очень внушительно - как смотрят только на сцене - на всех по очереди, но в особенности на Николаса, и то и дело осушал и снова наполнял свой бокал, пока леди не вернулись стайкой, и среди них мисс Сневелличчи. - Вам совсем не следует беспокоиться, мистер Сневелличчи,- сказала миссис Лиливик.- Она только немножко слаба и нервна; она чувствовала себя неважно с самого утра. - О! - сказал мистер Сневелличчи.- И это все, да? - О да, это все! Не поднимайте из-за этого шума! - хором воскликнули все леди. Но такого рода ответ не вполне соответствовал достоинству мистера Сневелличчи как мужа и отца, поэтому он приступил к злосчастной миссис Сневелличчи и спросил ее, что, черт возьми, имеет она в виду, говоря с ним таким тоном. - Ах, боже, милый мой! - сказала миссис Снсвслличчи. - Не называйте меня вашим милым, сударыня,- сказал мистер Сневелличчи,- будьте так любезны. - Пожалуйста, папа, не надо,- вмешалась мисс Сневелличчи. - Чего не надо, дитя мое? - Не надо так говорить. - А почему? - спросил мистер Сневелличчи.- Надеюсь, ты не думаешь, что кто-нибудь из присутствующих может помешать мне говорить, как я желаю? - Никто и не хочет, папа,- возразила дочь. - Никто не может, если бы и захотел,- сказал мистер Сневелличчи.- Мне нечего стыдиться. Меня зовут Сневелличчи. Когда я в Лондоне, меня можно найти в Брод-Корт на Боу-стрит. Если меня нет дома, спросите обо мне любого у двери театра. Черт возьми, полагаю, меня должны знать у двери театра?! Очень многие видели мой портрет в сигарной лавке за углом. Обо мне и раньше упоминали в газетах. Говорить! Я вам вот что скажу: если я замечу, что какой бы то ни было мужчина играет чувствами моей дочери, я говорить не буду - я его удивлю без всяких разговоров, вот я каков! С этими словами мистер Сневелличчи нанес три сильных удара кулаком по ладони левой руки, дернул большим и указательным пальцами правой руки за воображаемый нос и залпом выпил еще стаканчик. - Вот я каков! - повторил мистер Сневелличчи. У большинства выдающихся людей есть свои недостатки. Сказать по правде, мистер Сневелличчи был отчасти привержен выпивке, или если уж говорить правду, он вряд ли когда бывал трезв. Во хмелю он знал три стадии опьянения: величественную, сварливую и влюбленную. При исполнении своих профессиональных обязанностей он никогда не выходил из стадии величественной, в дружеском кругу он проходил через все три, переправляясь из одной в другую с быстротой, нередко приводившей в недоумение тех, кто не имел чести его знать. Посему, не успел мистер Сневелличчи опрокинуть еще стаканчик, как он уже улыбался всем присутствующим, блаженно позабыв о проявленных им симптомах драчливости, и с большою живостью предложил тост: "За дам. Да благословит бог их сердечки!.." - Я их люблю,- сказал мистер Сневелличчи, обводя взглядом стол,- я их всех люблю. - Не всех,- кротко возразил мистер Лиливик. - Всех! - повторил мистер Сневелличчи. - Это, знаете ли, включило бы и замужних леди,- сказал мистер Лиливик. - Их я тоже люблю, сэр,- сказал мистер Сневелличчи. Сборщик с видом глубокого изумления посмотрел на окружавшие его лица, словно говоря: "Нечего сказать, хороший человек!" - и, казалось, был слегка удивлен, что миссис Лиливик не обнаружила никаких признаков ужаса и негодования. - За добро платят добром,- сказал мистер Сневелличчи,- я их люблю, и они меня любят. И, словно мало было этого признания, выражавшего неуважение и презрение ко всем моральным обязанностям, мистер Сневелличчи подмигнул, подмигнул явно и неприкрыто, подмигнул правым глазом Генриетте Лиливик! Сборщик в крайнем изумлении откинулся на спинку стула. Если бы кто-нибудь подмигнул Генриетте Питоукер, это было бы в высшей степени непристойно, но миссис Лиливик!.. Пока он размышлял об этом, весь в холодном поту, и задавал себе вопрос, не грезит ли он, мистер Сневелличчи опять подмигнул и, показав знаками, что пьет за здоровье миссис Лиливик, осмелился послать ей воздушный поцелуй! Мистер Лиливик поднялся со стула, направился прямо к другому концу стола и мгновенно повалился на мистера Сневелличчи - буквально повалился на него. Мистер Лиливик был тяжеленек, и в результате, когда он повалился на мистера Сневелличчи, мистер Сневелличчи свалился под стол, мистер Лиливик последовал за ним, а леди завизжали. - Что такое с ними? С ума они, что ли, сошли? - вскричал Николас, ныряя под стол, силком вытаскивая сборщика и впихивая его в кресло, причем мистер Лиливик сложился вдвое, словно был набит опилками.- Что вы намеревались делать? Чего вы хотите? Что такое с вами? Пока Николас поднимал сборщика, Смайк оказал такую же услугу мистеру Сневелличчи, который взирал с пьяным изумлением на своего бывшего противника. - Смотрите, сэр,- ответил мистер Лиливик, указывая на свою изумленную жену,- вот целомудрие в сочетании с изяществом, чьи чувства были возмущены, оскорблены, сэр! - Боже, что за чепуху он болтает! - воскликнула миссис Лиливик в ответ на вопросительный взгляд Николаса.