- Вот почему в наше время у младших офицеров, равно как и у старших, не
осталось ничего, кроме  страха.  Они  живут  согласно  тому  единственному
моральному кодексу,  который  выработало  для  них  наше  время.  В  эпоху
Гражданской войны они еще могли верить, что сражаются за  "честь".  Теперь
этой веры нет. В эпоху Гражданской  войны  машина  одержала  свою  первую,
неизбежную, главную победу над личностью. Понятие "честь" отмерло.
   Следовательно, глупо  пытаться  держать  сейчас  людей  в  повиновении,
взывая к их "чести".  Это  ведет  только  к  разгильдяйству  и  ослаблению
контроля. А сейчас, в наши дни,  мы  обязаны  добиться  полного  контроля,
потому что большинство людей должны служить машине, то бишь обществу.
   Конечно,  мы  по-прежнему  лицемерно  славим   "честь"   на   армейских
вербовочных плакатах и в передовицах о развитии промышленности, и люди  на
это клюют, потому что боятся. Но  неужели  численность  нашей  живой  силы
зависит только от вербовки? Это было бы абсурдно. И  мы  объявили  призыв,
призыв в мирное время, первый подобный призыв за всю нашу историю. Иначе у
нас не было бы армии. А у нас должна быть армия, и мы  должны  подготовить
ее к войне. У нас нет другого выбора: либо идеально подготовленная  армия,
либо поражение. Современную армию, как  и  любую  другую  составную  часть
современного общества, следует контролировать и держать  в  повиновении  с
помощью  страха.  Современная  эпоха  обрекла  человека  на   "хроническую
боязнь", как я это называю. И  так  будет  еще  несколько  столетий,  пока
контроль не станет стабильным. Если вы мне не верите,  обратитесь  в  наши
психиатрические больницы и наведите справки о росте числа их пациентов.  А
когда кончится война, поинтересуйтесь этим снова.
   - Я вам верю, - сказал Хомс, неожиданно подумав  о  своей  жене.  -  Но
минутку! Сами-то вы этого страха не испытываете.
   Слейтер слегка улыбнулся. Довольно печальная улыбка, подумал Хомс.
   - Конечно, нет. Я понимаю, в чем суть. И я управляю. Бог меня  наградил
(или наказал) логическим мышлением, и я способен понять дух времени.  Я  и
такие, как я, вынуждены взять на себя  бремя  правления.  Чтобы  сохранить
организованное общество и цивилизацию в той форме, в какой мы их признаем,
необходима  не  только  консолидация  сил,  но  и  полный,  безоговорочный
контроль над ними.
   - Да, - возбужденно сказал Хомс. - Я понимаю. Я давно это понял.
   - Тогда вы  один  из  немногих  в  нашей  стране.  -  Слейтер  печально
улыбнулся. - Немцы уже начали это понимать и схватывают все  на  удивление
быстро. Японцы всегда это понимали и  применяли  на  деле,  но  они  не  в
состоянии  приспособить  эту  концепцию  к  современной   механизированной
технологии, и сомневаюсь, что когда-нибудь смогут. Что до  нас,  то  война
покажет. Либо мы придем к идее консолидации  и  контроля  и  в  результате
выиграем войну, либо наша песенка спета. Так же, как спета песенка Англии,
Франции и остальных  стран,  исповедующих  патернализм.  И  первенствовать
будут другие. Но если мы к этому придем, то с нашей производительной мощью
и индустриальной механизированной технологией мы станем неуязвимы даже для
России, когда пробьет час.
   Хомс чувствовал, как по спине у него бегут  мурашки.  Он  посмотрел  на
Сэма Слейтера, огромное личное обаяние генерала  снова  хлынуло  на  него,
словно теплый свет маяка, и в  эту  минуту  он  понял  трагедию  человека,
которого сама жизнь вынудила взвалить на себя такую ответственность.
   - Значит, мы должны к этому прийти.  -  Хомс  почувствовал,  что  Джейк
Делберт искоса поглядывает на него чуть ли не с ужасом. Но ему сейчас было
не до Джейка Делберта. У Хомса было такое ощущение, будто он все это давно
знал, но знание пылилось где-то в заброшенном чулане его разума, а  теперь
он вдруг открыл дверь и увидел. - Мы обязаны к этому  прийти,  у  нас  нет
другого выбора.
   - Лично я, - твердо сказал Слейтер, - лично я верю, что нам это суждено
судьбой. Но когда наступит тот день, мы должны  полностью  держать  страну
под контролем. Пока  что  ею  правят  крупные  корпорации  вроде  "Форда",
"Дженерал Моторс", "Ю.С.Стил" и "Стандард Ойл". И, обратите внимание,  они
достигают своей цели очень умело, они прикрываются знаменем  все  того  же
патернализма. Они добились феноменальной власти, и за очень короткий срок.
Но сейчас главный девиз - консолидация. А корпорации не настолько  сильны,
чтобы эту консолидацию осуществить, даже если бы они действительно  к  ней
стремились, а они и не стремятся. Только военные могут сплотить страну под
единым централизованным контролем.
   В  сознании  Хомса  неожиданно  возникла  картина  страны   в   паутине
шестирядных автомагистралей.
   - Война все поставит на свои места, - сказал он.
   - Надеюсь, - кивнул Слейтер. - Корпорации - анахронизм.  Они  выполнили
свою историческую миссию. Кроме того, они страдают одним опасным  недугом,
и, если его не излечить, он может стать смертельным.
   - Что вы имеете в виду?
   - То, что они сами боятся попасть под  чью-то  власть,  хотя  над  ними
никто  не  стоит.  Они  уже  столько  лет  разводят  свою  патерналистскую
пропаганду, что поверили в нее сами. Они верят в свою  собственную  версию
сказки о Золушке, в ими  же  сочиненный  наивный  миф  о  нищем  мальчике,
который становится богачом. И, конечно,  это  налагает  на  них  некоторые
моральные обязательства сентиментального толка - они теперь должны  играть
роль доброго папочки, которую сами себе придумали.
