- Располагаться здесь, сударыня, - подсказал майор Бегсток. - Грубиян! - сказала миссис Скьютон. - Вы угадываете мою мысль, но выражаете ее отвратительным языком. Тут миссис Скьютон облокотилась на стоявший около нее столик; свесив кисть руки, по ее мнению, грациозно и изящно, она начала помахивать веером и, разговаривая, лениво любовалась своей рукой. - Пытка, какую я перенесла, - сказала она жеманно, - когда истина постепенно мне открылась, была слишком ужасна, чтобы о ней распространяться. Вся моя жизнь - в моей ненаглядной Эдит; видеть, как она меняется изо дня в день, моя очаровательная девочка, которая буквально похоронила свое сердце после смерти этого прекраснейшего человека, Грейнджера, видеть это - мучительнейшая вещь в мире. Мир миссис Скьютон был не очень жесток, если судить о нем по тому впечатлению, какое производило на нее мучительнейшее испытание; но это между прочим. - Говорят, что Эдит!- просюсюкала миссис Скьютон, - жемчужина моей жизни, похожа на меня. Мне кажется, мы действительно похожи. - Есть на свете один человек, сударыня, который никогда не согласится с тем, что кто-то на вас похож, - сказал майор, - а зовут этого человека старым Джо Бегстоком. Клеопатра имела поползновение размозжить голову льстецу веером, но, смягчившись, улыбнулась ему и продолжала: - Если моя прелестная девочка унаследовала от меня какие-нибудь хорошие качества, злодей (злодеем был майор), то она унаследовала также и мою безрассудную натуру. У нее очень сильный характер - говорят, у меня необычайно сильный характер, хотя я этому не верю, - но если ее что-нибудь взволнует, она становится восприимчива и чувствительна в высшей степени. Что же должна испытывать я, видя, как она томится! Меня это губит. Майор, выдвинув двойной подбородок и поджав синие губы, выразил всей физиономией глубочайшее сочувствие. - С волнением думаешь о том доверии, - сказала миссис Скьютон, - какое существовало между нами: свободное развитие души и излияние чувств. Мы были скорее двумя сестрами, чем матерью и дочерью. - Таково мнение Дж. Б., - заметил майор, - высказывавшееся Дж. Б. пятьдесят тысяч раз! - Не перебивайте меня, грубиян! - сказала Клеопатра. - Что же в таком случае должна я испытывать, когда замечаю: есть один предмет, которого мы избегаем касаться! Что между нами разверзлась... как это говорится... пропасть! Что моя прямодушная Эдит изменилась! Конечно, это мучительнейшее чувство. Майор встал с кресла и пересел ближе к столику. - Изо дня в день я это наблюдаю, дорогой майор, - продолжала миссис Скьютон. - Изо дня в день я это чувствую. Ежечасно я упрекаю себя в том избытке прямоты и доверчивости, какой привел к столь печальным последствиям; и я все время жду, что мистер Домби с минуты на минуту объяснится и облегчит эти муки, которые жестоко меня изнурили. Но ничего подобного не случается, дорогой майор. Я раба угрызений совести - не разбейте кофейную чашку, вы такой неловкий, - моя ненаглядная Эдит стала другим человеком. И, право же, я не знаю, что делать и с каким добрым человеком мне посоветоваться. Майор Бегсток, поощренный, быть может, тем ласковым и доверчивым тоном, к которому миссис Скьютон несколько раз прибегала, а теперь избрала окончательно, протянул через столик руку и сказал, подмигивая: - Посоветуйтесь с Джо, сударыня. - В таком случае, несносное вы чудовище, - сказала Клеопатра, подавая руку майору и ударяя его по пальцам веером, который держала в другой руке, - почему вы не поговорите со мной? Вы знаете, о чем я думаю. Почему же вы мне ничего об этом не скажете? Майор захохотал, поцеловал протянутую ему руку и снова неудержимо захохотал. - Такой ли мистер Домби сердечный человек, каким я его почитаю? - нежно проворковала Клеопатра. - Как вы думаете, дорогой майор, серьезные ли у него намерения? Считаете вы нужным поговорить с ним или пусть все идет само собой? Скажите мне, дорогой, что бы вы посоветовали? - Женить нам его на Эдит Грейнджер, сударыня? - хрипло захохотал майор. - Загадочное существо! - отозвалась Клеопатра, поднимая веер, чтобы ударить майора по носу. - Как можем мы его женить? - Женить нам его на Эдит Грейнджер, спрашиваю я, сударыня? - снова хихикнул майор. Миссис Скьютон ничего не ответила, но улыбнулась майору с такой игривостью и лукавством, что сей галантный офицер, приняв это за вызов, запечатлел бы поцелуй на ее чрезвычайно красных устах, если бы она не заслонилась веером с очаровательной и девической ловкостью. Быть может, это была скромность; а может быть - опасение, как бы не пострадала окраска губ. - Домби, сударыня, - сказал майор, - завидная добыча. - О корыстный негодяй! - тихонько взвизгнула Клеопатра. - Как вам не стыдно! - И у Домби, сударыня, - продолжал майор, вытягивая шею и тараща глаза, - серьезные намерения. Джозеф это говорит; Бегсток это знает; Дж. Б. к этому ведет. Пусть все идет само