- Никто ни слова мне не сказал. - Не сказал, Генриетта! - вскричал сборщик.- Разве я не видел, как он... Мистер Лиливик не мог заставить себя произнести это слово, но изобразил подмигиванье одним глазом. - Ну так что ж? - вскричала миссис Лиливик.- Или вы думаете, что никто не должен смотреть на меня? Нечего сказать, приятно быть замужем, если таков закон! Но он не таков! - Вы ничего против этого не имели? - воскликнул сборщик. - Ничего не имела! - презрительно повторила миссис Лиливик.- Вы должны на коленях просить у всех прощенья, вот что вы должны сделать. - Прощенья, дорогая моя? - переспросил смущенный сборщик. - Да, и прежде всего у меня,- ответила миссис Лиливик.- Или, по-вашему, не я являюсь наилучшим судьей, что прилично и что неприлично? - Совершенно верно! - подхватили все леди.- Разве, по-вашему, не мы должны были заговорить первыми, если бы случилось что-нибудь такое, на что следовало обратить внимание? - Разве, по-вашему, они не знают, сэр? - сказал папаша мисс Сневелличчи, подтягивая воротничок и бормоча что-то о затрещинах и о том, что его удерживает только уважение к старости. При этом папаша мисс Сневелличчи несколько секунд смотрел пристально и сурово на мистера Лиливика, а затем, решительно встав со стула, перецеловал всех леди по кругу, начав с миссис Лиливик. Злополучный сборщик жалобно взглянул на свою жену, словно присматриваясь, не осталось ли хоть какой-нибудь черты мисс Питоукер в миссис Лиливик, и, увидев слишком ясно, что ничего не осталось, с большим смирением попросил прощения у всей компании и сел на свое место с таким сокрушенным, унылым и разочарованным видом, что, несмотря на свой эгоизм и слабоумие, поистине внушал сострадание. Папаша мисс Сневелличчи, восхищенный этим триумфом и неопровержимым доказательством своей популярности у прекрасного пола, тотчас же стал очень весел, чтобы не сказать буен. Не дожидаясь просьб, он исполнял чрезвычайно длинные песни, а в промежутках между ними угощал гостей воспоминаниями о разных ослепительных женщинах, которые якобы пылали к нему страстью; за иных из них он провозглашал тост, называя их по именам и в то же время пользуясь случаем заметить, что если бы он чуточку больше внимания уделял своим интересам, то разъезжал бы сейчас в собственном экипаже, запряженном четверкой. По-видимому, эти воспоминания не причиняли чересчур мучительной боли сердцу миссис Сневелличчи, которая была в достаточной мере занята, повествуя Николасу о разнообразных достоинствах и совершенствах своей дочери. Да и сама молодая леди отнюдь не отставала от нее, пуская в ход самые изысканные свои приманки; но они, несмотря на хитрые уловки мисс Ледрук, не возымели никакого действия и не вызвали ухаживанья со стороны Николаса, который, еще храня воспоминание об инциденте с мисс Сквирс, стойко противился всем чарам и вел себя с такой сугубой осторожностью, что, когда он распрощался, леди единогласно признали его бесчувственным чудовищем. На следующий день в надлежащее время появились афиши всех цветов радуги и буквами, страдающими всеми видами искривления позвоночника, оповестили публику о том, что мистер Джонсон будет иметь честь в последний раз появиться в этот вечер на сцене, и о том, что следует заблаговременно позаботиться о местах ввиду чрезвычайного наплыва зрителей, сопутствующего его выступлениям. В театральной истории факт замечательный, но давно установленный неоспоримо: безнадежна попытка заманить людей в театр, если не внушить сначала уверенности, что им никак не удастся туда попасть. Явившись в тот вечер в театр, Николас не знал, чем объяснить необычное смятение и возбуждение, отражавшиеся на физиономиях всех актеров, но ему недолго пришлось гадать о.причине: не успел он о ней осведомиться, как к нему подошел мистер Крамльс и взволнованным голосом сообщил, что в ложе присутствует лондонский антрепренер. - Это феномен, будьте уверены, сэр! - сказал Крамльс, увлекая Николаса к маленькой дырочке в занавесе, чтобы он мог поглядеть на лондонского антрепренера.- Я нимало не сомневаюсь, что это слава феномена... Вот он: тот, что в пальто и без воротничка... Она будет получать десять фунтов в месяц, Джонсон, ни на фартинг меньше, иначе она не покажется на лондонских подмостках. И им не удастся подписать с ней ангажемент, если они не ангажируют также и миссис Крамльс - двадцать фунтов в неделю за пару. Или вот что я вам скаэцу: я дам в придачу самого себя и обоих мальчиков, и тогда они получат всю семью за тридцать. Более справедливых условий я предложить не могу. Они должны будут взять нас всех, если никто из нас не пойдет один. Так поступают иные лондонцы, и это всегда удается. Тридцать фунтов в неделю. Слишком дешево, Джонсон. Чертовски дешево. Николас отвечал, что это несомненно