присущей тем, кого она встречала до Ликурга, - отвечали на заигрыванье хихиканьем и глупыми улыбками. Какой стыд! А вечером, когда кончалась работа на фабриках, такая же толпа пускалась в обратный путь через мост у вокзала. И таково было воспитание Роберты и усвоенная ею мораль, что, несмотря на свою красоту, решительный вид и пылкий нрав, она оставалась одинокой и никем не замеченной. А как это грустно, когда все вокруг веселы, а ты живешь одиноко! Она всегда возвращалась домой в седьмом часу, а после обеда просто нечего было делать: нередко они с Грейс шли куда-нибудь в кино; иногда Роберта даже заставляла себя пойти вместе с Грейс и Ньютонами на собраний прихожан методистской церкви. И все же, войдя в эту семью и работая у Клайда, она радовалась перемене в своей жизни. Какой большой город! Как красива Сентрал-авеню с ее магазинами и кинематографом! И эти огромные фабрики! И мистер Грифитс - такой молодой, красивый, улыбающийся... И она ему нравится. 14 Клайд тоже волновался при встрече с Робертой. Отношения его с Диллардом, Ритой и Зеллой оборвались, приглашение в дом Грифитсов, где ему удалось лишь мельком увидеть настоящих светских девушек - Беллу, Сондру Финчли и Бертину Крэнстон, - было, видимо, случайным и не имело последствий, и теперь он чувствовал себя очень одиноким. Ах, этот высший свет! Но Клайду явно закрыт доступ туда. А между тем в тщеславной надежде на это он порвал все другие знакомства. Для чего он это сделал? Никогда еще он не был так одинок. Общество миссис Пейтон! Только и остается по дороге на работу или с работы перекинуться иной раз ничего не значащими приветливыми словами с каким-нибудь владельцем магазина на Сентрал-авеню, если тому заблагорассудится его окликнуть, или раскланяться с кем-нибудь из работниц; но они его не интересовали, да он и не решался познакомиться с ними поближе. Но ведь это все равно что ничего! Да, но зато он - Грифитс, и уже по одному этому вправе рассчитывать на уважение и почтительность всех этих людей. Ну и неразбериха! Что же делать? Тем временем Роберта Олден немного привыкла к новой обстановке, лучше поняла, каково положение Клайда на фабрике и какой он привлекательный, заметила и его робкое, но все же несомненное внимание к ней, - и начала с тревогой думать о будущем. Живя в семье Ньютонов, она поняла, что принятые в Ликурге нормы поведения, видимо, раз и навсегда запрещают ей проявлять какой-либо интерес к Клайду или к кому бы то ни было из фабричного начальства: по местным понятиям, работница не имеет права влюбиться в начальника или допустить, чтобы начальник увлекся ею. Богобоязненные, порядочные и скромные девушки не позволяют себе этого. Она вскоре поняла, что граница, разделяющая в Ликурге бедных и богатых, столь резка, словно одни отделены от других взмахом ножа или высокой стеной. Было и еще одно "табу", касавшееся работниц и рабочих из иммигрантских семей: все они - неамериканцы, а значит, невежественны, безнравственны, люди низшей породы! С ними ни в коем случае нельзя иметь ничего общего! Роберта узнала также, что в том мелкобуржуазном кругу, к которому принадлежала она сама и ее друзья, в среде религиозной и строго нравственной, - такие развлечения, как танцы, прогулки по улицам, посещение кино, тоже под запретом. А она как раз в это время стала интересоваться танцами. Хуже того: молодые люди и девушки - прихожане той церкви, которую начали посещать Роберта и Грейс, - не склонны были относиться к ним, как к равным; все это была молодежь из сравнительно более зажиточных семей - старожилов Ликурга. Роберта и Грейс некоторое время посещали церковные богослужения и собрания, но жизнь их от этого не изменилась: они были безупречны, и их допускали в это общество, но не приглашали в гости и на вечера, и они не участвовали ни в каких развлечениях, доступных другим прихожанам, занимавшим лучшее положение. Встретив Клайда, Роберта увлеклась им и притом вообразила, что он принадлежит к некоему высшему обществу. И в душу ей проник тот же яд беспокойного тщеславия, который отравлял и Клайда. Каждый день на фабрике она невольно чувствовала на себе его настойчивый, пытливый и все же неуверенный взгляд. И чувствовала также, что он не решается сделать попытку к сближению, боясь встретить отпор. Уже две недели она работала здесь, и теперь ей часто хотелось, чтобы он с нею заговорил, чтобы стал предприимчивее, но она тут же пугалась: нет, он не должен приближаться к ней. Это ужасно! Невозможно! Другие девушки сразу заметят. Они явно считают, что он слишком хорош для них и слишком им чужд, - а если он станет относиться к ней иначе, чем ко всем остальным, они истолкуют это по-своему. Роберта знала - эти девушки найдут всему только одно объяснение: решат, что она распутная. А Клайд слишком хорошо помнил правила, о которых говорил ему Гилберт. До сих пор, строго соблюдая их, Клайд держался так, словно не замечал