двинут еще десяток. Они ведь, как... (мрачно усмехаясь) как Оливер Твист, который просил еще немножко. Будь я на их месте, я поступал бы точно так же. Но я, слава богу, на своем месте. Попомните мои слова: уступите раз, уступите другой, и в один прекрасный день вы обнаружите, что почва ушла у вас из-под ног и вас затягивает трясина кризиса, а рядом барахтаются те самые рабочие, которым вы сделали уступки. Меня обвиняли в том, что я властолюбивый деспот, заботящийся только о своем достоинстве. Нет, я думаю о будущем страны, которую захлестывают черные волны смятения, которой угрожает власть толпы, то, чего даже представить себе немыслимо. И если хоть одним своим поступком я приблизил тот страшный день, мне стыдно смотреть в глаза ближним. Энтони уставился прямо перед собой невидящим взором. Полнейшее молчание Из холла входит Фрост. Все выжидающе смотрят на него. Фрост (своему хозяину). Рабочие пришли, сэр. Провести их сюда, сэр? Энтони (с отстраняющим жестом). Пусть подождут! Фрост уходит. Энтони поворачивается к Эдгару. Перехожу к нападкам, которым я тут подвергся. Эдгар, который стоит неподвижно, потупясь, протестующе вытягивает руку. Умерла женщина. Говорят, что я виноват в ее смерти. Говорят, что я виноват в том, что мучаются и голодают другие женщины и их дети. Эдгар. Я сказал: "мы виноваты", сэр. Энтони. Это одно и то же. (Голос его становится все громче и громче, волнение все более и более очевидно.) Разве я виноват в том, что в равной схватке, которую начал отнюдь не я, мой противник пострадал? Если меня сшибут с ног - а это может случиться, - я не стану жаловаться и звать на помощь. Я сам постараюсь встать. Так и он пусть не жалуется. Это честный бой. В другой раз подумают, прежде чем затевать ссору! Эдгар (тихо). Разве это честный бой, отец? Посмотри на них и на нас. У них это - единственное оружие! Энтони (угрюмо). А вы слишком малодушны, чтобы учить их, как пользоваться этим оружием! Нынче, кажется, пошла мода брать сторону противника. Я этому искусству не обучен. А в разногласиях между ними и профсоюзом я тоже виноват? Эдгар. Существует такое понятие, как милосердие. Энтони. Но превыше всего - справедливость. Эдгар. Что справедливо по отношению к одному, сэр, несправедливо по отношению к другому. Энтони (еле сдерживаясь). Вы обвиняете меня в несправедливости... это все равно, что обвинить в бесчеловечности... в жестокости... Эдгар испуганно поднимает руку, остальные тоже задвигались. Уэнклин. Успокойтесь, председатель! Энтони (печально). И это говорит мой собственный сын! Это голос поколения, которое я не понимаю, - поколения мягкотелых. Общий ропот. С громадным усилием Энтони берет себя в руки. Эдгар (негромко). Отец, все, что я говорил, относится и ко мне. Они обмениваются долгим взглядом, потом Энтони отмахивается, словно бы говоря, что дело не в личностях, и, покачиваясь, как от головокружения, прикладывает руку ко лбу. Присутствующие бросились было к нему, ко он жестом останавливает их. Энтони. Прежде чем ставить эту поправку на голосование, мне хочется сказать еще кое-что. (Он обводит всех глазами.) Если поправка будет принята, это будет означать, что мы не добьемся того, к чему стремились. Не выполним свой долг перед капиталом. Не выполним свой долг перед самими собой. Это будет означать, что мы окажемся безоружными, на нас будут постоянно наседать, и нам придется постоянно отступать. Не питайте никаких иллюзий на этот счет. Если мы сейчас покинем поле боя, нам никогда не вернуть прежних позиций! Нам придется бежать от собственных рабочих, как собачонкам под ударами хлыста. Если вы не хотите такой участи, то вы не примете эту поправку, джентльмены. Он снова медленно обводит всех глазами, задерживая взгляд на Эдгаре. Члены правления уставились в пол. Энтони делает знак, и Тенч подает ему книгу. Энтони (читает). Предложено мистером Уайлдером и поддержано мистером Уэнклином: разрешение конфликта незамедлительно поручить мистеру Саймону Харнессу в согласии с условиями, предложенными им нынешним утром. (Неожиданно громким голосом.) Кто "за", прошу поднять руку! Некоторое время никто не шевельнется. Но едва только Энтони хочет заговорить, как поспешно поднимают руки Уайлдер и Уэнклин, затем Скэнтлбери и, наконец, не глядя, Эдгар. Кто "против"? Поднимает руку. (Отчетливо.) Принято. Я подаю в отставку. Энид охнула, остальные молчат. Энтони сидит неподвижно, медленно опуская голову, потом внезапно, словно собрав все силы, выпрямляется. Пятьдесят лет! Вы опозорили меня, джентльмены. Пригласите рабочих. Он неподвижно смотрит перед собой. Члены правления торопливо жмутся друг к другу. Тенч с испуганным видом открывает дверь в холл. Андервуд почти силой уводит Энид из комнаты. Уайлдер (растерянно). Им ведь надо что-то сказать? Где же этот Харнесс? Может быть, нам не следует до его прихода даже разговаривать с рабочими? Я, право, и не знаю... Тенч. Проходите, прошу вас. Входят Томас, Грин, Балджин и Раус и становятся в ряд по одну сторону маленького столика. Тенч садится и что-то пишет. Все смотрят на Энтони, но тот молчит. Уэнклин (подходит к столику, нервничая). Ну как будем решать, Томас? Чем кончился ваш митинг? Раус. Сейчас придет Сим Харнесс и изложит наше решение. Мы вот ждем его. Он все скажет. Уэнклин. Так вы договорились, Томас? Томас. Робертc не придет. У него умерла жена. Скэнтлбери. Да-да, мы слышали. Бедная женщина! Форст (входит из холла). Мистер Харнесс, сэр! Пропустив Харнесса, он уходит. У Харнесса в руках лист бумаги. Он кланяется членам правления, небрежно кивает рабочим и останавливается у столика как раз посередине комнаты. Харнесс. Добрый вечер, джентльмены! Тенч берет листок бумаги, на котором писал, и подходит к Харнессу. Они переговариваются вполголоса. Уайлдер. Мы ждали вас, Харнесс. Надеюсь, мы придем к какому-нибудь... Из холла входит Фрост. Фрост. Пришел Робертc. Уходит. Быстро входит Робертc и останавливается, пристально глядя на Энтони. Лицо его осунулось и как-то постарело. Робертc. Мистер Энтони, я немного опоздал. Я пришел бы вовремя, но вынужден был по некоторым причинам задержаться. (Рабочим.) Тут что-нибудь говорили? Томас. Нет. Но ты-то зачем пришел? Робертc. Джентльмены, утром вы предложили нам уйти и подумать. Мы подумали. И вот мы здесь, чтобы передать вам ответ рабочих. (Энтони.) Уезжайте обратно в Лондон. Вы ничего от нас не дождетесь. Мы ни на йоту не отступились от своих требований и не отступимся, пока они не будут полностью удовлетворены. Энтони молча смотрит на него. Движение среди рабочих. Xарнесс. Робертc! Робертc (кинув на него яростный взгляд, снова обращается к Энтони). Вот так: коротко и ясно! Вы напрасно надеялись, что рабочие сдадутся. Вы можете причинить нам физические муки, но дух наш сломить не удастся. Уезжайте в Лондон, ничего от нас не добьетесь, понятно? Чувствуя неладное, он замолкает недоуменно и делает шаг в сторону Энтони, который застыл в неподвижности. Эдгар. Мы все очень сочувствуем вам, Робертc, но... Робертc. Оставьте свое сочувствие при себе, молодой человек. Пусть ваш отец говорит! Xарнесс (стоит у стола с листом бумаги в руках). Робертc! Робертc (с жаром). Почему вы молчите? Xарнесс. Робертc, послушайте! Робертc (резко оборачиваясь). В чем дело? Xарнесс (серьезно). Вы опоздали! Он кивает Тенчу; секретарь делает знак членам правления, и те быстро подписывают соглашение. Посмотрите сюда (он протягивает Робсртсу лист бумаги). Требования удовлетворены, за исключением пунктов, которые касаются механиков и нагревальщиков. Достигнуты следующие соглашения: двойная оплата за сверхурочные по субботам, ночные смены по-прежнему. Завтра все выходят на работу. Забастовка