оге. Я так и думал, что вы разрешите мне засвидетельствовать вам мое почтение. Надеюсь видеть вас в добром здоровье, в отменном здоровье, сэр? Наступила пауза; карлик стоял, полузакрыв глаза, поджав губы, и ждал ответа. Так ничего и не дождавшись, он обратился к своей более близкой знакомой: - Матушка Кристофера! Милый друг мой, достойнейшая женщина, которую бог наградил таким честным сыном! Как поживает матушка Кристофера? Пошла ли ей на пользу перемена воздуха и места? А ее драгоценное семейство, а Кристофер? Надеюсь, все они процветают? Все они благоденствуют? И когда подрастут - станут почтенными гражданами, а? Забирая голосом все выше и выше, мистер Квилп выкрикнул свой последний вопрос на совершенно пронзительной ноте, а потом открыл по привычке рот, точно запыхавшаяся собака, что сразу же лишило его физиономию всякого выражения и, хотел он того или нет, придало ему крайне бессмысленный вид, исключающий всякую возможность судить о его ощущениях и чувствах. - Мистер Квилп, - сказал одинокий джентльмен. Карлик поднес ладонь к своему большому оттопыренному уху, подчеркивая, что он весь внимание. - Мы с вами уже встречались. - Правильно! - воскликнул Квилп, закивав головой. - Совершенно правильно, сэр! И я почел это за честь и за удовольствие. Поверьте мне, матушка Кристофера, за честь и за удовольствие! Такие встречи забываются не скоро! Нет, нет! - Вы, вероятно, помните, что, приехав в Лондон и найдя нужный мне дом пустым, заброшенным, я по совету соседей сразу же отправился к вам, даже не успев поесть и отдохнуть с дороги. - Какая спешка и вместе с тем какая деловитость и решительность чувствуется в этом поступке! - сказал Квилп будто про себя, подражая своему другу Самсону Брассу. - И я узнал, - продолжал одинокий джентльмен, - что вы, неизвестно на каком основании, завладели имуществом, принадлежащим другому человеку, а тот, другой человек, которого считали до тех пор состоятельным, вдруг оказался нищим и был изгнан из собственного дома. - Основания были законные, уважаемый сэр, - возразил ему Квилп. - Вполне законные. И никто его не выгонял. Он ушел сам, по собственной воле, - скрылся среди ночи, сэр. - Это все равно! - гневно крикнул одинокий джентльмен. - Так или иначе, а он ушел! - Да, ушел, - повторил Квилп тем же невозмутимым тоном, что могло кого угодно вывести из себя. - В том, что он ушел, нет никаких сомнений. Но куда - вот вопрос. И этот вопрос до сих пор остается неразрешенным, - Какое же мнение должно было сложиться у меня о вас, - снова заговорил одинокий джентльмен, сурово глядя на него, - когда вы не только ничего не сказали мне о старике и девочке, но пустились на всяческие хитрости и увертки, лишь бы утаить то, что вам известно о них, да вдобавок преследуете меня теперь по пятам! - Преследую? - повторил Квилп. - А разве это не так? - воскликнул одинокий джентльмен, доведенный до последней степени возмущения. - Разве несколько часов тому назад вы не были за шестьдесят миль отсюда, в молельне, куда ходит вот эта почтенная женщина? - Значит, она тоже там была, - не теряя хладнокровия, сказал Квилп. - Если б я вздумал грубить вам, мне ничего не стоило бы заявить, что вы сами меня преследуете. Да, я был в молельне. Ну и что же из этого? Мне приходилось читать в книжках, что, прежде чем пускаться в дальние странствия, паломники всегда посещали храм божий, чтобы испросить себе благополучного возвращения. И умно делали! Путешествия далеко не безопасны, особенно когда едешь на империале. Глядишь, колесо слетит, лошади испугаются и понесут, кучер погонит сломя голову, экипаж опрокинется... Я всегда захожу в церковь перед отъездом. Никогда этого не забываю, если она мне по пути. Квилп лгал с упоением, и, чтобы убедиться в этом, не требовалось особой проницательности, хотя по выражению лица, голосу и жестам его можно было принять за мученика, с непоколебимой твердостью отстаивающего истину. - Вам, верно, хочется свести меня с ума! - воскликнул злосчастный джентльмен. - Вы приехали сюда с той же целью, что и я! Вы знаете, зачем я здесь, так помогите мне! - Вы принимаете меня за колдуна, сэр! - ответил Квилп, пожимая плечами. - Будь я колдуном, я бы прежде всего наворожил счастья и удачи самому себе. - Хорошо! Больше нам говорить не о чем, - сказал одинокий джентльмен, в припадке раздражения бросаясь на диван. - Будьте любезны оставить нас. - С удовольствием, - сказал Квилп. - С превеликим удовольствием. Матушка Кристофера, добрая душа, будьте здоровы! Желаю вам счастливого пути... восвояси, сэр. Гм! Карлик скорчил им на прощанье совершенно невероятную гримасу, состоявшую из всех гримас, на какие только способны люди и мартышки, и, неспешно удалившись, затворил за собой дверь. - Ого! - воскликнул он, усевшись на стул у себя в комнате и молодцевато подбоченившись. - Так вот вы как, друг мой любезный! Ну-ну! Весело