говорят, не упуская ни единого слова. И, видно, подслушанный разговор крепко засел у него в памяти: когда они остались втроем, он, хотя несчетное число раз отдавал приказ немедленно подать чайник, но делал это как-то рассеянно, словно по скучной обязанности, а вовсе не для того, чтобы угодить друзьям и быть, как говорится, душой общества. Они хотели вернуться в Лондон почтовой каретой. И, так как до ее отхода оставалось еще целых два часа, а они устали и проголодались, Барнеби стал горячо уговаривать мать пойти в "Майское Древо". Но она не хотела встречаться с теми, кто знавал ее много лет назад, к тому же боялась, как бы мистер Хардейл, передумав, не послал туда за нею, и потому сказала, что лучше в ожидании посидеть на погосте. Барнеби весело согласился купить и принести туда какой-нибудь еды, и скоро они уселись за свой скудный обед. Ворон по-прежнему был в глубокой задумчивости. Поев, он стал ходить взад и вперед важно, степенно так и казалось, что прохаживается пожилой джентльмен, заложив руки за фалды сюртука; при этом Грип критическим оком оглядывал надгробные памятники, словно читая надписи на них. Время от времени, после долгого изучения какой-нибудь эпитафии, он стучал клювом по могильной плите и хрипло выкрикивал: "Я дьявол, я дьявол, я дьявол". Относилось ли это к тому, кто, по его предположению, покоился в данной могиле, или высказывалось просто в виде общего замечания, сказать трудно. Это деревенское кладбище, тихий и красивый уголок, для матери Барнеби было связано с печальными воспоминаниями: здесь был похоронен мистер Рубен Хардейл, а близ склепа, в котором покоился его прах, стоял памятник ее мужу, и краткая надпись поясняла, когда и как он погиб. Вдова, задумавшись, сидела здесь, пока отдаленный звук рожка не возвестил о приближении дилижанса. Как только затрубил рожок, спавший на траве Барнеби мигом вскочил, а Грип, тоже как будто понимая, что означает этот звук, сразу же полез в свою корзину и принялся оттуда умолять всех вообще "никогда не вешать носа и не трусить", как бы иронически намекая на одолевающий людей на кладбище страх смерти. Скоро вся компания уже сидела на крыше дилижанса и катила по дороге в Лондон. Проезжая мимо "Майского Древа", дилижанс остановился перед крыльцом. Джо не было дома, вышел только сонный, как всегда, Хью, чтобы передать посылку, за которой и заезжал кучер. Появления на дворе самого Джона нечего было опасаться. С крыши кареты видно было, что он крепко спит в своем уютном местечке за стойкой. Таков был обычай старого Джона. Он считал долгом чести всегда спать в часы прибытия дилижанса, находя для себя унизительным выбегать ему навстречу и поднимать суету. Джон рассматривал дилижансы, как нарушителей общественного спокойствия, как нечто предосудительное, что следовало бы запретить. По его мнению, такие изобретения, беспокойные и шумные, возвещающие о себе трубными звуками, просто унижают мужское достоинство и годятся разве лишь для ветреных бабенок, у которых только и дела, что переливать из пустого в порожнее да ездить по лавкам. - Мы здесь дилижансами не интересуемся, сэр, - говорил Джон, если какой-нибудь проезжий неосторожно обращался к нему за справками относительно этого ненавистного вида транспорта. - Мы их сюда не приглашали и рады бы их в глаза не видеть - от них только шум да треск, беспокойства больше, чем проку. Коли хотите дожидаться дилижанса, ждите, но меня про него не спрашивайте, я ничего не знаю: может, придет, а может, и не придет. А с нас хватит и возчиков - во времена моей молодости все ими довольствовались. Когда Хью влез на крышу кареты, миссис Радж опустила вуаль и не поднимала ее, пока он стоял тут и о чем-то шептался с Барнеби. Тревога ее была напрасна, ни Хью и никто другой не заговаривал с ней, не обращал на нее внимания, она не возбуждала ничьего любопытства. И она, как чужая, покинула деревню, где родилась, жила веселым ребенком, а затем красивой девушкой, где стала счастливой женой, где изведала свою долю радостей жизни и ее жесточайшие страдания. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ - И вас это не удивляет, Варден? -сказал мистер Хардейл. -Что ж, вы с ней - старые друзья, и уж кто-кто, а вы, конечно, должны ее понимать. - Простите, сэр, - возразил слесарь. - Я не говорил, что понимаю ее. Этого я не решился бы сказать ни про одну женщину. Не так-то легко их понять. Но, разумеется, то, что вы мне рассказали насчет Мэри, удивило меня меньше, чем вы ожидали, сэр. - А можно узнать, почему? - Видите ли, - с явной неохотой отвечал слесарь, я заметил за ней кое-что такое, что меня обеспокоило и подорвало доверие к ней... Она завела дурные знакомства - каким образом и когда, не знаю, но в одном я уверен: у нее в доме укрывается один грабитель и разбойник... Вот, сэр, теперь вы все знаете. - Что вы говорите, Варден! - Я его собственными глазами видел, сэр. И, право, лучше