ем он станет одним из крупнейших рабовладельцев и плантаторов, оставит после себя имение с усадьбой, названной его именем, и плантацией, названной в честь любовницы французского короля, - и наконец остановились, хотя продолжали неторопливо грести, чтобы пирогу не сносило течением, глядели не вверх на темные лица обездоленных, смотрящих с вершины утеса, а изумленно переглядывались друг с другом в стоящей на месте пироге, говоря: "Это город. Это штат"; В 1821 году генерал Хиндс, его "уполномоченные и в качестве советника Абрахам Дефранс, директор общественных зданий в Вашингтоне, заложили город в соответствии с планом, который Томас Джефферсон семнадцать лет назад составил для Клейборна, губернатора территорий, и выстроили здание Законодательного собрания: тридцать на сорок футов кирпича, глины и местного известняка, однако достаточно большого, чтобы вместить мечту; первое заседание состоялось там в канун нового, 1822 года; И назвали город в честь другого старого героя, доблестного собрата Хиндса по оружию в победоносных сражениях с британцами и семинолами, который вскоре станет президентом, - старого дуэлянта, драчливого, сухопарого, неистового, шелудивого крепкого старого льва, который ставил благоденствие нации выше Белого дома, жизнеспособность своей политической партии - выше того и другого, а превыше всего этого он ставил не честь своей жены, а принцип, что честь необходимо защищать в любом случае, есть она или нет, так как защищенная она в любом случае есть: Джексон, этот новый город, созданный не как город, а как центр руководства людьми, разделял мужество, стойкость и удачу доблестного солдата, местность же вокруг него была названа "округом Хиндс", в честь менее славного воина, так как приют героя, даже пустой, не только разделяет его величие, но даже укрепляет и усиливает оное; И он нуждался в них, по крайней мере в удаче: в 1829 году сенат принял билль, санкционирующий перенос столицы в Клинтон, Дом отменил его; в 1830 году Дом сам голосовал за перемещение в Порт-Гибсон на Миссисипи, но тут же передумал, отрекся, на другой день голосовали за перемещение ее Виксберг, но из этого тоже ничего не вышло, не сохранилось никаких записей (Шерман сжег их в 1863 году и уведомил этом своего начальника, генерала Гранта, запиской, написанной от руки с утешительной и ободряющей краткостью), говорящих о том, что происходило в то время: возможно, проба, репетиция, или, может быть, то была проложенная неделями и месяцами колея привычки, или, возможно, старческий, рассеянный, так или иначе неуслышанный голос, или присутствие трех патриотов-мечтателей, которые боролись с течением и несли мечту, словно ребенка вместе с динамитом: у него не было собственной власти для совершения перемен: и лишь в 1832 году, возможно, в самозащите или, может, просто от усталости, была написана конституция, именующая Джексон столицей, если и не навечно, то по крайней мере на время до 1850 года, когда (возможно, то была лишь надежда) более зрелое законодательное собрание будет состоять из более зрелых людей, освоившихся с управлением или хотя бы привыкших к нему; И в то время этого было вполне достаточно; Джексон оказался в безопасности, стал недоступен простому легкомыслию; прочно основанный и неколебимый, он всегда будет твердо держаться; люди перебирались туда жить, и за ними тянулись железные дороги, зачеркивая стальными линиями век пароходов: в 1836 году в Виксберге, в 1837 в Натчезе, потом в конце концов пересечение обеих создало маршрут из Нового Орлеана в Теннесси и Южную дорогу до Нью-Йорка и Атлантического океана; спокойный и неколебимый: в 1836 году Старый Хикори обращался к законодательному собранию в том самом здании, пять лет спустя под его крышу вошел Генри Клей; оно знало конвенцию, созванную, чтобы рассмотреть последний компромисс Клея; в 1861 году оно видело ту Конвенцию, которая провозгласила Миссисипи третьей звездой в новой галактике штатов, преданной тому принципу, что добровольные сообщества людей должны быть не только избавлены, но и гарантированы от федерального вмешательства, но знало генерала Пембертона во время защиты этого принципа и права, и Джозефа Джонстона; и Шермана: и огонь: и полное разорение; Городом Печных Труб (когда-то на улицах рылись свиньи, теперь стали рыться крысы) правили генералы Соединенных Штатов, и в него тем временем вливалась новая кровь: люди, которые шли, прижимаясь к федеральным войскам, с порченым зерном, гнилым мясом и хромыми мулами, теперь жались к начальникам военной полиции с саквояжами, набитыми чистыми бюллетенями для голосования, на которых освобожденные рабы могли ставить вместо подписи X; Но город выстоял; правительство, бежавшее от Шермана в 1863 году, вернулось в 1865-м и даже усилилось, несмотря на то, что городское самоуправление саквояжников держалось долго и после того, как Штат в целом изгнал