сведомился капитан. - Почему? Сумма равняется тремстам семидесяти с лишним, - ответил маклер. - Не беда, - возразил капитан, хотя он был явно смущен этой цифрой. - Полагаю, любая рыба, попадающая к вам в сети, остается рыбой. - Разумеется, - сказал мистер Броли. - Но селедка, знаете ли, не кит. Это философическое замечание, казалось, поразило капитана. Он размышлял с минуту, поглядывая при этом на маклера, как на великого мудреца, а затем отозвал в сторону мастера судовых инструментов. - Джилс, - сказал капитан Катль, - по какому обязательству? Кто кредитор? - Тише, - отозвался старик. - Отойдем подальше. Не говорите при Уоли. Это поручительство за отца Уоли, старое обязательство. Я много выплатил, Нэд, но времена для меня настали такие тяжелые, что сейчас я ничего не могу поделать. Я это предвидел, но помочь ничем не мог. Ради бога, ни слова при Уоли. - Но ведь какие-нибудь деньги у вас есть? - шепотом спросил капитан. - Да, да... о да... кое-что у меня есть, - отвечал старый Соль, сначала засунув руки в пустые карманы, а затем ухватившись за свой валлийский парик, словно надеялся выдавить из него золото. - Но я... то немногое, что у меня есть, нельзя обратить в наличные деньги, Нэд; Это невозможно. Я старался сделать что-нибудь для Уоли, но я старомоден и отстал от века. Они и тут и там, и... и, короче говоря, все равно что нигде, - сказал старик, растерянно озираясь. Он так был похож на помешанного, который припрятал свои деньги в разных местах и забыл - где, что капитан следил за его взглядом, питая слабую надежду, не вспомнит ли тот о нескольких сотнях фунтов, спрятанных в дымоходе или в погребе. Но Соломон Джилс знал, что этого не случится. - Я отстал от века, дорогой мой Нэд, - сказал Соль с покорным отчаянием, - совсем отстал. Не имеет смысла плестись за ним где-то далеко позади. Товар пусть лучше продадут - он стоит больше, чем нужно для уплаты этого долга, - а я лучше уйду куда-нибудь и покончу счеты с жизнью. Больше нет у меня энергии. Я не понимаю того, что происходит. Уж лучше проститься со всем этим. - Пусть продадут товар и снимут его, - сказал старик, указывая дрожащей рукой на Деревянного Мичмана, - и пусть мы оба пойдем на слом. - А как вы думаете поступить с Уольром? - спросил капитан. - Ну-ну! Присядьте, Джилс, присядьте и дайте мне подумать. Если бы не приходилось мне жить на маленькую ренту, которая до сегодняшнего дня была достаточно большой, мне незачем было бы думать. А вы только держитесь носом против ветра, - сказал капитан, снова предлагая этот неопровержимый утешительный совет, - и все обойдется. Старый Соль от души поблагодарил, но вместо того, чтобы его выполнить, встал и прислонился головой к каминной доске. Некоторое время капитан Катль шагал взад и вперед по лавке, сосредоточенно размышляя и столь мрачно хмуря косматые черные брови, наползавшие ему на нос, словно облака, опускавшиеся на гору, что Уолтер боялся прервать каким-нибудь замечанием течение его мыслей. Мистер Броли, который отнюдь не хотел быть в тягость обществу и который был человеком обходительным, бродил, тихо посвистывая, среди товаров, стучал по барометрам, встряхивал компасы, словно пузырьки с микстурой, поднимал ключи магнитом, смотрел в подзорные трубы, пытался усвоить правила пользования глобусами, насаживал себе на нос параллельные линейки и предавался другим физическим опытам. - Уольр' - сказал, наконец, капитан. - Я придумал! - Придумали, капитан Катль? - с великим воодушевлением воскликнул Уолтер. - Иди сюда, мой мальчик, - сказал капитан - Товар - это одно обеспечение. Я - другое. Твой патрон - вот кто даст ссуду. - Мистер Домби? - пробормотал Уолтер. Капитан важно кивнул головой. - Посмотри на него, - сказал он. - Посмотри на Джилса. Если начнут распродавать эти вещи, он умрет. Ты сам знаешь, что умрет. Мы должны перевернуть все вверх дном, не оставить камня на камне, - и вот тебе камень. - Камень! Мистер Домби! - пробормотал Уолтер. - Прежде всего сбегай в контору и узнай, там ли он, - сказал капитан Катль, хлопнув его по спине. - Живо! Уолтер почувствовал, что должен подчиниться приказу, - один взгляд, брошенный на дядю, заставил бы его решиться, если бы он думал иначе, - и кинулся его исполнять. Вскоре он вернулся, запыхавшись, и сообщил, что мистера Домби нет в городе. Была суббота, и он уехал в Брайтон. - Вот что я тебе скажу. Уольр, - объявил капитан, который за время его отсутствия, казалось, приготовился к такой помехе. - Мы едем в Брайтон. Я тебя поддержу, мой мальчик. Я тебя поддержу, Уольр. Мы едем в Брайтон с вечерней пассажирской каретой. Если уже нужно было обращаться к мистеру Домби - о чем страшно было подумать, - Уолтер чувствовал, что предпочел бы сделать это один и без всякой помощи, но не прибегать к такой поддержке, как личное влияние капитана Катля, коему, по его предположениям, мистер Домби вряд ли