обращусь к кому-нибудь за помощью. Если их сообщники найдут нас здесь, мы погибли! Быть может, еще две минуты - и будет поздно. Карету! От волнения и чрезмерного усилия, которое потребовалось для пригвождения маркиза, она упала без чувств в объятия дяди. Он подхватил ее и понес к выходу. У подъезда стояла карета, запряженная четверкой вороных коней с длинными хвостами и развевающимися гривами, но не было ни кучера, ни кондуктора, ни конюха. Джентльмены! Надеюсь, я не опорочу памяти дяди, если скажу, что, хотя он был холостяком, ему и раньше случалось держать в своих объятиях леди. Я уверен даже, что у него была привычка целовать трактирных служанок, а один-два раза свидетели, достойные доверия, видели, как он, на глазах у всех, обнимал хозяйку трактира. Я упоминаю об этом факте, дабы пояснить, каким удивительным созданием была эта прекрасная молодая леди, если она произвела такое впечатление на дядю. Он говорил, что почувствовал странное волнение и ноги у него задрожали, когда ее длинные черные волосы свесились через его руку, а прекрасные темные глаза остановились на его лице, как только она очнулась. Но кто может смотреть в кроткие, нежные темные глаза и не почувствовать волнения? Я лично не могу, джентльмены. Я знаю такие глаза, в которые боюсь смотреть, и это сущая правда. - Вы меня никогда не покинете? - прошептала молодая леди. - Никогда, - сказал дядя. И говорил он искренне. - Мой милый защитник! - воскликнула молодая леди. - Мой милый, добрый, храбрый защитник! - Не говорите так, - перебил дядя. - Почему? - спросила молодая леди. - Потому что у вас такие прелестные губки, когда вы это говорите, - отвечал дядя. - Боюсь, что у меня хватит дерзости поцеловать их. Молодая леди подняла руку, словно предостерегая дядю от такого поступка, и сказала... Нет, она - ничего не сказала, она улыбнулась. Когда вы смотрите на очаровательнейшие губки в мире и видите, как они складываются в лукавую улыбку, видите их близко, и никого нет при этом, вы наилучшим образом можете доказать свое восхищение их безукоризненной формой и цветом, если тотчас же их поцелуете. Дядя так и сделал, и за это я его уважаю. - Слушайте! - встрепенувшись, воскликнула молодая леди. - Стук колес и топот лошадей! - Так и есть! - прислушиваясь, согласился мой дядя. Он привык различать стук колес и копыт, но сейчас приближалось к ним издалека такое множество лошадей и экипажей, что немыслимо было угадать их количество. Судя но грохоту, катило пятьдесят карет, запряженных каждая шестеркой превосходных коней. - Нас преследуют! - воскликнула молодая леди, заламывая руки. - Нас преследуют! Одна надежда на вас. На ее прекрасном лице отразился такой испуг, что дядя немедленно принял решение. Он посадил ее в карету, попросил ничего не бояться, еще раз прижался губами к ее губкам, а затем, посоветовав ей поднять оконную раму, так как было холодно, взобрался на козлы. - Милый, подождите! - крикнула молодая леди. - Что случилось? - осведомился дядя с козел. - Мне нужно сказать вам кое-что, - пояснила молодая леди. - Одно слово! Только одно слово, дорогой мой. - Не слезть ли мне? - спросил дядя. Молодая леди ничего не ответила, но снова улыбнулась. И как улыбнулась, джентльмены! По сравнению с этой улыбкой первая никуда не годилась. Мой дядя по мгновение ока спрыгнул со своего насеста. - В чем дело, милочка? - спросил оп, заглядывая в окно кареты. Случилось так, что в то же самое время леди наклонилась к окну, и моему дяде она показалась еще красивее, чем раньше. Они находились очень близко друг от друга, джентльмены, и, стало быть, он никак не мог ошибиться. - В чем дело, милочка? - спросил мой дядя. - Вы не будете любить никого, кроме меня, вы не женитесь на другой? спросила молодая леди. Дядя торжественно поклялся, что никогда ни на ком другом не женится. Тогда молодая леди откинулась назад и подняла окно. Дядя вскочил на козлы, расставил локти, подхватил вожжи, схватил с крыши кареты длинный бич, хлестнул переднюю лошадь, и вороные кони с длинными хвостами и развевающимися гривами помчались, покрывая пятнадцать добрых английских миль в час и увлекая за собой почтовую карету. Ого! Ну и летели же они! Грохот позади усиливался. Чем быстрее катилась старая карета, тем быстрее мчались преследователи. Люди, лошади, собаки участвовали в погоне. Шум был оглушительный, но еще громче звенел голос молодой леди, понукавшей дядю и кричавшей: "Скорей, скорей!" Они неслись мимо темных деревьев, словно перышки, подхваченные ураганом. Мимо домов, ворот, церквей, стогов сена они летели с быстротой и грохотом бурного потока, вырвавшегося на волю. Но шум погони нарастал, и дядя все еще слышал дикие вопли молодой леди: "Скорей, скорей!" Мой дядя не жалел бича, лошади рвались вперед и побелели от пены, а погоня все приближалась, и молодая леди кричала: "Скорей, скорей!" В