рая невольно вызывала удивление. "Вы не ответили на мое письмо от 25-го. Я пока и не ждал ответа. Вы мне скоро ответите мне торопиться некуда. Я вас не обижу я честный и благородный вы еще меня узнаете когда наши пути сойдутся. Я пока не жду ответа но вы сама знаете как подать мне знак". Мисс Дженни с легким, едва заметным отвращением сложила письмо. -- Я бы эту гадость, конечно, сожгла, если б она не была единственной уликой, которая поможет нам его поймать. Сегодня же отдам это Баярду. -- Нет-нет, -- поспешно возразила Нарцисса, протягивая руку. -- Пожалуйста, не надо. Дайте я порву. -- Но ведь это -- единственная улика, это письмо и еще то, другое, дитя мое. Мы наймем сыщика. -- Нет, нет, пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы об этом знал кто-нибудь чужой. Прошу вас, мисс Дженни. -- Она снова протянула руку. -- Вы просто хотите его сохранить, -- холодно и осуждающе произнесла мисс Дженни. -- Разумеется, глупым девчонкам подобные вещи льстят. -- Я его порву, -- повторила Нарцисса. -- Я б его сразу порвала, но я хотела хоть кому-нибудь рассказать. Я.- я.- мне казалось, что если я его кому-нибудь покажу, я не буду чувствовать себя такой грязной. Пожалуйста, отдайте. -- Что за вздор! Почему вы должны чувствовать себя грязной? Разве вы дали ему повод? -- Прошу вас, мисс Дженни. Но мисс Дженни не выпускала письма из рук. -- Не будьте дурой, -- отрезала она. -- Почему такая вещь может заставить вас чувствовать себя грязной? Любой молодой девице могут прислать анонимное письмо. И многим это нравится. Мы все уверены, что мужчины испытывают к нам подобные чувства, и невольно восхищаемся тем человеком, у которого хватило смелости сказать нам об этом -- кто бы он ни был. -- Хоть бы он подписался. Мне ведь все равно, кто он. Но так... Пожалуйста, мисс Дженни. -- Не будьте дурой, -- повторила мисс Дженни. - Как мы узнаем, кто это был, если вы уничтожите улики? -- Не хочу я ничего знать! -- Мисс Дженни отдала ей письмо, Нарцисса изорвала его в мелкие клочки, бросила их за забор и вытерла руки о платье. -- Не хочу ничего знать. Я хочу поскорее об этом забыть. -- Ерунда. Вы и сейчас умираете от любопытства. Держу пари, что вы смотрите на каждого прохожего и гадаете -- а вдруг это он. Если не принять никаких мер, это будет продолжаться. И наверняка станет еще хуже. Давайте я скажу Баярду. -- Нет, нет, ни за что. Я не хочу, чтоб он узнал и подумал, что я... что я могла бы... Знаете что: я теперь буду сжигать их не распечатывая... Мне правда пора. -- Вот именно -- вы будете бросать их прямо в печку, -- с холодной иронией подтвердила мисс Дженни. Нарцисса спустилась по ступенькам, а мисс Дженни снова вышла на солнце, сняла пенсне, и оно скользнуло обратно в футляр. -- Конечно, вам виднее, но я бы на вашем месте этого ни за что не потерпела. Правда, мне уже не двадцать шесть. Ну, ладно, приезжайте, когда получите еще одно письмо или когда вам опять понадобятся цветы. -- Обязательно приеду. Спасибо за цветы. -- И сообщайте мне, что пишет Хорее. Слава Богу, что он везет всего лишь стеклодувный аппарат, а не военную вдовушку. -- Обязательно сообщу. До свидания. -- Нарцисса прошла сквозь пятнистую тень. На фоне ее гладкого белого платья четким пунктиром вырисовывалась корзинка с цветами. Она села в свой автомобиль. Верх его был откинут, она положила шляпу на сиденье, завела мотор и, еще раз оглянувшись, помахала рукой. -- До свидания. Негр, медленно шагавший по дороге, остановился, украдкой наблюдая за приближающейся машиной. Когда Нарцисса с ним поравнялась, он посмотрел ей прямо в лицо, и она поняла, что он вот-вот ее окликнет. Она дала полный газ и помчалась в город, где на холме среди виргинских можжевельников стоял кирпичный дом, в котором она жила. Нарцисса ставила дельфиниум в матовую лимонно-желтую вазу на рояле. Тетушка Сэлли Уайэт, сидя в качалке у окна, равномерно раскачивалась, шлепая в такт ногами по полу. На подоконнике за мягко колышущимися занавесками стояла корзинка с ее рукоделием, а рядом была прислонена трость черного дерева. -- Ты провела там целых два часа и даже его не видела? -- спросила она. -- Его не было дома, -- отвечала Нарцисса. -- Он уехал в Мемфис. Тетушка Сэлли мерно качалась в качалке. -- Я бы на их месте велела ему оставаться там, где он был. Ни за что б не допустила, чтоб этот малый торчал в доме, будь он мне хоть трижды родня. Зачем он поехал в Мемфис? Я думала, что это его аэропланное заведение -- или как оно там называется -- уже закрылось -- Может быть, он поехал по делу. -- Какие у него могут быть дела в Мемфисе? Надеюсь, у Баярда Сарториса хватило ума этому дурню никаких дел не поручать. -- Не знаю, -- отвечала Нарцисса, поправляя дельфиниум. -- Я думаю, он