Джон Голсуорси. Побег Пьеса с прологом в двух частях и девяти эпизодах ---------------------------------------------------------------------------- Переводы с английского под редакцией Т. Озерской. Перевод О. П. Холмской Джон Голсуорси. Собрание сочинений в шестнадцати томах. Т. 15. Библиотека "Огонек". М., "Правда", 1962 OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Мэтт Деннант Девушка в Хайд-парке Сыщик Двое полицейских Заключенный Двое тюремщиков Дама со стрижеными волосами Горничная Пожилой джентльмен Четвери выехавших на пикник Мужчина в брюках гольф и его жена Деревенский констебль Двое батраков Фермер Девочка Две старых девы Пастор Звонарь Погоня Пролог. Хайд-парк ночью. Между этим и следующим эпизодом проходит более года. Часть первая. Эпизод первый. Дартмур в тумане (днем). Эпизод второй. Спустя шесть часов. Дартмур в тумане (ночью). Эпизод третий. Спустя тридцать два часа. Номер в гостинице. Часть вторая. Эпизод четвертый. Прошло семь часов. Открытый склон над рекой. Эпизод пятый. Прошел час. На пригорке среди вересковых зарослей. Эпизод шестой. Прошло полчаса. Открытая местность среди поросших вереском склонов. Эпизод седьмой. Прошел час. Песчаный карьер на краю вересковой пустоши. Эпизод восьмой. Спустя несколько минут. Изящно обставленная гостиная в деревенском домике. Между этим эпизодом и следующим временного промежутка нет. Эпизод девятый. Ризница в деревенской церкви. ПРОЛОГ Хайд-парк ночью. Роттен-Роу с его чугунной решеткой, пешеходной дорожкой, скамьями, деревьями и кустами на заднем плане. Молодая женщина или девушка (возраст трудно определить) сидит одна на скамейке в смутном свете фонарей, находящихся справа и слева, но невидимых зрителю. Ее накрашенное лицо не лишено привлекательности, поза неловкая, настороженная. Справа налево проходит сыщик в штатском платье, замечает ее призывный взгляд, ускоряет шаг. По выражению ее лица, когда он подходит и затем удаляется, ему нетрудно определить, кто она такая. Потом проходят двое мужчин, не глядя на нее, разговаривая между собой. Слышны обрывки фраз: "А он мне говорит", "А я ему говорю". Потом некоторое время прохожих нет, и девушка, припудрив нос, уже собирается уйти, как вдруг слева появляется неторопливо шагающий по дорожке Мэтт Деннант. Это молодой человек, довольно высокий и стройный, спортивного вида, одетый, как полагается, когда отправляешься на скачки в летнее время; в руках у него сильный бинокль; курит сигару. Завидев его, девушка подается вперед на скамейке, и, когда он проходит мимо, она вдруг вскидывает на него глаза и тихо говорит: "Добрый вечер!" Он останавливается, смотрит на нее, пожимает плечами, подносит руку к шляпе и, ответив: "Добрый вечер!", уже хочет идти дальше, но она вновь обращается к нему. Девушка. Нет ли у вас спичек? (Поднимает руку с сигаретой; он останавливается и подает ей зажигалку.) Девушка (вертит в руке зажигалку). Золотая? Мэтт. Медная. Девушка. Хотите? (Протягивает ему портсигар.) Мэтт. Спасибо, я курю. (Показывает ей свою сигару, поставив ногу на скамью и помахивая биноклем.) Девушка. Были на скачках? Mэтт. Да. Сегодня Гудвуд. Девушка. Я тоже была в этом году - на Юбилейных. Mэтт. На какую лошадь ставили? Девушка. На тех, какие не выиграли. А если не выигрываешь, какой смысл ходить? Mэтт. А просто поглядеть на лошадей разве не приятно? Девушка. Да ничего, они красивые. Mэтт. Самое красивое на свете. Девушка. Красивее женщин? Mэтт. О присутствующих не говорят, а вообще-то да. Девушка. Вы это всерьез? Mэтт. Ну, иногда, бывает, встретишь женщину, которая тоже умеет высоко держать голову, да только редко. Девушка. Я вижу, вы не любите женщин. Мэтт. Не очень. Девушка (с улыбкой). По крайней мере, откровенно. Мэтт. Да, видите ли, если сравнивать с лошадьми, у женщин нрав гораздо хуже. Девушка. А кто в этом виноват? Мэтт. Ну да, вы все говорите, что мужчины, но сами-то вы в это верите? Девушка (смеется). Не знаю!.. Но если лошадь с норовом, кто ее сделал такой, как не мужчины? Мэтт (поражен). М-м! (Садится рядом с ней.) Все-таки нет ничего упрямей, чем необъезженная лошадка, - я их видал на Западе. Девушка. Нет ничего упрямей, чем упрямая женщина. Мэтт. У женщин нет того оправдания, что у лошадей, - их ведь давно объездили, еще когда Ева подавала чай Адаму. Девушка. А! В раю! Рай - это, наверно, вроде Хайд-парка, полицейский там был, во всяком случае. Мэтт. Вы часто сюда приходите? Девушка. А куда еще идти? Всюду такие строгости. Мэтт. Гоняют, да? Девушка. Вы кто, военный? Мэтт. Был. Девушка. А теперь? Mэтт. Думаю пойти в священники. Девушка (смеется). Денежки, стало быть, есть? Mэтт. Немножко. Девушка (со вздохом). Ах!.. Будь у меня