этот критический момент дядя изо всех сил ударил ногой по ящику под козлами и... увидел, что настало серое утро, а он сидит во дворе колесного мастера, на козлах старой эдинбургской почтовой кареты, дрожит от холода и сырости и топает ногами, чтобы согреться. Он слез с козел и нетерпеливо заглянул в карету, отыскивая прекрасную молодую леди. Увы! У кареты не было ни дверцы, ни сиденья. Остался один остов. Конечно, дядя прекрасно понимал, что тут кроется какая-то тайна и все произошло именно так, как он рассказывал. Он остался верен великой клятве, которую дал прекрасной молодой леди, - отказался ради нее от нескольких трактирщиц, очень выгодных партий, и в конце концов умер холостяком. Он всегда вспоминал, как чудно это вышло, когда он, совершенно случайно перемахнув через забор, узнал, что призраки старых почтовых карет, лошадей, кондукторов, кучеров и пассажиров имеют обыкновение путешествовать каждую ночь. К этому он присовокупил, что, по его мнению, он был единственным живым существом, которому довелось участвовать как пассажиру в одной из таких поездок. И мне кажется, он был прав, джентльмены, - по крайней мере я ни о ком другом никогда не слышал". - Хотел бы я знать, что возят в почтовых сумках эти призраки карет? промолвил хозяин гостиницы, который с большим вниманием слушал рассказ. - Конечно, мертвые письма *, - ответил торговый агент. - Ах, вот оно что! - воскликнул хозяин. - Мне это не приходило в голову. ГЛАВА L Как мистер Пиквик отправился исполнять поручение и как он с самого начала нашел поддержку у весьма неожиданного союзника На следующее утро лошади были поданы ровно без четверти девять, мистер Пиквик и Сэм Уэллер заняли свои места - первый внутри кареты, а второй снаружи, - и форейтор получил приказание ехать к дому мистера Боба Сойера, чтобы захватить мистера Бенджемина Эллена. Когда экипаж остановился у подъезда с красным фонарем и очень четкой надписью "Сойер, преемник Нокморфа", мистер Пиквик, высунувшись из окна кареты, немало удивился, заметив, что мальчик в серой ливрее старательно закрывает ставни. Столь необычайная и отнюдь не деловая процедура в этот ранний утренний час немедленно побудила его построить две догадки: либо какой-нибудь добрый друг и пациент мистера Боба Сойера скончался, либо сам мистер Боб Сойер обанкротился. - Что случилось? - обратился мистер Пиквик к мальчику. - Ничего не случилось, сэр, - отозвался мальчик, осклабившись до ушей. - Все в порядке! - крикнул Боб Сойер, неожиданно появляясь в дверях с маленькой кожаной сумкой, грязной и тощей, в одной руке, и с теплым пальто и шалью, перекинутыми через другую. - Я тоже еду, старина. - Вы? - воскликнул мистер Пиквик. - Я, - подтвердил Боб Сойер. - Это будет настоящая экспедиция. Эй, Сэм, не зевайте! Обратив на себя внимание мистера Уэллера, мистер Боб Сойер швырнул ему кожаную сумку, которая была немедленно спрятана под сиденье Сэмом, явно восторгавшимся всей этой сценой. Покончив с сумкой, мистер Боб Сойер с помощью мальчика кое-как натянул на себя теплое пальто, которое было на несколько номеров меньше, чем следовало, а затем, подойдя к карете, просунул голову в окно и оглушительно захохотал. - Каков сюрприз! - воскликнул Боб, вытирая слезы обшлагом теплого пальто. - Мой дорогой сэр, - с некоторым замешательством промолвил мистер Пиквик, - я не подозревал, что вы будете нас сопровождать. - Ну, конечно, не подозревали, - отвечал Боб, схватив мистера Пиквика за отворот пальто. - В этом вся соль. - В этом вся соль? - переспросил мистер Пиквик. - Разумеется, - подтвердил Боб. - Это, знаете ли, и есть сюрприз, а моя практика пусть сама о себе позаботится, раз она решила не заботиться обо мне. Объяснив таким образом, почему закрыты ставни, мистер Боб Сойер указал на аптеку и снова залился неудержимым смехом. - Помилуй бог, ведь вы безумец! Как можно оставлять больных без всякой помощи? - серьезно заметил мистер Пиквик. - Что же тут такого? - возразил Боб. - Я, знаете ли, на этом заработаю. Ни один из них не платит. И вдобавок, - продолжал Боб, понизив голос до конфиденциального шепота, - они тоже не останутся в убытке. Дело в том, что мои лекарства на исходе, а денег сейчас нет, значит мне пришлось бы давать всем поголовно каломель, и кое-кому это несомненно принесло бы вред. Итак, все к лучшему. Ответ был философический и весьма разумный, и к этому мистер Пиквик оказался неподготовленным. Он помолчал, а затем сказал уже не столь решительным тоном: - Друг мой, ведь карета двухместная, а я сговорился с мистером Элленом. - Обо мне не беспокойтесь, - отвечал Боб, - я все улажу. Мы с Сэмом поместимся вдвоем на запятках. Посмотрите-ка, эта записка будет приклеена к двери: "Сойер, преемник Нокморфа. Справиться напротив, у миссис Крипс". Миссис Крипс - мать моего слуги. "Мистер Сойер очень сожалеет, - скажет миссис