ргомистр. Сударыня, вы сказали: при одном ус­ловии. Могу я осведомиться, что это за условие? Клара Цаханассьян. Сейчас скажу. Я даю вам миллиард в обмен на правосудие. Мертвая тишина. Бургомистр. Как это понимать, сударыня? Клара Цаханассьян. Так, как я сказала. Бургомистр. Но ведь правосудие не продается. Клара Цаханассьян. Все продается. Бургомистр. Я все-таки ничего не понимаю... Клара Цаханассьян. Выйди вперед, Боби. Выходит дворецкий, останавливается в центре между столами и снимает черные очки. Дворецкий. Не знаю, сумеет ли кто-нибудь из вас меня узнать? Учитель. Окружной судья Хофер? Дворецкий. Правильно. Сорок пять лет назад я был судьей города Гюллена, а потом служил в апелляционном суде Каффигена до тех пор, пока четверть века назад госпожа Цаханассьян не предложила мне стать ее дворецким. Может, для человека с университетским образовани­ем это несколько странная карьера, но мне было предло­жено такое фантастическое жалованье... Клара Цаханассьян. Ближе к делу, Боби. Дворецкий. Как вы слышали, госпожа Цаханассьян дает вам миллиард и требует за это правосудия. Другими словами, госпожа Клара Цаханассьян заплатит миллиард за то, чтобы вы осудили беззаконие, которое было учинено здесь, в Гюллене. Могу я попросить сюда господина Илла? Илл (встает бледный, испуганный и удивленный). Что вам от меня нужно? Дворецкий. Прошу вас подойти сюда, господин Илл. Илл. Пожалуйста. (Подходит с натянутой улыбкой, пожимает плечами) Дворецкий Дело было в тысяча девятьсот десятом году. Ко мне, тогда судье города Гюллена, поступил иск о признании отцовства. Клара Вешер, как в девичестве звали госпожу Клару Цаханассьян, предъявила иск о признании господина Илла отцом своего внебрачного ребенка. Илл молчит. Вы, господин Илл, отрицали свое отцовство И привели в суд двух свидетелей. Илл. Нашли что вспомнить. Молодо-зелено... Клара Цаханассьян. Тоби и Роби, приведите Ко-би и Л оби. Громилы, жуя резинку, выводят на середину сцены двух слепцов. Оба слепца. Мы тут как тут! Мы тут как тут! Дворецкий. Узнаете ли вы этих людей, господин Илл? Илп молчит, Оба слепца. Мы Коби и Лоби. Мы Коби и Лоби. Илл. Я их не знаю. Оба слепца. Мы очень изменились. Мы очень из­менились. Дворецкий. Назовите свои имена. Первый слепец. Якоб Хюнлейн. Якоб Хюнлейн. Второй слепец. Людвиг Шпар. Людвиг Шпар. Дворецкий. Ну так как же, господин Илл?.. И л л. Я их не знаю. Дворецкий. Якоб Хюнлейн и Людвиг Шпар, узнаете ли вы господина Илла? Оба слепца. Мы слепые. Мы слепые. Дворецкий. Узнаете ли вы его по голосу? Оба слепца. Мы узнаем его голос. Мы узнаем его голос. Дворецкий. В тысяча девятьсот десятом году я был судьей, а вы -- свидетелями. Что вы показали тогда под присягой в суде Гюллена? Оба слепца. Что мы спали с Кларой. Что мы оба спали с Кларой. Дворецкий. В этом вы присягнули передо мной, перед судом, перед Богом. Это была правда? Оба слепца. Мы дали ложную присягу. Мы дали ложную присягу. Дворецкий. Почему вы солгали, Людвиг Шпар и Якоб Хюнлейн? Оба слепца. Нас подкупил Илл. Нас подкупил Илл. Дворецкий. Чем? Оба слепца. Литром водки. Литром водки. Клара Цаханассьян. Расскажите же, Коби и Лоби, что я с вами сделала? Дворецкий. Расскажите. Оба слепца. Дама приказала нас разыскать. Дама приказала нас разыскать. Дворецкий. Верно. Клара Цаханассьян приказала их искать. По всему свету. Они эмигрировали: Якоб Хюнлейн в Канаду, а Людвиг Шпар в Австралию. Но она их нашла. Что же она с вами сделала? Оба слепца. Она отдала нас Тоби и Роби. Она отдала нас Тоби и Роби. Дворецкий. Что с вами сделали Тоби и Роби? Оба слепца. Кастрировали и ослепили. Кастрирова­ли и ослепили. Дворецкий. Таково это дело: перед вами -- судья, ответчик, два лжесвидетеля и судебная ошибка, совершен­ная в тысяча девятьсот десятом году. Я правильно все осветил, истица? Клара Цаханассьян (встает). Да. Илл (топает ногой). Но срок давности миновал, все это было в незапамятные времена. Старая дурацкая ис­тория. Дворецкий. Что стало с вашим ребенком, истица? Клара Цаханассьян (тихо). Он прожил всего год. Дворецкий. Ас вами? Клара Цаханассьян. Я стала проституткой. Дворецкий. Почему? Клара Цаханассьян. Меня обрек на это суд. Дворецкий. И теперь вы требуете, чтобы свершилось правосудие? Клара Цаханассьян. Да. Теперь мне это по сред­ствам. Город Гюллен получит миллиард, если кто-нибудь убьет Альфреда Илла. Мертвая тишина. Жена Илла бросается к мужу и обнимает его. Госпожа Илл. Фреди! Илл. Как ты можешь этого требовать, моя колдунья? Ведь позади такая длинная жизнь... Клара Цаханассьян. Жизнь позади длинная,, но я ничего не забыла. Ни Конрадова леса, ни Петерова сарая, ни кровати вдовы Болл, ни твоего предательства. Мы уже старики, ты опустился, а меня искромсали хирурги. И те­перь я хочу свести с тобой счеты, ты сам выбрал свой путь, а я свой не выбирала. Только что, сидя в лесу, где прошла наша юность, ты хотел вернуть прошлое. Ну вот, я его возвращаю тебе, но требую правосудия -- правосудия в обмен на миллиард. Бургомистр (встает бледный, с достоинством). Гос­пожа Цаханассьян! Мы пока еще живем в Европе, и мы христиане. От имени города Гюллена и во имя гуманизма я отвергаю ваше предложение. Лучше быть нищим, чем палачом. Бурные аплодисменты. Клара Цаханассьян. Я подожду. ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Все тот же городишко. В глубине фасад гостиницы "Золотой апостол" с обшарпанной лепниной в стиле модерн. Балкон. Справа -- вывеска "Альфред Илл. Магазин". Под вывеской -- грязный прилавок, за ним полки, забитые всяким хламом. Когда кто-нибудь входит в условно обозначенную дверь, тонко звенит колокольчик. Налево вывеска: "Полиция". Под ней дощатый стол, на нем телефон. Два стула. Утро. Роби и Тоби, как всегда жуя резинку, проносят через сцену в гостиницу траурные венки и букеты. Илл следит за ними через окно своей лавчонки. Его дочь подметает пол. Сын закуривает сигару. Илл. Опять венки. С ы н. Каждый день они их таскают с вокзала. Илл. Украшают пустой гроб в "Золотом апостоле". Сын. Путают, а никому не страшно. Илл. Весь город за меня. Сын закуривает. Мать придет завтракать? Дочь. Нет. Она устала. Илл. Хорошая мать вам досталась, детки. Ей-богу. Должен вам это сказать. Хорошая мать. Пусть побудет одна, пусть передохнет. А мы позавтракаем втроем. Давно мы этого не делали. Я зажарю яичницу и открою коробку американской ветчины. Закатим княжеский пир. Совсем как в те счастливые годы, когда у нас в городе процветало "Место под солнцем". Сын. Ты меня извини, (Тушит сигарету.) Илл. Не хочешь с нами поесть, Карл? Сын. Схожу на вокзал. Там заболел носильщик. Мо­жет, им понадобится замена. Илл. Ну, таскать тяжести в такой зной -- разве это занятие для моего сына? Сын. Лучше хоть такая работа, чем никакой! (Уходит.) Дочь (встает). И я пойду, отец. Илл. И ты? Так-так. А куда ты пойдешь, разрешите спросить? Дочь. На биржу труда. Может, найдется хоть какое-нибудь место. (Уходит) Илл растроган. Он вытаскивает платок и сморкается. Илл. Прекрасные дети. Завидные дети. С балкона гостиницы доносятся звуки гитары Голос Клары Цаханассьян. Дай-ка мою левую ногу, Боби. Голос дворецкого. Никак не найду. Голос Клары Цаханассьян. Да она там, на комо­де, за флердоранжем. К Иллу входит покупатель -- п е р в ы и . Илл. Доброе утро, Хофбауэр. Первый. Пачку сигарет. Илл. Как всегда. Первый. Нет, не эту, а вон ту, зеленую. Илл. Она дороже. Первый. Запишите за мной. Илл. Ладно, Хофбауэр, Для вас... ведь мы должны поддерживать друг друга. Первый. Там кто-то играет на гитаре. Илл. Бандит из Синг-Синга. Из гостиницы выходят слеп ц ы. Они несут удочки и прочую рыболовную снасть. Оба слепца. С добрым утром., Альфред! С добрым утром! Илл. Пошли вы ко всем чертям! Оба слепца. Мы идем ловить рыбку. Мы идем ловить рыбку. (Уходят налево.) Первый. Они пошли к ручейку. Илл. Со снастью ее седьмого мужа. Первый. Говорят, его табачные плантации ухнули. Илл. Их тоже зацапала миллиардерша. Первый. Зато и закатит же она пышную свадьбу со своим восьмым! Вчера была помолвка. На балконе гостиницы появляется Клара Цаханассьян в утреннем туалете. Она пробует, как движется правая рука и левая нога. Слышны звуки гитары, которая сопровождает все сцены на балконе: как при оперном речитативе мелодии зависят от текста -- иногда играют вальс, иногда отрывки из различных национальных гимнов и т.п. Клара Цаханассьян. Ну вот, теперь меня опять свинтили. А ну-ка, армянскую, Роби. Звучит гитара. Эту песню так любил мой первый муж. Вечно требовал, чтобы ее играли. Каждое утро. Он был классический мужчина -- этот старый финансист со всеми его бессчет­ными танкерами, скаковыми лошадьми и миллиардами. За него хоть имело смысл выйти замуж. И какой прекрасный наставник... во всех этих... танцах, какой только он не знал чертовщины! Я у него полный курс прошла. Две женщины с посудой для молока подходят к прилавку Илла. Первая женщина. Молока, господин Илл. Вторая женщина. И в мой кувшин тоже. И л л. С добрым утром! Значит, по литру молока каждой из дам? {Открывает бидон и собирается опустить туда черпак.) Первая женщина. Цельного молока, господин Илл. Вторая женщина. Два литра цельного молока, господин Илл. Илл. Неснятого? (Открывает другой бидон, зачерпыва­ет и наливает молоко.) К л ара Цаханассьян (рассматривая в лорнет ут­ренний пейзаж). Какое дивное осеннее утро. На улицах прозрачный туман, как серебристый дымок, и над головой фиалковое небо, вроде того, что так любил рисовать граф Холк, мой третий; он был министр иностранных