здешними щеколдами, отперла дверь, ведущую на лестницу. По ветхим ступеням она поднималась медленнее, и когда ее лицо показалось над освещенной верхней площадкой лестницы, к ней обратились взгляды всей компании, собравшейся в спальне. - ...близкие друзья, которых я угощаю за свой счет по случаю клубного праздника, - заслышав шаги, проговорила хозяйка бойко, как ребенок, отвечающий катехизис, и с этими словами выглянула на лестницу. - Ах, это вы, миссис Дарбейфилд! Господи, ну и перепугали же вы меня! А я уж подумала, что это кто-нибудь, присланный властями. Остальные члены конклава приветствовали миссис Дарбейфилд взглядами и кивками, после чего она повернулась к тому месту, где сидел ее супруг. Он рассеянно мурлыкал себе под нос: - Я не хуже, чем кое-кто из здешних мест! У меня есть большой семейный склеп в Кингсбир-суб-Гринхилле, и во всем Уэссексе ни у кого нет покойничков лучше, чем у меня! - Я должна тебе сказать, что мне пришла по этому случаю в голову замечательная мысль! - прошептала его веселая жена. - Послушай, Джон, ты что, не видишь меня? Она подтолкнула его локтем, но он, глядя сквозь нее, словно сквозь оконное стекло, продолжал свой речитатив. - Ш-ш! Не пойте так громко, дружище, - сказала хозяйка. - Чего доброго, услышит кто-нибудь из властей и отберет у меня патент. - Он, небось, вам рассказал уже, что у нас случилось? - спросила миссис Дарбейфилд. - Вроде как рассказал. А деньги-то вы от этого какие-нибудь получите? - Кто его знает! - благоразумно ответила Джоан Дарбейфилд. - Все же неплохо быть в родстве с каретой, даже если в ней и не ездишь. Это она произнесла во всеуслышание, но затем понизила голос и снова обратилась к своему супругу: - Как ты ушел, я припомнила, что в Трэнтридже, на опушке Заповедника, живет одна знатная и богатая дама по фамилии д'Эрбервилль. - А? Что? - сказал сэр Джон. Она повторила: - Должно быть, эта дама - наша родственница. Вот я и надумала послать к ней Тэсс и объявить о родстве. - А ведь вправду дама с такой фамилией имеется, раз уж ты об этом заговорила, - сказал, Дарбейфилд. - Священник Трингхэм про нее забыл. Но она - ничто по сравнению с нами, - должно быть, младшая ветвь, из тех, что появились гораздо позже короля-норманна. Занятая обсуждением этого вопроса, пара не заметила, как маленький Абрэхэм пробрался в комнату и встал рядом, ожидая случая заговорить с родителями и увести их домой. - Она богата и, конечно, позаботится о нашей дочке, - продолжала миссис Дарбейфилд, - а это будет очень кстати. И конечно, членам одного рода следует познакомиться друг с другом поближе. - Да, и мы поедем объявить о родстве! - раздался из-под кровати веселый голос Абрэхэма. - И мы все будем ездить к ней в гости, когда Тэсс туда переедет; будем кататься в ее карете и одеваться в черную одежду. - Откуда ты взялся, малыш? И что за глупости ты болтаешь! Ступай поиграй на лестнице, пока отец и мать не освободятся!.. Да, Тэсс следует пойти к этому члену нашего рода. И уж Тэсс наверняка ей понравится; а потом на ней может жениться какой-нибудь благородный джентльмен. Да что говорить! Это Так и будет, я уж знаю! - Откуда? - Я гадала по "Предсказателю судьбы", и так оно все и выходит... Ты бы поглядел, какая она была сегодня хорошенькая; кожа у нее нежная, как у герцогини. - А что говорит она сама? Пойдет она туда? - Я ее не спрашивала. Она еще не знает, что у нас есть такая родственница. Но, конечно, это поможет ей найти благородного мужа, и она не откажется пойти. - Тэсс не поймешь! - Но с ней можно справиться... Это уж предоставь мне. Хотя разговор этот не предназначался для посторонних, окружающие расслышали достаточно, чтобы понять, что у Дарбейфилдов имеются теперь темы для разговора более серьезные, чем у простых смертных, а Тэсс - их хорошенькую старшую дочь - ждет завидное будущее. - Тэсс - красотка хоть куда, я так и сказал себе сегодня, когда увидел, как она разгуливает вместе с остальными по деревне, - вполголоса заметил один из старых пьяниц. - Но Джоан Дарбейфилд пусть поостережется - как бы она не подложила зеленого солода в муку. Это была местная поговорка, которая имела особый смысл, и ответа на нее не последовало. Разговор сделался общим, а вскоре в комнате нижнего этажа послышались шаги. - ...