придаст значение. Но так как капитан, по-видимому, был противоположного мнения, от которого не отступал, и так как дружеские его чувства были слишком пылки и серьезны, чтобы мог ими пренебрегать человек гораздо моложе его, то Уолтер воздержался от всяких возражений. Посему Катль, торопливо попрощавшись с Соломоном Джилсом и снова отправив в карман наличные деньги, чайные ложки, щипцы для сахара и серебряные часы, - с целью, как подумал с ужасом Уолтер, произвести потрясающее впечатление на мистера Домби, - не теряя ни минуты, повел юношу в контору пассажирских карет и по дороге несколько раз повторил, что останется верен ему до конца. ГЛАВА X,  повествующая о последствиях, к которым привели бедствия Мичмана Майор Бегсток, после долгих и частых наблюдений над Полем через площадь Принцессы в театральный бинокль и после многих подробных донесений об этом предмете, ежедневных, еженедельных и ежемесячных, сделанных туземцем, который с этой целью поддерживал постоянные сношения со служанкой мисс Токс, пришел к Заключению, что Домби, сэр, - человек, с которым стоит познакомиться, и что Дж. Б. - паренек, который найдет способ завязать это знакомство. Но так как мисс Токс оставалась сдержанной и холодно отказывалась понимать майора всякий раз, когда тот являлся (а это случалось часто), чтобы выудить какие-нибудь сведения, имеющие отношение к названному проекту, майор, невзирая на природную свою непреклонность и хитрость, поневоле должен был предоставить исполнение своего желания в какой-то мере случаю, "который, - как говаривал он, хихикая, в своем клубе, - пятьдесят раз против одного играл на руку Джоя Б., сэр, еще с той поры, как его старший брат умер от тропической лихорадки в Вест-Индии". На этот раз случай не сразу пришел на помощь, но в конце концов все же оказал ему услугу. Когда чернокожий слуга доложил со всеми подробностями об отлучках мисс Токс в Брайтон, майор внезапно предался нежным воспоминаниям о своем друге Билле Байтерстоне из Бенгалии, который просил в письме навестить его единственного сына, если майор когда-нибудь окажется в Брайтоне. А когда тот же чернокожий слуга доложил о пребывании Поля у миссис Пипчин, а майор, заглянув в письмо, отправленное юным Байтерстоном по прибытии в Англию, на которое ему и в голову не приходило обратить внимание, увидел представившийся ему благоприятный случай, он пришел в такое бешенство от подагры, которая как раз в это время уложила его в постель, что в ответ на полученные сведения швырнул в чернокожего слугу скамеечкой для ног и поклялся, что сведет мерзавца в могилу, прежде чем сам отправится в нее, чему чернокожий слуга весьма расположен был поверить. Наконец майор, оправившись от приступа подагры, ворча, отбыл как-то в субботу в Брайтон с туземцем, державшимся сзади, всю дорогу обращаясь с речью к мисс Токс и упиваясь перспективой взять штурмом ее знатного друга, которого она окутала такой таинственностью и ради которого покинула его. - Вы бы не прочь, сударыня, не прочь? - говорил майор, напыжившись от мстительных чувств; и без того разбухшие вены у него на голове разбухали еще больше. - Вы бы не прочь дать отставку Джою Б., сударыня? Рано еще, сударыня, рано! черт побери, рано еще, сэр! Джо бодрствует, сударыня. Бегсток живехонек, сэр. Дж. Б. знает кое-какие ходы, сударыня. Джош настороже, сэр. Вы убедитесь, что он непреклонен, сударыня. Джозеф непреклонен, сэр, непреклонен! Непреклонен и чертовски хитер! И в самом деле юный Байтерстон убедился в его непреклонности, когда майор повел этого молодого джентльмена на прогулку. Майор, цветом лица напоминавший стилтонский сыр *, и с глазами, как у креветки, блуждал, вовсе не помышляя об увеселении мистера Байтерстона, и тащил за собой мистера Байтерстона, озираясь по сторонам в поисках мистера Домби и его детей. В конце концов майор, предварительно осведомленный миссис Пипчин, отыскал Поля и Флоренс и устремился к ним; с ними был величавый джентльмен (несомненно мистер Домби). Когда он ворвался с мистером Байтерстоном в самый центр маленького отряда, случилось, разумеется, так, что мистер Байтерстон вступил в разговор со своими товарищами по несчастью. Вслед за сим майор остановился, сосредоточил на них внимание и пришел в восторг; припомнил с изумлением, что видел их и беседовал с ними у своей приятельницы мисс Токс на площади Принцессы; заявил, что Поль - чертовски славный мальчуган и маленький его друг; осведомился, не забыл ли Поль Джоя Б., майора; и, наконец, внезапно вспомнив о приличиях, принес извинение мистеру Домби. - Но мой маленький друг, сэр, - сказал майор, - снова превращает меня в мальчишку. Старый майор, сэр, - майор Бегсток, к вашим услугам, - не стыдится сделать такое признание. - Тут майор приподнял шляпу. - Черт возьми, сэр, - воскликнул майор с неожиданной горячностью, - я вам завидую! - Затем он опомнился и добавил: - Простите мне такую вольность. Мистер Домби сказал, что охотно прощает. - Старый вояка, сэр, - сказал майор, - прокопченный, загорелый, изнуренный, искалеченный старый майор, сэр, не побоялся, что его пристрастье будет осуждено таким человеком, как мистер Домби. Кажется, я имею честь разговаривать с мистером Домби? - В настоящее время я являюсь недостойным представителем этого имени, майор, - отвечал мистер Домби. - Клянусь дья..., сэр, - сказал майор, - это славное имя. Это имя, сэр, - твердо сказал майор, словно ждал от мистера Домби возражений и в таком случае считал бы тяжким своим долгом оборвать его, - пользуется известностью и почетом в отдаленных британских владениях. Это имя, сэр, человек узнает с гордостью. Джозефу Бегстоку чужда лесть, сэр. Его королевское высочество герцог Йорский говаривал не раз: "Джой не льстец. Он - простой старый солдат, этот Джо. Он чересчур непреклонен - этот Джозеф". Но это славное имя, сэр. Ей-богу, Это славное имя! - торжественно сказал майор. - Вы очень любезны, майор, и цените его, быть может, выше, чем оно того заслуживает, - отвечал мистер Домби. - Нет, сэр, - сказал майор. - Мой маленький друг, сэр, может удостоверить, что Джозеф Бегсток - прямолинейный, простодушный, откровенный человек, сэр, вот и все. Этот мальчик, сэр, - сказал майор, понизив голос, - останется в истории. Этот мальчик, сэр, незаурядное дитя. Берегите его, мистер Домби. Мистер Домби, казалось, дал понять, что постарается это сделать. - Вот, сэр, еще один мальчик, - продолжал майор конфиденциальным тоном, ткнув юнца тростью, - сын Байтерстона из Бенгалии. Билл Байтерстон прежде был один из наших. Отец этого мальчика и я, сэр, были закадычными друзьями. Где бы вы ни оказались, сэр, вы только и слышали, что о Билле Байтерстоне и Джо Бегстоке. А разве я слеп к недостаткам этого мальчика? Никоим образом. Он дурак, сэр. Мистер Домби взглянул на опороченного юного Байтерстона, о котором знал столько же, сколько и майор, и произнес с самодовольным видом: - Неужели? - Да, таков он есть, сэр, - сказал майор. - Он дурак. Джо Бегсток никогда не смягчает выражений. Сын моего старого друга Билла Байтерстона - дурак от рождения, сэр. - Тут майор захохотал так, что стал почти черным. - Полагаю, моему маленькому другу предстоит поступить в государственную школу, мистер Домби? - оправившись, продолжал майор. - Я еще не решил, - отвечал мистер Домби. - Вряд ли. Он слабого здоровья. - Если он слабого здоровья, - сказал майор, - то вы правы. Только непреклонные ребята могли вынести жизнь в Сендхерсте *, сэр. Там мы подвергали друг друга пыткам, сэр. Мы поджаривали новичков на медленном огне и вывешивали вниз головой из окна четвертого этажа. Джозефа Бегстока, сэр, вывесили из окна, придерживая за пятки, ровно на тринадцать минут по школьным часам. В подтверждение этого факта майор мог сослаться на свое лицо. Оно и в самом деле было таким, как будто он провисел вниз головой слишком долго. - Но школа нас сделала тем, чем мы стали, сэр, - сказал майор, поправляя брыжи. - Мы были железом, сэр, и она нас выковала. Вы живете здесь, мистер Домби? - Обычно я приезжаю сюда раз в неделю, майор, - отвечал этот джентльмен. - Я останавливаюсь в отеле "Бедфорд". - С вашего разрешения, сэр, я буду иметь честь навестить вас в "Бедфорде", - сказал майор. - Джой Б., сэр, не любитель делать визиты, но мистер Домби - не заурядное имя. Я весьма признателен моему юному другу за честь быть вам представленным. Мистер Домби отвечал очень благосклонно; и майор Бегсток, погладив по голове Поля и сказав Флоренс, что ее глаза скоро будут сводить с ума молодежь - да и стариков тоже, сэр, уж коли на то пошло", - добавил майор, громко хихикая, расшевелил мистера Байтерстона своею тростью и удалился рысцой с этим молодым джентльменом; он вращал головою и покашливал с большим достоинством, покачиваясь и широко расставляя ноги. Исполняя свое обещание, майор явился засим с визитом к мистеру Домби, а мистер Домби, наведя справку в списке военных чинов, отдал визит майору. Затем майор нанес мистеру Домби визит в Лондоне и снова появился в Брайтоне, прибыв туда в одной карете с мистером Домби. Короче говоря, мистер Домби и майор поладили удивительно хорошо и удивительно быстро, и мистер Домби заметил своей сестре по поводу майора, что он не только настоящий военный, но и нечто большее, ибо превосходно разбирается в вещах, не связанных с его профессией. Наконец, когда мистер Домби явился в сопровождении мисс Токс и миссис Чик повидаться с детьми и снова встретил майора в Брайтоне, он пригласил его пообедать у Бедфорда и предварительно поздравил мисс Токс с таким соседом и знакомым. Несмотря на то, что эти намеки вызвали у мисс Токс сердцебиение, они отнюдь не были ей неприятны, ибо давали ей возможность быть чрезвычайно интересной и по временам обнаруживать растерянность и