дел, но все свободное время писал картины. Отвратительные! (Са­дится) Да он и сам был порядочная дрянь. Первая женщина. И масла. Двести грамм. Вторая женщина. И белого хлеба. Два кило. Илл. Вы получили наследство, дорогие дамы, вижу, вы получили наследство. Обе женщины. Да нет. Запишите за нами. Илл. Что ж, все за одного, значит, и один за всех... Первая женщина. Да, еще шоколад за два двадцать. Вторая женщина. А мне за четыре сорок. Илл. Тоже записать? Первая женщина. Конечно. Вторая женщина. Это мы съедим здесь, господин Илл. Первая женщина. Туту вас очень мило, господин Илл. Садятся у прилавка и едят шоколад. Клара Цаханассьян. Сигару "Уинстон". Надо же мне хоть разок попробовать марку, которую выпускал мой седьмой. Особенно теперь, когда мы развелись. Бедный Моби, он так любил ловить рыбу. Представляю, как ему грустно одному в поезде ехать в Португалию. Дворецкий подает ей сигару и зажигает огонь. Первый. Вон она сидит на балконе и курит сигару. Илл. Всегда безбожно дорогие сорта! Первый. Позор!.. И не стыдно ей при этом смотреть на бедствия, которые терпит человечество! Клара Цаханассьян (курит). Странно! Вполне приличная... Илл. Она просчиталась. Пусть я старый грешник, Хофбауэр, но кто из нас без греха? Да, я сыграл с ней бессовестную шутку, но ведь я был мальчишкой... А вот когда в "Золотом апостоле" граждане Гюллена, забыв о нищете, как один, отвергли ее деньги -- это был самый счастливый час в моей жизни. Клара Цаханассьян. Виски, Боби. Чистое. К прилавку Илла подходит втор о и покупатель, такой же нищий, такой же оборванный, как и другие. Второй. Доброе утро. Сегодня будет жара. Первый. Золотая осень. Илл. Ну и бойко же я торгую с самого утра. Бывало, целый день никто не заглянет, а в последнее время -- большой наплыв. Первый. Надо же нам вас поддержать. Вы ведь наш Илл. Вы за нами как за каменной стеной. Обе женщины (продолжая есть шоколад). Как за каменной стеной, господин Илл. Как за каменной стеной. В т о р о и. Ты ведь, в конце концов, самый популярный человеке городе. Первый. Самая важная у нас персона. Второй. Весной мы тебя выберем бургомистром. Первый. Это уж точно. Обе женщины (жуя шоколад). Это уж точно. Второй. Водки, пожалуйста. Идя вдет к полке. Дворецкий подает Кларе Цаханассьян виски. Клара Цаханассьян. Пойди разбуди нового. Не люблю, когда мои мужья так долго спят. И л л (второму). Три десять. Второй. Не это. И л л. Ты же всегда это пил. Второй. Дай мне коньяку. И л л. А его цена двадцать тридцать пять. Никому это не по карману. Второй. Надо же себя побаловать. Через сцену пробегает полуодет а я девушка. Ее преследует То6и. Первая женщина (продолжая есть шоколад). Скан­дал! Как она себя ведет, эта Луиза. Вторая женщина (жуя шоколад). А еще помолвле­на с тем белокурым музыкантом, знаешь, он живет на улице Бертольда Шварца. Илл (подает коньяк). Прошу. Второй. И табачку. Трубочного. И л л. Хорошо. Второй. Только заграничного. Илл подсчитывает, на сколько второй набрал товара. На балкон выходит восьмой муж--киноактер, высокий, стройный, с рыжими усами, в халате. Эту роль может исполнять тот же актер, который играл седьмого мужа. Восьмой муж. Хопси, разве это не очаровательно: наш первый завтрак после помолвки? Ну, просто сон тут, на этом маленьком балконе, под шепот липы и плеск фонтана, а внизу прямо на мостовой бродят куры, спешат озабоченные домашние хозяйки. А там позади, за город­скими крышами, колокольня собора. Клара Цаханассьян. Сядь, Хоби, помолчи. У меня у самой есть глаза. Не философствуй, это не твоя стихия. Второй. Теперь там с ней сидит и муж. Первая женщина (продолжая есть шоколад). Вось­мой муж. Вторая женщина (продолжая есть шоколад). Вид­ный мужчина, киноартист. Моя дочь видела его в роли браконьера в одном фильме по Гантхоферу*. Первая женщина. А я -- в роли священника в картине по роману Грэма Грина. Восьмой муж целует Клару Цаханассьян. Аккорд гитары. Второй. За деньги что хочешь можно купить. (Спле­вывает) Первый. Но не у нас. (Ударяет кулаком по столу.) Илл. Двадцать три восемьдесят. Втор о и. Запиши за мной. Илл, Ну уж ладно, запишу, в виде исключения. Эта неделя -- не в счет. Но смотри, заплати мне первого, как получишь пособие по безработице. Второй идет к двери. Хельмесбергер! Второй останавливается. (Подходит к нему.) У тебя новые ботинки. Новые желтые ботинки. Второй. Ну и что? Илл (смотрит на ноги первого). И у тебя, Хофбауэр. И у тебя новые ботинки. (Смотрит на женщин и медленно, в ужасе, подходит к ним.) И у вас тоже. Новые желтые туфли. Новые желтые туфли. П ер вы и. Не понимаю, что тут особенного? Второй. Нельзя же всю жизнь ходить в старых баш­маках. Илл. Новые ботинки... На что вы могли купить новые ботинки? Обе женщины. В долг, господин Илл, в