девушек и ни одной из них не оказывал предпочтения, но теперь, когда появилась Роберта, он часто, почти бессознательно, подходил к ее столу и смотрел, как быстро и ловко она работает. Как он и ожидал, она оказалась хорошей, толковой работницей, очень скоро, без чьих-либо советов и наставлений, сама поняла все хитрости и приемы работы и стала зарабатывать не меньше других - пятнадцать долларов в неделю. И по ней всегда было видно, что работа здесь для нее - удовольствие, счастье и что ее радует малейший знак внимания со стороны Клайда. Она казалась ему утонченной, совсем непохожей на других, и он с тем большим удивлением заметил в ее поведении вспышки своеобразной веселости, не только эмоциональной, но на особый, поэтический лад даже чувственной. Несмотря на свою сдержанность, она была в дружеских отношениях с девушками-иммигрантками, так непохожими на нее, и, видимо, прекрасно находила с ними общий язык. Прислушиваясь к ее разговорам о работе с Леной Шликт, Одой Петканас, Анжеликой Питти и другими девушками, которые быстро стали заговаривать с нею, Клайд решил, что она далеко не так строга и надменна, как остальные американки. Но и они, видимо, относились к ней с уважением. Как-то в полуденный перерыв, вернувшись из столовой раньше обычного, он увидел, что Роберта, несколько девушек-иммигранток и четыре американки окружили польку Марию; эта бойкая, развязная особа довольно громко рассказывала, как парень, с которым она познакомилась накануне, подарил ей бисерную сумочку и с какой целью. - Он хочет, чтоб я взяла эту вещичку и стала его милкой, - хвастливо объявила она, размахивая сумочкой перед глазами заинтересованных слушательниц. - Надо об этом подумать. А славная сумочка, верно? - Она подняла ее и повертела во все стороны, затем прибавила вызывающе, с напускной серьезностью махнув сумочкой в сторону Роберты: - Как мне быть, скажи? Взять сумку и стать его милкой или отдать ее назад? Мне ужасно нравится эта сумка, ей-богу! Клайд ожидал, что, в полном соответствии с правилами, в которых она воспитывалась, Роберта возмутится. Ничуть не бывало! Судя по ее лицу, она просто от души забавлялась. - Все зависит от того, красивый ли он, Мария, - ответила она, весело улыбаясь. - Если он очень славный, я бы немножко поводила его за нос, а пока что подержала бы сумочку у себя. - Но он не хочет ждать, - лукаво заявила Мария, явно сознавая пикантность положения (при этом она подмигнула Клайду, который подошел ближе). - Я должна сегодня же стать его милкой, не то придется отдать ему сумочку, а сама я никогда не смогу купить такую шикарную сумку! - Она с лукавым и озорным видом смотрела на сумочку, комически наморщив нос. - Как же мне быть? "Пожалуй, это слишком для такой скромной провинциалочки, как мисс Олден. Это ей не понравится", - подумал Клайд. Но Роберта оказалась на высоте: она притворилась встревоженной. - Ох, трудно тебе приходится, - сказала она. - Не представляю, что ты будешь делать! Она широко раскрыла глаза и изобразила на лице величайшую озабоченность. Клайд видел, что она только играет, но играет превосходно. И тут кудрявая голландка Лена заявила: - Ей-богу, я возьму сумку и парня тоже, если он тебе не нужен. Где его найти? У меня сейчас нет милого. Она протянула руку, словно собираясь взять у Марии сумочку; та столь же поспешно отступила, и почти все девушки, которые слышали все это и от души потешались над грубой шуткой, завизжали от восторга. Даже Роберта громко засмеялась, и Клайду это было приятно: ему нравился грубый юмор, пока дело ограничивалось невинной забавой. Когда послышался гудок и в соседнем помещении зажужжали сотни швейных машин, он услышал, как Роберта сказала: - Пожалуй, ты права, Лена. Хорошего человека встречаешь не каждый день. Ее глубокие глаза блестели, соблазнительные губы раскрылись в улыбке. Клайд понимал, что она поддразнивает и шутит, а не говорит всерьез, но чувствовал также, что она совсем не такая ограниченная, как он опасался. Оказывается, она и человечная, и веселая, и снисходительная, и добродушная, и чувство юмора у нее есть. И хотя она бедно одета и ходит все в той же коричневой шляпке и синем платье, в которых пришла на работу в первый день, она красивее всех остальных работниц. И ей незачем красить губы и щеки, как это делают девушки-иммигрантки, чьи лица иной раз походят на расписные пряники. А как хороши ее руки и шея, округлые и изящные, и с какой грацией и увлечением она работает, словно это доставляет ей истинное удовольствие! От напряженной работы в самые жаркие часы у нее на верхней губе, на лбу и на подбородке выступают капельки пота; прервав на мгновение работу, она вытирает их платком, а Клайду кажется, что они, как жемчужины, только делают ее еще очаровательнее. То были для Клайда удивительные дни. Снова - и в таких условиях, что он целыми днями мог быть вблизи нее, - в его жизни появилась девушка, о которой