   - Постойте, - сказал Хомс. - Я что-то не совсем понимаю.
   Слейтер поставил пустой стакан на пол и грустно улыбнулся Хомсу.
   - С ними происходит то же  самое,  что  со  многими,  слишком  многими,
старшими офицерами, про которых я  уже  говорил.  Они  все  -  анахронизм,
остатки прежнего поколения, воспитанного в викторианскую эпоху.
   Люди, контролирующие корпорации, и наши старшие  офицеры,  в  сущности,
очень похожи, понимаете? И те и другие пускают в ход новое оружие общества
- страх, который они же сами помогли  воспитать,  но  и  те  и  другие  по
моральным соображениям не склонны применять его в полную силу. Это  своего
рода пережиток викторианской морали и дышащей на  ладан  британской  школы
патерналистского империализма, той самой школы, которая запрещала истязать
туземцев в колониях до смерти, если рядом не было миссионера и некому было
дать им последнее причастие.
   Плечи Хомса заходили от смеха.
   - Но это же глупо!
   Джейк Делберт кашлянул и поставил свой стакан на стол.
   - Конечно, глупо, - кивнул Слейтер. - Логически это абсурд. Но все наши
крупные промышленники и большинство наших  нынешних  офицеров  по-прежнему
играют эту роль. Все ту же роль заботливого  папочки  в  духе  британского
империализма. И вы сами видите, как это ослабляет их власть и контроль над
подчиненными.
   Страх  перед  обществом  -  самый  действенный  залог  власти  из  всех
существующих. По сути, единственный ее залог, так  как  машины  уничтожили
потенциально  положительный  кодекс.  И  тем  не  менее  они   безалаберно
растрачивают мощь этого оружия, направляя его на самые  идиотские  мелочи,
например  пламенно  доказывают  нежелательность  потери  девственности  до
брака, хотя эта проблема давным-давно никого  не  волнует.  Ведь  это  все
равно, что тушить окурок из брандспойта.
   Хомс просто зашелся от смеха, это было похоже  на  припадок.  Потом  он
вдруг снова подумал о своей жене, и смех его тотчас оборвался, не  оставив
после себя ничего,  кроме  ошеломляющего  изумления  перед  неоспоримостью
рассуждении Сэма Слейтера.
   - Это не смешно, - улыбнулся Слейтер.  -  Их  лживая  абсурдная  мораль
наносит гораздо больший ущерб в других областях. Когда они направляют свое
оружие на действительно важные проблемы, требующие  немедленного  решения,
как, например, вступать нам в войну или нет, то  из-за  противоборствующих
сантиментов общественного мнения (скажем, патриотизм, с одной  стороны,  и
желание сохранить мир - с  другой)  проблема  теряет  реальные  очертания,
расплывается, сама себя нейтрализует, и в  результате  мы  со  всей  нашей
индустриальной мощью должны сидеть и ждать у моря погоды (когда все знают,
что война неизбежна), пока кто-нибудь на нас  не  нападет  и  не  заставит
воевать, и в конечном счете мы же останемся в дураках.
   - Это хуже, чем абсурд, - гневно сказал Хомс. -  Это...  -  Он  не  мог
найти слово.
   Слейтер пожал плечами.
   - Меня от этого просто трясет! - сказал Хомс.
   Джейк Делберт снова кашлянул.
   - Господа... господа. - Он рывком поднялся на ноги. - Э... У вас пустые
стаканы, господа. Вам не кажется, что  пора  снова  выпить?  Джеф  еще  не
вернулся. Я... э-э... буду за хозяина. Вы не против?
   Никто не засмеялся.
   - Мы собрались повеселиться, господа, - настойчиво  улыбался  Джейк,  -
это же не дебаты, знаете ли. А? Вам не кажется, что, пожалуй, нам... может
быть... стоит... э-э... - Оба смотрели на него пустыми глазами,  и  Джейк,
постепенно умолкнув, как патефон,  у  которого  кончился  завод,  замер  в
напряженном молчании.
   - Я хочу выпить, - после паузы безнадежно сказал Джейк.
   В улыбке Слейтера сквозило откровенное презрение, и Джейк почувствовал,
что у него свело горло от непонятного страха.
   - Конечно, Джейк, - сочувственно сказал Слейтер. - Давайте  выпьем  еще
по одной. Давайте все выпьем.
   - Я одного только не понимаю, - неожиданно заговорил Хомс. - Отчего они
все так боятся? Я, например, не боюсь. По крайней мере правды. - И он  был
сейчас искренен. Он хорошенько покопался в себе и не нашел страха.
   Слейтер пожал плечами:
   - Влияние среды, вероятно. Психологически это своего рода  субъективная
ассоциация, отождествление себя с конкретным внешним  объектом.  Некоторые
не могут стрелять в птиц, потому что мысленно ставят себя на их место. Это
то асе самое.
   - Но это же глупо, - возмутился Хомс.
   - Господа, - упрямо вмешался Джейк Делберт. - Господа, я вам уже налил.
   - Спасибо, Джейк, - сочувственно поблагодарил Слейтер. В его сочувствии
всегда есть что-то  зловещее,  подумалось  Джейку.  -  Конечно,  глупо.  -
Слейтер повернулся к Хомсу. - Никто не говорит, что это  умно.  И  тем  не
менее они боятся.
   - Да, кстати, - громко вмешался Джейк Делберт. А пошли они к черту! Кто
они такие в конце концов? - Скажите-ка, Динамит, как  у  вас  дела  с  тем
новеньким? Как его... Пруит, кажется? Вы уже убедили его,  что  он  должен
выступать?
   - Кто? - Хомс удивленно поднял глаза. Его сбросила с заоблачных  вершин
чистой абстракции вниз, в мутное болото конкретного. -  А-а,  Пруит?  Нет,
пока нет. Но мои ребята сейчас им занимаются.