долг. И л л. В долг? И у меня в долг. Курите лучший табак. Пьете лучшее молоко. Коньяк... Почему вам лавки стали отпускать в долг? В т о р о и. Но ведь и ты отпускаешь нам в долг. И л л. Чем вы собираетесь платить? Молчание. Илл хватает товары с полки и бросает в покупателей. Все разбегаются. Чем вы хотите заплатить? Чем вы хотите заплатить? Чем? Чем? (Бежит за ними.) Восьмой муж. Там шум какой-то. Клара Цаханассьян. Захолустье. Восьмой муж. Кажется, в этой лавчонке внизу что-то случилось. Клара Цахан ас сьян. Наверно, ссорятся из-за цены на мясо. Мощный аккорд гитары. Восьмой муж испуганно вскакивает. Восьмой муж. Господи спаси! Ты слышала, Холей? Клара Цаханассьян. Это черный барс рычит. Восьмой муж (изумленно). Черный барс? Клара Цаханассьян. Подарок паши из Мараке-ша. Бегает тут рядом, в гостиной. Громадный злющий котище с горящими глазами. Мой любимец. Внизу, слева, садится за стол полицейский. Пьет пиво, разговаривает медленно и рассудительно. Сзади к нему подходит Илл. Клара Цаханассьян. Можешь подавать на стол, Боби. Полицейский. Чем могу служить, Илл? Прошу вас, присядьте. Илл продолжает стоять. Чего это вы дрожите? Илл. Я требую, чтобы арестовали Клару Цаханассьян. Полицейский (набивает трубку и, не торопясь, закуривает}. Странно. Крайне странно... Дворецкий накрывает на балконе завтрак и подает письма. И л л. Я требую этого как будущий бургомистр. Полицейский (раскуривая трубку). Но выборы еще не состоялись. Илл. Арестуйте эту даму немедленно. Полицейский. Сделайте письменное заявление. А уж будет ли она арестована, решит полиция. В чем же она провинилась? Илл. Она подстрекает жителей Гюллена меня убить. Полицейский. По-вашему, я должен за это се арес­товать? (Наливает себе пива.) Клара Цаханассьян. Письма. От Айка. И от Неру. Шлют поздравления. Илл. Но ведь это ваш долг! Полицейский. Странно... Крайне странно... (Пьет пиво) Илл. Ничего тут нет странного, Самое обыкновенное дело. Полицейский. Мой дорогой! Все это вовсе не так обыкновенно. Давайте разберемся по существу Старуха сделала городу Гюллену предложение: за миллиард вас... понимаете, о чем я говорю. Это точно, я сам слышал. Но разве это основание, чтобы полиция принимала какие-либо меры против госпожи Клары Цаханассьян? Ведь мы должны соблюдать закон. Илл. Но она подстрекает к убийству! Полицейский. Обождите минутку, дорогой. Под­стрекательство к убийству подсудно только тогда, когда оно сделано всерьез. Разве не так? Илл. Несомненно. Полицейский. Значит, так. Ее предложение никто не может принять всерьез, потому что миллиард, который она предложила, -- цена не реальная,, и вы это сами понимаете; за такое убийство можно заплатить тысячу, ну, от силы две тысячи, уж никак не больше. Значит, отсюда можно заклю­чить, что предложение это несерьезное. Но если бы оно и было сделано всерьез, мы и тогда не стали бы принимать его всерьез, ведь это означало бы, что она сумасшедшая. Ясно? Илл. Ее предложение угрожает моей жизни, вахмистр, сумасшедшая она или нет. Это яснее ясного. Полицейский. Ничуть. Ничего тут нет ясного. Само по себе предложение вам ничем не угрожает, а вот другое дело, если предложение будет принято... Укажите мне на попытку его осуществления, на человека, скажем, который бы поднял на вас оружие, и я тотчас же приму необходи­мые меры. Но ведь именно это предложение не принял ни один человек в Гюллене, напротив. Собрание в "Золотом апостоле" единодушно отвергло его. Пусть с опозданием, но я вас с этим от души поздравляю. (Льет пиво.) И л л. А я вовсе не так в этом уверен, господин вахмистр. Полицейский. Вы не уверены? И л л. Мои покупатели стали покупать самое лучшее молоко, самый лучший хлеб, самые лучшие сигареты. Полицейский. Радуйтесь! Значит, и ваши дела по­шли куда лучше! (Льет пиво.) Клара Цаханассьян. Боби! Распорядись купить акции Дюпона. И л л. Хельмесбергер купил у меня коньяк. А он уже много лет не зарабатывает и держится только на даровой похлебке. Полицейский. Вечерком и я попробую этот коньяк. Хельмесбергер меня пригласил. (Льет пиво.) И л л. На всех новая обувь. Новые желтые ботинки. Полицейски и. А чем вам не нравится новая обувь? На мне, кстати, тоже новые ботинки. (Показывает новые ботинки) И л л. И вы тоже... Полицейский. Как видите. И л л. И тоже желтые. Вы пьете пльзеньское пиво. Полицейский. Вкусное пиво! И л л. Но прежде вы пили только местное? Полицейский. Бурда. Музыка по радио. И л л. Вы слышите? Полицейский. Что? И л л. Музыку. Полицейский. "Веселая вдова". И л л. Радио. П о л и ц е и с к и и. Да, тут совсем рядом, у Хагхолшера. Надо сказать, чтобы он закрывал окна. (Записывает.) Илл. Но откуда у Хагхольцера приемник? Полицейский. Это его личное дело. И л л. Скажите, господин вахмистр, чем вы