деньги, знаете, что я бы сделала? Mэтт. Спустили бы все до гроша. Девушка. Вот уж нет! Чтоб я еще когда-нибудь поставила себя в зависимость от вашего брата, мужчин (мрачно), лучше умереть! Mэтт. Вы, значит, не как та дама, которой давали веселящий газ? Девушка. А что с ней было? Mэтт. Кричала все время: "Не хочу быть свободной, независимой экономической единицей! Хочу, чтобы меня любили!" Девушка. Ну, это она напрасно. Нет, сэр! Еще раз сунуть шею в ярмо? Да ни за что! Но мы не можем копить - слишком мало выручаем. Так что пропащее наше дело. Прежде еще, говорят, было ничего, а теперь... Mэтт. Теперь и обыкновенная девушка стала держать себя свободнее, вы об этом? Девушка (с укором). Обыкновенная девушка! Mэтт. Но вы же не считаете себя... обыкновенной? Она молчит. Mэтт. Простите! Я не хотел вас обидеть. Девушка. Уж лучше бы хотели. Настоящий грубиян никогда так больно не заденет. Но вы, конечно, правы. (С горечью.) Теперь у нас нет даже этого оправдания. Mэтт. Что это какой печальный у нас вышел разговор? Девушка. А мы всегда должны быть веселенькие, а? Говорят, ко всему можно привыкнуть, но я вам скажу: никогда не привыкнешь изображать из себя канарейку, когда на сердце кошки скребут. Mэтт. А! Я всегда сочувствовал канарейкам - все требуют от них пения, а они, бедняжки, такие желтые. Девушка. Все-таки вы очень милый - посидели со мной, поболтали. Mэтт. Благодарю. Это все среднее образование. Она нерешительно протягивает ему карточку. Девушка. Тут мой адрес, может, когда зайдете. Mэтт (вертит карточку; ему и смешно и неловко.) On verra! {Увидим! (франц.).} Девушка. Это что значит? Mэтт. Выражение надежды. Девушка (смотрит на него с полуоткрытым ртом). О! Так, может, сейчас?.. Mэтт. Спасибо... Нет, сейчас нельзя. Обещал в десять быть в одном месте. Будут ждать... Девушка. Другая? Mэтт. Нет. Девушка. Просто я вам не нравлюсь. Мэтт (пожав плечами). О, нет, не скажите. В вас есть какая-то такая... первородная свежесть. Девушка. Первородный грех! Мэтт. Что ж, есть вещи и похуже. Девушка. Еще бы! Например, скромное достоинство. Ух! Ненавижу! Вы только не думайте, что это такая сладкая жизнь. Врагу своему не пожелаю. Мэтт. Как вы до этого дошли? Девушка. Ну, это вы бросьте! Вы все об этом спрашиваете, но, будьте покойны, правды вам никто не скажет. Ну, да ладно, чего там. Моя профессия самая древняя в мире. Хотя и это неверно - есть одна еще древнее. Мэтт. Какая? Девушка. Полицейского. Кабы не они, и нашей бы профессии не было. Мэтт. Что ж, это как будто говорит в вашу пользу. Девушка. Какая уж там польза! Вы загляните как-нибудь в полицейский суд - утром в понедельник. Мэтт. Смотреть, как они стреляют сидячих фазанов? Нет уж, спасибо. От полиции честной игры не жди. Да им, наверно, и нельзя, если хотят, чтоб был порядок. Девушка. Могли бы все-таки подождать, пока ты нарушишь ихний порядок. Мэтт. Вы когда-нибудь попадались? Девушка (бросив на него быстрый взгляд, решительно). М-м! Нет еще. Пока. (В сердцах.) А что мы можем сделать? Если не подашь знак, кто тебя распознает? Mэтт. Прелестно! Девушка. Искоренить разврат на улицах - вот ведь о чем они кричат. Искоренили бы его в мужчинах - это бы верней! Mэтт. А вы где тогда были бы? Девушка (страстно). Только не здесь! Mэтт (посмотрев на нее долгим взглядом). Гм! Одни хороши, да и другие не лучше. Нет уж! Предпочитаю иметь дело с лошадьми и собаками. Девушка. У меня есть котенок. Mэтт. Ангорский? Девушка (кивает). Красавчик! (Вкрадчиво.) Может, пойдем, посмотрим? Он качает головой, встает, берет бинокль, протягивает ей руку. Она уже готова пожать, но вдруг резко отдергивает руку, хмурясь и кусая губы. Он пожимает плечами, притрагивается к шляпе и уходит. Она пытается удержать его за рукав, не успевает, секунду сидит, потом встает и идет следом за ним. Но ока не заметила, что слева еще раньше появился сыщик. Он быстро проходит по дорожке, и в ту минуту, когда она уже уходит направо, он хватает ее за руку. Девушка вскрикивает. Он тащит ее обратно к скамье, она сопротивляется. Девушка. Кто вы такой?.. Сыщик. Полиция. (И так как она все еще противится, он для острастки слегка выворачивает ей руку.) Девушка. Не троньте! Ой! Негодяй! Сыщик. Ну, ну! Ведите себя смирно, и никто вас не тронет. Девушка. Я ничего не сделала Сыщик. Ну, конечно. Вы же никогда ни в чем не виноваты. Девушка (глядя вслед Мэтту). Я ничего не сделала! Он вам подтвердит! Мэтт возвращается. Скажите ему! Ведь вы сами со мной заговорили? Mэтт. Конечно, сам. Да кто вы, собственно, такой? Сыщик (показывает ему свой значок). Эта женщина приставала к вам. Я давно за ней слежу и уже не раз видел. Mэтт. Да нет же, вы ошиблись. Мы просто разговаривали, больше