аздумывая о форме их выражения. Слова "чудное видение" смутили ее, скромность помешала ей трезво оценить речь Фитцпирса. - А не могло быть так, - вдруг спросил он, - что вы наяву посетили меня? - Признаться, я уже была здесь однажды, - еле выговорила Грейс. - Хозяйка пошла вас искать, но долго не возвращалась, и я ушла. - Значит, вы видели, как я спал, - пробормотал доктор; в голосе его слышалось унижение. - Да, если, впрочем, вы меня не обманывали. - Обманывал? - Я увидела в зеркале, что вы лежите с открытыми глазами, но, когда оглянулась, глаза были закрыты, и я подумала, что вы, может быть, меня обманываете. - Никогда, - порывисто возразил Фитцпирс, - никогда я не мог бы вас обмануть. Обладай она даром предвидения, какой насмешкой прозвучала бы эта благородная речь. Он никогда не мог бы ее обмануть! Однако они не умели глядеть на год вперед, и фраза возымела свое действие. Грейс с беспокойством подумывала, что пора бы прервать разговор, но обаяние доктора мешало ей подняться со стула. Она медлила, как неопытная актриса, которая, проговорив все реплики, не знает, как уйти со сцены. На помощь ей пришла спасительная мысль о бабушке Оливер. - Мне не терпится рассказать бабушке Оливер о вашем благородстве, - сказала она. - Она испытает от этого большое облегчение. - У бабушки Оливер - и нервное расстройство, как удивительно! - говорил доктор, следуя за Грейс к двери. - Погодите минуту, вас это, вероятно, заинтересует. С этими словами он распахнул дверь в другом конце коридора, и Грейс увидела стоящий на столе микроскоп. - Взгляните сюда, пожалуйста, это покажется вам достойным внимания, - повторил он. Посмотрев в окуляр, она увидела светлый кружок, покрытый необычайным узором клеток. - Как вы думаете, что это? - спросил Фитцпирс. Грейс не знала. - Это срез с мозга старого Джона Саута. Я его исследую. Она вздрогнула и отпрянула, впрочем, не от отвращения, а от неожиданности, удивившись, как он сюда попал. Фитцпирс рассмеялся. - Теперь вы меня знаете, - сказал он. - Я пытаюсь одновременно познать и физиологию, и трансцендентальную философию, мир материальный и идеальный, с тем чтобы, если это возможно, определить между ними границу. Вас это отталкивает? - Вы ошибаетесь, мистер Фитцпирс. - Грейс не кривила душой. - Это вовсе не так. Я не раз видела ночью свет в вашем окне и знаю, как серьезно вы работаете. Ваш труд не кажется мне предосудительным, я восхищаюсь вами! Лицо ее было так очаровательно, так серьезно и искренне, что впечатлительный Фитцпирс от души проклял разделявший их стол. Видно это было по его глазам или нет, но Грейс, оторвавшись от микроскопа, поспешно выбежала под дождь. ГЛАВА XIX  Вместо того чтобы довершить исследование мозга Саута, который при всей важности этого, органа под микроскопом выглядел не так уж интересно, Фитцпирс откинулся, в кресле и задумался. Он думал, что Грейс еще прелестнее из-за того, что легко поддается его влиянию, хотя это влияние скорее тревожит ее, нежели очаровывает. Фитцпирс был в должной мере ученым, готовым ревностно доискиваться сути физических явлений, но в еще большей мере он был мечтателем и идеалистом. Он верил, что за несовершенным прячется совершенное, что незаурядное скрывается в гуще обыденного, что, как бы точно ни повторялись условия опыта, результат окажется всегда новым и непредсказуемым. Он усматривал в себе личность с неограниченными возможностями потому только, что это его личность, - хотя в тех же обстоятельствах тысячи ему подобных кончали ничем, - и был уверен, что открыл в Хинтоке совершенно исключительное существо, предназначенное для него одного. Фитцпирс обладал привычкой разговаривать с собой вслух, какая обычно встречается у мечтателей более преклонного возраста; он расхаживал по комнате, стараясь ступать на самые яркие цветы в узоре ковра, и бормотал себе под нос: - Пока я в Хинтоке, эта удивительная девушка будет озарять мою жизнь светом, и - что самое замечательное - наши отношения будут исключительно духовного свойства. Мы разного круга, иная близость между нами невозможна. Как она ни прелестна, брак с ней был бы безумием. Одна мысль о нем убила бы всю одухотворенность нашей дружбы. Да и вообще, в практической жизни у меня есть другие цели. Фитцпирс рассчитывал со временем жениться на женщине, равной ему происхождением, но гораздо более богатой. Однако в настоящем его помыслы сосредоточились на Грейс Мелбери, в которой он видел скорее некое духовное явление, чем существо из плоти и крови, явление, которое годится на то, чтобы оживить его бытие и развеять однообразие и скуку деревенской жизни. Увидев Грейс, но еще не обменявшись с ней ни словом, он от праздности вознамерился приволокнуться за хорошенькой дочкой лесоторговца, но теперь, узнав ее ближе, он устыдился прежних поползновений. Близость с такой девушкой не может принять