когда они должны были въехать в квартиру и собирались пойти за Дженни, Бетси тяжело заболела, ее увезли в больницу, а мать была при ней. Когда же опасность миновала, Дженни в покинутом доме не нашли. Питер стал переводить это Дженни, но рассказ не произвел на нее особого впечатления. -- Мне все равно,-- сказала она.-- Главное, что мы с ней вместе. Понимаешь, я могу простить ей что угодно... Питера удивила такая поистине женская точка зрения, и на секунду кольнуло предчувствие одиночества, но он подавил его, не желая думать ни о чем, кроме счастья своей подруги. И тут Дженни сказала ему: -- Нам будет хорошо, они тебя полюбят... Однако ни Бетси, ни ее мама его не замечали. Когда первое волнение улеглось и девочка пошла в дом, Питер двинулся за нею, но мать ее, увидев большого белого кота, мягко подтолкнула его обратно и произнесла: -- Нет, нет, ты уж прости... Мы не можем взять всех кошек. Беги домой! И, как тогда, вначале, дверь захлопнулась, а Питер остался один на улице. Правда, на сей раз из-за двери донесся крик: "Питер, Питер!..",-- и вслед за ним потекли волны Дженниных мыслей: "Не уходи, подожди! Иди в дом 38 и жди меня. Они не понимают про нас. Главное, не беспокойся". Глава 21. ДЖЕННИ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ Воробьи щебетали в кустах и прыгали по дорожкам. Гудели клаксонами такси. С Оксфорд-стрит доносился уличный шум. День склонялся к вечеру, но солнце еще сияло, воздух был теплым и мягким. В Лондоне царила весна, но не для Питера. Он думал о том, как хорошо Дженни у ее любимой хозяйки. Теперь ей не надо заботиться ни о еде, ни о ночлеге, а ему, Питеру, лучше исчезнуть из ее жизни. Тогда она не будет беспокоиться о нем. Чем больше он об этом думал, тем прочнее становилось его решение. В сущности, только убеги с Кэвендиш-сквера, и город поглотит тебя навсегда. Дженни потоскует, но скоро забудет тебя: ей ведь так хорошо с Бетси. Забыла же его мама... Конечно, он боялся одиночества, но ему очень нравилось, что он так благородно поступит. Он и поступил бы, но ведь Дженни просила его встретиться с нею. Еще в самом раннем детстве он прочно запомнил, как тяжело и обидно, когда тебя обманут. Мама обещала ему провести с ним весь день рождения, а куда-то ушла. Сейчас он это вспомнил, и ему стало так больно, что он встряхнулся, пытаясь отогнать боль. А потом, спасаясь от соблазна, пошел к дому э 38. Там его ждала Дженни. Вокруг лежали и сидели самые разные кошки, однако, не глядя на них, Питер кинулся к подруге и целовал ее, тронул ей носиком носик. Он начал было умывать ее, но она сказала, избегая чувствительной сцены: -- Познакомься с кошками. Это Гектор, он жил когда-то у шахтера и ходил с ним в шахту. Рыжеватый кот с печальным взором обрадовался и оживился, а Питер, поздоровавшись с ним, оглядел кошачье пристанище. Кошки сидели и на полу и на лестнице, откуда глядели вниз зелеными и желтыми глазами. Еще лучше устроились те, кто сидел внизу,-- обломки перегородок создавали как бы маленькие комнатки, и каждый мог забиться в свой угол. Для бродячих кошек это очень важно. -- А это Микки,-- представила следующего кота Дженни.-- Его выбросили на улицу маленьким котенком. Он и не знает, что такое семья. Зато город он знает лучше всех. Огромный тигровый кот с квадратной головой слегка поклонился. Какая она молодец, подумал Питер, знает, что кому сказать, чем кого обрадовать. -- Вот Негритяночка.-- И Дженни подвела его к худой, черной кошке.