похохатывая и корча страшные рожи, что, видимо, вознаграждало его за недавнее воздержание, мистер Квилп раскачивался на стуле, обняв левое колено обеими руками, и предавался размышлениям, суть которых не мешает изложить здесь. Прежде всего он припомнил обстоятельства, приведшие его в этот город, а были они таковы: заглянув накануне вечером в контору мистера Самсона Брасса в отсутствие этого джентльмена и его ученой сестрицы, мистер Квилп наткнулся там на мистера Свивеллера, который был занят тем, что спрыскивал пыль законов джином с горячей водой, а заодно старательно увлажнял им свою бренную плоть. Но поскольку всякая плоть - сиречь глина, - впитав в себя излишнюю влагу, становится ненадежной, сдает в самых неожиданных местах, плохо удерживает отпечатки и лишается крепости и силы - та же участь постигла и мистера Свивеллера, который так усердно смочил свое бренное тело джином, что оно находилось в совершенно разжиженном, хлипком состоянии, а потому и мысли, приходившие ему в голову, быстро теряли свою форму и безнадежно путались. Бренной плоти, доведенной до такого градуса, свойственно также превыше всего ценить собственную проницательность и мудрость; и мистер Свивеллер, всегда воздававший себе должное по этой части, и тут не упустил случая заявить, что ему удалось сделать одно сногсшибательное открытие относительно верхнего жильца, но он решил хранить это открытие в тайниках своей души, - и никакие пытки, никакие искательства не заставят его расстаться с ним. Мистер Квилп одобрил решение мистера Свивеллера и тут же, с места в карьер, начал подзадоривать его на дальнейшие намеки, в результате чего вскоре выяснилось, что одинокий джентльмен замечен в сношениях с Китом и что в этом-то и заключается тайна, которой не суждено выплыть на свет божий. Получив эти сведения, мистер Квилп сразу же подумал: а может быть, жилец с верхнего этажа и человек, заходивший к нему, одно и то же лицо? И, укрепившись в своей догадке после дальнейшего разговора с мистером Свивеллером, без труда пришел к выводу, что одинокий джентльмен познакомился с Китом только для того, чтобы продолжать розыски старика и девочки. Сгорая от нетерпения узнать, к чему привело это знакомство, и решив подладиться к матери Кита, в надежде что она меньше всех способна устоять перед его хитростью, а следовательно, сразу же попадется в ловушку, он наскоро простился с мистером Свивеллером и поспешил к миссис Набблс. Однако этой почтенной женщины не оказалось дома; тогда Квилп узнал у соседей, как вскоре после него сделал и Кит, что она ушла в Маленькую скинию, и отправился туда же, решив подстеречь ее после службы. Он не просидел в молельне и двадцати минут, набожно возведя очи к потолку* и внутренне посмеиваясь над тем, куда его вдруг занесло, как дверь открылась и вошел Кит. Рысьи глаза карлика сразу же углядели, что Кит прибежал сюда неспроста. Прикинувшись, как мы уже знаем, будто благочестивые мысли поглотили его целиком, он следил за каждым движением мальчика, и когда тот вышел из молельни с матерью и братьями, кинулся следом за ними. Короче говоря, Квилп проводил их до конторы нотариуса, выведал у одного из форейторов, куда нанята карета, узнал, что скорый ночной дилижанс отходит туда же через каких-нибудь несколько минут, не теряя времени бросился в почтовую контору, что была за углом, и взял себе место на империале. То обгоняя карету, то отставая от нее и видя, как она то опережает их, то задерживается в зависимости от продолжительности остановок и быстроты езды, Квилп добрался до места почти одновременно с ней. В городе карлик тоже не спускал глаз с этой кареты. Смешавшись с толпой, он узнал, зачем приехал сюда одинокий джентльмен и какая его постигла неудача, - словом, пронюхал все самое главное, а потом первым попал в гостиницу, где и был удостоен только что описанной беседы, после чего заперся у себя в комнате и начал спешно перебирать в уме недавние события. - Так вот вы как, друг мой любезный? - повторил он, жадно грызя ногти. - Я взят на подозрение и отвергнут, а вашим доверенным лицом стал Кит? Ох! придется мне разделаться с этим Китом. Если бы беглецы отыскались сегодня утром, - продолжал он после долгого раздумья, - я мог бы предъявить им кое-какие требования и остался бы в барыше. Не будь этих проклятых лицемеров - мальчишки и его матери, свирепый джентльмен скорехонько попался бы в мои сети, так же, как наш старый друг - наш общий друг, ха-ха! - и наш розовый бутончик Нелл. Нет! Упускать из рук такое блестящее дельце нельзя ни в коем случае! Только бы найти их, а уж тогда я изыщу способ освободить вас от лишних денег, уважаемый сэр! Ведь в Англии существуют крепкие засовы и железные решетки, за которые можно упрятать вашего друга или родственника... Ненавижу этих добродетельных святош! - заключил карлик, хватив залпом стакан коньяку и причмокнув губами. - Ненавижу