усилием воли он заставляет себя идти. Идти в темноту. На запад. К границе. К свободе. Домой. Он идет почти наощупь. Темно так, что на расстоянии вытянутой руки уже ничего не видно. Шаг, еще шаг. С каждым шагом -- все тяжелее. Кажется, что ноги приросли к земле. Позади -- сотни километров, пройденных пешком за три с лишним месяца. Но эти последние триста метров через пограничный лес между Австрией и Баварией для него несказанно труднее пройденного пути. Его пронизывает дрожь, холодный пот выступает на лбу. Это конец, думает он. Но эта мысль почему-то не вызывает в нем ни волнения, ни страха. Конец? Почему? Ноги отказывают ему. Он стоит? Нет, он падает. В изнеможении прислоняется он к стволу дерева. Ему хочется кричать. Но он спрашивает себя: неужели я перенес все лишения, весь этот ужас только для того, чтобы умереть? Умереть, когда цель уже достигнута? Ни звука не срывается с его губ. Вокруг -- мертвая тишина. Мертвая тишина? Звук человеческих голосов заставляет его вскочить. Он как будто выныривает из глубокого сна, из небытия. До его сознания доходит -- люди говорят по-английски. Он перешел границу! Он в Германии! Это Германия, его родина. Хотя и занятая американцами. Четырнадцать месяцев прошло после того, как он попал в плен. И три месяца после его побега из лагеря для военнопленных на Украине, в Макеевке. Тео не помнит, как оказался он возле дверей первого баварского дома. Дом старый, приземистый, как две капли воды похожий на крестьянские дома в приграничной Австрии. Он стучит в дверь, прислушиваясь к звукам внутри дома. Но дверь не открывается. В доме даже гаснет свет. Это страх, удрученно думает Хенн. Они боятся. Боятся еще больше, чем те, кто помогал ему во время пути. Больше двух тысяч километров прошел он пешком, и двери домов всегда открывались перед ним. Но дверь первого дома на его родной земле оказалась закрытой. Собрав последние силы, спотыкаясь, Хенн бредет дальше. Через поле, к следующему дому. Единственное, что он запоминает -- обращенные к нему настороженные лица и чей-то голос: "Ему нельзя оставаться здесь!" В эту ночь он спал на полу крестьянского дома -- хозяин, сжалившись над измученным путником, пустил его переночевать. Проснувшись на следующее утро, Хенн в первые минуты не осознает, где он. Постепенно до него доходит: это родина, он вернулся. В глазах крестьянина - неприкрытое беспокойство. Хенн понимает: оставаться дальше в этом доме он не может, для хозяина это может быть опасно. "Я знаю", - тихо говорит он, - "мне нужно быстрее уходить отсюда, ведь рядом -- граница, а у меня нет документов". Хозяин кивает. "Да, сначала вы должны получить необходимые бумаги. Без документов вам никак нельзя!" "А где я могу их получить?" "В Пассау, у оккупационных властей". Именно туда Хенн идти не может, но крестьянину об этом не говорит. Тот дает Тео немного еды и две марки на дорогу: "Отсюда до Пассау идет автобус, вы можете туда доехать". Хенн выходит на улицу. Несколько минут он стоит, вдыхая свежий утренний воздух. Он на родине, он дошел! Пока он едва понимает это. Он еще не оправился от напряжения последних сорока восьми часов. Путь к автобусной остановке кажется ему бесконечным. Пассау. В первый раз за долгое время Хенн снова в немецком городе! Но сейчас ему не до городских достопримечательностей. Он сидит на скамейке возле реки Инн. Какое блаженство -- спокойно посидеть пару часов на солнышке! Отдохнув, он находит отделение немецкого Красного креста и получает там тарелку горячего супа. Вкус супа кажется ему странным -- он отвык от такой еды. С каждым часом Хенну становится очевиднее -- его путь не завершен. Да, конечно, он уже в Германии. Но он все еще беглый немецкий военнопленный без документов.. И ему остается только одно -- идти дальше. Еще пятьсот километров. Но