выкрики. - Ты уверен, что с тобой все в порядке? - спросил Мониген. - Благодарю, - сказал немец. - Мне уже хорош. - Тогда пошли, - сказал Комин. - Вы что, и его с собой потащите? - изумился Блэнд. - Да, - сказал Мониген. - А что тут такого? - Почему бы не отвести его в комендатуру? Ведь ему плохо. - А почему бы мне не дать тебе в морду? - сказал Мониген. - Дело ваше, - отозвался Блэнд. - Пошли, - сказал Комин. - Какой дурак станет драться, когда можно прогибаться? Все люди братья, а все их жены сестры. А ну пошли, гусары-полуночники. - Послушайте, - обратился Блэнд к немцу, - вы действительно хотите идти с ними? - Из-за его бинтов, когда только его да субадара и было видно, казалось, что это двое раненых среди пятерых" привидений. - Подержи-ка его минутку, - сказал Мониген Комину. Подошел к Блэнду. Смачно послал его. - Мне, кстати, больше нравится драться, - добавил он все тем же равнодушным тоном. - Даже если меня побьют. - Не надо, - сказал немец. - Опять я не буду позволить. - Мониген замер; меньше фута было между ним и Блэндом. - Я имеет жена и сын в Байрёйте, - сказал немец. Это он говорил уже мне. Он тщательно, дважды задиктовал мне адрес. - Напишу, ладно, - сказал я. - Что мне ей сообщить? - Сообщить так: все ничего. Вы сумеет. - Хорошо. Напишу ей, что с вами все более-менее в порядке. - Сообщить так: вся эта жизнь есть ничего. Комин и Мониген снова положили его руки себе на плечи, встав по обе стороны немца. Они развернулись и побрели прочь, почти неся его на себе. Один раз Комин оглянулся. - Мир вам, - сказал он. - И вам также, - откликнулся субадар. Они двинулись дальше. Мы наблюдали, как они мало-помалу превращаются в единый силуэт на фоне освещенного входа в аллею. Там еще была арка; бледные, холодные отсветы слабенького фонаря падали на нее и на прилегающие стены, так что все это казалось некими вратами, и они входили в эти врата, с двух сторон поддерживая немца. - Что они там будут с ним делать? - проговорил Блэнд. - В уголке где-нибудь прислонят и выключат свет? Или, может, во французских борделях еще и дополнительная раскладушка прилагается? - Твое-то какое собачье дело? - оборвал его я. Глухо донеслось буханье оркестра; было холодно. Каждый раз, когда меня передергивало от выпитого алкоголя и от холода, мне представлялось, будто я слышу, как у меня поскрипывают позвонки. - Тому уже семь лет, как я в здешнем климате, - сказал субадар. - А все-таки не люблю холод. - Его голос был глубок, спокоен, словно в его обладателе все шесть футов роста. Будто, когда его создавали, разговор шел такой: "Дадим-ка ему какое-нибудь средство нести в мир свои суждения. - Зачем? Кто будет его суждения слушать? - А сам он и будет. Так пусть ему будет получше слышно". - Почему же вы не уезжаете обратно в Индию? - поинтересовался Блэнд. - А-а! - сказал субадар. - Я ведь вроде него: не хочу быть бароном. - И вы предпочли убраться вовсе, чтобы на ваше место пришли иностранцы, которые будут обращаться с людьми как со скотом или с дичью? - Устранившись, я развязал узел, который завязывался в течение двух тысячелетий. Все-таки кое-что, а? Мы тряслись от холода. Холод теперь стал и оркестром, и ритмом выкриков, но под его ледяными руками трясся костяк, а не барабанные перепонки. - Что ж, - сказал Блэнд, - наверное, английское правительство делает для освобождения вашего народа больше, чем могли бы сделать вы. Субадар легонько коснулся груди Блэнда: - Друг мой, вы очень умны. Это счастье для Англии, что остальные англичане не столь умны. - Выходит, вы так и останетесь в изгнании до конца своих дней, а? Субадар махнул коротенькой, толстой рукой в сторону пустой арки, за которой исчезли Комин, немец и Мониген. - Вы разве не слышали, что он сказал? Эта жизнь - ничто. - Считайте как вам угодно, - сказал Блэнд. - Но мне, ей-богу, не хотелось бы думать, что от этих трех лет я спас всего лишь ничто. - Вы спасли то, что уже убито, - безмятежно сказал субадар. - Сами увидите. - Я спас