бы мне быть полуслепым, чтобы я мог не верить своим глазам. Я эту тайну хранил до сих пор, и надеюсь, что она останется между нами. Но от вас я не скрою, что сам видел однажды вечером в передней у Мэри того самого разбойника с большой дороги, который ограбил и ранил мистера Эдварда Честера и угрожал мне... - И вы не пытались его задержать? - с живостью перебил мистер Хардейл. - Сэр, это она помешала, - пояснил слесарь. - Изо всех сил вцепилась в меня и не отпускала, пока он не улизнул. И, зайдя уже так далеко, слесарь решился подробно описать все, что произошло в ту ночь. Этот разговор велся вполголоса в маленькой гостиной Варденов, где честный слесарь принимал своего гостя. Мистер Хардейл пришел к нему с просьбой отправиться вместе к вдове - он надеялся, что Гейбриэл имеет на нее больше влияния и поможет ему переубедить ее. Эта просьба и вызвала разговор о миссис Радж. - Я ни слова никому не сказал о том, что видел, продолжал Варден. - Потому что никому это не принесло бы пользы, а ей могло бы сильно повредить. По правде говоря, я надеялся, что она придет и объяснит мне, в чем тут дело. Однако она упорно молчала, хотя я после этого вечера не раз и не два встречался с нею, - нарочно выискивал предлоги для встреч. Да, она молчала и только смотрела на меня такими глазами... Верите ли, эти глаза говорили гораздо больше, чем любые слова. Они как будто умоляли: "Ни о чем не спрашивай". И я не спрашивал. Знаю, сэр, вы, наверно, думаете про меня: "Вот старый дурак!" Что ж, ругайте меня, если этим можете облегчить душу... - Я очень расстроен тем, что от вас услышал, - сказал мистер Хардейл, помолчав. - Как вы думаете, что все это значит? Слесарь только головой покачал, озабоченно глядя в окно на угасающий закат. - Неужели она вторично вышла замуж? - заметил мистер Хардейл. - Нет, конечно. Мы бы знали об этом, сэр. - А может, она скрыла это, боясь, что мы станем хуже относиться к ней. Возможно, что замуж она вышла необдуманно, очертя голову - это ничуть не удивительно после стольких лет одиночества и тоскливой жизни, а муж оказался негодяем. Теперь она его укрывает, но душа ее восстает против его преступлений. Все это вполне вероятно и объясняет ее вчерашнее поведение и разговор со мной. А как вы думаете - Барнеби посвящен во все? - Трудно сказать, сэр, - слесарь снова покачал головой. - А у него почти немыслимо узнать что-нибудь. Если ваша догадка верна, я дрожу за него: такого, как он, легко вокруг пальца обвести и втянуть в дурные дела. - А что, Варден, - мистер Хардейл еще больше понизил голос, - если мы с самого начала были слепы и обманывались в этой женщине? Что, если с этим разбойником она связалась еще при жизни мужа, и тут и кроется причина его гибели и гибели моего брата? - Бог с вами, сэр! Ни на минуту не допускайте таких дурных мыслей о ней. Вспомните, какая она была двадцать пять лет назад, - другой такой девушки днем с огнем не сыщешь. Веселая, красивая, всегда, бывало, улыбается, а глаза так и блестят... И теперь еще, хотя я старик и у меня дочь-невеста, душа болит, как вспомню, какая она была и чем стала. Конечно, все мы с годами переменились. Время честно делает свое дело... Впрочем, с ним можно ладить - если им не злоупотреблять, то и оно вас щадит. А вот заботы и горе (это они так изменили Мэри) - настоящие черти, да, сэр, коварные черти, точат и точат человека, пока не подкосят его совсем. Они губят самые прекрасные цветы рая, и за месяц могут разрушить больше, чем Время - за целый год. Вспомните на минуту, какой была Мэри, раньше чем они изгрызли ее молодую душу, съели ее красоту. Окажите ей эту справедливость - и посудите сами, возможно ли то, что вы про нее подумали? - Вы - славный малый, Варден, - промолвил мистер Хардейл. - И вы совершенно правы. Я так много думаю о нашем несчастье, что по малейшему поводу новые подозрения лезут в голову. Нет, нет, разумеется, вы правы! - И поверьте, сэр, - воскликнул слесарь, и глаза его засверкали, голос звучал искренне и горячо, - если я скажу, что Радж ее не стоил, так скажу это не потому, что я сватался к ней раньше него и получил отказ. Ведь, честно говоря, я тоже был ее недостоин. А Радж - он был слишком скрытный и черствый человек... Я не хочу порочить память бедняги и говорю все это только для того, чтобы вы знали, что за женщина была Мэри. Я-то хорошо помню это, и помню, что ее изменило, поэтому всегда буду ей верным другом и постараюсь вернуть мир ее душе. И черт меня побери - извините за это слово, сэр, - если я когда-нибудь от нее отвернусь, хотя бы полсотни бандитов за один год перебывало ее мужьями. Думаю, что поступлю согласно с "Наставлениями протестантам", и, хотя Марта это отрицает, я буду так думать всегда и скажу это даже на Страшном суде. Если бы в маленькой темной гостиной стоял густой туман и вместо этого тумана она внезапно наполнилась ярким блеском и светом, - и тогда в ней