Крипс, - но он ничего не мог поделать: рано утром его увезли на консилиум с известнейшими хирургами... Не могли обойтись без него... Настаивали, чтобы он во что бы то ни стало приехал... Труднейшая операция". Дело в том, - прибавил в заключение Боб, - что я рассчитываю извлечь из этой поездки пользу. Если о ней напечатают в одной из местных газет, моя карьера обеспечена. А вот и Бен! Ну, полезайте! Торопливо бросив эти слова, мистер Боб Сойер отстранил форейтора, впихнул своего друга в карету, захлопнул дверцу, поднял подножку, приклеил записку к двери, запер дверь, ключ положила карман, вскочил на запятки, отдал приказ трогаться в путь, - и все это проделал с такой необычайной стремительностью, что не успел мистер Пиквик хорошенько обсудить, следует ли мистеру Бобу Сойеру ехать с ними, как они уже отправились в дорогу, и мистер Боб Сойер окончательно и бесповоротно утвердился на своем месте. Пока они ехали по улицам Бристоля, шутник Боб не снимал своих профессиональных зеленых очков и держал себя с подобающей важностью и солидностью, ограничиваясь остротами исключительно для увеселения мистера Сэмюела Уэллера. Но когда они выехали на дорогу, он спрятал зеленые очки, а вместе с ними солидность и начал выкидывать разные фокусы, рассчитанные на то, чтобы привлечь внимание прохожих и сделать экипаж и пассажиров объектами, достойными повышенного интереса. Самыми невинными из этих шуточек были весьма звучное подражание корнет-а-пистону и демонстрирование малинового шелкового носового платка, привязанного к трости, которою Боб размахивал с вызывающим видом и с сознанием собственного превосходства. - Хотел бы я знать, - сказал мистер Пиквик, прерывая спокойную беседу с Беном Элленом на тему о добродетелях его сестры и мистера Уинкля, - хотел бы я знать, почему все прохожие глазеют на нас? - Выезд очень хорош, - не без гордости отозвался Бен Эллен. - Полагаю, им не каждый день приходится видеть такую карету. - Возможно, - отвечал мистер Пиквик, - быть может, и так. Очень может быть. По всей вероятности, мистер Пиквик убедил бы себя в справедливости такого предположения, не выгляни он случайно из окна и не обрати внимания на то, что взгляды прохожих меньше всего выражают почтительное изумление и что между прохожими и кем-то, находившимся на крышке экипажа, наладились телеграфические переговоры. Тогда у него мелькнула мысль, что это может иметь некоторое отношение к проказам мистера Роберта Сойера. - Надеюсь, наш легкомысленный друг никакими глупостями не занимается там, на запятках? - осведомился мистер Пиквик. - Что вы! Конечно, нет, - успокоил его Бен Эллен. Боб - смирнейшее создание в мире, если он не навеселе. Тут послышались протяжные звуки корнет-а-пистона, а затем восторженные крики и вопли, явно вырывавшиеся из глотки и легких смирнейшего создания в мире, или, выражаясь проще, самого мистера Боба Сойера. Мистер Пиквик и мистер Бен Эллен многозначительно переглянулись, и первый джентльмен, сняв шапку и высунувшись из окна кареты так далеко, что чуть ли не весь его жилет очутился за окном, ухитрился, наконец, увидеть своего веселого друга. Мистер Боб Сойер сидел не на запятках, а на крыше кареты, широко раздвинув ноги, надев набекрень шляпу Сэмюела Уэллера и держа в одной руке огромный сандвич, а в другой - солидных размеров фляжку, к которым он прикладывался по очереди с величайшим наслаждением, и для разнообразия испускал вопли и обменивался веселыми шутками с каждым встречным. Трость с малиновым флагом была привязана вертикально к перилам заднего сиденья, на коем восседал мистер Сэмюел Уэллер, щеголявший в шляпе Боба Сойера и также уплетавший двойной сандвич, причем его оживленная физиономия явно выражала полное и безоговорочное одобрение всему происходящему. Этого было достаточно, чтобы рассердить любого джентльмена, наделенного, подобно мистеру Пиквику, чувством приличия, но положение ухудшилось еще благодаря тому, что как раз в этот момент они повстречались с пассажирской каретой, битком набитой внутри и снаружи, пассажиры которой явно выражали свое удивление. Вдобавок восторженные возгласы ирландской семьи, бежавшей за каретой мистера Пиквика и клянчившей милостыню, не отличались сдержанностью. Особенно изощрялся глава семьи, вообразивший, будто видит перед собой неотъемлемую часть политической или какой-нибудь иной торжественной процессии. - Мистер Сойер! - крикнул мистер Пиквик в крайнем возбуждении. - Мистер Сойер! Сэр! - Что? - откликнулся этот джентльмен, с величайшим хладнокровием свешиваясь с крыши кареты. - Вы с ума сошли, сэр? - вопросил мистер Пиквик. - Ничуть не бывало, - ответил Боб. - Я просто веселюсь. - Веселитесь, сэр? - воскликнул мистер Пиквик. Я прошу вас убрать этот скандальный красный платок. Я настаиваю, сэр. Сэм, уберите! Не успел Сэм вмешаться в дело, как мистер Боб Сойер