скоро вернется. Тогда вы сможете сами его спросить. -- Я?! Да я с ним за всю его жизнь двух слов не сказала. И впредь не собираюсь. Я привыкла вращаться в обществе джентльменов. Подбирая цветы, Нарцисса обломала несколько стеблей. -- Разве он совершил что-нибудь непозволительное для джентльмена, тетя Сэлли? -- Всего только прыгал с водяных цистерн и летал на воздушных шарах -- специально чтобы пугать людей. Неужели ты думаешь, что я держала бы у себя такого шалопая? Да я б на месте Дженни и Баярда его в сумасшедший дом упрятала. -- Но ведь он вовсе не прыгал с цистерны. Он просто спустился с нее на веревке и нырнул в пруд. А на воздушном шаре летал Джон. -- А мне совсем другое говорили. Мне говорили, будто он спрыгнул с цистерны, перемахнул через целый состав товарных вагонов и штабелей с бревнами и угодил прямо в пруд. -- Ничего подобного. Он спустился по веревке с крыши дома, а потом нырнул в пруд. Веревка была привязана к водяной цистерне. -- А разве ему не пришлось прыгать через бревна и товарные вагоны? И разве он не мог при этом с таким же успехом сломать себе шею, как если б он прыгал с цистерны? -- Наверное, мог, -- отвечала Нарцисса. -- Ну вот, а я что говорю? Зачем все это было нужно? -- Не знаю. -- То-то и оно, что не знаешь. Вот потому он так и сделал. Тетя Сэлли продолжала с торжествующим видом раскачиваться в качалке. Нарцисса внесла последний штрих в голубой узор из дельфиниума. На подоконнике рядом с корзинкой внезапно и беззвучно -- словно выскочив из рукава фокусника -- возник пестрый черно-желтый кот. Постояв на согнутых лапах, он, сощурясь, оглядел комнату, а затем улегся на брюхо и, вытянув шею, узким розовым языком принялся вылизывать себе плечо. Нарцисса подошла к окну и погладила кота по блестящей спине. -- А потом он полетел на воздушном шаре, когда... -- Но ведь это был Джон, а вовсе не Баярд, -- повторила Нарцисса. -- А мне совсем другое говорили. Мне говорили, что это был именно он и что Баярд и Дженни со слезами на глазах умоляли его этого не делать. Мне говорили... -- Но ведь там никого из них не было. Баярда там вообще не было. А на воздушном шаре летел Джон. Владелец шара захворал, и он полетел, чтоб не разочаровывать фермеров. Я сама там была. -- Ну да -- стояла и позволила ему лететь, вместо того чтоб позвонить по телефону Дженни или перейти площадь и вызвать Баярда из банка. Стояла и даже рта не раскрыла. -- Да, -- отвечала Нарцисса. Она действительно стояла рядом с Хоресом в неподвижной, напряженно застывшей толпе фермеров, смотрела, как шар раздувается и натягивает канаты; смотрела на Джона Сарториса в вылинявшей фланелевой рубашке и вельветовых брюках, на балаганщика, который объяснял ему устройство разрывной веревки и парашюта; стояла, не успевая ловить ртом воздух, с бешеной скоростью вырывавшийся из легких; смотрела, как шар взмывает в небо вместе с Джоном -- он сидел на хрупкой трапеции, болтавшейся внизу, -- смотрела, как шар и люди и все кругом медленно опрокидывается, а потом вдруг обнаружила, что, уцепившись за Хореса, стоит под прикрытием какого-то фургона и пытается перевести дух. Джон опустился на заросли колючей ежевики милях в трех от города, отцепил парашют, вышел на дорогу и остановил проезжавшего в фургоне негра. Когда до города оставалось не больше мили, он увидел старого Баярда, который бешено несся навстречу в коляске, и пока они стояли бок о бок посреди дороги, старый Баярд изливал накопившуюся ярость, между тем как в фургоне сидел в изодранной одежде его внук и его исцарапанное лицо выражало чувства человека, которому довелось испытать нечто столь невыразимо прекрасное, что потеря этой на миг воплощенной мечты воспринималась как очищение, а вовсе не как утрата. Назавтра, проходя по улице, Нарцисса встретила Джона, который с бешеной стремительностью, отличавшей обоих братьев, выбежал из какой-то лавки, отскочил в сторону, чтобы не сбить ее с ног, и выпалил: -- Ах, извини... Здравствуй. Лицо его, заклеенное крест-накрест пластырем, было озорным, веселым и дерзким. На мгновенье она подняла на него широко открытые, полные отчаяния глаза, потом прижала ладонь к губам и быстро, почти бегом, пошла прочь. Потом он уехал вместе с братом, и война отгородила их от всех, словно двух запертых в отдаленной конуре беспокойных псов. Мисс Дженни рассказывала ей о них, о скучных письмах, которые они из чувства долга изредка посылали домой, а потом он погиб -- где-то далеко за морем, и не было тела, чтобы возвратить его земле, и оттого ей казалось, что он все еще смеется над словом "смерть", как смеялся прежде над прочими словами, означающими покой, -- смеется, не дождавшись, пока время и весь его реквизит не внушат ему, что итог человеческой мудрости -- вознестись в мечтах так высоко, чтобы в поисках этой мечты не утратить и ее самое. Тетушка Сэлли мерно качалась в качалке. -- Не все ли равно, который из двух это был. Они оба друг друга стоят. Впрочем, они не виноваты, что их так дурно воспитали. Испортили вконец -- и того и другого. Люси Сарторис до самой своей смерти никому не позволяла делать им замечания. Будь это мои дети... -- Она все качалась и качалась. -- Я б из них эту дурь выбила. Нечего сказать -- вырастили парочку диких индейцев. Эти Сарторисы воображают, что лучше их на свете никого нет. Даже Люси Крэнстон -- родом из такой семьи, каких во всем штате не сыщешь, -- и та вела себя так, будто само провидение удостоило ее чести стать женой одного Сарториса и матерью еще двоих. А все гордыня, ложная гордыня. Она мерно качалась в качалке. Под рукой у Нарциссы с ленивым нахальством мурлыкал кот. -- Это их сам бог наказал, отняв у них Джона, а не его брата. Джон по крайней мере раскланивался, встречая на улице даму, а уж этот... -- Она ритмично раскачивалась, шлепая ногами по полу. -- Смотри держись от него подальше. Он убьет тебя, как свою бедняжку жену. -- Дайте мне хотя бы получить благословение церкви, тетя Сэлли, -- сказала Нарцисса. Под глянцевитой шкурой кота, которую она гладила, внезапно узлами вздулись тугие, словно проволока, мышцы, и он, растянувшись как резинка, вырвался из-под ее руки, с молниеносной быстротой пролетел по веранде и скрылся из виду. -- Ой! -- вскричала Нарцисса. Она стремительно обернулась, схватила палку тетушки Сэлли и выскочила из комнаты. -- Это еще что такое?.. -- промолвила тетушка Сэлли. -- Дай мне сюда мою палку! Она еще немного посидела, глядя на дверь и прислушиваясь к быстрому стуку каблуков Нарциссы, который донесся сначала из прихожей, а потом с веранды. Затем встала, высунулась в окно и крикнула: -- Дай сюда мою палку! Нарцисса сбежала по ступенькам в сад. Посреди клумбы с каннами, припав к земле и вертя во все стороны головой с желтыми немигающими глазами, притаился кот. Нарцисса кинулась к нему, размахивая палкой. -- Положи сейчас же! Брось! -- кричала она. Желтые глаза сверкнули в ее сторону, а потом кот опустил голову и длинным грациозным прыжком рванулся прочь, унося в зубах пойманную птицу. -- Ах ты, гадина! Ах ты... Сарторис! -- крикнула Нарцисса, запустив палкой в пятнистую молнию, которая, сверкнув напоследок, скрылась за углом дома. -- Сию минуту подними и подай мне палку! -- кричала в окно тетушка Сэлли. Нарцисса и мисс Дженни сидели в полутемной гостиной. Двери, как всегда, были распахнуты настежь, и молодой Баярд, неожиданно возникнув в дверном проеме, остановился и посмотрел на Нарциссу. -- Это Баярд, -- сказала мисс Дженни. -- Поди сюда, сынок, поздоровайся с Нарциссой. -- Здравствуйте, -- невнятно пробормотал он, а Нарцисса повернулась на табуретке и отпрянула к роялю. -- Это кто такая? -- спросил он. Войдя в комнату, он внес с собой напряженную холодную порывистость, которую она хорошо помнила. -- Это Нарцисса, -- сердито ответила мисс Дженни. -- Поди сюда, поговори с ней и не притворяйся, будто ты ее в первый раз в жизни видишь. Нарцисса протянула ему руку, и он помедлил, небрежно держа ее в своей и не глядя в ее сторону. Она отняла руку. Тогда он взглянул на нее, потом снова отвел глаза и продолжал стоять над обеими женщинами, приглаживая рукой волосы. -- Я хочу выпить. Не могу найти ключ от конторки, -- сказал он. -- Побудь здесь немножко, поговори с нами, а потом выпьешь. Он с минуту постоял, потом порывисто отошел в сторону, и не успела мисс Дженни раскрыть рот, как он уже сорвал чехол с ближайшего кресла. -- Не трогай, дикарь ты эдакий! -- вскричала мисс Дженни. -- Если у тебя нет сил стоять, садись на мой стул. Я сейчас вернусь, -- добавила она, обращаясь к Нарциссе. -- Только ключи принесу. Он опустился на стул и, продолжая поглаживать голову, сосредоточенно глядел на свои сапоги. Нарцисса сидела совершенно неподвижно, откинувшись к роялю. -- Мне так жаль вашу жену... и Джона, -- проговорила она наконец. -- Я просила мисс Дженни передать вам, когда она... Он сидел, медленно поглаживая голову, но за этим минутным спокойствием скрывалась сосредоточенная порывистость. -- А вы не замужем? -- спросил он. Она сидела совсем тихо. -- Советую попробовать. Каждый должен хоть раз вступить в брак и каждый должен побывать хоть на одной войне. Как только мисс Дженни вернулась с ключами, он резким движением поднял свое длинное угловатое тело и вышел. -- Продолжайте, -- сказала мисс Дженни. -- Он больше не будет нам мешать. -- Нет, мне пора. -- Нарцисса быстро встала и взяла с рояля шляпу. -- Но вы же только что приехали. -- Мне пора, -- повторила Нарцисса. Мисс Дженни поднялась. -- Ну, если пора, так пора. Подождите минутку, я нарежу вам цветов. -- Нет, нет, как-нибудь в другой раз... я... я скоро приеду специально за цветами. До свидания. Подойдя к двери, она быстро окинула взглядом прихожую и пошла дальше. Мисс Дженни проводила ее до веранды. Нарцисса спустилась по ступенькам и торопливо пошла к своему автомобилю. -- Приезжайте поскорее! -- крикнула ей вслед мисс Дженни. -- Спасибо, приеду, -- отвечала Нарцисса. -- До свидания. 