не повеселело бы все так, как повеселело после горячих слов честного слесаря. Мистер Хардейл почти так же громко и горячо крикнул: "Славно сказано!" - и предложил немедленно отправиться к миссис Радж. Слесарь охотно согласился, и они, усевшись в дожидавшийся на улице кэб, поехали к ней. На углу они отпустили кэб и пешком дошли до домика вдовы. На первый стук никто не отозвался. На второй тоже. Наконец, когда они постучали в третий раз и уже энергичнее, кто-то не спеша поднял окно в столовой, и мелодичный голос воскликнул: - А, Хардейл, милый друг, как я рад вас видеть! И как прекрасно вы выглядите, гораздо лучше, чем при нашей прошлой встрече. Никогда еще я не видел вас таким цветущим. Как поживаете? Мистер Хардейл посмотрел туда, откуда слышался голос (хотя и без того сразу узнал его), и увидел мистера Честера, который с любезной улыбкой махал ему рукой, приглашая войти. - Сейчас вам отопрут, - сказал он. - Здесь для услуг имеется только одна ветхая старушонка, - так что вы извините. Если бы она занимала более высокое положение в обществе, она страдала бы подагрой. Поскольку же она только колет дрова и носит воду, назовем ее болезнь ревматизмом. Таковы естественные сословные различия, дорогой Хардейл, смею вас уверить. Как только мистер Хардейл услышал этот голос, лицо его приняло угрюмое и замкнутое выражение. Он холодно кивнул мистеру Честеру и повернулся к нему спиной. - Еще не отперла! - сказал тот. - О, господи! Надеюсь, старушонка не увязла по дороге в какой-нибудь паутине. Ага, наконец-то! Входите, прошу вас! Мистер Хардейл вошел первым, за ним Варден. С величайшим изумлением посмотрев на открывшую им дверь старуху, он спросил, где миссис Радж, где Барнеби. Тряся головой, старуха ответила, что оба уехали, совсем уехали, но в гостиной сидит джентльмен, и, может быть, он им что-нибудь скажет, а она ничего больше не знает. - Позвольте узнать, сэр, - обратился мистер Хардейл к этому новому жильцу, - где та, к кому мы пришли? - Понятия не имею, дорогой мой, - ответил мистер Честер. - Шутки ваши неуместны, - сказал мистер Хардейл, с трудом сдерживаясь. - И тему для них вы выбрали не подходящую. Приберегите их для своих друзей, а передо мной не расточайте остроумия, - я не гонюсь за этой честью и самоотверженно от нее отказываюсь. - Дорогой сэр, вас, я вижу, разгорячила ходьба. Присядьте, прошу, вас. Ваш приятель... - Он только простой и честный человек и не достоин вашего внимания, - отрезал мистер Хардейл. - Мое имя - Гейбриэл Варден, сэр, - вставил слесарь сухо. - А, вы тот почтенный человек, о ком я не раз слышал от моего дорогого сына Нэда, - сказал мистер Честер. - Я очень хотел с вами познакомиться, мой милый Варден, и весьма рад, что мы встретились, - мистер Честер томно посмотрел на мистера Хардейла и продолжал: - Вы удивлены тем, что застали меня здесь? Да, несомненно удивлены. Мистер Хардейл глянул на него далеко не ласково и не одобрительно, усмехнулся, но промолчал. - Загадку эту я вам мигом объясню, - продолжал мистер Честер. - Отойдемте на минуту в сторонку... Помните, Хардейл, наше соглашение насчет Нэда и вашей милой племянницы? Помните, кто им помогал в их невинной интрижке? Среди помощников были, как вы знаете, и те двое, что жили в этом доме. Так вот, дорогой мой, поздравьте себя и меня. Я их купил. - Что вы сделали? - переспросил мистер Хардейл. - Купил их, - улыбаясь, пояснил его собеседник. Я пришел к заключению, что необходимо принять решительные меры, чтобы раз и навсегда пресечь этот детский роман, и для начала удалил двух посредников. Вас это удивляет? Но кто устоит перед кругленькой суммой? Они нуждались в деньгах, и я их подкупил. Нам их больше опасаться нечего. Они уехали. - Уехали! - повторил мистер Хардейл. - Куда? - Мой друг... Позвольте мне снова сказать, что никогда еще вы не выглядели таким молодым, как сегодня, - юноша, да и только! Вы спрашиваете, куда? А бог их знает. Полагаю, что сам Колумб не мог бы их найти. Между нами говоря, у них есть какие-то свои тайные причины скрываться. Но об этом я обещал молчать. Знаю, что она назначила вам на сегодня свидание, а потом передумала - она не могла ждать до вечера. Вот вам ключ от входной двери. Боюсь, что нести такую громоздкую вещь вам будет неудобно, но дом - ваш, и вы по доброте своей, конечно, извините меня, Хардейл. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Мистер Хардейл стоял в столовой миссис Радж с ключом в руке и смотрел то на мистера Честера, то на Вардена, а по временам - на ключ, словно ожидая, что он откроет ему эту тайну. Только когда мистер Честер, надев шляпу и перчатки, самым любезным тоном осведомился, не по дороге ли им, он очнулся. - Нет, - сказал он. - Дороги у нас с вами, как вы знаете, совсем разные. К тому же я еще побуду здесь. - Вы здесь соскучитесь, Хардейл, будете чувствовать себя несчастным и окончательно захандрите, - возразил мистер Честер. - Это самое неподходящее место для человека с вашим характером. Я знаю, вам здесь будет очень тяжело. - Пусть так, - сказал мистер Хардейл, садясь. - Можете утешаться этой мыслью. Прощайте! Как будто не заметив порывистого жеста, сопровождавшего эти слова, жеста, которым его скорее изгоняли, чем прощались с ним, мистер Честер ответил кротким и прочувствованным тоном - "Да хранит вас бог" и спросил у Вардена, в какую сторону он идет. - Идти с вами вместе - слишком большая честь для такого человека, как я, - ответил тот, не двигаясь с места. - Я просил бы вас, Варден, не уходить пока, - сказал мистер Хардейл, не поднимая глаз. - Мне надо вам сказать два слова. - Не буду мешать вашему совещанию, - объявил мистер Честер с величайшей учтивостью. - И желаю, чтобы оно имело успешные результаты. Благослови вас бог! С этими словами он подарил слесаря сияющей улыбкой и вышел. - Что за несчастный характер у этого колючего человека! - сказал он вслух, выйдя на улицу. - Это чудовище, кажется, в тягость самому себе... Медведь, терзающий себя самого... Ах, какое это, однако, бесценное качество - умение владеть собой! Во время двух коротких встреч с Хардейлом у меня сто раз появлялось сильное искушение проткнуть его шпагой. Из шести человек пять не выдержав, так бы и поступили на моем месте. А я подавил это желание и ранил Хардейла глубже и больнее, чем самый лучший фехтовальщик в Европе. Нет, - тут мистер Честер погладил эфес своей шпаги, - разумный человек прибегает к тебе только в самом крайнем случае. Ты - последнее средство, когда все уже сказано и испробовано. Пускать тебя в ход сразу, избавив противника от всех других неприятностей, - варварский способ борьбы, совершенно недостойный человека, хоть сколько-нибудь претендующего на хорошее воспитание и тонкость чувств. Рассуждая сам с собой, он так приятно улыбался, что это придало смелости какому-то нищему: он увязался за мистером Честером и попросил у него милостыни. Мистер Честер был весьма доволен новым доказательством того, что он умеет владеть лицом и пленять людей, и в награду позволил нищему следовать за ним по пятам, пока не встретил портшез, а усевшись в него, милостиво простился с нищим неизменным "Да благословит вас бог". "Это так же легко, как послать человека к черту, а звучит гораздо приличнее и располагает к тебе", мудро рассуждал он про себя, усаживаясь. - В Клеркенуэл, прошу вас, друзья! Любезная учтивость седока так окрылила носильщиков, что они помчались во всю прыть. Остановив их там, где ему нужно было сойти, мистер Честер расплатился с ними далеко не так щедро, как можно было ожидать от столь любезного джентльмена, и, свернув на улицу, где жил Варден, скоро очутился под сенью Золотого Ключа. Мистер Тэппертит, усердно трудившийся в углу мастерской при свете лампы, не заметил посетителя, и только, когда тот положил ему руку на плечо, он вздрогнул и поднял голову. - Трудолюбие - душа всякого дела и залог благосостояния, - сказал мистер Честер. - Мистер Тэппертит, я рассчитываю, что вы пригласите меня на обед, когда станете лорд-мэром Лондона. - Сэр, - отозвался подмастерье, отложив молоток и потирая нос тыльной стороной руки, так как остальная часть ее была в саже, - я презираю лорд-мэра и всех, кто с ним. Прежде, чем я стану лорд-мэром, нам нужно перестроить общество. Как ваше здоровье, сэр? - Прекрасно чувствую себя, мистер Тэппертит, особенно сейчас, когда снова вижу ваше открытое честное лицо. А вы как поживаете? Надеюсь, хорошо? - Настолько насколько это возможно при постоянных притеснениях, сэр, - отвечал Сим хриплым шепотом, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха мистера Честера - Жизнь мне в тягость, сэр. Если бы не жажда отомстить, я поставил бы ее на карту - пусть пропадает! - Дома миссис Варден? - спросил мистер Честер. - Дома, сэр, - ответил Сим, сверля его подчеркнуто выразительным взглядом. - Вы к ней? Мистер Честер утвердительно кивнул. - Тогда пожалуйте сюда. - Сим утер лицо фартуков - Идите за мной, сэр. Вы позволите шепнуть вам кое-что на ухо? Это займет не более, чем полсекунды. - Пожалуйста, я вас слушаю. Мистер Тэппертит опять стал на цыпочки, приложил губы к его уху, но, ничего не сказав, откинул голову назад, пристально посмотрел на мистера Честера, опять нагнулся к его уху - и опять отодвинулся. Наконец он прошептал: - Его зовут Джозеф Уиллет. Тсс! Больше ничего не скажу. После этого содержательного сообщения он с таинственным видом сделал мистеру Честеру знак следовать за ним в столовую и на пороге возвестил тоном церемониймейстера: - Мистер Честер! - Не мистер Эдвард, - добавил он в качестве постскриптума, снова заглянув в дверь, - а его отец. - И этот отец, - сказал мистер Честер, входя с шляпой в руке и заметив, какой эффект произвело пояснение Сима, - никак не желал бы помешать вашим занятиям, мисс Варден. - Ах, подумайте, мэм, он принимает