их; в 1869 году был основан Тугалу-колледж для негров, в 1884 году колледж Джексона для негров был переведен из Натчеза, в 1898 году колледж Кэмпбелла для негров был перемещен из Виксберга; негритянские вожаки, учившиеся в этих заведениях, вмешались, когда в 1868 году некто "Стервятник" Эгглстоун настаивал на применении войск для изгнания губернатора Хемфриса с должности и из особняка; в 1887 году женщины Джексона устроили трехдневную ярмарку-карнавал, чтобы собрать деньги на памятник павшим конфедератам; в 1884 году Джефферсон Дэвис последний раз выступал публично в старом Капитолии; в 1890 году самая крупная конвенция Штата приняла нынешнюю конституцию; И опять люди и железные дороги: Новоорлеанская и Большая Северная шли по долине реки Перл-ривер, Галф Мобайл и Северная - на северо-восток; до Алабамы и восточных гористых прерий был буквально один шаг, а линия до Язу-сити и верхних приречных городов сделала из Великих озер пять загородных водоемов; Галф энд Шип-Айленд открыла на юге штата Миссисипи лесопромышленный бум, и чикагский говор зазвучал среди магнолий и ароматов жасмина и олеандра; население за десять лет удвоилось и утроилось, в 1892 году Миллсэпс-колледж распахнул двери и занял место среди первых заведений для высшего образования; потом природный газ и нефть; техасские и оклахомские лицензии понеслись над землей, словно птицы в перелет, и высокие языки пламени из вытяжных труб встали, будто сверкающие оперения, над столетним пеплом лагерных костров племени чокто и исчезнувшими следами оленей; и в 1903 году был выстроен новый Капитолий - золотой купол, выпуклость, светящаяся точка, позолоченный прыщ, более древний, чем миазмы и гигантские эфемерные ящеры, более стойкий, чем лед и предночная стужа, парящий, висящий как единый слепящий сфероид над центром Штата, не могущий ни укрыться от взора, ни открыться полностью: властный, непреложный и сулящий надежду. В реестре фамилий штата Миссисипи: Клейборн. Хемфрис. Диксон. Мак-Лорип. Барксдейл. Ламар. Прентисс. Дэвис. Сарторис. Сатпен. В реестре городов: ДЖЕКСОН. Высота над уровнем моря 294 фута. Население (1950г.) - 201.092. Железные дороги: Иллинойс Сентрал, Язу-энд Миссисипивэлли, Алабама энд Виксберг, Галф энд Шип-Айленд. Автобусные компании: Три-Стейт-Трэнзит, Банардо, Томас, Грейхаунд, Дикси-Грейхаунд, Текс-Грейхаунд, Оливер. Авиакомпании: Делта, Чикаго энд Саузерн. Транспорт: Городские автобусы, такси. Пристанища: Отели, туристские лагеря, меблированные комнаты. Развлечения постоянные: Общество деятелей прикладного искусства, Баскетбольные матчи, Музыкальные фестивали, Выходки рядовых женского вспомогательного корпуса, Майский фестиваль, Первенство штата по теннису, Водный парад Красного Креста, Ярмарка штата, Демонстрация мод рядовыми женского вспомогательного корпуса, Скачки герл-скаутов. Праздник песни. Развлечения острые: Религия, Политика. Первая сцена Кабинет губернатора штата, 12 марта, 2.00. Весь помост погружен во тьму, как и в первом действии, видимая часть сцены словно бы висит в луче прожектора. Находится она в левой половине и расположена над затененным помостом выше, чем в первой сцене первого действия, символизируя высшую, последнюю, окончательную инстанцию правосудия. Это угол или часть губернаторского кабинета. Поздняя ночь, стенные часы показывают 2.02. Массивный стол, на нем нет ничего, кроме пепельницы и телефона. Позади стола стоит тяжелое кресло с высокой спинкой, похожее на трон; на стене над ним - эмблема, официальный символ штата, суверенности (мифической, поскольку штат скорее является частью округа Йокнапатофа) - орел, весы слепого правосудия, флаг с каким-то девизом, видимо, на латыни. Перед столом по углам еще два кресла, слегка обращенные друг к другу. Губернатор стоит между столом и высоким креслом, над головой у него эмблема. Он тоже символичен: неизвестный человек, не молодой и не старый; может воплощать чье-нибудь представление не о Боге, а скорее об архангеле Гаврииле, не до распятия, а после него. Видимо, он только что с постели или по крайней мере из библиотеки или из гардеробной, на нем халат, однако он в галстуке и аккуратно причесан. Темпл и Стивенс только что вошли. На Темпл те же самые меховое манто, шляпка, перчатки и т.