горделивой тишине и горнист крутанул мегафон в другую сторону, чтобы по традиции повторить сигнал, в освещенном проеме "боевых ворот" появились фигуры людей, вышедших из пивной Цоя. "Я же вам сказал, это Пруит", - донесся через двор чей-то торжествующий голос, голос человека, выигравшего спор. А потом вслед за умчавшейся в вышину печальной мелодией полетел ее близнец-повтор. Чистые, гордые ноты раскатывались волнами по двору. Люди высыпали на галереи и слушали в темноте, внезапно до боли остро ощущая, как тесно связало их выросшее из страха родство, перед которым отступает все личное. Они стояли в темноте галерей, слушали, и каждый вдруг почувствовал, как близок ему стоящий рядом: он тоже солдат и тоже должен умереть. Потом так же тихо, как пришли, все разбрелись по казармам, опустив глаза и стыдясь собственных чувств, стыдясь вида обнаженной человеческой души. Мейлон Старк молчал, прислонившись к стене кухни, и смотрел на свою сигарету с навечно застывшей кривой улыбкой: казалось, она вот-вот перейдет в плач, или в смех, или в злобный оскал. Ему было стыдно. Стыдно собственной удачи, вернувшей его жизни цель и смысл. Стыдно, что Пруит все это потерял. Он сжал между пальцами безобидно тлеющий уголек, с наслаждением вытерпел его жалящий укус, а потом изо всей силы швырнул окурок на землю, швыряя вместе с ним всю беспредельную несправедливость этого мира, которую он не мог ни принять, ни понять, ни объяснить, ни одолеть. Пруит медленно опустил горн и отошел от мегафона, замершего на вертушке. Неохотно отсоединил мундштук и вернул горн Энди. Губы у Пруита покраснели и сморщились. - Черт, - хрипло сказал он. - Черт. В горле пересохло, воды бы. Даже устал. Мы со Старком в город едем. Где Старк? - И, вертя в руке мундштук, неуверенно двинулся в темноте к казармам; он нисколько не гордился собой: он простодушно не ведал о чуде, которое сотворил. - Вот это да! - сказал Маджио, когда Пруит отошел-от них. - А парень-то классно горнит. Чего же он это скрывает? Ему самое место в команде горнистов. - Он там и был, балда, - презрительно ответил Энди. - Только ушел. Ему там нечего делать. Он в Арлингтоне играл. - В Арлингтоне? - Маджио пристально посмотрел вслед удаляющейся фигуре. - Вон оно что. Кто бы мог подумать. Они стояли втроем, провожая глазами Пруита, и беспомощно молчали, пока не подошел слышавший весь разговор Старк. - Куда это он шагает? - Тебя ищет, - сказал Энди. - Вы же с ним в город собрались. Он на галерею пошел. - Большое спасибо, - насмешливо поблагодарил Старк, - сам бы я ни за что не догадался, - и пошел за Пруитом. - Ну что, старик, - догнал он его. - Поехали? Ох и погудим!  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЖЕНЩИНЫ *  15 Они поднимались по лестнице отеля "Нью-Конгресс", с осторожностью пьяных нащупывая ступеньки в темноте, особенно густой после ярко освещенной и почти безлюдной Хоутел-стрит. Они только что вышли из маленького бара на первом этаже разукрашенного с тропической пышностью ресторана "У-Фа" и сейчас тащили на себе всю ту внезапно навалившуюся тяжесть, о которой не принято говорить вслух и которую ощущает мужчина, когда он готов взять женщину: сердце унизительно замирало от слабости, горло сводило, дыхание перехватывало. В радостном предвкушении того главного, что приближалось, они отлично провели вечер: разнузданно и задиристо валяли дурака, орали, пили, размахивая бутылками, - словом, отлично погуляли и даже не влезли пока ни в одну драку, даже ни с кем толком не полаялись, потому что перебранка с таксистом не в счет - бывшие солдаты, женатые теперь на местных бабах, таксисты завидовали их свободе и вопили из-за любой ерунды. Едва такси остановилось перед несуразным, замаскированным пальмами зданием армейско-флотского филиала АМХ [Ассоциация молодых христиан - религиозно-благотворительная организация; занимается популяризацией религии среди молодежи, особенно юношей; содержит общежития, клубы и т.д.], они, ни на секунду не забывая о главном, перешли через улицу и поднялись на длинную открытую веранду "Черного кота" не спеша выпить свой первый стакан - самая приятная поддача за весь вечер. "Черный кот" был весьма преуспевающим кафе, потому что находился прямо напротив АМХ и стоянки, куда прибывали такси из Скофилда и Перл-Харбора. Приезжая в город, все солдаты тотчас шли сюда шарахнуть первый, самый приятный стакан, а перед отъездом заглядывали снова, принять последнюю, самую отвратительную порцию "на посошок", так что "Черный кот" всегда был переполнен. И именно потому, что кафе так процветало и там всегда было столько народу, оба не любили его, сознавая, что "Черный кот" жиреет, наживаясь на их крови, на их голоде, поэтому позже, как раз перед заходом в "У-Фа", они вернулись туда, велели глупому буфетчику-китайцу поджарить два сэндвича с сыром, пообещали через минуту зайти за ними, а сами ушли и не торопясь сделали большой круг