вас за вашу дочь! Ну разве я не говорила всегда, что вы с виду просто молоденькая девушка, мэм! Да, да, теперь вы поверите мне! Ну, что я говорила, мэм? - закричала Миггс, хлопая в ладоши. - Неужели, - самым умильным голосом сказал ми стер Честер, - неужели же вы - миссис Варден? Я поражен. А это, конечно, не ваша дочь, миссис Варден? Нет, нет, не может быть! Это, вероятно, ваша сестра? - Нет, это моя дочь, сэр, уверяю вас, - возразила миссис Варден, краснея, как девочка. - Ах, миссис Варден! - воскликнул гость. - Какое это счастье - видеть себя возрожденными в своих детях и оставаться такими же молодыми, как они! Разрешите, сударыня, по доброму старому обычаю поцеловать вас... и вашу дочь также. Долли попробовала уклониться от этой церемонии, но мать сердито пожурила ее и приказала сию же минуту исполнить желание гостя. Сурово и внушительно заявив, что гордыня - один из семи смертных грехов, а послушание и скромность - великие добродетели, она потребовала, чтобы Долли тотчас же позволила гостю поцеловать себя. При этом миссис Варден дала понять дочери, что, когда она, ее мать, делает что-нибудь, Долли может спокойно делать то же без всяких рассуждений, которые были бы дерзостью с ее стороны и прямым нарушением законов божиих. После такого нагоняя Долли повиновалась, но весьма неохотно: ее очень смущало откровенное и бесцеремонное до наглости восхищение, которое она прочла на лице мистера Честера, как ни старался он скрыть его под маской изысканной учтивости. Она опустила глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, а он стоял и любовался ею. Затем обратился к ее матери: - Вижу, что мой друг Гейбриэл, с которым я только сегодня познакомился, - счастливый человек, миссис Варден. - Ах! - миссис Варден вздохнула и покачала головой. - Ах! - немедленно вздохнула и Мните. - Неужели же... - сочувственно подхватил мистер Честер. - Господи, твоя воля! - Хозяин старается, сэр, - прошептала Миггс, бочком подобравшись к нему, - старается быть благодарным, насколько ему характер позволяет и насколько он способен оценить то, что ему послал бог. Но знаете, сэр, - тут Миггс искоса посмотрела на миссис Варден и, перемежая свою речь выразительными вздохами, продолжала: - Мы не умеем ценить дары божии, пока не лишимся их. Тем хуже для тех, сэр, кто не печется о своем винограднике и смоковнице и у кого этот грех останется на совести, когда они погибнут и зацветут в ином саду. - И мисс Миггс подняла глаза к небу, чтобы показать, какой сад она имеет в виду. Миссис Варден, конечно, слышала эту достаточно внятно произнесенную и явно предназначавшуюся для ее ушей тираду, в которой заключалось метафорическое предсказание, что она, миссис Варден, преждевременно падет под бременем испытаний и воспарит в надзвездные края. Она тотчас приняла томный вид и, взяв с соседнего стола один из томиков "Наставлений протестантам", оперлась на него, как бы желая показать, что он - ее якорь надежды. Не преминув заметить это и прочтя заглавие на корешке, мистер Честер тихонько взял у миссис Варден книгу и стал ее перелистывать. - Это - моя настольная книга, дорогая миссис Варден. Как часто, ах, как часто черпал я из нее правила нравственности и в доступной детям форме внушал их моему дорогому сыну Нэду, - тогда он был так мал, что вряд ли это помнит. (Последнее было совершенно верно.) Вы знаете Нэда? Миссис Варден ответила, что имела честь познакомиться с ним и что он - очень приятный и красивый молодой человек. - Миссис Варден, вы - мать, - промолвил мистер Честер, беря понюшку табаку, - и понимаете, что я чувствую, когда хвалят моего сына. Правда, он меня несколько заботит... даже сильно заботит... У него такой непостоянный нрав, миссис Варден! Порхает, как мотылек, с цветка на цветок, от одной любви к другой. Впрочем, молодость - пора легкомыслия, сударыня, и не следует слишком строго судить ее за это. Он посмотрел на Долли. Она очень внимательно слушала. А ему этого только и нужно было! - Единственное, что заставляет меня сожалеть об этой слабости Нэда... Кстати говоря, я вспомнил, что хотел вас просить уделить мне минутку для разговора с глазу на глаз... Да, единственное, в чем я упрекаю Нэда, это в неискренности, которую неизбежно влечет за собой ветреность. Из любви к нему я стараюсь скрыть это от себя самого, но не могу не думать об этом постоянно. Для меня лицемер - последний человек. будем всегда искренни, дорогая миссис Варден. - И добрыми протестантами, - подсказала шепотом миссис Варден. - И, конечно, добрыми протестантами. Будем искренни, глубоко благочестивы, будем строго блюсти нравственность и справедливость (не забывая притом о милосердии), будем честны и правдивы - и мы только выиграем от этого. Разумеется, это немного, но все же кое-что: мы, так сказать, закладываем этим фундамент, на котором зиждется великое здание духовного совершенства. "Вот поистине замечательный