вульгарный оборот, она сулит высокое духовное общение и сопричастность миру идей. Не имея причин наведываться в дом ее отца, он понимал, что дружба их будет питаться случайными встречами у дороги, в лесу, на пути в церковь или из церкви, где-то возле ее дома. Как он и предполагал, мимолетные свидания стали событиями в их жизни. Но в деревенской глуши минутные встречи, часто повторяясь, порождают интерес и даже близость между людьми. Их близость росла так же незаметно для глаза, как растут почки на деревьях. Нельзя было установить, в какой день они стали друзьями, и все же понимание тонкой нитью уже связывало двух людей, еще зимой бывших чужими друг другу. Весна началась неожиданно: давно набухшие почки распустились за одну теплую ночь. Казалось, слышно, как деревья наливаются соком. Откуда ни возьмись явились позднеапрельские цветы с таким видом, будто они здесь век, хотя еще позавчера их не было и следа. В лужах барахтались птицы. Домоседы говорили, что слышали соловья, на что гуляки с презрением отвечали, что слышали его две недели назад. Практика у молодого доктора была менее обширной, чем у его лондонских коллег, и оставляла время для частых прогулок по лесу. Да и то сказать, врачебной деятельности он отдавался отнюдь не с тем усердием, которое служит залогом широкой известности. Однажды он задумчиво бродил с книгой в руках по дубовой роще. День был погожий, повсюду в природе кипела деятельность; человеку созерцательному перед ее лицом невольно хотелось поежиться от неловкости за свою праздность. Вдруг издали донесся странный звук, словно бы кряканье утки; обычный в лесном краю, этот звук был новостью для Фитцпирса. Продвигаясь в глубь рощи, доктор вскоре догадался, откуда исходил звук. Как обычно, в это время года в лесу заготовляли кору. Лезвия топоров с треском отдирали ее от липкой поверхности ствола. Корой торговал Мелбери, отец Грейс, он мог находиться поблизости, и, привлеченный этим соображением больше, чем интересом к самому зрелищу, доктор ускорил шаги. Подойдя ближе, он узнал среди работников обоих Тимоти Тенгсов - старшего и младшего - и Роберта Кридла, которого, по всей вероятности, прислал на подмогу Уинтерборн; рядом хлопотала Марти Саут. Первым на обреченное дерево набрасывался Кридл. Маленьким топориком он ловко обрубал ветки и счищал наросты мха, покрывавшего ствол на фут-два от земли, - операция, которую можно уподобить "малому туалету" приговоренного к казни. Вслед за тем дерево обдирали на высоту человеческого роста. Если благородное создание природы может выглядеть нелепо, то это был как раз тот случай: голенастый дуб стоял, словно стыдясь самого себя, пока его не подрубали под корень, после чего отец и сын Тенгсы с поперечной пилой довершали дело. Едва дерево оказывалось на земле, работники набрасывались на него, как саранча, и в мгновение ока очищали от коры весь ствол и нижние ветви. Марти Саут поставили обдирать макушку; затерявшись, как птица среди веток с набухшими почками, она тщательно выполняла работу, на которую у мужчин не хватало сноровки и терпения; при жизни дуба вершина его поднималась над лесом, улавливая лучи встающего и заходящего солнца и свет луны, в то время как нижние ярусы сучьев окутывала густая тьма. - Ваш топорик, видно, лучше, чем у других, - заметил наблюдавший за Марти Фитцпирс. - Что вы, сэр, - ответила она, показав заточенную конскую кость, которая была посажена на черенок. - Просто у других не хватает терпения на мелкую работу, их время стоит дороже, чем мое. Рядом на поляне был сложен просторный шалаш, перед ним на костре весело посвистывал чайник. Фитцпирс устроился в шалаше с книгой, иногда отрываясь от чтения, чтобы бросить взгляд на разыгрывавшуюся перед ним сцену. На минуту у него мелькнула мысль, что он может поселиться здесь навсегда и, женившись на Грейс Мелбери, слиться с лесной жизнью. Да и зачем гнаться за неизвестным? Тихое счастье приобретается лишь ценою отказа от дальних планов и устремлений; мысли местных жителей не выходят за пределы Хинтокских лесов - отчего бы ему не уподобиться им? Небольшая практика среди окружающих его людей могла бы стать венцом его желаний. Тем временем Марти Саут, покончив со вздрагивавшими от ее прикосновения мелкими ветками, вышла из-за поверженного дуба и принялась заваривать чай. Когда чай был готов, она созвала работников, и Фитцпирс, подчинясь настроению, подсел к ним. Он медлил уйти и только тогда понял скрытую причину своего промедления, когда до слуха сидевших у костра донесся легкий скрип повозки и кто-то из работников сказал: - Сам едет. Оглянувшись, все увидели приближающуюся двуколку Мелбери с налипшим на колеса податливым мхом. Лесоторговец вел лошадь под уздцы и, поминутно оглядываясь, предупреждал сидевшую сзади дочь, когда и где пригнуть голову, чтобы не задеть за свисающие