ничего. Сыщик. Я видел, как она к вам приставала. Я видел, она пыталась вас удержать - это уже и раньше с ней бывало. Mэтт. Не знаю, что было раньше, а сейчас вы не имеете права ее арестовывать. На этот раз вы ничего не видели. Сыщик (все еще держа девушку и пристально глядя на Мэтта). Эта женщина к вам приставала, сами знаете, и лучше вам в это дело не путаться. Mэтт. Ну так отпустите девушку. Вы превышаете свои полномочия. Сыщик. Много вы знаете о моих полномочиях! Я обязан следить, чтобы в этом парке все вели себя прилично - и мужчины и женщины. Ну, намерены вы удалиться? Mэтт. Нет, я намерен остаться. Сыщик. Очень хорошо. Можете пойти с нами в участок, Mэтт. Да что это, нельзя людям поговорить! Я ведь не жалуюсь. Сыщик. А я вам говорю, я знаю эту женщину. Не мешайте мне, а то я и вас задержу. Mэтт. Сделайте одолжение, только ее отпустите. Сыщик. Слушайте, вы! До сих пор я терпел, но если вы и дальше будете мешать мне при исполнении моих обязанностей, я вызову констебля, и вы оба попадете в участок! Mэтт. Не кипятитесь. Даю вам честное слово, что эта дама ничем меня не обеспокоила. Наоборот... Сыщик. Она занималась здесь своим ремеслом, как делала и раньше. А мне поручено этого не допускать. Она будет привлечена к суду. Я уже третью ночь слежу за ней. Девушка. Да я вас никогда и в глаза не видела! Сыщик. Вы-то меня не видели, зато я вас видел - и вы себя достаточно показали. Ну, а теперь хватит! (Подносит свисток ко рту.) Mэтт. Безобразие! Отпустите ее, слышите! Берет сыщика за плечо. Тот свистит, отпускает девушку и хватает Мэтта. Мэтт (вырывается, девушке). Бегите! Девушка. Нет, нет! Не надо драться! С полицией не спорят. Я пойду с ним. Мэтт (держа кулаки наготове, не подпускает к себе сыщика). Бегите, говорят вам! Ему со мной так легко не справиться! Но сыщик оказывается более ловким, чем он ожидал, и, проскользнув под его руку, обхватывает его поперек тела. Девушка. Ой! Ой! Mэтт. Э, нет! Шалишь! В последующей ожесточенной борьбе у сыщика слетает с головы котелок. Мэтт вывертывается и, снова отскочив на длину руки, принимает боксерскую стойку. Мэтт. Еще хочешь? Ну, ну, иди! Сыщик бросается на него. Мэтт встречает его ударом справа в подбородок. Сыщик падает навзничь и лежит неподвижно. Девушка. Ой! Ой! Мэтт. Беги, глупая! Беги. Девушка (в ужасе). Ой! Он ударился головой об решетку! Я слышала, как хрустнуло. Смотрите, он не шевелится. Мэтт. А как же иначе? Я его нокаутировал. (Подходит ближе, смотрит на лежащего.) Об решетку?.. Разве?.. Девушка (стоя на коленях, ощупывает голову сыщика). Пощупайте! Мэтт. Бог мой! Вот это стукнулся! Девушка. Я говорила, не надо драться! И зачем только вы начали! Мэтт (расстегивает пиджак сыщика, пытается прослушать сердце). Не пойму... Черт! Теперь нельзя его оставить. (Выслушивает сердце.) Не бьется!.. Девушка (нагибается и дергает Мэтта за руку). Скорей! Пока никого нет. Туда, через лужайку! Никто не узнает. Мэтт (слушает сердце). Не могу я так бросить этого беднягу. (Оглядывается.) Вон его шляпа. Сбегайте, принесите воды из Серпентайна. Девушка подбирает шляпу и стоит в нерешимости. Девушка (в отчаянии). Нет, нет! Бегите! Это не шутки! Вдруг... вдруг он умер!.. (Тянет его за плечо.) Мэтт (стряхивая ее руку). Не будьте дурочкой! Ступайте, принесите воды. Ну, живо! Девушка ломает руки, потом поворачивается и убегает со шляпой налево. Мэтт, по-прежнему стоя на коленях, растирает сыщику виски, щупает пульс, выслушивает сердце. Mэтт. Не понимаю, как это вышло. (С жестом отчаяния возобновляет свои попытки оживить лежащего. Внезапно поднимает глаза.) Справа тем временем появились двое полицейских. Полицейский. Что тут такое? Mэтт. Не знаю... Боюсь, он... Полицейский. Что? Кто он такой? (Вглядевшись в лицо сыщика.) Фью-ю! Наш! (Нагибается, становится на колени, прикладывает ладонь к губам лежащего.) Не дышит! Как это случилось? Mэтт (показывает на решетку). Ударился головой об эту штуку. Полицейский. Где его шляпа? Mэтт. Свалилась. Ее взяли, чтобы принести воды. Полицейский. Кто? Mэтт. Одна девушка... Полицейский. Он нам свистел. Вы его ударили? Mэтт. Мы поспорили. Он схватил меня. Я дал ему в подбородок. Он упал навзничь и - головой об решетку. Полицейский. Причина драки? Mэтт (хватается за голову). О господи! Даже не знаю. Первородный грех! Полицейский (другому полицейскому). Ты оставайся здесь. Я вызову карету скорой помощи. (Мэтту.) А вы идите со мной! Занавес  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ Прошло больше года. Тюремная ферма в Дартмуре. Густой туман. Задник изображает стену, огораживающую поле, слева - отходящая от нее под углом каменная стена. Мэтт Деннант и другой заключенный