их всех до одного! Это была не пустая болтовня, а чистосердечное признание, так как мистер Квилп, вообще-то никого не любивший, мало-помалу возненавидел всех, кто имел близкое и даже отдаленное отношение к его разорившемуся клиенту, - возненавидел самого старика за то, что он провел его, выскользнув у него из рук; девочку - за то, что она служила вечным укором миссис Квилп и предметом ее горячей жалости; одинокого джентльмена - за то, что он не скрывал своего отвращения к нему; а больше всех Кита и его мать - за что, мы уже знаем. Они мешали утолению алчности, вспыхнувшей в нем после такого неожиданного поворота событий и подогревавшей его раздражение против этих людей, но помимо этого он ненавидел лютой ненавистью всех и каждого из них в отдельности. Находясь в столь приятном расположении духа, Дэниел Квилп еще раз подкрепил себя и свою ярость коньяком, а затем перекочевал в одну захудалую пивную, где ничто не мешало ему потихоньку собирать сведения, с помощью которых можно было бы разыскать старика и его внучку. Но все было тщетно. Беглецы не оставили после себя никаких следов, никаких нитей. Они ушли из города ночью; никто этого не видел, никому они не попадались на глаза; кучера дилижансов, фургонщики, возчики не встречали по дороге путников, которые соответствовали бы описаниям мистера Квилпа; никто с ними не сталкивался, никто о них ничего не слышал. Убедившись, наконец, в бесполезности своих расспросов, карлик подговорил двух-трех человек себе в помощники, пообещал им щедрую награду, если они что-нибудь разузнают, и на следующий день отбыл в Лондон. Поднимаясь на империал, мистер Квилп почувствовал некоторое облегчение, когда увидел, что единственной пассажиркой внутри дилижанса была мать Кита, и радостей по этому поводу ему хватило на всю дорогу, так как, воспользовавшись одиночеством бедной женщины, он приводил ее в ужас, вытворяя бог знает что - например, с опасностью для жизни перегибался через перила и вращал своими выпученными глазами, которые казались еще страшнее оттого, что он висел вниз головой; в таком виде гонял миссис Набблс с одной стороны дилижанса на другую; проворно спрыгивал на каждой остановке, когда меняли лошадей, и мелькал то в одном, то в другом окошке со зверски перекошенной физиономией. Эти изощренные пытки довели миссис Набблс до такого состояния, что в конце концов ей начало чудиться, будто мистер Квилп воплощает в себе того злого духа, против которого ополчались в Маленькой скинии и который теперь взыграл и возликовал, проведав о кое-каких ее прегрешениях, а именно - о цирке Астли и устрицах. Кит, извещенный письмом о приезде матери, поджидал ее в почтовой конторе, и каково же было его удивление, когда из-за плеча кучера, точно дьявол, высунулся Квилп со своей неизменной ухмылкой! - Как поживаешь, Кристофер? - проскрипел карлик с империала. - Все в порядке, Кристофер. Твоя матушка сидит внизу. - Мама! А он-то как сюда попал? - шепотом спросил Кит. - Как он сюда попал и почему он сюда попал, я, дружок, не знаю, - ответила миссис Набблс, вылезая из дилижанса с помощью сына, - но покоя мне от него не было весь божий день. Чуть до умопомрачения рассудка меня не довел. - Вот как! - воскликнул Кит. - Рассказать, так ты не поверишь, - продолжала его мать. - Только не связывайся с ним, он и на человека-то не похож. Молчи! Не оглядывайся, будто мы не про него говорим, но веришь ли, стоит под самым фонарем и корчит такую рожу, просто ужас! Невзирая на просьбы матери, Кит круто повернулся в ту сторону. Мистер Квилп с безмятежным видом смотрел на звезды, весь поглощенный созерцанием этих небесных светил. - Вот хитрюга-то! - воскликнула миссис Набблс. - Пойдем скорее! Не заговаривай с ним, упаси тебя боже! - Нет, мама, заговорю! Чего мне бояться! Послушайте, сэр! Мистер Квилп притворно вздрогнул и с улыбкой повернулся к Киту. - Оставьте мою мать в покое! - сказал Кит. - Как вы смеете мучить бедную одинокую женщину и приставать к ней, будто у нее без вас горя мало! Постыдились бы, чудовище вы эдакое, пяти вершков росту! "Чудовище" - мысленно повторил Квилп и улыбнулся. - Таких страшных карликов за деньги и то не увидишь... Чудовище! Гм!" - И слушайте, что вам говорят, мистер Квилп, - продолжал Кит, вскидывая на плечо картонку матери. - Я ваших дерзостей больше не потерплю. Какое вы имеете право так поступать? И ведь это не в первый раз. Что мы вам, мешаем, что ли? Так вот, знайте, если вы вздумаете донимать и запугивать ее, я вас поколочу, хотя из-за вашего роста мне и не пристало с вами связываться. Квилп не вымолвил ни слова в ответ, но, подойдя к Киту вплотную и чуть ли не уткнувшись носом ему в лицо, пристально посмотрел на него, отступил на несколько шагов, снова приблизился, снова отошел, и так раз пять подряд, точно его голова сновала перед Китом в туманных картинах. Кит стоял не шелохнувшись и ждал