близкие друзья, которых я угощаю сегодня за свой счет по случаю клубного праздника... Хозяйка быстро повторила формулу, заготовленную для незваных гостей, и тут же узнала во вновь прибывшей Тэсс. Даже матери Тэсс и то показалось, что юному личику девушки не место в комнате, насыщенной винными парами, хотя они и подходящая атмосфера для морщинистой старости: наверное, и без укоризненного взгляда темных глаз Тэсс отец ее и мать поднялись бы с места, торопливо допив эль, и спустились вслед за ней по лестнице, напутствуемые предостережением миссис Ролливер: - Пожалуйста, не шумите, дорогие мои, прошу вас; а не то я лишусь патента, вызовут меня в суд, - и неизвестно, что еще будет! Доброй ночи! Они шли домой рядом, Тэсс поддерживала отца под один локоть, а миссис Дарбейфилд под другой. В сущности, выпил он очень мало - меньше четверти той порции, после которой привычный пьяница может не пошатываясь явиться в воскресное утро в церковь и легко преклонять колени, но для сэра Джона, отличавшегося слабым здоровьем, маленькие его грешки вырастали в гору. На свежем воздухе он столь нетвердо держался на ногах, что все трое вдруг поворачивали то к Лондону, то к Бату - комичное зрелище, которое можно наблюдать частенько, когда семья в ночную пору возвращается домой; но, подобно многим комичным зрелищам, было оно в конце концов не так уж комично. Обе женщины мужественно старались скрыть эти вынужденные уклонения и контрмарши и от Дарбейфилда - их виновника, и от Абрэхэма, и от самих себя; так добрались они потихоньку до своей двери, а глава семьи, подойдя ближе, внезапно затянул прежний припев, словно хотел укрепить свой дух, увидя неприглядное нынешнее свое жилище: - У меня есть семе-е-е-ейный склеп в Кингсбире! - Шш... не глупи, Джеки, - сказала жена. - В старые времена не одна только твоя семья была знатной. Посмотри на Энктеллей, Хорей, да и на Трингхэмов, - они обнищали почти, как и ты, хотя твой род познатнее, это верно. Слава богу, я ни из какого рода не происхожу, и теперь мне стыдиться не приходится. - Что-то очень уж ты в этом уверена. А мне, глядя на тебя, кажется, что ты себя унизила больше, чем любой из нас, и были у тебя когда-то в роду и короли и королевы. Тэсс переменила тему разговора, упомянув о том, что в ту минуту занимало ее гораздо больше, чем мысли о предках. - Боюсь, что отец не сможет выехать с ульями на рассвете. - Я? Через часок-другой я буду молодцом, - сказал Дарбейфилд. Был двенадцатый час, когда все семейство наконец улеглось спать, а в два часа ночи, не позже, следовало отправиться в путь, чтобы успеть доставить ульи торговцам в Кэстербридж к началу субботнего базара; до места было двадцать - тридцать миль, и все по плохой дороге, а старая лошадь и так еле тащила тяжелую повозку. В половине второго миссис Дарбейфилд вошла в большую спальню, где спала Тэсс и все ее младшие сестры. - Бедняга не может ехать, - сказала она старшей дочери, чьи большие глаза открылись, едва рука матери коснулась двери. Тэсс села в постели, еще не совсем очнувшись от сна. - Но кто-то должен ехать, - отозвалась она. - Мы и так уж запоздали с ульями. Роение скоро кончится. Если мы отложим это дело до следующего базарного дня, на них не будет спроса и они останутся у нас на руках. Миссис Дарбейфилд совсем растерялась. - Может, какой-нибудь парень поедет? Один из тех, что хотели плясать с тобой вчера? - предложила она вдруг. - О нет, ни за что на свете! - гордо заявила Тэсс. - Чтобы все узнали, в чем тут дело? Какой стыд! Может, мне самой поехать - только вместе с Абрэхэмом? После некоторых препирательств мать дала согласие на этот план. Они разбудили маленького Абрэхэма, который спал крепким сном в углу той же комнаты, и, хотя мысли его еще витали в мире грез, заставили его одеться. Тем временем и Тэсс поспешно оделась, и, засветив фонарь, брат и сестра пошли к конюшне. Маленькая разбитая повозка была уже нагружена, и девушка вывела Принца - лошадь, которая была немногим надежнее повозки. Бедный коняга с недоумением всматривался в темноту, поглядывая на фонарь и на двух людей, словно не мог поверить, что в этот поздний час, когда каждому живому существу полагается быть под кровом и отдыхать, его заставляют трудиться. Они положили запас огарков в фонарь, привесили фонарь с правой стороны повозки и тронулись в путь: пока дорога шла в гору, они шагали рядом с лошадью, чтобы избавить слабое животное от лишнего груза. Желая подбодрить друг друга, они с помощью фонаря, хлеба с маслом и разговора устроили себе утро, - а настоящее утро было еще далеко. Абрэхэм, более или менее проснувшийся (до тех пор он двигался, словно в трансе), принялся болтать о том, что темные предметы на фоне неба выглядят очень странно: вот это дерево похоже на разъяренного тигра, выскакивающего из логова, а вон то напоминает голову великана. Когда они миновали небольшой городок Стоуркэстл, тихо дремлющий под бурыми тростниковыми крышами, подъем наконец окончился. Слева высился холм Балбэрроу, или Билбэрроу, - один из высочайших в Южном Уэссексе, опоясанный земляными валами. Отсюда на большом протяжении дорога шла под уклон. Они влезли на передок повозки, и Абрэхэм о чем-то задумался. - Тэсс! - помолчав, начал он в виде вступления. - Что, Абрэхэм? - Ты не рада, что мы стали благородными? - Не очень. - Но ты рада, что выйдешь замуж за джентльмена? - Что? - спросила Тэсс, подняв голову. - Что наша знатная родня поможет тебе выйти замуж за джентльмена. - Мне? Наша знатная родня? У нас нет такой родни. Что это взбрело