смятение, каковые она весьма не прочь была выставить напоказ. Майор предоставил ей немало удобных случаев проявить это волнение; за обедом он не скупился на жалобы, вызванные тем, что она покинула его и площадь Принцессы; и так как ему, по-видимому, доставляло большое удовольствие их высказывать, то все чувствовали себя прекрасно. Завладев за столом разговором, майор не ударил лицом в грязь и обнаружил в этой области такой же огромный аппетит, как и по отношению к многочисленным яствам на столе, коими он, можно сказать, объедался, что еще более усилило его склонность воспламеняться. Так как привычная молчаливость и сдержанность мистера Домби не препятствовали подобной узурпации, майор чувствовал, что показывает себя во всем блеске и, в порыве рожденного таким образом воодушевления, выпалил такое множество новых производных от своего собственного имени, что сам себя удивил. Короче говоря, все были очень довольны. Признали, что майор обладает неистощимым запасом тем для разговора, а когда, наконец, он распрощался после затянувшегося роббера, мистер Домби еще раз поздравил зардевшуюся мисс Токс с таким соседом и знакомым. Но на обратном пути к себе в гостиницу майор неустанно твердил себе о своей персоне: "Хитер, сэр... хитер, сэр... чертовски хитер!" А придя в гостиницу, он уселся в кресло и разразился беззвучным смехом, который иногда овладевал им и всегда производил устрашающее впечатление. На сей раз это продолжалось столько времени, что чернокожий слуга, который следил за ним, стоя поодаль, но ни за что на свете не дерзнул бы приблизиться, готов был считать его положение безнадежным. Все туловище майора и, в особенности, лицо раздулись больше, чем когда бы то ни было, и чернокожий видел перед собой только глыбу цвета индиго. Наконец у майора начался отчаянный приступ кашля, а когда ему стало полегче, он разразился следующими восклицаниями: - Вы бы не прочь, сударыня? Не прочь? Миссис Домби, а, сударыня? Не думаю, сударыня. Нет, покуда Джо Б. еще может вставить вам палку в колеса, сударыня. Джо Б. теперь сравнялся с вами, сударыня. Он еще не вышел из игры, сэр, Бегсток не вышел. Она лукава, сэр, лукава, но Джош еще лукавее. Старина Джо не дремлет - бодрствует и смотрит во все глаза, сэр! - Не приходилось сомневаться в том, что это последнее заявление правдиво - правдиво в устрашающей мере, ибо так продолжалось большую часть ночи, которую майор провел, испуская подобные восклицания, перемежавшиеся с припадками кашля и удушья, пугавшими весь дом. На следующий день после этого эпизода, в воскресенье, когда мистер Домби, миссис Чик и мисс Токс сидели за завтраком, все еще воспевая хвалу майору, вбежала Флоренс с раскрасневшимся лицом и радостно сверкавшими глазами и крикнула: - Папа! Папа! Здесь Уолтер! И он не хочет войти. - Кто? - воскликнул мистер Домби. - О чем она говорит? Что это значит? - Уолтер, папа, - робко сказала Флоренс, чувствуя, что слишком фамильярно приблизилась к его особе. - Который нашел меня, когда я заблудилась. - Неужели она говорит о молодом Гэе, Луиза? - осведомился мистер Домби, сдвинув брови. - Право же, манеры у девочки стали слишком резкие. Вряд ли она говорит о молодом Гэе. Разузнайте, пожалуйста, в чем дело. Миссис Чик выбежала в коридор и вернулась с известием, что это молодой Гэй в сопровождении очень странного на вид человека; и молодой Гэй говорит, что не осмеливается войти, зная, что мистер Домби завтракает, а подождет, пока мистер Домби не разрешит ему явиться. - Скажите мальчику, чтобы вошел сейчас, - заявил мистер Домби. - Ну, Гэй, в чем дело? Кто послал вас сюда? Разве, кроме вас, некому было приехать? - Прошу прошенья, сэр, - отвечал Уолтер. - Меня не посылали. Я осмелился приехать на свой страх и надеюсь, вы меня простите, когда я объясню причину. Но мистер Домби, не слушая его, нетерпеливо посматривал то вправо, то влево от него (как будто тот был столбом на его пути) на какой-то предмет за спиной Уолтера. - Что это? - сказал мистер Домби. - Кто это? Полагаю, вы ошиблись дверью, сэр? - О, извините, что я вошел не один, сэр, - быстро сказал Уолтер - но это... это капитан Катль, сэр. - Уольр, мой мальчик, - произнес капитан басом, - держись крепче! В то же время капитан, шагнув вперед, выставил напоказ спой синий костюм, свой бросающийся в глаза воротник рубашки и свой шишковатый нос и остановился, кланяясь мистеру Домби и вежливо помахивая леди своим крючком, с твердой глянцевитой шляпой в единственной руке и с красным экватором вокруг головы, который эта шляпа недавно на ней отпечатала. Мистер Домби взирал на этот феномен с изумлением и негодованием и как будто всем видом своим приглашал миссис Чик и мисс Токс разделить его чувства. Маленький Поль, вошедший вслед за Флоренс, попятился к мисс Токс и занял оборонительную позицию, когда капитан замахал крючком. - Ну, Гэй, - произнес мистер Домби, - что