у него хватит силы и мужества преодолеть и это расстояние. Ведь он уже на родине, он почти дома! Обратно в Россию его вряд ли отправят. За городом Хенн сворачивает с главной магистрали. Он идет окольными путями, чтобы избежать встречи с полицией. Ближе к вечеру он подходит к деревенской гостинице. "Афельд", - читает он фамилию владельца. Афельд? Хенн останавливается. Эта фамилия ему знакома. Тео жил в одном бараке с Гансом Афельдом в макеевском лагере для военнопленных. Афельд был единственным человеком в лагере, носившем бороду. У него было прозвище "парень из Обераммергау". Хенн отчетливо помнит -- Ганс рассказывал ему, что у него небольшая гостиница и ферма в Баварии. "Парень из Обераммергау" часто, почти каждый день вспоминал о своей гостинице. Тогда в лагере многие пленные рассказывали о своем высоком служебном положении, которого в действительности не было, присваивали себе профессии, которыми никогда не владели. Проверить это никто не мог. Но быть может, Ганс Афельд говорил о себе правду. Хенн входит в помещение гостиницы. Гостиница пуста, лишь в углу комнаты сидит какой-то старик. Услышав шаги, он медленно поднимается и шаркающей походкой подходит к вошедшему. "Кто здесь?" - спрашивает старик. Хенн замечает, что старик почти слеп. "Вы господин Афельд?" Хенн опускается на стоящий рядом стул. Долгий путь от Пассау изрядно утомил его. "Да, это я". "Кажется, я смогу сообщить вам кое-что о вашем сыне. Ведь у вас есть..." Хенн не успевает докончить. "От Ганса?" - перебивает его старик. "Да", - подтверждает Хенн. -- "Человека, которого я знаю, звали Ганс Афельд. Ему около сорока, невысокий, черноволосый..." "Ганс жив!" Старик заметно оживляется. "Мария!" В комнату входит женщина. "Чего тебе?" - недовольно спрашивает она. Женщина примерно одного возраста с тем Гансом Афельдом, которого знает Хенн. Даже лицо похоже. "Ганс жив! Жив!" - с радостным волнением в голосе говорит старик. "Кто тебе сказал?" "Этот господин знает Ганса". И повернувшись к Хенну, поясняет: "Мария -- его сестра. Она заботится обо мне". Женщина молчит. У нее узкие губы, глубокие складки у рта. "Я убежал из России, из лагеря для военнопленных", - говорит Хенн. -- "Ганс Афельд жил в одном бараке со мной. Он вернется, обязательно вернется". "Этот господин -- наш гость!" Старик садится на стул рядом с Хенном.- "Пусть он отдохнет у нас неделю или больше, если захочет!" "Большое спасибо!" - благодарит Хенн. -- "Эту ночь, пожалуй, переночую, но дольше не могу". Сестра Афельда все еще недоверчиво смотрит на Тео. Она выходит из комнаты и через минуту возвращается с фотографией. На фотографии -- группа людей, среди них -- два солдата. "Который из них Ганс?" Хенн сразу узнает своего соседа по бараку и указывает на него пальцем. Сестра Афельда молча выходит из комнаты. За ужином Хенн рассказывает о лагере в Макеевке, о своем побеге, о полном опасностей пути через Россию и Балканы, о переходе границы в минувшую ночь. Беседуя с хозяевами, Хенн понимает, почему сестра обрадовалась известиям о брате меньше, чем старик-отец: если Ганс Афельд не вернется, она унаследует гостиницу и ферму. Этой ночью Тео Хенн спит глубоким, спокойным сном. Он спит почти до полудня. Младшая сестра Ганса приносит еду в его комнату. Старый Афельд и его младшая дочь принимают Хенна как родного. После завтрака Хенн опять засыпает -- сказывается напряжение двух последних дней. Проснувшись, он чувствует себя освеженным и отдохнувшим. Он снова полон желания идти дальше. Торопит его и другое обстоятельство. На другой день он поднимается рано. "Уже уходите?" - удивленно спрашивает Тео младшая сестра Афельда. "Да. Я должен идти". Молодая женщина вопросительно смотрит на него. "Мне предстоит преодолеть еще около пятисот километров. Кроме того, я дал себе обет -- если выберусь живым из России, то в Германии по пути домой разыщу родителей моих погибших однополчан". Женщина молча кивает. "Моя следующая цель -- Амберг", - говорит Хенн. Через несколько минут он прощается со старым хозяином. Тот тихо шепчет: "Может, я буду еще жив, когда Ганс вернется..." "...