дешево, и мистер Винсент Крамльс, взяв для успокоения своих чувств несколько основательных понюшек табаку, поспешил к миссис Крамльс сообщить, что он окончательно остановился на единственно приемлемых условиях и решил не уступать ни одного фартинга. Когда все были облачены в костюмы и занавес поднялся, возбуждение, вызванное присутствием лондонского антрепренера, усилилось в тысячу раз. Каждый каким-то образом узнал, что лондонский антрепренер приехал с единственной целью - посмотреть его (или ее) игру, и все трепетали от беспокойства и ожидания. Иные из тех, кто не участвовал в первой сцене, поспешили к кулисам и там вытягивали шеи, чтобы одним глазком взглянуть на него; другие пробрались в две маленькие ложи над входом на сцену и с этой позиции наблюдали лондонского антрепренера. Видели, как один раз лондонский антрепренер улыбнулся. Он улыбнулся, когда комический поселянин делал вид, будто ловит муху, а в это время миссис Крамльс исполняла свой самый эффектный номер. - Прекрасно, милейший,- сказал мистер Крамльс, грозя кулаком комическому поселянину, когда тот ушел за кулисы,- в будущую субботу вы покинете труппу. Равным образом все, кто был на сцене, не видели никого из публики, кроме одного зрителя: все играли для лондонского антрепренера. Когда мистер Ленвил в порыве неудержимого гнева назвал императора злодеем, а затем, кусая перчатку, сказал: "Но я должен лицемерить",- он, вместо того чтобы мрачно смотреть на подмостки и, как полагается в таких случаях, ждать реплики, устремил взгляд на лондонского антрепренера. Когда мисс Бравасса пела песенку своему возлюбленному, который, согласно обычаю, стоял наготове, чтобы пожимать ей руку между куплетами, они смотрели не друг на друга, но на лондонского антрепренера. Мастер Крамльс умер, глядя на него в упор, а когда пришли два стража, чтобы унести тело после крайне мучительной агонии, оно открыло глаза и воззрилось на лондонского антрепренера. Наконец обнаружили, что лондонский антрепренер заснул, и вскоре вслед за этим - что он проснулся и ушел, после чего вся труппа с гневом обрушилась на злополучного комического поселянина, заявив, что всему виной его шутовские выходки, а мистер Крамльс сказал, что он долго с ним мирился, но дольше, право же, не в силах терпеть, а посему был бы признателен, если бы тот поискал другой ангажемент. Все это немало позабавило Николаса, который испытывал лишь искреннее удовлетворение от мысли, что великий человек удалился до его выхода. Он провел свою роль в последних двух пьесах с таким подъемом, на какой только был способен, и, заслужив чрезвычайное одобрение и беспримерные аплодисменты - так оповещали афиши на завтрашний день, отпечатанные часа за два до этого,- взял под руку Смайка и пошел домой спать. С утренней почтой пришло письмо от Ньюмена Ногса, очень замаранное чернилами, очень лаконическое, очень грязное, очень маленькое и очень таинственное, предлагавшее Николасу вернуться в Лондон немедленно, не терять ни одной секунды, быть там, если возможно, к вечеру. - Буду!- сказал Николас.-Небу известно, что я оставался здесь с благими намерениями, и, конечно, против своей воли, но, может быть, я и так уже слишком замешкался. Что могло случиться? Смайк, дружище, вот возьмите мой кошелек. Уложите вещи и заплатите наши маленькие долги... Поторопитесь, и мы еще захватим утреннюю карету. Я только предупрежу, что мы уезжаем, и сейчас же вернусь. С этими словами он схватил шляпу, бросился к дому мистера Крамльса и с таким усердием принялся стучать дверным кольцом, что разбудил этого джентльмена, который еще пребывал в постели, а лоцман, мистер Бульф, от крайнего изумления чуть не выронил изо рта первую утреннюю трубку. Когда дверь открылась, Николас без всяких церемоний побежал наверх и, ворвавшись в затемненную гостиную во втором этаже окнами на улицу, увидел, что оба юных Крамльса вскочили с кровати-софы и с большим проворством одеваются, находясь под впечатлением, что сейчас глубокая ночь и в соседнем доме пожар. Прежде чем он успел их в этом разуверить, спустился мистер Крамльс в ночном колпаке и во фланелевом халате, и ему Николас коротко объяснил, что возникли обстоятельства, требующие его немедленного отъезда в Лондон. - Итак, до свиданья! - сказал Николас.- До свиданья, до свиданья. Он уже спустился до половины лестницы, прежде чем мистер Крамльс настолько оправился от изумления, что мог забормотать что-то об афишах. - Ничего не могу поделать,- ответил Николас.- Возместите убытки тем, что я заработал за эту неделю, а если это не окупит расходов, говорите сразу, сколько нужно. Скорее! Скорее! - Будем считать, что мы квиты,- заявил Крамльс.- Но не можете ли вы остаться еще на один последний вечер? - Ни на час, ни на минуту,- нетерпеливо отозвался Николас. - Не подождете ли вы, чтобы сказать словечко миссис Крамльс? - спросил директор, спускаясь с ним к двери. - Я не мог бы ждать, даже если бы это продлило мне жизнь на двадцать лет! - воскликнул Николас.