д., что и во второй сцене первого действия. Оба идут к креслам, стоящим перед столом. Стивенс. Доброе утро, Генри. Вот и мы. Губернатор. Да-да. Садитесь. (Когда Темпл усаживается.) Миссис Стивенс курит? Стивенс. Да. Спасибо. Вынимает пачку сигарет из кармана пиджака, словно приготовил ее на случай внезапной необходимости. Предлагает Темпл сигарету. Губернатор опускает руку в карман халата и достает что-то, зажатое в кулак. Темпл (берет сигарету). Как, без повязки на глаза? Губернатор протягивает руку через стол. В ней зажигалка. Темпл подносит сигарету ко рту. Губернатор щелкает зажигалкой. Темпл. Но ведь та, что ждет казни, находится в Джефферсоне. Так что нам здесь нужно только расстрелять патроны в надежде, что после залпа метафора забудется. Губернатор. Метафора? Темпл. Повязка на глаза. Наряженная для расстрела команда. Или метафора не то слово? В таком случае шутка. Только не оправдывайтесь; шутка, которую нужно объяснить, - это глупость, не так ли? Единственное, что вам остается, - побыстрее забыть о том и о другом. Губернатор подносит пламя зажигалки к сигарете Темпл. Она подается вперед, прикуривает, потом откидывается назад. Темпл. Благодарю. Губернатор гасит зажигалку, садится в высокое кресло, не выпуская зажигалки, кладет руки перед собой. Стивенс садится в другое кресло напротив Темпл, кладет сигареты на стол. Губернатор. О чем миссис Стивенс хочет мне сообщить? Темпл. Не сообщить - попросить. Нет, это не так. Я могла бы попросить вас отменить казнь или смягчить наказание или что вы там делаете с приговоренными к повешению, когда мы... дядя Гэвин звонил вам вчера вечером. (Стивенсу.) Приступайте, рассказывайте. Вы же защитник - кажется, это называется так? Разве юристы не велят своим пациентам - то есть клиентам - помалкивать, а все разговоры предоставить им? Губернатор. Только до того, как клиент выйдет на свидетельское место. Темпл. Стало быть, я здесь на свидетельском месте. Губернатор. Вы приехали сюда из Джефферсона в два часа ночи. Как, по-вашему, это можно назвать? Темпл. Ладно. Туше. Но не миссис Гоуэн Стивенс - Темпл Дрейк. Помните вы Темпл: прогремевшую на весь штат студентку, чьей последней школой стал мемфисский публичный дом? Лет восемь назад, помните? Никому, тем более самому высокооплачиваемому слуге штата Миссисипи, нет нужны напоминать об атом, если только восемь лет назад они были грамотны и читали газеты, или читали их родные, или кто-то из знакомых, или они просто слышали эту историю и запомнили, поверив в самое худшее или даже вообразив самое худшее. Губернатор. Кажется, помню. В таком случае о чем хочет рассказать мне Темпл Дрейк? Темпл. Это не главное. Главное - что именно рассказывать. То есть я хочу знать, что вам уже известно, и не тратить времени, рассказывая все сначала. Сейчас два часа ночи; вы хотите - может быть, вам даже необходимо поспать, даже если вы наш самый высокооплачиваемый слуга; может быть, даже именно поэтому... Вот, видите? Я уже лгу. Какое мне дело, сколько времени теряет наш самый высокооплачиваемый слуга, если это неважно самому слуге, в чью обязанность входит расплата сном из-за всяких Нэнси Мэнниго и Темпл Дрейк? Стивенс. Это не ложь. Темпл. Хорошо. Тогда увертка. И, может быть, его превосходительство, или его честь, или как там его величают, ответит на мой вопрос, чтобы мы могли продолжать? Стивенс. Почему бы не обойтись без ответа? Губернатор (обращаясь к Темпл). Спрашивайте. Что я уже знаю о чем? Темпл (через минуту: сперва она, не отвечая, глядит на губернатора). Дядя Гэвин прав. Очевидно, это вы должны задавать вопросы. Только делайте это потактичней. Потому что отвечать на них будет чуточку... скажем для благопристойности, мучительно - благопристойность здесь уместное слово, не так ли? - хотя кое-кто и блефовал повязками на глаза. Губернатор. Расскажите мне о Нэнси... Мэннихо, Мэннико... как она пишет свою фамилию? Темпл. Никак. Она не умеет. Ни читать, ни писать. Можете повесить ее под фамилией Мэнниго, хотя, может, и так неправильно, но послезавтра это будет уже неважно. Губернатор. А, да. Мэнниголт. Старая чарлстонская фамилия. Стивенс. Гораздо более старая. Мэнголь. Наследие Нэнси - или по крайней мере доставшаяся ей фамилия - идет от норманнов. Губернатор. Почему бы не начать с рассказа о ней? Темпл. Вы очень мудры. Это наркоманка и шлюха, мы с мужем вытащили из канавы и доверили ей нянчить своих детей. Одного ребенка она убила, и завтра утром ее должны повесить. Мы - адвокат Нэнси и я - приехали к вам с просьбой спасти ее. Губернатор. Да. Все это я знаю. Почему? Темпл. Почему я, мать ребенка, которого она убила, прошу вас ее спасти? Потому что я ее простила. (Губернатор выжидающе смотрит на Темпл. Стивенс тоже. Она смотрит на губернатора пристально, без вызова, лишь настороженно.) Потому что она была невменяемой. Губернатор смотрит на нее, она отвечает ему взглядом, торопливо затягиваясь сигаретой. Темпл. Хорошо. Вас интересует, не почему я хочу спасти ее, а с какой стати я... мы взяли в няни шлюху, бродягу и наркоманку. (Торопливо затягивается, говорит сквозь дым.) Чтобы дать ей возможность нормально жить - она тоже человек, пусть даже наркоманка и черномазая шлюха... Стивенс. Нет, и это неправда. Темпл (выпаливает с каким-то отчаянием). Да, теперь даже не уловка. Почему я никак не перестану лгать? Хотя бы на время, как можно перестать играть в теннис, бежать, танцевать; пить или есть сладости в пост? Не исправиться - просто на время перестать, отдохнуть перед другой