когда он вернется!" Сколько отцов и матерей, жен и детей с надеждой повторяют эти слова в послевоенном 1946 году! Они не имеют никаких сведений о своих близких -- военнопленным не разрешается писать письма. Им остается только одно -- ждать и надеяться. Хенн считает своим долгом рассказать родным о тех, чьи имена помнит. О живых и о погибших. Их много, этих имен. Перед побегом Тео наизусть заучил их. И теперь они снова всплывают из глубин его памяти. Семнадцатилетний Фриц Крегер из Амберга, погиб в конце войны. Хенн должен сообщить эту горькую весть его родителям -- никто, кроме него, не видел гибели молодого солдата. Еще одно имя, еще одна горькая весть. Восемнадцатилетний Петер Лебер из Байройта. Погиб от той же гранаты, которая убила Фрица Крегера. Тео Хенн выполняет свой печальный долг перед погибшими -- ведь неведение и напрасная надежда порой мучительнее самой страшной правды... Летом 1946 года по расписанию ходят только товарные составы и поезда для военнослужащих оккупационных войск. Для немцев поезда в Германии ходят еще нерегулярно. На последнем этапе пути Хенн может добираться до дома только поездом. Он выходит к железнодорожной станции. Там он узнает, что эта железнодорожная линия ведет на Кассель и что до Рурской области сейчас можно добраться только через Кассель. На станции Хенн полушутя, полусерьезно спрашивает у железнодорожного служащего -- нельзя ли ему ехать до Касселя без билета. "Почему?" Железнодорожник внимательно разглядывает незнакомца. Без лишних церемоний Хенн говорит ему правду: "Я бежал из русского плена и добираюсь домой, в Рурскую область, но у меня нет денег". "Я дам тебе билет до Касселя, хорошо?" - подумав некоторое время, говорит железнодорожник. "Но я же не могу за него заплатить!" "Бери, не беспокойся!" Этот человек дарит Хенну билет! "Чем я могу отблагодарить..." "Ладно-ладно, поезжай!" - улыбается железнодорожник. -- "И еще одни совет: из Касселя в Рурскую область ежедневно отправляются за углем грузовые поезда. Постарайся попасть на один из них!" Скоро к перрону подъезжает пассажирский поезд. Впервые за последние несколько лет Тео Хенн едет в пассажирском поезде, да к тому же с билетом. Позади -- три долгих месяца долгого, невероятно тяжелого пути из русского лагеря для военнопленных. Три месяца нервного и физического напряжения, опасностей, голода и лишений. Он в Германии. Перейдя границу, Хенн был уверен, что уж теперь-то без труда доберется до Оберхаузена. Однако путь по родной немецкой земле оказался, пожалуй, еще тяжелее. Когда он говорил, что бежал из русского плена, ему почти никто не верил. Двери крестьянских домов захлопывались перед ним, когда он спрашивал разрешения переночевать в сарае. Хозяева принимали его за бродягу, за опасного преступника. Ему приходилось ночевать под открытым небом где-нибудь в поле. Хенн несказанно рад, что ему, наконец, поверили. Он даже получил в подарок билет до Касселя! Но именно в Касселе Тео подстерегает еще одна, последняя опасность. "Кассель. Конечная станция! Освободите вагоны!" Поезд замедляет ход, останавливается. Пассажиры выходят из вагонов. Среди них -- Тео Хенн. День клонится к вечеру. На этот раз ничего не случится -- ведь у Хенна настоящий проездной билет! Он держит билет в руке, чтобы предъявить контролеру на выходе из вокзала. У выхода -- какая-то задержка. В чем дело? У выходящих пассажиров проверяет документы американский патруль. Для Хенна остается только один выход: назад! Никем не замеченный, он