ветки. Он задержался у того места, где только что была прервана работа, беглым взглядом окинул груду коры и направился к работникам. Встреченный громкими возгласами, он согласился выпить с ними чаю и привязал лошадь к соседнему дереву. Грейс отказалась принять участие в чаепитии; не сходя с места, она задумчиво смотрела на лучи солнца, пробивавшиеся тонкими нитями сквозь остролист, перемежавшийся с дубняком. Подойдя ближе к шалашу, Мелбери заметил среди сидевших доктора и с радостью принял его приглашение усесться рядом с ним на бревно. - Черт возьми, кто бы мог подумать, что вы окажетесь в таком месте, - воскликнул он, довольный нежданной встречей. - Хотел бы я знать, разглядела ли дочка, что вы тут сидите, рукой подать? Наверно, нет. Он вытянул голову в сторону двуколки: Грейс смотрела вдаль. - Она на нас и не глядит. Ну, да ладно, бог с ней. Грейс в самом деле не подозревала о соседстве Фитцпирса. Ее мысли были далеки от того, что открывалось ее взгляду, она думала о дружбе с миссис Чармонд, которую утратила, едва успев обрести, о причудливом нраве этой женщины, о тех дальних краях, где она окружена сейчас совсем иными людьми, с которыми Грейс надеялась свести знакомство через посредство своей покровительницы. Она мечтала, что летом, вернувшись в Хинток, хозяйка поместья, быть может, захочет возобновить дружбу, так резко прерванную в прошлый приезд. Мелбери, сидя у костра, пересказывал старые истории о лесорубах, обращаясь к Фитцпирсу и как бы призывая в свидетели работников, знавших эти истории назубок. Когда он умолк, Марти поднялась со словами: "Я, пожалуй, отнесу чаю мисс Грейс", - но в эту минуту послышался звон сбруи; оглянувшись, Мелбери увидел, что лошадь забеспокоилась и задергалась, а испуганная Грейс не решается позвать на помощь. Мелбери вскочил, но Фитцпирс его опередил, и, пока отец обуздывал лошадь, доктор помог Грейс слезть с двуколки. Она так растерялась при виде Фитцпирса, что не догадалась спрыгнуть наземь сама, позволив ему чуть ли не перенести себя на руках. Он выпустил ее не прежде, чем она коснулась ногами земли, и осведомился, не испугалась ли она. - Нет, не очень, - сказала Грейс, переводя дух. - Это не опасно, другое дело, если бы лошадь понесла под деревьями, там можно расшибить голову о сучья. - Это могло вам угрожать, так что тревога как нельзя более оправданна. Говоря это, он подразумевал растерянность, которую, как ему показалось, он прочитал на ее лице, не зная, что виной тому был отнюдь не испуг, а его внезапное появление. Как и в прежние встречи, когда он наклонялся к ней ближе обычного, на нее нашло неожиданное желание заплакать. Управившись с лошадью и увидев, что Грейс цела и невредима, Мелбери вернулся к работникам. Тотчас взяв себя в руки, Грейс последовала за ним вместе с Фитцпирсом и, подойдя к костру, весело заявила: - Не думала я принимать участие в вашем пикнике, да, видно, судьба. Марти нашла ей место поудобнее, и Грейс уселась в кружке, прислушиваясь к Фитцпирсу, который выспрашивал у ее отца и работников предания об их отцах и дедах, о превратностях лесной жизни, о таинственных видениях, которые можно объяснить только вмешательством сверхъестественных сил, о белых и черных ведьмах; он выслушал непременную историю о двух братьях, которые сразились друг с другом и пали, после чего их души поселились в Хинток-хаусе и жили там, пока священник, не заговорил их и не загнал в болото в этом самом лесу, откуда они каждый новый год, по старому стилю, кочетами скачут к прежнему жилищу. Недаром пословица говорит: "Новый год придет, кочетом запоет". Время бежало легко и незаметно. Дым от голых веток, наваленных в костер, тянулся к небу, заволакивая солнце, а за его синеватым пологом вздымались, как обнаженные руки, ветви простертых на земле деревьев. Запах древесного сока мешался с запахом горящих веток, разбросанные вокруг куски коры причудливо поблескивали липкой светлой изнанкой. Общество доктора тешило тщеславие Мелбери; как хозяин у этого костра, он готов был еще долго длить удовольствие встречи, но Грейс, постоянно ловившая на себе взгляды Фитцпирса, поднялась, давая понять, что время вышло, и Мелбери послушно поплелся за ней к двуколке. Нарочно медля, доктор подсадил Грейс, рассудив, что, приняв ее недавно с двуколки, - он впредь обеспечил себе право на подобные любезности. - Вы сейчас чуть не расплакались, отчего? - тихо спросил он. - Не знаю, - ответила она и сказала правду. Мелбери уселся с другой стороны, и двуколка тронулась, бесшумно круша колесами нежные узорчатые мхи, гиацинты, баранчики и образки вместе с другими редкими и заурядными растениями, и с треском переламывая сучки, лежавшие поперек дороги. Их путь домой шел вершиной высокого холма; по правую руку от него простиралась обширная долина, обликом и испарениями земли отличавшаяся ото всей