собирают ранее выкопанный ими картофель. Они лишь смутно видны в тумане бросают картошку в стоящие между ними две корзины. Разговаривают вполголоса. Mэтт. Ну, и он умер, бедняга, а я получил пять лет за непредумышленное убийство. Заключенный. Ух ты! Полицейский! Это тебе, брат, повезло, что тебя не вздернули. Mэтт. Девушка выручила. Горой за меня стояла. Если бы не ее показания... Заключенный. Вишь ты! И тут повезло. Другая бы не стала. Очень уж они запуганы. А сколько ж тебе еще сидеть? Mэтт. Три года, если буду вести себя, как святой с иконы. Заключенный. А мне четыре припаяли. (Прекращает работу и выпрямляется.) Слушай, ты ведь из благородных, да? Mэтт. Из благородных!.. (Со смехом.) Только и осталось моего благородства, что говорю с оксфордским акцентом и не выношу, когда на меня кричат, как на собаку. Заключенный. Тише, ты! (Показывает большим пальцем вправо на стену.) От тумана им уши не заложило, черт их побери! Mэтт. Да, туман... И так вдруг... А как ты думаешь, долго продержится? Заключенный. После дождей, да в это время года, да без ветра - надо быть, долго. Нас сейчас загонят, вот увидишь. Построят - и марш ко двору. Нервничают они, когда туман. Побегов боятся. Mэтт. Говорят, отсюда еще никому не удавалось бежать. Заключенный. Было все-таки, пробовали. Mэтт. Черт! Я бы рискнул. Заключенный. Ну нет, и не думай. Тут, брат, одежа нужна - переодеться, и деньги чтоб были и автомобиль. Да и все равно поймают. Болота кругом - не продерешься. А ты, видать, этого шпика здорово треснул, что он окочурился? Mэтт. Обыкновенный нокаут в подбородок. Не в этом дело. Он ударился затылком о решетку. (Опять принимается подбирать картошку.) Бедняга! Счастье еще, что он был неженатый. Заключенный. Счастье? Ну это как сказать. Да что ты все о нем? Плюнь! Я бы давно плюнул. Кокнул и кокнул, и черт с ним, все равно как ганса на войне. Эх! Хороша картошечка! (Поднимает руку с картошкой.) Справа под стеной появляется смутный силуэт надзирателя. Надзиратель. Прекратить разговоры! Когда кончите этот ряд, пройдете обратно по следующему - и стоять тут, пока не подойдут остальные. (Заключенные молчат.) Ну? Оглохли? Почему не отвечаете? Заключенный. Так точно, сэр. Надзиратель уходит обратно. Во как он с нами! А что я тебе говорил? Скоро деточек домой позовут - чайку попить. Mэтт (сквозь зубы). Как с собакой. Еще три года - как с собакой! Заключенный, Да он вообще-то ничего, не вредный. Это они от тумана. Боятся. А я уж заметил: когда человек боится, он всегда этак вот разговаривает. Mэтт. Может быть. Только я не могу к этому привыкнуть. Заключенный. Больно вы норовистые, как я посмотрю, - слишком много овса получали, когда были двухлетками. Mэтт (понизив голос, быстро). Ты хорошо знаешь эти места? Где Ту-Бриджес? Заключенный. Вон там, в миле отсюда. Mэтт. А Тэвисток? Заключенный (показывая назад направо). Туда верных семь. Ох, не затевай ты это! Один ведь шанс на миллион! Схватишь только воспаление легких по этакой мокреди да и, как пить дать, зацапают, а там, знаешь: в карцер, на хлеб на воду, и все такое прочее. Mэтт. Я бежал из Германии. Заключенный. Из Германии? Ну-у! Вот это здорово! Мэтт. Ищеек у них нет, не знаешь? Заключенный. Ищеек-то вроде нету, да только все жители местные против нас. Вся округа. Не любят арестантов. Чудно, правда? Они прошли налево до конца ряда и остановились, нагнувшись, сблизив головы. Мэтт. Нарисуй-ка мне план вот этим сучком. Заключенный. Ишь, неймется тебе! (Царапает по земле.) Вот это большая дорога, а вот поперечная на Тэвисток. Тут гостиница, что у Ту-Бриджес, а тут Пост-Бридж. Тут проселок к холму Би-Тор-Кросс - десять-двенадцать миль. Здесь Чагфорд, а там Мортон Хэмстид. Мэтт. А что там дальше, после Ту-Бриджес? Заключенный. Вересковая пустошь. Вот тут примерно лесок, длинный такой; потом Хемблдон; дальше спуск на поля к Уайдкомбу; петом подъем и опять вереск до Хейтора и Бови. Тут железная дорога, можно сесть на поезд в Бови или Лестли, или Мортоне, или Тэвистоке, да что толку, когда там уже будет тебе встреча готова, словно ты принц Уэльский! С этой стороны трясина Фокс-Тор - такая топь, не приведи господи! Минута молчания. Мэтт изучает вычерченную на земле карту. Голос надзирателя (издали). Эй, вы, там, скорей кончайте последний ряд! Туман все сгущается Мэтт. (Затирает карту ногой.) Туман - хоть глаз выколи. Эх! Была не была! Попробую. Начинают новый ряд, постепенно передвигаясь вправо. Заключенный. Там еще один караулит, за стеной. Тридцать шагов отсюда. Стрелять будет. Mэтт. Я знаю. Перелезу вон там в углу и сразу вдоль стены, под самым его носом. В таком тумане он наверняка будет следить за наружной стеной, а не за этой. Лишь