стремительного нападения, но, убедившись, что эти маневры так и остаются только маневрами, презрительно щелкнул пальцами и пошел следом за матерью. Она поторопилась увести его и, слушая рассказы о Джейкобе и малыше, нет-нет да и бросала через плечо боязливые взгляды, чтобы проверить, не увязался ли Квилп за ними. ГЛАВА XLIX  Мать Кита могла не утруждать себя и не оглядываться так часто через плечо, потому что мистер Квилп был далек от мысли преследовать их или продолжать ссору с ее сыном. Не спеша и с совершенно безмятежной физиономией он шел домой, время от времени насвистывая какую-то песенку и теша себя приятными размышлениями о том, какой страх и ужас переживает миссис Квилп, не получая никаких известий от супруга целых три дня и две ночи и даже не подозревая о его поездке, и как, доведенная неизвестностью до полного отчаяния, она то и дело падает в обморок от тяжких предчувствий и тоски. Эта веселая мысль весьма позабавила карлика, и он хохотал над нею до слез, а когда ему попадались по пути глухие переулки, выражал свой восторг дикими воплями, чем пугал насмерть редких прохожих, что опять-таки доставляло ему огромную радость и все больше и больше улучшало его самочувствие. В таком великолепном расположении духа мистер Квилп дошел до Тауэр-Хилла и, взглянув на окно своей гостиной, вдруг увидел, что оно освещено ярче, чем полагалось бы освещать окна в доме, погруженном в траур. Подойдя ближе и навострив уши, он услышал оживленный разговор и различил голоса не только жены и тещи, но и чьи-то незнакомые - мужские. - Ха! - крикнул ревнивый карлик. - Это что такое? Гостей без меня принимают? Ответом ему послужил приглушенный кашель сверху. Он пошарил в кармане, но ключа там не оказалось ключ был забыт дома. Не оставалось ничего другого, как стучать в дверь. - И в коридоре огонь, - пробормотал Квилп, припав глазом к замочной скважине. - Постучимся как можно тише. И с вашего позволения, миледи, я постараюсь застичь вас врасплох. Да-с! На его тихий, осторожный стук никто не отозвался. Но после второго удара молотком, не менее осторожного, дверь бесшумно приотворилась, и из-за нее высунулся мальчишка с пристани. Квилп тут же зажал ему рот одной рукой, другой схватил его за шиворот и выволок на улицу, - Вы меня задушите, хозяин! - прохрипел мальчишка. - Пустите, ну! - Кто там наверху, собака? - таким же хриплым шепотом спросил Квилп. - Говори! Да потише, не то я тебя на самом деле придушу. Мальчишка показал на окно и захихикал, но в этом сдавленном хихиканье слышался такой бурный восторг, что Квилп схватил его за горло и, чего доброго, привел или почти привел бы свою угрозу в исполнение, если бы мальчишка не высвободился из хозяйских объятий и не юркнул за ближайший фонарь. Тогда, после нескольких безуспешных попыток вцепиться ему в волосы, карлику пришлось вступить с ним в переговоры. - Добьюсь я от тебя толку или нет? - сказал он. - Что там делается? - Да вы мне слова не даете вымолвить, - ответил мальчишка. - Они... ха-ха-ха! Они думают, вы... вы померли. Ха-ха-ха! - Помер? - воскликнул Квилп и, не выдержав, сам разразился зловещим хохотом. - Нет, в самом деле? Ты не врешь, собака? - Они думают, вы... вы утонули, - продолжал мальчишка, в злобном нраве которого чувствовалось влияние хозяина. - Последний раз вас видели на пристани, у самой воды, и они думают, что вы свалились в реку. Ха-ха-ха! Заманчивая перспектива накрыть всю эту компанию при столь восхитительных обстоятельствах и поразить ее своим появлением привела Квилпа в такой восторг, какой он вряд ли испытал бы, даже если б ему вдруг нежданно-негаданно привалили большие деньги. Он ликовал не меньше своего многообещающего помощника, и несколько минут они оба стояли по обе стороны фонаря, давясь от беззвучного хохота и мотая головами, точно два непарных китайских болванчика. - Ни слова, - сказал Квилп, на цыпочках подкрадываясь к двери. - Ни звука: чтобы и половица не скрипнула, чтобы и муху не потревожить. Так я утонул, миссис Квилп, а? Утонул? С этими словами он задул свечу, сбросил с ног башмаки и ощупью поднялся по лестнице, предоставив своему ликующему юному другу выделывать акробатические упражнения на улице. Так как спальня оказалась незапертой, мистер Квилп шмыгнул туда, пристроился за дверью в гостиную, тоже приоткрытой для притока воздуха, и нагнулся к весьма удобной щелке (которой он и раньше частенько пользовался в тех же целях и даже несколько расширил ее перочинным ножом), что дало ему возможность не только слышать, но и хорошо видеть все происходящее в соседней комнате. Заглянув в это удобное приспособление, мистер Квилп увидел мистера Брасса, сидевшего за столом, на котором были чернила, перо, бумага, а также фляга с ромом его, Квилпа, фляга с его собственным ямайским ромом и все, что к рому полагается, то есть кипяток, душистые лимоны и белый колотый сахар. Из