. Да, оно такое. Отведайте этих хлебцев, Пьер и "папаша". А дети куда подевались? Хозяйка вон той пекарни вынесла нам эти хлебцы, когда мы несли мимо нее полотнище, - да, когда мы несли полотнище очень определенного цвета, эта баба с кислой рожей навязала нам хлебцы. Женевьева. Садитесь, я спою вам старинную песенку. (Поет.) Марго на рынок пошла поутру: - Я этот кусочек свинины беру. Барабаны громко забили в тот миг, Испуганно вздрогнул старый мясник, Старый мясник головою поник. - Этот кусок? Двадцать франков, мадам. Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та... - А? - О да, конечно, пять франков, мадам. - Красота! Марго поднялась к хозяйке своей. Барабаны забили еще сильней. - Сколько я вам за квартиру должна? Хозяйка была совершенно бела, Бела и бледна, как кусок полотна. - Вы мне должны двадцать франков, мадам. Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та... - А? - О да, конечно, пять франков, мадам. - Красота! Все (подхватывают припев). Красота, красота, красота! На площади появляется отряд мужчин и женщин с кокардами. Один из мужчин. Милостивые государыни и милостивые государи! Все за нами! На Вандомской площади господин Курбе, известный живописец, произнесет речь и призовет нас разрушить Вандомскую колонну Наполеона, отлитую из металла тысячи двухсот пушек, завоеванных в европейских походах. Уничтожим этот памятник войны, этот символ милитаризма и варварства. "Папаша". Благодарим за сообщение. Мы одобряем проект и явимся его осуществить. Одна из женщин. Приходите в Латинский квартал, там будут поить бульоном. Мужчина (громко ржет). На добрую память о пяти жеребцах, милостивые государи и милостивые государыни. Франсуа. Ну как? Пойдем? "Папаша". Мне и здесь хорошо. Франсуа. А бульон? Мадам Кабэ. Идите, если хотите. А где Жан и Бабетта? Ах, вот они. "Папаша". Сразу видно, господин Франсуа, что у вас задатки настоящего священника. Женевьева. Большое спасибо, мы еще немного побудем здесь. Отряд идет дальше. Один из мужчин. Ладно, как хотите. Была бы честь предложена, Коммуна вас пригласила. А вы не пошли, о-ла-ла-ла!.. "Папаша". На то и свобода. Жан и Бабетта появляются внизу. Мадам Кабэ. Вы слишком долго были наверху. Я недовольна вами. Жан. Мама, ты заставила покраснеть Женевьеву. Мадам Кабэ. Я вам сказала: надо равняться по обстоятельствам. "Папаша". Но, мадам, обстоятельства у нас отличные, самые лучшие. Париж высказался за то, чтобы жить по собственному вкусу. Ведь именно поэтому и господин Фриц решил остаться у нас. Никаких классовых различий между гражданами, никаких границ между народами! Жан. Бабетта, отвечай же матери, защити меня. Бабетта. Ваш сын, мадам, не знает, что такое неприличная поспешность. (Поет.) Нету крыши у папаши Жюля, У жены - рубашки даже нет, На костре в лесу стоит кастрюля, И старуха для папаши Жюля Варит в ней картошку на обед. - Мать, сготовь мне лакомое блюдо! Чем же нищий не аристократ? Лучше не спеши и вложи в него души, И не забудь нарезать лук-порей в салат! Папа Жюль посажен за решетку, На причастье времени уж нет, И, в последний раз прочистив глотку, Он предсмертный заказал обед. - Мне, тюремщик, лакомое блюдо! Чем же нищий не аристократ? Лучше не спеши и вложи в него души, Да не забудь нарезать лук-порей в салат! "Папаша". В самом деле, для чего мы живем? Кюре собора святой Элоизы ответил моей сестре на подобный вопрос: ради самосовершенствования. Допустим. Но что ему нужно для этого? Ему нужны перепелки на завтрак! (Обращается к мальчику.) Сын мой, запомни: живут ради чего-то исключительного. Подать его сюда, это