тебе в голову? - Я слышал, как об этом говорили у Ролливера, когда я пришел за отцом. В Трэнтридже живет богатая дама, наша родственница, и мать говорит, что, если ты пойдешь и скажешь ей о нашем родстве, она тебе поможет выйти замуж за джентльмена. Его сестра вдруг умолкла и погрузилась в глубокую задумчивость. Абрэхэм продолжал болтать - не столько для удовольствия слушателя, сколько для собственного удовольствия, и на рассеянность сестры он не обращал внимания. Прислонившись спиной к ульям и подняв лицо к небу, он заговорил о звездах, которые холодно мерцали среди черной пустоты, бесстрастно чуждые этим двум огонькам человеческой жизни. Он спросил, далеко ли до этих светильников и пребывает ли бог по другую их сторону. Но в детской своей болтовне он поминутно возвращался к тому, что затронуло его воображение глубже, чем чудеса мироздания. Если Тэсс разбогатеет, выйдя замуж за джентльмена, хватит ли у нее денег, чтобы купить большую подзорную трубу, в которую звезды видны будут не хуже, чем Нетлком-Таут? Это новое обращение к теме, словно заразившей всю семью, вывело Тэсс из терпения. - Ну, довольно об этом! - воскликнула она. - Ты говорила, что звезды - это миры, Тэсс? - Да. - И все такие же, как наш? - Не знаю, но думаю, что такие же. Иногда они похожи на яблоки с нашей яблони. Почти все красивые, крепкие, но есть и подгнившие. - А мы на каком живем - на красивом или на подгнившем? - На подгнившем. - Вот уж не повезло, что мы не попали на хороший, раз их больше, чем плохих! - Да. - А это и в самом деле так, Тэсс? - спросил, повернувшись к ней, Абрэхэм, на которого этот удивительный факт произвел сильнейшее впечатление. - Как бы оно было, если бы мы очутились на хорошей звезде? - Ну, отец не кашлял бы и не волочил ноги, как волочит теперь, и не был бы сейчас пьян, и сам повез бы ульи, а матери не приходилось бы стирать и стирать без конца. - А ты бы уже так и родилась богатой и не нужно было бы тебе выходить за джентльмена, чтобы разбогатеть? - Довольно, Эби! Довольно говорить об этом! Предоставленный своим собственным мыслям, Абрэхэм скоро стал клевать носом. Тэсс плохо владела вожаками, но решила, что на этот раз ей удастся справиться самой, не мешая Абрэхэму спать. Она устроила ему перед ульями подобие гнездышка, чтобы он не свалился, и, взяв у него вожжи, поехала дальше. Принц требовал лишь незначительного внимания, ибо у него не хватало энергии для каких бы то ни было лишних движений. Болтовня брата больше не отвлекала Тэсс от ее мыслей, и, прислонившись спиной к ульям, она предалась грезам. Кусты и деревья, тянувшиеся немой процессией мимо нее, участвовали в фантастических сценах, разыгрывавшихся за пределами реальности, а случайные вздохи ветра были вздохами какой-то необъятной и скорбной души, в пространстве равнозначной со вселенной и во времени - с историей. Затем, обдумывая сплетение событий своей жизни, она словно увидела всю нелепость отцовских притязаний и материнской мечты о ее браке с джентльменом и представила себе этого джентльмена, с презрительной гримасой смеющегося над ее бедностью и предками-рыцарями в саванах. Образы эти становились все более фантастичными, и она утратила всякое ощущение времени. Вдруг они чуть не упали от внезапного толчка, - и задремавшая Тэсс сразу проснулась. Место, где она погрузилась в сон, осталось далеко позади, повозка стояла. Впереди раздался глухой стон, какого она никогда еще не слыхала, за ним последовал оклик: - Эй, вы там! Фонарь, висевший на их повозке, теперь не горел, но ей в лицо светил другой - более яркий. Случилось что-то ужасное. Сбруя запуталась в чем-то, преграждавшем дорогу. В ужасе Тэсс спрыгнула на землю, и ей открылась страшная истина: стонала бедная лошадь отца - Принц. Почтовая двуколка с утренней почтой, бесшумно катившая на двух своих колесах, неслась, по обыкновению; как стрела, и налетела на их медленно двигавшуюся и неосвещенную повозку. Острая оглобля вонзилась, словно меч, в грудь несчастного Принца: из смертельной раны струей била кровь и с шипением лилась на дорогу. В отчаянии Тэсс рванулась вперед и зажала рану рукой, но добилась только того, что алые капли забрызгали ее с головы до ног. Застыв, она беспомощно смотрела на лошадь. Принц тоже стоял неподвижно, пока хватало сил, потом внезапно рухнул на землю. Подошедший почтальон начал распрягать еще теплого Принца, но тот был уже мертв, и увидев, что ничем теперь помочь нельзя, он вернулся к своей лошади, которая осталась цела и невредима. - Вы ехали не по той стороне, по какой полагается, - сказал он. - Я должен везти почту, а вам лучше остаться здесь со своей поклажей. Как только смогу, я пришлю вам кого-нибудь на помощь. Скоро рассветет, и бояться вам нечего. Он помчался дальше, а Тэсс осталась стоять и додать. Небо побледнело, в кустах закопошились птицы, послышалось веселое щебетание; проселочная дорога стала совсем