свое предназначение, - сказал Блэнд. - Ни вы, ни кто-либо другой не знает, в чем оно состоит. - А в чем может состоять ваше предназначение, кроме как в том, чтобы быть убитым? С этим вашему поколению крупно не повезло. Не повезло, что большую часть своей жизни вы будете по земле скитаться призраком. Но в этом и было ваше предназначение. Издалека донеслись выкрики и снова оркестр, медное глухое буханье, такое же, как эти голоса, сиротливо веселое, надрывное, но в основном сиротливое. Арка в холодном сиянии фонаря была пуста - молчаливо разверстая, бездонная, словно врата в иной город, в иной мир. Сарторис вдруг пошел прочь. Он уверенно дошел до стены и наклонился, опершись на нее руками; его вырвало. - Черт, - сказал Блэнд. - Выпить охота. - Он повернулся ко мне. - Твоя-то где бутылка? - Вся вышла. - Куда это она вышла? У тебя ж было две. - Ну, а теперь ни одной. Пей воду. - Воду? - оскорбился Блэнд. - Какой кретин будет пить воду? Тут снова твердый жаркий шар начал всплывать у меня к горлу, сладостно реальный и нестерпимый; снова тот миг, когда говоришь: "Вот. Теперь все за борт". - Ты! Ты будешь! Да и вообще, пошел ты! - сказал я. Блэнд смотрел мимо меня. - Второй раз, - сказал он равнодушным, отстраненным тоном. - Второй раз за час. Что называется, дожились, а? - Он повернулся и побрел к фонтанчику. Сарторис, подтянутый, уверенно ступая, возвращался. Ритм оркестра, смешиваясь с тряской озноба, волнами поднимался по позвоночнику. - Который час? - спросил я. Сарторис поглядел на запястье. - Двенадцатый. - Да сейчас уже за полночь, - сказал я. - Не может быть. - Говорю, двенадцатый, - сказал Сарторис. Блэнд наклонился над фонтанчиком. Там было немного светлее. Когда мы подошли, он уже выпрямился, утирал лицо. Свет падал ему на лицо, и я было подумал, уж не сунул ли он всю голову под струю - по самые-то глаза он не мог облиться, но тут я разглядел, что он плачет. Он стоял, утирал лицо и плакал горестно, но беззвучно. - Бедная моя жена, - сказал он. - Маленькая моя бедняжка. КОММЕНТАРИИ  (А. Долинин) Впервые - в четвертом выпуске литературного ежегодника "American Caravan" (1930). Название представляет собой часть девиза британской военной авиации: "Per ardua ad astra" ("Через трудности - к звездам" - лат.). Тематически рассказ связан с романом "Сарторис", где упоминаются те же события и действующие лица. От лица Монигена ведется повествование в рассказе "Честь". {1}. Субадар - офицерский чин в индийской армии, соответствовавший званию капитана. В состав вооруженных сил Британской Индии, наряду с регулярными частями английской армии, входили и так называемые "туземные войска", в которых служили солдаты-индийцы, а командный состав был смешанным. Во время Первой мировой войны они принимали участие в боях на территории Франции вместе с англичанами, но формально считались самостоятельными. {2}. ... он был родсовским стипендиатом... - Имеется в виду стипендия для студентов из США, стран Британского Содружества и Южной Африки, дающая право учиться в Оксфордском университете. Фонд учрежден в 1902 г. английским политическим деятелем Сесилом Родсом (1853-1902). {3}. Байрёйт - город в Баварии, где похоронен Р. Вагнер. Еще при жизни композитора здесь был открыт оперный театр, построенный специально для постановок его музыкальных драм. С 1882 г. в нем проводятся всемирно известные ежегодные вагнеровские фестивали. {4}. В июле погиб его брат-близнец. - Обстоятельства гибели Джона Сарториса изложены в рассказе несколько иначе, чем в романе "Сарторис". {5}. Бишоп Уильям Эверли (1894-1956) - прославленный ас британской авиации, канадец по происхождению. За годы Первой мировой войны участвовал в 170 воздушных боях и сбил 72 самолета противника. {6}. Ур Нил. - Герой Фолкнера, очевидно, не в ладах с историей, так как в Ирландии никогда не было короля с таким именем. По-видимому, он имеет в виду династию, основанную в начале V в. ирландским королем Нийлом, потомков которого называли Уи Нил.