-- Красивая, правда? Ни одного белого пятнышка, ни волоска. Это редко бывает. Ее хозяйка умерла, и вот уже восемь лет она одна. Тяжело ей пришлось... Негритяночка высунула розовый язык и быстро лизнула себя раз-другой. -- А вот он,-- представила Джеини пышноусото кота, похожего на Деда Мороза,-- жил в лавке у мясника, и в гостинице, и в доме, но мясник разорился, дом развалился, гостиница сгорела. Сам знаешь, как суеверны люди, особенно с нами, с кошками. Пошли слухи, и никто, ну никто его не берет. -- А это сестры Пуцци и Муцци,-- продолжала Джеини.-- Их привезли из Вены. Хозяева уехали обратно, никто их не взял. И как они тут прижились, ума не приложу... Сестры скромно замурлыкали. Таким образом Питер перезнакомился со всеми, в том числе с домашним котом, который иногда убегал сюда проветриться. Кошки были просто очарованы его подругой и уступили им самое уютное местечко. Еды было вдоволь, каждый что-нибудь принес. Микки раздобыл кость, Гектор -- довольно свежую мышь; Дед Мороз -- рыбью голову, а сестры извлекли из ближней помойки скорлупу от омара. После ужина все умылись, а потом одни улеглись, другие вышли на промысел. Пробило одиннадцать, и Питер загрустил. Чтобы не томиться слишком долго, он сам сказал: -- Дженни, тебе пора! Она не ответила, только подняла голову, и он увидел в лунном свете ее блестящие глаза и ярко-белую манишку. -- Питер,-- сказала она наконец,-- я останусь с тобой, если ты не возражаешь... -- А как же твоя хозяйка?-- спросил он.-- Неужели кому-то из нас непременно нужно страдать? Глаза у Дженни заблестели еще ярче, она отвернулась, умылась и тихо сказала: -- Бетси уже не девочка, Питер. Ей скоро пятнадцать лет. Она немного поплачет и забудет... А главное, ей важно, что я вернулась... Да,-- повторила она, и Питера испугала ее мудрость,-- больше всего она боялась, что я ей не верю. Так и было, пока не явился ты и не показал мне, какие вы, люди... Ладно, хватит об этом. Мы с тобой вместе, вот и все. Питер вздохнул от счастья. Они легли рядом, свернулись клубком и крепко заснули. Глава 22. ЛУЛУ, А ДЛЯ БЛИЗКИХ -- РЫБКА Наутро Питер проснулся и увидел, что Дженни лежит, прикрывая лапой глаза от яркого солнца. Питер решил пойти на промысел, чтобы Дженни, проснувшись, обнаружила что-нибудь вкусное. Ступая помягче, он прошел мимо Пуцци и Муцци и выскользнул на площадь в то самое время, когда начали бить часы. Одновременно с последним, девятым ударом Пятер услышал ни на что не похожий голос: -- Ах, откуда вы взялись?.. Он вздрогнул, обернулся и увидел удивительную кошку. Оиа была маленькая, меньше Дженни, на редкость изящная и гибкая, а цветом походила на дымчатый жемчуг: нет, шкурка ее отливала кремовым, скорее то был кофе, сильно разбавленный молоком. Нос у нее был черный, голова -- кофейная, ушки -- шоколадные, лапки и хвостик -- черные, как нос. А глаза синие и несказанно прекрасные. Не фиалковые, и не сапфировые, и не цвета морской волны, и не цвета небес -- синее всего, что есть на свете, сама синева во всей своей красе. Дивное видение так поразило его, что он не мог двинуться с места. Чары сняла сама кошка -- она сделала три шажка вперед, три шажка назад, распушила хвост и проворковала: -- Ах, добрый вечер! Я знаю, сейчас утро, но что мне за дело!.. Очарованный Питер пробормотал: -- Добрый вечер, мисс... Кошка подпрыгнула в воздух и сказала: -- Какой смешной!.. Меня зовут Лулу, а для близких я -- Рыбка. Понимаешь, я очень люблю рыбу... Вот, понюхай сам...