хинтокской округи. Это был край сидра, отделенный от лесного края гребнем холма. Воздух в этой яблочной долине синел, как сапфир, - воздуха такой синевы больше не встретишь нигде. Понизу стелились сады, охваченные пламенем неистового цветения, несколько буйно расцветших яблонь взбежали по холму почти до самой дороги. Облокотившись на калитку, за которой спускалась вниз тропа, спиной к дороге стоял человек и так самозабвенно любовался цветущими садами, что не заметил проехавшей мимо двуколки. - Это был Джайлс, - сказал Мелбери, когда они отъехали от него на порядочное расстояние. - Неужели! Бедный Джайлс, - сказала Грейс. - Это цветение означает для него тяжкую работу осенью. Если не нападет какая порча, урожай будет на славу. Между тем в лесу работники, засидевшись у костра, собрались на вечер глядя по домам, благо условия сдельщины позволяли им самим устанавливать время работы. Складывая свежую кору рядами для просушки, они мало-помалу отдалились от шалаша и с наступлением сумерек отправились восвояси. Фитцпирсу не хотелось уходить. Он снова раскрыл книгу, хотя не мог уже разобрать в ней ни слова, и так сидел у замирающего костра, вряд ли подозревая, что работники разошлись по домам. Погруженный в мечты и раздумья, он, казалось, объял ими весь край лесов; никакой шорох, никакое движение не нарушало его совершенного слияния с окрестной природой. Он снова подумал, что ради этого покоя стоит пожертвовать честолюбивыми планами. Зачем биться над разработкой новых идей, если можно зажить здесь своим домом в тиши и довольстве на славный старинный лад. Между тем лес кругом темнел, погружаясь в сумерки; уже робкая пташка, осмелев с наступлением вечерней поры, неудержимо разливалась на соседнем кусте. Глаз различал только светлый на фоне леса полукруг поляны. Дойдя взглядом до ее края, Фитцпирс увидел, что оттуда в его сторону движется человек. Затаившись в тени шалаша, доктор пережидал, пока прохожий его минует. Скоро из темноты проступили очертания женской фигуры; низко наклонив голову, женщина брела по следам двуколки, как будто что-то выискивая на земле. Фитцпирса осенило, что это Грейс; через мгновение его догадка подтвердилась. Да, она действительно что-то искала, обходя поваленные деревья, белевшие во тьме своей наготой. Вот она подошла к груде золы и, увидев в ней мерцавший уголек-другой, взяла прут и разворошила костер. Ветки ярко запылали, из темноты выступило освещенное лицо Фитцпирса, сидевшего точно на том же месте, где она его оставила несколько часов назад. Грейс вздрогнула и даже вскрикнула: мысли о докторе не покидали ее, но меньше всего она ожидала снова встретить его в лесу. Фитцпирс подошел к ней. - Я ужасно вас напугал, - проговорил он. - Мне надо было вас окликнуть, но я никак не думал, что это вы. Я здесь сижу с вашего ухода. Он поддерживал ее рукой, словно боясь, что она лишится чувств. Поняв, в чем дело, Грейс мягко высвободилась и объяснила, зачем она вернулась. То ли у двуколки, то ли у костра она обронила кошелек. - Сейчас мы его разыщем, - сказал Фитцпирс. Он подбросил в костер охапку прошлогодних листьев, отчего пламя взметнулось ввысь, а окрестные тени внезапно сгустились, мгновенно превратив вечер в ночь. При свете костра они долго обшаривали на четвереньках поляну, пока наконец Фитцпирс не поднял голову от земли. - Мы всегда встречаемся при странных обстоятельствах, - сказал он, опершись на локоть. - Хотел бы я знать, нет ли за этим тайного смысла. - Разумеется, нет, - поспешно проговорила Грейс, выпрямляясь. - Прошу вас, не надо об этом. - Надеюсь, в кошельке было не много денег, - сказал Фитцпирс, неохотно вставая и стряхивая с брюк налипшие листья. - Совсем пустяки. Мне жалко не денег, а кошелька, это подарок. В Хинтоке деньги нужны не больше, чем Робинзону на необитаемом острове; здесь почти не на что их тратить. Они уже оставили поиски, когда Фитцпирс увидел, что у его ног что-то лежит. - Вот он, - сказал Фитцпирс. - Теперь ни вашему отцу, ни матери, ни подруге, ни поклоннику не придется досадовать на вашу рассеянность. - Знал бы он, где я сейчас... - Поклонник? - лукаво спросил Фитцпирс. - Не знаю, можно ли его назвать этим словом, - простодушно ответила Грейс. - Поклонник - это что-то легкомысленное, поверхностное. А этот человек совсем не таков. - Он обладатель всех основополагающих добродетелей. - Может быть... Только я не могла бы их перечислить. - Зато ими обладаете вы, а это гораздо лучше. Шлейермахер учит, что основополагающими добродетелями являются самообладание, настойчивость, мудрость и любовь. Лучшего перечня добродетелей мне не приходилось встречать. - Боюсь, что у бедного... - Она чуть было не сказала, Уинтерборна, подумав о том, что у подарившего ей кошелек Джайлса было не слишком много настойчивости, хотя вдоволь хватало трех других добродетелей, но вовремя