. - А советское командование продуктов не подбрасывает? - Нет! -- вступила в разговор другая женщина.-- Им не до нас. - Наши старики сколько раз ходили к ним,-- заговорила еще одна женщина,-- пообещали помочь, но пока ничего не дали. -- А их солдаты с вами не шалили? Женщины переглянулись. - Не без этого,-- замялась одна.-- Сначала натерпелись страху, но потом ничего, ведь они не с пустыми руками, кто хлеб, кто еще что принесет... - Плохо, конечно,-- проговорила коренастая,-- но все же они лучше, чем наши. Наивные, как дети, и добрые, даром что великаны. Если им не перечить, очень даже ласковые и не бегут, нажравшись да... Кадзи отвернулся. Из ближнего домика вышел сухощавый старик лет шестидесяти. Он напоминал старосту или школьного учителя. -- Куда вы направляетесь? -- К железной дороге. Хотим пройти на юг, а там видно будет. -- А сколько вас? -- Человек тридцать. Они там, у озера. -- А вы не знаете, что в семи километрах отсюда -- лагерь военнопленных, как раз у железнодорожной ветки... У Кадзи перехватило дыхание. А он так упорно держался этого направления! Для чего же он преодолевал бесчисленные трудности? Чтобы угодить в лагерь военнопленных? - А наши, что сюда заходили, куда потом шли? - Большинство после того, как узнавали про лагерь, меняли направление, но каждый раз при этом мы слышали на равнине стрельбу. Вряд ли кто-нибудь из них уцелел. - А русские часто с обходом наведываются? - Последнее время что-то не было видно.-- Старик переглянулся с женщинами.-- Только вот дня два назад к лесу отряд прошел. Со стороны озера вдруг послышался выстрел. Кадзи с товарищами побежали туда. Но тревога оказалась ложной - Это кто-то из своих стрелял по уткам. Кадзи хотел было прекратить стрельбу, но передумал. -- Все равно мы уже известили о своем приходе. Чего теперь прятаться? Надо или напролом пробиваться, или по одному просачиваться. Кадзи протянул одну гранату Тэраде. -- Возьми Наруто и поглушите рыбу. Бросай туда, где дно каменистое. Когда Кадзи снова подошел к женщинам, старик спросил у него. - Здесь собираетесь заночевать? - Если разрешите... Кадзи взглянул на крутобедрую женщину и улыбнулся. -- Правда, настаивать мы не можем. В крайнем случае, в поле заночуем, нам не привыкать... Женщина лукаво улыбнулась, а старик смущенно проговорил: -- Хотел попросить вас кой о чем. Мы давно уже обобрали свои огороды, а помощи ниоткуда нет, есть нечего. Может, вы нам поможете? -- Чем? Старик замялся. - Вот что, солдат,-- пришла к нему на помощь женщина.-- Мы уже несколько дней думаем, как бы наведаться на огороды к китайцам. Мы просили их по-хорошему -- ничего не вышло, а мы скоро от голода пухнуть начнем. А идти к ним одни мы боимся. - И вдруг повезло! Верно? Откуда не возьмись -- тридцать солдат непобедимой армии! -- Кадзи грустно улыбнулся. Со стороны озера послышался взрыв. "Если удачно,-- подумал Кадзи,-- рыба будет". - Тут километрах в трех есть картофель, а рядом -- кукуруза,-- оживился старик.-- Мы сами соберем, вы только покараульте, ладно? -- Ладно, только давайте поменяемся ролями. Если китайцы увидят вас на поле - вам несдобровать. Мы другое дело - перелетные птицы. Так что караулить будете вы, а мы и картошки накопаем и кукурузы наломаем. Только чтоб у вас ничего не нашли! Иначе китайцы вам покажут. 12 Холодный серп полумесяца зловеще поблескивал в облаках, словно собираясь отсечь головы нескольким десяткам мужчин, копошащимся на поле. Из осторожности нападение на огород велось по всем правилам. Со всех сторон были выставлены караульные. К полуночи все было кончено, и ужин оказался на славу. Наевшись, и солдаты и женщины сидели у догоравших костров, лениво переговариваясь. Солдаты невольно обшаривали глазами женские фигуры... Постепенно толпа у костра редела, пары стали расходиться по домам. - Идите ко мне,-- подойдя к Наруто, Тэраде и Ямауре, сказала коренастая женщина, вечером разговаривавшая с Кадзи.-- Вон в том доме у меня комната. Спать, правда, придется вповалку, но места всем хватит. - Караул на ночь будем ставить? - спросил Тэрада у Кадзи. - Я сам еще немного посижу, а там кто-нибудь меня сменит. Кадзи, как зачарованный, смотрел на огонь. Солдаты ушли. - Твой Тэрада наверняка обалдеет,-- засмеялась женщина, подходя к Кадзи.-- Ведь он еще совсем мальчишка. - А что такое? - Как что? -- женщина фыркнула.-- Комната темная, спят вповалку, а баб там... Кадзи вытащил из золы картофелину. - Солдат, неужто ты сердишься за то, что я тут с русскими... - Да нет... - Значит, брезгуешь? Кадзи сдул с картофелины золу. - Ты замужем? - Да. Кадзи выронил картофелину. Он многое мог сказать этой женщине, но было лень. И все же ему не хотелось, чтобы она уходила. - А если замужем, значит, с голоду подыхать надо? Или руки на себя наложить? -- резко спросила женщина. - Я этого не говорю. - А если вернется, сама все расскажу.