мелодией, другим сетом или другой ложью? Ладно. Мне был нужен кто-то, с кем можно поговорить. Ну вот. Теперь уже придется рассказать и все остальное, чтобы вы поняли, с какой стати мне была необходима наркоманка и шлюха, почему Темпл Дрейк, белая женщина, прогремевшая на весь штат студентка, происходящая из рода государственных деятелей и воинов, гордости высокочтимых анналов нашего суверенного штата, могла говорить на одном языке только с черномазой наркоманкой и шлюхой... Губернатор. Да. Так далеко от дома и так поздно. Рассказывайте. Темпл (торопливо затягивается, гасит в пепельниц сигарету и выпрямляется, говорит твердым, быстрым, резким, бесстрастным голосом). Шлюха, наркоманка; обреченная, проклятая еще до рождения, она жила лишь для того, чтобы стать убийцей и кончить жизнь на виселице. Она не только попала из канавы в дом Стивенсов, представителей высшего общества, но и совершила дебют в общественной жизни города, валяясь в канаве, белый мужчина старался пинками загнать ей в глотку ее зубы или хотя бы крики. Вы помните, Гэвин, как его звали? Я тогда еще не жила в Джефферсоне, но вы должны помнить: кассир из банка, он был столпом церкви или притворялся ради своей бездетной жены; и вот в понедельник утром Нэнси, все еще пьяная, подходит, когда он отпирал парадную дверь банка, позади него толпятся человек пятьдесят, Нэнси проталкивается сквозь толпу, подходит к нему и говорит: "Белый, где мои два доллара?", он повернулся и ударил ее, она перелетела через тротуар и упала в канаву, он подбежал к ней, стал топтать ее, бить ногами в лицо, в голову, а она все повторяла: "Где мои два доллара, белый?", наконец толпа схватила его, а Нэнси лежала в канаве, выплевывала кровь, зубы и все бормотала: "Два доллара было еще две недели назад, а потом приходил еще два раза...". Умолкает, на миг закрывает лицо руками, потом отводит их. Темпл. Нет-нет, платка не надо; юрист Стивенс и я имели дело с платками, прежде чем выйти из дому. На чем я остановилась? Губернатор (повторяет). "Два доллара было еще...". Темпл. И теперь я должна рассказать все. Это Нэнси Мэнниго. А Темпл Дрейк находилась в доме, где брали дороже. Но я, кажется, сказала "туше"? Подается вперед и хочет взять из пепельницы погашенную сигарету. Стивенс берет со стола пачку и протягивает ей. Она отводит руку от погашенной сигареты и откидывается назад. Темпл (Стивенсу). Нет, спасибо; это я так. Просто разрядка. Coup de grace {Удар милосердия (фр.).}. Жертва не ощущает его, правда? На чем я остановилась? (Торопливо.) Не обращайте внимания. Я ведь уже говорила это? (С минуту сидит молча, сжатые руки неподвижно лежат на коленях,) Кажется, в этой истории наш самый высокооплачиваемый слуга многого не знает; может быть, потому, что он наш самый высокооплачиваемый слуга пока что меньше двух лет. Хотя что это я? Восемь лет назад он умел читать, не так ли? Собственно говоря, его не избрали бы губернатором даже штата Миссисипи, если б он не умел читать хотя бы за три года до того, не так ли? Стивенс. Темпл. Темпл (Стивенсу). Что? Это всего лишь увертка. Губернатор (глядя на Темпл). Помолчите, Гэвин (Обращаясь к Темпл.) Coup de grace не только означает милосердие, но и есть милосердие. Нанесите этот удар. Гэвин, дайте ей сигарету. Темпл (снова подается вперед). Нет, спасибо. Право же. (Через секунду.) Простите. (Торопливо.) Вы увидите, я никогда не забываю извиняться, всегда помню о своих манерах - как это мы называем, "воспитании". Показываю, что действительно происхожу из благородного рода, пусть не норманнских рыцарей, как Нэнси, но по крайней мере людей, которые не оскорбляют хозяина в его доме, особенно в два часа ночи. Только я сделала большой скачок там, где Нэнси скромно топталась: видите, я снова леди. (После паузы.) Ну вот, опять. Теперь я даже не увертываюсь - нарушаю правила. Как это называется? Схожу с дорожки. Видите, мы опять у барьера; теперь нам надо взять его или повалить. Понимаете: ослабим поводья, дадим рту лошади чуть отдохнуть, возьмемся за них, слегка, чтобы держаться за что-то при прыжке; и пустим ее вновь. Ну вот, мы опять там, откуда начали, и можем начинать снова. Так что же мне придется рассказать, поведать, произнести вслух, чтобы каждый, имеющий уши, услышал о Темпл Дрейк то, о чем, как я полагала, ничто на свете, тем более убийство моего ребенка и казнь черномазой шлюхи, не заставят меня говорить? Раз уж я приехала сюда в два часа ночи и разбудила вас, хотя вот уже восемь лет живу в безопасности или по крайней мере в покое? Понимаете: что я должна рассказать, чтобы все было ясно и, конечно же, мучительно, но только быстро, чтобы вы могли отменить или смягчить приговор, или как это называется, и мы успели вернуться домой и уснуть или хотя бы лечь в постель? Конечно же, мучительно, но только не слишком - вы, кажется, сказали, что "благопристойность" уместное слово, не