бы тот (кивает вправо) не заметил, а то проскочу. Заключенный. С ума ты спятил! Застрелят! А если сразу и не заметят, так через десять минут я кончу этот ряд, все равно увидят, что тебя нет. На рожон лезешь! Mэтт. Ладно, друг, не волнуйся. Пуля так пуля - все-таки перемена. А уж если прорвусь - ну, побегают они за мной! Заключенный. Слушай, коли уж ты решил... Перво-наперво выходи на большую дорогу и беги туда (показывает). В такой туман им придется сперва развести нас по камерам, а уж потом пускаться в погоню. Там, чуть пройдя речку, будет слева лесок. Заползи, где погуще, и листьями прикройся. И жди, пока не стемнеет. Так ты, по крайности, будешь возле дороги - найдешь сена стог или еще что, спрячешься до утра. А станешь ночью бродить - закружишься в тумане, закоченеешь, на рассвете тебя и сцапают. Mэтт. Спасибо. Ну, а теперь - чем скорее, тем лучше! Как на скачках - только не медлить перед препятствием. Разогнался - и с ходу. (Сует несколько картофелин в карман.) Pommes crues - Sauce Daftmoor {Сырой картофель под дартмурским соусом (франц.).}. Их можно есть сырыми? В Германии я ел брюкву. Заключенный. Не знаю. Не пробовал. Возьми! (Протягивает Мэтту ломоть хлеба.) Mэтт. Спасибо тебе! Ты славный малый. Заключенный. Желаю удачи. Эх, и я бы с тобой, да вот смелости не хватает. Mэтт. Ну! Повернись в ту сторону и так и стой, не оборачивайся. Кланяйся от меня тюрьме. Пока! Делает три шага, останавливается на несколько секунд, потом вдруг, низко пригнувшись, бежит к левой стене и, вскарабкавшись, на нее, как кошка, исчезает за гребнем. Минута молчания. Заключенный прислушивается. Заключенный (считает про себя секунды до двадцати, взволнованно бормочет). Это он, значит, мимо караула уже прошел. (Снова прислушивается.) Удрал! Ей-богу! (Успех товарища пробуждает в нем жажду последовать его примеру). Может, и мне?.. Попробовать?.. А! Чем черт не шутит! Рискну! Но едва он успел повернуться, как справа слышится издали голос надзирателя. Надзиратель. Эй ты! Где твой напарник? Заключенный. Его позвали, сэр. (Замирает на месте.) Голос надзирателя (ближе). Что ты городишь? Заключенный. К той стене пошел, сэр. Надзиратель (появляется). Там его нет. Ну! Говори! Где он? Заключенный. А что вы меня спрашиваете? Я-то почем знаю? Надзиратель. Марш за мной. (Быстро проходит вдоль задней стены к левому углу. Останавливается.) Заключенный! Эй! За стеной! Отвечай! Караульный! Уильямс! Мимо тебя кто-нибудь проходил? У нас тут один пропал! Голос второго надзирателя. Никто не проходил. Первый надзиратель. Давай тревогу! Арестант сбежал! Второй надзиратель появляется над гребнем стены. Второй надзиратель. Значит, он мимо тебя прошел. Первый надзиратель. Черт бы побрал этот туман! Дай выстрел! Нет, не надо, а то все разбегутся. Сейчас же сделаем перекличку, отведем их домой, доложим - только так, другого выхода нет. (Заключенному.) Эй ты! Молчать про это, слышишь? Тут не без тебя обошлось, я знаю. Заключенный. Да что вы, сэр! Просто он мне сказал, что приглашен сегодня на чай к герцогине, а я, что ж, я стал подбирать картошку, потому знаю, вы торопитесь. Первый надзиратель. Не дерзить! Идем, Уильямс! Марш, ты! Идут вправо. Занавес ЭПИЗОД ВТОРОЙ Спустя шесть часов. На вересковой пустоши, возле большой дороги. Ночь, густой туман. Ничего не видно. Голос первого надзирателя. И чего мы сторожим эту клятую дорогу, ничего ж не видать. Голос второго надзирателя. Полиция тоже тут, только что двое прошли. В такую ночь всякого поближе к дороге тянет. Первый надзиратель. Но он-то, может, совсем в другую сторону махнул. Второй надзиратель. Если не залег где-нибудь, так уж непременно по дороге пойдет. По лугам не станет - там в этакий туман живо заплутаешься. Первый надзиратель. А может, он на Корнуорси подался? Второй надзиратель. Нет, туда они никогда не бегут: трясины Фокс-Тор боятся. Первый надзиратель. А если на Тэвисток? Второй надзиратель. Ту дорогу тоже патрулируют. Первый надзиратель. Я бы их порол, этих беглых! Торчи тут из-за него всю ночь напролет на этакой сырости. Свиньи паршивые, только о себе думают. Дай-ка хлебнуть. Второй надзиратель. Держи. Мимо рта только не пронеси, ну да ты нюхом, по запаху! Первый надзиратель. Только бы его поймать, уж я ему всыплю! Я не злой человек, но когда держат тебя всю ночь в этаком чертовом киселе, тут и святой не выдержит. (Пьет.) Второй надзиратель. Оставь мне маленько. (Шепотом.) Что это? Слушай! (Оба прислушиваются.) Первый надзиратель. Я ничего не слышал. (Хочет опять поднести фляжку ко рту.) Второй надзиратель. Мне показалось, скребется что-то. Посветить? Первый надзиратель. Не надо. (Прислушиваются.) Второй надзиратель. Тут, бывает, пони