- Женщина тоже уставилась на огонь. Проткнув прутиком картофелину, Кадзи покатал ее по золе. -- А что сейчас делать -- ума не приложу. И уйти некуда, и его увидеть нет надежды. Все прахом пошло. Только и думаешь, что об еде. Картофельная кожура и та лакомством кажется... Вот недавно были у нас солдаты, так один сказал: "Хорошо вам, бабам, никто вас не убивает. А мы даже не знаем, что завтра с нами будет. Так чего ж ее хранить, эту верность женам?" Ты слушаешь меня, солдат? -- Слушаю.-- Кадзи продолжал катать картофелину в золе. -- Интересно, кому удастся выжить? -- Женщина тяжело вздохнула.-- Когда ночуют, обещают взять наутро с собой, но настает утро -- и мужчина уже совсем чужой. Оглядывается, дрожит, а кончается тем, что хватает винтовку и тю-тю, даже не простится. А женщина стоит как побитая и все смотрит на дорогу... Много таких тут наших было... Вырвав пучок травы, Кадзи бросил его в огонь. Едкий дым полез в глаза. К костру подошла еще одна женщина. Костер озарил ее пышные бедра. -- Теперь благодаря вам хоть кой-какие запасы сделали... Кадзи разломил картофелину и протянул половинку женщине. -- Объелся,-- улыбнулся он.-- Просто не верится, что не хочется есть. Женщина смотрела, как Кадзи жует картофелину. -- Завтра уходите? -- Да. Ведь мы вам в тягость. Отыскав в черном небе Полярную звезду, Кадзи подумал, что уходить-то надо было бы сейчас, немедленно, а не завтра. Завтра, возможно, уже будет поздно. И все же он не мог решиться сейчас отправиться в путь. Усталое тело обмякло, не хотелось ни о чем даже думать. -- Нам-то вы не в тягость,-- сказала та, что сидела у костра.-- Но что-то прохладно стало, пошли в дом, ночью ни русские, ни китайцы не нагрянут... Голос женщины звучал мягко и одновременно настойчиво. Внезапно в груди Кадзи что-то сладко заныло. Безнадежность взаимно освобождала их от всех клятв и обетов, от всякой ответственности. Что будет завтра -- неизвестно, может быть, смерть, а сегодняшняя ночь еще принадлежит им. Кадзи был уже готов подняться, но губы сами по себе тихо сказали: - Иди одна... Я посижу еще, а там приткнусь где-нибудь в уголке. Женщина изумленно подняла брови. - Тебе, солдат, за поведение надо пятерку поставить.-- Она зло рассмеялась. Кадзи прочел в ее глазах и просьбу и презрение. - Ишь какой чистенький! К грязной тарелке даже мизинцем не коснется! Ну, конечно, куда уж мне до вас, принц заморский! Женщина повернулась и тихо побрела к дому. Кадзи захотелось наброситься на нее и повалить тут же. Не обязательно ее -- любую женщину, без рассуждений, без благодарности... Кадзи не сделал этого не только потому, что хотел остаться верным Митико. Ему вдруг показалось, что он слышит голос Кирихары: "Ты меня ударил, а чем ты лучше меня? Я изнасиловал, ты -- по соглашению, какая разница? И нечего морду задирать!" А вдруг Митико сейчас смотрит на кого-то таким же томным и тягучим взглядом, как эта женщина смотрела на него. Она тоже говорит кому-то: "А что делать -- ума не приложу. И уйти некуда, и его увидеть нет надежды... Все пошло прахом, только и думаешь, что об еде..." Другие костры давно угасли. Кадзи резко поднялся. Может, женщина еще не спит, ждет его. Может, Митико теперь совсем не та, какой он ее знал. Может, завтра его уже не будет... В доме было темно. В тусклом свете луны почти никого но было видно, но комната, казалось, была наполнена душным запахом желаний. Поколебавшись секунду, Кадзи чиркнул спичкой. У стены было оставлено место для него. Та женщина лежала рядом с Тэрадой, обняв его за шею. Когда спичка почти догорела, она приподняла голову и тут же положила ее па грудь юноши. Это было явно в пику Кадзи. У него во рту пересохло от бешеного желания еще раз зажечь спичку и разоблачить притворный сон Тэрады. Кровь забурлила по всему телу, оставалось одно спасение -- выбежать на улицу. Странно, ведь эта женщина ничья. Тэрада спит с ней или кто другой -- не все ли равно? И потом, он же сам отказался. Да, на свете нет более нелепого человека, чем он! Столько раз был между жизнью и смертью, убил нескольких человек, а тут растерялся, как первоклассник. Конечно, над ним посмеются. Вы, наверно, считаете себя святым, Кадзи? Ерунда! Просто вы немного того... В этом все дело... Когда Кадзи вышел к озеру, волнение его постепенно улеглось. Лунный свет, уже побледнев, тускло падал на лежавшие вдали рельсы. Они бежали куда-то далеко-далеко, как бы маня человека во мрак. Если пойти по ним, можно добраться до людей, но этого нельзя себе позволить. Не отрываясь, он смотрел на звездное небо, моля его быть милостивым. Ведь они хотят так мало: жить, просто жить. Так помоги же им, небо! Он не хочет больше ни убивать, ни воровать, так сохрани, небо, и ему жизнь. Дай силы дойти до цели. По какому же праву ты лишаешь его надежды? 