так ли? Губернатор. Смерть мучительна. Постыдная тем более - и даже в лучшем случае не слишком благопристойна. Темпл. Смерть. Сейчас мы говорим не о смерти. Мы говорим о стыде. Нэнси Мэнниго не знает стыда; она знает лишь, что должна умереть. Туше; разве я не привезла сюда Темпл Дрейк в два часа ночи лишь потому, что Нэнси Мэнниго должна умереть? Стивенс. Ну так рассказывай. Темпл. Он не ответил мне. (Губернатору.) Ответьте все-таки. Что я должна рассказать? Только не говорите "все". Это я уже слышала. Губернатор. Я знаю, кем была Темпл Дрейк: эта молодая женщина восемь лет назад училась в университете, однажды утром она отправилась специальным студенческим поездом на бейсбольный матч в другой колледж, где-то по пути сошла с поезда и скрылась, никто не знал, куда, потом, шесть недель спустя, появилась в Джефферсоне свидетельницей по делу об убийстве, доставил ее туда адвокат того человека, который, как стало известно потом, похитил ее и держал пленницей... Темпл. ...в мемфисском публичном доме - не забывайте этого. Губернатор. ...чтобы она подтвердила его алиби во время убийства... Темпл. ...и Темпл Дрейк знала, что это убийство совершил он, потому... Стивенс. Постойте. Примите в игру и меня. Темпл сошла с поезда по наущению одного молодого человека, который с автомобилем встречал поезд на промежуточной станции, они хотели ехать на матч в автомобиле, только молодой человек был уже пьян, напился еще сильнее, разбил машину, и они оказались в доме самогонщика, где произошло убийство, убийца похитил ее оттуда и отвез в Мемфис с целью держать там, пока ему не потребуется алиби. Впоследствии он - молодой человек с автомобилем, ее кавалер и защитник в момент похищения, - женился на ней. Это мой племянник. Темпл (Стивенсу, с горечью). И вы тоже. Тоже очень мудры. Почему вы не можете поверить правде? Хотя бы тому, что я стараюсь говорить правду? По крайней мере сейчас. (Губернатору.) На чем я остановилась? Губернатор (цитирует). "Темпл Дрейк знала, что это убийство совершил он, потому...". Темпл. А, да... потому что видела его или по крайней мере его тень: и потом адвокат привез ее в джефферсонский зал суда, чтобы она своими показаниями лишила жизни человека, обвинявшегося в убийстве. О да, невиновного. Вот я сказала вам то, чего никто не знал, кроме мемфисского адвоката, и даже не вздрогнула. Видите? Я не могу даже условиться с вами. Вы пока не сказали ни "да", ни "нет", намерены спасти или нет, подумаете о ее спасении или нет; этого прежде всего потребовала бы любая из нас, Темпл Дрейк или миссис Гоуэн Стивенс, будь у них хоть какой-то разум. Губернатор. Вы хотите сперва спросить меня об этом? Темпл. Не могу. Боюсь. Вы можете ответить "нет". Губернатор. Тогда вам не придется рассказывать о Темпл Дрейк. Темпл. Я должна. Должна рассказать все, иначе меня бы не было здесь. Но если у меня не будет надежды, что вы скажете "да", то не представляю, как это сделаю. Вот еще одно туше кому-то, возможно, Богу - если он есть. Понимаете? Вот что ужасно. Мы даже не нуждаемся в нем. Достаточно одного зла. Достаточно даже восемь лет спустя. И восемь лет назад дядя Гэвин сказал - о да, он тоже был там; вы не знали? Он мог бы рассказать вам все или, во всяком случае, большую часть, и вы лежали бы теперь в постели, - сказал, что тлетворность есть даже во взгляде на зло, даже в случайном; что нельзя торговаться, спорить с разложением - нельзя, невозможно... (Умолкает и сидит напряженно, неподвижно.) Губернатор. Возьмите сигарету. (Стивенсу.) Гэвин... Темпл. Нет, спасибо. Уже поздно. Мы начали. Не сможем взять барьер, так хотя бы проломимся сквозь него. Стивенс (перебивает). И значит, хотя бы один из нас сможет подняться. (Заметив взгляд Темпл.) О да, я тоже играю; тоже участвую в этом заезде. Вперед. (Суфлируя.) Темпл Дрейк... Темпл. Темпл Дрейк, глупая девственница: то есть девственница в том смысле, что никто не мог этого опровергнуть, но дура уж наверняка, по любым сравнениям и меркам; семнадцатилетняя и дура в большей степени, чем девственность и возраст могли бы оправдать или объяснить; и оказалась способной на такое безрассудство, что даже семь лет или три года, не говоря уж о девственности, вряд ли могли оправдать... Стивенс. Пожалей животное. Хоть попытайся послать его поверх барьера, а не сквозь. Темпл. Вы говорите о виргинском джентльмене. (Губернатору.) Это мой муж. В Виргинском университете он учился, как говорит дядя Гэвин, не только пьянству, но и аристократическим замашкам... Стивенс. ...