по кварталу, а когда снова оказались у кафе, "Черный кот" уже не был переполнен и даже не очень-то процветал: вход на террасу перегородили на ночь решетчатым барьером, и в кафе, как, впрочем, повсюду на этой стороне улицы, не было ни души. Они, довольные, пожали друг другу руки и, помня, что главное еще впереди, двинули в ближайший бар праздновать победу. А сначала, после первого стакана в "Черном коте", они пошли бродить по изогнутой под углом Хоутел-стрит, заходили выпить в нравившиеся им бары и разглядывали официанток с кукольными восточными личиками: зная, что главное никуда теперь от них не уйдет, они глазели на женщин почти спокойно. Китаянки, в профиль совсем плоские, но, если смотреть спереди, с удивлением видишь, что у них все на месте; японки, у этих груди попышнее и потяжелее, ноги покороче, бедра позазывнее; но лучше всех португальские Мулатки с их жаркой томной сексуальностью выпустивших коготки кошек. Женщины, женщины, всюду женщины! Они самодовольно ощущали обременявший их груз (скоро они его скинут, главное еще впереди), алкоголь подогревал кровь, и она громче и громче стучала в ушах. Тогда, в первый раз, они даже не остановились у дверей "У-Фа", а прошли дальше и, заскакивая по дороге в маленькие уличные бары, спустились к реке, туда, где Хоутел-стрит, резко сворачивая, переходит в Кинг-стрит и за мостом таинственно темнеет Аала-парк. Радостно окинув взглядом разбросанные по Кингу кинотеатры, откуда уже валил народ с ночного сеанса, они пробрались по грязной Ривер-стрит на Беретаниа-сквер и снова взяли курс на АМХ. В голове у них зрел заговор против наглого "Черного кота", и они бодро лавировали между компаниями пьяно бредущих враскачку обнявшихся матросов, между семенящими группками одетых в модные мешковатые костюмы филиппинцев, которые двигались мягкими шуршащими шагами, всегда по двое, по трое, но никогда в одиночку. Главное приближалось, и их захлестывала безграничная любовь ко всему сущему. Одно- и двухэтажные каркасные дома толпились вдоль тротуара, навязчиво предлагая свои соблазны: бары, винные магазины, рестораны, тиры, фотоателье, и через каждые две-три витрины темные лестницы вели наверх, к женщинам (то главное, что ждало впереди, лишь подчеркивало убогость этих заведений), и всюду, нависая над всем, как судьба, непреходящее, неистребимое зловоние протухшего мяса и гнилых овощей на открытых прилавках, загороженных до утра раздвижными плоскими решетками (их вытягивают, как когда-то вытягивали трубку старомодного телефона), которые не дают никому войти в лавчонки, но свободно пропускают наружу запахи, те запахи, что каждый раз с пронзительной тоской напоминали нам о муках похмелья, ждущего нас завтра, послезавтра и так далее, вплоть до самого последнего похмелья, самого мучительного и вечного; запах гниющего на полках мяса, запах разложенных на столах волосатых и дряблых трупов моркови - эти запахи навсегда останутся в нашей памяти ароматом Гавайских островов, до конца наших дней будут прочно связаны для нас с Гавайями, Гавайями нашей упрямой, так и не раскаявшейся молодости. А после славной победы над "Черным котом" снова вниз по Хоутел-стрит, на этот раз в "У-Фа" поесть на втором этаже супа с китайскими пельменями, а потом на первый этаж, в бар, где худощавый, весь затянутый хмырь, говоривший с лондонским акцентом, чуть заискивая, пожелал узнать, они случаем не с торгового ли флота, и, дескать, матросы вдали от родного дома любят развлечься, так, может, выпьем вместе, он угощает, но Старк посоветовал ему приберечь свои предложения для тех, у кого нет денег на баб, такие поймут его лучше, и, когда этот тип кокетливым женским движением замахнулся на Старка, тот с удовольствием двинул ему в морду, и бармен вывел обалдевшего хмыря за дверь, потому что Старк тратил больше и был клиент повыгоднее, а потом вернулся к стойке, пожал им руки и оказал, что он и сам голубых не любит, но ведь барменам тоже жить надо, и в конце концов они засели пить всерьез, чтоб уж зарядиться, и Старк накачивался на глазах, опрокидывал стакан за стаканом, пил жадно, как с цепи сорвался, чего Пруит никак не ожидал, зная его всегдашнюю немногословную холодную невозмутимость, но Старк в порыве безудержной пьяной откровенности признался, что, если сначала крепко не надерется, у него ни в одном борделе ничего не выходит, и он сам не понимает, почему так, но иначе ни черта не получается, и это единственный способ, но он не расстраивается, потому что ему так даже больше нравится, честно (в предвкушении главного им казалось, все вокруг переливается и сияет божественным блеском, излучает ту недосягаемую божественную благодать, которая в конечном счете есть чистая любовь ко всему живому, но обрести ее возможно только одним, уже намеченным ими путем), и пусть говорят что угодно, но, если от этого прямо расцеловать всех хочется, значит, ничего такого тут нет, и пусть болтают, что