- Ну, вот моя рука и примите мою сердечную благодарность... О, зачем я даром убил здесь столько времени! Произнеся эти слова и нетерпеливо топнув ногой, ои прервал директорское рукопожатие и, стрелой помчавшись по улице, мгновенно скрылся из виду. - Боже мой, боже мой! - сказал мистер Крамльс, задумчиво глядя в ту сторону, где он исчез.- Если бы он и дальше так играл, какие бы деньги он выколачивал! Ему следовало остаться до конца этого турне. Он был бы мне очень полезен. Но он не понимает, что ему выгодно. Порывистый юноша! Молодые люди безрассудны, очень безрассудны. Предавшись нравоучительным размышлениям, мистер Крамльс, быть может, размышлял бы еще несколько минут, если бы машинально не полез в жилетный карман, где имел обыкновение хранить нюхательный табак. Отсутствие карманов в полагающихся им местах внезапно напомнило ему о том, что на нем вовсе нет жилета, а так как эта мысль побудила его заметить крайнюю небрежность своего костюма, он резко захлопнул дверь и стремительно удалился наверх. Пока Николас отсутствовал, Смайк действовал с большим проворством, и вскоре все было готово к отъезду. На ходу они слегка закусили, и не прошло и получаса, как уже явились в контору пассажирских карет, едва переводя дыхание - так они спешили, чтобы поспеть вовремя. Оставалось еще несколько минут; поэтому, обеспечив себе места, Николас забежал поблизости в лавку готового платья и купил Смайку пальто. Оно было бы широковато даже дюжему фермеру, но лавочник заверил (и не без основания), что сидит оно поразительно, а Николае в нетерпении своем купил бы его, будь оно даже вдвое шире. Когда они бежали к карете, которая уже стояла на улице, готовая к отправке, Николас немало удивился, внезапно очутившись в чьих-то тесных и пылких объятиях, которые едва не свалили его с ног; изумление его отнюдь не уменьшилось, когда он услышал восклицания мистера Крамльса: - Это он - мой друг, мой друг! - Господи помилуй! - возопил Николас, барахтаясь в руках директора.Что с вами? Директор не дал никакого ответа, но снова прижал его к своей груди, восклицая: - Счастливого пути, мой благородный юноша с львиным сердцем! Дело в том, что мистер Крамльс, никогда не упускавший случая для профессионального выступления, пришел со специальной целью - попрощаться с Николасом на людях. Чтобы сделать эту сцену более внушительной, он принялся теперь, к величайшей досаде молодого джентльмена, награждать его серией быстрых театральных поцелуев, которые, как всем известно, выражаются в том, что целующий или целующая кладет подбородок на плечо предмета своей любви и смотрит через это плечо. Мистер Крамльс проделывал это в высоком стиле мелодрамы, изрекая в то же время все самые заунывные прощальные фразы, какие мог припомнить из репертуара. Но это было еще не все, ибо старший отпрыск мистера Крамльса проделывал такую же церемонию со Смайком, а юный Перси Крамльс, в коротком подержанном плаще, театрально наброшенном на левое плечо, стоял поодаль в позе стражника, ожидающего, чтобы вести обе жертвы на эшафот. Зрители от души смеялись; раз ничего иного, как примириться с обстоятельствами, не оставалось, Николас тоже засмеялся, когда ему удалось вырваться, и, освободив пораженного Смайка, полез вслед за ним на крышу кареты, а отъезжая, послал воздушный поцелуй отсутствующей миссис Крамльс. ГЛАВА XXXI, О Ральфе Никльби и Ньюмене Ногсе и о некоторых разумных мерах предосторожности, успех или неудача коих обнаружится в дальнейшем В блаженном неведении, что племянник его приближается с быстротою четырех добрых коней к сфере его деятельности и что каждая уходящая минута сокращает расстояние между ними, Ральф Никльби занимался в то утро обычными своими делами и, однако, не мог помешать тому, что его мысли время от времени возвращались к свиданию с племянницей, которое имело место накануне. В такие промежутки Ральф, на несколько секунд рассеявшись, досадливо что-то бормотал и с удвоенным рвением принимался за лежавший перед ним гроссбух, но снова и снова те же мысли возвращались, несмотря на все его усилия отогнать их, мешая ему в его вычислениях и отвлекая внимание от цифр, над которыми он склонялся. Наконец Ральф положил перо и откинулся на спинку кресла, словно решил позволить потоку размышлений бежать своим руслом, и, чтобы от них избавиться, дал им полный простор. - Я не из тех, кого может растрогать хорошенькое личико,- сердито пробормотал Ральф.