вы имеете мне сказать? Снова капитан заметил в виде вступления к разговору, каковое вступление должно было расположить к благосклонности всех присутствующих: - Уольр, держись крепче! - Боюсь, сэр, - начал Уолтер, дрожа и не поднимая глаз, - что я позволяю себе большую вольность, являясь сюда... да, я уверен, что это так- Боюсь, что у меня не хватило бы мужества прийти к вам, сэр, даже по приезде сюда, если бы я не встретил мисс Домби и... - Ну и что же? - сказал мистер Домби, следя за его взглядом, когда тот посмотрел на внимательно прислушивающуюся Флоренс, и невольно хмурясь, когда она ободрила его улыбкой. - Пожалуйста, продолжайте. - Да, да, - заметил капитан, считая, что долг воспитанного человека - поддержать мистера Домби. - Прекрасно сказано! Продолжай, Уольр. Капитану Катлю следовало бы исчезнуть от взгляда, брошенного на него мистером Домби в благодарность За такую поддержку. Однако, вовсе о том не ведая, он прищурил в ответ один глаз и, выразительно помахивая крючком, дал понять мистеру Домби, что Уолтер сначала немножко оробел, но, нужно думать, скоро разойдется. - Сюда меня привело совершенно частное и личное дело, сэр, - заикаясь, продолжал Уолтер, - и капитан Катль... - Здесь! - вставил капитан, удостоверяя, что он находится под рукой и на него можно положиться. - Очень старый друг моего бедного дяди и превосходнейший человек, сэр, - продолжал Уолтер, умоляюще поднимая глаза словно в защиту капитана, - был так добр, что предложил поехать со мною, от чего я вряд ли мог отказаться. - Нет! Нет! Нет! - благодушно заметил капитан. - Конечно, нет! И речи не могло быть об отказе. Продолжай, Уольр. - И поэтому, сэр, - сказал Уолтер, решившись встретить взгляд мистера Домби и набравшись храбрости ввиду отчаянного своего положения, ибо отступать было уже поздно, - поэтому я пришел с ним, сэр, сообщить, что моего бедного старого дядю постигло большое несчастье. Вследствие постепенного упадка его торговли и невозможности уплатить по векселю - страх, что это случится, как мне хорошо известно, сэр, угнетал его в течение многих и многих месяцев, - на имущество его наложен арест, и ему грозит опасность потерять все и умереть от горя! Что, если бы вы, который давно уже знаете его, как порядочного человека, по доброте своей помогли ему выйти из затруднения, сэр? Мы никогда не в состоянии были бы выразить вам нашу признательность. У Уолтера на глазах выступили слезы, пока он говорил; выступили они и у Флоренс. Отец видел, как они заблестели, хотя смотрел, казалось, только на Уолтера. - Это очень большая сумма, сэр, - сказал Уолтер. - Больше трехсот фунтов. Дядя совсем убит этим несчастьем, оно его сломило, и он совершенно не в силах что-нибудь сделать. Он даже не знает, что я поехал поговорить с вами. Быть может, вы пожелаете, сэр, - нерешительно добавил Уолтер, - чтобы я точно сказал, чего я хочу. Я, право, не знаю, сэр. У дяди есть товар, и, кажется, я могу утверждать с уверенностью, что никаких других долгов нет, а затем капитан Катль также хотел бы представить поручительство. Мне... мне, пожалуй, лучше не упоминать, - продолжал Уолтер, - о тех деньгах, какие зарабатываю я; но если бы вы разрешили... откладывать их... на покрытие ссуды... дядя... бережливый честный старик... Уолтер с трудом выговорил эти бессвязные слова, умолк и стоял, понурившись, перед своим хозяином. Считая момент благоприятным для предъявления ценностей, капитан Катль приблизился к столу и, расчистив местечко среди чашек у локтя мистера Домби, извлек серебряные часы, наличные деньги, чайные ложки и щипцы для сахара и, сложив свое столовое серебро в кучу, чтобы оно казалось особенно ценным, произнес следующие слова: - Полхлеба лучше, чем ни куска хлеба, и то же самое можно сказать о крошках. Вот несколько крошек. Затем может быть предложена ежегодная рента в сто фунтов. Если есть на свете человек, по горло начиненный наукой, то это старый Соль Джилс. Если есть на свете подающий надежды юноша... истекающий, - добавил капитан, приводя одну из своих удачных цитат, - млеком и медом *, то это его племянник! Затем капитан отошел на прежнее место, где и остался, приглаживая растрепавшиеся волосы с видом человека, завершившего трудное дело. Когда Уолтер умолк, взгляд мистера Домби обратился на маленького Поля, который, видя, что сестра опустила голову и тихо плачет, соболезнуя несчастью, о котором только что узнала, подошел к ней и старался ее утешить, очень выразительно посматривая при этом на Уолтера и на отца. Отвлекшись на секунду выступлением капитана Катля, к каковому он отнесся с величественным равнодушием, мистер Домби снова устремил взгляд на сына и некоторое время сидел молча, пристально глядя на ребенка. - Как был сделан этот долг? - спросил, наконец, мистер Домби. - Кто кредитор? - Он не знает, - отвечал капитан, кладя руку на плечо Уолтера. - Я знаю. Это