человек!" - мысленно говорила себе миссис Варден. Она уже видела в мистере Честере идеал кроткого, добродетельного и стойкого христианина. Обладая всеми качествами, которые так трудно даются людям, он сумел сохранить в себе все основные добродетели, так сказать насыпав им соли на хвост, чтобы не улетучились, - и притом ничуть не ставит себе этого в заслугу и стремится к еще большему совершенству! Добрая женщина, как и многие, принимала за чистую монету его притворную скромность, позу человека, якобы не придающего значения своим великим заслугам, небрежный тон, словно говоривший: "Вот я какой, я не горд, не считаю себя лучше других, - не будем говорить об этом". Именно потому, что мистер Честер говорил о себе словно нехотя, покоряясь необходимости, речи его произвели на слушательницу такое впечатление. Сообразив это - ибо мало кто мог в таких случаях соперничать с ним в наблюдательности, - мистер Честер усилил атаку и провозгласил еще несколько неоспоримых истин - правда, довольно неопределенного и общего характера и смахивающих на затрепанные и банальные сентенции, но высказанных так мило, с такой задушевностью, что они подействовали как нельзя лучше. И это ничуть не удивительно: пустые сосуды при падении издают гораздо более мелодичный звук, чем полные, и точно так же пустые слова часто звучат в мире громче всего и больше всего нравятся людям. Картинным жестом вытянув руку с открытой книгой, а другую руку положив на грудь, мистер Честер разглагольствовал, чаруя всех своих слушателей, как ни различны были их мысли и чувства. Даже Долли, сильно смущенная его плотоядными взглядами и "гипнотизирующим" взором Сима Тэппертита, сознавалась себе, что никогда еще не встречала такого красноречивого джентльмена. Даже Миггс, в душе которой боролись восхищение мистером Честером и смертельная зависть к хозяйской дочке, и та в конце концов была умиротворена. И мистер Тэппертит, хоть и был, как мы уже говорили, поглощен созерцанием своей дамы сердца, невольно отвлекался от этого занятия, плененный голосом чародея. А миссис Варден мысленно твердила себе, что ничто в жизни никогда еще не действовало на ее душу так благотворно, как речи гостя. Когда же мистер Честер встал и попросил разрешения поговорить с нею наедине, а затем, предложив ей руку и отступив на полшага, повел ее торжественно наверх, в парадную гостиную, она решила, что он - сущий ангел во плоти. - Дорогая миссис Варден, - сказал он, галантно под нося к губам ее руку, - присядьте, прошу вас. Миссис Варден села, призвав на помощь все свое знание светских обычаев. - Вы догадываетесь, о чем я хочу говорить? - спросил мистер Честер, придвинув свой стул поближе. - Вы поняли меня? Дорогая миссис Варден, я - любящий отец. - Сэр, я в этом ничуть не сомневаюсь, -отозвалась миссис Варден. - Благодарю вас, - мистер Честер постучал пальцем по табакерке. - Миссис Варден, на родителях лежит великая моральная ответственность! Она развела руками, тряхнула головой и устремила взгляд на пол с таким выражением, словно смотрела сквозь весь земной шар в необозримые просторы вселенной. - С вами я могу быть совершенно откровенен, - продолжал мистер Честер. - Я люблю сына, нежно люблю. Любя его, я не желал бы, чтобы он причинил зло. Вы знаете о его привязанности к мисс Хардейл. Вы даже помогали им, - это очень великодушно с вашей стороны. Я вам глубоко признателен за ваше участие к Нэду. Но, дорогая моя, поверьте, вы поступали опрометчиво. Миссис Варден, запинаясь, пробормотала, что очень сожалеет... - Нет, нет, дорогая миссис Варден, - перебил ее мистер Честер, - не сожалейте о том, что делалось с самыми лучшими намерениями, со всей свойственной вам добротой. Но очень серьезные и веские причины, важные семейные соображения и, кроме всего прочего, различие вероисповеданий делают этот брак невозможным, совершенно невозможным. Мне следовало сообщить об этом вашему мужу, но он - простите мою вольность - не обладает вашей быстротой соображения и такой глубиной нравственного чувства... Какой у вас превосходный уютный дом и в каком порядке он содержится! Для меня, старого вдовца, все эти признаки присутствия в доме женской заботливой руки и женского глаза имеют невыразимую прелесть. Миссис Варден (не отдавая себе отчета, почему) уже начинала думать, что прав Честер-старший, а Честер младший кругом виноват. - Мой сын, как я слышал, пользовался услугами вашей прелестной дочери и даже вашего доброго простодушного мужа, - продолжал искуситель, пуская в ход все свое обаяние. - Меньше всех помогала ему я, сэр, - сказала миссис Варден. - Гораздо меньше, чем другие. Меня часто одолевали сомнения. Мне казалось, что это... - Что это - дурной пример, - подхватил мистер Честер. - И вы совершенно правы. Конечно, дурной! Ваша дочь в таком возрасте, когда особенно опасно видеть, что в столь важном вопросе, как брак, дети не повинуются родительской