-- И она подышала ему в мордочку. Рыбой и впрямь запахло, и Питеру это понравилось, быть может, потому, что он все же стал котом. -- Меня зовут Питер,-- сказал он и улыбнулся, но продолжать не смог, ибо Лулу закричала: -- Мя-а-у! -- и кинулась куда-то. Наигравшись вдоволь, она присела рядом с Питером и спросила: -- Любишь ты чай? А кофе? Я обожаю маслины! В будущий четверг была дивная погода! Питер растерянно думал, что ответить, но она закричала: -- Ах, не отвечай! Давай попляшем! Вверх, вниз, вбок, кругом и бе-гом!.. Питер опомниться не успел, как закружился вместе с нею, и прыгал, и бегал, и веселился вовсю, пока Лулу не повалилась на бок и не сказала, сверкая синими глазами: -- Конечно, ты понял, что я из Сиама. Отец мой король, мать -- королева, сама я принцесса. Ты польщен? -- И снова не успел он кивнуть, как она вскочила и стала прохаживаться взад-вперед. Наконец она взглянула через плечо и спросила: -- Идем? -- Куда? -- спросил Питер, послушно семеня за ней. -- Ах!.. -- воскликнула она и подпрыгнула еще раз.-- Откуда же мне знать? Придем -- увидим... Идти с ней было непросто, хотя и дивно хорошо. То она прыгала через ограды, плотно прижав ушки, то останавливалась, чтобы оплакать свою судьбу. Разбередив Питеру сердце, она дождалась робкой просьбы: -- Лулу, расскажи мне про Сиам... Тебе будет легче... -- Кому, мне? -- мило взвизгнула Лулу.-- Да я в Лондоне родилась! Это самое лучшее место в мире! Родословная у нас длинней хвоста! А у тебя? -- и не дождавшись ответа, она шепнула: -- Хозяева мои ужасно богаты...-- И снова запрыгала, заплясала, мяукая вовсю и заливаясь хохотом. Много раз останавливались они, пока не добрались до какой-то лужайки, откуда взору открывался весь Лондон: и улицы, и дома, и шпили, и серебро реки, и тысячи каминных труб, а вдалеке, за серыми рядами домов, зеленые пятна парков и скверов. Еще дальше все сливалось в голубую дымку. -- Мы в парке Хэмстед-хит,-- возвестила удивительная кошка.-- Я часто прихожу сюда помечтать...-- Она упала на траву закрыла глаза и несколько секунд не говорила ни слова.-- Ну вот! Помечтала, и хватит. Куда теперь идем? -- Поздно уже,-- несмело сказал Питер.-- Может, вернемся? Хозяева твои волнуются... -- Еще бы! -- воскликнула она.-- С ума сходят! Иногда я три дня не прихожу, чтобы их помучить... О, слушай, там что-то играют! Действительно, где-то играла музыка и слышался шум карусели. Они побежали на звуки. "Ах, я никогда не видела аттракционов!" -- восклицала Лулу. Питер их видел еще мальчиком, но тогда его водили за руку. Совсем другое дело -- бегать здесь одному, то есть с такой красавицей! Лулу сразу кинулась на разноцветные шарики, ударила лапой по самому красивому, и он лопнул с оглушительным треском, а она перепугалась и заметалась на месте. Рассердилась она почему-то на Питера и стала его ругать за то, что это он порвал шарик, ей назло. Вконец завороженный, Питер стерпел и это, хотя прежде ничто не ранило его сильнее, чем несправедливый упрек. Отвлекло Лулу мороженое -- она мгновенно смягчилась, заулыбалась, заурчала: "Покор-рми меня мор-роженым..." -- и быстро добавила: "Вообще-то я его часто ем, мы ужасно богатые". Они подлезли сзади под полу шатра -- сперва он сам, потом она -- и принялись подлизывать все, что падало на пол. Вернее, подлизывала Лулу, а Питер ждал, пока она перепробует все сорта, какие только есть. Длилось это долго, и Питер просто видел, как расширяются у Лулу бока. Если бы он вспомнил про Дженни, он бы удивился, что Лулу не делится с ним, но, как это ни печально, он о Дженни не вспоминал с самого начала прогулки. Лулу тем временем пухла на глазах. Наконец, глубоко вздохнув, она проговорила: -- Ах, больше не могу... Именно в эту минуту вниз упал кусок прекрасного мороженого, но Питер не посмел задержаться и побежал за ней. Однако, отбежав немного, сиамская красавица свалилась на траву и заснула, положив обе лапки ему на мордочку. Он терпел, терпел, потом пошевелился было, но она открыла глаза, крикнула: "Мне так мягче!" -- и положила лапки ему чуть не в уши. Заснул и Питер, но часто просыпался. Лулу проснулась поздно и заныла: -- Я уста-а-ла... Идем куда-нибудь... Ты что, дождя не любишь? День был серый, моросил дождик, и Питер честно ответил: -- Знаешь, к мокрому меху все липнет... -- Очень жаль,-- прервала его Лулу.