грациозно сорвал свое знамя, сунул его в карман, учтиво поклонился мистеру Пиквику, вытер горлышко бутылки и начал переливать ее содержимое себе в глотку; тем самым, не тратя лишних слов, он дал ему пенять, что пьет за его счастье и благополучие. Покончив с этим делом, Боб заботливо заткнул бутылку пробкой и, бросив благосклонный взгляд на мистера Пиквика, откусил солидный кусок сандвича и улыбнулся. - Послушайте, - сказал мистер Пиквик, чей мимолетный гнев не мог устоять перед непоколебимым самообладанием Боба, - прошу вас, бросьте эти глупости. - Ладно! - согласился Боб, обменявшись шляпами. с мистером Уэллером. Мне бы это и в голову не пришло, но я так оживился от езды, что ничего не мог поделать. - Подумайте, на что это похоже, - увещевал его мистер Пиквик. Позаботьтесь о приличиях. - Согласен! - отвечал Боб. - Это ни на что не похоже. Конец делу, командир! Успокоенный такими уверениями, мистер Пиквик снова спрятал голову в карету и поднял раму; но едва он возобновил разговор, прерванный мистером Бобом Сойером, как с некоторым испугом заметил какой-то маленький продолговатый темный предмет, появившийся за одном и нетерпеливо в него постукивавший, словно он добивался, чтобы его впустили. - Что это такое? - воскликнул мистер Пиквик. - Похоже на фляжку, - заметил Бен Эллен, с любопытством разглядывая упомянутый предмет сквозь очки. - Кажется, это фляжка Боба. Догадка была совершенно правильная. Мистер Боб Сойер, привязав фляжку к концу трости, барабанил ею в окно, выражая желание, чтобы его друзья в карете отведали ее содержимое в добром согласии. - Что же нам делать? - осведомился мистер Пиквик, посматривая на фляжку. - Эта выходка еще глупее прежних. - Пожалуй, лучше всего взять фляжку в карету, - ответил мистер Бен Эллен. - Поделом ему, если мы ее возьмем и оставим здесь, не правда ли? - Пожалуй, - согласился мистер Пиквик. - Взять? - Мне кажется, это наилучший выход, - сказал Бен. Так как этот совет вполне совпадал с точкой зрения самого мистера Пиквика, он осторожно опустил раму и отвязал фляжку от трости, после чего трость исчезла и послышался громкий смех мистера Боба Сойера. - Какой веселый малый! - сказал мистер Пиквик, с фляжкой в руке оглядываясь на своего спутника. - О да! - согласился мистер Эллен. - Совершенно немыслимо сердиться на него, - заметил мистер Пиквик. - Об этом и речи быть не может, - отвечал Бенджемин Эллен. Пока происходил этот краткий диалог, мистер Пиквик по рассеянности откупорил фляжку. - Что это? - равнодушно осведомился Бен Эллен. - Не знаю, - столь же равнодушно отозвался мистер Пиквик. - Пахнет как будто молочным пуншем. - Вот как? - сказал Бен. - Мне так кажется, - отвечал мистер Пиквик, остерегаясь уклониться от истины. - Конечно, не отведав напитка, я не берусь его определить. - А вы бы отведали, - посоветовал Бен. - Не мешает знать, что это такое. - Вы думаете? - отозвался мистер Пиквик. - Ну что ж, если вам любопытно это знать, конечно я не возражаю. Мистер Пиквик, всегда готовый жертвовать своими интересами ради друзей, тотчас же отведал напитка. - Что это? - полюбопытствовал Бен Эллен, нетерпеливо отвлекая его от такого занятия. - Странно! - причмокивая, сказал мистер Пиквик. Я еще не могу определить. О да! - присовокупил он после второй пробы. - Это пунш. Мистер Бен Эллен посмотрел на мистера Пиквика, мистер Пиквик посмотрел на мистера Бена Эллена; мистер Бей Эллен улыбнулся, мистер Пиквик был серьезен. - Поделом ему будет, - с некоторой суровостью начал сей джентльмен, поделом ему будет, если мы выпьем все до последней капли. - То же самое и я подумал! - подхватил Бен Эллен. - Неужели? - сказал мистер Пиквик. - В таком случае за его здоровье. С этими словами сей превосходный джентльмен энергически хлебнул из фляжки и передал ее Бену Эллену, который не замедлил последовать его примеру. Теперь оба улыбались, и с молочным пуншем постепенно было покончено. - В конце концов, - заметил мистер Пиквик, допив последние капли, - его проделки очень забавны. О да, очень смешны! - Ну, еще бы! - согласился мистер Бей Эллен. В доказательство того, что Боб Сойер был одним из уморительнейших ребят, он начал развлекать мистера Пиквика длинным и обстоятельным рассказом о том, как этот джентльмен однажды допился до белой горячки и ему пришлось обрить голову. Это приятное и занимательное повествование было прервано, когда карета остановилась перед гостиницей "Колокол" на Берклиевской пустоши для смены лошадей. - Послушайте, мы здесь дообедаем? - осведомился Боб, заглядывая в окно. - Пообедаем? - удивился мистер Пиквик. - Да ведь мы проехали только двенадцать миль, а нам остается еще восемьдесят семь с половиной. - Вот потому-то мы и должны закусить перед утомительным путешествием, доказывал мистер Боб Сойер. - Мыслимое ли дело - обедать в половине двенадцатого? - возразил мистер