исключительное, хотя бы при помощи пушек. Ибо для чего человек разбивается в лепешку? А для того, чтобы добыть себе сладкую лепешку на ужин! Ваше здоровье, друзья!.. (Пьет.) А кто сей юный муж? Мадам Кабэ. Виктор, сбегай за вилкой! Мальчик уходит в помещение кафе. Его отец служил в девяносто третьем батальоне, он погиб восемнадцатого марта, защищая пушку. Мальчик торгует мясом, кроликами - да помолчи ты, Жан... Я иногда покупаю у него кое-что, его положение... Мальчик возвращается с вилкой. "Папаша" (встает, поднимает стакан). За твое здоровье, Виктор! Мальчик пьет за здоровье "папаши". С соседней площади доносится танцевальная музыка. Жан танцует с Женевьевой, Бабетта с Франсуа, официант с мадам Кабэ. Ну что, дела идут? Ланжевен. Теперь и ты доволен? "Папаша" (после паузы). Вот оно, чего хотел этот город, для чего он был построен, о чем его заставили забыть под бичами, о чем ему напомнили мы... Чего же еще нужно? Ланжевен. Только одного. Иногда я думаю: лучше бы мы восемнадцатого марта ударили по врагу. Мы решали: выборы или поход на Версаль? А ответ был один: то и другое! "Папаша". Так что же? Ланжевен. Теперь Тьер сидит в Версале и собирает войска. "Папаша". Тьфу!.. Плевал я на это. Париж все решил. ЭТИ старички уже трупы. Мы уберем их в два счета. Войска! Мы с ними сговоримся, как восемнадцатого марта сговорились о пушках! Ланжевен. Надеюсь. Это крестьяне. "Папаша". За Париж, сударь! Танцующие возвращаются к столику. Бабетта. За свободу, Жан Кабэ! За полную свободу! "Папаша". За свободу! Ланжевен (улыбаясь). Я пью за частичную. Бабетта. В любви. Женевьева. Почему за частичную, господин Ланжевен? Ланжевен. Она ведет к полной. Женевьева. А полная, немедленная, это что же - иллюзия? Ланжевен. В политике - да. Бабетта. Франсуа, а ты умеешь танцевать. В каком же качестве ты танцуешь: как физик или как священник, как будущий кюре? Франсуа. Я не буду священником. Наступают новые времена, мадемуазель Герико. Я буду изучать физику на средства, которые отпустит Париж. Бабетта. Да здравствует раздел! Все принадлежит нам, и мы все разделим! Женевьева. Бабетта! Бабетта. Я научу тебя танцевать с Жаном щека к щеке. (Бросается на Женевьеву.) Женевьева. Как видишь, я не защищаюсь, Бабетта. Бабетта. Тогда - вот тебе, вот тебе и - вот тебе. Они дерутся, катаясь по земле. Женевьева начинает защищаться. Ах, ты говоришь - не защищаешься? Ты же мне чуть глаз не выбила, жаба! Жан, посмеиваясь, удерживает Франсуа. "Папаша" и официант разнимают дерущихся. Мадам Кабэ. Как они вцепились друг в друга. Можно подумать, что у них шкафы ломятся от платьев. Ну и ну!.. Я недаром была против, чтобы вы шли наверх вывешивать флаг. Посмотрите на нее - она боевая. Франсуа. Коммунарка не знает ревности. Бабетта. Она сделана из дерева, да? Женевьева. Нет, но она стоит, на своем и за свое. Хорошо, Бабетта, что здесь не оказалось штыка. Входит Филипп. Добрый день, Филипп! Филипп. Вот я и снова тут. Хотелось знать, застану ли я вас еще в живых. По сообщению версальских газет, вы все посажены в тюрьмы и убиты. Каждого, кто перед сном не скажет "да здравствует Коммуна", выдает его собственная жена, а затем коммунары пытают его в отхожем месте, пока он во всем не сознается. Это там читали все. Наслушались про террор Коммуны. Все смеются. "Папаша". Друзья мои, наступает первая в истории ночь, которую наш Париж проведет, не оскверненный убийствами, грабежами, насилиями, обманом. Впервые на его улицах будут царить спокойствие и порядок и ему не нужна будет полиция. Все банкиры и мелкие мошенники, все сборщики податей и фабриканты, все