-- Люблю дождь. Кошки его не любят, но я -- другое дело... И в дождь у меня глаза ярче. Они пошли гулять, и на улице их застиг настоящий ливень. Питер промок насквозь, но терпел: глаза у Лулу и впрямь стали ярче, дело того стоило. К полудню выглянуло солнце. Они в это время пересекали парк и поиграли там немного. К закату они достигли еще какогото парка. Питер очень устал и проголодался, но Лулу восхищалась природой и все не могла остановиться перекусить. Засверкали звезды, вышел месяц. На Лулу он оказал самое сильное действие: она взлетала на деревья, мелькая кремовой полоской в серебристом свете. Питеру приходилось носиться вместе с ней. Когда он совсем замучился, Лулу закричала: -- Ах, взбежим по лунному лучу! Взбежать по лучу ей не удалось, и она свалилась у дерева. Питер лег было рядом, но она вскочила и сказала: -- Лунный свет наводит на меня печаль!.. Давай я тебе спою... Однако сон сморил ее. Пробормотав: "Стереги меня...",-- она легла на бок и засопела. Питер глядел на нее, умиляясь ее изяществу в ее доверчивости, пока и сам не заснул. Месяц нырнул за деревья, а там и солнце показалось и разбудило Лулу. Она потянулась, поморгала, изящно лизнула себе лапку и вдруг села прямо, глядя на Питера так, словно никогда в жизни не видела его. -- Куда вы меня завели? -- спросила она, и Питеру показалось, что она вотвот проведет лапой по лбу. -- Мне кажется...-- несмело начал Питер, но Лулу с легким криком отскочила от него. -- Ах! -- воскликнула она.-- Как же это? Я ничего не помню... Меня, должно быть, опоили... Какой сейчас день? -- Наверное, четверг или пятница...-- сказал Питер. -- Что вы наделали!-- совсем разволновалась Лулу.-- О, мои бедные хозяева!.. Они совсем извелись... -- Но вы же сами...-- забормотал удивленный Питер.-- Вы говорили, что хотите их помучить... -- Что? -- возмутилась она -- Какая наглость!.. Завести меня в такую даль, обкормить мороженым и потом... говорить... Хватит. Я иду домой. -- Лулу! -- взмолился Питер.-- Не уходите, останьтесь со мной... Я каждый день буду кормить вас мороженым и умывать вас! -- Как вы смеете?! -- завопила Лулу.-- Скажите спасибо, что я не зову полисмена! Все моя доброта... Многие считают меня святой... Словом, я иду к себе и в провожатых не нуждаюсь. И она скрылась среди деревьев. Больше он ее не видел. Глава 23. СПЛЕТНИ И ПОИСКИ Когда темный хвостик исчез в кустах, раненный в сердце Питер побежал через парк к одинаковым серым домам, но на улице уже не было и следа его вероломной подруги. Она не подождала, не передумала -- она и впрямь покинула его. Тогда, внезапно очнувшись, Питер вспомнил про Дженни, и ему стало страшно. Он представил себе, как она проснулась, не нашла его рядом. Не умываясь и не завтракая, он побежал рысцой на юго-запад, чувствуя, что Кэвендишсквэр именно там. Бежал он весь день, истоптал лапы, но, достигнув цели, припустил к дому 38. Сердце у него страшно билось. Он вбежал в подвал, оглянулся и не узнал никого. В их закутке сидел большой сердитый кот. Завидев Питера, он грозно зарычал. -- Простите меня,-- сказал Питер,-- я ищу одну кошку... Это было наше место... -- А теперь не ваше,-- оборвал его кот. -- Я понимаю,-- продолжал Питер.