Пиквик, взглянув на часы. - Вы правы, - согласился Боб, - самое подходящее время для завтрака. Эй вы, сэр! Завтрак на троих, немедленно, а экипаж подождет четверть часа. Распорядитесь, чтобы подали все холодные закуски, какие тут есть, несколько бутылок эля и лучшей мадеры. Поспешно, но с превеликой важностью отдав этот приказ, мистер Боб Сойер тотчас же устремился в дом, дабы надзирать за приготовлениями. Пяти минут не прошло, как он уже вернулся и объявил, что все идет прекрасно. Завтрак вполне оправдал похвалу, высказанную Бобом, и не только этот последний, но и мистер Бей Эллен с мистером Пиквиком отдали ему должное. При благосклонном участии всех троих эль и мадера бистро исчезли; а когда лошади были поданы и путешественники заняли свои места, предварительно наполним фляжку наилучшим суррогатом молочного пунша, какой только можно было получить за такое короткое время, клорнет-пистон звучал, и красный флаг развевался, не вызывая ни малейшего протеста со стороны мистера Пиквика. В гостинице "Хмелевая Жердь" в Тьюксбери они остановились пообедать. По этому случаю было выпито еще некоторое количество эля, еще некоторое количество мадеры и вдобавок некоторое количество портвейна, а фляжку наполнили в четвертый раз. От совместного действия этих возбудителей мистер Пиквик и мистер Бен Эллен спали крепким сном на протяжении тридцати миль, а Боб и мистер Уэллер распевали на запятках дуэты. Было совсем темно, когда мистер Пиквик очнулся и выглянул из окна. Разбросанные вдоль дороги коттеджи, грязноватая окраска всех предметов, тяжелый воздух, тропинки, усыпанные золой и кирпичной пылью, багровое зарево доменных печей вдали, густые клубы дыма, медленно выползавшие из высоких труб и заволакивавшие окрестность, отблеск далеких огней, громоздкие возы, тащившиеся по дороге и нагруженные звенящими железными прутьями или тяжелыми тюками, - все указывало на быстрое приближение к большому фабричному городу, Бирмингему. Когда они с грохотом проезжали по узким улицам, ведущим к деловому центру, шум и суета, вызванные напряженной работой, становились все назойливее. Улицы были запружены рабочим людом. Гул, сопровождавший работу, вырывался из каждого дома, в верхних этажах все окна были освещены, а от шума колес и стука машин дрожали стены. Огни печей - их багровый отблеск был виден за много миль - ярко пылали в больших мастерских и на фабриках. Удары молота, свист пара, глухой, тяжелый грохот машин казались варварской музыкой, доносившейся из всех кварталов. Форейтор гнал лошадей по широким улицам, мимо красивых, залитых светом магазинов, расположенных по дороге к "Старой королевской гостинице", а мистер Пиквик все еще не успел обдумать весьма трудное и щекотливое поручение, которое привело его сюда. Щекотливость этого поручения и трудности, связанные с удовлетворительным его выполнением, отнюдь не уменьшались благодаря добровольной поддержке мистера Боба Сойера. По правде говоря, мистер Пиквик сознавал, что в данном случае не стал бы искать его общества, как бы ни было оно приятно. Мало того, он охотно отдал бы порядочную сумму за то, чтобы мистера Боба Сойера немедленно препроводили куда-нибудь подальше, этак миль за пятьдесят. Мистер Пиквик не был лично знаком с мистером Уинклем-старшим, но раза два обменялся с ним письмами, посылая утешительные сведения в ответ на его запросы относительно нравственности и поведения его сына. Он волновался, понимая, что первый визит в сопровождении Боба Сойера и Вена Эллена, слегка подвыпивших, отнюдь не является надежнейшим и вернейшим средством снискать расположение мистера Уинкля-старшего... "А впрочем, - размышлял мистер Пиквик, успокаивая самого себя, - я сделаю все, что в моих силах. Я должен повидаться с ним сегодня же вечером, как я твердо обещал. Если они во что бы то ни стало пожелают меня сопровождать, я по возможности сокращу свидание и буду надеяться, что они ради собственного блага постараются держать себя прилично". Пока он утешал себя такими соображениями, карета остановилась у двери "Старой королевской гостиницы". Бена Эллена, погруженного в мертвый сон, кое-как растолкал и вытащил за шиворот мистер Сэмюел Уэллер, после чего мистер Пиквик получил возможность выйти из кареты. Их ввели в комфортабельную комнату, и мистер Пиквик поспешил осведомиться у лакея, где находится резиденция мистера Уинкля. - Совсем близко, сэр, - ответил лакей, - ярдах в пятистах, не больше, сэр. Мистер Уинкль - владелец пристани на канале, сэр. А дом, где он проживает... Да что я говорю, сэр! И пятисот ярдов не будет, сэр! Лакей задул свечу и сделал вид, будто хочет снова зажечь ее, чтобы предоставить мистеру Пиквику возможность задать еще какой-нибудь вопрос, буде он того пожелает. - Не хотите ли закусить, сэр? - спросил лакей, зажигая свечу и приходя в уныние от молчания мистера Пиквика. - Чаю