хотят, а никакой это, к черту, не разврат, и нечего тут стыдиться, да пошли они все подальше, и никогда он не поверит, что это нехорошо, пусть эти гады не свистят. Требующая выхода великая любовь ко всему на свете и неутоленная жажда любви были настолько сильны, что они чуть не задохнулись, пока подымались по лестнице, которая, как кончающийся тупиком тоннель, уперлась на верхней площадке в массивную стальную дверь с маленьким квадратным окошком. Старк, хоть и очень пьяный, все же сумел мастерски свернуть в темноте самокрутку, чиркнул спичкой, закурил - огонек осветил стены, разрисованные, как отголосок их мыслей, голыми телами (мужскими и женскими) и исписанные соответствующими стишками, которые нацарапали здесь несколько поколений любителей изящных искусств из числа солдат, матросов, морских пехотинцев и уличных чистильщиков-канаков, - и постучал кулаком в дверь. Окошко тотчас открылось, и толстенная темнокожая гаваянка подозрительно уставилась на них из-за двери. - Давай впускай, - сказал Старк. - Замерзли мы. Ночка-то холодная. - И в заключение трагически икнул от полноты чувств. - Ты пьяный. - Широкое лицо колыхнулось в окошке. - Уходи. Придет военная полиция, будут неприятности. Нам это не надо. У нас приличное заведение. Закрыто. Иди домой. - Ты, Минерва, мне не груби. - Старк усмехнулся. - Смотри у меня, быстро в рядовые разжалую. Иди к миссис Кипфер, скажи, пришел ваш клиент номер один. И вообще чего это она сама не встречает? Ее место у дверей. - Понятно, - по-прежнему подозрительно отозвалась Минерва, - подожди, - и сердито захлопнула окошко. Пруит посмотрел на Старка. - Вот тебе и пожалуйста, - горько сказал тот. - Решила, что мы пьяные. - Это ж надо! - отозвался Пруит. - Чего придумала, старая перечница! - Эти бабы как солдата увидят, сразу думают, пьяный. А почему? Знаешь, почему? - Потому что он и есть пьяный. - Факт. Натура у них такая, подозрительные очень. Я потому и не люблю все эти приличные заведения. Никакого доверия к человеку. Да я лучше в номера пойду за два цента, в "Сервис", или в "Пасифик", или в "Риц", или в "Уайт-отель". Она что, думает, кроме их борделя, в городе пойти некуда? Да вон хоть в "Электромассаж" к японкам, тут же рядом, через три дома. - Давай туда. Я ни разу там не был. Старк хихикнул. - Не выйдет. Уже закрыто. Они в одиннадцать закрываются. - Внезапно до него дошло, и он с изумлением уставился на Пруита. - Что? Ни разу не был? - Никогда в жизни. - Такая белая вывеска, и красным написано. А внизу еще молния красная нарисована. - Я тебе говорю, не был я там. Старк сочувственно поцокал языком. - А где же ты был? - Я ведь деревня, - хмуро сказал Пруит. - Годный, необученный. Старк снова поцокал языком. - Японский электромассаж - это вещь! Его, думаю, только на Гавайях и делают. Как же это ты оплошал? Нет, Пруит, зря. Много потерял. Пробел в образовании. Кладут тебя на бок, - продолжал он, - потом приходит такая, знаешь, аппетитная японочка и давай тебя утюжить со всех сторон этим их электровибратором. Но лапать японочку нельзя. Они там все голенькие ходят и так голышом с тобой и занимаются. Но чтобы их потрогать, это даже не думай. Там с самого начала все правила объясняют. А если кто не понял, у них на этот случай есть вышибала. Здоровый такой лоб, все приемы дзюдо знает. Как к ним заходишь, они первым делом этого вышибалу показывают. - Я бы не удержался, - сказал Пруит. - Я люблю, когда можно трогать. - Я тоже. В этом как раз весь фокус, понимаешь? Хочется, а нельзя. Очень занятно получается. Она вся перед тобой, только руку протяни, а нельзя. Все равно, как у гражданских, когда они порядочных женщин кадрят. Это только япошки могли додуматься. - И удовольствие небось тоже только япошки получают. - Не скажи. Мне, например, очень даже нравится. До того заводит, что ты эту японочку прямо сожрать готов. Лично меня очень взбадривает. Я после такого массажа могу любой бордель из строя вывести. Даже когда трезвый. Потому что тут только начинаешь понимать, что такое женщина, пусть она даже шлюха. И вообще натура человеческая понятнее делается. - Все равно. Мне бы не понравилось, - упрямо сказал Пруит. - Это ты так, из упрямства. Почем ты знаешь? Мне же понравилось. Почему вдруг тебе не понравится? - Потому что я люблю, когда можно трогать. И не только трогать. - Черт! - неожиданно взорвался Старк. - Где эту подлюгу носит? Ушла, и нет ее. - Он повернулся к двери и снова заколотил кулаком. - Эй! Открывай! Окошко немедленно распахнулось, словно за дверью все это время слушали их разговор, и белая женщина с красивым узким лицом приветливо улыбнулась им. - А-а, Мейлон! Здравствуйте. - Женщина снова радужно улыбнулась. - Минерва не сказала, что это вы. У вас все хорошо? - Вот-вот концы отдам, - буркнул Старк. - Открывайте. - Фу, Мейлон. - Она укоризненно покачала головой. Голос ее звучал ровно, но строго. - Так со мной не разговаривают. Она