он думал, которой восхищался и к которой постепенно стал стремиться со всей страстностью, на какую был способен, - как стремился прежде к Гортензии Бригс, но с более приятным чувством, так как он видел, что Роберта гораздо проще, добрее и порядочнее. И хотя на первых порах она довольно долго казалась (или притворялась) совершенно равнодушной и словно не замечала его, на самом деле все это с самого начала было неправдой. Она просто не знала, как себя вести. Он красивый, думала она, руки у него красивые, и мягкие темные волосы, а черные глаза такие грустные и нежные. Он привлекателен - даже очень! Настоящий красавец! Однажды в отделение зашел Гилберт Грифитс и заговорил о чем-то с Клайдом - и поэтому Роберта вообразила, что Клайд человек гораздо более состоятельный и с лучшим положением в обществе, чем она думала раньше. К тому же, едва появился Гилберт, ее соседка Лена Шликт, наклонясь к ней, сказала: - Это мистер Гилберт Грифитс. Вся фабрика принадлежит его отцу, и, говорят, когда отец умрет, все перейдет к нему. Они двоюродные братья, - прибавила она, кивнув в сторону Клайда. - Очень похожи, правда? - Да, очень, - сказала Роберта, украдкой рассматривая обоих молодых людей. - Только мне кажется, мистер Клайд красивее, - как по-твоему? Ода Петканас, сидевшая по другую сторону Роберты и слышавшая ее слова, рассмеялась: - Это всем так кажется! И он не такой гордый, как мистер Гилберт. - А он тоже богатый? - спросила Роберта, думая о Клайде. - Не знаю. Говорят, что нет. - На лице Оды выразилось сомнение. Она, как и остальные девушки, живо интересовалась Клайдом. - Он прежде работал в декатировочной. По-моему, он просто работал поденно, как и все. Но, говорят, он только недавно приехал сюда, чтобы познакомиться с делом. Может быть, он здесь ненадолго. Роберта вдруг огорчилась, услышав это; до сих пор она старалась уверить себя, что не думает о Клайде как о человеке, которого могла бы полюбить, но теперь, представив себе, что он в любой день может неожиданно уехать и она никогда больше его не увидит, она почувствовала странное волнение. Он такой молодой, красивый, обаятельный. И ведь она ему нравится, это ясно. Нет, об этом не следует думать. И она не должна пытаться ни взглядом, ни движением привлечь его внимание. Ведь он здесь такая важная персона, настолько выше ее... Услыхав о высоких родственных связях Клайда и о его предполагаемом богатстве, верная своим понятиям Роберта решила, что он, конечно, не может интересоваться ею с серьезными намерениями. Ведь она - бедная работница. А он - племянник такого богача... Конечно, он не женится на ней. А какие же другие отношения могут быть между ними? Нет, осторожность прежде всего. 15 В эти дни мысли Клайда о Роберте и его собственном положении в Ликурге были путаны и тревожны. Разве Гилберт не предупреждал его, чтобы он не заводил никаких знакомств с работницами? С другой стороны, у него все еще нет ни знакомых, ни какого-либо положения в обществе и по-прежнему он очень одинок. Правда, поселившись у миссис Пейтон, он оказался на лучшей улице, в лучшем районе, - но, в сущности, ему здесь даже хуже, чем у миссис Каппи. Там он, по крайней мере, встречался с молодежью вроде Дилларда и не скучал бы, если бы позволил себе сблизиться с нею. А здесь, кроме брата миссис Пейтон, холостяка примерно одних с нею лет, и ее тридцатилетнего сына, болезненного и замкнутого, служащего в одном из ликургских банков, он не видит никого, кто бы мог и хотел его развлечь. Как и все, с кем ему приходилось встречаться, его новые хозяева думают, что он не нуждается в их обществе: у него есть родные и знакомые, и было бы некрасиво ему навязываться. С другой стороны, хотя Роберта и не принадлежит к тому высшему обществу, к которому он теперь стремится, она прелестна! Клайда неудержимо влекло к этой девушке. День за днем полное одиночество, а еще больше властный инстинкт толкали его к ней; его то и дело тянуло посмотреть на нее, а ее - на него. Их взгляды на мгновение встречались исподтишка, напряженные, лихорадочные. И от одного беглого взгляда, который Роберта бросала на него украдкой, вовсе не желая, чтобы Клайд это заметил, его порой охватывали лихорадка и слабость. Какой у нее прелестный рот, большие ласковые глаза, сияющая и в то же время часто застенчивая и боязливая улыбка! А какие прелестные руки, какая гибкая фигурка, быстрые и ловкие движения! Если бы подружиться с ней, заговорить, встретиться где-нибудь... если б только она захотела, а он осмелился! Смущение. Страстное желание. Долгие часы жгучего томления. Что и говорить, Клайда не только озадачивали, но и возмущали нелепые, ненормальные противоречия, которыми была полна здесь его жизнь: он одинок и заброшен, а между тем все окружающие полагают, что он вращается в веселом и приятном обществе. И чтобы развлечься немного - так, как подобает ему в его теперешнем положении, и своим отсутствием