этой отборной провизии, притязавшей на его внимание, Самсон приготовил себе большую порцию горячего, как огонь, пунша и теперь помешивал ложечкой в стакане, устремив на него взгляд, в котором напускная меланхолия была не в силах побороть глубокое и нежное умиление. У того же стола, развалившись на нем с локтями, восседала миссис Джинивин, и миссис Джинивин уже не пробовала ложечкой исподтишка чужой пунш, а хлебала свой собственный из большой кружки, тогда как ее дочка - правда, не посыпав голову пеплом и не облачившись во власяницу, но тем не менее с выражением достойной и приличествующей случаю грусти на лице, - полулежала в кресле и умеряла свою тоску более скромной порцией того же самого бодрящего напитка. Кроме них, в комнате были двое лодочников, вооруженных инструментами, кои именуются кошками. Эти молодцы тоже держали в руках каждый по стаканчику крепкого пунша, а так как тянули они его со вкусом и были оба, разумеется, красноносые, с угреватыми физиономиями и, по-видимому, забулдыги, их присутствие скорее увеличивало, чем уменьшало атмосферу довольства и уюта, царившую здесь. - Если бы мне удалось подсыпать отравы в кружку нашей милой старушенции, - пробормотал Квилп, - я мог бы умереть спокойно. - Ax! - сказал мистер Брасс, нарушая всеобщее молчание и со вздохом возводя очи к потолку. - Как знать, может быть он сейчас смотрит на нас! Как знать, может быть он все видит и внимательно наблюдает за нами... откуда-нибудь оттуда. О боже мой, боже! Тут мистер Брасс сделал короткую передышку и отпил сразу полстакана, после чего заговорил снова, с меланхолической улыбкой созерцая оставшуюся половину. - Я будто различаю его глаз, сверкающий на самом дне этого сосуда, - сказал стряпчий, покачивая головой. - Что это был за человек! Уж нам такого больше не видать!* Сегодня мы здесь, - он поднял пунш на свет, а завтра там, - допил его залпом и весьма выразительно погладил себя чуть пониже груди, - там, в безмолвной могиле. Подумать только! Ведь я пью его собственный ром! Это какое-то сновидение! И для того, наверно, чтобы убедиться в реальности всего происходящего, мистер Брасс пододвинул свой стакан миссис Джинивин на предмет его наполнения, а затем повернулся к мореплавателям. - Значит, поиски ни к чему не привели? - Так точно, сударь. Надо думать, что если он где и вынырнет, так только в Гринвиче и не раньше завтрашнего утра, в самый отлив. Правильно, друг? Второй джентльмен согласился со своим товарищем, добавив от себя, что в гринвичском госпитале* уже знают об утопленнике и что тамошние инвалиды-моряки поджидают его появления. - В таком случае нам остается только одно - положиться на судьбу, - сказал мистер Брасс. - Положиться на судьбу и ждать. Как это было бы для нас утешительно, если бы тело нашлось! Хоть и тяжко, но утешительно! - Вот именно! - поспешно подхватила миссис Джинивин. - Тогда мы знали бы наверняка. - Что же касается объявления, - продолжал Самсон Брасс, берясь за перо, - какую печальную усладу доставляет мне описание его примет. Итак, ноги... - Кривые, кривые, - сказала миссис Джинивин. - По-вашему, у него были кривые ноги? - вкрадчивым голосом спросил Брасс. - Я будто вижу, как они шагают по улице... широко расставлены, в немного севших после стирки нанковых панталонах без штрипок... Ах! Жизнь наша влачится в юдоли слез! Значит, так и напишем? - Да, по-моему, они у него были чуть-чуть кривые, - всхлипнув, проговорила миссис Квилп. - Итак, ноги кривые, - повторил Брасс, записывая. - Голова большая, туловище короткое, ноги кривые... - Совершенно кривые, - ввернула миссис Джинивин. - Не будем на этом настаивать, сударыня, - елейным тоном сказал Брасс. - Зачемпридираться к слабостям покойного! Он ушел от нас, сударыня, ушел туда, где его ноги никто не станет обсуждать, "Кривые" вполне достаточно, миссис Джинивин. - Я думала, важно установить истину, - сказала старушка. - Только и всего. - Сокровище мое! Как я ее люблю! - прошипел Квилп. - Опять за пунш! Ишь разлакомилась! - Это занятие, - продолжал стряпчий, откладывая перо в сторону и опоражнивая свой стакан, - невольно вызывает у меня перед глазами его образ - словно тень отца Гамлета! - в обычном костюме, который он носил по будням. Его сюртук, жилетка, его ботинки и носки, его брюки, шляпа, его остроты и шутки, его возвышенные речи и зонтик - все это встает передо мной, словно видение моей юности. А его рубашки! - воскликнул мистер Брасс, с ласковой улыбкой устремив взгляд на стену. - Рубашки у этого человека, полного всяких прихотей и фантазий, приобретали какой-то необычный оттенок! Как ясно я вижу их перед собой! - Вы бы лучше писали дальше, сэр, - нетерпеливо перебила стряпчего миссис Джинивин. - Вы правы, сударыня, вы совершенно правы, - спохватился мистер Брасс. - Печаль не должна леденить наши умственные способности. Не откажитесь подлить мне в