белой, но еще белее было лицо Тэсс. Огромная красная лужа затягивалась радужной пленкой, так как кровь уже свертывалась, а когда взошло солнце, она заиграла всеми красками. Принц лежал подле, неподвижный и окоченевший; глаза его были полузакрыты, а рана в груди казалась совсем маленькой, и трудно было поверить, что из нее могло вытечь столько крови - все то, что давало ему жизнь. - Это я виновата, я! - повторяла девушка в отчаянии, не спуская глаз с мертвой лошади. - И нет мне оправдания! Чем будут жить теперь отец с матерью? Эби, Эби! Она начала трясти ребенка, которого не разбудила даже эта катастрофа. - Мы не можем ехать дальше! Принц убит! Когда Абрэхэм сообразил, что случилось, его детское лицо покрылось морщинами, как у пятидесятилетнего человека. - А ведь я вчера только плясала и смеялась! - говорила сама себе Тэсс. - Как могла я быть такой дурой! - Это случилось потому, что мы живем не на хорошей, а на подгнившей звезде! Правда, Тэсс? - сквозь слезы прошептал Абрэхэм. Они ждали, охваченные черным отчаянием, и ожидание казалось бесконечным. Наконец, услышав шум и завидев приближающуюся фигуру, они убедились, что почтальон сдержал слово: к ним подошел батрак с фермы в окрестностях Стоуркэстла, ведя на поводу крепкого жеребца. Его впрягли в повозку вместо Принца, и ульи повезли в Кэстербридж. Вечером того же дня пустая повозка снова прибыла к месту происшествия. Принца еще утром стащили в канаву, но проезжавшие экипажи так и не стерли следов крови посреди дороги. Все, что осталось от Принца, взвалили на повозку, которую он совсем недавно тащил сам; он лежал, задрав окоченевшие ноги, и заходящее солнце отражалось в его подковах: так он вернулся в Марлот. Тэсс добралась до дома раньше. Она не в силах была придумать, как сообщить страшную новость, и почувствовала облегчение, когда по лицам родителей убедилась, что они уже знают о потере; однако она не переставала упрекать себя за свою небрежность. Но именно благодаря безалаберности Дарбейфилдов это несчастье не произвело на них такого устрашающего впечатления, какое произвело бы на семью трудолюбивую и работящую, - хотя для такой семьи потеря лошади создала бы только трудности, а семью Тэсс вела к разорению. В глазах Дарбейфилдов не отражался тот гнев, который обрушился бы на девушку, если бы родителей больше тревожило ее благополучие. Никто не бранил Тэсс так, как она сама себя бранила. Когда обнаружилось, что живодер и кожевник дают за мертвого Принца всего несколько шиллингов из-за его дряхлости, Дарбейфилд оказался на высоте положения. - Нет, - сказал он стоически, - я не продам старика. Когда мы, д'Эрбервилли, были рыцарями в поместьях, мы не продавали наших старых коней на мясо кошкам. Пусть их шиллинги останутся при них! Он хорошо служил мне при жизни, и теперь я с ним не расстанусь. На следующий день, копая в саду могилу для Принца, он работал так усердно, как давно уже не работал для прокормления семьи. Когда яма была вырыта, Дарбейфилд и его жена обвязали лошадь веревкой и потащили ее по дорожке, а за ними в похоронной процессии следовали дети. Абрэхэм и Лиза Лу всхлипывали, Хоуп и Модести выражали свое горе громким ревом, эхом отдававшимся от стен дома, а когда Принца столкнули в яму, все окружили могилу. Кормилец был у них отнят. Что с ними будет? - Он пошел на небо? - всхлипывая, спросил Абрэхэм. Дарбейфилд начал засыпать яму землей, и дети снова заплакали. Все, кроме Тэсс. Глаза у нее были сухие, лицо бледное, - словно она считала себя убийцей. 5 После потери лошади заниматься извозом уже не приходилась, и дела семьи тотчас же пошли под гору. Семье угрожала настоящая бедность, если не нищета. Дарбейфилд был "парень ни то ни се", как говорилось в тех краях. Здоровье иногда позволяло ему работать, но нельзя было полагаться на то, что эти периоды совпадут с моментом спроса на работу. Вдобавок он не привык к регулярному труду поденщика и не слишком усердствовал, когда случалось такое совпадение. Между тем Тэсс, чувствуя, что в эту трясину толкнула их она, молча размышляла, чем помочь им, чтобы их оттуда вытащить. Вот тогда-то ее мать и открыла ей свой план. - Приходится принимать и радость и беду, Тэсс, - сказала она, - и получается, что о твоем знатном происхождении мы узнали в самую что ни на есть нужную минуту. Ты должна обратиться к своим друзьям. Знаешь ли ты, что неподалеку от Заповедника живет какая-то миссис д'Эрбервилль, очень богатая и наверняка наша родственница? Ты должна к ней пойти, рассказать о родстве и попросить, чтобы она помогла нам в беде. - Не хотелось бы мне это делать, - отозвалась Тэсс. - Раз уж есть у нас такая родственница - хорошо, если она отнесется к нам по-дружески, а помощи от нее ждать нечего. - Ты можешь ей так понравиться, что добьешься от нее чего угодно, моя милая. И, быть может, толку от этого будет больше, чем ты думаешь. Я кое-что слыхала о ней. При