собой, сударыня. Домби надежен, сударыня. Поступайте так, как поступали раньше, больше ничего; и верьте, что Дж. Б. доведет дело до конца. - Вы действительно так думаете, дорогой майор? - спросила Клеопатра, которая, несмотря на свою ленивую позу, всматривалась в него очень пытливо и очень зорко. - Уверен, сударыня, - ответил майор. - Несравненная Клеопатра и ее Антоний Бегсток будут частенько беседовать об этом с торжеством, наслаждаясь изысканной роскошью и богатством дома Эдит Домби. Сударыня, - сказал майор, вдруг оборвав хихиканье и став серьезным, - приехала правая рука Домби. - Сегодня утром? - спросила Клеопатра. - Сегодня утром, сударыня, - ответил майор. - А нетерпение, с каким Домби ждал его приезда, объясняется - поверьте Дж. Б. на слово, ибо Джо дья-явольски хитер, - майор постукал себя по носу и прищурил один глаз, что не усугубило его природную красоту, - объясняется желанием, чтобы слухи не дошли до него раньше, чем он, Домби, сообщит ему о своих намерениях или посоветуется с ним. Потому что Домби, сударыня, - сказал майор, - горд как Люцифер. - Прекрасное качество, - просюсюкала миссис Скьютон, - свойственное также и Эдит. - Так вот, сударыня, - продолжал майор, - я уже сделал несколько намеков, и правая рука их поняла, и подбавлю еще до конца дня. Сегодня утром Домби наметил на завтра поездку в Уорикский замок и в Кенилуорт, а предварительно хотел позавтракать с нами. Я взялся передать приглашение. Удостоите ли вы нас этой чести, сударыня? - сказал майор, раздуваясь от одышки и лукавства и вручая записку, адресованную почтенной миссис Скьютон через любезное посредство майора Бегстока, в которой неизменно ей преданный Поль Домби просил ее и любезную и очаровательную ее дочь принять участие в предполагаемой экскурсии; а в постскриптуме тот же неизменно преданный Поль Домби передавал привет миссис Грейнджер. - Тише! - промолвила вдруг Клеопатра. - Эдит! Вряд ли можно сказать, что после этого восклицания любящая мать вновь напустила на себя ленивый и жеманный вид, ибо с ним она никогда не расставалась; пожалуй, она не хотела и не могла с ним расстаться нигде, разве только в могиле. Но торопливо отогнав тень серьезности или сосредоточенности на замысле, похвальном или дурном, какая в тот момент могла отражаться на ее лице, в голосе или манере, она вытянулась на кушетке, снова бесконечно вялая и томная; в этот момент в комнату вошла Эдит. Эдит, такая красивая и величественная, но такая холодная и такая неприступная! Едва кивнув майору Бегстоку и бросив проницательный взгляд на мать, она откинула занавеску у окна и села, глядя на улицу. - Дорогая моя Эдит, - сказала миссис Скьютон, - где же это ты была? Я так хотела тебя видеть, моя милая. - Вы сказали, что заняты, и я не входила, - ответила она, не оборачиваясь. - Это было жестоко по отношению к старому Джо, сударыня, - подхватил майор со свойственной ему галантностью. - Это было очень жестоко, я знаю, - сказала она, по-прежнему глядя в окно, сказала с таким невозмутимым презрением, что майор был сбит с толку и не мог придумать никакого ответа. - Майор Бегсток, милая моя Эдит, - промолвила ее мать, растягивая слова, - который, как тебе известно, самый бесполезный и неприятный человек на свете... - Право же, мама, это ни к чему, - повернувшись, сказала Эдит, - оставьте эту манеру разговаривать. Мы совсем одни. Мы друг друга знаем. Спокойное презрение, отразившееся на ее прекрасном лице, презрение, явно обращенное на нее самое не меньше, чем на них, было так глубоко, что притворная улыбка матери, хотя и была такой привычной, на секунду сбежала с губ. - Милая моя девочка... - начала она снова. - Еще не женщина? - улыбнувшись, сказала Эдит. - Какая ты сегодня странная, дорогая моя. Позволь тебе сказать, милочка, что майор Бегсток принес любезнейшую записку от мистера Домби, который предлагает позавтракать с ним завтра и отправиться в Уорик и в Кенилуорт. Ты поедешь, Эдит? - Поеду ли я? - повторила она, сильно покраснев, и, прерывисто дыша, повернулась к матери. - Я знала, дорогая, что ты поедешь, - беззаботно отозвалась та. - Я спросила, как ты говоришь, для приличия. Вот письмо мистера Домби, Эдит. - Благодарю вас. У меня нет ни малейшего желания читать его, - последовал ответ. - В таком случае, пожалуй, я отвечу на него сама, - сказала миссис Скьютон, - хотя у меня была мысль просить тебя взять на себя роль моего секретаря, дорогая моя. Так как Эдит не шевельнулась и не дала никакого ответа, миссис Скьютон попросила майора придвинуть к ней столик, и откинуть крышку, и достать ей перо и бумагу, каковые галантные услуги майор оказал с великой покорностью и преданностью. - Передать привет от тебя, Эдит, дорогая моя? - осведомилась миссис Скьютон, не выпуская пера из рук, прежде чем приписать постскриптум. - Все, что вам угодно, мама, - не оборачиваясь, отозвалась та с