2  Молодой Баярд приехал из Мемфиса в своем автомобиле. До Мемфиса было семьдесят пять миль, и поездка заняла час сорок минут, потому что часть дороги представляла собой грунтовой проселок. Автомобиль был длинный, низкий и серый. Четырехцилиндровый мотор имел шестнадцать клапанов, восемь запальных свечей, и фирма гарантировала 80 миль в час, хотя к ветровому стеклу была приклеена бумажка (он не обращал на нее ни малейшего внимания), на которой красными буквами было написано, что первые 500 миль ездить с такой скоростью не рекомендуется. Он проехал по аллее и остановился перед домом; дед его сидел, положив ноги на перила веранды, а мисс Дженни, как всегда подтянутая в своем черном платье, стояла у колонны. Она спустилась по ступенькам, осмотрела автомобиль, открыла дверцу и села на сиденье. Саймон подошел к дверям, окинул автомобиль уничтожающим взором и удалился, а Айсом, появившись из-за угла, с нескрываемым восторгом медленно ходил вокруг. Старый Баярд, держа в руке сигару, небрежно глянул на запыленную серую махину и хмыкнул. -- Да тут удобно, как в качалке, --я сказала мисс Дженни. -- Иди попробуй. Но он снова хмыкнул и, не спуская ног с перил, смотрел, как молодой Баярд садится за руль. Мотор, как бы в виде опыта, взревел и умолк. Айсом стоял рядом, словно гончая на сворке. Молодой Баярд посмотрел на него. -- В следующий раз ты можешь поехать со мной, -- сказал он. -- А почему не сейчас? -- сказала мисс Дженни. -- Влезай, Айсом. Айсом забрался на сиденье, и старый Баярд смотрел, как автомобиль бесшумно проехал по аллее и скрылся из виду в долине. Вскоре над деревьями появилось розовое облачко пыли; медленно поднявшись в вечернюю лазурь, оно постепенно растаяло на солнце, а звук, напоминающий раскаты- отдаленного грома, пророкотал и замер вдали. Старый Баярд по-прежнему попыхивал сигарой. В дверях снова возник Саймон. -- Интересно, куда это их понесло перед самым обедом? -- спросил он. Баярд хмыкнул, и Саймон остался стоять в дверях, бормоча что-то себе под нос. Минут через двадцать автомобиль пронесся по аллее и остановился почти на прежнем месте. Сзади сидел Айсом, и его черная физиономия с разинутым ртом напоминала открытый рояль. Мисс Дженни была без шляпы, обеими руками она придерживала волосы, и когда автомобиль остановился, еще некоторое время продолжала сидеть. Потом глубоко вздохнула. -- Приходится пожалеть, что я не курю, -- сказала она и, подумав, добавила: -- А быстрее он ехать не может? Айсом вылез и открыл ей дверцу. Она вышла с некоторым трудом, но глаза ее сияли, а старые сухие щеки зарумянились. -- И далеко вы ездили? -- спросил Саймон, все еще стоявший у дверей. -- Мы были в городе, -- гордо отвечала она, и голос ее звучал звонко, как у молодой девушки. До города было четыре мили. Неделю спустя старик Фолз явился в город и нашел старого Баярда в его конторе. Контора служила также и кабинетом директора. Это была большая комната; в ней стоял длинный стол со стульями по сторонам, высокий шкаф, где хранились чистые банковские бланки, а также письменный стол-бюро с крышкой на роликах, вращающееся кресло и диван, на котором старый Баярд днем имел обыкновение вздремнуть часок-другой. Письменный стол в конторе, как и дома, был завален всевозможными вещами, не имевшими ни малейшего отношения к банковскому делу, полка над камином представляла собой склад разных предметов сельскохозяйственного назначения, а сверх того запыленной коллекции трубок и трех или четырех банок табаку, который служил утешением не только для всего персонала банка, начиная с директора и кончая дворником, но и для значительной части его клиентов. В хорошую погоду старый Баярд почти весь день сидел на складном стуле у парадной двери, и, завидев его там, клиенты заходили в контору и наполняли свои трубки табаком из этих банок. Существовал как бы неписаный закон -- не брать табаку больше чем на одну трубку. В этой же конторе старик Фолз и старый Баярд уединялись во время ежемесячных визитов старика и полчаса перекрикивались друг с другом (оба были совершенно глухи). Каждое их слово было ясно слышно на улице и в лавках по обе стороны банка. У старика Фолза были невинные голубые глаза ребенка, и первым делом он разворачивал пакет, припасенный для него старым