   - Проводят профилактику? - поинтересовался Слейтер.
   - Да, - неохотно ответил Хомс.
   - Это прекрасное подтверждение моей теории. Как  долго,  по-вашему,  мы
смогли бы держать армию в узде, если бы у нас не было  сержантов,  которые
так боятся нашей касты, что готовы тиранить свою собственную?
   - Наверно, не очень долго, - согласился Хомс.
   - Секрет в  том,  чтобы  заставить  каждую  касту  бояться  стоящих  на
ступеньку выше и презирать стоящих на ступеньку  ниже.  Вы  очень  разумно
поступили, что заставили этим заниматься сержантов,  а  не  взялись  сами.
Потому что так даже сержанты будут яснее себе представлять, какая пропасть
отделяет рядовых от офицеров.
   - Но это что-нибудь дало?  -  Джейк  настойчиво  возвращал  разговор  к
конкретному, уводил его прочь от сатанинской теории молодого Слейтера. - В
этом году товарищеские ротные не в августе, а в  июне.  Вы  должны  успеть
уломать его, а времени у вас меньше, чем в прошлом году. Он ведь, кажется,
до сих пор упрямится?
   - Я же сказал, что да, - с досадой ответил Хомс, внезапно осознав,  что
он опять всего лишь капитан. - Но я все это и сам  учел.  Я  знаю,  что  я
делаю. Поверьте мне, сэр.
   - Конечно, я вам верю, голубчик, - понимающе кивнул Джейк. Он снова был
в своей стихии. И даже рискнул с намеком посмотреть на Слейтера. -  Но  не
забывайте, дорогой, что этот солдат, судя по всему,  большевик,  настоящий
смутьян. Такие, знаете  ли,  отличаются  от  общей  массы.  Я  сам  твердо
убежден,  что  солдат   надо   направлять,   но   большевиков   необходимо
переламывать. Это единственный способ с ними справиться. И  вы  не  имеете
права позволить им одержать над собой  верх,  иначе  потеряете  престиж  в
роте, и все тут же захотят сесть вам на голову.
   - Это верно, - вмешался Слейтер. -  Если  вы  открыли  свои  карты,  вы
должны довести дело до конца. И не потому, что цель так уж важна. Важно то
огромное влияние, которое это окажет на солдат.
   - Я пока еще свои карты не  открывал.  -  Хомс  почувствовал,  что  его
приперли к стенке. - Сержанты взялись за него в общем-то  сами,  без  моей
подсказки. - Он тотчас понял, что  загнал  себя  в  ловушку.  -  Как  я  и
задумал, - добавил он.
   - Вот оно что. - Джейк усмехнулся. Теперь его  было  не  провести.  Эти
молодые  пустозвоны  все  одинаковы,  все  они  смотрят  в  рот   штабному
начальству; разводить теории легко, но ты  поди  примени  свои  теории  на
практике, тогда и поговорим. - А вы  не  боитесь,  что  солдаты  подумают,
будто вы уклоняетесь от ответственности?
   - Нет. - Хомс понимал, чем это может для него обернуться. -  Нисколько.
Я просто пытаюсь добиться своего через сержантов, сделать все  их  руками.
Именно так, как говорил генерал. - Он кивнул на Слейтера.
   - Я бы не слишком на них полагался,  -  сказал  Джейк.  -  Если  вы  не
уломаете его в ближайшее же время и не успеете ввести в хорошую форму, вам
от него будет мало толку. Вы согласны?
   - Да, конечно. Но я наметил выпустить его на зимнем чемпионате, а не на
товарищеских, - и Хомс улыбнулся с долей снисходительности, чувствуя,  что
этот раунд он выиграл.
   - Да, но если он отвертится от товарищеских, - не отступал Джейк, -  он
тем самым все равно посадит вас в лужу и подорвет ваш авторитет. А это  не
годится. Так ведь? - Он повернулся к Слейтеру: - Я прав?
   Слейтер внимательно посмотрел на него и ответил не сразу.  Он  все  это
время сидел молча и наблюдал за ними, зная, что они борются между собой за
его одобрение. Это ему было  приятно.  На  стороне  Джейка,  конечно,  все
преимущества  его  звания,  но  Джейк  -  трус  и   последователь   старой
патерналистской школы, которой Слейтер и его  поколение  рано  или  поздно
неизбежно дадут бой. А молодой Хомс ему нравился.
   - Да, - наконец сказал он. - Вы правы. Главное, - он перевел взгляд  на
Хомса, - чтобы вы как офицер не позволили возникнуть даже тени подозрения,
что солдат заставил вас отступиться. Что касается бокса, то сам по себе он
здесь не имеет значения, - добавил Слейтер, глядя на Джейка.
   Джейк предпочел пропустить  последнюю  фразу  мимо  ушей.  Перевес  был
временно на его  стороне,  к  тому  же  ему  удалось  сменить  тему:  пока
достаточно и этого. Но он был взбешен уже  тем,  что  ему,  подполковнику,
пришлось сражаться с Хомсом.
   - Если в ближайшее время он не выйдет на  ринг,  -  холодно  сказал  он
Хомсу, - вы обязаны его сломить. Другого пути нет. Спустите  с  него  хоть
семь шкур, но по крайней мере к зиме, к чемпионату, он должен быть  у  вас
как шелковый.
   - Понимаю, - с сомнением сказал Хомс. В шпильке,  отпущенной  генералом
насчет бокса, он уловил поддержку, но был не  до  конца  уверен,  что  для
наступления у него достаточно крепкие тылы. - Только, думаю, мы так ничего
не добьемся, - все же отважился рискнуть он. -  Я  сомневаюсь,  что  этого
солдата можно сломить.
   - Ха! - Джейк посмотрел на генерала. - Конечно, можно.
   - Сломить можно любого солдата, - холодно  заметил  Слейтер.  -  Вы  же
офицер.