- За ним скрывается оскаленный череп, а такие люди, как я, которые смотрят вглубь, видят череп, а не изящную оболочку. И все-таки я расположен к этой девушке, или был бы расположен, если бы ее не воспитали такой гордой и щепетильной. Если бы мальчишка утонул или его повесили, а мать умерла, этот дом был бы ее домом. От всей души хотел бы я, чтобы это с ними случилось. Несмотря на смертельную ненависть, какую Ральф питал к Николасу, и на жгучее презрение, с каким высмеивал бедную миссис Никльби, несмотря на ту низость, какую он проявил и теперь проявлял (и, если бы того потребовали его интересы, продолжал бы проявлять впредь) по отношению к самой Кэт, все же, как ни странно может это показаться, в ту минуту в размышлениях его сквозила какая-то человечность и даже мягкость. Он думал о том, каким мог быть его дом, если бы здесь была Кэт; он усаживал ее в кресло, смотрел на нее, слушал ее речи; он снова ощущал на своей руке нежное прикосновение дрожащей руки; он разбрасывал по своим богато убранным комнатам сотню немых знаков женского присутствия и женской заботы; потом он возвратился к холодному очагу и безмолвной мрачной роскоши, и в это мгновение - возвышенное, хотя и рожденное эгоистическими мыслями, богач осознал, что у него нет ни детей, ни друзей - никого. И золото на миг утратило в его глазах свой блеск, потому что за него нельзя было купить несметные сокровища сердца. Самого ничтожного обстоятельства было достаточно, чтобы изгнать эти размышления из головы такого человека. Рассеянно глядя через двор в сторону окна другой конторы, он внезапно обнаружил, что находится под пристальным наблюдением Ньюмена Ногса, который, чуть ли не касаясь красным носом стекла, делал вид, будто чинит перо заржавленным обломком ножа, но в действительности во все глаза смотрел на своего хозяина, выражая своей физиономией самое напряженное и страстное внимание. Ральф оторвался от своих мыслей и принял обычный деловой вид; лицо Ньюмена скрылось, а с ним и вереница мыслей мгновенно обратилась в бегство. Через несколько минут Ральф позвонил. Ньюмен явился на зов, и Ральф украдкой бросил взгляд на его лицо, словно боялся прочесть на нем, что тот знает его недавние размышления. Но ни малейшего проблеска мысли не отражалось на лице Ньюмена Ногса. Если возможно представить себе человека, у которого целы оба глаза и оба широко раскрыты, но никуда не смотрят и ничего не видят, то таким человеком казался Ньюмен, когда Ральф Никльби вглядывался в него. - Что нужно? - проворчал Ральф. - О! - сказал Ньюмен, тотчас же придав некоторую живость своему взгляду и устремив его на хозяина.- Я думал, вы звонили. С таким лаконическим замечанием Ньюмен повернулся и заковылял к двери. - Стойте! - сказал Ральф. Ньюмен остановился, ничуть не растерявшись. - Я звонил. - Я знал, что звонили. - Так почему же вы собираетесь уйти, если вы это знаете? - Я думал, вы звонили, чтобы сказать, что вы не звонили,- ответил Ньюмен.- Вы часто так делаете. - Как вы смеете шпионить, подсматривать, смотреть на меня в упор, сударь? - сурово спросил Ральф. - Смотреть в упор! - воскликнул Ньюмен.- На вас! Ха-ха!.. Вот и все объяснение, какое удостоил дать Ньюмен. - Берегитесь, сэр,- сказал Ральф, глядя на него пристально.- Чтобы у меня здесь не было пьяных дурачеств! Видите этот пакет? - Он достаточно велик,- отозвался Ньюмен. - Отнесите его в Сити, Кросс, на Брод-стрит, и оставьте там. Живо! Слышите? Ньюмен кивнул и, выйдя на минутку из комнаты, вернулся со шляпой. После многих неудачных попыток уложить пакет (который был размерами около двух квадратных футов) в тулью упомянутой шляпы Ньюмен взял его под мышку; натянув с величайшей аккуратностью и старательностью свои перчатки без пальцев, все время не спуская глаз с мистера Ральфа Никльби, он водрузил на голову шляду с такой заботливостью, подлинной или притворной, словно это была новехонькая шляпа самого лучшего качества, и, наконец, отправился исполнять поручение. Он быстро покончил с ним, только разок заглянув на минуту в трактир, да и то, можно сказать, мимоходом, так как вошел в одну дверь, а вышел в другую; но, повернув домой и дойдя уже до Стрэнда, Ньюмен замедлил шаг с неуверенным видом человека, который окончательно еще не решил, задержаться ему или продолжать путь. После очень короткого раздумья первое влечение победило, и, направившись к тому пункту, который он все время держал в уме, Ньюмен постучал тихим двойным ударом, или, вернее, одним нервическим, в дверь мисс Ла-Криви. Ее открыла незнакомая служанка, на которую странная фигура посетителя, по-видимому, не произвела благоприятного впечатления, так как, едва взглянув на него, она почти совсем закрыла дверь и, поместившись в узкой щели, спросила, что ему нужно. Но Ньюмен, произнеся один лишь слог "Ногс", словно это было какое-то кабалистическое слово, при звуке которого все засовы должны падать и двери распахиваться, бойко прошмыгнул и очутился у двери гостиной мисс Ла-Криви, прежде чем изумленная служанка могла оказать сопротивление. - Войдите, пожалуйста! - сказала мисс Ла-Кривн в ответ на стук Ньюмена. И он вошел. - Господи помилуй! - воскликнула мисс Ла-Криви, вздрогнув, когда ввалился Ньюмен.