Баярдом, вынимал плитку жевательного табаку, отрезал от нее кусочек, клал его в рот и аккуратно убирал плитку обратно в пакет. Два раза в год в пакете лежал костюм, а в остальные визиты -- табак и кулечек мятных конфет. Старик никогда не разрезал шпагат, а всякий раз своими негнущимися узловатыми пальцами аккуратно его развязывал и снова завязывал. Денег он не брал. И вот он сидел в своем чистом выцветшем комбинезоне, положив на колени пакет, и рассказывал Баярду об автомобиле, который утром повстречался ему на дороге. Старый Баярд сидел совершенно неподвижно и, пока тот не кончил, не спускал с него свирепых старых глаз. -- Ты разобрал, кто там сидел? -- спросил он. -- Эта штуковина пролетела так быстро, что я не мог разглядеть, сидит в ней кто или нет. Когда я пришел в город, я спросил, кто это был. Похоже, один только вы не знаете, как он быстро ее гоняет. Старый Баярд некоторое время сидел молча, а потом крикнул: -- Байрон! Открылась дверь, и вошел бухгалтер. -- Слушаю, сэр, господин полковник, -- без всякого выражения произнес он. -- Позвоните ко мне домой и велите моему внуку не трогать автомобиль, пока я не вернусь. -- Слушаю, сэр, господин полковник, -- отвечал тот и удалился так же молча, как и пришел. Баярд с шумом повернулся в своем вращающемся кресле, а старик Фолз нагнулся вперед и впился в него взглядом. -- Что это за шишка у вас на лице, Баярд? -- спросил он. -- Что? -- в свою очередь прокричал Баярд, поднося руку к небольшому пятнышку, которое резко выступило на фоне румянца, разлившегося по его лицу. -- Это? Не знаю, что это за штука. Она уже с неделю как появилась. Ну и что? -- Она растет? -- спросил старик Фола. Он встал, положил на пол свой пакет и протянул руку. Старый Баярд отпрянул. -- Чепуха, -- сердито сказал он. -- Не трогай. Но старик Фолз отвел его руку и пощупал пальцами пятно. -- Гм, -- произнес он. -- Твердая, как камень. И будет расти дальше. Я буду за ней следить, и, когда придет время, я ее сниму. А пока она еще не созрела. Внезапно рядом с ними бесшумно возник бухгалтер. -- Ваша кухарка говорит, что они с мисс Дженни поехали куда-то кататься на автомобиле. Я велел передать, что вы сказали. -- Вы говорите, что Дженни поехала с ним? -- спросил старый Баярд. -- Кухарка говорит, что поехала, -- повторил бухгалтер своим лишенным интонаций голосом. -- Ладно. Бухгалтер удалился, а старик Фолз поднял с пола свой пакет. -- Я, пожалуй, тоже пойду, -- сказал он. -- Приду на той неделе и погляжу. А вы ее до тех пор не трогайте. Он вышел из комнаты вслед за бухгалтером, и вскоре старый Баярд тоже поднялся, протопал через вестибюль и водрузил в дверях свой стул. Вечером, когда он вернулся, автомобиля нигде не было видно, и тетка не откликнулась на его зов. Он поднялся в свою комнату, надел сапоги для верховой езды в закурил сигару, но когда он выглянул в окно на задний двор, ни Айсома, ни оседланной кобылы там не оказалось. Один только старый сеттер сидел, глядя на его окно. Когда в окне показалась голова старого Баярда, пес встал, подошел к кухонной двери, остановился и снова взглянул на окно. Старый Баярд тяжелым шагом спустился по лестнице и через весь дом прошел на кухню, где, беседуя с Элнорой и Айсомом, обедал Кэспи. -- А в другой раз мы еще с одним парнем... -- говорил он. В эту минуту Айсом, сидевший в углу за ящиком с дровами, поднял свою круглую голову, увидел Баярда и, блеснув белками, вытаращил глаза. Элнора тоже застыла на месте со шваброй в руках, а Кэспи повернул голову, но не встал и, продолжая жевать, прищурясь, глянул на старого Баярда, который остановился в дверях. -- Я еще на прошлой неделе велел тебе передать, чтоб ты не смел болтаться на кухне, а не то я выгоню тебя из дома, -- сказал старый Баярд. -- Слышал ты это или нет? Кэспи, продолжая жевать, проворчал что-то себе под нос, и старый Баярд вошел в кухню. -- Убирайся отсюда и оседлай мне лошадь. Кэспи демонстративно повернулся к нему спиной и взял со стола стакан сыворотки. -- Ступай, Кэспи! -- прошипела Элнора. -- Я здесь на работу не нанимался, -- отвечал Кэспи довольно громко, но так, чтобы Баярд не расслышал, и, обернувшись к Айсому, добавил: -- Почему ты не оседлал ему лошадь? Ведь ты же тут служишь? -- Побойся Бога, Кэспи! -- взмолилась Элнора и громко добавила: -- Да, сэр, господин полковник, он уже идет. -- Это кто -- я, что ли? Да неужто? -- протянул Кэспи, поднося ко рту стакан, но, увидев, что Баярд двинулся вперед, не выдержал, вскочил и, прежде чем тот успел к нему подойти, зашагал к двери, выражая, однако, вызов даже самой формой своей спины. Баярд настиг его в ту минуту, когда он замешкался в дверях. -- Пойдешь ты седлать мне кобылу или нет? -- грозно спросил он. -- И не подумаю