   - Совершенно верно, - веско сказал Джейк. - В свое время я служил здесь
же, в  Скофилде,  и  был  капитаном,  а  Джон  Дилинджер  [Дилинджер  Джон
(1902-1934) - открыто заявил свой протест против бесчеловечного  обращения
с солдатами в армии США, публично поклялся отомстить государству и стал на
путь разбоя  и  грабежа;  после  нескольких  ограблений  банков  был  убит
агентами ФБР] был рядовым. Вот уж, казалось бы, кого нельзя сломить,  хоть
тресни. Ничего, обломали как миленького. И не где-нибудь, а прямо здесь, в
гарнизонной тюрьме, ей-богу. Он, поверите ли, чуть не весь  свой  контракт
отслужил в тюрьме, - в голосе Джейка звучало негодование. - Тогда-то он  и
поклялся, что отомстит Соединенным Штатам, даже если это будет ему  стоить
жизни.
   - Судя по вашему рассказу, мне не кажется,  что  его  сломили,  -  Хомс
теперь не мог отступать. - А по тому,  как  он  действовал,  когда  отсюда
выбрался, я бы сказал, что его вообще не удалось сломить.
   - Еще как сломили, - возразил Джейк. - Джон Эдгар Гувер и его  мальчики
свое дело знают. В тот вечер в Чикаго они сломили его раз и навсегда.  Так
же, как Красавчика Флойда и всю их братию.
   - Они его убили, - заметил Хомс. - Но не сломили.
   - Это одно и то же, - возмутился Джейк. - Какая разница?
   - Не знаю. - Хомс решил сдаться. - Наверно, никакой.
   Но он понимал, что разница есть. И голос выдавал его.
   - Нет, - сказал Слейтер.  -  Джейк  не  прав.  Разница  очень  большая.
Дилинджера не сломили. Отдайте ему должное, Джейк, почему не быть  честным
до конца?
   Джейк густо покраснел.
   - Вам этого не понять.  -  Слейтер  подчеркнул  слово  "вам".  -  Но  я
Дилинджера понять могу. И думаю, ваш Динамит тоже.
   Джейк, весь красный, опустился  в  кресло,  поднес  к  губам  стакан  и
отхлебнул, а Слейтер продолжал пристально и без всякой жалости смотреть на
него.
   - Но главное, что его все же убили, как всегда убивают таких,  как  он.
Дилинджер был индивидуалист - это единственное, что его  погубило,  и  вам
этого не понять, Джейк. Но именно  поэтому  его  и  убили.  От  закона  не
уйдешь, понимаете? - Он усмехнулся.
   - Капитан, - сдавленно сказал Джейк. - Пока еще есть время  подготовить
Пруита к товарищеским, но если он не перестанет дурить, я вам настоятельно
рекомендую с ним не цацкаться и применить все ваши дисциплинарные права.
   - Я так и собирался, сэр. Просто надеялся, что это  не  понадобится.  -
Хомсу было сейчас даже немного жалко старикашку.
   - Понадобится, - жестко сказал Джейк. -  Можете  мне  поверить.  И  это
приказ, капитан. - Он откинулся в кресле.
   Но Хомса это ничуть не встревожило. Погоны полкового майора, на которые
он давно целился, были ерундой по сравнению с возможной должностью в штабе
бригады. И даже если с должностью не выйдет, Делберт все равно ничего  ему
не сделает, пока он на виду у Слейтера.
   - Главное, - Сэм Слейтер вступил в их разговор, как учитель фехтования,
воспользовавшийся паузой в тренировочном бою своих питомцев, чтобы дать им
еще несколько советов, - главное - за мелочами не забывать о логике. Вы же
не допустите, чтобы один  упрямый  мул  застопорил  весь  вьючный  обоз  и
помешал доставить боеприпасы  на  хребет  Вайанайе?  Если  вы  не  сумеете
заставить его сдвинуться с места, вы просто столкнете его в обрыв, не  так
ли?
   - Нет, - сказал Хомс. - То есть да.
   - А больше ничего и не требуется.
   - Вот, значит, что. Понятно, - нервно  сказал  Хомс.  -  Значит,  нужно
думать о большинстве и о  конечной  цели?  И  в  интересах  главной  цели,
вероятно, нужно быть даже жестоким? Суть в этом?
   - Совершенно верно, - с удовольствием подтвердил  Слейтер,  и,  как  ни
странно, в нем на миг проглянуло что-то женское. -  Любой,  в  чьих  руках
власть, должен быть жестоким.
   - Ясно. - У  Хомса  неожиданно  возникло  ощущение,  будто  его  лишили
невинности. Наверно, так чувствуют себя соблазненные девушки.
   - Вы быстро схватываете, - похвалил его Слейтер.
   После этого  Джейк  больше  не  пытался  сменить  тему.  Слейтер  опять
вернулся к своей теории и говорил теперь чуть ли не  захлебываясь.  Они  с
Хомсом все еще разговаривали, когда вошли два полковых майора и, в должной
степени пораженные присутствием генерала, начали с  опаской  слоняться  по
комнате, мечтая пропустить для  храбрости  по  стаканчику,  а  как  только
убедились, что их по-прежнему не замечают, с опаской подобрались к столу и
выпили.
   Штаб-сержант  Джеферсон  привез  женщин,  а  они  все  еще   продолжали
говорить. Говорили и говорили. Хомс  слушал  с  неослабевающим  вниманием,
теперь он понимал, что из-за Пруита попал в такое положение, когда  нельзя
больше оставаться в стороне, он должен либо довести дело  до  конца,  либо
сдаться. Слейтер развивал эту мысль с внушающей доверие убежденностью -  с
ним самим однажды случилось нечто подобное, - и глаза его поблескивали.
   Усевшиеся к ним на  колени  два  мясистых  женских  экземпляра  пили  и
озадаченно слушали. Джейк  и  оба  майора  давно  плюнули  на  все  это  и
отправились в другие комнаты заниматься тем делом, ради которого пришли.