воле. Да, да, вы совершенно правы. И как это мне самому не пришло в голову? Сознаюсь, я совсем упустил это из виду. Насколько женщины прозорливее и мудрее нас, мужчин! Миссис Варден сделала такую глубокомысленную мину, как будто она действительно сказала что-то очень мудрое и заслужила его похвалу. Она в это уже твердо верила, и уважение ее к собственному уму значительно возросло. - Миссис Варден, - продолжал мистер Честер - Вижу что с вами я смело могу быть откровенным. В этом вопросе мы с сыном совершенно расходимся. Так же не согласен с выбором мисс Хардейл ее опекун, заменивший ей отца. И, наконец, мой сын во имя сыновнего долга чести, во имя всех священных уз и обязанностей должен жениться на другой. - Значит, он обручен с другой! - воскликнула миссис Варден, воздевая руки к небу. - Дорогая миссис Варден, к этому браку его готовили когда растили, воспитывали, учили... Говорят, мисс Хардейл - очаровательная девушка? - Кому же это знать, как не мне, - ведь я ее выкормила. Другой такой на свете нет! - ответила миссис Варден. - Я в этом ничуть не сомневаюсь. И вы, такой близкий ей человек, обязаны подумать о ее счастье. Судите сами, как я могу допустить (это самое я сказал Хардейлу, и он со мной вполне согласен), чтобы она связала свою судьбу с юнцом, у которого нет сердца? Называя его бессердечным, я его этим ничуть не позорю - таковы почти все молодые люди, погруженные в легкомысленную суету большого света. Только к тридцати годам в них может заговорить сердце. Пожалуй, - даже наверное, - и я в возрасте Нэда был бессердечен. - О нет, сэр, этому я не могу поверить! - возразила миссис Варден. - Чтобы такой добрый человек, как вы, когда-нибудь был бессердечным! - Надеюсь, - мистер Честер слегка пожал плечами, надеюсь, сейчас меня нельзя уже назвать человеком без сердца. Видит бог, я не совсем бессердечен. Ну, да не обо мне речь, а о Нэде. Вы, верно, подумали, что я настроен против мисс Хардейл, и поэтому великодушно помогали ей и Нэду. Это же вполне естественно. Но поймите, дорогая моя, от этого брака я оберегаю вовсе не Нэда - я хочу уберечь ее! Миссис Варден была совершенно ошеломлена этим открытием. - Если он честно выполнит то священное обязательство, о котором я вам уже говорил, - а он обязав дорожить своей честью, иначе он мне не сын, - то ему достанется большое состояние. Он очень расточителен, у него разорительные привычки. И если он, под влиянием мимолетного каприза или просто из упрямства, женится на мисс Хардейл и не будет иметь средств жить так, как он привык, - поверьте, дорогая, он разобьет сердце этой милой девушки. Миссис Варден, голубушка, скажите сами - можно ли допустить, чтобы она стала жертвой его легкомыслия? Можно ли так играть сердцем женщины? Спросите это у своего собственного сердца, дорогая, умоляю вас! "Вот поистине святой человек!" - подумала миссис Варден. - Однако, - это она произнесла уже вслух, - если вы разлучите мисс Эмму с любимым, что тогда будет с ее бедным сердцем? - Вот об этом-то я и хотел поговорить с вами, отозвался мистер Честер, нимало не смутившись. - Брак с моим сыном, брак, который я никак не смогу признать, сулит мисс Эмме много лет горя. Не пройдет и года, как они расстанутся. А разлука сейчас, когда их связывает чувство скорее воображаемое, чем подлинное, будет стоить бедняжке слез, но она поплачет и утешится. Возьмите к примеру эту милую девушку, вашу дочь, вылитый ваш портрет. - Миссис Варден кашлянула и жеманно улыбнулась. - Я слышал от Нэда об одном ее поклоннике, - это, к сожалению, какой-то шалопай с весьма сомнительной репутацией... Как бишь его? Буллет... Пуллет... Муллет? - Может быть, Джозеф Уиллет? Мы знаем одного такого молодого человека, - подсказала миссис Варден, с достоинством складывая руки. - Да, да, Уиллет! - с живостью откликнулся ее собеседник. - Так что бы вы сказали, если бы этот Джозеф Уиллет добивался любви вашей прелестной дочери и преуспел в этом? - С его стороны даже и подумать об этом было бы наглостью, - с негодованием отрезала миссис Варден. - Вот видите, дорогая! И такая же наглость со стороны Нэда - делать то, что он делает. Вы, конечно, не задумались бы пресечь в зародыше это увлечение вашей дочери, хотя бы она и поплакала немного. Я хотел было потолковать об этом с вашим мужем, когда встретился с ним сегодня у миссис Радж... - Лучше бы мой муж сидел дома и не ходил так часто к этой миссис Радж! - с сердцем перебила его миссис Варден. - Не понимаю, что он там делает и зачем ему мешаться в ее дела. - Я не стану выражать вам сочувствие, на которое вы могли бы рассчитывать, - и знаете, почему? Потому что встреча с вашим мужем в доме миссис Радж и его неотзывчивость привели меня сюда, где я имел счастье познакомиться с вами, женщиной, на которой, как я вижу, держится весь этот дом, все благополучие семьи. Он взял руку миссис Варден и снова поднес эту руку к губам с изысканной