величайшим равнодушием. Миссис Скьютон написала то, что ей было угодно, не добиваясь более точных указаний, и вручила письмо майору, который, приняв это драгоценное поручение, сделал вид, будто прячет письмо у сердца, но вследствие ненадежности своего жилета поневоле опустил его в карман панталон. Затем майор весьма элегантно и рыцарски распрощался с обеими леди, на что старшая ответила, не изменяя обычной своей манере, тогда как младшая, не переставая глядеть в окно, наклонила голову чуть заметно, так что любезнее было бы по отношению к майору обойтись без всякого поклона и предоставить ему сделать заключение, что она ничего не слышала или не заметила. "Что касается перемены в ней, сэр, - размышлял на обратном пути майор (день был солнечный и жаркий, и майор приказал туземцу с легким багажом, идти впереди, а сам шествовал в тени заброшенного на чужбину принца), - что касается перемены, сэр, томления и тому подобного, то на эту удочку Джозеф Бегсток не попадется. Нет, сэр! Это не пройдет! Ну, а что касается разногласия между ними или пропасти, как выражается мамаша, - будь я проклят, сэр, если это не похоже на правду! И это очень странно! Ну, что ж, сэр! - пыхтел майор. - Эдит Грейнджер и Домби - прекрасная пара; пусть решают спор поединком. Бегсток ставит на победителя!" Майор, увлеченный своими мыслями, произнес эти последние слова вслух, вследствие чего злосчастный туземец остановился и оглянулся, полагая, что они обращены к нему. Раздраженный до последней степени нарушением субординации, майор (хотя в тот момент он раздувался от прекраснейшего расположения духа) ткнул туземца между ребер своею тростью и с небольшими промежутками не переставал подталкивать его вплоть до самой гостиницы. Не менее раздражен был майор, когда одевался к обеду, во время каковой процедуры на темнокожего слугу сыпался град всевозможных предметов, начиная с сапога, кончая головной щеткой и включая все, что попадалось под руку его хозяину. Ибо майор кичился тем, что великолепно вымуштровал туземца, и за малейшее нарушение дисциплины карал его, применяя такого рода наказания. Добавим к этому, что он держал туземца при себе как средство, отвлекающее от подагры и всех прочих недугов, духовных и телесных; и туземец, по-видимому, недаром получал жалованье, которое, впрочем, было невелико. Наконец майор, расточив все снаряды, бывшие в его распоряжении, и наградив туземца таким количеством новых кличек, что у того были все основания подивиться богатству английского языка, подчинился необходимости повязать галстук; нарядившись и почувствовав прилив жизнерадостности после своих упражнений, он спустился вниз развлекать Домби и его правую руку. Домби еще не приходил, но правая рука была на месте, и зубные сокровища были, по обыкновению, к услугам майора. - Ну, сэр, - сказал майор, - что вы поделывали с тех пор, как я имел счастье вас видеть? Прогулялись? - Гуляли не больше получаса, - ответил Каркер. - Мы были так заняты. - Дела? - сказал майор. - Нужно было покончить с разными мелочами, - отозвался Каркер. - Но, знаете ли... Это совсем несвойственно мне, воспитанному в школе недоверия и обычно не расположенному к общительности, - начал он, перебивая себя и говоря обаятельно чистосердечным тоном, - но к вам я чувствую полное доверие, майор Бегсток. - Вы делаете мне честь, сэр. Мне вы можете доверять. - В таком случае, понимаете ли, - продолжал Каркер, - мне кажется что мой друг... пожалуй, следовало бы сказать наш друг... - Вы имеете в виду Домби, сэр? - воскликнул майор. - Мистер Каркер, вы видите меня - вот я стою здесь, перед вами? Видите вы Дж. Б.? Он был в достаточной мере толстым и в достаточной мере синим, чтобы его увидеть; и мистер Каркер сообщил, что имеет удовольствие видеть его. - В таком случае, сэр, вы видите человека, который пойдет в огонь и воду, чтобы услужить Домби, - заявил майор Бегсток. Мистер Каркер улыбнулся и сказал, что в этом не сомневается. - Знаете ли, майор, - продолжал он, - возвращаясь к тому, с чего я начал, я нашел, что сегодня наш друг был менее внимателен к делам, чем обычно. - Да? - отозвался обрадованный майор. - Я нашел его слегка рассеянным и не расположенным к сосредоточенности. - Ей-богу, сэр, - вскричал майор, - тут замешана леди! - Действительно, я начинаю верить, что это так, - ответил Каркер. - Мне казалось, вы шутили, когда как будто намекнули на это; я ведь знаю вас, военных... Майор разразился лошадиным кашлем и потряс головой и плечами, как бы говоря: "Да, мы веселые ребята, этого нельзя отрицать". Затем он схватил мистера Каркера за петлю фрака и, выпучив глаза, зашептал ему на ухо, что она - необычайно обаятельная женщина, сэр. Что она - молодая вдова, сэр. Что она из хорошей семьи, сэр. Что Домби влюблен в нее по уши, сэр, и что это прекрасная партия для обеих сторон; ибо у нее красота, хорошее происхождение и