других обстоятельствах Тэсс, пожалуй, отнеслась бы к материнскому желанию менее почтительно, но сейчас ее угнетало сознание, что она навлекла беду на свое семейство; однако она не могла понять, почему ее мать с таким удовольствием лелеет этот замысел, выгоды которого представлялись Тэсс весьма сомнительными. Быть может, мать навела справки и обнаружила, что эта миссис д'Эрбервилль - дама, наделенная непревзойденными добродетелями и милосердием? Но гордой Тэсс роль бедной родственницы внушала крайнее отвращение. - Я лучше попытаюсь поискать работу, - прошептала она. - Дарбейфилд, тебе решать, - сказала миссис Дарбейфилд, обращаясь к мужу, державшемуся на заднем плане. - Если ты скажешь, что она должна идти, она пойдет. - Не нравится мне, чтобы мои дети ходили одолжаться к незнакомой родне, - пробормотал он. - Я глава благороднейшей ветви нашей фамилии и должен высоко держать голову. Остаться после такого заявления отца было для Тэсс еще неприятнее, чем пойти. - Хорошо, мама! Пожалуй, я должна что-нибудь сделать, раз я убила лошадь, - горестно сказала она. - Я пойду и повидаю миссис д'Эрбервилль, но уж сама решу, как просить ее о помощи. А ты не думай больше о том, что она выдаст меня замуж, - это глупо. - Хорошо сказано, Тэсс! - поучительно заметил ее отец. - А кто говорит, что я об этом думала? - спросила Джоан. - Мне кажется, что это у тебя на уме, мать. Но я все равно к ней пойду. На следующий день она встала рано и пошла в Шестой, городок на холме, где села в фургон, который два раза в неделю ездил из Шестона на восток, в Чэзборо. Фургон проезжал мимо Трэнтриджа, а в трэнтриджском приходе находилась резиденция неведомой и таинственной миссис д'Эрбервилль. В это памятное утро путь Тэсс Дарбейфилд лежал среди северо-восточных возвышенностей долины, где она родилась и где протекала ее жизнь. Долина Блекмур была для нее миром, а местные жителя - народом, населяющим этот мир. Из ворот и из-за плетней Марлота смотрела она в пору недоуменного детства на эту долину, и то, что тогда было для Тэсс тайной, оставалось тайной и теперь. Ежедневно видела она из окна своей комнаты башни, деревни, туманные белые здания; над ними величественно высился на холме Шестон, и окна его домов светились, словно лампы, в лучах вечернего солнца. В городке она почти никогда не бывала - лишь маленький клочок долины и ее окрестностей был знаком Тэсс. Еще реже выезжала она за пределы долины. Очертания замыкающих ее холмов были ей известны так же, как лица родных; но о том, что лежит за пределами этих холмов, она могла лишь судить по сведениям, полученным в сельской школе, где считалась первой ученицей, когда год или два назад бросила учиться. В детстве ее очень любили товарки и сверстницы, и в деревне, когда она возвращалась домой из школы, ее всегда видели с двумя подругами, - все трое были почти одних лет; Тэсс обычно шла посредине - в розовом, с красивым сетчатым узором, ситцевом переднике, закрывавшем шерстяное платье, чья первоначальная окраска перешла в какой-то неописуемый цвет; длинные крепкие ноги Тэсс были туго обтянуты чулками, продранными на коленках оттого, что часто посреди дороги и у насыпей она опускалась на колени в поисках растительных и минеральных сокровищ; пряди волос - тогда они были пепельного цвета - загибались, как крючки, на которых подвешивают чайник над огнем; руки девочек, шедших сбоку, обвивали талию Тэсс, а ее руки лежали на плечах подруг. Когда Тэсс подросла и стала понимать положение дел, она почувствовала мальтузианское раздражение против матери за то, что та беззаботно дарит ей столько сестриц и братцев, хотя было нелегко нянчить и тех, что уже родились. Мать ее по уму не отличалась от счастливого младенца: Джоан Дарбейфилд была тоже ребенком, и вдобавок не самым старшим в этой огромной семье, порученной заботам провидения. Однако Тэсс была добра к малышам, и для того чтобы помогать им по мере сил, она, как только ушла из школы, стала наниматься на соседние фермы во время сенокоса и жатвы, хотя всему предпочитала доить коров и сбивать масло; этому она научилась, когда ее отец еще сам держал коров, и так как пальцы у нее были ловкие, она справлялась с такой работой мастерски. С каждым днем все новые семейные тяготы ложились на юные ее плечи, и вполне естественно, что в поместье д'Эрбервиллей как представительница Дарбейфилдов отправилась именно Тэсс. Кстати, в данном случае Дарбейфилды показывали лучшее, что у них было. На перекрестке Трэнтридж она вышла из фургона и пешком поднялась на холм, направляясь к так называемому Заповеднику, на границе которого находилась, как сообщили ей, резиденция миссис д'Эрбервилль - поместье "Косогор". Это не было поместье в обычном смысле слова - с полями, пастбищами и ворчливым фермером, из которого владелец и его семья всеми правдами и неправдами вытягивают средства на жизнь. Это был скорее... да нет, это попросту