- Что вам угодно, сэр? - Вы меня забыли,- сказал Ньюмен, кланяясь.- Меня это удивляет. Что меня не помнит никто из тех, кто знал меня в былые дни, это натурально, но мало кто, увидев один раз, может забыть меня теперь. Говоря это, он взглянул на свое поношенное платье и парализованную ногу и слегка покачал головой. - Правда, я вас забыла,- сказала мисс Ла-Криви, поднимаясь, чтобы принять Ньюмена, который шел ей навстречу,- и мне стыдно, потому что вы добрый, хороший человек, мистер Ногс. Садитесь и расскажите мне все о мисс Никльби. Милая бедная девушка! Вот уже несколько недель, как я ее не видела. - Как так? - спросил Ньюмен. - Сказать вам правду, мистер Ногс,- ответила мисс Ла-Криви,- я уезжала погостить - в первый раз за пятнадцать лет. - Это долгий срок,- грустно сказал Ньюмен. - Совершенно верно, очень долгий срок, если оглянуться на истекшие годы, хотя так или иначе, слава богу, одинокие дни проходят довольно мирно и счастливо,- отозвалась миниатюристка.- У меня есть брат, мистер Ногс,единственный мой родственник,- и за все это время я ни разу его не видела. Не то чтобы мы поссорились, но он учился в провинции и женился там, а когда возникли новые привязанности, он забыл о такой бедной маленькой женщине, как я, и это, знаете ли, вполне понятно. Не подумайте, что я жалуюсь, я всегда себе говорила: "Это очень натурально: бедный дорогой Джон пробивает себе дорогу в жизни, и у него есть жена, которой он поверяет свои работы и печали, и дети играют теперь около него, и да благословит бог его и их и да приведет нам всем встретиться когда-нибудь там, где мы больше не разлучимся". Но подумайте только, мистер Ногс,- продолжала миниатюристка, просияв и захлопав в ладоши,- этот самый брат приезжает, наконец, в Лондон и не успокаивается до тех пор, пока не находит меня. Вы подумайте только! Он приходит сюда и сидит вот на этом самом стуле и плачет, как дитя, потому что он так рад меня видеть; вы подумайте только, он настаивает на том, чтобы увезти меня к себе домой, в провинцию (это прекрасное место, мистер Ногс, большой сад и уж не знаю сколько там земли, и за столом прислуживает человек в ливрее, и коровы, и лошади, и свиньи, и уж не знаю, что там еще), и заставляет меня гостить целый месяц, и уговаривает остаться там на всю жизнь - да, на всю жизнь,- и жена его уговаривает, и дети - а детей четверо, и самую старшую девочку они... они назвали в честь меня... уже восемь лет тому назад... правда, они ее назвали в честь меня! Я никогда еще не была так счастлива, никогда в жизни не была так счастлива! Достойная женщина закрыла лицо носовым платком и расплакалась, потому что ей впервые представился случай раскрыть свое сердце, и сердце дало себе волю. - Ах, боже мой! - сказала мисс Ла-Криви после короткой паузы, вытерев глаза и очень проворно сунув платок в карман.- Каким глупым созданием должна я показаться вам, мистер Ногс! Мне не следовало об этом рассказывать, но я хотела вам объяснить, почему так случилось, что я не видела мисс Никльби. - А старую леди вы видели? - спросил Ньюмен. - Вы имеете в виду миссис Никльби? - осведомилась мисс Ла-Криви.- Так вот что я вам скажу, мистер Ногс: если вы хотите быть там в милости, лучше не называйте вы ее старой леди, потому что, боюсь, ей неприятно будет это слышать. Да, я пошла туда третьего дня вечером, но она почему-то очень важничала и была такой неприступной и таинственной, что я ничего не могла понять. И вот, сказать вам по правде, я решила тоже быть неприступной и с достоинством удалилась. Я думала, она зайдет ко мне, но ее здесь не было. - А мисс Никльби...- начал Ньюмен. - О, она заходила два раза за время моего отсутствия,- отозвалась мисс Ла-Криви.- Я боялась, что ей, может быть, не понравится, если я навещу ее у этих важных людей... как там называется это место?.. и вот я решила подождать день-другой и написать, если я ее за это время не увижу. - А! - воскликнул Ньюмен, треща пальцами. - Но я хочу услышать от вас все новости,- сказала мисс Ла-Криви.- Как поживает это грубое чудовище на Гольдн-сквере? Разумеется, хорошо: таким людям всегда хорошо. Я не спрашиваю, как его здоровье, но что он поделывает, как себя ведет? - Будь он проклят! Вероломный презренный пес! - вскричал Ньюмен, швыряя на пол свою драгоценную шляпу. - Боже милостивый! Мистер Ногс, вы меня просто пугаете! - побледнев, воскликнула мисс Ла-Криви. - Я бы ему вчера разбил физиономию, если бы только мог себе это позволить,- сказал Ньюмен, беспокойно шагая по комнате и грозя кулаком портрету Каннинга* над камином.- Я был очень близок к этому. Пришлось засунуть руки в карманы и изо всех сил удерживать их там. Когда-нибудь я это сделаю в той задней комнатке, знаю, что сделаю. Я бы давно уже это сделал, если бы не боялся, что выйдет еще хуже. Я еще запрусь с ним в комнате и расправлюсь, прежде чем умереть. В этом я совершенно уверен. - Я закричу, если вы не успокоитесь, мистер Ногс,- сказала мисс Ла-Криви.