таланты, а у Домби богатство; чего же еще может желать супружеская пара? Заслышав шаги мистера Домби за дверью, майор оборвал свою речь, заключив, что завтра утром мистер Каркер увидит ее и будет судить сам; от умственного напряжения и разговора хриплым шепотом у майора слезились глаза, и он сидел пыхтя, пока не подали обед. Подобно некоторым другим благородным животным, майор показал себя во всем блеске во время кормежки. В тот день он сверкал ослепительно за одним концом стола, а мистер Домби испускал более слабое сияние за другим, тогда как Каркер ссужал свои лучи то одному, то другому светилу или направлял их на оба вместе, в зависимости от обстоятельств. За первым и вторым блюдом майор обычно бывал серьезен, так как туземец, исполняя тайный приказ, окружал его прибор всевозможными соусниками и бутылочками, и майор был не на шутку занят, вытаскивая пробки и смешивая содержимое на своей тарелке. Вдобавок у туземца, на столике у стены, находились различные приправы и пряности, коими майор ежедневно обжигал себе желудок, не говоря уже о странных сосудах, из которых он наливал неведомые жидкости в стакан майора. Но в тот день майор Бегсток, даже несмотря на эти многочисленные занятия, находил время быть общительным, и общительность его выражаюсь в чрезвычайном лукавстве, направленном на то, чтобы просветить мистера Каркера и обнаружить состояние духа мистера Домби. - Домби, - сказал майор, - вы ничего не кушаете. В чем дело? - Благодарю вас, - ответил этот джентльмен, - я ем; у меня сегодня нет аппетита. - Что же с ним случилось, Домби? - спросил майор. - Куда он делся? У наших друзей вы его не оставили, в этом я могу поклясться, так как я ручаюсь за то, что сегодня за завтраком никакого аппетита у них не было. Во всяком случае, я готов поручиться за одну из них; но за которую - не скажу! Тут майор подмигнул Каркеру и преисполнился таким лукавством, что его темнокожий слуга принужден был, не дожидаясь приказаний, похлопать его по спине, иначе тот, вероятно, исчез бы под столом. В конце обеда, иными словами, когда туземец приблизился к майору, собираясь разливать первую бутылку шампанского, майор стал еще лукавее. - Наливай до краев, негодяй, - сказал майор, поднимая свой бокал. - И мистеру Каркеру наливай до краев. И мистеру Домби. Клянусь богом, джентльмены, - сказал майор, подмигивая своему новому другу, тогда как мистер Домби с проницательным видом смотрел в тарелку, - этот бокал вина мы посвятим божеству; Джо гордится знакомством с ним и издали им восхищается смиренно и почтительно. Имя его - Эдит - сказал майор, - божественная Эдит! - За здоровье божественной Эдит! - воскликнул улыбающийся Каркер. - Да, разумеется, за здоровье Эдит, - сказал мистер Домби. Появление лакеев с новыми блюдами побудило майора стать еще лукавее, но вместе с тем серьезнее. - Хотя в своей компании Джо Бегсток может и пошутить и серьезно поговорить об этом предмете, сэр, - сказал майор, приложив палец к губам и обращаясь конфиденциально к Каркеру, - но это имя для него слишком священно, чтобы делать его достоянием этих молодцов, да и других тоже! Ни слова, сэр, пока они здесь! Это было почтительно и пристойно со стороны майора - мистер Домби явно это чувствовал. Хотя и смущенный, при всей своей ледяной холодности, намеками майора, мистер Домби отнюдь не возражал против такого подшучивания - это было очевидно - и даже поощрял его. Пожалуй, майор был недалек от истины, когда предположил в то утро, что великий человек, слишком высокомерный, чтобы открыто посоветоваться со своим премьер-министром или довериться ему по такому, вопросу, тем не менее хотел бы ввести его в курс дела. Как бы там ни было, пока майор пользовался своей легкой артиллерией, мистер Домби частенько поглядывал на мистера Каркера и, казалось, следил, какое впечатление на него производит этот обстрел. Но майор, залучив слушателя внимательного и столь часто улыбавшегося, что равного ему не было во всем мире, "короче говоря, дья-явольски умного и приятного", как не раз говаривал он впоследствии, не намерен был отпускать его, ограничившись лукавыми намеками по адресу мистера Домби. Поэтому, когда убрали со стола, майор показал себя молодцом и в более широкой и значительной области, рассказывая полковые анекдоты и отпуская полковые шуточки с такой удивительной расточительностью, что Каркер устал (или притворился усталым) от смеха и восхищения; а мистер Домби взирал поверх своего накрахмаленного галстука с таким видом, словно был собственником майора или величественным вожаком, который радуется, что его медведь хорошо пляшет. Когда майор настолько охрип от еды, питья и демонстрации своих талантов собеседника, что не мог уже говорить внятно, приступили к кофе. После этого майор осведомился у мистера Каркера-заведующего, явно не ожидая утвердительного ответа, играет ли он в пикет. - Да, я немного