13 Утром Комуку разбудил Кадзи, уснувшего в конюшне.-- Вставай. Народ совет держит. Что делать будем? -- Набьем желудки -- ив путь. Кадзи поднялся и машинально взял лежавшую на сене винтовку. - Сколько? - Что сколько? - Останется сколько? Ты же говоришь, совет держат. Верно, не всем хочется дальше идти. - Ну, ночью чего только не захочешь...-- Комуку осклабил мелкие зубы.-- Давно так не ночевали, словно в баньке мылом побаловались. А ты чего монахом заделался? Чудишь, брат, неужто ни одна тебя не позвала? - Какое это имеет значение? В Кадзи глубоко засела неудовлетворенность, он хмуро бросил: -- Хватит, побродяжничал. Конечно, можно и дальше гуртом, только опасно. Как пить дать, к русским угодим. А народ что говорит? -- Там больше женщины разоряются, хотят вместе с нами идти до железной дороге, а там разделиться... Кадзи и Комуку вышли на улицу. Вокруг вчерашнего старика собралась группа женщин. Одна из них, энергично жестикулируя, говорила: - Конечно, можно не торопиться. Пару дней выждать, а там и отправиться. Зимой все равно тут с голоду помрем или замерзнем. - Пару дней! -- воскликнула другая.-- А с солдатами что будет? Вдруг русские нагрянут! - Вряд ли,-- сказал старик.-- Я всю ночь не спал и на рассвете вышел за деревню. Смотрю, советские солдаты вместе с китайцами к лесу идут. Верно, на тех, что в горах скрываются, подумали -- я про огород говорю... Пусть переждут, в пустых домах укроются, а придут русские -- на чердаках спрячем. - Нет уж, лучше сегодня в ночь отправиться. - Да что вы! А если по дороге с русскими или с китайцами столкнемся? У солдат, ясно, винтовки, а с нами что сделают? Сами понимаете... Кадзи подошел к солдатам. Завидев его, Тэрада опустил глаза. Наруто, похожий на медведя, вставшего на задние лапы, пробасил: - Что вы канитель развели? Разве можно нам с собою баб брать? Мы же все равно их бросим, жалость же надо иметь! - Еще неизвестно, как дело обернется,-- возразил один солдат.-- Если мы одни будем, по нас и стрельбу могут открыть, а коли с женщинами -- еще неизвестно... - Да, но если с женщинами, нам надо быть без оружия,-- сказал другой солдат,-- а винтовку разве рука повернется бросить? - Уж больно жалко с бабами расставаться! -- ухмыльнулся третий.-- Будто волей повеяло... Может, верно, бросим винтовки и двинемся вроде как эвакуированные? - Тоже умник выискался! Ты на себя глянь! Лоб белый, а подбородок, как котел, натурально солдатский! - А "генерал" твой что думает? -- спросил один солдат у Наруто.-- Верно, прорываться хочет? -- Я думаю, что лучше распустить отряд,-- сказал Кадзи, входя в круг.-- Кто хочет -- пусть прорывается, а кто не хочет -- в плен сдается. Все лучше, чем в перестрелке погибнуть. Одно ясно, дальше такой группой продвигаться нельзя. - А сам ты как? -- Буду прорываться. Пересеку железную дорогу и пойду дальше. -- А оружие? -- Пока не брошу. -- И надеешься пройти? - Попробую. Не в плен же сейчас сдаваться! Это я и раньше мог. И потом, с какими глазами сдаваться?.. - А как думаешь, на юге наших много? Они смогут нас приютить? - Кто его знает...-- Кадзи усмехнулся.-- Квантунская армия не особенно-то церемонилась с гражданским населением. Чего же нам от них требовать? - Ну, что ни говори, все-таки свои не выдадут. - Тогда лучше идти на юг. Там много японцев, и мы среди них затеряемся, как песчинки в пустыне. - Я тоже в плен не хочу. Тогда дома не увидишь. А идти вместе надо, до сих пор вместе шли, и дальше сообща надо держаться. Кадзи отошел в сторону. Пусть думают, прикидывают. Ему нечего решать, он для себя все уже решил. Ямаура, вместе с женщинами варивший на костре кукурузный кулеш, робко спросил Кадзи: - Сегодня тронемся? - А ты хотел бы задержаться? Одна из женщин заискивающе улыбнулась Кадзи. - Так вы же ничего еще не решили, командир. Подождите денек-другой, как раз все и выяснится, кто с вами пойдет, кто останется. - Я все-таки думаю, что вам лучше остаться здесь, о вас позаботятся. Кадзи знал, что ему делать. Сейчас он объявит о роспуске отряда. Кто захочет идти с женщинами, пусть идет особой группой. Желающие остаться пусть остаются. Остальных он возьмет с собой. В это время он увидел женщину, с которой разговаривал у костра. Она стояла у стены и в упор смотрела на Кадзи, видно желая что-то ему сказать. Кадзи подошел к женщине. - Этот мальчик вас боится,-- неожиданно сказала женщина. - Кто, Тэрада? Кадзи взглянул на ее утомленное, но все еще привлекательное лицо. - Почему же? - Не знаю. Помолчав немного, женщина добавила: - Вы насчет плохого не подумайте, я сама его уговорила... - Ну а я-то тут при чем? - А вот при чем. Он сказал, что вы спасли ему жизнь и что он всюду пойдет за вами. А я говорю ему другое: назовись моим братом, брось винтовку и пойдем