сдержалась и умолкла. Полупризнание Грейс перевернуло Фитцпирса. Мгновенно утратив чувство превосходства, он взглянул на нее глазами истинно влюбленного. - Мисс Мелбери, - сказал он внезапно, - признайтесь, я угадал, что тот добродетельный человек, о котором вы упомянули... словом, что вы его отвергли. Грейс пришлось признать это. - Это не праздное любопытство. Боже избави, чтобы я посягал на чужую святыню. Но, дорогая мисс Мелбери, теперь, когда его нет, могу я приблизиться к вам? - Я... я ничего вам не скажу! - воскликнула она. - Сейчас он мне ближе, чем раньше. Когда отвергаешь человека, потом чувствуешь к нему жалость. Эта новая помеха лишь возвысила Грейс в глазах доктора; любовь его перешла в обожание. - Скажите хоть слово, прошу вас, - взмолился он, теряя голову. - Не настаивайте... Уже поздно, мне надо домой. - Да, конечно, - отозвался Фитцпирс, но не двинулся с места; ей показалось неловко уйти так сразу, и они молча стояли рядом еще некоторое время. Тишину нарушили две птицы, - не то устраиваясь на ночлег, не то свивая гнездо, они вступили в отчаянную распрю, помешавшую им воспользоваться крыльями, и с размаху шлепнулись в горячую золу костра, откуда сразу разлетелись в разные стороны. - Вот так кончается то, что зовут любовью, - произнес чей-то голос. Это была Марти Саут, она стояла, запрокинув голову, в надежде увидеть упорхнувших птиц. Внезапно обнаружив перед собою Грейс, она невольно воскликнула: - Ах, мисс Мелбери! Я засмотрелась на голубей и не заметила вас. А вот и мистер Уинтерборн! - робко прибавила она, взглянув на стоявшего в тени Фитцпирса. - Марти, - прервала ее Грейс, - проводите меня домой, пожалуйста! Пойдемте, прошу вас. - Не мешкая, она схватила Марти за руку и быстро зашагала прочь от шалаша. Они удалялись от призрачных рук поваленных голых деревьев, от рощи, от надранной коры, от Фитцпирса, ото всего - тропинкой через перелесок, где между стволов проглядывали бледные пучки примулы. - Я и не знала, что мистер Уинтерборн там, - нарушила молчание Марти уже возле самого дома Мелбери. - Его там не было, - сказала Грейс. - Но, мисс Мелбери, я сама его видела. - Нет, - ответила Грейс. - Это был другой. Джайлс Уинтерборн мне не нужен. ГЛАВА XX  Воздушный узор ветвей над Хинтоком заслонили тяжелые непроницаемые купы листьев, и лес стал казаться внушительнее и обширнее. Его ветви отбрасывали на дорогу и на лица проходивших по ней деревенских девушек зеленые тени, бахромчатым краем нависали над садом Мелбери и в дождливую погоду роняли в него крупные капли, оставлявшие оспины вдоль всего засеянного участка, пока Мелбери не пришел к выводу, что хорошему огороду на таком месте не бывать. Два дерева, скрипевшие всю зиму, затихли, однако этот зловещий звук достойно сменили жалобы козодоя. Солнце множеством мелких звездочек вспыхивало среди листвы, лишь в полдень открыто показываясь из-за деревьев прямо над головами хинтокских обитателей. Таким оно предстало и в канун Иванова дня, но пробило девять, и по земле пролегли таинственные тени; местами они сгущались, пугая прохожих неожиданными очертаниями. Среди стволов и ветвей мерещились странные лица и фигуры, созданные игрой угасающего дня; листья ясеня, точно зрачки, мерцали в полутьме, а бледное небо выглядывало из-за стволов то закутанным в белое призраком, то раздвоенным змеиным жалом. Так было до восхода луны. Но едва ночное светило глянуло вниз с небесной выси и всем полным ликом засияло окрестным лужайкам и полянам, как шум голосов нарушил привычный покой позднего часа. Услышав возгласы, доносившиеся с опушки леса рядом с владениями Мелбери, Фитцпирс выглянул за калитку, - теперь он чаще смотрел на дорогу, чем в книги, - вообразив, что это Грейс переговаривается с кем-то на улице. Отныне он был безраздельно предан Грейс Мелбери, не будучи, впрочем, уверен, что она платит ему тем же. На сей раз идее удалось воплотиться в материальном объекте, думал он, в порыве влюбленности уверив себя, что ему выпал тот самый случай, который он до сих пор считал невозможным. Однако за калиткой он увидел не Грейс, а стайку деревенских девушек, - кто чинно, кто в приступе необузданного веселья, они направлялись куда-то в сторону леса. Потихоньку спросив у вышедшей в сад хозяйки, что они затевают, доктор узнал, что сегодня канун Иванова дня и девушки собираются гадать на суженого. Заявив, что это кощунство, которое она, со своей стороны, осуждает, хозяйка вернулась в дом и улеглась спать. Раскурив сигару, доктор последовал за девушками. На прогалине между домами Мелбери и Саутов они свернули, но Фитцпирс быстро нашел их по голосам, как ни старались они говорить приглушенно. Меж тем многие жители Малого Хинтока проведали о ночной затее девушек и тоже украдкой последовали за ними в лес. Мисс Мелбери еще днем узнала о предстоящем гадании от Марти