поддержать общее заблуждение, будто он приятно проводит время в хорошем обществе, он стал уезжать на субботу и воскресенье в Гловерсвил, Фонду, Амстердам или на озера Серое и Крам: там были купальни, хорошие пляжи и можно было брать напрокат купальные костюмы и лодки. Клайд всегда думал, что на случай, если Грифитсы когда-нибудь приблизят его к себе, ему следует приобрести манеры и привычки светского человека; случайный знакомый - отличный спортсмен - научил его прекрасно плавать и нырять, но особенно увлекся он греблей. Он с удовольствием сознавал, что выглядит очень живописно, когда в рубашке с открытым воротом, в парусиновых туфлях выплывает на середину озера Крам в ярко-красной, зеленой или синей байдарке, - их давали напрокат по часам. В эту летнюю пору все вокруг казалось каким-то воздушным, сказочным, особенно если высоко над головой таяли в синеве два-три облачка. И Клайд среди бела дня начинал грезить о том, как бы он чувствовал себя, став членом одной из тех богатых компаний, которые посещают более модные северные окрестности Ликурга - озера Рэкет или Скрун, или Джордж и Чемплейн. Он представлял себе танцы, игру в гольф и теннис, катание по озеру на лодках в обществе самых богатых людей Ликурга - тех, кто может позволить себе ездить по таким местам. Примерно в это же время Роберта и ее подруга Грейс открыли существование озера Крам и выбрали его, с одобрения четы Ньютон, как лучшее и самое тихое местечко для купанья за городом. Им тоже понравилось приезжать сюда по субботам и воскресеньям после полудня; они шли по протоптанной пешеходами тропинке вдоль западного берега, на котором кое-где стояли отдельные группы деревьев, садились под деревом и смотрели на воду: они не умели ни грести, ни плавать. Вокруг росли полевые цветы и было вдоволь ежевики. Кое-где, пробравшись по топкому болотистому берегу, можно было дотянуться до белых водяных лилий с их нежными желтыми сердечками. Они были ужасно соблазнительны, и девушки уже два раза приносили миссис Ньютон целые охапки полевых и водяных цветов. В третье воскресенье июля Клайд, сняв пиджак и шляпу, по-прежнему одинокий и недовольный, скользил в темно-синей байдарке вдоль южного берега озера в полутора милях от купален; он чувствовал себя неудовлетворенным и обиженным и предавался тщеславным мечтам о жизни, какую ему хотелось бы вести. На озере там и сям виднелись байдарки и неуклюжие, по сравнению с ними, большие лодки, и до Клайда порою долетали обрывки разговора и веселый смех юношей и девушек, мужчин и женщин. Иной раз Клайд замечал вдалеке байдарку с другим таким же мечтателем и всегда решал, что это счастливый влюбленный... Не то что он в своем одиночестве. Уже один вид других молодых людей и их подруг будил в Клайде страстные желания, подавленные и мятежные. И тогда воображение рисовало ему иную картину: если бы только судьба была благосклоннее к нему, если бы он родился в другой семье, теперь он плыл бы в байдарке по озеру Скрун, или Рэкет, или Чемплейн с какой-нибудь девушкой вроде Сондры Финчли и любовался более красивыми берегами. И разве он не мог бы кататься верхом, играть в теннис, танцевать по вечерам, разъезжать повсюду вместе с Сондрой на мощной быстроходной машине? Он чувствовал себя таким отверженным и одиноким, что не находил покоя; окружающее терзало его: ему казалось, кругом, куда ни глянь, повсюду любовь, романтика, довольство. Что же делать? Куда деваться? Не может же он вечно жить в одиночестве. Он слишком несчастен. Его мысли и память обращались к прошлому, к немногим счастливым веселым дням, которые он провел в Канзас-Сити перед тем страшным несчастьем... Он вспоминал Ретерера, Хегленда, Хигби, Тину Когел, Гортензию, сестру Ретерера Луизу - словом, ту веселую компанию, с которой он начинал сживаться как раз перед катастрофой. А потом перед ним вставали Диллард, Рита, Зелла - с ними, конечно, было веселее, чем одному. Вдруг Грифитсы больше ничего для него не сделают? Неужели он приехал сюда только для того, чтобы Гилберт глумился над ним? Неужели дети его богатого дяди и все это блестящее общество никогда его не признают? По тысяче примет он видел, какой благополучной, беззаботной и, конечно, счастливой жизнью живут эти люди. Даже теперь, в этот мертвый сезон, местные газеты чуть ли не каждый день сообщают о том, как они веселятся, разъезжают по окрестностям... Иногда кто-нибудь из них ненадолго заглянет в город - и тогда веселую компанию светской молодежи можно увидеть у входа в отель "Ликург" или перед одним из прекрасных особняков на Уикиги-авеню. В дни, когда отец или сын Грифитсы бывали в городе, у подъезда главной конторы останавливались их дорогие роскошные машины. Гилберт и Сэмюэл появлялись в великолепных летних костюмах и, сопровождаемые высшими служащими фирмы, делали торжественный, прямо королевский обход огромного предприятия, выслушивая доклады и отдавая распоряжения. А