вместе, будет спокойнее... - И что же? - Сказал, что без вас не смеет. - Хочешь, я поговорю с ним? - Нет, без вас он все равно не пойдет. Вы разрешите, я пойду с вами? - Нет уж, уволь -- мы не в игрушки играем. А Тэрада уже не мальчик. Он может остаться с тобой. Вы это сами решайте. И помни, что ты у него первая женщина. Вот и позаботься о нем. Только за мной не увязывайся... Кадзи собрал всех солдат. -- Я выслушал всех, в том числе и женщин. Сейчас трудно что-нибудь советовать, у каждого может быть своя точка зрения, поэтому предлагаю объединиться тем, у кого планы совпадают. Лично я позавтракаю -- и в путь. Кто хочет со мной -- собирайтесь. Когда все разошлись, Тэрада виновато посмотрел на Кадзи и тут же отвел глаза. - А тебе, Тэрада, лучше остаться здесь. Ты можешь сойти за крестьянского парнишку. - Я... я не останусь. - А что с этой женщиной будет? Ведь она на тебя надеется, да и ты, верно, не хочешь ее бросить... Закусив губу, Тэрада кивнул, но по глазам было видно, что он колеблется. К ним подошел Наруто со стариком. - Беда с женщинами,-- сказал старик,-- не хотят оставаться, боятся здесь зимовать... - Может, переждем до вечера, а там хоть до железной дороги их доведем,-- часто мигая добрыми глазами, пробасил Наруто, который еще совсем недавно был противником совместного похода. Кадзи покачал головой. -- Мы можем прорваться лишь по одному - иначе плен. -- Не согласны, значит? Старик тяжело вздохнул. Завтракали кукурузным кулешом. Солнце уже поднялось высоко. Солдаты сидели кружком. Вместе спокойнее. - Кто же остается? -- спросил Кадзи. - Наверно, один Тэрада,-- ухмыляясь, ответил Комуку, Кадзи грустно улыбнулся. - Значит, выходим все вместе? Но давайте сразу договоримся об одном: если нарвемся на русских, будем ввязываться в бой или сразу руки поднимем? - Это уж ты решай, ты у нас главный! -- Комуку посмотрел на Кадзи.-- Но ты ведь первый нажмешь на спуск, мы-то тебя знаем, ну а мы за тобою. В плен-то никому неохота сдаваться. Кадзи подошел к колодцу, чтобы набрать воды, и в это время заметил, что к деревне огородами идут несколько советских солдат и человек десять китайских милиционеров. -- Тревога! -- Кадзи схватил винтовку.-- Женщинам укрыться! Вот оно, неизбежное. Как ему не хотелось ночевать в этой деревне! - Сколько их? -- спросил кто-то. - Человек пятнадцать,-- спокойно ответил Кадзи. Он не собирался отступать. Он сразу прикинул, что человек пять в первое же мгновение скосит автоматом. Ведь русские уверены, что японцы сдадутся без боя, они не знают, что японцев здесь целый отряд. А Кадзи расставит своих людей, где надо, и как только отряд войдет в деревню, откроет по этой скученной толпе перекрестный огонь. Остальное довершат гранаты. Если же кто-нибудь останется в живых, они их свяжут и отступят с заложниками к китайской деревне. А когда выйдут из опасной зоны, заложников освободят. Следуя своему плану, Кадзи коротко отдавал приказания, расставлял людей. Через несколько минут начнется. Ну что ж, все, может быть, к лучшему... Скорей всего план Кадзи удался бы, но непредвиденные обстоятельства изменили его. Когда русские и китайцы уже подходили к деревне, несколько женщин подбежали к Кадзи и, схватив его за руки, в один голос закричали: - Что вы делаете! Подумайте о нас! - Вы-то уйдете, а с нами что они потом сделают? И какая-то минута все решила по-иному. Вошедшие в деревню русские направили автоматы на группу женщин, окружавших Кадзи. Отчаянье, досада и раздражение заполнили грудь Кадзи. Все было кончено. Он высоко поднял винтовку и с размаху швырнул ее в колодец. -- Бросайте оружие и выходите. Сдаемся! С бледными лицами солдаты молча стали выходить из своих укрытий. Увидев, как на пороге дома появился Тэрада со штыком, Кадзи крикнул: -- Тэрада, спрячь штык и сиди там со своей!.. Тэрада потоптался на пороге, но потом поднял руки и присоединился к остальным. Всех японцев собрали у колодца и заставили разоружиться. - Вот и приехали! -- стонал Наруто.-- А все бабы! Лезут, куда их не просят. - Теперь сердиться бесполезно,-- тихо ответил Кадзи.- Все кончено. Маленький рыжий красноармеец построил пленных. Коренастая женщина подбежала к ним и раздала всем по одной картофелине. --Прощайте, солдаты. Рыжий солдат простодушно улыбнулся. - Прощайте, солдаты,-- еще раз сказала женщина. - Прощайте,-- ответил за всех Кадзи, и колонна двинулась туда, куда указывало дуло автомата. Когда колонна обогнула вал и подошла к узкоколейке, на ней стояли три вагонетки. В них уселись советские солдаты и китайцы. -- Толкать! -- крикнул один из китайцев пленным. Кадзи посмотрел в сторону деревни. Несколько женщин махали им руками. -- Говорят тебе -- толкать! -- крикнул у него над головой китаец. Только сейчас Кадзи отчетливо осознал, что наступило другое время. Теперь вагонетки толкали японцы... Уронив на грудь голову, Тэрада шмыгал носом. -- Не плачь,-- строго сказал Кадзи,-- это только начало. 