даже, старина, -- проговорил Кэспи чуть тише, чем Баярд мог расслышать. -- Что?! -- Да Бог с тобой, Кэспи! -- простонала Элнора. Айсом забился в угол. Кэспи быстро взглянул прямо в лицо Баярду и начал открывать сетчатую дверь. -- Я вам уже сказал, что даже и не подумаю, -- повторил он, повышая голос. Саймон стоял под самым крыльцом рядом с сеттером и глядел на них, разинув беззубый рот, а старый Баярд протянул руку к ящику с дровами, вытащил оттуда полено, размахнувшись, сбил Кэспи с ног, и тот, пролетев сквозь открытую дверь, скатился по ступенькам прямо под ноги к отцу. -- А теперь отправляйся седлать мне кобылу, -- сказал старый Баярд. Саймон помог сыну встать и, сопровождаемый сосредоточенно-любопытным взглядом собаки, повел его к конюшне. -- Говорил я тебе, что эти новомодные военные штучки здесь у нас ни к чему, -- сердито ворчал он. -- Еще благодари бога, что голова у тебя такая крепкая. Иди седлай кобылу, а все свои басни насчет свободы для черномазых прибереги для городских -- в городе, может, тебе кто и поверит. И на что черномазым твоя свобода? У нас и так уже на руках ровно столько белых, сколько мы можем прокормить. В тот же вечер за ужином старый Баярд поднял глаза от бараньей котлеты и посмотрел на внука. -- Билл Фолз мне сказал, что ты сегодня пронесся мимо богадельни со скоростью сорок миль в час. -- Сорок миль? Как бы не так! -- быстро отозвалась мисс Дженни. -- Пятьдесят четыре. Я сама смотрела на этот -- как его там, Баярд, -- на спидометр. Старый Баярд сидел, слегка наклонив голову, смотрел, как дрожат у него в руках нож и вилка, слушал, как его сердце под заткнутой за жилет салфеткой бьется чуть-чуть слабее и чуть-чуть быстрее, чем следует, и чувствовал на себе взгляд мисс Дженни. -- Баярд! -- резко проговорила она. -- Что это у тебя на щеке? Он встал так неожиданно, что стул его с грохотом опрокинулся, и, не оглядываясь по сторонам, тяжелой походкой вышел из комнаты. 3  -- Знаю я, чего тебе от меня надо, -- говорила старому Баярду мисс Дженни поверх газеты. -- Тебе надо, чтоб я забросила к чертям все хозяйство и не вылезала из этого автомобиля, вот чего тебе надо. Но этого не будет. Я с удовольствием прокачусь с ним разок-другой, но у меня и без того дела хватает. Не могу я все время следить, чтоб он не носился как угорелый и не ломал автомобиль. И свою шею тоже, -- добавила она, сухо шелестя газетным листом. -- И пора бы тебе понять -- оттого, что кто-то сидит с ним рядом, он медленней ездить не станет, -- сказала она. -- Если ты и в самом деле так думаешь, отправь с ним Саймона. Видит бог, у него свободного времени хоть отбавляй. Может, он чем-нибудь и занят с тех пор, как ты перестал ездить в коляске, но только мне про это не известно. -- Она снова принялась за чтение. Сигара старого Баярда дымилась в его неподвижной руке. -- Можно посылать с ним Айсома, -- сказал он. Мисс Дженни сердито зашелестела газетой и вперила долгий взор в племянника: -- О господи, человече! Вели заковать его в цепи, и дело с концом. -- Но ты же сама предлагаешь посылать с ним Саймона. У Саймона работы достаточно, а вот Айсом только и знает, что раз в день оседлать мне кобылу, так это я и сам могу. -- Я пошутила, -- сказала мисс Дженни. -- Господи, пора бы уж мне поумнеть. Но если тебе приспичило изобрести для черномазых новую работу, то пусть ее делает Саймон. Айсом мне нужен, чтоб у тебя была крыша над головой и хоть какая-нибудь еда на столе. -- Она опять зашелестела газетой. -- Не понимаю, почему ты сам не можешь запретить ему ездить с такой скоростью? Человек, который должен ежедневно восемь часов просиживать на стуле в дверях банка, не обязан остаток дня как сумасшедший носиться в автомобиле по окрестностям, если ему это не правится. -- Ты думаешь, его можно о чем-то попросить? Разве эти головорезы когда-нибудь со мной считались? -- Попросить? Черта с два! -- возразила мисс Дженни. -- Кто тебе предлагает его просить? Запрети ему. Скажи ему, что если он будет носиться с такой скоростью, ты из него всю душу вытрясешь. По-моему, тебе самому нравится кататься на этом автомобиле, только ты ни за что в этом не признаешься, и ты просто не хочешь, чтоб он ездил без тебя. Вместо ответа старый Баярд с шумом опустил ноги на пол, встал и тяжелой походкой вышел из комнаты. Однако по лестнице он подниматься не стал, а мисс Дженни, услыхав, как его шаги замерли в конце прихожей, тотчас последовала за ним на заднее крыльцо, где он остановился в темноте. Темная ночь, напоенная тысячью ароматов весны, звенела голосами насекомых. На фоне темного неба вырисовывалась еще более темная громада конюшни. -- Он еще не приехал, -- с досадой проговорила мисс Дженни, коснувшись его плеча. -- Я бы тебе сразу сказала. Ступай наверх