   Но Хомс забыл, зачем он здесь. Этот  разговор  приоткрывал  ему  новые,
необозримые горизонты. Он теперь ясно видел многое, о чем раньше  даже  не
догадывался. И он  напряженно,  сосредоточенно  вглядывался  в  мелькавшие
перед ним картины, успевая выхватить только отдельные детали,  потому  что
облака снова все заволакивали; но тут же возникали новые картины, и у него
не пропадала надежда, что, может быть, он разглядит их целиком.
   -  Разум,  -  говорил  Слейтер,  -  величайшее   из   всех   достижений
человечества. Но  относятся  к  нему  самым  пренебрежительным  образом  и
применяют крайне редко. Неудивительно, что умные, тонкие  люди  становятся
озлобленными циниками.
   - Я всегда это чувствовал, - возбужденно сказал Хомс. - Я всю жизнь  об
этом догадывался. Только смутно.
   - Все упирается в боязнь. Боязнь  -  ключ  ко  всему.  Когда  научишься
определять  степень  боязни  -  а  боязнь  есть  у  любого,  -  ты  можешь
безошибочно предсказать, насколько человеку можно  доверять  и  до  какого
предела можно его использовать. Следующий шаг, конечно, это стимулирование
боязни искусственно. Она заложена в человеке, ее надо только  пробудить  и
укрепить. Чем сильнее боязнь, тем сильнее контроль.
   - Котик, что такое  бой-азь?  -  спросила  японка,  сидевшая  рядом  со
Слейтером на подлокотнике его кресла.
   - Страх. - Слейтер улыбнулся.
   - А-а. - Она озадаченно поглядела на свою напарницу.
   - Слушайте, мальчики, чего это с вами? - спросила китаянка, сидевшая на
коленях у Хомса.
   - С нами? Ничего, - ответил Слейтер.
   - Может, мы вам не нравимся? - спросила японка.
   - Ну почему же? Вы очень славные девочки.
   - Ты на меня сердишься? - спросила Хомса китаянка.
   - За что мне на тебя сердиться?
   - А я знаю? Может, я что не так сделала?
   - Пошли, Айрис, - сказала японка. - Ну их к черту. Пойдем  найдем  того
седого, толстенького. Он с Беулой. Может, там будет повеселее.
   Айрис встала.
   - Я тебя ничем не обидела? - заискивающе спросила она Хомса.
   - Да нет же!
   - Вот видите? - улыбнулся Слейтер, когда они ушли. - Теперь  понимаете,
что я имел в виду, когда говорил про боязнь?
   Хомс рассмеялся.
   - Знаете, - продолжал Слейтер, - я тысячу  раз  пытался  объяснить  это
Джейку. Я это ему втолковываю с  того  дня,  как  сюда  приехал.  Джейк  -
человек весьма способный.  Если  бы  он  еще  умел  эти  свои  способности
применить.
   - Но он довольно стар, - осторожно сказал Хомс.
   - Слишком стар.  Вот  уж  кто  действительно  блуждает  в  потемках.  А
казалось бы, человек с его опытом и выучкой должен уловить дух времени. Но
он не улавливает, он все еще боится. Джейк Делберт - трус и  такой  ханжа,
что скорее готов всю жизнь верить в сентиментальную чушь, которую он пишет
в своих обращениях к полку, чем попытаться помочь  человечеству.  А  когда
все это морализирование подступает ему к горлу, он облегчается  с  помощью
таких вот мальчишников.
   Вы не подумайте, что  я  не  терплю  подобных  людей.  Они  мне  вполне
симпатичны, и я к ним прекрасно отношусь. Когда они  на  своем  месте.  Но
посвящать им дело всей жизни  нельзя.  Иначе  скатишься  на  дно.  Человек
должен верить в нечто большее, чем он сам.
   - Именно, - горячо сказал Хомс. - Именно в нечто большее, чем  он  сам.
Только где это большее в наше время найти?
   -  Нигде.  Только  в  разуме.  Знаете,  Динамит,  в  капитанах  вы  уже
пересидели, но в майоры вам еще рановато. В вашем возрасте я сам был всего
лишь майором. И я тогда еще даже не начал постигать новую логику  времени.
Если бы не один умный человек, который стал меня продвигать, я бы и по сей
день ходил в майорах и был бы Джейком Делбертом номер два.
   - Но вы несколько другой случай, - заметил Хомс. - Когда вам объяснили,
вы сами захотели прислушаться к голосу разума.
   - Именно так. И мы сегодня должны  выдвигать  людей,  которые  способны
усвоить эту теорию применительно к  нашей  профессии.  А  очень  скоро  их
понадобится еще больше. И перед ними открываются  совершенно  безграничные
возможности.
   - Звание меня не волнует, - сказал Хомс. Он говорил это  и  раньше,  он
помнил, но сейчас это была правда, он говорил  искренне.  -  Меня  волнует
только, как найти по-настоящему прочную почву, крепкий фундамент,  который
мыслящий человек мог бы  взять  за  основу,  как  найти  железную  логику,
которая не подведет. Дайте мне это, а звание пусть катится к черту.
   - Точно так же рассуждал и  я.  -  Слейтер  еле  заметно  улыбнулся.  -
Знаете, человек вашего типа мне бы пригодился. Бог  свидетель,  у  меня  в
штабе достаточно идиотов. Мне нужен хотя бы один толковый работник. Вы  бы
хотели перевестись в бригаду и работать у меня?
   - Если вы действительно считаете,  что  я  справлюсь.  -  Хомс  скромно
потупился. Интересно, что на это скажет Карен? Ха! Будь  ее  воля,  он  бы
никогда не попал ни на один из этих  мальчишников.  И  что  бы  тогда  его
ждало? Он представил себе, какая рожа будет у Джейка Делберта.