держалась с такой светской, почти девичьей недоступностью, что все желания Пруита вдруг куда-то пропали и вместо них осталась пустота - так под февральским солнцем снег внезапно соскальзывает пластом с крыши, обнажая скучные ряды вывесок обанкротившейся за зиму компании. И, как не раз случалось с ним в таких заведениях раньше, он уже готов был уйти домой. Интересно, что сейчас делает Вайолет Огури, подумал он, сейчас, в эту минуту? - Мать твою за ногу! - разбушевался Старк. - Вы что, боитесь, мы разнесем ваш клоповник? - Ну что вы! - Женщина улыбнулась. - На этот счет я совершенно спокойна. И прошу вас выбирать выражения, Мейлон. - Миссис Кипфер, - поняв серьезность ситуации, Старк заговорил с неожиданной трезвой рассудительностью, - миссис Килфер, я вам просто удивляюсь. Я хоть раз приходил сюда крепко поддавшим? Нет, вы скажите честно, я разве такой? - У меня и в мыслях этого не было, - вежливо соврала миссис Кипфер. - Вы всегда себя ведете как настоящий джентльмен. - Спасибо, - поблагодарил Старк. - В таком случае, раз мы друг друга поняли, может, вы нас впустите? - Здесь люди отдыхают, развлекаются, и пьяным тут не место, - упорствовала миссис Кипфер. - Каждое приличное заведение должно думать о своем будущем. - Миссис Кипфер, мадам, - проникновенно сказал Старк. - Даю вам честное благородное слово. Из-за нас ваше будущее не пострадает. Миссис Кипфер сдалась. - Что ж, - улыбнулась она. - Раз вы дали слово, Мейлон, я уверена, вы его сдержите. Послышался лязг металла, и дверь открылась. Перед Пруитом стояла надменного вида женщина с высокой прической и роскошной фигурой, изящно обтянутой золотистым вечерним платьем с приколотым к плечу букетиком пурпурных орхидей - ни дать ни взять, аристократка, на минутку сошедшая с рекламы столового серебра предложить гостям аперитив. Она улыбнулась Пруиту прощающей улыбкой заботливой матери, и он понял, почему все, кто ходит по борделям, с таким восхищением отзываются о миссис Кипфер. Потому что она держится как истинная леди и умеет всем все прощать. За его спиной Минерва захлопнула массивную дверь и опустила тяжелый засов. - Мейлон, я, кажется, не знакома с вашим приятелем, - заметила миссис Кипфер. - Раньше вы меня иначе принимали, - с упреком сказал Старк. - Что это за порядки такие, чтобы на порог не пускать? Можно подумать, у вас тут подпольный притон, а не лучший бордель в Гонолулу. - Не стоит грубить из-за пустячного недоразумения, - ледяным тоном сказала миссис Кипфер. - Вы же знаете, я это слово терпеть не могу. А если вы намерены так себя вести и дальше, я, право же, буду вынуждена попросить вас уйти. Старк набычился и молчал. - По-моему, вам следует передо мной извиниться, - оказала миссис Кипфер. - Как вы думаете? - Наверно, следует, - недовольно согласился Старк. - Извините. - Вы меня до сих пор не познакомили с вашим приятелем. Старк вежливо представил их друг другу, согнувшись в шутовском поклоне. Он вел себя как вздорный мальчишка, а не как рассерженный взрослый мужчина. - Очень рада, - оставив без внимания поклон Старка, миссис Кипфер улыбнулась Пруиту. - Знакомство с новыми людьми вашей роты для меня всегда удовольствие. - Очень приятно познакомиться, - неловкой скороговоркой пробормотал Пруит, недоумевая, где же женщины. От изысканных манер миссис Кипфер ему было не по себе. - Пожалуй, я буду звать вас Пру. Можно? - Миссис Кипфер улыбнулась и повела их из большой прихожей вправо, через узкий коридор в гостиную. - Конечно. - Пруит наконец-то увидел женщин, пусть не таких, как он представлял себе на лестнице, но все-таки женщин. - Меня по имени никто и не называет. В гостиной их было семь. Одна стояла с солдатом у музыкального автомата, две сидели и болтали с матросами. Четыре других были не заняты. Три из них были толстые, похожие одна на другую, мерно жующие резинку коровы в одинаковых коротких платьях - наверняка так и сидят всегда втроем, безразличные, тупые, и только в день солдатской получки, когда бордель осаждают толпы, их, все таких же безразличных, перебрасывают из резерва на передовую. Но четвертая, тоже не занятая, была не похожа на них: хрупкая брюнетка в длинном и явно более дорогом платье, она сидела очень прямо и спокойно, безмятежно положив руки на колени, и Пруит поймал себя на том, что наблюдает именно за ней. Глаз у него был наметанный, и он сразу же отметил, что четыре стройные девушки (в их число входила и хрупкая брюнетка), одетые в вечерние платья с удобной длинной молнией на спине - разрядом повыше и сознательно держатся в стороне от троицы толстых жвачных. И он тотчас же догадался, что, как бы ни расхваливали в седьмой роте заведение миссис Кипфер, оно ничем не отличается от других публичных домов, все здесь точно так же: плати в кассу три доллара, хватай любую, делай свое дело и уходи. Да, он все это сразу понял, но тем не менее поймал себя на том, что наблюдает за ней, столь