и ложись, ты же знаешь, что он зайдет к тебе, когда вернется. В конце концов ты накликаешь на него беду, и тогда он и в самом деле угодит в какую-нибудь канаву. Ты совсем как младенец с этим автомобилем, -- добавила она помягче. -- Ночью он ничуть не опаснее, чем днем. Пошли. Он сбросил ее руку, но послушно повернулся и пошел в дом. На этот раз он поднялся по лестнице, и она услышала его тяжелые шаги в спальне. Вскоре он перестал хлопать дверьми и ящиками, зажег лампу над кроватью и улегся с томиком Дюма. Через некоторое время дверь отворилась, и молодой Баярд, войдя в круг света, остановился и посмотрел на него своими мрачными глазами. Дед не замечал его присутствия, и он погладил его по руке. Старый Баярд поднял голову, и тогда молодой Баярд повернулся и вышел из комнаты. В три часа пополудни, когда на окнах банка опустили жалюзи, старый Баярд удалился в свой кабинет. Кассир и бухгалтер, сидевшие за барьером, слышали, как он возится у себя за дверью. Кассир помедлил, зажав двумя пальцами аккуратно сложенный столбик серебряных монет. -- Слышите? -- проговорил он. -- Старик последнее время чем-то, озабочен. Раньше он, бывало, сидит себе тихонечко, как мышонок, пока за ним не приедут, а вот уже несколько дней грохочет и мечется взад-вперед, словно ос гоняет. Бухгалтер не сказал ни слова. Кассир убрал столбик монет и принялся складывать новый. -- Чем-то он озабочен; не иначе как ревизор этот сильно ему досадил. Бухгалтер не сказал ни слова. Он поставил себе на стол арифмометр и с громким щелчком перевел рычаг. В задней комнате шумно двигался старый Баярд. Кассир аккуратно сложил в столбик оставшееся серебро и свернул папиросу. Бухгалтер склонился над мерно пощелкивающим арифмометром, а кассир склеил папиросу, закурил, проковылял к окну и приподнял жалюзи. -- Сегодня приехал Саймон с коляской, -- сказал он. -- Не иначе как этот парень сломал наконец свой автомобиль. Сходите позовите полковника. Бухгалтер слез с табурета, подошел к двери и открыл ее. Старый Баярд, сидевший в шляпе за конторкой, оглянулся. -- Спасибо, Байрон, -- сказал он. Бухгалтер вернулся к своему столу. Старый Баярд прошел через банк, открыл дверь на улицу и, держась за ручку, остановился как вкопанный. -- Где Баярд? -- спросил он. -- Он не приедет, -- отвечал Саймон. Старый Баярд подошел к коляске. -- Почему? Где он? -- Поехал куда-то с Айсомом на томобиле на этом, -- сказал Саймон. -- Бог знает, где их сейчас носит. Сорвал парня с работы среди дня -- на томобиле покататься. Старый Баярд оперся рукою о стойку. Пятно побледнело и снова резко проступило на его лице. -- Уж сколько я старался Айсому хоть каплю разума в башку втемяшить, -- ворчал Саймон, держа лошадей под уздцы, в ожидании, когда хозяин сядет в коляску. -- На томобиле покататься, -- твердил он. -- На томобиле покататься. Старый Баярд влез в коляску и тяжело опустился на сиденье. -- Будь я проклят, если я не посадил себе на шею банду самых отъявленных бездельников, какие только есть на белом свете! Одно утешение -- когда я, наконец, попаду в богадельню, то вы все от первого до последнего уже давно будете меня там ждать. -- Ну вот, теперь еще вы тут ворчите, -- сказал Саймон, -- Мисс Дженни на меня кричала, пока я за ворота не выехал, а тут вы начинаете. Но если мистер Баярд Кэспи в покое не оставит, то я хоть тресни, а он будет не лучше этих городских черномазых. -- Дженни его уже вконец избаловала, -- сказал старый Баярд. -- Даже Баярд -- и тот его больше испортить не сможет. -- Да уж, что правда, то правда, -- согласился Саймон и дернул за поводья. -- Поехали, что ли. -- Обожди минутку, Саймон, -- сказал старый Баярд. Саймон придержал лошадей. -- Чего вам еще надо? Пятно на щеке старого Баярда приняло свой обычный вид. -- Сходи ко мне в кабинет и достань сигару из банки на камине, -- отозвался он. Два дня спустя, под вечер, когда он и Саймон чинно катили в коляске по направлению к дому, автомобиль почти одновременно с предупреждающим об его появлении ревом выскочил им навстречу из-за поворота, залетел в придорожную канаву, снова выскочил на дорогу и пронесся мимо, и в какую-то долю секунды старый Баярд и Саймон увидели, как над рулем сверкнули белки и ослепительные, как слоновая кость, зубы Айсома. К концу дня, когда автомобиль вернулся домой, Саймон отвел Айсома на конюшню и отстегал его вожжами. В этот вечер после ужина они сидели в кабинете. Старый Баярд держал в руке незажженную сигару. Мисс Дженни читала газету. В окно залетал легкий весенний ветерок. Неожиданно старый Баярд сказал: -- Может, он ему в конце концов надоест. -- А ты знаешь, что он тогда сделает? Когда решит, что этот автомобиль ездит слишком медленно? -- спросила она, глядя на него поверх