играю в пикет, - сказал мистер Каркер. - Быть может, и в трик-трак? - нерешительно спросил майор. - Да, я немного играю также и в трик-трак, - отвечал обремененный зубами человек. - Мне кажется, Каркер играет во все игры, - сказал мистер Домби, располагаясь на диване в позе человека, выточенного из дерева и лишенного связок и суставов, - и играет хорошо. И в самом деле, он играл в эти две игры с таким совершенством, что майор был поражен и спросил его наобум, играет ли он в шахматы. - Да, немного играю и в шахматы, - ответил Каркер. - Мне случалось играть и выигрывать партию, не глядя на доску; это просто трюк. - Ей-богу, сэр, - сказал майор, тараща глаза, - вы полная противоположность Домби, который ни в какие игры не играет. - О! Отозвался заведующий. - У него никогда не было нужды приобретать столь ничтожные познания. Таким, как я, они бывают иной раз полезны. Например, сейчас, майор Бегсток, когда они дают мне возможность сразиться с вами. Быть может, виной тому были лживые уста, такие мягкие и растянутые, но эта краткая речь, смиренная и раболепная, смахивала на рычание; и на секунду могло показаться, что белые зубы вот-вот вонзятся в руку того, перед кем этот человек пресмыкается. Но майор вовсе об этом не думал; а мистер Домби лежал, погруженный в размышления, с полузакрытыми глазами, пока длилась игра, затянувшаяся до ночи. К тому времени мистер Карьер, одержавший победу весьма повысился во мнении майора - настолько, что, когда, отправляясь ко сну, он распрощался с майором у порога его комнаты, майор в виде особой любезности приказал туземцу, который обычно спал на тюфяке, разложенном на полу у двери его господина, торжественно проводить мистера Каркера со свечой по коридору до его комнаты. На поверхности зеркала в номере мистера Каркера было тусклое пятно, и, быть может, зеркало давало искаженное отражение. Но в тот вечер в нем отразилось лицо человека, который мысленно видел толпу людей, спящих на земле у его ног, подобно бедному туземцу у двери своего господина, - человека, который пробирался между ними, злобно посматривая вниз, но пока еще не напирал ногой обращенные к нему липа. ГЛАВА XXVII  Тени сгущаются Мистер Каркер-заведующий встал вместе с жаворонками и вышел прогуляться, наслаждаясь летним утром. Мысли его - а он на ходу размышлял, сдвинув брови, - вряд ли парили в высоте, как жаворонки, или устремлялись в этом направлении; вернее, они держались около своего гнезда на земле и шныряли в пыли и среди червей. Но ни одна птица, поющая высоко в небе, не была менее доступна человеческому взору, чем мысли мистера Каркера. Он столь безупречно владел своим лицом, что очень немногие могли бы определить его выражение словом, более точным, чем веселое или задумчивое. Сейчас оно было крайне задумчивым. Когда жаворонок поднялся выше, мистер Каркер глубже погрузился в размышления. Когда песня жаворонка зазвенела чище и громче, он провалился в более торжественное и сосредоточенное молчание. Наконец, когда жаворонок стремительно спустился, вместе с льющейся песней, неподалеку от него в зеленеющую пшеницу, которая под утренним ветерком покрылась рябью, как река, он очнулся от задумчивости и осмотрелся кругом с неожиданной улыбкой, столь учтивой и приятной, точно ему предстояло умилостивить многочисленных зрителей; и после такого пробуждения он уже не впадал в задумчивость; согнав с лица морщины, словно опасаясь, что в противном случае оно нахмурится и выдаст тайну, он шел и улыбался - по-видимому, для практики. Быть может, заботясь о первом впечатлении, мистер Каркер был одет в то утро очень тщательно и изящно. Хотя его костюм всегда отличался некоторой строгостью в подражание великому человеку, которому он служил, однако мистер Каркер не доходил до чопорности мистера Домби - быть может потому, что считал ее нелепой, и потому также, что, поступая таким образом, находил еще один способ подчеркнуть, сколь ощутительны для него разница и расстояние между ними. Действительно, кое-кто утверждал, что в этом отношении он точный - и отнюдь не лестный - комментарий к своему ледяному патрону, но человек склонен искажать факты, а мистер Каркер не был ответствен за дурные наклонности людей. Опрятный и свежий, с бледным лицом, как бы выгорающим на солнце, грациозной своей поступью подчеркивая мягкость травы, мистер Каркер-заведующий бродил по лужайкам и зеленым просекам и скользил по аллеям, пока не настал час возвращаться к завтраку. Избрав короткий путь, мистер Каркер шел, проветривая свои зубы, и произнес при этом вслух: "Теперь посмотрим вторую миссис Домби". Он забрел за пределы города и возвращался приятной дорогой, вдоль которой густые деревья отбрасывали глубокую тень и изредка попадались скамейки для тех, кто пожелал бы отдохнуть. Это место обычно не посещалось публикой и в такой тихий утренний час казалось совсем безлюдным и