   - Что значит, если справитесь? Ерунда! Короче, если  хотите,  считайте,
что я вас взял. Я займусь этим завтра же. Понимаете, - продолжал  Слейтер,
- вся эта история с вашим Пруитом важна лишь в  том  плане,  в  каком  она
касается вас лично. Боксерская команда и даже ваш престиж тут ни при  чем.
Суть в другом - для вас это лишь разбег, проверка и воспитание характера.
   - Мне это раньше не приходило в голову.
   - Я думаю, пока вы  не  развяжетесь  с  этой  историей,  вам  не  стоит
переводиться.  В  ваших  же  собственных  интересах,  понимаете?  А  когда
развяжетесь и переведетесь, то сможете послать весь этот дурацкий  бокс  к
чертовой матери. Мы найдем вашей энергии более достойное применение.
   - Да, наверно, так и надо. - Хомс не был уверен, что ему хочется  рвать
с боксом.
   - Что ж, - Слейтер улыбнулся и встал. - Я, пожалуй, еще  выпью.  Думаю,
мы с вами наговорились. Теряем драгоценное время, а? Пойду-ка  поищу  этих
дурех.
   Он шагнул к столу за сифоном, и от философа не осталось  и  следа,  как
будто нажали кнопку и часть его мыслительной системы отключилась.
   Капитан Хомс был поражен, а потом даже испугался. Забыть все  это  было
не так-то легко. Ведь перед ним только что возник образ некоей новой силы,
которая создаст новый,  совершенно  иной  мир,  мир,  наделенный  реальным
смыслом, опирающимся  на  логику,  а  не  примитивным  смыслом  проповедей
моралистов. И этот смысл пробьет себе дорогу не в теории, а  на  практике,
потому  что  его  опора  -  реальная  сила.  Сила  удивительно   гуманная,
обладающая великими потенциальными возможностями творить великое  добро  и
поднять человечество на новые  вершины,  несмотря  на  свойственные  людям
тупое упрямство и инертность. Сила, трагичная в своей  гуманности,  потому
что ее никогда не  поймут  массы,  желающие  только  заниматься  блудом  и
набивать себе животы. Сила, которую оправдает лишь суд истории, потому что
судьбы великих людей и великих идей всегда  трагичны.  У  него  все  свело
внутри от забытого со времен детства  непреодолимого  желания  беспричинно
заорать во все горло. Как мог Слейтер с такой легкостью  нажать  кнопку  и
все это отсечь?
   А потом он внезапно понял, что сомневается -  вот  те  на!  Только  что
услышал и уже сомневается. И он испугался еще больше. Остается  ли  логика
логикой, если в ней можно усомниться?
   Слейтер знает все это давно, он к этому привык, и понятно, что он может
себя отключать. А тебе это в новинку, вот и все. И в тебе еще жива  старая
привычка сомневаться.  Вот  и  все.  Интересно,  а  Слейтер  хоть  немного
сомневался, когда услышал об  этом  в  первый  раз?  Конечно,  сомневался,
ответил он себе. Но почему-то сам в это не поверил. А что, если Слейтер  с
самого начала не сомневался? Что тогда? Он даже подумал,  не  спросить  ли
Слейтера, сомневался тот или нет, но сердце у него предостерегающе екнуло,
и не просто от страха - от  ужаса,  что  такой  вопрос  сразу  выдаст  его
недоверие.
   Он сомневается не в логике, вдруг понял он, он сомневается в  себе.  Он
сомневается в своей способности перестать сомневаться. Может быть, Слейтер
в нем ошибся?
   Но если Слейтер не прав, значит, логика  Слейтера  уязвима,  ведь  так?
Капитан Хомс почувствовал, как к нему снова возвращается знакомое ощущение
разверзающейся бездны, почувствовал, как земля снова уходит у него  из-под
ног.
   Что было бы, если бы его жена не отказалась приготовить ужин и не  ушла
на свидание к своему богатому любовнику?
   Что было бы, если бы Джейк Делберт предупредил заранее, что  вечером  с
ними будет генерал, и у него хватило бы времени испугаться?
   Что было бы, если бы Сэм Слейтер не подпустил Джейку шпильку?
   Капитан Хомс с неожиданной ясностью понял, что в этом случае он был  бы
сейчас другим человеком и все бы у  него  сложилось  совершенно  иначе.  И
когда Слейтер протянул ему стакан с новой  порцией  виски,  рука  капитана
задрожала.
   - Пошли. - Слейтер улыбнулся. - Они все тут рядом, в той комнате.
   - Да, да. Конечно. - И Хомс пошел за ним,  всем  сердцем  надеясь,  что
Слейтер ничего не заметил. Будет ли Слейтер  помнить  все  это  и  завтра?
Неужели потрясший устои мира разговор на самом деле потряс лишь  какого-то
никому не известного капитана Хомса? И почему земля под  ногами  никак  не
хочет замереть, почему она так и норовит куда-то ускользнуть?
   Он смотрел на  людей  в  комнате:  на  развалившегося  поперек  кровати
подполковника со стаканом в руке,  на  женщину,  пьющую  с  ним,  на  двух
майоров,  на  штаб-сержанта  Джеферсона,  обходящего  компанию   с   новым
подносом, на Слейтера, с ухмылкой выбирающего себе  женщину,  на  женщину,
которую выбрал он сам. Он  не  знал  их;  он  никого  из  них  не  знал  и
чувствовал сейчас то же, что чувствует человек, который высунулся из  окна
небоскреба и скользит взглядом вниз  вдоль  постепенно  сходящей  на  нет,
исчезающей из виду стены, туда, где красивые игрушечные машинки  жужжат  и
ползают по улице, как жучки, и надо скорее  втянуть  голову  обратно.  Или
прыгнуть.
   Нет, Хомс, остановись. Ты знаешь эту дорогу, она  ведет  в  тупик,  она
привела тебя сюда. Главное - верить. Ты должен верить. У тебя должна  быть
вера. Это и есть ответ. Единственный.