министры, кокотки и попы убрались в Версаль. Город стал обитаем. Франсуа. Ваше здоровье, папаша! Филипп. И об этом я тоже читал в газетах. Ведь это оргии. Оргии Коммуны! Каждому из тиранов, засевших в ратуше, положено иметь семь любовниц - это число, определенное законом. Бабетта. Ого, а у Жана их только две. Франсуа (Филиппу). А почему ты убежал? Филипп. Я не намерен топать для них даром. Господин Тьер - банкрот, он вылетел в трубу. Он уже не платит жалованья, солдаты продают свои ружья в Версале за пять франков. "Папаша". А я... я получаю мое жалованье. Ланжевен. Ты сам себе его платишь, в этом вся разница. Филипп. А это уже бесхозяйственность Коммуны. Об этом идут разговоры - я провел день в деревне, в Арле, у родителей. Они шлют тебе приветы, Франсуа. Я им не сказал, что ты стал коммунаром, этаким дьяволом, который хочет все поделить. "Папаша". Я мечтаю получить коровью ногу, особенно копыто. Ланжевен. А как ты перебрался через линию фронта? Филипп. Меня никто не задержал. Ланжевен. Вот это плохо. Вот это легкомыслие Коммуны! "Папаша". Пьер, ты слишком высокого мнения об этих старцах, о господине Тьере и господине фон Бисмарке. Добро пожаловать, Филипп. Так говоришь, они того, вылетели в трубу? Дай мне газету, Пьер. Ланжевен дает ему газету, он делает из нее бумажный шлем и надевает его на голову. Честь имею представиться: я Бисмарк. А ты, Жан, ты Тьер, возьми у Франсуа его очки. Сейчас мы покажем Пьеру, о чем говорят эти старцы, пока мы в Париже предаемся нашим скромным радостям. "Папаша" и Жан принимают "исторические" позы. Мой дорогой Тьер, я только что произвел одного болвана в императоры. Не нужно ли вам такого же? Жан. Дорогой господин фон Бисмарк, у меня уже был император. "Папаша". Это я готов понять: раз вы его уже имели, вы вправе не желать нового. Все это превосходно, но я обязан вам сказать, что если вы не будете слушаться, то вы получите обратно своего императора, и - заметьте себе - это не только угроза, ибо я ее выполню. Впрочем, может быть, вы желаете короля? Жан. Господин фон Бисмарк, этого желает только часть, очень небольшая часть. "Папаша". Но если вы не будете повиноваться, то вы его получите. Кстати, а чего желают ваши люди, я имею в виду этих... как их там... ну, тех, кто платит налоги... ах да - народ. Чего он хочет? Жан (робко озираясь). Меня. "Папаша". Но это же превосходно, вы мне совершенно так же милы^ как император или король... Значит, короля здесь тоже не хотят - смешно, знаете... Но и вы ведь... тоже не слушаетесь, вы еще гораздо лучше отдаете нам все это... как это называется, где мы находимся... где мы сейчас находимся. Да, правильно: Францию. Жан. Господин фон Бисмарк, мне поручено отдать Францию. "Папаша". Кем же, сударь? Жан. Францией. Меня только что избрали. "Папаша" (громко хохочет). Нас тоже! Императора и меня тоже избрали. Жан (хохочет; затем). Шутки в сторону, господин фон Бисмарк, я что-то чувствую себя не очень уверенно. Короче говоря, я не уверен, что меня не арестуют., "Папаша". Знаете что - я вас поддержу. У меня пять тысяч пушек. Жан. В таком случае, господин фон Бисмарк, мне остается поведать вам только одно желание: не разрешите ли вы... не позволите ли вы мне припасть губами к вашему сапогу? (Падает к "папашиным" ногам и целует его сапог.) Какой сапог! И какой вкусный! "Папаша". Предупреждаю вас: не вздумайте сожрать его. Жан. И обещай мне, Отто, что ты этим... что ты этими самыми сапогами растопчешь ее в пыль и прах. "Папаша". Ее? Кого? Ах, Коммуну! Жан. Только не произноси этого слова. Не произноси. Для меня оно такое же, как для тебя этот Либкнехт и этот Бебель. Кирасир встает с места и поднимает бокал. "Папаша". Бога ради, не произноси этих имен. Жан. Но, Отто, отчего же ты так пугаешься? Как же ты мне поможешь, Отто, если ты так пугаешься? Ведь тогда и я испугаюсь. Они снимают бумажный шлем и очки, обнимаются. Бабетта. Жан, это было очень хорошо. Мне кажется, что флаг висит косо. Нам надо пойти наверх. (Обнимает его.) Франсуа. А теперь я прочитаю вам это. (Читает под бумажным фонарем из газеты.