был загородный дом, построенный исключительно для отдыха, и землю, примыкавшую к нему, не возделывали - ни одного акра, кроме тех, какие нужны были для усадьбы и маленькой фермы, находившейся под присмотром владельца и на попечении управляющего. Сначала показалась красная кирпичная сторожка, до самой крыши спрятанная среди вечнозеленых растений. Тэсс подумала было, что это и есть усадьба, но, с трепетом пройдя в боковую калитку и дальше, до поворота аллеи, она наконец увидела дом. Построенный недавно - в сущности почти новый, - он был того же густо-красного цвета, что и сторожка, так резко выделявшаяся в гуще вечнозеленых растений. А за углом дома, высившегося на фоне тусклых красок, словно красная герань, в лазурной дали виднелся Заповедник - настоящий дремучий лес, один из немногих сохранившихся в Англии первобытных лесов, где все еще на вековых дубах можно найти друидическую омелу и где гигантские тисовые деревья, посаженные самой природой, растут так, как росли они, когда их ветви срезали для луков. Однако этот древний лес, хотя его и видно было из усадьбы "Косогор", находился за ее пределами. Все было ярко в этом уютном поместье, все содержалось в полном порядке: вниз по склону тянулись к рощам парники. Все здесь говорило о деньгах, все напоминало новенькую монету только что из чеканки. Конюшни, обсаженные австрийскими соснами и вечнозелеными дубами, были оборудованы новейшими приспособлениями и величественны, как часовни. На широкой лужайке раскинулась изящная беседка, дверь которой обращена была к Тэсс. Простодушная Тэсс Дарбейфилд стояла в волнении у края усыпанной гравием дорожки и смотрела. Только дойдя до этого места, она вдруг осознала, где находится, - все здесь было не так, как она предполагала. - Я думала, наш род древний, а здесь все новое! - сказала она наивно и пожалела, что с такой готовностью согласилась на план матери - согласилась "заявить о родстве" и не попыталась искать помощи поближе к дому. Семейство д'Эрбервиллей - или Сток-д'Эрбервиллей, как они иногда себя называли, - владевшее этой усадьбой, было необычно для такого старомодного уголка страны. Священник Трингхэм был прав, говоря, что наш неуклюжий Джон Дарбейфилд являлся в графстве и его окрестностях единственным подлинным прямым потомком древнего рода д'Эрбервиллей; он мог бы добавить и то, что было ему очень хорошо известно, а именно: Сток-д'Эрбервилли имели не больше отношения к подлинному родословному древу д'Эрбервиллей, чем он сам. Однако следовало признать, что семья эта являлась прекрасным деревом для прививки фамилии, чрезвычайно нуждавшейся в таком обновлении. Когда старый мистер Саймон Сток, недавно умерший, будучи честным купцом (иные говорили - ростовщиком), сколотил себе состояние на севере, он решил стать помещиком на юге Англии, подальше от тех мест, где он вел свои торговые дела; при этом он возымел желание, начиная жизнь заново, обзавестись фамилией, которая не была бы столь тесно связана с удачливым торговцем прошлых лет и звучала бы менее заурядно, чем собственная его весьма вульгарная фамилия. В течение часа изучая в Британском музее труды, посвященные вымершим, полувымершим, забытым и разорившимся родам той части Англии, где он намерен был поселиться, мистер Сток решил, что д'Эрбервилль звучит не хуже любой другой фамилии; и фамилия д'Эрбервилль была присоединена к его фамилии как для него самого, так и для его наследников на веки вечные. Однако он не был сумасбродом, и когда созидал свою родословную на новой основе, то, измышляя аристократические родственные связи, проявил благоразумие и не упомянул ни одного титула, который можно было бы счесть нарушением строжайшей умеренности. Обо всем этом бедная Тэсс и ее родители, на свою беду, естественно, не имели ни малейшего понятия. В сущности даже возможность подобных заимствований была им неведома: они полагали, что, если благосостояние и может быть даром судьбы, фамилию получаешь при рождении. Тэсс все еще стояла в нерешительности, словно пловец, собирающийся броситься в воду, и не знала, отступить ей или идти вперед, как вдруг из темной треугольной двери беседки показалась мужская фигура - высокий молодой человек, куривший сигару. Он был смуглый, с полными губами, плохо очерченными, но красными и мягкими, над верхней губой темнели черные подвитые усы, хотя он был не старше двадцати трех - двадцати четырех лет. Несмотря на грубоватую внешность, в лице джентльмена, в его дерзких, беспокойных глазах была своеобразная сила. - Скажите, красотка моя, чем могу вам служить? - спросил он весело, приближаясь к ней. Заметив ее смятение, он добавил: - Не смущайтесь. Я мистер д'Эрбервилль. Вы пришли ко мне или к моей матери? Этот представитель д'Эрбервиллей и однофамилец еще резче, чем дом и поместье, отличался от того, что ждала Тэсс. В мечтах ей рисовалось немолодое и благородное лицо, в котором соединились бы