вот он, двоюродный брат этого самого Гилберта, племянник знаменитого Сэмюэла, предоставлен самому себе просто потому - теперь это ясно, - что он, на их взгляд, слишком мелкая сошка. Его отец не такой способный делец, как этот важный дядя, мать (храни ее бог!) не такая светская дама, как холодная, надменная, равнодушная тетка. Не лучше ли бросить все это? В конце концов, пожалуй, он сделал глупость, приехав сюда. Может быть, его богатые родственники вовсе и не собираются больше помогать ему? Одиночество, обида и разочарование заставляли его мечтать уже не о Грифитсах и их обществе (с особенно жгучим волнением он всегда вспоминал о красавице Сондре Финчли), но о Роберте и о той среде, которая окружала его здесь так же, как и ее. Конечно, Роберта просто бедная работница, но она гораздо привлекательнее всех других девушек, которых он каждый день видит на фабрике. Как несправедливо и нелепо со стороны Грифитсов требовать, чтобы человек в положении Клайда не знакомился с такими девушками, как, например, Роберта, только потому, что она работает на фабрике! Из-за этого запрещения он не может даже просто подружиться с нею, съездить вдвоем куда-нибудь на озеро или пойти к ней в гости. И в то же время она не может завязать других, более подходящих знакомств, потому что у него нет денег и он ни с кем не встречается. А Роберта так хороша, неотразимо обаятельна... Он представлял себе ее за работой - быстрые, грациозные движения ее точеных рук, ее гладкую кожу, сияющие глаза, когда она ему улыбается. Его снова охватило чувство, которое теперь постоянно владело им на фабрике. Пусть эта девушка бедна и ей, по несчастью, пришлось стать простой работницей, он все равно был бы очень счастлив с нею, но только при одном условии: чтобы не нужно было жениться. Что касается брака, тут честолюбивый Клайд был словно под гипнозом: он женится на девушке из круга Грифитсов! И все же он пламенно стремился к Роберте. Если бы только решиться... если бы поговорить с нею, проводить ее как-нибудь домой после работы, привезти сюда, на озеро, в субботу или воскресенье, покатать ее на лодке - просто чтобы отдохнуть и помечтать вместе. Байдарка Клайда огибала мыс, поросший деревьями и кустарником и скрывавший мелкую бухточку, - здесь было множество водяных лилий, их широкие листья покоились на глади озера. На берегу стояла девушка и смотрела на цветы. Она была без шляпы и прикрывала рукой глаза, потому что солнце светило ей прямо в лицо. Губы ее приоткрылись в гримаске легкого недоумения. Она показалась Клайду очень хорошенькой, и, перестав грести, он стал смотреть на нее. Рукава ее голубой блузки доходили только до локтей; темно-синяя юбка облегала стройную фигуру. Неужели это Роберта? Нет, не может быть! Да, это она! И, не успев даже подумать о том, что он делает, Клайд оказался совсем рядом с нею, в каких-нибудь двадцати футах от берега; он смотрел на нее, сияющий, с видом человека, чьи грезы внезапно, сверх всяких ожиданий стали явью. И как будто он сам был чудесным видением, вдруг возникшим из небытия, плодом напряженного воображения, обретшим живую форму, - она тоже стояла и неподвижно смотрела на него, невольно улыбаясь той очаровательной улыбкой, которая всегда появлялась на ее губах в минуты радостного волнения. - Как, мисс Олден! Неужели это вы? - воскликнул он. - Я не был уверен. Никак не мог отсюда разглядеть, вы ли это! - Ну да, я, - засмеялась она, удивленная и чуточку растерянная. Она явно была рада видеть его, хотя в первые мгновения слегка сдерживала свою радость, - и, однако, сразу встревожилась, предвидя, сколько осложнений может повлечь за собою эта встреча. Завяжется знакомство, может быть, дружба, и ей вовсе не хочется больше противиться этому, - пусть люди думают о ней что угодно. Но все же ведь с нею подруга, Грейс Марр. Нужно ли говорить Грейс о Клайде и о том, как он нравится ей, Роберте? Все это волновало ее. И все-таки она не могла подавить радостную улыбку и смотрела на него открыто и приветливо. Она столько думала, столько мечтала о нем - это были мирные, скромные и радостные мечты. И вот он здесь! Разве может кто-либо поставить им в вину, что они оба случайно оказались здесь, на озере? - Гуляете? - вымолвил наконец Клайд, хотя от радости и из-за своих страхов он изрядно смутился, когда она оказалась перед ним. Но, тут же вспомнив, как она только что смотрела на цветы, прибавил: - Нарвать вам лилий? Мне показалось, вы хотели достать их. - Да-а, - ответила Роберта, все еще улыбаясь и пристально глядя на него, потому что Клайд со своими темными волосами, растрепавшимися на ветру, в бледно-голубой рубашке с открытым воротом и засученными рукавами, с желтым веслом в руках, поднятым над красивой синей лодкой, казался ей неотразимым. Если бы завоевать этого юношу, чтобы в целом мире никто, кроме нее, не имел на него права... Это было бы величайшим счастьем, больше ей