Саут и, будучи всего лишь молодой девушкой, загорелась посмотреть, чем кончится дело. Луна светила так ярко, а ночь была так тиха, что Грейс без труда убедила выйти с ней миссис Мелбери; в сопровождении Марти они отправились вслед за остальными. Подходя к дому Уинтерборна, они услышали стук молотка. Это последняя ночь Уинтерборна под родительским кровом, - объяснила Марти. Все сроки истекли, Джайлс перетаскивает вниз шкафы и кровати, чтобы с зарей покинуть дом. Встреча с миссис Чармонд обошлась ему дорого. Вскоре Марти отозвала бабушка Оливер, которая в таких делах была моложе молодых, и Грейс с миссис Мелбери пришлось самим разыскивать место, избранное дщерьми Хинтока для тайного действа, которое, вопреки их желаниям, стало явным. Грейс с мачехой остановились у ясеня; неподалеку, в тени дуба, стоял Фитцпирс и внимательно рассматривал Грейс, озаренную полной луной. Он наблюдал за ней молча, не замеченный никем, кроме Марти и бабушки Оливер. Подойдя к ясеню с другой, теневой стороны, они тихонько переговаривались. - Попомни мое слово, быть им вместе, коли они на Иванову ночь в лес явились, - шептала бабушка Оливер, кивая на Фитцпирса и Грейс. - Уж верно, он скоро заполучит не мои косточки, а ее живехонькую. Она собой, нечего сказать, видная леди и достойная, а все мне сдается, что она ему не пара - ему бы жену вроде миссис Чармонд, а с мисс Грейс хватило бы Уинтерборна. Марти промолчала: в эту минуту девушки, среди которых немало было из Большого Хинтока, вышли на поляну, собираясь приступить к гаданию, - близилась полночь. - Как что покажется, бежим домой со всех ног, - сказала одна из них, явно начинавшая трусить. Остальные согласились, не подозревая, что в окрестных кустах засело не менее дюжины односельчан. - Зря мы это затеяли, - сказала другая девушка. - Хватило бы завтра в полдень вырыть ямку да послушать, какое будет ремесло у жениха. А то накликаем нечистую силу. Однако отступать было поздно, и девушки неровной цепью двинулись меж стволов в глубь леса. Насколько могли уловить подслушивавшие, волхвованье, к которому собирались приступить девушки, заключалось в сеянье конопли, пригоршню которой каждая захватила из дому. Посматривая то направо, то налево, девушки заметили мисс Мелбери, она единственная из соглядатаев не пряталась и в ярком свете луны, как зачарованная, следила за их приготовлениями. Все, что делали девушки, было совсем не похоже на ее жизнь последних лет, она чувствовала себя так, словно попала столетия на два назад. Светлое платье делало ее вдвойне заметной; девушки пошушукались, и одна из них, здоровенная девица, помолвленная с Тимоти Тенгсом-младшим, подбежав к ней, пригласила ее в цепь. Грейс, взволнованная, согласилась и пошла за ними, чуть в стороне от цепи. Теперь до соглядатаев не доносилось ничего, кроме слабого шороха листьев. - А чего ты не пошла? - снова зашептала бабушка Оливер. - Попытала бы. счастья, как все. - Я в это не верю, - коротко ответила Марти. - Господи, да тут полприхода. Глупые девки, раззвонили на весь свет. А вон и мистер Уинтерборн подоспел с Кридлом. Что ж, Марти, иной раз и нам не грех помочь провидению. Пойди-ка и скажи ему, чтобы он встал за кустами у подножья холма. Мисс Грейс небось туда побежит, может, попадет ему в руки. Как только полночь пробьет, они пустятся домой, как зайцы. Я этакие дела не раз видывала, - Стоит ли? - неохотно проговорила Марти. - Иди, иди, он тебе будет век благодарен. - Не надо мне такой благодарности. Поразмыслив, она все же исполнила поручение; бабушка Оливер удовлетворенно отметила, что Джайлс медленно спускается к кустистой лощинке, которой должна была пробежать Грейс. Миссис Мелбери, успевшая тем временем заметить всех присутствовавших, разглядела и этот маневр. Не долго думая, она решила повернуть дело по-своему, ибо, в отличие от мужа, с некоторых пор догадывалась, что доктор голову потерял из-за Грейс. Подойдя к Фитцпирсу, она шепнула: - Подите туда, где стоит мистер Уинтерборн. - И многозначительно прибавила: - Она побежит назад куда быстрее, чем шла вперед - девушки все пугливы. Фитцпирс был не из тех, кому надо напоминать дважды. Он пересек лощинку и встал позади Уинтерборна. Догадываясь о намерениях друг друга, соперники молчали, ибо Фитцпирс считал ниже своего достоинства тягаться с Уинтерборном, а тот, в свою очередь, получив отставку, не находил нужным церемониться с Фитцпирсом. Бабушка Оливер не заметила маневра Фитцпирса и, желая пособить Уинтерборну, послала Марти Саут вперед, наказав следовать за Грейс по пятам и "выгнать" ее куда надо, если той вдруг вздумается побежать в другую сторону. Бедная Марти, обреченная жертвовать собой ради чужого счастья, послушно пошла вперед и молча остановилась у того места, куда должны были выбежать Грейс и ее легкомысленные подруги. Тишину нарушил глухой звук - часы