окончена. Робертc (читает соглашение, потом поворачивается к рабочим. Те отступают, только Раус стоит на месте. С убийственным спокойствием). Итак, вы меня предали? Я держался до конца, несмотря на смерть жены. Вы, видно, только этого момента и ждали! Рабочие заговорили одновременно, перебивая друг друга. Раус. Это ложь! Томас. Никаких сил не хватает! Грин. Если бы ты послушал меня... Балджин (вполголоса). А ну, заткнись! Робертc. Нет, вы ждали этого! Xарнесс (беря экземпляр соглашения, подписанный членами правления, и отдавая свой Тенчу). Ну, хватит! (Рабочим.) А вам, приятели, лучше, пожалуй, идти! Рабочие медленно, неловко шаркая ногами, уходят. Уайлдер (нервно). Нам тут, кажется, больше нечего делать. (Идет к двери.) Попробую успеть на шестичасовой! Вы идете, Скэнтлбери? Скэнтлбери (поднимаясь за Уайлдером). Да-да, подождите меня минутку. Робертc начинает говорить, и он останавливается. Робертc (Энтони). Но вы же не подписали соглашение! Они не имеют права договариваться без вас! А вы ни за что не согласитесь на эти условия! Энтони смотрит на него и молчит. Ведь не согласитесь, правда же? Ну, ответьте ради бога! (С пылом.) Ведь я на вас рассчитывал! Харнесс (протягивая Робертсу экземпляр, подписанный членами правления). Члены правления подписали! Робертc тупо смотрит на подписи, потом швыряет бумагу и закрывает лицо руками. Скэнтлбери (прикрывая ладонью рот, Тенчу). Приглядите за председателем, Тенч. Он нездоров, очень нездоров. Даже не завтракал. Если там... э-э... устроят подписку в пользу женщин и детей, запишите меня на... на двадцать фунтов. С неуклюжей поспешностью он выходит в холл. Уэнклин стоит, устремив задумчивый взгляд на Энтони и Робертса; лицо у него дергается от волнения. Потом тоже уходит. Эдгар сидит на диване, опустив голову. Тенч подсаживается к бюро, пишет. Харнесс стоит у столика, неприязненно следя за Робертсом. Робертc. Так вы уже не председатель правления! (Разражается полубезумным смехом.) Х-ха-ха! Они предали вас, предали своего председателя! Х-ха-ха! (Внезапно с убийственным спокойствием.) Так мы с вами оба проиграли, мистер Энтони. Из столовой появляется Энид, подбегает к отцу, наклоняется над ним. Xарнесс (подходит к Робертсу, берет его за локоть). Стыдитесь, Робертc! Идите домой, успокойтесь... Робертc (вырывая руку). Домой? (Втягивая голову в плечи, шепотом.) Домой, говорите? Энид (успокаивающим голосом). Пойдем, папа. Я провожу тебя в твою комнату. Энтони с усилием встает с места и поворачивается к Робертсу, который смотрит на него. Несколько мгновений они не отводят глаз друг от друга. Энтони приподнимает руку, словно бы приветствуя, но тут же бессильно роняет ее. Враждебность, написанная на лице у Робертса, уступает место недоуменному восхищению. Они наклоняют головы в знак взаимного уважения. Потом Энтони поворачивается и медленно идет к занавешенной двери. Внезапно он покачнулся, но, удержавшись на ногах, с помощью Энид и поспешившего к нему Эдгара выходит из комнаты. Робертc долго смотрит ему вслед, затем выходит в холл. Тенч (подходя к Харнессу). Уф! Будто камень с плеч. Мистер Харнесс! Какая, однако, мучительная сцена. Он вытирает платком лоб. Харнесс, побледневший и решительный, с мрачной полуусмешкой смотрит на смятенного Тенча. Как все это грубо и жестоко! Что он хотел этим сказать: "Мы проиграли оба". Да, у него умерла жена, но кто ему дал право так разговаривать с председателем? Харнесс. Умерла женщина. Сломлены два сильных человека! Таковы потери. Входит Андервуд. Тенч (широко раскрыв глаза, будто в озарении - Харнессу). Сэр, а ведь эти условия... они те же самые, что мы... вы и я... предложили обеим сторонам перед тем, как начаться схватке. Все это... вся эта... и ради чего? Харнесс (с горечью). Вот это-то и смешно. Андервуд задумчиво качает головой. Занавес 1909 г.