возвращается к поезду, осторожно перебирается на другую сторону перрона. Позади перрона -- невысокий, местами прогнивший забор. Прыжок -- и Хенн уже за территорией вокзала. Он осматривается. Вокруг, куда ни глянь, развалины. Тео потрясен. Он даже не представлял, что немецкие города так сильно пострадали. И это -- перед самым концом войны! Единственное уцелевшее здаие -- барак с табличкой "Немецкий Красный Крест". Не раздумывая, Хенн входит в барак. Красный Крест! Это спасение! Перед небольшим окошком -- длинная очередь: людям выдают талоны на бесплатное питание. Хенн пристраивается в конец очереди. "Нужно показывать удостоверение, чтобы получить еду?" - спрашивает он у стоящего впереди человека, одетого, как большинство мужчин в очереди, в поношенную военную форму. "Само собой!" - отвечает мужчина. Хенн в нерешительности -- ведь документов у него нет! Однако когда подходит его очередь, он, не долго думая, объясняет, что бежал из русского плена. Чуть помедлив, сестра из Красного Креста дает ему талон. Получив талон, Хенн становится в очередь перед раздаточным окном. Обед выдает еще одна сестра из Красного Креста, - женщина с застиранной наколкой на голове, из-под которой выбиваются седые волосы. Тео дал бы этой женщине лет пятьдесят. А может, ей только сорок, но война наложила свой отпечаток на ее лицо. Женщина раздает еду привычными, автоматическим движениями. Видно, что она занимается этим не один год. Но во взгляде женщины, даже в ее движениях заметно сердечное сочувствие этим голодным, больным, нуждающимся людям. Сестра первая замечает вошедших в помещение американских военных полицейских -- раздаточное окно расположено как раз напротив входной двери. "Эм-пи", - вполголоса говорит она. "Милитери полис!" Мужчины, стоящие в очереди за едой, знают, что это -- американский военный патруль, проверяющий документы. На вошедших никто не обращает особого внимания. Сидящие за столами люди продолжают спокойно есть, курить, беседовать друг с другом. "Зачем они пришли?" - настораживается Хенн. Его первая мысль -- нужно бежать! Но он сдерживает себя. "Проверка документов", - спокойно отвечает стоящий перед ним мужчина. -- "Обычная процедура. Чистая рутина". Обычная? Хенн быстро подходит к раздаточному окну, жестом подзывает сестру. Та мгновенно оценивает ситуацию: "Что, документов нет?" Хенн кивает. "Можете спрятать меня в кухне?" - взволнованно шепчет он. Женщина бросает быстрый взгляд на американцев -- они проверяют документы в противоположном конце помещения. Не говоря ни слова, она открывает кухонную дверь, впускает Хенна. И пока тот прячется за большим котлом с супом, сестра с невозмутимым видом продолжает выдавать еду. Закончив проверять документы у сидящих за столами, американцы подходят к людям, стоящими в очереди к раздаточному окну. Наконец проверка стоящих в очереди закончена. Через раздаточное окно проверяющие бросают короткий взгляд в кухню. Хенна они не замечают. "Они ушли!" - говорит женщина. Облегченно вздохнув, Хенн выходит из своего укрытия, благодарит сестру и направляется к двери. "Ваш суп!" - сестра протягивает ему тарелку. Тео берет суп, находит в конце длинного стола свободное место, садится на деревянную скамью. Побыстрее съесть суп, а потом -- дальше! Хенн понимает -- домой он может добираться только тайком, окольными путями. Или безбилетником на поездах. И все потому, что у него нет документов. Сидящие за столом люди кладут на стол свои удостоверения. Хенн настораживается. Почему? В следующую минуту он понимает причину этого: в барак входят немецкие полицейские. Похоже, документы тут проверяют непрерывно! "Всем оставаться на местах! Предъявить документы!" Хенн в отчаянии озирается. Второй раз спрятаться в кухне он не может -- слишком далеко сидит. Сидящий напротив него