на колокольне в Большом Хинтоке начали бить полночь. Вмиг часть леса, куда скрылись девушки, огласилась хлопаньем крыльев вспугнутых птиц; затем оттуда выскочило несколько зайцев или кроликов и, наконец, послышался хруст сухих веток и топот ног, выдававший приближение беглянок; вскоре их юбки замелькали среди деревьев. Державшаяся поначалу в стороне, мисс Мелбери была теперь одной из первых. Поддавшись общему веселью, она бежала прямо на Марти, стоявшую неподвижно, как дорожный указатель; пробежав мимо, она устремилась к роковому кусту. Марти подоспела как раз вовремя, чтобы увидеть развязку. Обежав Уинтерборна, который из самолюбия остался на месте, Фитцпирс решился на то, о чем не смел бы помыслить, если бы не сообщничество миссис Мелбери и не ударивший в голову хмель Ивановой ночи. Простерев руки к метнувшейся на него белой фигуре, он схватил ее, как птицу. - Ах! - воскликнула Грейс в испуге. - Вы в моих руках, дорогая, - проговорил Фитцпирс. - Право победителя - я не отпущу вас, пока мы живы! Обессиленная, она поникла в его руках, лишь через несколько мгновений оправившись от своей внезапной беспомощности. Приглушенные возгласы и шум борьбы, доносившиеся из зарослей папоротника, свидетельствовали о том, что другие девушки тоже попали в засаду. В отличие от них, Грейс не вскрикивала и не вырывалась; дрожа от волнения, она тихо попросила: - Пустите меня, мистер Фитцпирс. - Пущу, - смеясь, ответил он, - пущу, как только вы успокоитесь. Переждав еще мгновение, она тихо, но твердо отвела его руки и скользнула на тропинку; лунный свет бледнил ее пылавшие щеки. Этого было достаточно - между Грейс и Фитцпирсом установились новые отношения. Как было сказано, у других девушек дело шло иначе. Они вырывались и, задыхаясь, хихикали, обретая свободу лишь после отчаянной борьбы. Расставшись с Грейс, Фитцпирс еще долго прислушивался к этой возне, стоя все у того же куста, где он поймал Грейс и откуда ушел Уинтерборн. Вдруг по склону на него выбежала стройная молодая женщина с обнаженными руками. Завидев Фитцпирса, она игриво и с вызовом бросила ему: - Эй, Тим, поцелуй меня, коли поймаешь! Фитцпирс узнал ее, это была Сьюк Дэмсон, отчаяннейшая девица в деревне, которая попросту приняла его в темноте за своего возлюбленного. Поддавшись минуте, он решил воспользоваться ее ошибкой и, едва она бросилась бежать, помчался ей вдогонку. Она мчалась по лесу, то появляясь на свету, то исчезая в тени, поминутно оглядываясь через плечо и посылая ему воздушные поцелуи, но все время так ловко увертывалась от него, что ни разу не подпустила на опасное расстояние. Так они бегали, петляя по лесу, пока голоса вокруг не замерли окончательно. Разгоряченный погоней, Фитцпирс совсем было отчаялся догнать Сьюк Дэмсон, когда вдруг, подзадоривая его, она подбежала к изгороди и перемахнула на другую сторону. За изгородью картина переменилась: впереди расстилался заваленный сохнущим сеном луг, над которым высоко в небе сияла полная луна. Фитцпирс мгновенно сообразил, что, выбежав на открытое место, она оказалась в его власти, и решительно рванулся за нею вслед. Она пробежала еще несколько шагов по лугу и вдруг исчезла, точно провалилась сквозь землю. "Зарылась в копну", - догадался Фитцпирс. Он был так возбужден, что не мог позволить ей легко себя одурачить. Подбежав ближе, он стал раскидывать копну за копной. Когда он, раззадоренный и недоумевающий, остановился, чтобы перевести дух, он услышал звук воздушного поцелуя, и где-то возле него тоненький голосок пропел строчку из популярной в этих краях песни: - Иди домой из росы лугов... Убежище было обнаружено. - Так это не Тим! - проговорила она, закрывая лицо руками. Не обращая внимания на ее робкое сопротивление, Фитцпирс крепко поцеловал ее и с размаху опустился на соседнюю копну, с трудом переводя дух после погони. - За кого ты меня приняла? - спросил он. - За моего кавалера Тима Тенгса, - ответила девушка. - А ты и вправду подумала, что это он? - Сначала так и подумала. - А потом поняла? - Потом поняла. - И ты очень огорчилась, что это не он? - Нет, - лукаво ответила она. Фитцпирс оставил расспросы. Сьюк была очень хороша при свете луны, бледные лучи светила скрадывали все царапины, все ссадины, заметные днем на руках и лицах деревенских девушек. Тишину нарушал только хриплый насмешливый голос козодоя, доносившийся с опушки леса. Никакой другой звук не достигал их слуха, ибо пора соловьев прошла, а до Хинтока было не менее двух миль. Перед ними раскинулся сенокос, уходивший вдали в легкий зыбкий туман. ГЛАВА XXI  Когда девушки толпой бросились по лесу, Уинтерборн остановил одну из них и спросил, чего они испугались. Задыхаясь от бега и волнения, она ухитрилась торжественно объявить, что увидели они совсем не то, чего ожидали, и что она зареклась участвовать в нечестивых затеях. - За