-- Я просто ее ищу. Вы ее часом не видели? Дженни Макмурр... -- Не слыхал! -- ответил кот.-- Я тут со вчерашнего дня. Питеру становилось все хуже. Ни одна кошка не слышала про Дженни, и ему уже казалось, что он отсутствовал не трое суток, а три года или три века. Когда это чувство стало особенно нестерпимым, в дом скользнули две кошки, и, хотя было полутемно, он сразу узнал их. -- Пуцци, Муцци! -- воскликнул он.-- Как хорошо! Это я, Питер! Они остановились и переглянулись. Потом Пупци холодно сказала: -- Ах, вы пришли?.. -- Да,-- не унимался он.-- Я ищу Дженни. Вы не могли бы сказать, где она? Они переглянулись снова, и Муцци ответила: -- Нет, не могли бы. Питеру стало совсем страшно. -- Почему? -- спросил он. -- Потому,-- отвечали они хором,-- что мы вас видели!.. -- Меня? -- не понял он. -- Вас и эту... иностранку.-- И обе высоко задрали носы, что было удивительно, ибо ни Пуцци, ни Муцци не могли похвастаться английским происхождением.-- Мы сразу сообщили все Дженни. -- Ну, зачем это вы! -- вскричал он.-- А что она сказала? -- Она не поверила,-- признались сестры. -- А эта ваша...-- оживилась Пупци.-- Тут ее знают как облупленную. Нет, только мужчина может быть таким дураком. Наутро Дженни ушла: значит, поняла, что мы правы. -- Вероятно, вы ее ищете? -- спросила ехидно Муцци. -- Да,-- сказал Питер, не заботясь о том, что эти праведные сплетницы видят его горе. -- Что ж,-- пропели они дуэтом,-- вы ее не найдете.-- И отвернулись, высоко задрав хвосты, подрагивающие от гнева. А он уселся под окном у Бетси и просидел там всю ночь. В окнах загорались и гасли огни, однажды он увидел каштановую головку в желтом сиянии света, но волосы не сливались с кошачьим мехом -- Дженни на плече не было. Потом все огни потемнели. Когда гореть остался лишь уличный фонарь, Питер стал нежно звать подругу, но не услышал в ответ ни звука и не принял ни одной волны. Наконец кто-то крикнул "Брысь!" и хлопнул рамой. Больше взывать он не смел, тем более что вспомнил запреты всесильного мистера Блейка. Но с места не ушел на тот случай, если Дженни молчит, к утру смилостивится. Пришел молочник, небо на востоке посерело, потом стало перламутровым, и наконец утро началось. Но жители здешних домов просыпались позже, чем солнце. Когда вышли Бетси и ее мама, Питер кинулся к ним, взывая: -- Бетси, Бетси! Где же она? Я ее обидел, я ее ищу... Но Бетси ничего ие поняла, она просто увидела, что крупный белый кот, истошно мяукая, несется к ней. Он ей что-то напомнил, она приостановилась, но не узнала его и пошла дальше. А Питер услышал, как она говорит матери: -- Мама, ты думаешь, она вернется? -- Бетси,-- сказала мать,-- уверена ли ты, что это она? -- Что ты!..-- воскликнула Бетси.-- Другой такой кошки нет на свете!.. Сердце у Питера мучительно сжалось. Да, другой такой кошки нет, а он ее потерял. Больше здесь делать было нечего. Он понял, что Дженни покинула эти места, и отправился через город, к докам. Думал он только о Дженни и не замечал, каким бывалым уличным котом стал за это время. Теперь его не пугали ни шум, ни люди: опасностей он избегал инстинктивно, мог исчезнуть и безошибочно угадывал, где спрятаться. А мысли его были заняты другим -- он принимал за Дженни каждую кошку. То он решал, что пропустил, не узнал ее, то ему казалось, что надо завернуть за угол и застать ее врасплох. Он совсем измучился, он ведь не ел, не пил, не умывался, и мех его утратил свой лоск и даже белизну. День сменялся ночью, ночь сменялась днем; он плохо это замечал, спал мало, где придется и видел лишь улыбку Дженни, ее заботливый