уединенным, и потому мистер Каркер находился, или думал, что находится, здесь в полном одиночестве. Следуя причуде незанятого человека, у которого остается еще двадцать минут, чтобы добраться туда, куда он без труда может дойти и за десять, мистер Каркер блуждал между толстыми стволами, углублялся в чащу, обходя то одно дерево, то другое и плетя паутину следов на росистой траве. Однако он обнаружил, что ошибся, предположив, будто никого нет в роще; потихоньку обогнув большое дерево, старая кора которого была покрыта наростами и чешуйками, как шкура носорога или какого-нибудь родственного ему допотопного чудовища, он неожиданно увидел женщину на ближайшей скамейке, которую уже собирался обвить паутиной следов. Это была леди, изящно одетая и очень красивая, с темными гордыми потупленными глазами. - леди, казалось, обуреваемая какою-то страстью. Ибо, когда она сидела, глядя в землю, нижняя ее губа была закушена, грудь вздымалась, ноздри раздувались, голова вздрагивала, слезы негодования струились по щекам, а ногой она попирала мох так, словно хотела стереть его с лица Земли. И, однако, чуть ли не в тот же самый момент, когда он это заметил, он увидел, как эта самая леди встала с презрительной миной, выражающей усталость и скуку, и отошла от скамьи, причем и лицо ее и фигура дышали равнодушным сознанием своей красоты и величавым пренебрежением. Сморщенная и безобразная старуха, похожая по платью не столько на цыганку, сколько на представительницу разношерстного племени бродяг, которые скитаются по стране, занимаясь попрошайничеством, воровством, лужением посуды и плетением корзин из камыша, поочередно или одновременно, - эта старуха также следила за леди; ибо, когда та встала, она выросла перед ней, словно появилась из-под земли, вперила в нее странный взгляд и преградила ей путь. - Дай я тебе погадаю, красавица, - проговорила старуха, жуя губами, как будто череп стремился вырваться наружу из под желтой ее кожи. - Я могу сама себе погадать, - последовал ответ. - Эх, красавица, ты неверно нагадаешь. Ты плохо гадала, когда сидела здесь. Я тебя насквозь вижу. Дай мне серебряную монетку, красавица, и я тебе скажу всю правду. По лицу видно, красавица, что тебя ждет богатство. - Знаю, - отозвалась леди, горделиво проходя мимо и мрачно улыбаясь. - Я это раньше знала. - Как! Ты мне ничего не дашь? - завопила старуха. - Ты ничего мне не дашь за то, чтобы я тебе погадала, красавица? Ну, а что ты мне дашь, чтобы я тебе не гадала? Дай что-нибудь, а не то я буду кричать тебе вслед! - завопила старуха, приходя в бешенство. Мистер Каркер, мимо которого должна была пройти леди, вышел из-за дерева, пока она шла наискось к тропинке, двинулся ей навстречу и, сняв шляпу, когда она поравнялась с ним, приказал старухе замолчать. Леди поблагодарила его поклоном за вмешательство и продолжала путь. - Ну, так ты дашь мне что-нибудь, или я буду кричать ей вслед! - взвизгнула старуха, всплескивая руками и надвигаясь на его простертую руку. - Или, послушай, - добавила она, внезапно понизив голос, посмотрев на него пристально и на секунду словно позабыв о причине своего гнева, - дай мне что-нибудь, а не то я закричу тебе вслед! - Мне, старушка? - отозвался заведующий, засовывая руку в карман. - Да, - сказала женщина, упорно не сводя с него глаз и протягивая высохшую руку. - Я знаю! - Что ты знаешь?- спросил Каркер, бросая ей шиллинг. - Известно ли тебе, кто эта леди? Чавкая, как та жена матроса из далекого прошлого, с каштанами в подоле, и хмурясь, как ведьма, которая тщетно просила этих каштанов *, старуха подхватила шиллинг и, пятясь, как краб или несколько крабов - ибо пальцы обеих рук, выпрямляясь и снова скрючиваясь, могли сойти за двух представителей этой породы, а дергающееся лицо еще за полдюжины, - присела на жилистый корень старого дерева, достала из-под чепца короткую черную трубку, зажгла спичку и молча стала курить, пристально глядя на собеседника. Мистер Каркер засмеялся и повернулся на каблуках. - Ладно! - сказала старуха. - Один ребенок умер, и один ребенок жив. Одна жена умерла, и другая идет на смену. Ступай ей навстречу! Помимо своей воли, заведующий снова оглянулся и остановился. Старуха, которая не вынула изо рта трубки и, продолжая курить, жевала губами и бормотала, словно беседуя с невидимым духом, указала пальцем в ту сторону, куда он шел, и захохотала. - Что это ты сказала, старая карга? - спросил он. Женщина бормотала, чавкала, пускала дым и все еще указывала вперед, но не промолвила ни слова. Распрощавшись с нею не слишком любезно, мистер Каркер продолжал путь, но, дойдя до поворота и оглянувшись через плечо на корень старого дерева, снова увидел палец, указующий по-прежнему вперед, и ему послышался пронзительный голос старухи: "Ступай ей навстречу!" В гостинице он убедился, что приготовления к изысканному угощению закончены и мистер