галантностью того времени, несколько утрированной, чтобы она сильнее подействовала на почтенную даму, непривычную к такому обращению. Затем, мешая лесть, софистику и ложь, продолжал внушать миссис Варден, что ей следует употребить все свое влияние на мужа и дочь и не позволять им впредь быть посредниками между Эдвардом и мисс Хардейл и вообще тем или иным способом помогать этой паре. Миссис Варден была не более как женщина и, следовательно, не лишена упрямства, тщеславия и охоты властвовать. Кончилось тем, что она заключила со своим вкрадчивым гостем тайный союз, оборонительный и наступательный, искренне веря (как поверили бы многие на ее месте, если бы слышали и видели его), что делает это во имя справедливости, правды и добродетели. Радуясь успеху своих переговоров и в душе немало потешаясь над миссис Варден, мистер Честер повел ее вниз так же торжественно. Затем, снова проделав церемонию поцелуев (причем, конечно, не обошел и Долли), он удалился, окончательно покорив сердце мисс Миггс когда осведомился, "не угодно ли этой молодой леди" посветить ему в передней. - Ах, мэм! - сказала Миггс, воротясь со свечой. Ах, мэм, вот это настоящий джентльмен! Говорит, как ангел небесный, - а какой красавец! Осанистый, важный такой, как будто презирает землю, по которой ходит, а на самом-то деле ласковый, снисходительный, глазами так и говорит: "Не бойтесь, я даже земле под ногами не сделаю вреда". И подумайте только - принял вас за мисс Долли, а мисс Долли - за вашу сестру! Ну на месте хозяина я, ей-богу, приревновала бы вас к нему! Миссис Варден пожурила служанку за такие суетные речи, сказав - правда, весьма кротко и даже с улыбкой, что она - глупая и легкомысленная девушка, что ее восторженность переходит всякие границы и она болтает, не думая, только поэтому не стоит на нее сердиться. - А мне что-то кажется, - сказала Долли задумчиво, - что этот мистер Честер так же, как и Миггс, говорит не то, что думает. Несмотря на его вежливость и любезные слова, я почти уверена, что в душе он просто смеялся над нами. - Если вы еще раз посмеете сказать это, мисс, и в моем присутствии поносить людей у них за спиной, я прикажу вам немедленно взять свечу и идти спать... Да как тебе не стыдно, Долли! Ты меня просто поражаешь. Сегодня вечером ты ведешь себя вообще безобразно. Где это слыхано, - тут разгневанная дама залилась слезами, - где это слыхано, чтобы дочь говорила родной матери, что над ней смеются? Вот какой непостоянный нрав был у миссис Варден! ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Из дома слесаря мистер Честер отправился в модную кофейню в Ковент-Гардене*, где долго сидел за обедом, безмерно забавляясь воспоминаниями о своих сегодняшних подвигах и восторгаясь своей ловкостью. Появившееся на его лице под влиянием этих мыслей ясное и благостное выражение до того пленило прислуживавшего ему лакея, что тот почти готов был умереть за этого человека с лицом апостола, решив, что такой клиент стоит доброго десятка других. Разубедился в этом лакей только тогда, когда подал мистеру Честеру счет и за свои немалые хлопоты подучил весьма скромные чаевые. После обеда мистер Честер засиделся еще за игорным столом - он не был азартным игроком, нет, ему просто доставляло удовольствие ставить несколько золотых монет в угоду царившему в его кругу безрассудному увлечению, и он с одинаковым благоволением взирал на выигравших и проигравших - поэтому домой он вернулся поздно. Мистер Честер, уходя, обычно наказывал слуге если только Пик в этот вечер не был ему нужен - ложиться спать, не дожидаясь его прихода, и оставлять на лестнице свечу. На площадке горел фонарь, у которого мистер Честер всегда зажигал свечу, когда возвращался поздно, и, так как у него был при себе ключ от двери, он мог приходить, когда ему вздумается. На этот раз он тоже открыл стеклянную дверцу тускло горевшего фонаря, в котором фитиль под шапкой гагара был похож на распухший нос пьяницы и, когда к нему поднесли свечу, от него полетели во все стороны рубиновые искры, так что зажечь свечу удалось не сразу. Возясь с этим делом, мистер Честер вдруг услышал на лестнице какие-то звуки, доносившиеся сверху и заставившие его насторожиться: это было похоже на громкий храп. Он прислушался внимательнее - да, где-то ясно слышалось тяжелое дыхание спящего. Видимо, кто-то забрался на открытую лестницу и уснул там. Когда свеча, наконец, разгорелась, мистер Честер открыл свою дверь и затем тихонько стал подниматься по лестнице, держа свечу высоко над головой и зорко осматриваясь по сторонам - ему было любопытно увидеть, что это за человек вздумал ночевать в таком неудобном месте. Положив голову на площадку и раскинувшись всем своим могучим телом, занявшим полдюжины ступеней, наверху, как труп, случайно брошенный здесь пьяными носильщиками, лежал Хью. Лежал на спине, и длинные волосы, как перепутанные дикие травы, разметал