взгляд, ее ловкие движения. Все умиляло его, даже ее смешная гордость, когда она говорила о своих предках. Добравшись до лондонских доков, он побежал туда, где могла стоять "Графиня Гринок". Действительно, она была в порту. На палубе сидел черный кок и пел печальную песню. Завидев Питера, он крикнул: -- Эй, котяга! Где ж ты был? Где твоя девица? Ее тут не было... Шли бы оба к нам, у нас мышки-крыски развелись... Питер глядел на него, онемев от горя. Негр его понял. Он встал, покачал головой и сказал: -- Не гляди на меня, кот! Сказано тебе, я ее не видел. Может, придет еще... А ты поработай пока, чего там! Ну, как? Исхудал ты... Но Питер кинулся прочь, ничего не видя от слез. Он не знал, куда бежит, и не думал об этом. Он бежал, бежал, бежал и нигде не останавливался. Вдруг у какой-то дырки он остановился. Он почему-то понял, что туда непременно надо нырнуть. В темноте ему стали мерещиться оконце под потолком, складки желтого шелка, овальный медальон. Питер полз по трубе, и видел маленькую корону под буквой "N". Чтобы удержать эти видения, ему хотелось остановиться, но что-то гнало его вперед. У входа в комнату он снова остановился и одним прыжком прыгнул на кровать. -- Дженни! -- кричал он. -- Дженни, Дженни!.. Неужели я нашел тебя?.. -- Здравствуй,-- сказала Дженни.-- Я тебе рада. Я долго тебя ждала. Она поднялась, тронула носиком его нос и тогда уж закричала: -- Господи, какой ты тощий! Поешь скорей!.. Сейчас... Спрыгнув на пол, она подтащила к кровати хорошую мышь. Глаза ее светились гордостью, когда Питер, осторожно сойдя на пол, не спеша съел половину и остановился. -- Нет,-- сказала она.-- Ешь, я сыта. Когда он начал умываться, она сказала: -- Ты устал. Дай-ка лучше я!.. Питер лег на бок, закрыл глаза, и шершавый язычок стал заботливо смывать с него усталость, грязь и вину. Глава 24. ДЖЕННИ, ВЫЙДИ КО МНЕ! И так -- ну, почти так -- словно ничего не случилось, Питер и Дженни стали жить на мебельном складе. Не упоминая о том, почему оба убежала, Дженни рассказала, что сразу направилась сюда и с удивлением увидела всю мебель на прежнем месте. Вероятно, ее забирали на выставку. У Питера хватило чутья и мудрости промолчать: пусть не знает, что он забыл об этом складе, и неизвестно почему нырнул в отверстие трубы. Зато он передал ей слова Бетси и изобразил черного кота, а Дженни ахала и смеялась. И все же что-то ее заботило. Иногда ни с того ни с сего она два-три раза лизала его, а потом смотрела с любовью и печалью. Что-то тревожило ее, но Питер никак не мог угадать, что это такое. Ведь не всегда решишься спросить другого, о чем тот думает. Однажды Дженни куда-то отлучилась и пришла совсем расстроенная. Ласково поздоровавшись с ним, она забилась в угол кровати, поджала передние лапки и уставилась в стену. Питер знал, что именно так сидят и смотрят кошки, когда им не по себе. Больше выдержать он не мог. Он подошел к ней, лизнул ее, ощутив соленый вкус, и сказал: -- Дженни, что с тобой? Скажи мне... Может, я помогу... Дженни долго плакала и не отвечала. Потом она встряхнулась, лизнула себе спинку и бока и повернулась к Питеру. -- Не обижайся,-- сказала она.-- Я должна тебя бросить. Питер ощутил такую боль в сердце, словно туда всадили нож. -- Зачем? -- спросил он.-- Если ты уходишь, я уйду с тобой. -- Нет,-- ответила Дженни.-- Меня уводит Демпси. Питер не сразу понял, о ком она говорит; а когда понял, страшно зарычал, и хвост его заметался из стороны в сторону. Он ясно увидел огромного наглого кота, угрожавшего ему когда-то. Но при чем тут Дженни? Тем временем она продолжала: -- Такой у нас закон. Когда тебя зовет кот, ты должна с ним идти. Теперь Демпси сказал, что больше ждать не хочет. -- Неужели ты хочешь с ним уйти? -- спросил он. -- Что ты! -- вскричала она.