случилось потому, что старый Джилс помог человеку, которого нет теперь в живых, и это уже стоило моему другу Джилсу много сотен фунтов. Дальнейшие подробности, если угодно, с глазу на глаз. - Люди, которым столько труда стоит самим удержаться на ногах, - сказал мистер Домби, не обращая внимания на таинственные знаки капитана за спиной Уолтера и по-прежнему глядя на сына, - должны ограничиваться заботой о своих обязательствах и затруднениях и не увеличивать их, беря на себя поручительство за других. Такое поведение бесчестно и к тому же самонадеянно, ибо и богатый не должен быть так самонадеян. Поль, подойди сюда! Мальчик повиновался, и мистер Домби посадил его к себе на колени. - Если бы сейчас у тебя были деньги... - сказал мистер Домби. - Смотри на меня! Поль, переводивший взгляд с сестры на Уолтера, посмотрел в лицо отцу. - Если бы сейчас у тебя были деньги, - сказал мистер Домби, - такая сумма, о которой говорил молодой Гэй, что бы ты сделал? - Отдал бы их его старому дяде, - отвечал Поль. - Ссудил бы их его старому дяде, так? - внес поправку мистер Домби. - Ну, что ж! Тебе известно, что, когда ты подрастешь, ты будешь владеть совместно со мной моими деньгами, и мы будем распоряжаться ими вместе. - Домби и Сын, - перебил Поль, которого рано обучили этой фразе. - Домби и Сын, - повторил отец. - Не хотел бы ты начать сегодня же быть Домби и Сыном и ссудить эти деньги дяде молодого Гэя? - О, прошу вас, папа! - сказал Поль. - Этого хотела бы и Флоренс. - Девочки, - сказал мистер Домби, - не имеют никакого отношения к Домби и Сыну. Ты бы этого хотел?.. - Да, папа, да! - В таком случае ты это сделаешь, - ответил отец. - И ты видишь, Поль, - добавил он, понизив голос, - как могущественны деньги и как жадно люди гонятся за ними. Молодой Гэй едет сюда просить денег, а ты, такой щедрый и благородный, потому что у тебя есть деньги, собираешься дать их ему в виде великой милости и одолжения. Поль на секунду поднял старческое лицо, ясно выражавшее, что он понимает смысл его слов; но это лицо тотчас стало веселым и детским, когда он соскользнул с колен отца и побежал сказать Флоренс, чтобы она больше не плакала, потому что он сделает так, чтобы молодой Гэй получил деньги. Затем мистер Домби подошел к столу, стоявшему у стены, написал записку и запечатал. Тем временем Поль и Флоренс перешептывались с Уолтером, а капитан Катль взирал на них с лучезарной улыбкой, предаваясь таким честолюбивым и бесконечно самонадеянным мыслям, что мистер Домби никогда бы этому не поверил. Когда записка была написана, мистер Домби уселся на прежнее место и протянул ее Уолтеру. - Завтра первым делом, - сказал он, - передайте это мистеру Каркеру. Он позаботится о том, чтобы один из моих служащих вывел вашего дядю из теперешнего затруднения, уплатив следуемую сумму, и чтобы условия расплаты были определены соответственно положению вашего дяди. Считайте, что это сделал для вас мистер Поль. Уолтер, взволнованный тем, что в его руках находится средство избавить доброго дядю от беды, попытался было выразить свою радость и признательность, но мистер Домби его оборвал. - Считайте, что это сделал мистер Поль, - повторил он. - Я ему объяснил, и он понял. Больше я ничего не желаю слушать. Так как он указал рукой на дверь, Уолтеру оставалось только поклониться и уйти. Мисс Токс, видя, что капитан собирается сделать то же самое, вмешалась. - Дорогой мой сэр, - сказала она, обращаясь к мистеру Домби, чья щедрость вызвала и у нее и у миссис Чик потоки слез, - мне кажется, вы кое-что оставили без внимания. Простите меня, мистер Домби, мне кажется, по благородству своей натуры и благодаря свойственному ей величию вы упустили из виду одну деталь. - Неужели, мисс Токс?.. - сказал мистер Домби. - Джентльмен с ... инструментом, - молвила мисс Токс, взглянув на капитана Катля, - оставил на столе возле вашего локтя... - Ах, боже мой! - воскликнул мистер Домби, отметая от себя имущество капитана, словно это в самом деле были крошки. - Уберите это. Благодарю вас, мисс Токс: вы проявили свойственную вам осмотрительность. Будьте добры убрать это, сэр! Капитан Катль понял, что ему остается только подчиниться. Но он был столь потрясен великодушием мистера Домби, отказавшегося от сокровищ, нагроможденных подле него, что, уложив чайные ложки и щипцы для сахара в один карман, а наличные деньги в другой и медленно опустив большие карманные часы в предназначенный для них склеп, он не мог удержаться, чтобы не схватить левую руку этого джентльмена своей левой и единственной рукой и, сильными своими пальцами держа ее раскрытой, не прикоснуться к ней в порыве восторга своим крючком. От такого проявления теплых чувств и от прикосновения холодного железа мистер Домби содрогнулся всем телом. Затем капитан Катль с великим изяществом и галантностью поцеловал несколько раз свой крючок, приветствуя леди; и, особо