или кофе, сэр? Обед, сэр? - Сейчас ничего не надо. - Слушаю, сэр. Прикажете заказать ужин, сэр? - Нет, не сейчас. - Слушаю, сэр. Неслышными шагами он направился к двери, но затем остановился, оглянулся и вкрадчиво спросил: - Не прикажете ли прислать вам горничную, джентльмены? - Пришлите, если вам угодно, - отвечал мистер Пиквик. - Если вам угодно, сэр. - И принесите содовой воды, - сказал Боб Сойер. - Содовой воды, сэр? Слушаю, сэр. Получив, наконец, какое-то приказание, по-видимому снявшее с него непосильное бремя, лакей незаметно испарился. Лакеи никогда не ходят и не бегают. Они отличаются своеобразной и таинственной способностью, неведомой остальным смертным, улетучиваться из комнаты. Содовая вода пробудила легкие признаки жизни в мистере Бене Эллене, после чего, уступив уговорам, он вымыл лицо и руки и позволил Сэму почистить платье. Мистер Пиквик и Боб Сойер тоже привели себя в порядок после путешествия, и все трое, взявшись под руки, отправились к мистеру Уинклю. Боб Сойер, шагая по улице, отравлял воздух табачным дымом. На расстоянии четверти мили, в тихой, солидной на вид улице, стоял старый кирпичный дом с тремя ступеньками, ведущими к двери с медной табличкой, на которой жирным прямым шрифтом было начертано: "М-р Уинкль". Ступеньки были очень белые, кирпичи очень красные, а дом очень чистый. Мистер Пиквик, мистер Бенджемин Эллен и мистер Боб Сойер остановились перед ним, когда часы пробили десять. На стук вышла опрятная служанка и выпучила глаза, увидев трех незнакомцев. - Мистер Уинкль дома, моя милая? - осведомился мистер Пиквик. - Он собирается ужинать, сэр, - ответила девушка. - Пожалуйста, передайте ему эту карточку, - попросил мистер Пиквик. Скажите, что мне совестно беспокоить его в такой поздний час, но я во что бы то ни стало должен повидаться с ним сегодня, а я только что приехал. Девушка пугливо посмотрела на мистера Боба Сойера, который строил удивительные гримасы, выражая свое восхищение ее красотой, затем, покосившись на шляпы и пальто, висевшие в коридоре, вызвала другую девушку и попросила ее посторожить у входа, пока она сбегает наверх. Впрочем, часового быстро сменили: девушка тотчас же вернулась, попросила извинения у джентльменов, что заставила их ждать на улице, и ввела их в комнату, напоминавшую не то контору, не то гардеробную. Главными предметами обстановки, полезными и декоративными, служили: конторка, умывальник, зеркало для бритья, стойка для сапог и приспособление для снимания их, высокий табурет, четыре стула, стол и старые часы к недельным заводом. Над каминной доской виднелись дверцы несгораемого шкафа, а две висячие полки для книг, календарь и несколько пыльных регистраторов для бумаг красовались на стенах. - Простите, сэр, что я заставила вас дожидаться на крыльце, - сказала девушка, зажигая лампу и приветливо улыбаясь мистеру Пиквику. - Но я вас совсем не знала, а здесь столько бродяг шляется, которые так и норовят что-нибудь стянуть... - Никаких извинений не требуется, моя милая, - добродушно отозвался мистер Пиквик. - Решительно никаких, мое сокровище! - подхватил Боб Сойер, шутливо протягивая руки и прыгая перед дверью, словно для того, чтобы воспрепятствовать молодой леди выйти из комнаты. Молодую леди отнюдь не смягчило такое заигрывание, и она тут же высказала свое мнение, что мистер Боб Сойер - "несносный человек". А когда он начал приставать со своими любезностями, она оставила на его физиономии отпечаток хорошенькой ручки и выбежала из комнаты, красноречиво выражая слое презрение и отвращение к нему. Лишившись общества "молодой леди, мистер Боб Сойер придумал новые развлечения: заглядывал в конторку, выдвигал ящики стола, делал вид, будто взламывает несгораемый шкаф, повернул календарь лицом к стене, натягивал сапоги мистера Уинкля-старшего поверх собственных и проделывал различные забавные эксперимента с мебелью, что привело мистера Пиквика в невыразимый ужас и смятение, а мистеру Бобу Сойеру доставило наслаждение. Наконец, дверь открылась, и маленький пожилой джентльмен в костюме табачного цвета, представлявший собой точную копию мистера Уинкля-младшего, с той только разницей, что пожилой джентльмен был лыс, проворно вошел в комнату, держа в одной руке визитную карточку мистера Пиквика, а в другой серебряный подсвечник. - Мистер Пиквик, как поживаете, сэр? - осведомился Уинкль-старший, поставив подсвечник и протягивая руку. - Надеюсь, в добром здоровье, сэр? Рад вас видеть. Присаживайтесь, мистер Пиквик, прошу вас, сэр. А этот джентльмен... - Мой друг мистер Сойер, - сказал мистер Пиквик. - Друг вашего сына. - О! - сказал мистер Уинкль-старший, довольно хмуро посматривая на Боба. - Надеюсь, и вы здоровы, сэр? - В полном порядке, сэр, - отвечал Боб Сойер. - А другой джентльмен, - продолжал мистер Пиквик, - как вы узнаете из письма, которое