стакан, сударыня. Теперь перейдем к носу. - Приплюснутый, - сказала миссис Джинивин. - Орлиный! - крикнул Квилп, высовывая голову из-за дверей и ударяя себя кулаком по этой части лица. - Орлиный, старая карга! Смотри! Это, по-твоему, приплюснутый? А? Приплюснутый? - Браво, браво! - вскричал Брасс, повинуясь привычке. - Великолепно! Что за человек! Какой забавник! Кто другой умеет так огорашивать людей! Квилп не обратил ни малейшего внимания ни на эти комплименты, ни на выражение растерянности и страха, мало-помалу появившееся на лице стряпчего, ни на вопли своей тещи и жены, ни на поспешное бегство первой из комнаты, ни на обморок последней. Уставившись в упор на Самсона Брасса, он подошел к столу и, начав с его стакана, осушил один за другим и остальные два, после чего схватил флягу под мышку и с ужасающей гримасой оглядел стряпчего с головы до ног. - Поторопились, Самсон, - сказал Квилп. - Поторопились! - Блестяще! - воскликнул Брасс, постепенно приходя в себя. - Ха-ха-ха! Просто блестяще! Кто другой проявил бы столько находчивости в таком затруднительном положении! А положение крайне затруднительное. Но его выручает юмор - неисчерпаемый юмор! - Спокойной ночи! - сказал карлик, весьма многозначительно кивнув ему. - Спокойной ночи, сэр, спокойной ночи! - ответил стряпчий, пятясь задом к двери. - Какое забавное происшествие, на редкость забавное! Ха-ха-ха! Упоительно, просто упоительно! Выждав, когда голос мистера Брасса замрет вдали (ибо он продолжал свои возгласы и на лестнице, до самой последней ступеньки), Квилп подошел к лодочникам, которые с совершенно оторопелым видом топтались у порога. - Итак, джентльмены, вы сегодня весь день проискали тело в реке? - спросил карлик, чрезвычайно любезно распахивая перед ними дверь. - И вчера и сегодня, сударь. - Ай-яй-яй! Сколько вам это доставило хлопот! Прошу вас, считайте своей собственностью все, что найдется на... на утопленнике. До свидания! Лодочники переглянулись, но, вероятно, сочли споры излишними и, тяжело волоча ноги, вышли из комнаты. С гостями было покончено; Квилп запер все двери на ключ и, ссутулив плечи, по-прежнему обнимая флягу обеими руками, остановился перед бесчувственной женой, словно страшное видение, выплывшее из кошмара. ГЛАВА L  Обсуждение супружеских разногласий непосредственно заинтересованными в них лицами обычно протекает в форме диалога, в котором по меньшей мере половина приходится на долю жены. Однако этого нельзя было сказать о ссорах мистера и миссис Квилп: будучи исключением из общего правила, они сводились к пространным монологам мужа и двум-трем односложным репликам жены, произносимым умоляющим, трепетным голосом, да и то с большими перерывами. На этот же раз, очнувшись после обморока, миссис Квилп долго не отваживалась и пикнуть в свою защиту и, вся в слезах, смиренно слушала попреки своего супруга и повелителя. А мистер Квилп выпаливал их с такой быстротой и пылкостью и так гримасничал, так извивался всем телом, что несчастная женщина, хоть и притерпевшаяся к его излишествам по этой части, под конец струхнула не на шутку. Впрочем, ямайский ром и удовольствие, которое испытывал мистер Квилп при мысли о тяжком разочаровании, постигшем его семейных, постепенно умерили в нем ярость, и когда накал ее несколько остыл, он перешел к издевательским шуточкам и на этой позиции закрепился. - Значит, вы вообразили, что я уже на том свете, да? - ехидничал карлик. - Вы уже считали себя вдовушкой? Ха ха-ха! У-у, беспутница! - Нет, Квилп! - пролепетала его жена. - Я, право, очень жалею... - Ну, еще бы! - воскликнул Квилп. - Конечно, жалеете! Кто же в этом сомневается! - Я жалею не о том, что вы вернулись домой живым и невредимым, - продолжала она. - Мне больно, что я дала ввести себя в заблуждение. Я очень рада вас видеть, Квилп, поверьте мне! Как это ни странно, миссис Квилп действительно была рада лицезреть своего повелителя и проявляла явное участие к нему, что также не совсем понятно, принимая во внимание все обстоятельства их совместной жизни. Впрочем, на Квилпа это не произвело ни малейшего впечатления, и он только прищелкнул пальцами перед самым носом у жены, сопроводив свой жест презрительно торжествующей гримасой. - Отлучиться на такой долгий срок, не предупредив меня, не написать ни слова, не дать знать о себе! - всхлипывая, говорила несчастная женщина. - Зачем такая жестокость, Квилп? - Зачем такая жестокость? - вскричал карлик. - Затем, что на меня нашел такой стих, вот зачем! Моему нраву не препятствуйте. Я ухожу из дому. - Как, опять! - Да, опять. Я ухожу сию минуту, немедленно. Уйду и буду жить-поживать беззаботным холостяком на пристани, в конторе - где вздумается. Вы только вообразили себя вдовой, а я, черт возьми, - рявкнул он, - стану холостяком на самом деле! - Вы шутите, Квилп! - сквозь слезы пролепетала его жена. - Вот увидите! - сказал карлик, восхищенный