собираетесь расплачиваться за пльзеньское пиво и за желтые ботинки? Полицейский. Это мое личное дело. Звонит телефон. (Берет трубку) Полиция. Клара Цаханассьян. Боби, сообщи русским по телефону, что я принимаю их предложение. Полицейский. Все в порядке. (Вешает трубку.) И л л. А чем будут расплачиваться мои покупатели? Полицейский. Полиции это не касается. (Встает и снимает со спинки стула винтовку.) И л л. А меня касается. Они будут расплачиваться моей жизнью. Полицейский. Вам никто не угрожает. (Заряжает винтовку.) И л л. Город все больше залезает в долги. Растут долги, и растет достаток. Вместе с достатком растет необходи­мость меня убить. И дама может спокойно сидеть у себя на балконе, попивать кофе, курить сигары и ждать. Просто ждать. Полицейский. Вы фантазируете. Ил л. Все вы ждете! (Стучит кулаком по столу.) Полицейский. Выхватили лишний стаканчик, Илл. (Возится с винтовкой.) Ну вот, зарядил. Теперь вы можете успокоиться. Полиция для того и существует, чтобы все уважали законы, чтобы в стране был порядок и жизнь ее граждан была в безопасности. Она знает, в чем ее долг. Стоит возникнуть даже намеку на малейшую опасность -- полиция тут же примет меры. Уж будьте спокойны, госпо­дин Илл. Илл (тихо). А почему у вас во рту новый золотой зуб, господин вахмистр? Полицейский. А?! Илл. Новенький золотой зуб. И как блестит! Полицейский. Вы что, рехнулись? (Направляет на Илла винтовку, и тот медленно поднимает руки вверх) У меня нет времени выслушивать твои бредни. И без того дел хватает. У миллиардерши сбежал ее любимец, черный барс. За ним нужно организовать погоню. (Уходит) Илл. Погоня идет за мной. За мной. Клара Цаханассьян (читает письмо). Он при­едет, законодатель мод, мой пятый, самый красивый из мужей. Он каждый раз придумывает для меня новую модель подвенечного платья... Роби, сыграй менуэт. Менуэт на гитаре. Восьмой муж. Но твоим пятым мужем был хирург. Клара Цаханассьян. Нет, хирург -- это шестой. (Распечатывает следующее письмо) От короля железных дорог Запада. Восьмой м уж (с удивлением). О нем я еще не слыхал. Клара Цаханассьян, Это мой четвертый. Бан­крот. Его акции теперь принадлежат мне. Я соблазнила его в Букингемском дворце. Восьмой м уж. Но ведь то был лорд Измаил? Клар а Цахан а ссьян. Пожалуй, да. Ты прав, Хоби. Совсем о нем забыла. И о его замке в Йорк-шире. Значит, это письмо от моего второго. Я с ним познакомилась в Каире. Мы целовались под сфинксами. Это был чудесный вечер. Справа -- перемена декораций. Опускается табличка: "Ратуша". Тр ети и входит, задвигает кассу и поворачивает прилавок -- теперь это письменный стол. Появляется бургомистр, кладет на стол револьвер и садится. Слева входит И л л. На стене висит проект нового здания ратуши. И л л. Мне надо с вами поговорить, бургомистр. Бургомистр. Прошу. И л л. Как мужчина с мужчиной. Как ваш будущий преемник. Бургомистр. Слушаю. Илл продолжает стоять, смотрит на револьвер. Сбежал черный барс госпожи Цаханассьян. Он забрался в собор. Нельзя ходить безоружным. Илл. Еще бы. Бургомистр. Я призвал всех мужчин взяться за ору­жие. Детей задержат в школе. Илл (недоверчиво). А не слишком ли много шума? Бургомистр. Охота на хищника! Дворецкий (входя). Президент Международного банка, сударыня. Только что прилетел из Нью-Йорка. Клара Цаханассьян.Я никого не принимаю. Пусть летит обратно. Бургомистр. Что вас тревожит? Говорите откро­венно. Илл (подозрительно). Вы курите хорошие сигареты? Бургомистр. Это светлый табак -- сигареты "Пегас". Илл. Очень дорогие... Бургомистр. Зато приличные. Илл. Раньше вы курили другие. Бургомистр. Да. "Пять коней". И л л. Те были дешевле. Бургомистр. Но невыносимо крепкие. Илл. И на вас новый галстук? Бургомистр. Шелковый. Илл. И ботинки вы себе купили новые? Бургомистр. Я их выписал из Калъберштадта. Но, странно, откуда вы все это знаете? Илл. Поэтому-то я к вам и пришел. Бургомистр. Что с вами? Вы так побледнели. Вы больны? Илл. Я боюсь! Бургомистр. Боитесь? Илл. Достаток растет. Бургомистр. Вот это новость! И, скажу откровенно, она очень меня радует. И л л. Я прошу защиты у властей. Бургомистр. Вот как! С чего это? Илл. Сами знаете, господин бургомистр. Бургомистр. У вас есть подозрения? И л л. За мою голову дают миллиард. Бургомистр. Обратитесь в полицию. Илл. Я обращался в полицию. Бургомистр. Значит, вам нечего волноваться. Илл. Во рту полицейского блестит новый золотой зуб. Бургомистр. Вы забыли, что находитесь в Гюллене, городе с великими гуманистическими традициями. Здесь ночевал Гете, здесь написал свой квартет Брамс. Это к чему-то обязывает. Третий (входит и вносит пишущую машинку). Новая пишущая машинка, господин бургомистр. Ремингтон. Бургомистр. Отнесите в канцелярию. Третий уходит направо. Мы