14 Деревья обнажились, ветер гонял по асфальту ворохи сухой листвы, и та, словно сговорившись, устилала собой края улицы у сточных канавок. Японцы, населявшие город, находились в какой-то прострации, в каком-то молчаливом оцепенении. Но жизнь шла своим чередом, и жить было надо... Первым делом японцы обменяли у китайцев свою мебель на зерно. Если китаец на тощей кляче появлялся в японском квартале и принимался гнусавить: "Нет ли чего продать, госпожа хороший? Нет ли вещь?" -- то непременно отправлялся отсюда с полной телегой шкафов и столов, радуясь, что заполучил мебель почти даром. Еще бы, японцы, которые, как ему казалось, жили по-королевски, теперь без них ноги протянут. И стоило ему только сказать: "Дорого, госпожа, уступи",-- как японка поспешно говорила: "Ладно, что ж поделать, бери за свою цену". Такая же участь постигла Ясуко и Митико. Расставаясь с трюмо и письменным столом, за которые они держались с редким упорством, Ясуко сказала Митико: -- Что ж делать, ведь китаец видит наше положение. А китаец, вытащив пачку военных ассигнаций, несколько раз пересчитал их и попросил дать ему квитанцию, а то еще не поверят, что купил, подумают -- украл. Митико написала расписку. Китаец восторженно всплеснул руками: у японцев и женщины образованные, а вот русские даже читать иероглифы не могут. Как же они войну выиграли? Ума не приложу! Потом широко осклабился и сказал: -- Одежда новый есть? Японский мужской костюм? Плачу много-много. Это были самые выгодные для продажи вещи. Советские солдаты и офицеры с удовольствием покупали новые японские костюмы, денег у них было много, и платили они хорошо. -- Нет! -- решительно качнула головой Митико.-- Голой останусь, а его костюмы не трону! Сначала она вообще не хотела ничего продавать из вещей Кадзи, но письменный стол и шкаф все же ушли из дому. Может, и дальше придется кое-что продать, но одежду -- ни за что! Одежда хранила запах Кадзи, и Митико не могла с ней расстаться. Жизнь в городе налаживалась. Русское военное командование, очевидно, принимало необходимые меры к ликвидации беспорядков, которые раньше возникали чуть ли не каждый день. Но опасность появилась вдруг с другого конца. В городе начались ночные грабежи. Этим стали заниматься те, кто, избежав плена, пытался пробиться на родину и временно оседал в небольших городках. Средств к существованию у них не было, и они жили грабежами. По ночам они вламывались в дома своих соотечественников и, если встречали сопротивление, не задумываясь, приканчивали хозяев. И это еще не самое худшее. Встречались и такие, что под разными предлогами навещали хозяев и днем. Находиться на улице стало безопаснее, чем дома... Однажды такая банда нагрянула в общежитие "Бякурансо" днем. Заявив, что в пансионе спрятано оружие, бандиты решили начать "обыск". Их было шестеро. Держались они нагло, вызывающе. Один из них был одет в форму отряда охраны порядка. Тамае -- приятельница Митико и Ясуко -- наотрез отказалась впустить бандитов в свою комнату. -- Вы совсем не те, за кого себя выдаете! -- кричала она.-- Я не открою вам дверь! Ее попытались оттолкнуть, но она вцепилась в дверную ручку и продолжала кричать. -- Принесите соответствующий ордер! Иначе ни за что не пущу! Сопротивление Тамае придало женщинам смелости. Все начали кричать, шум стал слышен на улице. Тогда бандиты схватили Тамае и потащили к выходу. -- Завтра приедете за ней в Управление общественного порядка,-- ухмыляясь, бросил один... К вечеру следующего дня Тамае вернулась сама. Она была совершенно разбитой. Ее, видно, бандиты насиловали всей группой. Женщины с ужасом смотрели на свою товарку. -- Ну чего уставились! -- набросилась Тэмае на подруг.-- Благодаря мне вы остались нетронутыми. Одна из женщин сказала Тамае: - Может, стоит сообщить в Управление охраны? Ты же знаешь, где они живут. - Знаешь! -- злобно повторила Тамае.-- Честь теперь не вернешь. Да и кому мы нужны, чтобы заботиться о нас? Себе же яму выроем. Нет, с меня хватит... Бандиты больше не появлялись, но Тамае стала с того дня совсем другой, она пошла по рукам. Правда, сама жизнь толкала женщин на скользкий путь. Очень трудно им жилось, а те, кто продавал свое тело, нужды не знали. Проституцией стали заниматься многие японки. Тамае стала и питаться и одеваться в пансионе лучше всех. Она расцвела на глазах и держалась заносчиво. Подруги, вначале жалевшие Тамае, стали относиться к ней с явной неприязнью. Это сделало женщину еще более заносчивой и замкнутой. Ясуко не раз пыталась поговорить по душам с Тамае, но у нее ничего не получилось. Та шла своей дорогой. В тот день после обеда Митико пошла к "тете" в столовую со своими часиками, надеясь обменять их на несколько килограммов гаоляна. "Тетя" охотно занималась такими сделками и, как говорили, уже сколотила на спекуляциях приличный капитал. Когда Митико пришла, она шушукалась о чем-то с Тамае. "Тетя" взглянула на Митико, Тамае тоже повернулась в ее сторону. Митико сама удивилась, как быстро вырастает между людьми стена отчуждения. Она слабо улыбнулась, теряясь под пристальным взглядом Тамае, и протянула часы. -- Продаешь?