фамильные черты д'Эрбервиллей, - лицо в морщинах, воплотивших воспоминания, представляющие в иероглифических письменах многовековую историю ее рода и Англии. Но, поскольку ей ничего другого не оставалось, она овладела собой и ответила: - Я пришла к вашей матери, сэр. - Боюсь, что вам нельзя будет повидать ее, она очень больна уже много лет, - ответил нынешний представитель поддельного рода, мистер Алек - единственный сын недавно скончавшегося джентльмена. - Не могу ли я заменить ее? Вы пришли к ней по какому-нибудь делу? - Это не дело... это... не знаю, как сказать! - Для развлечения? - О нет! Видите ли, сэр, если я вам скажу, это покажется... В этот момент Тэсс так остро почувствовала всю нелепость своей миссии, что, несмотря на благоговейный страх перед ним и смущение, вызванное пребыванием здесь, улыбка тронула розовые ее губы, что весьма понравилось смуглому Александру. - Это все очень глупо... - пробормотала она. - Боюсь, что я вам не скажу! - Ничего, мне нравятся глупости. Попытайтесь еще разок, моя милая, - ласково сказал он. - Мать просила меня пойти, - продолжала Тэсс, - да и я сама хотела это сделать. Но я не думала, что оно так выйдет. Сэр, я пришла сказать, что мы с вами происходим из одного рода. - Ого! Бедные родственники? - Да. - Сток? - Нет, д'Эрбервилль. - Да, да... я хотел сказать - д'Эрбервилль. - Наша фамилия была искажена и стала Дарбейфилд, но у нас есть много доказательств, что мы - д'Эрбервилли. Историки говорят, что это так... И... у нас есть старая печать, а на ней щит со стоящим на задних лапах львом, а над ним - замок; и еще у нас есть старая серебряная ложка - круглая, как ковшик, и с таким же замком. Но она такая старая, что мать размешивает ею гороховую похлебку. - В моем гербе действительно есть замок, - вежливо заметил он, - и лев, стоящий на задних лапах. - Вот мать и сказала, что мы должны познакомиться с вами... так как мы по несчастной случайности лишились лошади и... наша ветвь - старейшая. - Право же, это очень мило со стороны вашей матери, и я лично не жалею о сделанном ею шаге. - С этими словами Алек посмотрел на Тэсс так, что она слегка покраснела. - Значит, вы, красавица, пришли с дружеским визитом к нам, как к родственникам? - Кажется, да, - пролепетала Тэсс, робея. - Ну что ж, беды в этом нет. Где вы живете? Кто вы такие? Она рассказала ему вкратце о своей семье и в ответ на дальнейшие вопросы сообщила, что собирается вернуться с тем же возницей, который привез ее сюда. - Он еще не скоро будет проезжать мимо Трэнтриджа. А не пройтись ли нам пока по усадьбе, моя хорошенькая кузина? Тэсс хотелось как можно скорее распрощаться с ним, но молодой человек настаивал, и она наконец согласилась. Он показал ей газоны, клумбы и оранжереи, а потом повел в фруктовый сад и к парникам, где спросил ее, любит ли она клубнику. - Да, - сказала Тэсс, - но только спелую. - Здесь она уже поспела. Д'Эрбервилль начал собирать для нее ягоды. Нагнувшись, он срывал их одну за другой и протягивал ей; затем, выбрав крупную ягоду сорта "британская королева", он выпрямился и, держа ее за стебелек, поднес к губам девушки. - Нет, нет! - быстро сказала она, заслоняя пальцами губы. - Я лучше возьму ее рукой. - Вздор! - настаивал он. С легким смущением она приоткрыла рот и взяла ягоду губами. Так они некоторое время бродили по саду, и Тэсс смущенно и покорно ела все, что предлагал ей д'Эрбервилль. Когда она уже не могла больше есть клубнику, он насыпал ягод в ее корзиночку; затем они подошли к розовым кустам, где он нарвал цветов и дал ей, чтобы она приколола их себе на грудь. Она повиновалась, словно во сне, а когда уже больше некуда было прикреплять их, он сам прицепил один-два бутона к ее шляпе и, совсем расщедрившись, наполнил доверху ее корзинку розами. Наконец, взглянув на часы, он сказал: - Теперь вам нужно закусить, а затем вы должны отправляться в путь, если не хотите пропустить шестонский фургон. Идемте, я постараюсь достать вам чего-нибудь поесть. Сток-д'Эрбервилль повел ее назад к лужайке и оставил одну в беседке, но вскоре вернулся и принес корзинку с легким завтраком, который подал ей сам. Молодой человек совершенно явно не желал, чтобы этот приятный tete-a-tete был нарушен слугами. - Вы разрешите мне курить? - спросил он. - Ну конечно, сэр. Сквозь клубы дыма, наполнившие палатку, он наблюдал, как она мило и непринужденно ест, а Тэсс Дарбейфилд, с наивной радостью посматривая на розы, приколотые к платью, не догадывалась, что за синей наркотической дымкой восседает "трагический злодей" ее драмы - тот, кому суждено стать кроваво-красным лучом в спектре ее молодой жизни. Тэсс обладала одной особенностью, которая в эту минуту была для нее опасна, - ведь недаром Алек д'Эрбервилль и не спускал с нее глаз. Фигура Тэсс была чуть пышнее, чем полагалось бы по ее возрасту, и поэтому она казалась старше своих лет - скорее женщиной, чем