ничего на свете не нужно. И вот он здесь, у самых ее ног - в ярко-синей байдарке, весь освещенный сияющим солнцем июля, - такой необыкновенный и милый. Он смеется и смотрит на нее с восхищением. А Грейс где-то далеко, собирает маргаритки... Но можно ли?.. Имеет ли она право?.. - Я смотрела, нельзя ли как-нибудь до них дотянуться, - продолжала она, сдерживая волнение, и голос ее чуть дрогнул. - До сих пор я не видела лилий у этого берега. - Я нарву их вам сколько угодно! - весело воскликнул Клайд. - Стойте здесь, сейчас я их вам доставлю. - Но тут же он подумал, что еще приятнее взять ее к себе в байдарку, и прибавил: - А почему бы вам не прокатиться со мной? Здесь достаточно места для двоих, и я отвезу вас, куда хотите. Вон там, немного подальше, за островком, лилии гораздо красивее; да и на другой стороне озера их сколько душе угодно. Роберта посмотрела на озеро. Мимо как раз проплывала другая байдарка - в ней сидели юноша одних лет с Клайдом и девушка не старше, чем она сама. На девушке было белое платье и розовая шляпа, а лодка была зеленая. А вдалеке, у того островка, о котором говорил Клайд, еще одна лодка, ярко-желтая, и в ней тоже парочка. Роберта предпочла бы покататься в лодке без подруги. Ей так хотелось побыть с ним вдвоем... Как жаль, что она здесь не одна! Если сейчас позвать Грейс в лодку и если потом Грейс когда-либо услышит что-нибудь про нее и Клайда, она, пожалуй, начнет болтать об этом катанье и выдумывать лишнее... А ответить Клайду отказом тоже страшно: он может потерять к ней всякий интерес, и это будет ужасно. Она стояла и думала, а Клайд, взволнованный и огорченный ее нерешительностью, своим одиночеством и неудержимым стремлением к ней, вдруг воскликнул: - Нет, пожалуйста, не отказывайтесь!.. Садитесь сюда! Мне очень хочется вас покатать. Вам понравится, вот увидите! И мы наберем лилий сколько хотите. И потом я в десять минут отвезу вас в любое место, куда только пожелаете. Она отметила про себя: "Мне очень хочется вас покатать" - и это успокоило ее и придало решимости. Он не собирается как-нибудь дурно воспользоваться ее согласием. - Но я здесь с подругой, - сказала она неуверенно, почти горестно: ей хотелось покататься с Клайдом вдвоем, и меньше всего на свете ей в эту минуту нужна была Грейс. И зачем только она взяла ее с собой? Грейс некрасивая, может не понравиться Клайду, и тогда все будет испорчено. - И потом, - прибавила Роберта без всякого перехода, обуреваемая самыми противоречивыми мыслями, - пожалуй, мне лучше не садиться. Может быть, это опасно? - Ну нет, пожалуй, вам лучше сесть! - засмеялся Клайд, видя, что она уступает. - Это ни капельки не опасно, - с жаром прибавил он. Затем, подведя байдарку к берегу, возвышавшемуся на целый фут над водой, и, ухватившись за корень дерева, сказал: - Право же, вам нечего бояться. Зовите свою подругу, если хотите, и я покатаю вас обеих. Места хватит и для троих, а там всюду водяных лилий сколько угодно. Он кивком указал на восточный берег озера. Роберта больше не в силах была противиться: она ухватилась за свисающую над водой ветку, чтобы легче было спуститься, и громко позвала: - Грейс, Грейс, где ты? Она наконец решила, что лучше взять с собой подругу. Издали послышался голос: - Да-а! В чем дело? - Иди сюда. Иди скорей, мне нужно тебе кое-что сказать. - Нет, лучше ты иди сюда. Здесь просто изумительные маргаритки. - Нет, ты иди сюда. Нас хотят покатать на лодке. Она хотела крикнуть это громко, но почему-то голос ей изменил, и Грейс продолжала собирать цветы. Роберта нахмурилась. Она не знала, что делать. И вдруг решилась: - Ну, ладно, тогда мы подплывем туда, к ней, - хорошо? И Клайд воскликнул в восторге: - Вот и прекрасно! Конечно, подплывем. Идите сюда. Мы сперва нарвем тут лилий, а потом, если она не придет, подъедем к ней. Шагайте прямо на середину, тогда байдарка не качнется. Он смотрел на нее снизу вверх, и Роберта тревожным и вместе ласковым взглядом встретила его взгляд. Радость обволакивала ее, словно розовый туман. Она уже совсем приготовилась было шагнуть в байдарку. - А это не опасно? - опять спросила она. - Нет, конечно, - убеждал Клайд. - Я удержу байдарку, а вы хватайтесь покрепче за ветку и шагайте. Она прыгнула, и байдарка, которую Клайд удерживал на месте, едва заметно накренилась; Роберта слегка вскрикнула и упала на мягкую скамейку. Она показалась Клайду совсем девочкой. - Ну вот, все хорошо, - успокаивал он ее. - Теперь сядьте как раз посредине. Байдарка не перевернется... Вот забавно - я все еще не могу опомниться... Ведь я как раз перед этим думал о вас. Думал, что вам, наверно, понравилось бы здесь, на озере. И вдруг вы здесь, и мы с вами встретились, и все вышло совсем просто - вот так! И он прищелкнул пальцами, показывая, как просто это вышло. А Роберта, обрадованная и немного испуганная его признанием, сказала смущенно: - Это правда? Она вспомнила, что и сама