разительно отличающейся даже от остальных трех девушек того же, более высокого разряда. - Это Морин, - сказала миссис Кипфер, когда одна из двух девушек, сидевших с солдатами, встала и подошла к двери гостиной. Морин была худая остроносая блондинка в длинном голубом платье, сквозь которое заметно просвечивало голое тело. - Пру у нас впервые, - сказала ей миссис Кипфер. - Познакомь его с девушками, дорогая. Хорошо? - Конечно, дорогая, - насмешливо ответила блондинка хрипловатым голосом. - Пойдем, малыш. - Она обняла Пруита за шею. - Эй, привет, Старк! Привет, старикашка! - крикнула она, увидев Старка, и озорно потянулась к нему. - Подарок мне принес? - Ты поосторожнее. - Старк, ухмыляясь, попятился. - А то от подарка ничего не останется. Миссис Кипфер обворожительно улыбнулась: - Морин у нас маленькая озорница. Правда, дорогая? - Совершенно верно, дорогая. Я этим озорством на жизнь зарабатываю, - не менее обворожительно улыбнулась в ответ Морин. - И не скрываю. По-прежнему мило улыбаясь, миссис Кипфер повернулась к Пруиту: - Поймите нас правильно. Мы вас ничуть не торопим. Вы сначала осмотритесь, познакомьтесь. Мы хотим, чтобы вы остались довольны своим выбором. Клиентов у нас сегодня немного и времени вполне достаточно. Я ведь правильно говорю, Морин? Да, дорогая? - Конечно, дорогая. Времени хоть отбавляй, - ответила Морин и, обращаясь к Пруиту, заявила без обиняков: - Крутить любовь не по моей части. А вот насчет обслужить мужчину, это я умею. Спроси Старка, он со мной спал. Старк! Как я в постели? - окликнула она Старка. - Гожусь или нет? Миссис Кипфер повернулась к ним спиной и пошла назад. - Годишься, - сказал Старк. - Только очень уж деловая. - Ах ты, старый черт! - торжествующе засмеялась Морин, радостно ухватила Старка под руку и потащила в глубь гостиной, к музыкальному автомату. - За это угостишь меня пластиночкой. Заметив, что Пруит остался в одиночестве на пороге, миссис Кипфер тотчас вернулась к нему. - У нас сейчас ужасные трудности с персоналом, - извиняющимся тоном сказала она. - Хороших девушек теперь просто неоткуда взять. На континенте объявили новый призыв, и на нас это так ужасно отразилось. Вы себе даже не представляете. У меня просто руки опускаются. Приходится целиком зависеть от агентства. Кого присылают, того и беру. - Да, конечно, - сказал Пруит. - Я понимаю. - Она вас никому не представила? - не переводя дух, продолжала щебетать миссис Кипфер. - Неужели так ни с кем и не познакомила? - Нет. Ни с кем. - Боже мой, как же так? Боже мой! Ну ничего, я сейчас распоряжусь, и вами займутся. Не огорчайтесь. - Хорошо, - сказал Пруит. - Не буду. - Лорен! - громко позвала миссис Кипфер. - Ты свободна, дорогая? Можешь подойти к нам на минутку? Я, собственно, с самого начала собиралась вас с ней познакомить. Лорен очень милая девушка, совершенно очаровательная. - И, оправдываясь, добавила: - Я действительно хотела вас с ней познакомить. - Да, да, - сказал Пруит. - Конечно. Он уже не слушал миссис Кипфер, он смотрел на хрупкую брюнетку, ту, что сидела отдельно от других, такая безмятежная и тихая, а сейчас встала и не спеша направилась к ним. Краем уха он ловил обрывки фраз - "все равно что родная дочь... мухи не обидит...", - но он не вслушивался. Еще раньше он неожиданно обнаружил, что наблюдает за ней, а сейчас снова поймал себя на том же: он внимательно изучал ее, но старался не очень пялить глаза. Когда она встала и направилась к ним, сквозь тонкую ткань платья он увидел ее тело, но она относилась к этому совсем не так, как Морин; Морин даже не сознавала, что ее платье просвечивает, а эта девушка сознавала все, даже то, что он за ней наблюдает, но была неизмеримо выше всего этого. Все понимала, но ее это ничуть не трогало. Года двадцать три - двадцать четыре, решил он, мысленно отмечая, что Лорен держится безукоризненно прямо, что волосы у нее уложены на затылке в низкий круглый валик, что ее очень большие глаза смотрят ясно и открыто. Подойдя ближе, она улыбнулась, и он заметил, что ее рот кажется слишком большим на тонком, почти детском лице, заметил, какие пухлые у нее губы. Красивое лицо, подумал он. Миссис Кипфер церемонно представила их друг другу, а потом попросила Лорен взять его под свою опеку, потому что он у них первый раз, пусть она все ему здесь покажет. - Конечно, - ответила та, и он восхищенно отметил, какой у нее приятный низкий голос, какой спокойный и уверенный. Этот голос как нельзя лучше подходил ко всему ее облику. - Давай сядем, хорошо? - Она улыбнулась. Да, удивительно красивое лицо, снова подумал он, когда они сели, трагическое лицо, лицо женщины, много страдавшей, лицо совершенно неожиданное в таком заведении. Проституток страдание не красит, оно их уродует. Но это потому, что они не понимают смысла страдания. А она понимает. Такое ясное спокойствие, то самое, которое я всегда мечтал обрести, но так и не обрел, рождается