и забыл ту и другую науку в один миг, когда восемь лет назад снял ее с поезда и разбил машину у дома самогонщика. Темпл. Но по крайней мере одну вспомнил снова, потому что все-таки женился на мне, как только смог. (Стивенсу.) Вы не возражаете, что я рассказываю об этом его превосходительству? Стивенс. Вспомнил и ту, и другую. С того дня он больше не пил. Его превосходительство может запомнить и это. Губернатор. Запомню. Непременно. (Делает короткую паузу, чтобы они умолкли и взглянули на него.) Мне даже хочется... (Оба смотрят на него; мы впервые улавливаем, что здесь кроется еще что-то: что губернатор и Стивенс знают нечто, не известное Темпа.) Губернатор (обращаясь к Темпл). Он не приехал с вами. Стивенс (тихо, но торопливо). Генри, еще не время. Темпл (торопливо, вызывающе, подозрительно, жестко). Кто? Губеpнатоp. Ваш муж. Темпл (торопливо и жестко). Зачем? Губернатор. Вы приехали просить о помиловании для убийцы ребенка. Ваш муж тоже родитель. Темпл. Ошибаетесь. Мы приехали сюда в два часа ночи не спасать Нэнси Мэнниго. Она здесь даже ни при чем, ее адвокат перед выездом из Джефферсона сказал, что вы не намерены спасать Нэнси. Что мы едем сюда и будим вас в два часа ночи только затем, чтобы предоставить Темпл Дрейк отличную, справедливую, честную возможность пострадать - понимаете: просто страдание ради страдания, о котором тот русский или кто он там написал целую книгу, страдание не за что-то или во имя чего-то, а просто страдание, подобно тому, как человек бессознательно дышит не во имя чего-то, а просто дышит. Или, может, это тоже неправда, и никто больше не волнуется, не страдает во имя страдания, как и во имя истины или справедливости, или стыда Темпл Дрейк, или никчемной жизни Нэнси Мэнниго... Умолкает и сидит неподвижно, прямо, лицо ее чуть вздернуто, она ни на кого не смотрит, а губернатор и Стивенс глядят на нее. Губернатор. Теперь дайте ей платок. Стивенс достает из кармана платок, встряхивает и протягивает Темпл. Она не шевелится, сжатые руки все так же лежат на коленях. Стивенс встает, подходит к Темпл, опускает платок ей на колени и возвращается на место. Темпл. Большое спасибо. Только он уже ни к чему; мы подошли к концу; собственно, вы можете спуститься к машине, завести ее и прогреть мотор, тем временем я закончу. (Губернатору.) Понимаете? Вам теперь нужно только помолчать, послушать. Или даже не слушать, если не хочется, но все же помолчать, подождать. К тому же недолго, после этого мы все получим возможность лечь в постель и погасить свет. А потом ночь: темнота, сон, и, может быть, той же рукой, которой выключите свет и натянете одеяло, вы отмахнетесь навсегда от Темпл Дрейк и того, что сделали для нее, от Нэнси Мэнниго и того, что сделали для нее, если вы намерены сделать что-то, если даже имеет значение, сделаете вы что-то или нет, и никто из нас больше никогда вас не обеспокоит. Дело в том, что дядя Гэвин прав лишь отчасти. Мало того, что нельзя смотреть на зло и разложение; иногда это не зависит от человека, он не всегда предупрежден. Мало даже того, что злу всегда нужно противиться. Начинать надо гораздо раньше. Нужно, еще не видя зла, быть готовым дать ему отпор, сказать "нет"; нужно сказать "нет", еще даже не зная, что это такое. Дайте, пожалуйста, сигарету. Стивенс берет пачку и протягивает Темпл. Она вынимает сигарету и начинает говорить снова. Стивенс, не сводя взгляда с Темпл, кладет пачку и берет зажигалку, которую придвинул ему губернатор. Щелкает зажигалкой и подносит пламя Темпл. Она не прикуривает, держит сигарету в руке и говорит. Потом кладет незажженную сигарету в пепельницу. Стивенс гасит зажигалку и садится. Темпл. Дело в том, что Темпл Дрейк привлекало зло. Она отправилась на матч только потому, что туда шел поезд, можно было сойти на первой же станции, пересесть в автомобиль и ехать сто миль с мужчиной... Стивенс.... который не мог удержаться от выпивки. Темпл. Именно это я и хотела сказать. (Губернатору.) Инициатором был не молодой человек; он делал лишь то, что было в его силах, возможностях. Предложил ту поездку не он - предложила Темпл... Стивенс. Однако то был его автомобиль. Или его матери. Темпл (Стивенсу). Ну и пусть. Пусть. (Губернатору.) Нет, инициатором была Темпл; она ничего не планировала, не обдумывала: просто была твердо уверена, что ее отец и братья распознают зло, увидя его, и ей нужно делать лишь то, что они наверняка запретили бы, будь у них такая возможность. А они были правы насчет зла, и она, разумеется, тоже, однако, несмотря на это, все было не так просто: ей даже пришлось некоторое время вести машину, когда стало ясно, что молодой человек слишком рано закончил в Виргинии курс выпивки... Стивенс. Гоуэн знал самогонщика и настоял на поездке туда. Темпл.... и даже несмотря на это... Стивенс. Когда вы потерпели аварию, машину вел он. Темпл (Стивенсу, торопливо и хрипло). И поэтому женился на мне. Разве он должен был расплачиваться за это дважды? Не стоило расплачиваться даже один раз, так ведь? (Губернатору.) И даже несмотря на это... Губернатор. Чего это стоило? Темпл. Что? Губернатор. Женитьба на вас. Темпл. Вы, конечно, говорите о нем. Он заплатил больше, чем следовало. Губернатор. И он тоже так считает? (Они глядят друг