пасутся. Первый надзиратель. Он, слыхать, из джентльменов, этот беглый. Второй надзиратель. Ага. Капитаном был на войне. Первый надзиратель. Это тот самый, что убил сыщика в Хайд-парке. Спортсмен, говорят. Закаленный! С этими всего хуже, когда сорвутся, - будет бежать, пока не сдохнет. Второй надзиратель. Коли он такой образованный, так мог бы понять, что не к чему в побег пускаться. Знает же, что ничего не выйдет. Первый надзиратель. А в них, видишь ли, такой дух, что нельзя сломить. Знаешь этого юриста - в левом крыле? Который за растрату? На него посмотреть - жуть берет. До того выдержанный - глазом никогда не сморгнет, - как истукан каменный! Второй надзиратель. Я наших дурачков иной раз жалею, но чтобы я джентльмена когда пожалел - дудки! Им-то уж надо бы умней быть, не выкидывать таких штук, за какие под замок сажают. С жиру бесятся, вот что. Да и нахальства у них чересчур много, это ты верно сказал. Первый надзиратель. Все ж таки то был на самом верху, а то сразу в самый низ - им, небось, тяжелей, чем другим. Второй надзиратель (зевая). Ох! Домой бы, в постельку! (Встрепенулся.) Вот опять! (Оба слушают.) Пони, наверно. Тьфу! Собачья наша должность. Кабы не жена, я бы лучше улицы стал подметать. Первый надзиратель. Я уж привык, кроме, конечно, когда такой цирк, как сейчас. К такому ни один черт не привыкнет. Это только в кино хорошо. Второй надзиратель. Что верно, то верно. Видал ты эту новую картину - с Дугом? Как он, по-твоему, делает этот трюк, на крыше? Тут у нас есть форточники, уж на что ловкачи, а и то, думаю, не сумели бы. Первый надзиратель. Я тебе скажу. По-моему, у него каблуки на пружинах. И еще я заметил, в этом месте у него руки как-то неясно видны, - за веревку, небось, держится, а потом они это какой-нибудь химией вытравляют. Второй надзиратель. Хе! А мне и в голову не пришло. Ну а там, где он падает и хватается за карниз? Первый надзиратель. Оптический обман. Этих киношных штукарей надо бы кое-кого в тюрьму посадить - до чего публику обманывают. Второй надзиратель. Сколько я видал картин, а нет лучше, чем "Две сиротки". За сердце берет. Мы с женой смотрели, оба плакали. Первый надзиратель. А я больше всех Чарли люблю. Посмотришь его, будто сам лучше становишься. Почему это, а? Второй надзиратель. А он такой человечный, вот почему. Большую деньгу, наверно, зашибает. Первый надзиратель. Я до костей промок. Дай-ка еще выпить. (Слышно бульканье.) Как поймаем этого парня, ты меня придержи, не то я, хоть оно и против закона, а душу из него вытрясу. Второй надзиратель. И я то же самое. Давай кинем - орел или решка - мне тебя держать или тебе меня? Твое что? Первый надзиратель. Орел. Второй надзиратель. Что выпало? Посвети. Надзиратель включает электрический фонарик. Это первый проблеск света в этой сцене. У дороги, с той ее стороны, которая ближе к рампе, видны их головы, склонившиеся над монетой. Второй надзиратель. Решка. Ты проиграл. (Выключает фонарик. Свет гаснет.) Но как же это выходит? Ты меня держишь или я тебя? Первый надзиратель. Ты меня. Второй надзиратель. Да нет же! Я выиграл. Значит, мне его и бить. Господи! Ну и ночка! Проверь там веревку, хорошо ли натянута. Первый надзиратель. Тугая. Точно поперек дороги. Низковато немного, надо бы выше, этак на середине бедра Второй надзиратель. Э, нет, ты уж не спорь, я это дело знаю. Ежели так высоко, он просто остановится и обойдет либо назад побежит. Нужно чуть пониже колена. Тогда запнется и упадет, а мы навалимся раньше, чем успеет подняться. Он ведь будет быстро идти. Пока ты соберешься меня держать, я уж буду сидеть у него на голове. Первый надзиратель. Вот черт, даже покурить нельзя. Уильямс, ты как, за то, чтобы им давать курево? Второй надзиратель. В общем да. Они тогда поспокойней, ну, и нам легче. Я бы им давал две трубки в неделю, а станут шебаршить, лишал бы. Тут есть один-два парня совсем приличных, я даже к ним привязался. Им бы я хоть каждый день давал покурить. Тсс! (Прислушиваются. Шепотом.) Шаги! Первый надзиратель. Да. Второй надзиратель (все еще шепотом). Слушай. Когда он подойдет, я пущу ему свет в глаза и сразу выключу. Он бросится бежать - и кувыркнется. Приготовься. Слушают. Первый надзиратель. А вдруг это не он? Второй надзиратель. Все равно рискнем. Дам свет... Минута напряженного ожидания. Непроглядный мрак, тишина. Шаги слышны все ближе. Ну! Даю! Включает фонарик. В ярком снопе света видна фигура Мэтта, шагающего по дороге. Свет гаснет. Оба надзирателя бросаются вперед. Снова мрак; звуки борьбы. Голос второго надзирателя. Я его поймал! Полузадушенный голос первого надзирателя. Дурак! Пусти! Ты не его, ты меня поймал! Занавес падает. ЭПИЗОД ТРЕТИЙ Спустя тридцать два часа. Спальня в гостинице у Ту-Бриджес. В задней стене два длинных, до полу, окна, выходящих на балкон и задернутых шторами. Темно, только сквозь шторы проникают полосы утреннего света. Между окнами, изголовьем к задней стене, кровать. У правой стены туалетный столик и стул. У левой, в глубине, - умывальник. У той же стены, ближе к рампе, дверь, открывающаяся внутрь. В изножье кровати - стул, на нем женское белье. На спинке кровати - женский халат. На полу, слева от кровати, ночные туфли. В постели спит молодая дама, остриженная по моде. Слышен стук в дверь. Дама (сонно). Войдите. Входит горничная с кувшином горячей воды, ставит его на умывальник. Горничная. Половина восьмого, сударыня. Дама (зевая). А как погода? Горничная. Все еще туман. Будете брать ванну, сударыня? Дама. Да. Ах, кстати. Сегодня вечером возвращается мой муж. Я договорилась, чтобы нас опять перевели в двойной номер. Горничная. Да, сударыня. Мне уже сказали. (Она отдернула шторы на левом окне и теперь, обойдя кровать, отдергивает их на правом.) Этот сбежавший арестант, сударыня, - его еще не поймали. Дама. Все еще нет? Подумайте! Горничная. Это все из-за тумана. Он уже почти двое суток в бегах. Говорят, это тот самый молодой человек, что убил сыщика в Хайд-парке. Еще о кем в газетах писали. Дама. О! Тот самый капитан Деннант! Помню, как же. Ну, если он, то не так страшно, могло быть хуже. Горничная. Да его непременно поймают - никому еще не удавалось. Дама. Не удавалось? Горничная. Никогда! Разве допустят? Дама. Но, может быть, в таком тумане... Горничная. А видите, сударыня, им же нужно есть и платье нужно себе добыть, - вот тут-то их и ловят. Дама (зевает). Противный туман! Ни верхом покататься, ни рыбу половить, даже гулять нельзя. И вставать-то не хочется. Горничная (холодно). Как вам угодно, сударыня. Дама (со смехом). Да уж, видно, придется. Горничная. Я пойду приготовлю ванну. Дама. Благодарю вас. Горничная уходит. Дама встает с постели, одетая в ночную пижаму, нащупывает ногой туфли, набрасывает на себя халат. Идет к окну, выглядывает наружу. Окно на ночь было оставлено полуоткрытым, на крючке. Дама. Фу! Ну и погодка! Берет с умывальника губку и мохнатое полотенце, идет к двери, выходит. Едва дверь затворилась, как под кроватью, в том месте, где она примыкает к стене, слышится шорох. Затем из-за оконной шторы осторожно высовывается Мэтт Деннант, быстро оглядывает комнату, выходит, потягивается. Лицо у него осунувшееся, одежда мокрая, измятая, башмаки он держит в руке. Мэтт (бормочет). Дама! Вот так история! Надо смываться. Идет к окну, украдкой выглядывает, отпрядывает, с трудом переводя дыхание. Еще раз оглядев комнату, делает шаг к двери в левой стене. Голос дамы (за дверью). Не могу я брать холодную ванну! Мэтт прижимается к стене так, чтобы быть за дверью, если ее откроют. И внезапно ее открывают. Голос дамы (в дверях). Позовите меня, когда вода нагреется. Голос горничной (издали). Слушаю, сударыня. Дама возвращается. Открывая дверь, она нажала ручку правой рукой, затем, войдя, притворила дверь левой, как это и естественно, и прошла в глубь комнаты, не заметив прижавшегося к стене Мэтта. Она идет к туалетному столику, садится, берет щетку, чтобы пригладить свои короткие волосы. Мэтт быстро прокрадывается к двери, он уже взялся за ручку, но дама видит его отражение в зеркале, роняет щетку и круто поворачивается, готовая вскрикнуть. Мэтт. Тсс! Не бойтесь! Дама. Кто... Как... Как вы смели зайти ко мне в комнату? Мэтт снимает руку с дверной ручки и поворачивает ключ в замке. Мэтт (тихо). Простите, ради бога, мне так совестно, что причинил вам беспокойство. Она вдруг понимает, что перед ней бежавший заключенный. Дама. Вы этот... (Бросается к окну позвать на помощь, но ее останавливает жест Мэтта). Мэтт. Прошу прощения, но не могли бы вы умерить ваш голос до пианиссимо? Дама (настороженно). Что вам здесь нужно?.. Как вы вошли? Мэтт. Я давно лежал тут под кроватью. Несколько часов. Я, видите ли, не имел возможности определить, что попал к даме. Дама. Вы это про мои волосы? Mэтт. О нет! Их я не мог разглядеть в темноте. Дама. Или я храпела? Mэтт. Нет. Но это не такой уж надежный признак. Я вот тоже не храпел, а то вы бы меня услышали. Дама. Как? Вы, значит, спали? Mэтт. Боюсь, что да. Конечно, если бы я знал... Молчание Дама. Вы ведь, кажется, джентльмен - так не думаете ли вы теперь уйти? Mэтт. Рад бы всей душой, но... куда? Дама. Вот уж этого не могу вам сказать. Mэтт. Посмотрите на меня! Куда покажешься в такой одежке? Дама. А вы рассчитываете, что я вам одолжу другую? Mэтт. Нет, это навряд ли. Но я буду вам несказанно благодарен, если вы дадите мне