} "Сегодня вечером она выпьет свое вино, за которое она никому ничего не должна. А утром Париж встанет, как старая работница, и обратится к труду, который он так любит". Кирасир (поднимает бокал). За Бебеля, за Либкнехта! Официант. За Коммуну! Кирасир. За Коммуну! Официант. За Бебеля, за Либкнехта! Франсуа. За науку! За знания! Женевьева. За детей! VII Ратуша. Красные флаги. Во время заседания на стены зала приколачивают плакаты: 1. "Право на жизнь". 2. "Свобода личности". 3. "Свобода совести". 4. "Свобода собраний и союзов". 5. "Свобода слова, печати и убеждений". 6. "Всеобщее избирательное право". 29 марта 1871 года. Первое заседание Коммуны. Белай. Нам бросают упрек, говорят, что мы должны были удовлетвориться выборами Национального собрания республики... Возгласы. Состряпано господином Тьером! - Против Парижа! Белай. Но освобождение парижской общины есть освобождение всех общин республики! Наши противники утверждают, что мы нанесли удар по республике. Если мы и ударили по ней, то как по столбу, который от этого еще крепче входит в землю! Аплодисменты на скамьях журналистов. Республика тысяча семьсот девяносто второго года, республика, созданная великой революцией, была солдатом. Республика, создаваемая Коммуной, будет рабочим, который прежде всего нуждается в свободе, чтобы воспользоваться благами мирного труда. Мир и труд. Варлен. Коммунары! Это республика, которая отдает рабочим средства производства, как республика тысяча семьсот девяносто второго года отдала землю крестьянам и осуществила политическую свободу на основе общественного равенства. Аплодисменты. Оглашаю первые законы. "Исходя из того, что все граждане без различия находятся в готовности защищать национальную территорию, существующая армия объявляется упраздненной". Возгласы. К черту генералов, наемных кровавых псов! Да здравствует народная армия! - Никаких классовых различий между гражданами, никаких границ между народами! - Обратимся к рабочим в немецких войсках с призывом протянуть руку рабочим во французской армии. Аплодисменты. Варлен. "Исходя из того, что государство - это народ, живущий на основе самоуправления, все общественные должности должны замещаться в порядке выборов, на определенные сроки, с правом отзыва тех, кто их занимает. Выбирать на эти должности по способностям". Возглас. Равная оплата! Заработок рабочих! Варлен. "Исходя из того, что ни один народ не стоит выше последнего из своих граждан, обучение должно быть доступно для всех, бесплатно и общественно полезно". Возглас. Питание для школьников! Воспитание начинается с питания: чтобы научиться знаниям, надо сначала приучиться есть. Смех, аплодисменты. Варлен. "Исходя из того, что цель жизни состоит в беспрепятственном развитии наших физических, духовных и моральных способностей, собственность не может быть не чем иным, как правом каждого получать свою долю от результатов коллективного труда соответственно мере вложенных им усилий. На фабриках и в мастерских должен быть введен коллективный труд". Аплодисменты, Варлен. Таковы, друзья мои, первые законы, которые должны быть