мне поручено передать вам, - очень близкий родственник или, пожалуй, следовало бы сказать - очень близкий друг вашего сына. Его фамилия Эллен. - Вой тот джентльмен? - спросил мистер Уинкль, указывая визитной карточкой на Бена Эллена, который заснул в такой позе, что видны были только его спина и воротник пальто. Мистер Пиквик хотел было ответить на этот вопрос, назвать полностью имя и фамилию мистера Бенджемина Эллена и распространиться на тему о его похвальных качествах, но в этот момент резвый Боб Сойер, дабы вернуть своего приятеля к жизни, неожиданно ущипнул его за руку, после чего тот с воплем вскочил. Сообразив, что находится в присутствии незнакомого человека, мистер Бей Эллен приблизился к мистеру Уинклю и, минут пять горячо пожимая ему обе руки, бормотал какие-то невнятные фразы, выражая восторг по случаю знакомства с ним и гостеприимно осведомляясь, не желает ли он подкрепиться после прогулки или предпочитает подождать "до обеденного часа", после чего сел, глупо озираясь по сторонам, словно не имел понятия о том, где находится, - да так оно и было в действительности. Все это весьма смущало мистера Пиквика, тем более что мистер Уинкль-старший был явно поражен эксцентрическим - чтобы не сказать чудовищным - поведением его спутника. Желая поскорее покончить с этим, он вынул письмо из кармана и, протягивая его мистеру Уинклю-старшему, сказал: - Сэр, это письмо от вашего сына. Ознакомившись с его содержанием, вы узнаете, что на вашем благосклонном и отеческом отношении зиждется все его счастье и благополучие. Сделайте одолжение, прочтите, его спокойно и хладнокровно, а затем обсудите этот вопрос со мной в том духе и в тех выражениях, в каких надлежит его обсуждать. Сколь важно ваше решение для вашего сына и как он волнуется, дожидаясь его, вы можете судить по тому, что я явился к вам без предупреждения в такой поздний час и, - добавил мистер Пиквик, покосившись на своих спутников, - при таких неблагоприятных обстоятельствах. После этой прелюдии мистер Пиквик вручил потрясенному мистеру Уинклю-старшему покаянное письмо на превосходнейшей веленевой бумаге четыре страницы, исписанные мелким почерком. Затем, снова усевшись на стул, он стал следить за выражением лица мистера Уинкля, - по правде говоря, с некоторой тревогой, но в то же время с чистой совестью сознавая, что ему не в чем себя винить или упрекать. Пожилой владелец пристани повертел письмо в руках, посмотрел на него спереди, сзади и сбоку, тщательно исследовал пухлого мальчугана на печати, бросил взгляд на мистера Пиквика, а затем, взобравшись на высокий табурет и придвинув к себе лампу, сломал печать, развернул послание и, приблизив его к лампе, приготовился читать. Как раз в этот момент мистер Боб Сойер, чей острый ум был в течение нескольких минут погружен в спячку, состроил гримасу, подражая покойному мистеру Гримальди * в роли клоуна, как он изображен на портрете. Случилось так, что мистер Уинкль-старший, который, вопреки предположениям мистера Боба Сойера, еще не успел погрузиться в чтение, посмотрел поверх письма не на кого иного, как на самого мистера Боба Сойера. Справедливо заключив, что вышеупомянутая гримаса адресована ему с целью высмеять его собственную особу, он устремил строгий взгляд на Боба, а на лице покойного мистера Гримальди появилось весьма приятное выражение робости и замешательства. - Вы что-то сказали, сэр? - осведомился мистер Уинкль-старший, нарушая зловещее молчание. - Нет, сэр, - отвечал Боб, в котором ничего не осталось от клоуна, кроме чрезвычайно яркого румянца на щеках. - Вы в этом уверены, сэр? - допытываются мистер Уинкль-старший. - Ах, боже мой, конечно, сэр, совершение уверен! - отвечал Боб. - Мне послышалось, будто вы что-то сказали, сэр, - негодующим тоном продолжал старый джентльмен. - Быть мoжeт, вы смотрели на меня, сэр? - О нет, сэр, и не думал смотреть, - весьма учтиво отвечал Боб. - Очень рад это слышать, сэр, -сказал мистер Уинкль-старший. Величественно бросив хмурый взгляд на посрамленного Боба, старый джентльмен снова поднес письмо к свету и на этот раз действительно начал читать. Мистер Пиквик внимательно следил за ним, когда он переводил взгляд с последней строки первой страницы на верхнюю строку второй, с последней строки второй на верхнюю третьей и с последней строки третьей на верхнюю четвертой, но по его неподвижному лицу нельзя было угадать, как он принял сообщение о женитьбе сына, хотя мистеру Пиквику было известно, что оно заключалось в первых же нескольких строках. Он прочел письмо до конца, сложил его со всей заботливостью и аккуратностью, свойственной деловому человеку, и как раз в тот момент, когда мистер Пиквик ждал сильного выражения чувств, обмакнул перо в чернила и сказал с таким спокойствием, словно обсуждал самый простой бухгалтерский вопрос: - Вы знаете адрес Натэниела, мистер Пиквик? - В настоящее время - гостиница "Джордж и Ястреб", - ответил сей джентльмен. - "Джордж и Ястреб". Где это? - Джордж-ярд, Ломберд-стрит. - В Сити? - Да. Старый джентльмен старательно записал адрес на обратной стороне письма, затем спрятал письмо в конторку, запер на ключ, встал с табурета и сказал, пряча в карман связку ключей: - Полагаю, больше нам обсуждать нечего, сэр? - Нечего, дорогой сэр? - с удивлением и негодованием воскликнул сей мягкосердечный человек. - Нечего? Неужели вы не выскажете своего мнения о столь знаменательном событии в жизни нашего молодого друга? Неужели не поручите мне заверить его от вашего имени в вашей неизменной любви к нему и заботливом отношении? Неужели не скажете ничего, что могло бы воодушевить и успокоить и его и пребывающую в волнении молодую женщину, которая ищет у него утешения и поддержки? Подумайте, мой дорогой сэр! - Я подумаю, - ответил старый джентльмен. В данный, момент я ничего сказать не могу. Мистер Пиквик, я - человек деловой. Ни за какие дела я не принимаюсь второпях, а что касается этого дела, то мне оно отнюдь не нравится. Тысяча фунтов - небольшая сумма, мистер Пиквик. - Вы совершенно правы, сэр, - вмешался Бон Эллен, сквозь сон припоминая, что свою тысячу он спустил без малейших затруднений. - Вот умный человек! Боб, это очень смышленый малый. - Очень рад, что именно вы отдаете мне должное, сэр, - сказал мистер Уинкль-старший, презрительно взглянув- на мистера Бена Эллена, который глубокомысленно покачивал головой. - Мистер Пиквик, дело вот в чем: разрешив моему сыну год побродяжничать, повидать белый свет (что он и сделал под вашим руководством), чтобы в жизнь он вступил не беспомощным школьником, я отнюдь не ждал таких результатов. Ему это очень хорошо известно, и если я лишу его теперь своей поддержки, у него нет никаких оснований удивляться. Я его извещу, мистер Пиквик. Спокойной ночи, сэр. Маргарет, откройте дверь. Тем временем Боб Сойер подталкивал мистера Бона Эллена, понукая его сказать что-нибудь в защиту, и Бен без всяких предупреждений разразился краткой, но сильной речью. - Сэр! - сказал мистер Бен Эллен, глядя на старого джентльмена очень тусклыми и томными глазами и энергически размахивая правой рукой. - Вы... вы бы постыдились самого себя. - Как брат молодой леди, вы несомненно являетесь судьей в этом деле, отрезал мистер Уинкль-старший. Довольно! Пожалуйста, ни слова больше, мистер Пиквик. Спокойной ночи, джентльмены. С этими словами старик взял свечу и, открыв дверь, вежливо указал по направлению к выходу. - Вы пожалеете об этом, сэр, - произнес мистер Пиквик, стискивая зубы, чтобы сдержать раздражение, ибо понимал, насколько важными могут оказаться последствия этого раздражения для его молодого друга. - В настоящий момент я придерживаюсь другого мнения, - спокойно отозвался мистер Уинкль-старший. Джентльмены, позвольте еще раз пожелать вам спокойной ночи. Мистер Пиквик в гневе вышел на улицу. Мистер Боб Сойер, совершенно обескураженный решительными мерами старого джентльмена, последовал его примеру. Немедленно вслед за этим шляпа мистера Бена Эллена скатилась по ступенькам лестницы, а ее примеру последовал и сам мистер Бон Эллен. По дороге все трое молчали и, не поужинав, улеглись в постель. Засыпая, мистер Пиквик размышлял о том, что, знай он, какой кремень мистер Уинкль-старший, вряд ли он рискнул бы отправиться к нему с таким поручением. ГЛАВА LI, в которой мистер Пиквик встречает старого знакомого, и этому счастливому обстоятельству читатель обязан интереснейшими фактами, здесь изложенными, о двух великих общественных деятелях, облеченных властью Утро, приветствовавшее мистера Пиквика ровно в восемь часов, отнюдь не могло улучшить его расположение духа или развеять уныние, вызванное непредвиденными результатами его миссии. Небо было темное и хмурое, воздух сырой и холодный, улицы мокрые и грязные. Дым лениво стлался над трубами, словно у него не хватало мужества подняться, а дождь моросил медленно и вяло, точно ему лень было лить по-настоящему. Бойцовый петух во дворе, утратив последние проблески привычного оживления, мрачно балансировал на одной ноге; осел, понурив голову, хандрил под навесом и, судя по его задумчивому и жалкому виду, размышлял о самоубийстве. На улице ничего не видно было, кроме зонтов, и ничего не слышно, кроме стука патен и журчания дождя. За завтраком разговаривали очень мало. Даже Боб Сойер ощущал влияние погоды и треволнений вчерашнего дня. Пользуясь его собственным образным выражением, он был "пришиблен". То же можно сказать и о мистере Бене Эллене. То же самое - и о мистере Пиквике. Томительно выжидая, когда погода прояснится, они читали и перечитывали последний вечерний номер лондонской газеты с тем напряженным интересом, какой можно наблюдать только в часы беспредельной скуки; с такою же на