на друга, Темпл настороженная, сосредоточенная, хотя прежде всего нетерпеливая.) Вы намерены рассказать мне что-то, неизвестное ему, иначе взяли бы его с собой. Это так? Темпл. Да. Губернатор. Рассказали бы вы это, будь он здесь? (Темпл пристально смотрит на губернатора. Незаметно для нее Стивенс делает движение. Губернатор останавливает его сдержанным жестом, тоже незаметным для Темпл.) Теперь, когда вы зашли так далеко, когда, по вашим словам, вы должны поведать это, произнести вслух не затем, чтобы спасти Нэн... эту женщину, а потому, что еще дома решили, что вам больше ничего не остается? Темпл. Откуда я знаю, рассказала бы или нет? Губернатор. Предположим, он здесь - сидит в том кресле, где Гэв... ваш дядя... Темпл. ...или за дверью, или, может, даже в тумбе вашего стола. Его здесь нет. Он дома. Я дала ему снотворное. Губернатоp. Но предположим, он здесь. Все равно стали бы рассказывать? Темпл. Ну, хорошо. Да, Теперь помолчите, пожалуйста, и дайте мне говорить. Я даже не помню, на чем остановилась. Ах, да. Итак, я видела убийство, или по крайней мере его тень, и этот человек увез меня в Мемфис, конечно, у меня были две ноги и два глаза, я могла бы закричать на главной улице любого из городков, которые мы проезжали, могла бы выйти из машины, когда Гоу... мы налетели на то дерево, меня подвезли бы до ближайшего гаража, или до станции, или до колледжа, или даже прямо до дому, в руки отца и братьев. Но я, Темпл, не сделала этого. Я предпочла убийцу. Стивенс (губернатору). Он был психопат, хотя на суде это не выяснилось, а когда выяснилось или могло выясниться, было уже поздно. Я был там; я видел его: маленький черный человечек с итальянской фамилией, похожий на складного, лишь слегка деформированного таракана: мул, импотент. Но Темпл расскажет об этом сама. Темпл (с едким сарказмом). Милый дядя Гэвин. (Губернатору.) О да, ей не повезло и в этом: попасться человеку, сексуально неспособному, но все же уби... (Умолкает и неподвижно сидит, сжатые руки лежат на коленях, глаза закрыты.) Помолчите, дайте мне говорить. Я чувствую себя курицей, которую загоняют в бочку. Может, если вы хоть сделаете вид, будто не хотите, чтобы она оказалась там, не пускаете ее туда... Губернатор. Не называйте это бочкой. Скажите - "туннель". Это проход, потому что другой конец тоже открыт. Пройдите через него. Не было... секса. Темпл. С ним - нет. Он был строже, чем отец или дядя. Лучше было б оказаться богатой подопечной самой покладистой траст- или страховой компании: он отвез меня в Мемфис и запер в публичном доме на Мануэль-стрит, как десятилетнюю невесту в испанском монастыре, мадам следила за мной зорче любой мамаши - а когда уходила по делам, существующим у хозяек таких домов, в полицию, уплатить штраф или дать взятку, в банк или просто в гости, дверь охраняла горничная-негритянка, и это было не так уж плохо, потому что она отпирала дверь, входил а ко мне, и мы могли... (Запинается меньше, чем на секунду, потом торопливо продолжает.) Да, вот именно, поболтать. Конечно, я была пленницей, но жила с шиком, пусть и не в очень-то шикарной клетке. У меня были кварты духов; разумеется, выбирала их какая-то продавщица, и они были не той марки, но все же они у меня были, он купил мне меховое манто, его негде было носить, потому что он не выпускал меня, но у меня было манто, прекрасное белье, и пеньюары, тоже выбранные продавщицей, но по крайней мере самые лучшие или самые дорогие, - таков уж вкус у заправилы преступного мира с толстым кошельком. Он хотел, чтобы я была довольна, понимаете; и не только довольна, он даже не имел ничего против, если я буду счастлива; я находилась там просто на тот случай, если полиция заподозрит его в убийстве; и не только не имел ничего против, даже старался добиться этого. И вот, наконец, мы подошли к главному, потому что теперь я должна буду рассказать и это, раскрыть вам истинную причину того, почему я разбудила вас в два часа ночи и прошу спасти убийцу. Умолкает и берет незажженную сигарету с пепельницы, потом замечает, что она не горит. Стивенс берет со стола зажигалку и начинает подниматься. Губернатор, продолжая глядеть на Темпл, жестом останавливает его. Стивенс придвигает зажигалку Темпл и садится. Темпл прикуривает, гасит зажигалку и ставит на стол. Но, затянувшись один раз, кладет сигарету в пепельницу и начинает говорить. Темпл. Ведь у меня все-таки были две руки, две ноги и глаза; я в любое время могла бы спуститься по водосточной трубе, однако не сделала этого. Покидала комнату я только поздней ночью, когда он приезжал в закрытой, похожей на катафалк машине, потом он и водитель на переднем сиденье, а мы с мадам на заднем носились со скоростью сорок, пятьдесят, шестьдесят миль по улицам района красных фонарей. И кроме грязных улиц я ничего не видела. Мне даже не позволялось приглашать к себе других девиц или ходить к