только великой мудростью, постигающей смысл страдания, мудростью, которой я не сумел накопить, мудростью, которая так мне нужна и, наверно, нужна всем мужчинам, мысленно философствовал он, мудростью, которую никак не ожидаешь найти в борделе. В этом-то все и дело, подумал он, меня поразило, что я увидел в борделе трагическое и прекрасное лицо. Да, конечно, этим все и объясняется, сказал он себе, и еще тем, что я пьян. - Миссис Кипфер говорит, ты в роте Мейлона новенький, - сказала она низким спокойным голосом, голосом глубочайшей мудрости. - Ты на Гавайях недавно? Или перевелся из другой части? - Перевелся. - Пытаясь подавить спазм в горле, он тщетно отыскивал в голове хотя бы одну мало-мальски умную мысль, которую было бы не стыдно высказать перед этой великой мудростью. Лорен ждала, рассматривая его ясными огромными глазами. - Я на Гавайях почти два года, - сказал он. - А к нам в первый раз? Что же так? Странно. - Да, странно, - кивнул он. Если подумать, действительно странно. - Как-то привыкаешь ходить в одни и те же места, - попробовал объяснить он и сразу почувствовал себя дураком. - Вывеску-то я много раз видел. Но в моей прежней роте никто из ребят сюда не ходил. - А я здесь уже год, - сказала она. - Уже год? Вот как... Тебе эта работа, наверно, не очень нравится? - Работа? Я, конечно, не в восторге, но в общем-то мне все равно. Да и потом, я не собираюсь оставаться здесь на всю жизнь. - Еще бы. Тебе тут не место. Я вообще не понимаю, почему ты здесь. - Есть причина. И очень серьезная... Тебе со мной не скучно? Наверно, все проститутки рассказывают о себе одно и то же. - Пожалуй, - сказал он. - Как-то раньше об этом не думал, но вроде действительно так. Только их ведь не слушаешь. Никто их всерьез не принимает. - Я все рассчитала. Я здесь уже год. Проработаю еще год, а потом сразу уеду. Я все рассчитала еще на континенте. - Что рассчитала? - спросил Пруит, глядя на Старка и Морин, возвращавшихся от музыкального автомата. - Сколько я здесь пробуду. - И Лорен замолчала. - А-а... Понятно. - Он надеялся, что Старк с Морин пройдут мимо, но они остановились рядом с ними. - Ах ты ж боже мой! - ухмыльнулся Старк. - Кого я вижу! Привет, Принцесса. Я думал, ты уже сделала нам ручкой. - Здравствуй, Мейлон, - спокойно сказала Лорен, глядя на Старка своими огромными глазами. Смотрит как будто сквозь него, подумал Пруит, но при этом все видит. - А ты, малыш, начал прямо со здешних звезд, - сказал Старк. - Как это ты с Принцессой познакомился? Взял и подошел, что ли? - Миссис Кипфер познакомила, - ответил Пруит, вдруг обозлившись. - А что? - Без трепа? Миссис Кипфер? Так сразу и познакомила? - Конечно. А почему бы нет? - Ну, парень, о тебе здесь высокого мнения. Меня ей только на четвертый раз представили. А потом я еще целых два раза сюда приезжал, пока она соизволила со мной переспать. И даже когда снизошла, то без особой охоты. Верно, Принцесса? - Я сплю с любым, кого я устраиваю, - спокойно сказала Лорен. Старк задумчиво посмотрел на нее: - Чем не принцесса, а? Самая настоящая. Чистой воды принцесса, точно? Морин сипло засмеялась. Старк ухмыльнулся ей и подмигнул. А Пруит вдруг понял, что Лорен действительно похожа на принцессу, спокойную, гордую принцессу, невозмутимую, далекую от обыденной жизни и мужчин. Особенно от мужчин, подумал он и почувствовал, как у него снова перехватывает дыхание. - Чистокровная принцесса, да? - продолжал Старк. - Верно я говорю? Я тебя спрашиваю. Принцесса Лорен, Пресвятая дева Гавайских островов. Схожу-ка я позвоню президенту, - без всякого перехода сказал он. - У вас сортир там же, где был? - У нас здесь все как было, - хрипло сказала Морин, взяла Пруита за руку и потянула: - Вставай, малютка. Пойдем, я тебя с девочками познакомлю. На безмятежном лице Лорен не отразилось ни тени недовольства, когда Морин потащила Пруита за собой в другой конец гостиной, усадила в кресло, а сама влезла к нему на колени. - Это Билли, - Морин кивнула на маленькую смуглую девушку с длинным еврейским носом и блестящими темными глазами. Когда Пруит вошел в гостиную, эта девушка стояла с каким-то солдатом возле музыкального автомата; сейчас она сидела у солдата на коленях. Морин повернулась к Пруиту: - Старк сказал, вы с ним сегодня на всю ночь. Ты бутылочку не захватил? - Нет, - Пруит смотрел через комнату на Лорен, - не захватил. Я думал, у вас запрещено. - Как и всюду. Правда, в других домах, если ребята остаются на ночь, им разрешают. А наша стерва все равно запрещает. Даже если на всю ночь. Конечно, пока она стоит у дверей, пронести можно, было бы что. - Ты, кажется, не очень любишь миссис Кипфер? - Я? Да я ее обожаю! От нее сдохнуть можно. Если бы не она, я бы тут с тоски на стенку полезла, а так хоть есть над чем посмеяться. Эти ее манеры! Аристократка вшивая! - А как получилось, что она держит бордель? - Обычная история. Начинала сама проституткой, потом