нами погнался сатана с песочными часами! Страх! Решив проверить ее слова, Джайлс направился туда, откуда убежали девушки. Постояв там несколько минут, он услышал шуршание сухой листвы под чьими-то медленными шагами и, выглянув за свисавшую с ветвей перепутанную сеть жимолости, увидел на полянке невысокого плотного мужчину в черном костюме; через руку его было переброшено летнее пальто; в той же руке он держал цилиндр, очевидно, принятый пугливыми девушками за песочные часы, - если только они видели именно его. Движением свободной руки он словно сопровождал невысказанные слова. Лунный свет озарял его волосы и высокий лоб, какой чаще встречается на старинных гравюрах и полотнах, чем в повседневной жизни. Его необычная внешность, странные жесты актера, репетирующего роль, и неподходящие для встречи время и место могли легко вселить трепет в сердца наткнувшихся на него дщерей Хинтока. Он остановился и огляделся, словно не понимая, где находится, но не заметил слившегося с листвой Уинтерборна. Джайлс вышел на поляну. Подняв руку, джентльмен направился прямо к нему. - Я заблудился, - сказал незнакомец. - Не поможете ли вы мне выбраться на дорогу? Он отер со лба пот, выступивший скорее от волнения, чем от физического усилия. - Тракт совсем рядом, - сказал Джайлс. - Зачем мне тракт? - нетерпеливо воскликнул джентльмен. - Я иду от тракта. Мне нужен Хинток-хаус. Как к нему выйти? - Туда ведет тропинка. Но вам будет трудно ее найти. Позвольте, я вас провожу. - Буду очень признателен, друг мой. Дело в том, что я после обеда решил прогуляться пешком. Я остановился дня на два в шертонской гостинице. Я не думал, что это так далеко. - Отсюда до Хинток-хауса будет с милю. Они тронулись в путь. Тропинка была узкой, и Джайлсу приходилось, опережая спутника, отводить колючие ветки и предупреждать: - Берегите глаза, сэр, - на что джентльмен ронял рассеянное: - Да-да. Так они шли и шли, и легкие тени листьев нервно подрагивали на их лицах. Наконец незнакомец спросил: - Далеко еще? - Не очень, - ответил Уинтерборн. - Лес выходит клином к самой усадьбе. Но, насколько я знаю, миссис Чармонд нет дома. - Вы ошибаетесь, - быстро возразил незнакомец. - Миссис Чармонд была в отъезде, но сейчас она возвратилась. Джайлс не стал возражать, хотя был уверен в обратном. - Вы здешний? - спросил незнакомец. - Да. - Счастливец, у вас есть дом. Это то, о чем я могу только мечтать. - Вы, вероятно, из дальних краев? - Я с юга Европы. - Да что вы, сэр! Вы, наверно, итальянец, или испанец, или француз? - Ни то, ни другое, ни третье. Наступило молчание. Джайлс не задавал вопросов, и, испытывая потребность отплатить любезностью за услугу, джентльмен добровольно пояснил: - Я американец, из Южной Каролины, но сейчас постоянно живу в Италии. Когда юг потерпел поражение, я покинул родину и с тех пор ни разу там не был. Больше он о себе ничего не сказал. Они вышли на опушку и, миновав пересекавший луга забор, увидели в низине безмолвные, бледные трубы над крышей усадьбы. - Вы не знаете, который час? - спросил джентльмен. - У меня остановились часы. - Что-нибудь между двенадцатью и часом, - ответил Джайлс. - А я-то думал, не больше десяти! - воскликнул озадаченный незнакомец. - Боже мой! Он попросил Джайлса не провожать его дальше и протянул ему золотой размером в соверен. К удивлению незнакомца, Джайлс отказался от денег, и тот, опустив монету обратно в карман, проговорил запинаясь: - Я хотел заплатить вам, чтобы вы никому не рассказывали о нашей встрече. Вы обещаете мне? Джайлс с готовностью обещал ему молчать. Он стоял и смотрел, как незнакомец спускается по склону холма. Сойдя вниз, тот неуверенно оглянулся. Джайлс понял, что ему пора уходить, и направился лесом в Хинток. Он догадывался, что взволнованный опечаленный джентльмен был тем давним и страстным воздыхателем миссис Чармонд, о котором столько говорили в деревне и который, по слухам, не пользовался ее расположением. Однако догадка его не подтвердилась ничем, кроме рассказа о полночном госте, который переполошил оставшихся в Хинток-хаусе слуг и, узнав, что миссис Чармонд вернулась из-за границы, но сейчас находится в Лондоне, ушел с проклятиями неизвестно куда, не оставив даже визитной карточки. Принесшие эту весть служанки божились, что, прежде чем разразиться бранью, он трижды вздохнул, но другие очевидцы этого не подтвердили. Тем не менее на следующий день из шертонской гостиницы в наемном экипаже отбыл соответствующий их описанию джентльмен. ГЛАВА XXII  С Ивановой ночи прошла неделя; яркое солнце светило над пышной листвой, когда у дверей Фитцпирса постучался посетитель; в коридоре послышался знакомый голос: это был Мелбери. Он отказывался войти в гостиную, чтобы не наследить пыльными сапогами, но доктор настаивал, и гостю пришлось покориться. Не глядя ни вправо, ни влево, да, пожалуй