ним, не позволялось даже видеться с ними, даже посидеть с ними после работы, послушать их профессиональные разговоры, пока они считают деньги или клиентов или обсуждают еще какие-то дела, сидя на чужих постелях в какой-нибудь спальне... (Снова делает паузу, потом продолжает с каким-то удивлением, изумлением.) Да, там было как в университетской спальне: та же атмосфера: молодые женщины, занятые мыслями не о тех или других мужчинах, а просто о мужчине: только здесь они были деловитей: спокойней, не столь возбужденными, и, сидя на пока что праздных постелях, обсуждали превратности - это, конечно, уместное слово, не так ли? - своей профессии. Но меня, Темпл, не пускали к ним: я была заперта в своей комнате двадцать четыре часа в сутки, оставалось только устраивать демонстрацию фасонов в меховом манто, аляповатых панталонах и неглиже, хотя этого не видел никто, кроме двухфутового зеркала и горничной-негритянки; болтаться трезвой и одинокой среди греха и развлечений, словно в водолазном колоколе на глубине сто двадцать футов. Но Лупоглазый хотел, чтобы Темпл была довольна, понимаете, даже сам сделал последнюю попытку. Но Темпл не хотела быть просто довольной. И, как это называется там, у нас, втрескалась. Губернатор. Вот как. Стивенс. Совершенно верно. Темпл (торопливо). Замолчите. Стивенс. Замолчи сама. (Губернатору.) Он - Вителли, по прозвищу Лупоглазый - сам привел того мужчину. Молодой человек... Темпл. Гэвин! Замолчите сейчас же! Стивенс. Ты погружаешься в оргазм уничижения и скромности, а тебе нужна только правда. (Губернатору.) ...был известен в своем кругу как Рыжий, Рыжий из Алабамы; полиции это кличка была незнакома, потому что он был не преступник, во всяком случае, пока, а просто жучок, очевидно, заботившийся прежде всего о пропитании. Рыжий был служащим - вышибалой в ночном клубе, притоне на окраине города, принадлежал этот притон Лупоглазому, служил ему штаб-квартирой. Вскоре Рыжий скончался в переулке за тюрьмой Темпл, от пули из пистолета, послужившего орудием того самого убийства в Миссисипи, но, когда полиция обнаружила пистолет и установила, кто его владелец, Лупоглазый был уже мертв, повешен в Алабаме за убийство, которого не совершал. Губернатор. Понимаю. Этот... Лупоглазый... Стивенс. ....проведал, что его обманывает слуга, и величественно отомстил осквернителю своей чести? Ошибаетесь. Вы недооцениваете это сокровище, этот цветок, этот бриллиант. Вителли {Vitello (ит.) - теленок.}. Самая подходящая для него фамилия. Мул. Импотент. На другой год его повесили. Но даже эта казнь была для него незаслуженно достойной. Его нужно было растоптать сапогом, как паука. Он не продавал свою пленницу; вы осквернили и оскорбили бы его память этим вульгарным обвинением в корысти. Лупоглазый во всем был пуристом, любителем; даже убивал не ради низменной выгоды. И даже не из страсти. Он был гурманом, сибаритом, вроде тех, что жили в прежние столетия, может быть, даже эпохи; духом, нутром он был из того века царственных деспотов, которым даже умение читать казалось пошлым и плебейским, развалясь на шелках среди тонких курений и ароматов, они повелевали читать вслух рабу-евнуху, а после чтения приказывали его убить, и так каждый вечер, чтобы никто на свете, даже раб-евнух, не представлял, не знал, не помнил всего содержания поэмы. Губернатор. Я что-то не понимаю. Стивенс. Постарайтесь понять. Не сдерживайте гнева и омерзения, с которыми наступаешь на червя. Если Вителли не может пробудить их, жизнь его была действительно бессмысленной. Темпл. Не старайтесь. Забудьте. Ради Бога, забудьте. Я встретилась с тем мужчиной, неважно, при каких обстоятельствах, и, как назвала это, втрескалась; что у нас с ним было и как оно называлось, тоже неважно, важно лишь то, что писала ему письма... Губернатор. Понимаю. Именно это неизвестно мужу. Темпл (губернатору). А какое это имеет значение? Известно или нет? Что такое одно лицо или два, одно имя или два, если он знает, что я провела шесть недель в веселом доме на Мануэль-стрит? Или лишний человек в постели, или двое? Или трое, или четверо? Я стараюсь рассказать главное. Как вы не понимаете? Но пусть он ради Бога оставит меня в покое, чтобы я могла продолжать. Заставьте его, ради Бога. Губернатор (Стивенсу, глядя на Темпл). Перестаньте, Гэвин. (Темпл.) Итак, вы влюбились. Темпл. Благодарю вас. Я имею в виду "влюбились". А в остальном осталась такой же: скверной, падшей, я могла бы в любое время спуститься по водосточной трубе или громоотводу и убежать, или еще проще: прикинуться черномазой горничной с помощью груды полотенец, ключа для пробок и мелочи на десять долларов и выйти через парадную дверь. Итак, я писала письма. Писала каждый раз... потом... когда они... он уходил, иногда я писала два или три, когда в течение двух или трех дней он... они... Губернатор. Что? Что это значит? Темпл. ...понимаете: чт