газеты. Старый Баярд с незажженной сигарой в руке сидел слегка наклонив голову и не глядя на мисс Дженни. -- Купит аэроплан, вот что. -- Шумно перевернув страницу, она снова погрузилась в чтение. -- Ему надо жениться и завести себе сына, а тогда пускай хоть каждый день ломает себе шею, если хочет. Господь, как видно, совсем ни в чем не разбирается, -- сказала она, думая о них обоих и об его покойном брате. -- Впрочем, видит Бог, я бы не хотела, чтоб какая-нибудь симпатичная мне девушка вышла за него замуж. Она снова зашелестела газетой, переворачивая страницу. -- Не знаю, чего ты еще ждешь от него. И вообще от любого Сарториса. Ты тратишь все вечера, разъезжая с ним, вовсе не потому, что думаешь, будто твое присутствие помешает ему перевернуть автомобиль. Нет, ты ездишь с ним для того, чтобы, когда автомобиль перевернется, ты тоже был там вместе с ним. И после этого ты еще воображаешь, что считаешься с другими больше, чем он? Он держал сигару, все еще отворотив лицо. Мисс Дженни снова посмотрела на него поверх газеты. -- Утром мы поедем в город к доктору -- пусть посмотрит, что это за штука у тебя на физиономии, слышишь? Когда он, стоя перед комодом у себя в комнате, снимал воротничок и галстук, взгляд его остановился на трубке, которую он положил туда месяц назад, и он убрал воротничок и галстук, взял трубку и подержал ее в руке, поглаживая большим пальцем обуглившуюся головку. Потом, охваченный внезапной решимостью, вышел из комнаты и тяжело прошел через площадку, на другом конце которой поднималась в темноту узкая лестница. Нашарив выключатель, он стал взбираться наверх и, осторожно двигаясь по темным тесным поворотам, добрался до расположенной под косым углом двери, открыл ее и очутился в просторной низкой комнате с наклонным потолком, где стоял запах пыли, тишины и старых ненужных вещей. Здесь была свалена всевозможная мебель; кушетки и стулья, словно кроткие привидения, обнимали друг друга высохшими негнущимися руками -- самое подходящее место для того, чтобы умершие Сарторисы могли побеседовать о блистательных и гибельных делах былых времен. С середины потолка свешивалась на шнуре одинокая лампочка без абажура. Он взял шнур, притянул его к гвоздю, торчавшему в стене над можжевеловым сундуком, закрепил, придвинул к сундуку стул и уселся. Сундук не открывали с 1901 года, когда его сын Джон умер от желтой лихорадки и старой раны от испанской пули. С тех пор представлялось еще два случая его открыть -- в июле и октябре прошлого года, но второй его внук еще не исчерпал всех своих возможностей и доставшихся ему по наследству превратностей судьбы. Поэтому Баярд пока терпеливо ждал, надеясь, так сказать, убить двух зайцев разом. Замок заело, и он некоторое время терпеливо с ним возился. Ржавчина отслаивалась, приставала к рукам, и он встал, пошарил вокруг, вернулся к сундуку с тяжелым чугунным подсвечником, ударил им по замку, отпер сундук и поднял крышку. Изнутри повеяло тонким бодрящим запахом можжевельника и сухим томительным мускусным ароматом, как от остывшего пепла. Сверху лежало женское платье. Парча поблекла, а тонкое брабантское кружево слегка пожелтело я стало бесплотным и бледным, словно солнечный свет в феврале. Он осторожно вынул платье из сундука. Кружево, мягкое и бледное, как вино, полилось ему на руки, и он отложил платье и вынул рапиру толедской стали, с клинком тонким и легким, словно протяжный звук скрипичного смычка, в бархатных ножнах. Изящные цветистые ножны чуть-чуть лоснились, а швы пересохли и полопались. Старый Баярд подержал рапиру, как бы взвешивая ее у себя на руках. Это было именно то орудие, какое любой Сарторис счел бы самым подходящим для выращивания табака в необитаемой пустыне -- эта рапира, равно как красные каблуки и кружевные манжеты, в которых он распахивал девственные земли и воевал со своими робкими и простодушными соседями. Он отложил рапиру в сторону. Под ней лежала тяжелая кавалерийская сабля и шкатулка розового дерева с парой отделанных серебром дуэльных пистолетов, обманчиво тонких и изысканных, словно скаковые лошади, а также предмет, который старый Фолз называл "этот дьявольский дерринджер". Короткий зловещий обрубок с тремя стволами, уродливый и откровенно утилитарный, он лежал между своими двумя собратьями, как злобное смертоносное насекомое меж двух прекрасных цветков. Потом он вытащил голубую армейскую фуражку сороковых годов, маленькую глиняную кружку, мексиканское мачете и масленку с длинным носиком, наподобие тех, какими пользуются паровозные машинисты. Масленка была серебряная, и на ней был выгравирован паровоз с огромной колоколообразной трубой, окруженный пышным венком. Под паровозом стояло его название: "Виргиния" -- и дата: "9 августа 1