думала о нем. - Да, и больше того, - продолжал Клайд. - Я весь день думал о вас. Правда, правда! Мне очень хотелось встретить вас сегодня утром и привезти сюда. - Ну, что вы, мистер Грифитс! Не надо так говорить, - умоляюще сказала Роберта, опасаясь, что эта неожиданная встреча может слишком быстро сблизить их. Разговор становился чересчур интимным, и это ей не нравилось: она боялась и Клайда и самой себя; теперь она старалась смотреть на него холодно или по крайней мере равнодушно, но это была не слишком успешная попытка. - Все равно это правда, - настаивал Клайд. - А тут в самом деле очень красиво, - сказала Роберта, - мы с подругой были здесь уже несколько раз. - Вот как! - Клайд опять пришел в восторг. Она так чудесно улыбалась! Он стал рассказывать о том, как ему нравится здесь и как он учился плавать и грести. - И подумать только! Поворачиваю сюда байдарку и вдруг вижу: вы стоите и смотрите на лилии. Правда, странно? Я чуть не свалился в воду. Вы стояли там, на берегу, такая хорошенькая, - я никогда еще не видел вас такой! - Ну, что вы, мистер Грифитс! - снова попыталась остановить его Роберта. - Не надо так говорить. Видно, вы ужасный льстец, - начинаете сразу говорить такие вещи! Клайд снова покорно взглянул на нее, и она улыбнулась ему и подумала, что он никогда еще не был так красив. Но что бы он сказал, мелькнула у нее мысль, если бы она призналась ему, что как раз перед тем, как он появился на своей байдарке из-за этого мыса, она тоже думала о нем и хотела, чтобы он был здесь с нею вместо Грейс. И в своих мечтах она видела, как они сидят рядом, разговаривают, может быть, даже держась за руки. В своих мечтах она даже позволяла ему обнять себя за талию. Конечно, многие люди сказали бы, что это ужасно. И он никогда не узнает об этом, никогда. Это слишком большая интимность, это бесстыдство. А все-таки она мечтала об этом. Но что подумали бы в Ликурге, если бы увидели, как Клайд катает ее по озеру? Он - заведующий отделением, ее начальник, а она - простая работница. Что об этом скажут! Может даже подняться скандал! Но ведь Грейс Марр скоро будет с ними. Конечно, Роберта ей все объяснит. Он плыл мимо, узнал ее и помог ей нарвать цветов. Что тут такого? Правда же, почти невозможно было не согласиться. Клайд направил байдарку так, что они плыли теперь среди водяных лилий. Отложив в сторону весло, он рвал цветы с длинными влажными стеблями и бросал к ее ногам. Она полулежала, откинувшись на сиденье, опустив одну руку в воду, как делали другие девушки. На время она успокоилась и любовалась Клайдом - его лицом, руками; растрепавшиеся волосы падали ему на глаза. Какой он красивый! 16 Все следующие дни и Клайд и Роберта были под впечатлением этой прогулки и не переставали думать о том, как романтично свел их счастливый случай; однако оба понимали, что им не следует быть знакомыми ближе, чем полагается начальнику и подчиненной. Тогда, на озере, они поболтали несколько минут, - Клайд говорил о том, как красивы лилии и как ему приятно собирать их для нее, - потом взяли в байдарку Грейс и возвратились к пристани. И, оказавшись на берегу, оба снова растерялись: они не знали, как быть дальше. Возвращаться в Ликург вместе? Роберта понимала, что это будет неосторожно: еще пойдут всякие толки. И Клайд, со своей стороны, думал о Гилберте и о других знакомых по Ликургу. Могут выйти неприятности. Что скажет Гилберт, если это дойдет до него? Поэтому и Роберта, и Клайд, и даже Грейс сомневались, благоразумно ли возвращаться вместе. Грейс беспокоилась за свою репутацию и вдобавок была обижена тем, что Клайд нисколько не интересовался ею. И Роберта, заметив настроение подруги, спросила: - Как нам быть, по-твоему? Может, извинимся и попрощаемся? Она старалась сообразить, как бы выйти из затруднительного положения, не оскорбив Клайда. Сама она была точно околдованная, - не будь здесь Грейс, она бы поехала с ним. Но с Грейс, которая к тому же так нервничает, это невозможно. Надо придумать какое-то извинение. И Клайд тоже думал, как ему поступить: поехать ли с девушками, рискуя, что кто-нибудь из знакомых увидит его и сообщит об этом Гилберту, или под каким-нибудь предлогом расстаться с ними. Однако он не мог ничего придумать и уже готов был вести их к трамваю, как вдруг их окликнул Шерлок, молодой электромонтер, живший в доме Ньютонов. Он как раз собирался обратно в город вместе с приятелем, у которого был маленький автомобиль. - Вот так встреча! - воскликнул он. - Как поживаете, мисс Олден! Здравствуйте, мисс Марр. Если вы собираетесь домой, мы можем вас подвезти. Не только Роберта, но и Клайд слышал это приглашение. И Роберта сейчас же сказала, что уже поздно, а они с Грейс должны быть сегодня в церкви вместе с Ньютонами, поэтому им было бы удобнее вернуться на машине. Роберта, впрочем, надеялась, что Шерлок пригласит и Клайда и что Клайд согласится. Шерлок действительно предложил