Домби, майор и завтрак поджидают леди. Несомненно, при такого рода обстоятельствах, индивидуальные свойства играют большую роль; но в данном случае аппетит одержал верх над нежной страстью; мистер Домби был очень холоден и сдержан, а майор кипятился, пребывая в величайшем волнении и раздражении. Наконец туземец распахнул двери, и после некоторой паузы в комнату вошла очень цветущая, но не очень молодая леди. - Дорогой мой мистер Домби, - сказала леди, - боюсь, что мы опоздали, но Эдит рано вышла в поисках интересного пейзажа для эскиза и заставила меня ее дожидаться. Коварнейший из майоров, - протянула она ему мизинец, - как поживаете? - Миссис Скьютон, - сказал мистер Домби, - разрешите мне оказать моему другу Каркеру, - мистер Домби невольно сделал ударение на слове "друг", как бы говоря: "Я позволяю ему пользоваться этим отличием", - честь быть вам представленным. Вы слышали от меня о мистере Каркере. - Уверяю вас, я в восторге, - милостиво сказала миссис Скьютон. Мистер Каркер, конечно, был в восторге. Не пришел ли бы он в еще больший восторг, радуясь за мистера Домби, если бы миссис Скьютон оказалась (как предположил он в первый момент) той самой Эдит, за здоровье которой они пили накануне? - Ах, боже мой, где же Эдит? - озираясь, воскликнула миссис Скьютон. - Все еще в холле, объясняет Уитерсу, в какую рамку вставить эти рисунки! Дорогой мой мистер Домби, не будете ли вы так любезны... Мистер Домби уже пошел искать ее. Через секунду он вернулся, ведя под руку ту самую элегантно одетую и очень красивую леди, которую мистер Каркер встретил под сенью деревьев. - Каркер... - начал мистер Домби. Но они столь явно узнали друг друга, что мистер Домби умолк в изумлении. - Я признательна этому джентльмену, - сказала Эдит, величественно наклоняя голову, - за то, что он только что избавил меня от приставаний назойливой нищенки. - Я признателен судьбе, - низко кланяясь, сказал мистер Каркер, - которая даровала мне возможность оказать такую ничтожную услугу той, чьим слугой я счастлив быть. Когда ее глаза на секунду остановились на нем, а затем опустились, он прочел в этом сверкающем и проницательном взгляде подозрение, что появился он не в тот момент, когда вмешался, но тайком следил за ней раньше. А когда он прочел эту мысль, она прочла в его глазах, что ее недоверие не лишено оснований. - Право же, это одно из чудеснейших совпадений, о каком мне когда-либо приходилось слышать, - воскликнула миссис Скьютон, которая воспользовалась случаем рассмотреть мистера Каркера в лорнет и убедиться (о чем она громко просюсюкала майору), что он весь - сердце! - Подумать только! Дорогая Эдит, в этом перст судьбы! Право же, хочется скрестить руки на груди и сказать, как говорят эти грешные турки, что нет кого-то там, кроме... как это его зовут... и кто-то такой - пророк его! Эдит не удостоила уточнить эту удивительную цитату из Корана, но мистер Домби счел нужным сделать несколько вежливых замечаний. - Мне доставляет огромное удовольствие, - сказал мистер Домби с тяжеловесной галантностью, - что джентльмен, так тесно связанный со мною, как Каркер, имел честь и счастье оказать хотя бы незначительную услугу миссис Грейнджер. - Мистер Домби поклонился ей. - Но это доставляет мне и некоторое огорчение, и, право же, я начинаю завидовать Каркеру, - сам того не сознавая, он сделал ударение на этих словах, как бы понимая, что они должны показаться весьма удивительными, - завидовать Каркеру, так как мне не выпало этой чести и этого счастья. Мистер Домби снова поклонился. Эдит оставалась невозмутимой, только губы ее презрительно скривились. - Ей-богу, сэр, - вскричал майор, разражаясь речью при виде лакея, который пришел доложить, что завтрак подан, - меня изумляет, что никто не может иметь честь и счастье прострелить головы всем этим нищим и не быть привлеченным к ответу. Но вот рука к услугам миссис Грейнджер, если она удостоит Дж. Б. чести принять ее; а в данный момент величайшая услуга, какую Джо может вам оказать, сударыня, это - вести вас к столу! С такими словами майор предложил руку Эдит; мистер Домби шествовал впереди с миссис Скьютон; мистер Каркер шел сзади, с улыбкой взирая на это общество. - Я в восторге, мистер Каркер, - сказала за завтраком леди-мать, еще раз посмотрев на него одобрительно в лорнет, - что ваше посещение так удачно совпало с нашей сегодняшней поездкой. Это чудесная прогулка! - Любая прогулка чудесна в таком обществе, - отвечал Каркер. - Но думаю, что эта и сама по себе чрезвычайно интересна. - О! - воскликнула миссис Скьютон, томно взвизгнув от восторга. - Замок очарователен! Воспоминания о средневековье... и тому подобном... это поистине восхитительно. Ведь вы обожаете средневековье, не правда ли, мистер Каркер? - О да, конечно, - сказал мистер Каркер. - Какое очаровательное время! - воскликнула Клеопатра. - Какая вера! Время такое