человек жестом указывает вниз, под стол. "Полезай под сто!" Хенн втискивается под стол. Он слышит, как мужчина тихо говорит: "У него нет документов". Сидящие за столом тесно сдвигают ноги. Ограда из мужских ног, обутых в изношенные башмаки, в сапоги без каблуков, с дырявыми подошвами, защищает Хенна. "Эй, твой суп! Ешь, а то остынет!" Кто-то сует под стол тарелку с супом. В первый момент Хенн ошеломлен. Однако быстро успокаивается: здесь его никто не выдаст. Сидя под столом, он медленно, бесшумно ест суп. "Отбой, приятель!" Чьи-то руки помогают Хенну выбраться из-под стола. "Большое спасибо, друзья!" "Сбежал?" - без удивления, как будто о чем-то обыденном, спрашивает сидящий напротив человек. Хенн утвердительно кивает. И пока он раздумывает, рассказать ли правду о своем побеге, мужчина спрашивает его: "Ну и куда же ты хочешь?" "В Рурскую область. С пустым товарняком, если получится". "Товарная станция в пяти минутах отсюда. Выйдешь из барака -- все время иди направо. Сразу ее увидишь!" "Большое спасибо!" Хенн поднимается, перелезает через скамью и повторяет, обращаясь ко всем: "Большое спасибо!" Ему хочется как можно скорее уйти из барака -- не дай Бог, еще одна проверка! В тамбуре барака темно. Но у самого входа Хенн различает фигуры трех американских полицейских -- они собираются войти в барак. Тео бросается назад. Секунда -- и он прячется за открытой створкой входной двери. Затаив дыхание, он слышит приближающиеся шаги американцев. Полицейские один за другим входят в барак. Прежде чем они успевают обернуться, чтобы зарыть за собой дверь, Хенн молнией выскакивает наружу. Безопасность! Летом 1946-го, спустя почти полтора года после сокрушительного Третьего Рейха это слово по-прежнему остается ключевым у солдат американских оккупационных войск. Они усиленно охраняют места собственной дислокации и узловые транспортные пункты. Их страх перед диверсиями так же велик, как и во время войны. В этот июльский вечер американский часовой, охраняющий вход на товарную станцию Касселя, не особенно внимателен. Летняя жара разморила его, он почти дремлет. Внезапно он слышит чьи-то шаги. Всматриваясь в вечерние сумерки, он видит мужчину, приближающегося к станции. Неизвестный идет быстро, целеустремленно. "Наверное, немецкий железнодорожник", - думает американец. Но идущий -- вовсе не железнодорожник. Это беглый немецкий военнопленный Тео Хенн, у которого нет никаких документов. Пользуясь темнотой, он хочет забраться в какой-нибудь товарный поезд. Хенн видит несколько товарных поездов, стоящих на путях. Сердце его учащенно бьется. Еще сотня метров, и он у цели! Он осторожно озирается по сторонам. Американский часовой внимательно следит за действиями неизвестного. Нет, это, кажется, не железнодорожник -- он что-то слишком часто останавливается, озирается по сторонам, меняет направление. Когда неизвестный появляется в освещенном месте, часовой окликает его по-немецки: "Стой!" Хенн вздрагивает, затем, не оглядываясь, бросается назад, в темноту, и стремительно убегает. "Стой или я стреляю!" - кричит вслед ему часовой. Но Хенн не останавливается. Он бежит прочь, спотыкаясь о рельсы, прыгая через стыки. Его жизнь снова в опасности. Позади гремит первый выстрел. Тео укрывается за развалинами недалеко от железнодорожных путей. Теперь выстрелы его не достанут. Он тяжело переводит дыхание. Часовой стреляет еще два раза. На выстрелы откликаются голоса других американских часовых. Из своего укрытия Тео слышит, как американец объясняет подоспевшим товарищам, что от него ускользнул посторонний, кажется, немец. Хенн осторожно поднимает голову и на некотором расстоянии видит трех или четырех американских солдат с автоматами в руках. Они что-то оживленно обсуждают, показывая в направлении, куда убежал Тео. Хенн снова