Клайду ехать с ними, но Клайд решительно отказался. Он объяснил, что хочет побыть здесь еще немного. И Роберта простилась с ним, бросив ему взгляд, ясно говоривший, как она благодарна и счастлива. Они так приятно провели время! А Клайд, несмотря на все свои сомнения и угрызения совести, подумал: как грустно, что он и Роберта не могли остаться здесь дольше. И сразу после их отъезда он один вернулся домой. На следующее утро он с особенным нетерпением ждал встречи с Робертой. Во время работы, на глазах у всех, он не мог проявить свои чувства, но все же по беглой восхищенной улыбке, которая играла на его лице и вспыхивала во взгляде, Роберта поняла, что он настроен так же восторженно, как и накануне. И хотя она чувствовала, что надвигается какой-то серьезный перелом в их отношениях, и понимала, как необходимо (хоть это и очень неприятно) хранить все в тайне, - она, в свою очередь, не могла не ответить ему нежным и покорным взглядом. Подумать только, что он ею увлекся! Как странно и как тревожно! Клайд тотчас решил, что его ухаживание принимают благосклонно и надо воспользоваться первым же удобным случаем, чтобы заговорить с Робертой. Выбрав минуту, когда ее соседки отошли, он подошел к ней и, взяв в руки один из воротничков, которые она штемпелевала, сказал с таким видом, словно речь шла о ее работе: - Вчера мне было ужасно жаль, что нам пришлось так быстро расстаться! Я очень хотел бы сегодня опять поехать с вами на озеро, вместо того чтобы сидеть здесь. А вы? Роберта повернулась к нему, сознавая, что настала минута, когда нужно решить, будет ли она поощрять его ухаживание. В то же время она почувствовала, что не может оттолкнуть его, чем бы это ей не грозило. Какие у него глаза! А волосы! А руки! И вместо того чтобы ответить ему холодно или укоризненно, она только подняла на него беспомощные и ласковые глаза, полные такой растерянности и покорности, что Клайд понял: она так же не в силах бороться с влечением к нему, как и он с влечением к ней. Он тут же решил, как только будет удобно, заговорить с нею о том, где бы им встретиться без свидетелей; ясно, что ей, как и ему, не хочется, чтобы их видели... Сегодня отчетливее, чем когда-либо раньше, он понимал, что вступает на опасный путь. Он начал делать ошибки в подсчетах, чувствуя, что вблизи Роберты не в состоянии сосредоточиться на работе. Она слишком очаровательна, слишком влечет его к себе - такая живая, веселая, милая... Если бы ему добиться ее любви, он стал бы счастливейшим человеком на свете. Да, но это правило, о котором говорил Гилберт... Только накануне, на озере, Клайд пришел к выводу, что в его положении на фабрике нет ничего хорошего. Но теперь, когда есть надежда на сближение с Робертой, гораздо приятнее остаться. Разве он не может еще хотя бы некоторое время сносить равнодушие Грифитсов? А там - как знать! - может быть, они все-таки заинтересуются им и сочтут возможным ввести его в свое общество, если только он ничем перед ними не провинится. Однако сейчас его мучит искушение сделать как раз то, что запрещено. Но что значит этот запрет, которым связал его Гилберт? Если б только сговориться с ней, - может быть, они могли бы встречаться тайно, чтобы избежать пересудов. И Клайд, сидя за своей конторкой или расхаживая по штамповочной, обдумывал, как поступить. Даже здесь, на работе, он был занят почти исключительно Робертой и не мог думать ни о чем другом. Он решил предложить ей встретиться в маленьком парке на берегу реки Могаук - это было место загородных прогулок к западу от Ликурга. Но за весь день ему не удалось с ней поговорить. Во время перерыва он спустился в столовую, торопливо позавтракал и вернулся пораньше в надежде, что сумеет шепнуть ей о своем желании встретиться. Но она была окружена девушками, и он не мог сказать ей ни слова. В конце дня, выходя с фабрики, он подумал, что хорошо бы встретить ее одну на улице, - тогда он мог бы подойти к ней и заговорить. Он знал, что и ей хочется этого, хотя бы она и стала уверять его в противном. Нужно сделать так, чтобы и ей, как всем, эта встреча показалась совершенно случайной и, значит, невинной. Но когда после гудка Роберта вышла на улицу, ее провожала другая девушка, и Клайду пришлось придумывать что-то еще. В тот же вечер, вместо того чтобы скучать в доме миссис Пейтон или пойти в кино, как он теперь часто делал, или одиноко бродить по улицам, стараясь побороть свою тоску и тревогу, он решил поискать дом на Тэйлор-стрит, где жила Роберта. Дом этот оказался не слишком приятным, далеко не таким симпатичным, как дом миссис Каппи, или тот, где Клайд жил теперь. Это было побуревшее от старости здание, и все здесь по соседству было старомодным и ветхим и уж слишком бесцветным. Однако, несмотря на ранний час, в окнах тут и там уже виднелся свет - и это придавало дому уютный и приветливый вид. И несколько деревьев перед домом понравились Клайду. Что де