   И потому он смотрел на Слейтера и верил. Он смотрел на резвящегося Сэма
Слейтера из Шебойгана, как женщина с испугом и все еще с надеждой  смотрит
на  лежащего  рядом  мужчину,  которому  она  позволила  соблазнить  себя,
которому отдала свою чистоту, а  он  повернулся  на  бок  и  захрапел.  Он
понимал, что за всем этим должна стоять какая-то логика. Не может  же  все
это быть только прихотью случая.
   Завтра он купит в гарнизонном магазине тот новый миксер, о котором  она
говорила, и, когда она придет  домой,  миксер  будет  стоять  на  кухонном
столе. Она увидит его, как только откроет дверь. И тогда она поймет.
   Он поднялся на ноги, лишь  слегка  пошатнувшись,  и  пошел  за  толстой
китаянкой в дальнюю комнату.



        23

   А человек, о спасении души которого так тревожились все вокруг,  был  в
эту  минуту  совершенно   спокоен   и,   подымаясь   по   лестнице   отеля
"Нью-Конгрес", вовсе не осознавал себя грешником.
   Старое знакомое настроение, какое бывает только в увольнительную, снова
завладело Пруитом, и тихий голос нашептывал ему, что до  завтрашнего  утра
обычный ход жизни приостановлен, что завтра он снова сможет думать о своих
прегрешениях, а пока не стоит портить то, что ждет его  впереди.  Пусть  у
него отобрали горн - ладно, он будет жить без  горна.  Зато  у  него  есть
сейчас другое, что поможет заполнить пустоту, только надо постараться  это
другое  не  потерять,  потому  что  скоро  оно  ему,  может  быть,   очень
понадобится. И сейчас гораздо приятнее думать  только  о  Лорен.  Лорен  -
имя-то какое! Не кличка проститутки, а настоящее имя, имя женщины. И когда
он повторял его, оно звучало по-особому, мелодией,  созданной  только  для
него, как будто ни одна другая женщина никогда не носила такого  имени.  А
он возьмет и переведется  из  этой  спортсменской  роты,  гори  она  синим
пламенем! Что его остановит? Снова попадет в нормальную  армейскую  часть,
снова будет нормально, на  совесть  служить.  И  вернет  себе  сержантские
нашивки, потому что теперь звание снова будет что-то для него значить.
   Но тут он вспомнил, что из этой роты его не переведут.
   Не переведут так не переведут. Ну и что с того? Что это  меняет?  А  ни
черта! Через год всему этому и так конец.  Она  же  все  равно  собирается
работать  здесь  еще  год.  А  тебе  через  год  как  раз  подойдет   срок
возвращаться в Штаты, в эту же пору в тысяча девятьсот  сорок  втором.  Он
радостно, громко постучал в железную дверь, внезапно с ясностью представив
себе, как все это будет: тихий, солидный военный городок на отшибе,  сонно
дремлющий день за днем, что-нибудь вроде гарнизона  Джефферсон  или  Форта
Райли, добротные кирпичные казармы, стриженые газоны и чистые  тротуары  в
густой полуденной тени старых высоких дубов, стоявших там еще до того, как
индейцы  сиу  кокнули  Кастера  [Кастер  Джордж  Армстронг  (1839-1876)  -
известный  своей   жестокостью   американский   генерал,   сражавшийся   с
индейцами], - вот в какое  местечко  надо  будет  определиться;  дома  для
сержантского состава там тоже кирпичные, а не здешняя фанера на соплях,  и
там можно будет сразу же ввести ее в местное общество, в тот тесный  узкий
круг, куда семейные сержанты принимают только своих.  Не  зря  же  говорят
старые служаки вроде Пита Карелсена, что самые хорошие жены получаются  из
проституток.  После  всего,  что  им  выпало,  проститутки  умеют   ценить
маленькие радости, многие  бывалые  люди  именно  так  говорят.  "Старики"
сплошь и рядом женятся на проститутках. Взять хотя бы Лысого:  жена  Доума
была в Маниле проституткой. Нет, Лысого лучше брать не будем, у него  жена
филиппинца, это не считается, это все равно что ты бы женился на  Вайолет.
Но ты не хочешь жениться на Вайолет, ты хочешь жениться на Лорен.  И  если
она  мечтает  о  спокойной,  размеренной  жизни,  что  может  быть   лучше
какого-нибудь скромного военного городка, где вот  уже  шестьдесят  девять
лет ничего не меняется и не изменится еще лет шестьдесят.
   Да и вообще какого черта! Она могла бы выйти за него замуж хоть сейчас,
хоть сегодня, и работала бы себе дальше еще год, она же все  равно  решила
остаться еще на год, его это не колышет. Порядочность?  Ха-ха!  Много  она
ему дала, эта порядочность! Из  порядочности  шубу  не  сошьешь.  Все  эти
чинные дамы с их рассуждениями о порядочности  просто  стараются  прикрыть
грехи молодости, когда они тоже были еще живые. Потому что, когда  человек
живой, это слегка неприлично, и окружающим как-то неловко. Идите вы, милые
дамы, знаете куда? Так-то!
   - Пру, вы?
   Миссис Кипфер любезно впустила его в дверь.
   - Вот уж, право, не ждала вас так скоро. Это сюрприз.
   - Дела идут? - Он ухмыльнулся, ощущая, как все вокруг  плывет  волнами,
густо пропитанное пахнущим цирковыми опилками праздничным  настроением.  У
миссис Кипфер был чуть взъерошенный вид. Нет, букетик на  платье  был  все
так же свеж, просто скрытая камера  несколько  врасплох  застигла  даму  с
рекламы столового серебра, когда мадам пожимала руки приглашенным на прием
или пыталась направить в  достойное  русло  беседу  с  напившимся  гостем,
которого муж привел к ним на обед.
   - Правда, кошмар? - сказала она.