прячет голову за развалинами. В ночной тишине возбужденные голоса американцев раздаются по всей станции. Хенн слышит, как приближаются их шаги -- все громче, все отчетливей. Один часовой, перешагивая через шпалы, подходит прямо к укрытию Хенна. "Ну, все!" - думает Хенн. Он уже хочет встать, как вдруг замечает, что американец проходит мимо совсем рядом с его укрытием. Через какое-то время (Хенн уже потерял ему счет) американцы прекращают поиски. С напряженным вниманием ловит Хенн каждый звук. Наконец американцы возвращаются на наблюдательный пост. Выждав некоторое время, Хенн решается выйти из-за развалин. Чтобы ступать как можно тише, он снимает обувь. Несколько шагов -- и он подходит к забору, ограждающему территорию товарной станции, отыскивает в заборе дыру и выползает наружу. Товарная станция с американской охраной позади! Хенн переводит дух. Но как быть дальше? Он почти в отчаянии. "Лучше бы я вообще не приезжал в Кассель", - думает Тео. Здесь, в Германии, он не ожидал столкнуться с таким количеством трудностей и опасностей. Однако он быстро берет себя в руки. Сейчас ему нужно найти место для ночлега. Он отыскивает в развалинах какого- то дома сухое, укромное место и тотчас же засыпает. Рано утром Хенн просыпается от свистка маневрового паровоза. Он осторожно обследует местность. Вокруг все в развалинах, ни одного целого дома. Немного поодаль он обнаруживает несколько обработанных садово-огородных участков. Руками он выкапывает из земли несколько морковок и кольраби, с жадностью съедает их. Первые свежие овощи за эти долгие недели! Недалеко от товарной станции Хенн неожиданно встречает железнодорожника, - сцепщика вагонов. Он заговаривает с ним и напрямик спрашивает, можно ли в пустом товарном поезде добраться до Рурской области. "Днем это невозможно", - качает головой сцепщик. -- "В крайнем случае ночью, да и то опасно. Эти американцы расставили вооруженную охрану по всей территории станции. Сегодня ночью стреляли!" "Знаю". На лице Хенна появляется подобие улыбки. -- "Это они стреляли мне вдогонку". Сцепщик изумленно смотрит на Хенна. От удивления он не может вымолвить ни слова. "Ты что, военнопленный?" - наконец спрашивает он. "Да, я бежал из России". "Хорошо, я помогу тебе", - подумав, произносит сцепщик. -- "Я расскажу о тебе моему сменщику -- он работает ночью. В одиннадцать вечера приходи к служебному бараку". Сцепщик показывает Хенну барак на территории товарной станции. -- "Мой сменщик найдет для тебя подходящий вагон. Но будь осторожен! Не попадись на глаза американцам!" "Не беспокойся". Хенн снова полон веры в благополучный исход. Он горячо благодарит сцепщика. "Не стоит благодарности!" - качает тот головой. -- "У меня самого сын где-то там..." С того времени как Тео перешел границу близ Пассау, его не покидало чувство разочарованности. Во всех немецких домах, куда он заходил, его встречали настороженность, недоверие и страх. Но здесь, в Касселе, все по-другому. Ему стараются помочь. Сестра из Красного Креста, укрывшая его на кухне; мужчины, спрятавшие его под столом. А теперь сцепщик вагонов тоже хочет помочь ему. Около десяти вечера Тео уже на территории станции. Он воспользовался дырой в заборе, через которую выбрался отсюда прошлой ночью. Осторожно, стараясь быть незаметным, он приближается к служебному бараку и прячется под пустым вагоном, стоящим напротив входной двери. Из барака выходит человек и медленно идет вдоль вагонов. Перед вагоном, под которым спрятался Хенн, человек останавливается. "Я тебя сразу заметил", - шепчет он. -- "Иди за мной!" Хенн вылезает из-под вагона и тихо ступая, идет следом за мужчиной. Не оборачиваясь, тот говорит негромко: "Я посажу тебя в пустой состав, который идет в Эссен. Он отправляется в полночь. Тебе нужно спрятаться, чтобы не