-- неестественно мягко спросила Тамае.-- Не продавай. Если нужны деньги, я одолжу. А могу и так дать. Но ты же так не возьмешь. Митико улыбнулась и покачала головой. -- Не беспокойся, я как-нибудь выкручусь... -- Ах да, я забыла,-- в глазах Тамае блеснули два уголька,-- разве ты можешь взять мои грязные деньги?! Все ждешь своего Кадзи и поэтому живешь, как монахиня. Но зря все это. Его и в живых-то давно нет. Вон спроси русских, вся Квантунская армия перебита! У Митико даже дыханье оборвалось. -- Зачем ты так говоришь? Разве я что-нибудь сделала тебе плохое? Тамае на секунду растерялась, но тут же снова вспыхнула: -- Вы все осуждаете меня, а сами завидуете. Да, да, слюни глотаете от зависти. Приди сюда вечером и понаблюдай, какими глазами на меня смотрят, когда я одна ем белый рис. Я, дура, сперва стеснялась, но теперь хватит! Всех клиентов сюда водить буду, и русских тоже. И пусть только попробуют мне что-нибудь сказать! А вы, тетя, с сегодняшнего вечера варите мне только белый рис. "Тетя" смущенно взглянула на обеих женщин. - Что бы ты, Тамае, ни ела, ни завидовать, ни презирать тебя я не стану,-- спокойно, но твердо сказала Митико.-- А что касается твоей жизни, мне кажется, ты просто совершаешь ошибку. - Ошибку? -- позеленев от злости, сказала Тамае.-- А тот, кто понапрасну ждет покойника, не совершает ошибку? Вон на нашей улице одна тетенька торгует пирожками. Она называет их Нэгиити, по имени своего погибшего сынка. Почему бы и тебе не стать с ней рядом и не продавать, скажем, печенье Кадзи. Ты бы бойко торговала. Митико бегом бросилась из столовой. Она, конечно, понимала, что злость Тамае -- не что иное, как осуждение себя самой, и прощала несчастную, и в то же время ее возмущало хамство подруги, которая так зло насмехалась над ее горем. -- Ты, девочка, переборщила,-- укоризненно сказала "тетя" Тамае, с закушенными губами смотревшей вслед Митико. 15 -- Может, вы знаете, что стало с частью на восточной границе? -- Этот вопрос Митико неизменно задавала каждому вернувшемуся из армии. После разговора с Тамае она никак не могла успокоиться. -- Нет, не знаю. -- Что с ней стало? Да кто же может это сказать... -- Право, не знаю, ведь в том районе шли настоящие бои... -- Не слышал, но, видно, они все погибли. Большинство отвечало именно так. Отвечали хмуро, неохотно. Более доброжелательные люди говорили: -- Возможно, он попал в плен. Тогда ему не миновать Сибири и, если он переживет тамошнюю зиму, очень может быть, что и вернется. Итак, ничего определенного. Но Митико не падала духом, а продолжала поиски... - Ты что, сегодня опять отправляешься? -- спросила ее как-то Ясуко.-- А может, со мной пойдешь? Я хочу отыскать в городе какое-нибудь дело. Неужели мы не докажем Тамае, что женщине можно прожить честно? - Конечно, конечно. Но дай мне только последний раз сходить... Сегодня... Митико сказали, что из-под Дуньаня, одолев невероятно тяжелый путь, пришел какой-то мужчина и что сейчас он лежит больной. Дуньань, кажется, расположен западнее тех мест, где был Кадзи, но, может быть, он относится к тому же военному округу, подумала Митико и решила навестить пришельца. Когда Ясуко вернулась в пансион, Митико сидела у шкафа. У нее на коленях лежал мужской костюм, а на нем в бумаге -- несколько черепков. - Что это у тебя? - Это он разбил, когда уходил. То были черепки стенного блюда, купленного в день их свадьбы. Как радостно было им тогда! - Когда он вернется, я скажу ему: помнишь, ты, уходя, разбил блюдо, я сберегла осколки, поэтому ты и вернулся... - Узнала что-нибудь? - Кажется, надежды нет никакой. Человек тот рассказал Митико, что несколько солдат пробирались вместе на родину, но на них напали китайцы. Среди убитых был мужчина, которого звали не то Кадзи, не то Кадзии. Это был очень решительный человек, лет около тридцати. Приметы сходились, а когда Митико услышала, что этот человек и великолепно стрелял, она совсем приуныла. - И вы слышали, как его называли Кадзи? - Или Кадзи, или Кадзии, кажется так. В него выстрелили, он упал, а мне удалось убежать... Митико не помнила, как вышла на улицу. Среди тысяч солдат у Кадзи могли быть, конечно, тезки. И приметы могли совпасть. Разве можно доверять памяти больного? Но надежда все-таки постепенно угасала... -- Не верю,-- нарочито весело сказала Ясуко.