не заслужили такой неблагодарности. Если вы нам не доверяете, -- мне очень жаль. От вас я не ждал такого нигилизма. Мы живем в государстве, где существуют за­коны. Илл. Тогда арестуйте ее. Бургомистр. Странно. В высшей степени странно! Илл. Это же сказал и полицейский. Бургомистр. В конце концов, ее поведение, видит Бог, можно понять. Ведь вы подкупили двух наших горо­жан, подбили их на лжесвидетельство и толкнули юную девушку на пагубный путь. И л л. Однако на этом пагубном пути она подобрала несколько миллиардов, господин бургомистр. Молчание, Бургомистр. Давайте говорить начистоту. И л л. Для этого я сюда и пришел. Бургомистр. Поговорим как мужчина с мужчиной, вы сами об этом просили. У вас нет морального права требовать ее ареста, а о том, что вы будете бургомистром, не может быть и речи Мне очень жаль, но я должен вам это прямо сказать. И л л. Это официальное заявление? Бургомистр. Да. По поручению партий. И л л. Понятно. (Медленно отходит налево и, стоя спи­ной к бургомистру, в оцепенении смотрит в окно.) Бургомистр. Из того, что мы отвергли предложение дамы, вовсе не следует, что мы оправдываем ваше преступ­ление. Сами понимаете -- кандидат в бургомистры должен отвечать определенным моральным требованиям, чего о вас, к сожалению, сказать нельзя. Хотя наше глубокое дружест­венное расположение к вам, разумеется, остается в силе. Слева выхолят Роби и Тоби. Они опять несут венки и букеты; исчезают в "Золотом апостоле". Самое лучшее -- молчать по поводу всей этой истории. Я просил редакцию "Гонца народа" не предавать дело гласности. Ил л (оборачиваясь). Там украшают мой гроб, бурго­мистр. Молчать для меня слишком опасно. Бургомистр. С чего это вы взяли, милейший Илл? Вам следует благодарить нас за попытку похоронить эту позорную историю, предать ее забвению. Илл. Пока я говорю, у меня еще есть надежда на спасение. Б ур го м и с тр. Но это уж слишком! Кто вам угрожает? Илл. Один из вас. Бургомистр (поднимаясь). Кого вы подозреваете? Назовите имя, и я тотчас назначу следствие. Самое нели­цеприятное следствие. Илл. Каждого из вас. Бургомистр. От лица города Гюллена я протестую против таких безответственных обвинений! Илл. Никто не хочет меня убивать. Каждый надеется, что убьет другой. И однажды этот другой найдется. Бургомистр. У вас галлюцинации! Илл. Я вижу у вас проект на стене. Вы собираетесь строить новую ратушу? (Показывает на проект.) Бургомистр. Бог ты мой! Неужели мы не можем составить проект? Илл. Вы уже торгуете моей смертью? Бургомистр. Дорогой мой, если бы я, как политик, не имел возможности мечтать о лучшем будущем, не связывая его с преступлением, -- я бы давно подал в отставку. Можете быть уверены, Илл. Вы приговорили меня к смерти, Бургомистр. Господин Илл! Илл (тихо). Ваш проект -- лучшее тому доказательство! Самое лучшее доказательство! Клара Цаханассьян. Онассис* приедет, и герцог с герцогиней, и Ага. Восьмой муж. Али? Клара Цаханассьян. Вся эта бражка с Ривьеры Восьмой муж. А журналисты? Клара Цаханассьян. Со всех концов мира. Когда я выхожу замуж, от прессы нет отбоя. Газетам нужна я, а мне нужны газеты. (Распечатывает следующее письмо,) От графа Холка. Восьмой муж. Послушай, Хопси! Неужели наш первый семейный завтрак должен сопровождаться чтени­ем писем от всех твоих бывших мужей? Клара Цаханассьян Я не хочу терять общую перспективу. Восьмой муж (с болью), У меня есть свои проблемы. (Встает и смотрит на Гюллен.) Клара Цахан асе ьян. Что-нибудь случилось ствомм "порше"? Восьмой м уж. Да нет. Меня угнетает этот жалкий городишко. Ну хорошо -- шелестят липы, поют птич­ки, плещет фонтан -- и так целый день! Все погружено в глубокий, ничем не тревожимый сытый и уютный покой. Никакого величия, ни малейшего дыхания трагедни. Ни одной моральной приметы нашей великой эпохи. Слева выходит священнике охотничьим ружьем через плечо. Он усаживается за стол, за которым раньше сидел полицейский. Набрасывает на стол белый покров с черным крестом. Снимает ружье и прислоняет его к стене гостиницы. Служка помогает ему облачиться. Темнеет. Священник. Войдите сюда в ризницу, Илл. Илл входит слева. Тут темно, но зато прохладно. И л л. Я не хочу вам мешать, господин священник. Священник. Храм Божий открыт для всех. (Замеча­ет, что Им разглядывает ружье.) Не удивляйтесь, что здесь ружье. Черный барс госпожи Цаханассьян рыщет вокруг. Только что он был здесь, а теперь спрятался в Петеровом сарае. Илл. Я взываю о помощи. Священник. В чем дело? Илл. Мне страшно. Священник. Страшно? Кого вы боитесь? Илл. Людей. Священник. Боитесь, что они убьют вас, Илл? Илл. Они охотятся за мной, как за диким зверем. Священник. Бояться надо не людей, а Бога, не смерти тела, а гибели души... (Служке.) Застегни мне сзади