энергическое и бурное! Такое живописное! Столь чуждое пошлости! Ах, боже мой! Если бы только оставили нам в наш ужасный век чуточку больше поэзии! Говоря это миссис Скьютон зорко следила за мистером Домби, смотревшим на Эдит, которая слушала, но не поднимала глаз. - Мы возмутительно реальны, мистер Каркер, - сказала миссис Скьютон, - не правда ли? Мало у кого было меньше оснований жаловаться на свою реальность, чем у Клеопатры, у которой фальшивого было столько, сколько могло войти в состав человека, реально существующего. Тем не менее мистер Каркер посетовал на нашу реальность и согласился, что в этом отношении с нами действительно обошлись очень сурово. - Картины в замке просто божественны! -сказала Клеопатра. - Надеюсь, вы обожаете живопись? - Смею вас уверить, миссис Скьютон, - сказал мистер Домби, величественно ободряя своего заведующего, - что Каркер знает толк в картинах; у него врожденная способность их оценивать. Он и сам очень неплохой художник. Не сомневаюсь, что он будет восхищен вкусом и мастерством миссис Грейнджер. - Черт возьми, сэр! - вскричал майор Бегсток. - Я того мнения, что вы - Каркер Великолепный и умеете делать все! - О! - скромно улыбнулся Каркер, - Вы слишком многого от меня ждете, майор Бегсток. Я мало что умею делать. Но мистер Домби дает столь великодушную оценку тем заурядным способностям, какие человек в моем положении едва ли не обязан иметь, тогда как сам он, вращаясь совсем в иной сфере, стоит бесконечно выше их, что... Мистер Каркер пожал плечами, уклоняясь от дальнейших похвал, и больше не прибавил ни слова. Все это время Эдит не поднимала глаз и только изредка посматривала на мать, когда пылкий дух этой леди изливался в словах. Но когда умолк Каркер, она на секунду взглянула на мистера Домби. Только на секунду; и в этот миг по лицу ее скользнула тень презрительного недоумения, подмеченная во всяком случае одним человеком, улыбавшимся за столом. Мистер Домби поймал этот взгляд, когда темные ресницы уже опускались, и воспользовался случаем, чтобы его удержать. - Вы часто бывали в Уорике, не так ли? - сказал мистер Домби. - Несколько раз. - Боюсь, что поездка покажется вам скучной. - О нет, нисколько. - Ах, ты похожа на твоего кузена Финикса, дорогая моя Эдит,- сказала миссис Скьютон. - Побывав один раз в Уорикском замке, он ездил туда еще пятьдесят раз; а если бы он завтра приехал в Лемингтон - как бы я хотела, чтобы этот ангел приехал! - он отправился бы туда на следующий день в пятьдесят второй раз. - Мы все энтузиасты, не так ли, мама? - с холодной улыбкой сказала Эдит. - Быть может, даже чересчур, моя милая, во вред нашему спокойствию, - ответила мать. - Но не будем жаловаться. Наши эмоции служат нам наградой. Если, как говорит твой кузен Финикс, меч протирает... как это называется... - Быть может, ножны, - сказала Эдит. - Вот именно... протирает их слишком быстро, то происходит это, дорогая моя, потому, что он блестит и сверкает. Миссис Скьютон испустила легкий вздох, как бы с целью затуманить лезвие того шутовского кинжала, которому служило ножнами ее чувствительное сердце; и, склонив голову к плечу на манер Клеопатры, посмотрела с задумчивой нежностью на свое возлюбленное дитя. Когда мистер Домби обратился в первый раз к Эдит, она повернулась к нему и оставалась в этой позе, слушая мать и отвечая ей, словно хотела показать, что ее внимание - к его услугам, если он намерен еще что-нибудь добавить. Было в этой простой вежливости что-то почти вызывающее и носившее такой характер, точно здесь играло роль принуждение или заключалась торговая сделка, в которой она с неохотой принимала участие, и снова это было подмечено тем же человеком, улыбавшимся за столом. Он вспоминал о первой своей встрече с нею, когда она думала, что находится одна в роще. Мистер Домби, не имея больше ничего прибавить, предложил отправиться в путь, - завтрак пришел к концу, и майор насытился, как удав. Коляска ждала, по приказанию мистера Домби, и в ней разместились обе леди, майор и он сам; туземец и изнуренный паж влезли на козлы, мистер Таулинсон остался дома, а мистер Каркер верхом следовал сзади. Мистер Каркер ехал рысью за коляской, держась от нее примерно на расстоянии ста ярдов, и все время следил за нею так, словно он и в самом деле был котом, а четверо седоков - мышами. Куда бы он ни смотрел - на развертывающийся вдали пейзаж с волнистыми холмами, мельницами, пшеницей, травой, полями бобов, полевыми цветами, фермами, стогами сена и шпилем, поднимающимся над лесом, или вверх, на залитое солнцем небо, где порхали над его головой бабочки и распевали птицы, или вниз, где пересекались тени ветвей, расстилая трепещущий ковер на дороге, или прямо перед собой, где развесистые деревья образовали нефы и арки, тускло освещенные лучами, пронизывающими листву, - куда бы он ни смотрел, но уголком глаза он все время следил за