- Уверяю вас, я не удержусь и закричу. - Все равно! - заявил Ньюмен, неистово мечась по комнате.- Он приезжает сегодня вечером: я ему написал. А он и не подозревает, что я знаю; он и не подозревает, что меня это касается. Коварный негодяй! Он этого и не подозревает. О нет, о нет! Все равно, я расстрою его планы - я, Ньюмен Ногс! Хо-хо, мерзавец! Доведя себя до бешенства, Ньюмен Ногс, дергаясь, забегал до комнате, проделывая самые эксцентрические движения, какие когда-либо делал человек: то он метил кулаком в миниатюры на стене, то, как бы для полноты впечатления, неистово колотил себя по голове, пока, наконец, не упал на стул, запыхавшись и в полном изнеможении. - Ну вот,- продолжал Ньюмен, поднимая шляпу,- мне это доставило облегчение. Теперь мне лучше, и я расскажу вам все. Понадобилось некоторое время, чтобы успокоить мисс Ла-Криви, которая чуть с ума не сошла от страха при виде такой удивительной демонстрации чувств; но после этого Ньюмен добросовестно передал все, что произошло во время свидания Кэт с ее дядей, предпослав своему рассказу замечание о прежних своих подозрениях и о причинах, по которым они возникли, и закончив сообщением о предпринятом им шага - о секретном письме Николасу. Хотя негодование маленькой мисс Ла-Криви и не проявлялось так странно, как негодование Ньюмена, но вряд ли оно уступало ему по силе и напряженности. Случись Ральфу Никльби появиться в этот момент в комнате, возможно, что он встретил бы в мисс Ла-Криви более опасного врага, чем сам Ньюмен Ногс. - Да простит мне бог эти слова,- сказала мисс ЛаКриви в заключение своих гневных излияний,- но, право же, я чувствую, что с удовольствием проткнула бы его вот этим. оружие, которое держала в руке мисс Ла-Криви, было не очень грозное - в сущности, это был всего-навсего карандаш,- но, обнаружив свою ошибку, маленькая портретистка заменила его перламутровым ножиком для фруктов, коим в подтверждение своих отчаянных мыслей нанесла при этих словах удар, который вряд ли мог раскрошить мякиш двухфунтовой булки. - С завтрашнего дия ее не будет там, где она сейчас находится,- сказал Ньюмен.- Это утешительно. - Не будет! - вскричала мисс Ла-Криви.- Она должна была уйти оттуда еще несколько недель тому назад. - Если бы мы это знали,- возразил - Ньюмен.- Но мы не знали. Никто не имел права вмешиваться, кроме ее матери и брата. Мать слаба... бедняжка... слаба. Милый юноша будет здесь сегодня вечером. - Силы небесные! - вскричала мисс Ла-Криви.- Он сделает что-нибудь отчаянное, мистер Ногс, если вы ему сразу все расскажете. Ньюмен перестал потирать руки и призадумался. - Можете быть уверены,- очень серьезно продолжала мисс Ла-Криви,- если вы не будете соблюдать величайшую осторожность, открывая ему правду, он совершит какое-нибудь насилие над своим дядей или над одним из этих людей, чем навлечет страшные беды на свою голову, а всех нас погрузит в печаль и скорбь. - Я об этом и не подумал,- отозвался Ньюмен, чья физиономия вытягивалась все больше и больше.- Я пришел просить вас, чтобы вы приютили его сестру, в случае если он приведет ее сюда, но... - Но это вопрос гораздо более важный,- перебила мисс Ла-Криви.- В первом вы могли быть уверены и не приходя сюда, но результатов никто не может предвидеть, если вы не будете очень осторожны и осмотрительны. - Что я могу поделать! - воскликнул Ньюмен, скребя в затылке с видом крайне расстроенным и недоумевающим.- Если бы он заговорил о том, чтобы перестрелять их всех, я бы вынужден был ответить: "Разумеется. Поделом им". Услыхав это, мисс Ла-Криви невольно взвизгнула и немедленно потребовала от Ньюмена торжественной клятвы, что он приложит все силы, дабы утишить гнев Николаса, и эта клятва после некоторых колебаний была дана. Затем они вместе стали придумывать самый безопасный и надежный способ сообщить ему о тех обстоятельствах, какие делают его присутствие необходимым. - Ему нужно дать время остыть, прежде чем он получит возможность что-нибудь предпринять,- сказала мисс Ла-Криви. Это крайне важно! Не нужно говорить ему до поздней ночи. - Но он приедет сегодня между шестью и семью вечера,- ответил Ньюмен. - Я не смогу ничего скрыть, когда он меня спросит. - Значит, вы должны уйти, мистер Ногс,- сказала мисс Ла-Криви.- Вас легко могут задержать по делу, и вы не должны возвращаться раньше полуночи. - Тогда он придет прямо сюда,- возразил Ньюмен. - Я тоже так думаю,- заметила мисс Ла-Криви,- но меня он не застанет дома, потому что, как только вы уйдете, я отправлюсь прямо в Сити улаживать отношения с миссис Никльби и уведу ее в театр, так что ему не удастся даже узнать, где живет его сестра. После дальнейших обсуждений этот план действий был признан самым разумным и легко осуществимым. Поэтому в конце концов порешили, что так и надо поступить. Выслушав ряд дополнительных советов и просьб, Ньюмен распрощался с мисс Ла-Криви и поплелся к Гольдн-скверу, по дороге размышляя о великом множестве событий, возможных и невозможных, мысли о которых неслись в его голове, возникнув после беседы, только что закончившейся. КОММЕНТАРИИ ...