собственной выдумкой. - Отныне я холостяк, бесшабашный холостяк, а моей холостяцкой обителью будет контора на пристани. И посмейте только близко к ней подойти! Кроме того, советую вам остерегаться - я буду послеживать за вами, буду шнырять, как крот или ласка, и могу опять прийти домой в неурочный час. Том Скотт! Где Том Скотт? - Я здесь, хозяин! - послышался голос мальчишки, лишь только Квилп отворил окно. - Жди внизу, собака! - крикнул ему карлик. - Сейчас потащишь холостяцкий багаж. Соберите мои вещи, миссис Квилп, да растолкайте нашу милую старушку, пусть она поможет вам. Эй! Эй! О-го-го! Мистер Квилп схватил кочергу, подбежал к чулану, где спала почтенная миссис Джинивин, и до тех пор колотил кочергой в дверь, пока старушка не проснулась, в совершенном ужасе вообразив со сна, будто любезный зятек вознамерился убить ее в отместку за то, что она возвела поклеп на его ноги. Проникнувшись этой мыслью, миссис Джинивин отчаянно вскрикнула и непременно выбросилась бы из окна прямо на стеклянный люк в крыше соседнего дома, но дочь вывела ее из столь опасного заблуждения, вбежав в чулан с просьбой помочь ей в сборах. Узнав, что от нее требуется, миссис Джинивин несколько успокоилась и вышла в гостиную во фланелевом капоте, после чего и мать и дочь, обе дрожащие от страха и холода - так как ночь давно уж вступила в свои права, - в покорном молчании занялись делом, порученным им мистером Квилпом. Стараясь затянуть сборы как можно дольше, чтобы досадить жене и теще, этот эксцентрический джентльмен сам наблюдал за упаковкой своего гардероба, собственноручно добавил к нему тарелку, нож, вилку, ложку, чайную чашку с блюдцем и другие хозяйственные мелочи, потом затянул ремни на саквояже, взвалил его на плечо и без дальнейших разговоров вышел из дому, держа под мышкой флягу, с которой он не расставался все это время. На улице мистер Квилп передал более тяжелую часть ноши Тому Скотту, хлебнул рому для бодрости, стукнул своего подручного флягой по голове вместо угощения и, не спеша направившись к пристани, дошел туда в четвертом часу утра. - Уютно! - сказал он, пробравшись в темноте к дощатой конторе и открыв дверь ключом, который всегда держал при себе. - Ах, как уютно! Разбуди меня в восемь, собака. Не пускаясь в объяснения и не дав себе труда проститься с мальчишкой, карлик выхватил у него саквояж, захлопнул за собой дверь, залез на стол, закутался в брезентовый плащ и, свернувшись клубком, точно еж, тотчас же уснул. Утром, в положенный час Квилпа разбудили, на что понадобилось немало трудов, так как ночка у него выдалась хлопотливая. Встав, он велел Тому Скотту развести во дворе костер из старых досок и приготовить кофе, а для придания разнообразия утренней трапезе доверил ему кое-какую мелочь на покупку свежих будочек, масла, сахара, копченых селедок и прочей снеди, так что через несколько минут на столе в конторе дымился вкусный завтрак. Наевшись до отвала и восчувствовав всю прелесть такого по-цыгански вольного образа жизни (о котором он частенько подумывал и раньше, видя в нем приятный отдых от стеснительных супружеских уз, а также незаменимый способ держать миссис Квилп и ее матушку в состоянии непрерывного страха и неизвестности), карлик решил заняться наведением порядка в своей обители и придать ей более жилой и уютный вид. С этой целью он отправился в лавку неподалеку от пристани, торговавшую всяким корабельным скарбом, купил подержанный гамак, подвесил его к потолку на манер матросской койки, затем поставил в своей сырой берлоге старую печку, вывел ее ржавую трубу на крышу и, закончив эти преобразования, с восторгом осмотрелся по сторонам. - Дачка у меня не хуже, чем у Робинзона Крузо, - сказал карлик, разнеженным взором оглядывая свою меблировку. - Укромный, тихий уголок, настоящий необитаемый остров, где я могу заниматься своими делами, не боясь чужих ушей и глаз. Кругом ни души - одни крысы, а это народ скрытный, неболтливый. В их компании мне будет весело, как сверчку на шестке. Присмотрю какую-нибудь одну, похожую на Кристофера, и отравлю. Ха-ха-ха! Впрочем, за дело, за дело! О делах нельзя забывать даже в вихре удовольствий, тем более что утро уже на исходе. Приказав Тому Скотту ждать его возвращения и запретив ему под страхом медленной пытки стоять на голове, кувыркаться и даже ходить на руках, карлик прыгнул в лодку, переехал на другой берег, быстрым шагом направился к одному гостеприимному заведению на улице Бевис-Маркс, завсегдатаем которого был мистер Свивеллер, и застал там этого джентльмена в полутемном зале в ту минуту, когда он в полном одиночестве садился за обед. - Дик! - воскликнул карлик, просовывая голову в дверь. - Сокровище мое, любовь моя, свет очей моих! Хэй-хо! - Ах, это вы? - отозвался мистер Свивеллер. - Здравствуйте, как поживаете? - А как поживает Дик? - в свою очередь спросил Квилп. - Как чувствуют