обнаружили контролеры или американцы!" "Ясно". Мужчина останавливается перед одним из вагонов. Хенн молча протягивает ему руку. "Счастливого пути!" - говорит сцепщик. Тео забирается в вагон, устраивается в углу. Вагон, наверное, предназначен для перевозки угля -- стены и пол вагона пропитаны стойким угольным запахом. Раньше Хенн ненавидел этот запах. Теперь запах угля напоминает ему о доме. Этот запах -- запах его родной Рурской области. Снова в товарном вагоне. Снова бесконечные часы пути. Но на этот раз все по-другому. На этот раз он едет не на фронт и не в русский лагерь для военнопленных. Он едет домой. Полночь. Поезд трогается. "Если повезет, уже сегодня я буду дома", - думает Хенн. Домой! Позади -- три тысячи километров, сто два дня пути, полного опасностей и лишений. Мысленно он оглядывается на пройденный путь: военнопленным от Глаца через Бреслау до Макеевки, беглецом под чужим именем от Макеевки через Одессу, Румынию, Венгрию и Австрию в американскую зону оккупации в Германии. И снова он задает себе один и тот же вопрос -- почему он должен был испытать все это, почему он остался жив, в то время как столько его товарищей погибли на фронте, умерли в плену. В его душе крепнет убеждение, что все это -- промысел Божий, что только Бог управляет этим миром, только Он властвует над жизнью и судьбой каждого человека. Товарный поезд везет по оккупированным американцами и англичанами немецким землям. Везет домой. Как там, дома? Живы ли отец и мать? Уцелел ли родительский дом? Узнают ли старики своего Тео? Через узкую щель в дверях он видит проносящиеся мимо поля и леса, горячее июльское солнце над ними. "Совсем как на Украине и на Балканах", - думает он. В этот первый послевоенный год солнце, кажется, светит особенно ярко и приветливо. Но это яркое, приветливое солнце освещает разрушенную, опустошенную страну. Города, мимо которых проезжает поезд, лежат в развалинах, у людей голодные, угрюмые лица, одежда их бедна. Но жизнь все-таки продолжается. Товарный состав замедляет ход, останавливается. "Дортмунд-Дорсфельд", - читает Хенн название на таблице. Кажется, еще одна непредвиденная остановка. Хенн выглядывает из вагона. Паровоза впереди состава нет, его отцепили. Вдоль состава идет человек в железнодорожной форме. Он замечает Хенна. "Что вы здесь делаете? Слезайте!" Хенн спрыгивает вниз. "Разве этот поезд не идет до Эссена?" "Нет. Здесь -- конечная станция". Изучающим взглядом железнодорожник смотрит на Хенна. "Я возвращаюсь из России", - быстро, чтобы избежать дальнейших расспросов, говорит Тео. -- "Я бежал из лагеря для военнопленных. Мне нужно в Оберхаузен -- там мой дом". "Идемте со мной!" Железнодорожник поворачивается и направляется к блокпосту. Перед закрытым шлагбаумом стоит паровоз, готовый к отправлению. "Ты ведь едешь в Дуйсбург?" - спрашивает железнодорожник машиниста. Тот утвердительно кивает. "Этот парень возвращается из русского плена, ему нужно в Оберхаузен. Возьмешь его с собой?" Машинист снова кивает. Хенн влезает в кабину машиниста. Шлагбаум поднимается. Путь свободен! V Ранним вечером предпоследнего июльского дня 1946 года перед развалинами вокзала в Оберхаузене стоит человек. Коротко остриженная голова выдает бывшего военнопленного. Он озирается вокруг, как будто что-то ищет. Ищет и не может найти. Этот человек -- Тео Хенн. А то, что он ищет -- это город, его родной, до мелочей знакомый город, откуда он ушел на фронт. Но этого города больше нет. Темные, мрачные фасады зданий на привокзальной площади производят безотрадное впечатление. Перед входами в подвалы выросли серые цементные глыбы, сооруженные для защиты от бомб. Еще целы грязные, выцветшие указатели с надписью "Бомбоубежище". Несколько минут Хенн в раздумье стоит перед зданием вокзала. Четыре года назад он