выбилась в бандерши. - Для бандерши у нее слишком шикарная фигура. - Зря облизываешься. - Морин засмеялась. - С тем же успехом можешь подкатиться к английской королеве. Слушай, малютка, а ты похож на артиста. Старк говорит, ты трубач. Артисты, они чего хочешь вообразить могут. Вот вообрази, что ты работаешь в борделе, где хозяйка - твоя родная мать. Можешь такое вообразить? - Нет, не могу. - Тогда ты меня поймешь. Я ж говорю, если б не наша стерва, я б с тоски околела. - Морин зевнула ему в лицо и потянулась, разведя в стороны худые руки. - Так. Продолжим знакомство. Это Сандра, - она показала пальцем. Когда Пруит вошел в гостиную, эта высокая брюнетка сидела с двумя матросами. Сейчас она по-прежнему была с ними. Сморщив вздернутый носик, Сандра весело смеялась и каждый раз, когда заходилась хохотом, а это случалось довольно часто, встряхивала гривой длинных блестящих волос. - Очень гордится своими патлами, - с привычным и потому почти равнодушным ехидством заметила Морин. - А еще она у нас образованная. Говорит, колледж кончила. Роман пишет. Что-то вроде "Моя жизнь в борделе". - Серьезно? - Пруит улыбнулся. - Вполне. А вон там, - она показала на трех толстух, жующих резинку, - это Пеструха, Звездочка и Рыжуха. Пруит громко расхохотался: - С тобой не соскучишься. Морин пристально посмотрела на него смеющимися глазами. - Если они пообещают бросить жевать, я с получки куплю им шахматы. Во второй гостиной у нас еще пять-шесть девочек. Если хочешь, познакомлю. Только, думаю, они там уже заснули. - Не надо их будить. - Как вы любезны, дорогой. Это так мило с вашей стороны. Право, я благодарна. - Ну что вы. - Ладно, хватит, - решительно сказала она. - Тебе кто-нибудь понравился или нет? Я не собираюсь сидеть с тобой всю ночь. - Мне все понравились. Особенно Пеструха, Звездочка и Рыжуха, - сказал он, повернувшись и снова глядя через комнату на Лорен. - Принцесса-то смазливенькая, а? - Ничего. - Другими словами, сойдет, - сказала Морин. - На крайний случай. С большой голодухи. - Вот именно. Морин резко поднялась и разгладила на себе платье. - Увы, дорогой, я вынуждена вас покинуть. - Она жеманно сложила губы бантиком. - Я вижу, мои услуги вам не понадобятся. Насколько я понимаю, мне недостает девственной чистоты. А мужчины, как известно, ценят это в шлюхах больше всего. - Похоже, ее здесь не любят, - заметил Пруит. - Почему? - Считай, что из профессиональной зависти. Как это назвать точнее, не знаю. Ну ладно. Мне, право же, безумно досадно, но, умоляю, позвольте вас покинуть. С вами так приятно беседовать, но у меня еще масса дел. Минерва, я слышу, открывает кому-то дверь, а, как говорит мамочка Кипфер, сначала дело, а лишь потом удовольствие. - В таком случае не смею вас более задерживать. - Пруит улыбнулся. Довольно равнодушно, потому что все это уже перестало его забавлять, но улыбка была искренней, девушка нравилась ему, и он не собирался ее обижать, просто хотел от нее избавиться. Она ослепительно улыбнулась ему в ответ понимающей улыбкой и, покачивая костлявыми бедрами, направилась через гостиную к двери. На своих шпильках она шла, точно мальчишка на ходулях: спина сгорблена, высоко поднятые плечи неуверенно и резко выдвигаются вперед, то правое, то левое. И, глядя на нее, он ощутил глубокую, великую грусть неизбежности, сродни той, что звучит в "вечерней зоре". Но когда он перевел взгляд на сидевшую в спокойном ожидании Лорен, сквозь эту грусть пробилось другое чувство; более настойчивое и более понятное, оно вновь подступило к горлу плотным комком, и сердце билось так, что его толчки отдавались даже в глазах, - теперь ничто его не удерживало, и он мог вернуться к ней. Он уже поднялся с кресла, когда в прихожей, за коридором, где таяли, удаляясь, голова и плечи Морин, глухо бухнула входная дверь, лязгнул засов, и почти тотчас ликующе зазвенел голос с сочным бруклинским акцентом - голос рядового Анджело Маджио. - Вот это встреча! - раскатился его высокий тонкий необычного тембра дискант. - Кого я вижу! Это же мой старый друг, соотечественник, товарищ по оружию и начальник столовой сержант Старк! Ну и дела! Зуб даю, ты не ждал, что я сегодня тоже сюда закачусь. Признавайся! - с торжеством укорял голос. - А где мой кореш Пруит? - Откуда ты раздобыл деньги? - спросил голос Старка. - А, ерунда, - чувствовалось, что Маджио ухмыляется. - Проще простого. Ради друга человек пойдет на все. Обнявшись, они нетвердыми шагами вошли в коридор и двинулись в гостиную мимо Морин. Маджио ущипнул ее за зад: "Привет, любовь моя!", а Морин, захохотав, дернула его за ухо и крикнула: "Анджело! Мой Ромео!" Маджио снял руку с шеи Старка и вежливо всем поклонился; Пруит увидел, что из холла итальянцу лучезарно улыбается миссис Кипфер. Старк немедленно подтянулся, и они вдвоем вошли в гостиную. Анджело радостно махал всем, кто попадался ему на глаза, - герой, воротившийся в отчий дом с победой. - Матерь