рясу. Теперь видно, что вдоль всех кулис стоят горожане. Сперва мы замечаем полицейского, затем бургомистра, четверых, художника, учителя. Они бродят по сцене, держа ружья наизготовку и что-то тревожно высматривая. Илл. Речь идет о моей жизни. Священник. О вашей вечной жизни. Илл. Достаток в городе растет... Священник. Все это вам мерещится из-за нечистой совести. Илл. Люди повеселели. Девушки наряжаются. Юноши щеголяют в ярких рубашках. Гюллен готовится торжест­венно отпраздновать мое убийство, и я подыхаю от страха. Священник. На благо, только на благо вам это испытание. Илл. Но ведь это ад! Священник. Ад вы несете в себе. Вы старше меня и тешите себя надеждой, что знаете людей. А ведь познать нам дано только самою себя. Если много лет назад вы предали девушку из-за денег, не надо думать, что сегодня люди предадут из-за денег вас. Вы мерите всех на свою мерку. Что ж, это естественно. Причина, которая пробуж­дает в нас страх, спрятана в нашем сердце, гнездится в наших грехах; поймите это, и тогда вы поборете то, что вас мучит; найдете оружие, чтобы победить свой страх. Илл. Зиметхоферы купили стиральную машину. Священник. Это их личное дело. Илл. В кредит. Священник. Думайте лучше о бессмертии вашей души. Илл. Штокеры завели телевизор. Священник. Молитесь! Служка, дай мне воротник! Служка надевает на священника круглый воротник. Прислушайтесь к голосу своей совести, Илл. Покаяние -- вот благой путь, не то все на свете будет питать ваш страх. Это единственный выход. Другого нам не дано. Молчание. Вооруженные горожане незаметно исчезают. Опять кулисы погружаются в темноту. Звонит пожарный колокол. А теперь мне пора приступить к моим обязанностям -- я должен крестить ребенка. (Служке.) Дай сюда Библию, псалтырь и молитвенник. Новорожденный уже подает голос. Скоро его душа будет в безопасности, и он узрит то единственное сияние, которое освещает мрак вселенной. Начинает звонить второй колокол. И л л. А это еще что за колокол? Священник. Хорош? Удивительный тон, свободный и сильный. Вот это благо, настоящее благо. Илл (кричит). И вы, служитель Божий! И вы! Священник (кидается к Иллу и обнимает его). Беги! И верующие и безбожники -- все мы одинаково слабы, Беги. Колокол звонит в Гюллене, колокол предательства! Беги и не вводи нас во искушение... Два выстрела. Илл падает. (Склоняется над ним.) Беги! Беги! Клара Цаханассьян. Боби, там стреляют. Дворецкий. Да, сударыня. Клара Цаханассьян. А зачем? Дворецкий. Черный барс сбежал! Клара Цаханассьян. Убили его? Дворецкий. Лежит мертвый перед лавкой Илла. Клара Цаханассьян. Жаль зверька. А ну-ка, тра­урный марш, Роби. На гитаре исполняется траурный марш. Балкон исчезает. Колокольный звон. На сцене -- декорации начала первого действия. Вокзал. Только вместо рваного расписания висит новенькое. Видны огромные плакаты. На одном сияет желтое солнце, и под ним надпись: "Поезжайте на Юг"; на втором: "Посетите действо "Страсти Господни* в Обераммершу", На заднем плане видны новые крыши Гюллена и строительные краны. Слышен грохот проезжающего экспресса. Начальник станции поднимает флажок. Из глубины сцены выходит Илл со стареньким чемоданчиком в руке; он озирается. Медленно" словно ненароком, со всех сторон подходят горожане. Илл в замешательстве останавливается. Бургомистр. Здравствуй, Илл! Все. Здравствуй! Здравствуй! Илл (робко). Здравствуйте, Учитель. Куда это вы отправляетесь с чемоданом? Все. Куда вы отправляетесь? Илл. На вокзал. Бургомистр. Мы вас проводим. Все. Мы вас проводим. Мы вас проводим. Все больше и больше горожан заполняют сцену. И л л. Не провожайте меня. Право же, не надо. С какой это стати? Бургомистр. Вы уезжаете, Илл? Илл. Я уезжаю. Полицейский. Куда же вы едете? И л л. Сам не знаю. Сперва в Кальберштадт, а потом и дальше... Учитель. Ага. А потом -- дальше. Илл. Лучше бы всего в Австралию. Как-нибудь на это наберу денег. (Продолжает свой путь к вокзалу.) В с е. В Австралию! В Австралию! Бургомистр. Ну, а почему это вы вдруг собрались? Илл (смущенно). Нельзя же всю жизнь сидеть на одном месте, год за годом, год за годом... (Бежит на перрон.) Горожане окружают его. Бургомистр. Эмигрировать в Австралию? Ну, это просто смешно. Врач. И для вас крайне опасно. Учитель. Один из этих кастратов тоже пытался эми­грировать в Австралию. Полицейский. Туг для вас самое безопасное место. Все. Самое безопасное! Самое безопасное! Илл (озирается, как затравленный зверь. Тихо). Я по­слал в Каффиген письмо начальнику полиции... Полицейский. Ну и что? Илл. Никакого ответа. У ч ител ь. Ваша подозрительность просто непостижима! Бургомистр. Никто и не думает вас убивать. Все. Никто. Никто, Илл. На почте перехватили мое письмо. Художник. Какая чушь! Бургомистр. Начальник почты -- депутат магистрата! Учитель. Честнейший человек! Все. Честнейший! Честнейший! Илл. Читайте, здесь написано: "Поезжайте на Юг". Врач. Что из этого следует? Илл. "Посетите действо "Страсти господни" в Обераммергау". У ч ител ь. Ну и что из этого? Илл. Город строится! Бургомистр. Ну и что из этого? Илл. На всех вас новые штаны. П е р в ы и. Ну и что из этого? И л л. Вы становитесь все богаче, все зажиточнее! В с е. Ну и что из этого? Удар станционного колокола. Учитель. Вы же видите, как вас все любят. Бургомистр. Все жители Гюллена вас провожают Все. Весь город. Весь город. И л л. Я об этом не просил. Второй. Разве нам нельзя с тобой попрощаться? Бургомистр. Мы ведь старые друзья. Все. Мы ведь старые друзья! Мы ведь старые друзья1 Грохот приближающегося поезда. Начальник станции поднимае флажок. Слева появляется кондуктор, он словно только что соскочил с подножки. Кондуктор (кричит протяжно). Гюллен! Бургомистр. Это ваш поезд. Все. Ваш поезд. Ваш поезд. Бургомистр. Ну, Илл, счастливого вам пути. Все. Счастливого пути! Счастливого пути! Врач. Прекрасной, долгой жизни. Все. Прекрасной, долгой жизни! Горожане толпятся вокруг Илла. Бургомистр. Вам пора. Садитесь же, Бога ради, поскорей в этот поезд. Это почтовый до Кальберштадта. Полицейский. Желаю счастья в Австралии. Все. Много счастья! Много счастья! Илл стоит неподвижно, вглядываясь в лица провожающих. Илл (тихо). Зачем вы все сюда пришли? Полицейский. И вы еще недовольны? Начальник станции. Прошу садиться в вагоны. Илл. Почему вы меня обступили? Бургомистр. Мы и не думали вас обступать. Илл. Пустите меня! Учитель. Мы вас не держим. Все. Мы вас не держим. Мы вас не держим. И л л. Я знаю, один из вас задержит меня. Полицейский. Глупости. Вам стоит только войти в вагон, и вы увидите, что это глупости. Илл. Уходите! Все стоят не шелохнувшись. У многих руки засунуты в карманы брюк. Бургомистр. Не понимаю, чего вам надо! Идите же, кто вам мешает? Входите в вагон. Илл. Прочь от меня! Учитель. Чего вы боитесь, смешно. Илл (падает на колени). Зачем вы так тесно окружили меня? Полицейский. Он рехнулся. Илл. Вы хотите меня удержать? Бургомистр. Садитесь поскорее в вагон. В с е. В вагон! В вагон! Молчание. Илл (тихо). Один из вас схватит меня, когда я войду в вагон. Все (торжественно). Никто не схватит! Никто! Илл. Я это знаю. Полицейский. Пора. Поезд отходит. Учитель. Садись же наконец в вагон, приятель! Илл. Я знаю, один из вас схватит меня! Один из вас схватит меня! Начальник станции. Отправление! Начальник станции поднимает флажок, кондуктор вскакивает на ходу в поезд. Илл, окруженный провожающими, стоит, закрыв лицо руками. Полицейский. Видите? Ваш поезд ушел без вас, Илл. Все молча медленно расходятся, посреди сцены стоит совершенно подавленный Илл. Илл (один). Я погиб. ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Петеров сарай. Слева на паланкине неподвижно восседает Клара Цаханассьян, она в белом подвенечном платье со шлейфом. Дальше слева -- стремянка, поодаль телега, старая пролетка, куча грязной соломы; посредине -- небольшая бочка Сверху свисают тряпки, полуистлевшие мешки, вес заткано гигантской паутиной. Из глубины сцены выходит дворецкий. Дворецкий. Вас спрашивают врач и учитель. Клара Цаханассьян. Пусть войдут. Входят врач и учитель, ощупью пробираются в темноте. Наконец, разглядев миллиардершу, кланяются. Теперь они хорошо, добротно одеты, пожалуй, даже элегантно. Оба. Сударыня... Клара Цаханассьян (разглядывает их в лорнет). Вы очень запылились, господа! Врач и учитель отряхиваются. Учитель. Извините, пожалуйста, пришлось караб­каться через старую пролетку. Клара Цаханассьян. А мне захотелось посидеть в Петеровом сарае. Что-то я устала. Свадьба в гюлленском кафедральном соборе совсем вымотала меня. Я уже не девочка. Садитесь вот сюда, на бочку. Учитель. Покорно благодарю. (Садится} Врач продолжает стоять. Клара Цаханассьян. Ну и парит! Дышать нечем. Я люблю этот сарай: запах сена, соломы, дегтя... Тут есть что вспомнить. Весь этот хлам -- навозные вилы, пролетка, сломанная телега -- валялся здесь, еще когда я была молодая. Учитель. Памятное место... (Вытирает пот.) Клара Цаханассьян. Священник говорил очень прочувствованно. Учитель. Первое послание к Коринфянам, глава три­надцатая. Клара Цаханассьян. И вы, господин учитель, тоже неплохо показали себя, хор у вас звучал очень тор­жественно. Учитель. Бах. "Страсти по Матфею". До сих пор не могу опомниться; какое блестящее общество! Банкиры, кинозвезды... Клара Цаханассьян. Сейчас и банкиры и кино­звезды уже катят в столицу в своих "кадиллаках". На свадебный обед. Учитель. Сударыня, мы не хотим отнимать у вас дра­гоценное время. Вас с нетерпением ждет молодой супруг. Клара Цаханассьян