чего-нибудь поесть. Дама (выдвигает ящик туалетного столика и достает плитку шоколада). Вы, однако, довольно развязны, как я погляжу. А ведь по-настоящему я должна бы позвонить и передать вас полиции. Mэтт. Да. Но этого вы не сделаете. Вы славный человечек, сразу видно. Дама (невольно польщена). Я знаю, кто вы. Ваше имя было в газете. Но подумайте о моем положении! Mэтт. Боюсь, я сейчас могу думать только о своем. Дама. Допустим, я вас не выдам, но как вы уйдете отсюда незамеченным? Mэтт. Можно мне этот шоколад? Дама (протягивает ему плитку, которую держит в руке). Неважный. Здесь куплен. Mэтт. Я сейчас не очень разборчив. Сорок часов ничего не было во рту, кроме кусочка хлеба и двух сырых картошек. (Берет плитку, откусывает, остальное прячет в карман.) Простите, можно, я попью воды? Дама. Пожалуйста! Мэтт идет к умывальнику. Едва он повернулся к ней спиной, как она срывается с места, но не бежит к окну или двери, чтобы позвать на помощь, а схватив со стула свой корсет и прочие принадлежности туалета, поспешно прячет их под одеяло; затем возвращается к туалетному столику. Мэтт с жадностью пьет. Мэтт (снова поворачивается к ней). Хорошо! Случалось вам быть в положении дичи, за которой охотятся? (Она отрицательно качает головой.) Ну и не дай вам бог. Зайцу, когда его травят, и то легче. Все тело ноет. Дама (заинтересована против воли). А вы знаете, что вы всего в трех милях от тюрьмы? Mэтт. Знаю. В первую ночь я думал к утру добраться до Эксетера, а где оказался? В одной миле от того места, откуда вышел. Кружил. В тумане всегда так. Что это там, бритва? Дама (чопорно). Моего мужа. Mэтт берет бритву. Нет! Всему есть предел, капитан Деннант. Я не могу давать вам оружие. Mэтт. Нет, конечно. Но, может быть, вы разрешите мне побриться? Понимаете, в таком виде (проводит рукой по щеке) у меня нет ни малейших шансов, даже если б я достал одежду. Ничто так не привлекает внимания, как трехдневная щетина. (Говоря это, он проворно намыливает лицо без помощи кисточки.) Я очень быстро бреюсь. Три минуты - и все. Тридцать два с половиной взмаха. Дама (разинув рот от изумления). То есть, позвольте!.. У меня! Да как вы! (Прижимает руку к горлу. Короткая пауза.) Я... я хотела сказать... как вас за это время не поймали? Mэтт (усердно скребя подбородок бритвой). Два раза всего на пятнадцать шагов опережал гончих. Дама. Гончих? Mэтт. В человеческом образе. Почти уже был у них в зубах. (Со стоном.) Ох! Что может быть хуже, чем вот так бриться! Дама. Ну, знаете!.. Mэтт. Кроме, конечно, как остаться небритым, Дама. Как вы сюда попали? Mэтт. А видите, я так стосковался по сухой ночевке, что спрятался возле дома и стал ждать, когда во всех окнах погаснет свет. Пробовал в нижний этаж - заперто. Тогда прыгнул, хотел уцепиться за угол балкона - и грохнулся. Вы не почувствовали ночью чего-то вроде землетрясения? Нет? Я почувствовал. Когда пришел в себя, еще раз попытался - по колонне. Удалось. Ваше окно я выбрал, потому что оно было открыто, я потом опять заложил его на крючок и сразу заполз под кровать. Думал стянуть что-нибудь из одежды и уйти еще до рассвета, но проснулся, только когда вошла горничная. (Дама показывает ему на полотенце; он мочит его в воде и обтирает лицо.) Простите, я надену башмаки. (Нагнувшись, обувается.) Дама. И вы так и спали... у меня под кроватью? Мэтт. Увы! Так-таки и спал. Дама. Ну, знаете!.. Это просто неслыханно! Мэтт. Будет, если мне удастся улизнуть. Никому еще не удавалось. Дама. Скажите, капитан Деннант, вы не с моим ли братом учились в Харчестере? У него вечно был на языке какой-то Мэтт Деннант, замечательный, по его словам, бегун. Мэтт. Очень возможно. Со мной училось множество чужих братьев. Как его фамилия? Дама. Ну нет. Это уж лишнее. Мэтт. Правильно. Никогда не говори арестанту того, что он может повторить другим. Дама. Я, право, не знаю, чем я могу вам помочь. Мэтт. К несчастью, и я не знаю. Дама. Я читала отчеты о вашем процессе. Мэтт (встает). И, конечно, считаете меня отпетым негодяем? (С горечью.) Знаете, чем я главным образом занимался в тюрьме? Вел воображаемые споры с разными добродетельными особами. Дама (с улыбкой). И думаете, что сейчас перед вами одна из них? Мэтт. О нет, этого я никак не думаю. То есть... Простите! Ну вы понимаете, что я хочу сказать. Но большинство-то записали меня в преступники. Дама. А это правда - то, что вы говорили на суде? Мэтт. Как перед богом. Дама. Возможно, они в самом деле чересчур грубы с этими девушками. Мэтт. Да. Но, знаете, я даже не был особенно раздражен. И после страшно жалел этого беднягу. Дама. Так как же нам теперь быть, капитан Деннант? Мэтт. Вы очень добры, я не хотел бы этим злоупотребл