божья, - с пьяным умилением пробормотал Маджио, обнимая Пруита свободной рукой. - Что это у нас тут, вечер встречи? Прямо как сбор выпускников Нью-йоркского университета. Одни евреи, итальяшки и поляки. Он притянул к себе Старка и Пруита и зашептал: - Ребята, а я пьяный. С полдвенадцатого глушу коктейли с шампанским. Пьяный в сосиску. И очень всем доволен! Только мамочке Кипфер ни гугу, а то она меня отсюда выставит. И про виски ей тоже ни слова. Бутылек я за ремень заткнул. Под этой гавайской рубашечкой не видно. Он выпрямился, огляделся по сторонам и помахал Сандре: - Отличная штука эти гавайские рубашонки, да, моя птичка? Свободные, просторные, насквозь продуваются, Очень они мне нравятся. А тебе? Сандра сморщила вздернутый носик и засмеялась: - Я их обожаю, Анджело! Сидевшие возле нее матросы уставились на Анджело с кислыми рожами. Маджио снова притянул к себе Пруита и Старка. - Эту девочку я беру себе, - шепнул он. - На всю ночь! Если, конечно, не возражаете. Вы пришли первые, вам первым и выбирать. Старики, до чего я люблю высоких баб! Я как тот лилипут, который женился на великанше, знаете? Все мое, все мое, - шептал он. - Все мое, все мое. - Ты сначала объясни, откуда у тебя столько денег, - настаивал Старк. - Все очень просто. Проще не бывает. Только долго рассказывать. А вам интересно? - Конечно, - сказал Пруит. - Давай рассказывай. - Правда рассказать? Ну, если вам так интересно... Но это долгая история. А может, вам неинтересно? Ладно. Если очень хотите, расскажу. Только сначала сходим в сортир. - Я только что оттуда, - оказал Старк. - Да, но ты там ничего не нашел, а я кое-что найду, - и Маджио хлопнул себя по животу. - Намек понял, - сказал Старк, и все трое в обнимку пошли в едко воняющую аммиаком уборную, где тысячи мужчин опорожняли свои мочевые пузыри, и, пока Старк откупоривал виски, пока они по очереди прикладывались к горлышку, Маджио рассказал им славную историю своего подвига. - Вы, значит, уехали, а меня вдруг осенило. Какого, думаю, черта мне сидеть в казарме? Я быстро позвонил Хэлу. Это мой, так сказать, дружок, я с ним познакомился, когда мы в тот раз продулись в покер, помнишь, Пруит? И заставил его подъехать за мной в Вахиаву. Поначалу он кочевряжился, но я его слегка шантажнул. Мол, иначе хрен ты от меня чего дождешься. Только я, конечно, с ним не так грубо. Пала Хэл из интеллигентных, чуть что, очень переживает. Я ему сказал, у меня большая беда. И если, говорю, ты можешь бросить друга в беде, с тобой вообще никто дружить не будет. Он сразу все усек. Повез в город, шикарно накормил. Бифштекс с картошкой! Думаете, где мы с ним ужинали? Про ресторан "Лао Юцай" слышали? Это вам не хухры-мухры. Маджио по забегаловкам не ходит. Если уж гулять, то по первому классу. А потом засели пить коктейли в "Таверне Ваикики", там всегда собираются _мальчики_. Я Хэлу сказал, что одолжил под проценты двадцатку у одного хмыря из нашей роты и тот грозится, что, если сегодня же все ему не верну, заложит меня начальству. И тогда меня, как пить дать, посадят в гарнизонную тюрягу, и папа Хэл не увидит своего малышку итальянца минимум полгода. Маджио вытащил из кармана пачку долларов и весело помахал ею. - Вот и все. Папа Хэл выложил мне двадцать зеленых. В долг. Он сначала хотел мне их просто так дать, но я ведь не дурак. Я ему сразу заявил, что если возьму, то только с возвратом. Я же его знаю. Если на секунду заподозрит, что я его надуваю, я потом из него ржавого цента не выжму. Так что теперь я должен ему двадцатку. - Маджио победно улыбнулся. - Чем вымогать деньги с ножом к горлу, лучше буду всю жизнь его должником. Старк хмыкнул и передал ему бутылку. - Значит, ты оказал, если не расплатишься с "акулой", тебя посадят? Силен ты оказии рассказывать. Этот твой Хэл, что, не знает, что в армии запрещено давать в долг под проценты и что за неуплату такого долга никто тебя посадить не может? - Он в армейских делах вообще не петрит, - ухмыльнулся Маджио. - Только вид делает. Зато насчет флота хорошо подкован. А откуда, это ты сам его спроси. - Он снова ухмыльнулся, завинтил колпачок бутылки и заткнул ее за пояс под просторную рубашку. - Между прочим, уже почти два. Давайте-на, мужики, быстро выберем себе девочек, пока матросы нас не обскакали. - Я уже выбрал, - сказал Старк, вдруг помрачнев и не глядя на них. - Уже? Предупреждаю, великанша Сандра - моя. Если, конечно, ты ее раньше меня не выбрал. А кого ты хочешь взять? - беспокойно спросил Маджио. - Билли, - мрачно ответил Старк, по-прежнему отводя глаза. - Маленькая такая. Евреечка. Я с ней уже договорился. - Хо-хо! - Маджио лукаво улыбнулся. - Это та, с шалыми глазками? - Да, - сердито буркнул Старк. - Она. А что тут такого? - Ничего. Я сам собираюсь когда-нибудь ее попробовать. - Пожалуйста, - мрачно сказал Старк. - Ты выбрал одну, я - другую. Какая тебе разница, кто мне нравится? - Да ради бога! Мне гл