себя сливки блистательного племени писцов, а? - Кисловато, сэр, - ответил мистер Свивеллер. - По правде говоря, они начинают смахивать на простоквашу. - Что случилось? - спросил карлик, подходя к столу. - Неужто Салли оказалась злюкой? "Много есть девиц прекрасных, но такой, как..." * Верно, Дик? - Верно, - согласился мистер Свивеллер, с чрезвычайно серьезным видом принимаясь за еду. - Таких больше нет. Салли Б. - это сфинкс во всем, что касается личной жизни. - Вы не в духе, - продолжал Квилп, пододвигая себе стул. - Что же все-таки случилось? - Юриспруденция мне не по нутру, - ответил Дик. - Сухая материя, и к тому же требует слишком строгого уединения. Думаю, не пора ли удирать. - Ну-ну-ну! - воскликнул карлик. - Куда это вы удерете, Дик? - Сам еще не знаю, - ответил мистер Свивеллер. - Вероятно, по направлению к Хайгету. Может быть, колокола прозвонят мне: "Вернись, вернись, Свивеллер, лорд-мэр Лондона!" Виттингтона ведь тоже звали Дик. Жаль только, что кошки уж очень расплодились*. Квилп смотрел на своего собеседника, комически подняв брови, и терпеливо ждал дальнейших объяснений, но мистер Свивеллер, по-видимому, не спешил вдаваться в них. Он не проронил больше ни слова, пока не съел всего обеда, потом отодвинул тарелку, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и устремил сокрушенный взгляд на очаг, где сами по себе дымились сигарные окурки, распространяя вокруг приятное благоухание. - Не хотите ли отведать пирога? - спросил Дик, поворачиваясь, наконец, к карлику. - Сделайте одолжение, тем более что он вашей стряпни. - Что вы хотите этим сказать? - удивился Квилп. Вместо ответа мистер Свивеллер вынул из кармана маленький, сильно просаленный сверток, медленно развернул его и показал Квилпу кусок пирога с изюмом и с сахарной глазурью дюйма в полтора толщиной - на вид совершенно несъедобный. - Как по-вашему, что это такое? - спросил мистер Свивеллер. - Похоже на свадебный пирог, - ответил карлик, ухмыляясь во весь рот. - А с чьей свадьбы? - продолжал мистер Свивеллер, с ужасающим спокойствием потирая пирогом кончик носа. - Чей это пирог? - Неужели?.. - Да, - сказал Дик. - Тот самый. Можете не произносить это имя вслух. Такого имени больше не существует. Теперь она зовется Чеггс, Софи Чеггс. Мною страсти не играли, я не знал тоски, печали, но узнавши Чеггс Софию, я склонил смиренно выю*. Приспособив экспромтом популярную песенку к печальным обстоятельствам своей жизни и таким образом отведя душу, мистер Свивеллер снова завернул кусок пирога в бумагу, сплющил его между ладонями, сунул ближе к сердцу, застегнул куртку на все пуговицы и скрестил руки на груди. - Надеюсь, вы теперь довольны, сэр? - сказал он. - Надеюсь, Фред тоже останется доволен. Вы подстроили это вдвоем, и теперь вам остается только радоваться. Так вот какое торжество мне было уготовано! Это похоже на одну фигуру старинного танца, в которой каждой даме полагается по два кавалера - один танцует с ней, а другой поспевает сзади вприскочку. Впрочем, против судьбы не пойдешь, тем более что моя - это сущая камнедробилка. Не подав даже виду, какую радость доставило ему поражение мистера Свивеллера, Дэниел Квилп прибегнул к наивернейшему способу утешить своего друга и, позвонив, потребовал подать искрометного вина (то есть обычного его заменителя), затем быстро наполнил им стаканы и стал провозглашать тост за тостом в посрамление Чеггса и во славу беззаботной холостяцкой жизни. Тосты эти возымели немедленное действие на мистера Свивеллера, подкрепив его размышления о бесплодности борьбы с судьбой; он воспрянул духом и рассказал карлику, что кусок свадебного пирога был доставлен на улицу Бевис-Маркс двумя оставшимися при своей фамилии мисс Уэксл и что эти девицы с торжествующим хихиканьем вручили его служанке в дверях конторы, попросив передать кому следует. - Ха! - усмехнулся Квилп. - Скоро настанет наш черед хихикать. Да, кстати... Вы упомянули о молодом Тренте. Где он сейчас? Мистер Свивеллер сообщил карлику, что его почтенный друг недавно занял весьма ответственную должность в одном разъездном игорном доме и в настоящее время вращается среди наиболее предприимчивых умов Великобритании. - Жаль, жаль! - сказал Квилп. - Ведь я, собственно, затем и пришел к вам, чтобы разузнать о нем. У меня возникла одна мысль, Дик... Ваш друг, что живет напротив... - Какой друг? - Со второго этажа. - Ну? - Ваш друг со второго этажа, возможно, интересуется молодым Трентом? - Нет, не интересуется, - ответил мистер Свивеллер, покачивая головой. - Не интересуется? А почему? Только потому, что не видал его в глаза. Но если их свести, может быть Фред угодит ему не хуже маленькой Нелл и ее деда. Может быть, это принесет счастье вашему другу, а заодно и вам самим, а? - Да, собственно говоря, - сказал мистер Свивеллер, - они уже успели повидаться. - Как! - воскликнул карлик, подоз