Партриджем, Стрэпом, Томом Пайпсом...- Диккенс называет героев классических английских романов: Партридж - "История Тома Джонса, найденыша" Фильдинга; Стрэп - "Приключения Родрига Рэндома" Смоллета; Том Пайпс - "Приключения Перигрина Пикля" Смоллета. ...я посоветовался с одним приятелем...- Друг и биограф Диккенса Джон Форстер, известный историк литературы, в своей классической книге "Жизнь Чарльза Диккенса" называет имя этого "приятеля". Это - Смитсон, с которым писатель познакомился через одного юриста, знавшего Диккенса в бытность его клерком в конторе поверенного. ...из первого предисловия...- то есть из предисловия, написанного Диккенсом в 1839 году к роману, изданному отдельной книгой (после завершения печатания месячными выпусками). ...отважная пара с Файвс-Корт...- игроки в "файвс". Популярная в Англии игра в ручной мяч, которая называется "файвс" (файв - пять; в данном случае - пять пальцев, то есть рука). Квартальный день-день уплаты налогов или взносов квартирной платы за истекший квартал. Монумент - колонна, воздвигнутая в 1677 году по проекту зодчего Христофора Ренна в память "великого" пожара 1666 года; она стоит вблизи того места, дальше которого пожар не распространился. ...полезной серебряной вещицы во рту.- Английское выражение "родиться с серебряной ложкой во рту" значит родиться богатым. Мраморные шарики - популярная среди английских детей игра в шарики (или камешки). Формы этой игры разнообразны; шарики могут быть и не мраморными, они делаются из разного материала. Ходатай по делам, адвокат.- В Англии есть различие между ходатаем по делам (атерни) и адвокатом. Атерни - юрист, который дает клиетам юридические советы и в случае тяжбы, то есть суда, подготавливает все материалы к судебному процессу, но на суде выступает не он, а специальный адвокат, имеющий на это право (см. более подробно в статье "Быт англичан 30-60-х годов"). Спенсер - верхняя куртка, заменяющая пальто; названа так по имени лорда Джорджа Спенсера, который в XIX веке ввел эту куртку в моду. Веллингтоновские сапоги - сапоги, названные по имени герцога Веллингтона, носившего кавалерийские сапоги с голенищами выше колен и с вырезом под коленом; в Англии были распространены сапоги с более низким голенищем - они надевались под панталоны. Часы с репетицией - карманные часы с боем. "Лондонская таверна" - ресторан в центральной части Лондона - Сити. Этот ресторан основан в XVI веке; в нем обычно устраивались собрания различных обществ и организаций. Поверенный. - Диккенс называет здесь поверенного "солиситором"; это - юрист, подготавливающий материал для судебного процесса. До эпохи Диккенса обязанности солиситора были отличны от обязанностей атерни (см. выше), но в его эпоху различие между атерни и солиситором исчезло. Крокфорд - известный лондонский игорный дом эпохи Диккенса, основанный в XVIII веке. Панч - английский национальный герой кукольного театра. Петрушка. ...тайных знаков и слов, вроде... "Фергюсон", "Здоров ли Мерфи?" - По-видимому, "Фергюсон" - часть фразы: Вы не можете здесь остановиться, Фергюсон" - английской поговорки, происхождение которой объясняется происшествием с некиим провинциалом Фергюсоном. Товарищи мертвецки пьяного Фергюсона возили его по Лондону, но ни в одной гостинице его не принимали; "Мерфи" - одна из английских кличек, даваемых ирландцам. Сноу-Хилл - "Снежный холм"-небольшой холмик с улицей того же названия в центре Лондона, около Холборна. Ньюгет.- Центральная лондонская тюрьма Ньюгет для лиц, осужденных за государственные и тяжелые уголовные преступления, была снесена в начале XX века. Дальше речь идет о публичных казнях, которые во времена Диккенса производились у ворот Ньюгета. "Мольба нищего" - анонимное сентиментальное стихотворение (точное его заглавие "Нищий"), изданное в 1769 году вместе с несколькими другими стихотворениями сентиментальной школы и получившее большую популярность; его перепечатывали неоднократно, чем и объясняется его появление на набивном коленкоровом платке. Содержание стихотворениярассказ нищего об обрушившихся на него несчастиях, ввергнувших его в нищету, и воззвание автора ко всем людям подавать милостыню нищим. Авторство этого стихотворения приписывали многим поэтам, покуда не обнаружили, что его автор - священник Томас Мосс (ум. в 1808 г.). "Морнинг Пост", "Кроникл"...- Сквирс помещал объявления о своей школе, кроме крупнейшей газеты "Тайме", в ряде больших газет: в "Морнинг Пост" ("Утренняя почта"), "Кроникл" ("Хроника"), "Геральд" ("Герольд") и "Адвертайзер" (газета с объявлениями). ...Порсон, а также доктор Джонсон.- Николас