попрощавшись с Полем и Флоренс, вышел вместе с Уолтером. Флоренс, сильно взволнованная, бросилась было вслед за ними, чтобы передать привет старому Солю, но мистер Домби окликнул ее и приказал остаться в комнате. - Неужели ты никогда не станешь Домби, милое мое дитя? - патетически-укоризненным тоном вопросила миссис Чик. - Дорогая тетя, - сказала Флоренс, - не сердитесь на меня. Я так благодарна папе. Она подбежала бы к нему и обвила бы руками его шею, если бы посмела; но она не смела и только посматривала на него с благодарностью, в то время как он сидел в раздумье, изредка бросая на нее тревожный взгляд, но главным образом следя за Полем, который прохаживался по комнате с чувством собственного достоинства, порожденного тем, что он дал денег молодому Гэю. А молодой Уолтер Гэй - что сказать о нем? Он был в восторге от того, что избавил старика от бейлифов * и маклеров, и спешил к дяде с доброй вестью. Он был в восторге от того, что все уладит и устроит завтра же до полудня, будет сидеть вечером в маленькой задней гостиной со старым Солем и капитаном Катлем, и мастер судовых инструментов снова оживет, обретет надежды на будущее, убедившись, что Деревянный Мичман вновь стал его собственностью. Но следует признать, нисколько не осуждая его благодарности к мистеру Домби, что Уолтер чувствовал себя униженным и удрученным. Когда еще не расцветшие наши надежды гибнут безвозвратно от резкого порыва ветра, вот тогда-то мы особенно склонны рисовать себе, какие бы могли быть цветы, если бы они расцвели; и теперь, когда Уолтер чувствовал себя отрезанным от величественных высот Домби бездной нового и страшного падения, чувствовал, что при этом все его прежние сумасбродные фантазии развеялись по ветру, он начал догадываться, что в недалеком будущем они могли бы его привести к безобидным мечтам о завоевании Флоренс. Капитан видел все в совершенно другом свете. Он, казалось, уверовал, что свидание, при котором он присутствовал, было в высшей степени удовлетворительным и обнадеживающим, и всего два-три шага отделяли его от формальной помолвки Флоренс и Уолтера, и что последнее событие если и не окончательно упрочило виттингтоновские надежды, то, во всяком случае, чрезвычайно им благоприятствовало. Воодушевленный этой уверенностью, а также радуясь улучшению дел своего старого друга, он даже попытался, угощая их в третий раз за этот вечер балладой о "Красотке Пэг", сделать замену, вставив имя "Флоренс", но, убедившись, что это нелегко, ибо терялась рифма со словом "Пэг" (благодаря коей героиня была изображена, как не имеющая соперниц), он напал на счастливую мысль изменить его во Флэг, что и исполнил с лукавством почти сверхъестественным и голосом поистине оглушительным, несмотря на то, что близок был час, когда ему предстояло вернуться в жилище страшной миссис Мак-Стинджер. ГЛАВА XI  Выступление Поля на новой сцене Организм миссис Пипчин был сделан из такого твердого металла, несмотря на подверженность его плотским слабостям, вызывающим необходимость в отдыхе после отбивных котлет и требующим перед отходом ко сну такого снотворного средства, как сладкое мясо, что он совершенно опрокинул предсказания миссис Уикем и не обнаруживал никаких признаков упадка. Но так как сосредоточенный интерес Поля к старой леди не уменьшался, миссис Уикем не желала отступить ни на дюйм с позиции, ею занятой. Укрепившись и окопавшись на своем рубеже с помощью Бетси Джейн - дочери своего дяди, она дружески советовала мисс Бери быть готовой к худшему и предупреждала, что тетка ее в любой момент может взлететь на воздух, как пороховой завод. Бедная Бери приняла все это добродушно и, как всегда, работала не покладая рук; совершенно убежденная в том, что миссис Пипчин - одна из достойнейших особ в мире, она ежедневно приносила себя в жертву на алтарь этой благородной старухи. Но выходило как-то так, что все жертвоприношения Бери ставились в заслугу миссис Пипчин друзьями и поклонниками миссис Пипчин и согласовывались и связывались с тем меланхолическим фактом, что покойный мистер Пипчин разбил свое сердце на Перуанских копях. Так, например, был некий честный розничный торговец колониальными и прочими товарами, в общении которого с миссис Пипчин всегда была в ходу маленькая записная книжка в засаленном красном переплете, по поводу коей между заинтересованными сторонами не прекращались тайные совещания и конференции в коридоре, устланном циновками, и за закрытой дверью гостиной. Юный Байтерстон (чей нрав сделало мстительным палящее солнце Индии, воздействовавшее на его кровь) не раз смутно намекал на неоплаченные счета и на отсутствие однажды, уже на его памяти, желтого сахарного песку к чаю. Этот торговец, холостяк, не придающий значения внешней красоте, сделал как-то честное предложение, домогаясь руки Бери, каковое миссис Пипчин с возмущением и презрением отвергла. Все говорили