-- Я его ненавижу!.. Я его молила и просила меня отпустить. Он не соглашается. Питер почувствовал, что она что-то скрывает. Он знал почти все кошачьи законы, они казались ему хорошими, умными и понятными. И он спросил: -- Что я могу сделать, чтобы ты осталась со мной? Если ты не скажешь, я спрошу Демпси. И Дженни поняла, что он уже взрослый. -- Ты можешь сразиться с ним,-- сказала она и снова заплакала. -- Что ж,-- сказал Питер.-- Ты научила меня сражаться. Но Дженни все плакала. -- Понимаешь,-- проговорила она в конце концов.-- Ты должен убить его, а он такой огромный и сильный... Если он тебя убьет, я умру. Лучше мне с ним уйти. -- Я тоже сильный,-- сказал Питер. -- Конечно,-- подхватила Дженнн,-- но у тебя есть тайна... ты не кот... Наверное, потому я тебя и люблю... А он кот из котов, он знает всякие подлые приемы... Не надо, не иди!.. Ты меня забудешь, все пройдет... -- Нет,-- сказал Пятер.-- Я тебя не пущу. Я сражусь за тебя, как велит закон, и убью Демпси. Я его не боюсь. Сам он не вполне в это верил, во Дженни воскликнула: -- Я знаю!.. Ты ничего не боишься!.. Как хорошо, когда есть защита... И от этих слов Питер стал спокоен. -- Ну, Питер,-- сказала она совсем другим тоном,-- я могу тебе помочь только одним. Давай тренироваться. У нас еще три дня. Потом он позовет меня ночью, с улицы. -- А выйду я,-- сказал Питер. -- Помни,-- снова начала Дженни,-- он не будет биться честно. -- Знаю,-- сказал Питер.-- А я буду. Дженни глубоко вздохнула. Все-таки она не совсем понимала людей. -- Что ж,-- сказала она,-- давай тренироваться. Так начались страшные дни. Питер учился защищать себя и убивать другого. Когда ов увидел в первый раз красную полоску на белой манишке, он чуть не отказался от своего замысла и горько плакал. Но Дженни была тверда. Она не давала пощады ни ему, ни себе, и они бились целый день, а ночью на императорском ложе зализывали друг другу раны. На третий день занятий не было, и Дженни не позволила Питеру есть. Он спал до вечера, она его грела, а иногда вылизывала всего, целиком. Уже совсем стемнело, когда Питер вскочил. Голова у него была ясная, он ощущал свою силу. Скорее чутье, чем зрение, подсказало ему, что Дженни рядом. Не оборачиваясь к ней, он обратился в слух. Тогда и услышал он приглушенный голос и узнал его. -- Дженни, выйди ко мне... ко мня-я-у!.. Питер глухо зарычал и пополз к отверстию. Дженни что-то причитала ему вслед, а он, весь подобравшись, полз на брюхе туда, откуда слышался истошный крик. Уже рассвело, когда Дженни спрыгнула наконец с кровати и закричала: -- Питер, Питер! Что он с тобой сделал? Питер сказал ей: -- Я его убил. Кажется, и он меня убил. Прощай. Она лизала его и поливала слезами. Он сказал еще: -- Где ты, Дженни? Я тебя не вижу... -- Питер, Питер! -- взывала она.-- Не оставляй меня, не надо. Глава 25. КАК ЭТО ВСЕ КОНЧИЛОСЬ -- Питер, Питер,-- слышал он сквозь тьму -- Не оставляй меня, не надо... Ему было бы легче уплыть туда, где нет ни боли, ни битвы, ни бездомных ночей. Он очень устал. Но голос не отпускал его: -- Питер... Питер... вернись ко мне!.. На секунду он увидел белый потолок и какие-то лица. Он закрыл глаза. Свет был слишком ярок, а когда он снова открыл их, он увидел почему-то не Дженни, а маму. -- Питер, Питер!..-- взывал все тот же голос.