девушкой. Свою фигуру Тэсс унаследовала от матери, не унаследовав ее характера. Порой Тэсс смущала эта ранняя зрелость, но подруги успокоили ее, сказав, что время излечивает подобные недостатки. Вскоре завтрак был съеден. - Ну, теперь мне пора домой, сэр, - сказала она, вставая. - А как вас зовут? - спросил он, когда они шли по аллее и дом уже скрылся из виду. - В Марлоте меня называют Тэсс Дарбейфилд. - И вы говорите, что ваши родители потеряли лошадь? - Я убила ее! - ответила она, и глаза ее наполнились слезами, когда она рассказала о смерти Принца. - Я не знаю, как теперь помочь отцу. - Нужно подумать, не могу ли я что-нибудь для вас сделать. Моя мать должна найти для вас место. Но только, Тэсс, никаких глупостей о "д'Эрбервилль...". Дарбейфилд - и только. Это совсем другая фамилия. - Лучшей я и не хочу, сэр, - ответила она с достоинством. На секунду, только на секунду, когда они подошли к повороту аллеи, скрытому между высокими рододендронами и лаврами, и вдали еще не показалась сторожка, он наклонился к ней, словно... Но нет! Он передумал и отпустил ее. Так это началось. Осознай Тэсс значение этой встречи, она могла бы спросить, почему обречена была она в тот день привлечь жадный взгляд дурного человека, а не того, кто был благороден и добродетелен настолько, насколько может быть благороден и добродетелен человек; но для того, другого, она была лишь преходящим, полузабытым воспоминанием. Быть может, план всего сущего задуман и хорошо, но выполняется он плохо: редко на зов приходит нужный человек, и суженый является слишком поздно. Природа не часто говорит "смотри!" бедному своему созданию в час, когда увидеть - значит найти счастье, и отвечает "здесь!" на крик человеческий "где?", когда игра в прятки успеет прискучить и надоесть. Мы можем задавать вопрос, будут ли на высшей ступени человеческого прогресса стерты эти анахронизмы благодаря более тонкой интуиции, более совершенному действию социального механизма, который швыряет нас ныне из стороны в сторону, - но такое совершенство нельзя, ни предсказывать, ни даже мыслить как возможное. Достаточно того, что в данном случае, как и в миллионах других, две половины совершенного целого не встретились в должный момент, - обе они глупейшим образом блуждали по земле, пока не стало слишком поздно. В результате этого досадного промедления возникли потрясения, тревога, разочарования, несчастья, катастрофы - короче, то, что составляет нашу историю. Вернувшись в беседку, д'Эрбервилль уселся верхом на стул и задумался о чем-то приятном; потом он громко расхохотался. - Черт побери! Ну и потеха! Ха-ха-ха! А девушка премиленькая! 6 Тэсс спустилась с холма к Трэнтриджу и, ни на что не обращая внимания, стала ждать фургон, возвращающийся из Чэзборо в Шестон. Войдя в фургон, она не поняла, что сказали ей другие пассажиры, хотя и ответила им; а когда они снова тронулись в путь, она уставилась в одну точку, ничего не видя по сторонам. Один из попутчиков заговорил с ней более настойчиво, чем другие: - Э, да вы лучше любого букета! А какие розы для начала июня! Тогда Тэсс сообразила, почему ее вид вызывает у них изумление: розы на груди, розы на шляпе, розы и клубника до краев наполняют корзинку. Она вспыхнула и сказала смущенно, что цветы были ей подарены. Когда пассажиры перестали обращать на нее внимание, она украдкой сняла со шляпы те цветы, которые особенно бросались в глаза, и, положив их в корзинку, прикрыла носовым платком, потом снова задумалась и опустила голову, и шипы розы, оставшейся на ее груди, случайно укололи ей подбородок. Как и все жители долины Блекмур, Тэсс была суеверна и придавала огромное значение всяческим приметам: этот укол она сочла дурным предзнаменованием - первый раз за день что-то подобное пришло ей в голову. Фургон доходил только до Шестона; оттуда до Марлота нужно было пройти несколько миль пешком, спускаясь с холма, на котором расположен был город, в долину. Мать советовала ей, если она устанет, переночевать в Шестоне у одной знакомой. Тэсс так и сделала и вернулась домой лишь на следующий день после полудня. Войдя в дом, она тотчас же заметила торжествующий вид матери и догадалась, что за это время что-то произошло. - Я все знаю! Я тебе говорила, что все обойдется прекрасно, и так оно и вышло! - За мое отсутствие? Что такое? - устало спросила Тэсс. Мать окинула ее одобрительно-лукавым взглядом и продолжала шутливо: - Значит, ты их обкрутила! - Почему ты знаешь, мама? - Я получила письмо. Тэсс сообразила, что за этот срок такое письмо могло уже дойти. - Они пишут... миссис д'Эрбервилль пишет, что хочет поручить тебе присмотр за маленьким птичником, - это ее конек. Но это только уловка, чтобы заполучить тебя туда, не возбуждая никаких надежд. Она хочет признать тебя своей родственницей - вот в чем тут дело. - Но я ее не видела. - Но кого-нибудь ты все-таки видела? - Я видела ее сына. - И он тебя