   Обе гостиные были набиты битком, солдаты,  которым  негде  было  сесть,
расхаживали  по  коридору,  перебрасываясь  шуточками,   два   музыкальных
автомата вели  между  собой  непрекращающуюся  войну,  взмыленные  девушки
хлопали дверьми, "шпильки" со скрежетом  царапали  пол,  и  все  это  было
похоже на запущенный полным ходом сборочный конвейер оборонного завода.  В
облаках табачного дыма  расползался  сильный  запах  смеси  разных  духов,
мужской  голос  во  второй  гостиной  пьяно  соревновался  с   музыкальным
автоматом, а из глубины коридора кто-то истошно вопил: "Где же полотенца?"
   - Кто не знает, может подумать,  у  нас  тут  съезд  республиканцев,  -
устало заметила миссис Кипфер.
   - Или даже Всеамериканский съезд ветеранов, - сказал Пруит.
   - Нет, только не это!
   - _Где полотенце_?!
   Миссис Кипфер поморщилась.
   - Гортензия! Жозетта просит полотенце. Она в седьмом номере.
   -  Сейчас.  -  Равнодушная  черная  глыба  колышущегося   жира   нехотя
сдвинулась с  места.  Равнодушная  даже  к  мукам,  которые  причиняли  ей
безжалостно врезанные в ее плоть белая наколка и крохотный передничек.
   - И посмотри, кому еще  нужны  полотенца.  -  Миссис  Кипфер  рассеянно
провела пальцами по щеке. - И пошевеливайся!.. Гортензия! Ее действительно
зовут Гортензия. Ужас, правда? Прямо как в кино. Но я не знаю,  что  бы  я
без нее делала. Минерва такая лентяйка. Она сегодня больна. В день получки
она всегда больна. И я ничего не могу с ней поделать. - Она  вздохнула.  -
Эта мне Минерва! У меня всего две горничные, понимаете. В "Сервисе" их  по
меньшей мере четыре. Но это и естественно  -  самое  большое  заведение  в
городе.
   - А где Лорен? - спросил Пруит.
   Миссис Кипфер легонько взяла  его  под  руку  и  улыбнулась  лучезарной
понимающей улыбкой.
   - Ах, вот оно что. Пру! Так вы поэтому пришли именно  в  день  получки?
Как же вам удалось? Одолжили у кого-нибудь?  Только  чтобы  прийти  к  нам
сегодня и увидеть Лорен?
   - Зачем мне одалживать? - Верхняя губа и шея у него разом  одеревенели.
- Если вас интересует, - сдавленно сказал он, - я сегодня кое-что выиграл,
вот и решил съездить в город. Пока снова все не проиграл.
   - Что ж, с вашей стороны это очень разумно. - Миссис Кипфер  продолжала
ему улыбаться, склонив голову немного набок. - А сколько  же  вы,  дружок,
выиграли?
   Безотчетный  страх  острым  ножом  рассек  его   раздражение   пополам,
половинки отлетели в стороны, оставив после себя абсолютную пустоту, и  он
судорожно полез в карман, как человек, привыкший считать  и  пересчитывать
каждый цент. Бумажник был на месте. К нему вернулось дыхание.
   - Сколько? - повторил он. - Около сотни.
   - Ну что ж, неплохо.
   - Можно бы и больше. - Он вспомнил, что потратил доллар на  две  порции
виски, когда выпил, чтобы в мозгу захлопнулась дверка и отсекла то, о  чем
не надо думать (бывает, что эту дверку  необходимо  срочно  захлопнуть,  а
петли так часто заедают), и теперь от  двадцатки  оставалось  девятнадцать
долларов. Минус  доллар  на  такси  в  оба  конца  (сегодня  он  не  может
добираться на попутных, рисковать  нельзя),  итого  восемнадцать.  Ночь  с
Лорен - пятнадцать, сейчас забежать к ней по-быстрому - трешка, и все  это
даже без бутылки.  Слишком  уж  впритык,  попробуй  тут  чувствовать  себя
уверенно.
   Миссис Кипфер искоса глядела на него и улыбалась.
   - Я, дружок, целиком и полностью одобряю ваш вкус.  Но  в  дни  получки
Лорен всегда пользуется очень большим спросом. В гостиной есть еще две-три
девушки, они пока не заняты.
   - Ничего. - Ему захотелось рассмеяться ей в лицо. - Я не спешу. Вы  мне
просто скажите, где ее искать.
   Миссис Кипфер пожала плечами:
   - Как хотите. Она в девятом номере. Это прямо по коридору до конца. Вам
лучше подождать в коридоре,  пока  она  выйдет.  Простите,  дружок,  опять
стучат.
   Он ухмыльнулся ей вслед, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться -  она  даже
не догадывается, как  близко  к  истине  то,  что  она  заподозрила,  -  и
повернулся, чтобы пройти через холл в коридор.
   - Извините, мальчики, но у нас все забито, - объясняла миссис Кипфер  в
окошко. - Мне просто негде вас принять... Вы, ради бога,  извините...  Что
ж, если вы так считаете, это ваше дело. Очень жаль... Пру-у!  -  окликнула
она его.
   - Да?
   - Пьяные в стельку, - шепнула она, отойдя от  двери.  -  Я  хотела  вас
спросить, как там сержант Тербер?
   - Кто?
   - Милт Тербер. Он же, кажется, еще никуда от вас не перевелся?
   - Нет, - сказал он. - Пока здесь.
   - Он так давно к нам не заходил, я уж думала, он вернулся на континент.
Передайте ему от меня привет. Не забудете?
   - Не забуду. Обязательно передам. - Уж это он не забудет.  Утром  после
построения подойдет к Церберу и все ему передаст.
   - Знаете, вашим мальчикам повезло, что у вас такой старшина.
   - Вы думаете? - Пруит поднял брови. - Да, я тоже так считаю.  Вообще  у
нас все так считают. - Ну и ну, подумал он. Ну и ну! Цербер! Кто бы знал?!
Ну и ну. Интересно, то ли еще будет?
   Дверь