о том, сколь это похвально со стороны миссис Пипчин, вдовы человека, который умер из-за Перуанских копей, и каким стойким, благородным, независимым характером отличается старая леди. Но никто ни слова не сказал о бедной Бери, которая проплакала шесть недель (выдерживая все это время жестокие головомойки от своей доброй тетки) и, потеряв всякую надежду, обречена была остаться старой девой. - Бери вас очень любит, правда? - спросил однажды Поль миссис Пипчин, когда они сидели вместе с котом у камина. - Да, - сказала миссис Пипчин. - Почему? - спросил Поль. - Почему? - повторила сбитая с толку старая леди. - Как можно задавать такие вопросы, сэр? Почему вы любите свою сестру Флоренс? - Потому, что она очень добрая, - сказал Поль. - Нет другой такой, как Флоренс. - Ну, что ж! - резко отозвалась миссис Пипчин. - И другой такой, как я, полагаю, тоже нет. - Неужели нет? - спросил Поль, наклоняясь вперед в своем креслице и глядя на нее очень пристально. - Нет, - сказала старая леди. - Я этому рад, - заметил Поль, задумчиво потирая руки. - Это очень хорошо. Миссис Пипчин не осмелилась спросить - почему, чтобы не получить какого-нибудь совершенно уничтожающего ответа. Но, в возмездие за оскорбление, нанесенное ее чувствам, она до позднего часа так изводила мистера Байтерстона, что он в тот же вечер начал готовиться к сухопутному путешествию домой, в Индию, и припрятал за ужином четверть ломтя хлеба и кусок голландского сыра, начав таким образом запасаться провизией на дорогу. Около года миссис Пипчин охраняла и опекала маленького Поля и его сестру. Дважды они ездили домой, но всего на несколько дней, и регулярно каждую неделю навещали мистера Домби в гостинице. Мало-помалу Поль окреп и мог обходиться без своей коляски; но он по-прежнему был худым и слабым и оставался все тем же старообразным, тихим, мечтательным ребенком, каким был, когда его только что поручили заботам миссис Пипчин. Как-то в субботний вечер, в сумерки, великий переполох поднялся в замке вследствие неожиданного извещения о том, что мистер Домби явился с визитом к миссис Пипчин. Все общество немедленно улетучилось из гостиной наверх, словно унесенное вихрем, захлопали двери спален, послышался топот над головой, и мистер Байтерстон получил немало тумаков от миссис Пипчин, успокаивавшей таким образом свои смятенные чувства, после чего черное бомбазиновое платье достойной старой леди омрачило приемную, где мистер Домби созерцал незанятое креслице своего сына и наследника. - Миссис Пипчин, - сказал мистер Домби, - как поживаете? - Благодарю вас, сэр, - сказала миссис Пипчин, - сравнительно недурно, принимая во внимание... Миссис Пипчин всегда прибегала к такому обороту речи. Он означал: принимая во внимание ее добродетели, жертвы и прочее. - Я не могу рассчитывать, сэр, на прекрасное здоровье, - сказала миссис Пипчин, садясь и переводя дух, - но я признательна и за то, каким пользуюсь. Мистер Домби наклонил голову с удовлетворенным видом клиента, который знает, что как раз за это он и платит определенную сумму каждые три месяца. Помолчав, он продолжал: - Миссис Пипчин, я взял на себя смелость явиться к вам, чтобы посоветоваться относительно сына. Я давно уже собирался это сделать, но со дня на день откладывал, выжидая, пока здоровье его не восстановится окончательно. На этот счет у вас нет никаких опасений, миссис Пипчин? - Брайтон оказал весьма благотворное действие, сэр, - ответила миссис Пипчин. - Да, весьма благотворное. - Я предполагаю, - сказал мистер Домби, - оставить его в Брайтоне. Миссис Пипчин потерла руки и уставилась своими серыми глазами на огонь. - Но, - продолжал мистер Домби, вытянув указательный палец, - но возможно, что теперь произойдет перемена, и он будет вести здесь иной образ жизни. Короче говоря, миссис Пипчин, такова цель моего посещения. Мой сын растет, миссис Пипчин. Он несомненно растет. Было что-то меланхолическое в том торжествующем виде, с каким произнес это мистер Домби. Ясно было, каким долгим кажется ему детство Поля и что надежды он возлагает на более позднюю стадию его существования. Жалость, пожалуй, странное слово в применении к человеку столь надменному и столь холодному, и тем не менее в тот миг он казался достойным ее объектом. - Ему шесть лет! - сказал мистер Домби, поправляя галстук, быть может с целью скрыть улыбку, которая, ни на секунду не осветив его лица, казалось, только скользнула по поверхности и скрылась, не найдя для себя местечка. - Боже мой, мы и оглянуться не успеем, как шесть превратится в шестнадцать. - Десять лет, - прокаркала безжалостная Пипчин, холодно сверкнув жесткими серыми глазами и мрачно покачав склоненной головой, - большой срок. - Это зависит от обстоятельств, - возразил мистер Домби. - Как бы там ни было, миссис Пипчин, моему сыну шесть лет, и, боюсь, не приходится сомневаться в том, что в занятиях он отстал