-- Твой Кадзи жив, вот увидишь! Но Митико, словно привинченная к стулу, не двигалась, она боялась разрыдаться. Несколько секунд Ясуко молча смотрела на подругу, потом твердо сказала: - Человек, вынесший жандармские пытки, одолеет все. А мы с завтрашнего дня будем ходить в город и торговать. Правда, пока торгуют больше мужчины. Они продают кимоно с рук. Китайцы охотно берут кимоно. И вот что я придумала: у нас-то этих кимоно мало, так мы будем брать одежду у богатых дам на комиссию. Ведь знатным дамам стыдно выйти на улицу, а жить все-таки надо, вот мы и будем брать с них комиссионные, десять или пятнадцать процентов. Хорошо я придумала? - Хорошо. - Ты положись на меня. Я с несколькими дамами уже договорилась. Воспоминания воспоминаниями, а жизнь идет своим чередом. - Спасибо тебе, Ясуко. Дрожащими руками Митико завернула в бумагу осколки блюда. Да, жизнь продолжается... 16 Ясуко своевременно приняла решение о торговле. Пока на улице торговали одни мужчины да старухи. Так что молоденькие, миловидные женщины привлекали всеобщее внимание. Торговля пошла успешно, богатые кимоно продавались хорошо. Подругам даже завидовали. Покупателями были в основном китайцы, причем не только перекупщики, но и приезжие крестьяне из окрестных деревень. Иногда кимоно покупали советские офицеры. Эти даже не торговались, давали столько, сколько запрашивали. И, разумеется, офицеры покупали только у Ясуко и Митико. С каждым днем число уличных торговцев увеличивалось, в центре города образовалась настоящая толкучка. Ясно, что на таком рынке не обходилось без различного рода инцидентов. У вещей не существовало устойчивой цены, каждый понимал, что люди дошли до ручки, поэтому многие вещи приобретались за бесценок. Впрочем, это, может, было и справедливо. Времена японского господства прошли, и японцы теперь получали по заслугам. Пусть скажут спасибо, что ноги не протянули. Случались неприятности. Иногда неприязнь китайцев выливалась в странную форму. На толкучке несколько мужчин подходили к продавцу. Один брал в руки кимоно, разглядывал вещь, спрашивал о цене, потом передавал кимоно другому, потом возвращал, опять брал то одно, то другое... В результате два или три кимоно исчезали. Заметив пропажу, японец требовал объяснений, и тут начинался скандал. Китаец бил себя кулаками в грудь и, брызгая слюной, до хрипоты доказывал свою невиновность. -- Нет, вы послушайте, он говорит, что это я украл! Тогда отправляйте меня в тюрьму. Но если ты ошибся?.. О, тогда тебя придется вести туда! Японец, боясь разрастающегося скандала, старается его замять. -- Хорошо, хорошо. Верно, я ошибся, извините. Однажды к Ясуко и Митико подошел молодой китаец. Лицо открытое, приветливое. Он купил одно кимоно, но взял два, заявив, что за второе тоже заплатил. Сначала женщины на ломаном китайском языке пытались ему объяснить, что получили деньги только за одно, но китаец стоял на своем. Тогда, выйдя из себя, Ясуко закричала по-японски. - Вы врете! Сколько стоит второе? Сколько вы за него заплатили? Но китаец, собрав соотечественников, без тени смущения заявил: -- Я купил это кимоно у другого продавца. Как же его уличить во лжи? К каждому кимоно подруги прикрепляли свою бумажную метку, но китаец, видно, ловко снял ее. Но женщины упрямо стояли на своем, ведь кимоно было чужое, и они не могли его так просто отдать. Вдруг кимоно сорвалось с плеча "покупателя" и полетело к продавщицам. Рядом с женщинами вырос советский офицер, бывший здесь на голову выше всех остальных мужчин. -- Так нельзя, нельзя,-- сказал он.-- Я. все время наблюдал за вами. Женщины говорят правду. А ты лучше проваливай отсюда! Но китаец, выпятив грудь, набросился на него. - Не вмешивайтесь, когда вас не просят, господин капитан! Это не ваше дело. И вообще почему вы защищаете японцев, которые нас угнетали? - Вы бы шли домой,-- смущенно улыбаясь, сказал офицер подругам,-- сегодня у вас день неудачный... Ясуко и Митико поняли, что офицер к ним расположен добродушно и что он предлагает им уйти. Они ушли. -- Прямо зло берет! Завтра же все кимоно привяжу одно к другому. А наши-то словно воды в рот набрали. Каждый только о себе думает. До других дела нет,-- с обидой в голосе сказала Ясуко по дороге домой. -- А не попросить ли Окидзиму стать нашим компаньоном? Окидзима пробавлялся, торгуя на перекрестке сигаретами. Он оптом закупал табак и дома сам набивал сигареты. 