-- Ты меня узнал? Он узнал ее, но как же она его узнала? В глазах, глядевших на него, отражались толстые белые лапы и белая голова. Кто принес его домой, почему плачет мама над чужим котом? Сердце у него упало: где Дженни? Почему ее не принесли? А может быть, мама мерещится ему, и сейчас он увидит Дженни?.. Слезы -- ее ли, мамины ли -- падали ему на щеки; и он опять закрыл глаза. Тогда с ним случилась странная вещь. Серая светящаяся мгла была пропитана Дженни, нет, просто была ею, словно он погрузился в нежный рыжевато-серый мех. Он расслабился от счастья, но другой мир не отступал. Какието люди склонились над местом, где он лежал. Он открыл глаза, оба были в белом. Ну, это понятно: он ранен, и к нему позвали доктора, а с ним пришла сестра. Да, конечно, он ранен в бою. Левая задняя лапа не двигается, и передняя правая, ведь Демпси прокусил их. У сестры, склонившейся над ним, была на груди блестящая булавка. В ней отражался белый кот с мальчишеским лицом. Питеру стало очень страшно. Доктор заглянул ему в глаза и произнес: -- Ну, все позади. Теперь он поправится. Мама заплакала снова, причитая: "Питер, Питер!.." Был здесь и отец, очень бледный, в форме. Почему-то он знал об его сражении с Демпси. -- Молодец,-- сказал он.-- Ты хорошо сражался. Питер поднял левую переднюю лапу и увидел, что на ней нет когтей. Больше того, он увидел пальцы. Тогда он пощупал ими другую лапу, неподвижную, и ощутил не мех, а что-то жесткое, знакомое... сейчас, сейчас... И тут он понял: это бинт. Теперь он все знал. Он больше не кот, он мальчик. Он горько заплакал. Сквозь слезы видел он, как няня вошла в комнату, держа на руках худого беспокойного котенка, черно-белого, с пятном на мордочке. Она склонилась над кроватью и положила котенка рядом с ним. -- Забери его! -- плакал он.-- Где Дженни? Дженни, Дженни, Дженни!.. Ничего не понимая, мать утирала ему слезы и целовала его. И снова ему показалось, что все вокруг -- это Дженни. Теперь он знал, что не увидит белых лапок с породистыми черными подушечками, маленькой серой головки, светящихся глаз и той неповторимой нежности, которой дышало в ней все. Но вместо этого с ним осталось странное ощущение добра, тепла и счастья. Черно-белый котенок, отвергнутый им, жалобно мяукнул, и Питер понял его. Нет, он больше не понимал по-кошачьи, он просто узнал самый звук, самый крик бездомных, ненужных, нелюбимых, столь знакомый ему. Он вспомнил все места, где побывал, все свои страхи и беды. Он увидел грязные улицы, почуял запах сырости, услышал злые крики, словно жалобный писк приоткрыл на минуту уже закрывшуюся дверь, за которой шумел безжалостный город. Потом дверь закрылась, котенок мяукнул снова, и писк его пронзил Питеру сердце. -- Няня, не забирай его! -- крикнул он.-- Дай его мне!.. Няня положила котенка на место. Он сразу пополз Питеру на грудь, сунул голову ему под подбородок, как делали потом столько котов и кошек, словно узнавая своего, и замурлыкал так громко, что задрожала вся кровать. Питер поднял ту руку, которая двигалась, и пальцами, вылезающими из бинтов, почесал котенка за ухом, именно там, где и надо. Котенок мурлыкал вовсю, прижимаясь к нему в самозабвенном восторге. -- Да он совсем ничего,-- сказала мама.-- Как ты его назовешь? Верней ее, это кошка. Питер ответил не сразу. Он пытался вспомнить, он ведь знал какое-то дивное кошачье имя не хуже, чем свое собственное... Но имя не вспомнилось. Быть может, он его и не знал. Все ужасы остались за дверью. Здесь с ним были покой и любовь. Он больше не боялся одиночества, словно какой-то долгий сон, который он уже не мог припомнить, поглотил страх и подарил ему радость. -- Назовем ее Кляксой,-- сказал он матери.-- Можно, она поспит у меня? И он улыбнулся всем, кто стоял у его кровати.