уезжал отсюда. Уезжал на войну, так же, как сотни тысяч других молодых людей. Никто из них не ожидал такого конца, все верили в победу. Никто не догадывался, что возвращение домой будет возвращением в мир голода и развалин. Горькие раздумья Хенна прерывают удары церковного колокола. Как давно не слышал он эти звуки! С первыми же ударами колокола его душу наполняет чувство неизъяснимого умиротворения и покоя. Повинуясь внутреннему порыву, он идет к церкви. Церковь Сердца Христова, стоящая недалеко от вокзала, не пострадала от бомбежек. Хенн входит в церковь. Глаза его постепенно привыкают к полутьме нефа. Церковный служка зажигает алтарные свечи. В церкви становится светлее, она быстро заполняется верующими. Начинается вечерняя служба. Прихожане поют церковный гимн. Хенн пытается петь вместе со всеми, но голос не слушается его. Только теперь он полностью осознает, какой путь остался позади, сколько опасностей, сколько тягот и лишений пришлось пережить ему. Он опускается на колени, прячет лицо в ладонях. Его молитва коротка. "Господи, благодарю тебя!" Горло его перехватывает, он с трудом произносит эти простые слова. "Помолимся за пропавших без вести..." - доносится до него голос священника. Хенн думает о тех, кто все еще в плену в далекой России, думает о тех сотнях и тысячах, нашедших там свою смерть. Сколько жен, матерей, детей напрасно надеются увидеть когда-нибудь своих мужей, отцов, сыновей, братьев... Кто знает, жив ли еще староста барака Франц Риттер, его товарищ по лагерю в Макеевке? Жив ли зубной врач, военнопленный Виктор Шефер? Что с Петером Шмицом? Где он теперь? Может быть, ему все же удалось добраться до дома? Или он снова в лагере для военнопленных где-нибудь в Сибири? Да жив ли он вообще? А сам он, бывший военнопленный Тео Хенн -- один из немногих счастливцев, вернувшихся из ужаса русских лагерей. В прохладном полумраке церкви он еще раз обещает себе как можно скорее разыскать родных своих товарищей по лагерю, рассказать им об их близких. Служба заканчивается. Священник благословляет прихожан. Тео Хенн, исполненный новых сил и надежд, выходит из церкви. Вечерние сумерки медленно опускаются на полуразрушенный дом Герда Хенна, на маленький сад позади дома. "Табак в этом году будет хорош", - входя в комнату, говорит жене папаша Хенн. Его жена стоит у окна. Беспокойный взгляд ее устремлен за ограду дома, на улицу. "Ну что, Анна?" Герд Хенн подходит к жене. Женщина молчит, но старый Хенн знает, о чем думает его жена, на что надеется. Она ждет Тео, их сына. Вот уже второй год Герд Хенн пытается убедить свою Анну -- ее ожидания, ее надежды напрасны. "Пропал без вести в России!" Их сына, конечно, уже нет в живых. Однако шесть последних недель Анной владеет какое-то предчувствие. "Тео жив!" - снова и снова повторяет она. Она повторяет эти слова так часто, что папаша Хенн уже почти поверил в них. В его душе внезапно проснулась надежда, что сын жив, что он вернется. Несколько минут оба неподвижно стоят у окна, глядя на надвигающиеся сумерки. Папаша Хенн кладет руку на плечо жены. Он чувствует ее беспокойство, ее волнение. К дому усталой походкой, ссутулившись, подходит какой-то человек. Герд и Анна не сразу замечают его. Это их сын, их Тео. Но старики не сразу узнают его -- в их памяти сын гораздо моложе, он не такой худой и сгорбленный. В следующее мгновение Герд Хенн судорожно сжимает плечо жены. "Тео!" - срывающимся голосом шепчет он. Анна молча поворачивается к входной двери. Ее глаза влажно блестят. Дверь открывается. Когда Тео Хенн, помедлив, входит в комнату, мать произносит только два слова: "Он жив!" Но эти два слова вмещают в себя больше, чем тысячи других. В этих двух словах -- новая жизнь, новое будущее для всех троих: для Тео Хенна, для его отца, для его матери. Он жив!