17 -- Митико, вы узнаете вон того человека? Окидзима показал на коренастого мужчину, который торговал с лотка табаком и земляными орехами. Он заискивающе улыбался каждому китайцу, но во всех его движениях сквозила какая-то настороженность. Митико посмотрела в сторону торговца, и лицо ее приняло суровое выражение. В торговце она узнала Окадзаки. -- Интересно, когда же он из Лаохулина выехал? -- Наверно, сразу после того, как пришли русские. Сначала, видно, отсиживался где-нибудь. Неровен час, мог китайцев встретить, что работали на рудниках. Но все время в норе не будешь сидеть. Вот и выполз потихонечку. Видите, как пес трясется. Кто бы додумал, что этот человек был грозой рудника! События двухлетней давности внезапно встали в памяти. Если бы этот тип не сфабриковал в свое время дело о побеге спецрабочих, Кадзи не попал бы в жандармерию и не был бы лишен брони. Митико не могла спокойно смотреть на Окадзаки и отвернулась. Подлец... Но вот Окадзаки посмотрел в их сторону, он узнал Митико. Сначала его глаза, состоявшие на три четверти из белков, взглянули на нее злобно, но уже через секунду круглое лицо Окадзаки расплылось в улыбке и он совершенно преобразился. -- О-о, кого я вижу! Здравствуйте! Окадзаки подошел ближе. Митико взглянула на него холодно. -- Рад видеть вас живой и здоровой. Кстати, а где ваш супруг? Еще хватает нахальства спрашивать! - Еще не вернулся,-- коротко ответила Митико. - Жаль! -- Окадзаки сочувственно улыбнулся. Эта улыбка сначала возмутила Митико, но в то же время она подумала: а не мучает ли Окадзаки совесть? Ведь это тоже может быть. Но Митико ошибалась. Окадзаки дрожал за свою шкуру. И все же его сочувствие было не совсем притворным. Пусть все его считают человеком грубым и жестоким, но ему доступны и другие, человеческие чувства, в том числе и участие. Война, на которую он возлагал большие надежды и в победном исходе которой не сомневался, окончилась крахом и выбила его из седла. Вот и ему пришлось надеть другую личину -- нет, он никого не хочет обманывать, просто иначе нельзя выжить. Поражение в войне, общие трудности и неудачи заставили его забыть прошлое и тот удар, какой он нанес Митико и Кадзи. Все встало вверх дном, беда настигла всех, надо все забыть. Вот что говорило его лицо, обращенное к Митико. Митико не сдавалась. Она продолжала смотреть на него холодными глазами. -- Но я думаю, что Кадзи вернется. И вас он, вероятно, не забыл...-- сказала она. Глаза у Окадзаки боязливо забегали по сторонам. Его испугала не столько злопамятность этой женщины, сколько то, что история с казнью в Лаохулине, казалось, навеки похороненная, может всплыть. Тогда ему, разумеется, не сносить головы. Вообще-то Окадзаки повезло: незадолго до конца войны его перевели в глушь, на заброшенный рудник, и поэтому его миновала справедливое возмездие со стороны китайских рабочих. -- Ну что, понял? -- вступил в разговор Окидзима.-- Вот вернется Кадзи, а ты знаешь, он парень прямой и честный -- выволочет на свет то злосчастное дело, и тогда тебе несдобровать. А не вернется -- тебя все равно будут всю жизнь проклинать. -- Проклинать? Но почему же?.. Глаза его снова растерянно забегали. -- Я ведь ничего... Я ведь только... я уже давно хотел вам рассказать... - Ладно, не изворачивайся! -- резко сказал Окидзима.-- Уж не думаешь ли ты извинениями добиться прощения Митико? - Нет, нет,-- замахала руками Митико,-- мне не нужны его извинения. Разве этим можно что-нибудь исправить? Кадзи нет, а он все-таки живет... - Какая это жизнь? -- горько усмехнулся Окадзаки.-- Живу из милости у своего бывшего подчиненного. Окидзима меня поймет, он в таком же положении. Но скажу честно, когда рудники заняли красные, я об одном подумал: как жаль, что с нами нет Кадзи! Как он нужен был тогда! Вот клянусь, что так думал! Еще заискивает! Митико трясло от возмущения, но ей хотелось выслушать Окадзаки до конца. Окадзаки хотел что-то рассказать, но тут перед его лотком остановились несколько мальчишек и бывший контролер рудника опрометью бросился к ним. -- Ему тоже, видно, досталось...-- пробормотал Окидзима. Митико безучастно смотрела на сухие листья, гонимые по улице ветром. - А вы знаете, хорошо, что Кадзи не было тогда на рудниках. Еще неизвестно, как бы отнеслись к нему русские. Ведь он такой несдержанный... - А он везде был бы несдержанный. Рудник тут ни при чем. Забыв, зачем она пришла к Окидзиме, Митико молча стояла, подставив лицо северному ветру. Пройдет еще месяц и настанет зима, тогда на возвращение Кадзи никаких надежд не останется. -- Сколько мужчина может пройти за день? -- спросила она, ни к кому не обращаясь.-- Километров двадцать? Митико стала загибать пальцы. Она считала, сколько осталось до наступления зимы. -- За сто дней две тысячи километров. А потом... смерть. Окидзима посмотрел на ее дрожащие плечи. - Митико, хотите я куплю вам пирожков вон у той старушки? - А-а, это та самая... На тротуаре через дорогу сидела старуха, похожая на расползшуюся от времени гипсовую скульптуру. Она торговала пирожками Нэгиити, о которых говорила Тамае. -- Я сама куплю. Митико стремительно перешла дорогу. Старуха подняла голову и увидела заплаканное лицо. - Что с вами? - Мне, бабушка, посоветовали тоже торг