немедленно осуществлены. Я открываю первое рабочее заседание Парижской коммуны. Б Министерство внутренних дел. Швейцар вводит Женевьеву и Ланжевена в одну из канцелярий. Дождь. Женевьева. Вы говорите, что ни один из чиновников здесь не появлялся? Вот уже целую неделю? Швейцар. Да. Иначе я бы знал, ведь я швейцар. Женевьева. Сколько чиновников работало обычно? Швейцар. Триста восемьдесят четыре и господин министр. Женевьева. Вы знаете, где каждый из них живет? Швейцар. Нет, не знаю. Женевьева. Как же выяснить, где расположены школы, сколько их в округах, где живут учителя, откуда берутся деньги на их содержание? Они забрали отсюда даже ключи. Ланжевен. Надо позвать слесаря. Женевьева (швейцару). А вам придется пойти и купить керосину для лампы. (Роется в кошельке.) Швейцар. Вы собираетесь работать и ночью? Ланжевен. Это уполномоченный Коммуны по народному образованию. Швейцар. Все это очень хорошо, но только это не мое дело - ходить за керосином. Женевьева. Ну ладно, но... Ланжевен. Нет, не ладно. Вы пойдете и купите керосин. Но вы пойдете после того, как вы покажете уполномоченному, где находятся списки школ и карты округов. Швейцар. Я могу показать только расположение канцелярий. Женевьева. Мне придется спросить уборщицу - может быть, у нее есть дети, которые ходят в школу. Ланжевен. Она, конечно, не знает, Женевьева. Вместе мы скорее разберемся. Ланжевен. Лучше всего было бы построить новые школы. Тогда по крайней мере мы знали бы, где они находятся. Все нужно строить заново, все - от начала до конца. Потому что это всегда плохо делалось. Все - от больниц до уличных фонарей... Сколько платит вам население за ваши услуги, к которым не относится добывание керосина? Швейцар. Семь франков восемьдесят в день, но это платит мне не население, а государство. Ланжевен. Да, тут и в самом деле большая разница. Наш уполномоченный будет руководить народным образованием в Париже за одиннадцать франков в день - это вам что-то говорит? Швейцар. Как ей угодно. Ланжевен. Вы можете идти. Ведь это тоже относится к вашей службе. Швейцар уходит, волоча ноги. Женевьева (распахивает окно). А ведь он и сам бедняк. Ланжевен. Он-то этого не думает. Я, вероятно, сделал ошибку, сказав ему, насколько невелика ваша заработная плата. Теперь он будет вас презирать. Он и не подумает гнуть спину -перед особой, которая зарабатывает всего на несколько франков больше его. А ничего другого он не умеет, спину гнуть - вот его служба. Женевьева. Его ничему другому не научили. Что видит этот человек? Люди, сидевшие на постах министров и министерских советников, бежали из-за низких окладов, и все чиновники, даже самые мелкие, оставляют Париж в темноте, грязи и невежестве. А между тем без них не обойтись... Ланжевен. В том-то и беда. Вся их задача - доказать, что они незаменимы. Так уже повелось тысячелетиями. Но нам придется отыскать людей, которые так организуют работу, чтобы их всегда можно было заменить. Это будут рационализаторы работы, великие труженики будущего... Смотрите, сюда идет Бабетта. Входят Бабетта и Филипп. Бабетта. Тебя вообще больше не видно. В "Офисиель" написано, что тебя сделали министром или чем-то в этом роде. Женевьева (тревожным шепотом). Это он тебе сказал, где меня можно найти? Бабетта. Кто? Швейцар. Филипп показал ему пистолет. Ланжевен. Я назначаю тебя помощником уполномоченного по транспорту - моим помощником. Поезда с Северного вокзала, правда, отходят, но они не воз- вращаются. К тому же они вывозят содержимое целых особняков. Я конфискую имущество железнодорожной компании и предам высших чиновн