- Эта милая собачка? - От собак лучше подальше. - Ты всегда как-то странно относился к собакам, дружок, - утешила его тетушка. - Вот смотри, даже наша Сили недолюбливает тебя. - Она призвала свою маленькую беленькую собачку, на которую племянничек не обратил никакого внимания. - Ты не заметил, как он одет? В первый раз я приняла его за пастуха, во второй... Как ты думаешь, что надо сделать? - За ним нужен присмотр, - сказал племянничек. - Нельзя, чтобы сумасшедшие свободно разгуливали по Хемпстеду. - Но, Уилфрид, - возразила престарелая леди, - хватит ли в Англии мужчин для того, чтобы следить друг за другом? Вообще говоря, я сама могла бы присмотреть за ним. Я так полюбила его очаровательную собачку! - Постараюсь помочь, - сказал племянничек. - Нет, не надо. Я зайду к его соседям. Это семейство Скарлет. Они, без сомнения, знают его. Сначала надо все обдумать. Племянничек, ворча и ощупывая укушенную икру, удалился в свой кабинет. А престарелая леди, надев шляпу, мирно отправилась в путь, на сей раз без маленькой беленькой собачки. Прибыв к крепости, которая утопала в кустах акации и калины, она спросила у горничной, открывшей дверь: - Могу я видеть миссис Скарлет? - Нет, - равнодушно ответила горничная, - она умерла. - А мистера Скарлета? - Нет, - ответила горничная, - он майор. - О боже! - воскликнула престарелая леди. - Дома мисс Изабел, - сказала горничная, которая, подобно большинству людей в военное время, оказалась простодушной и откровенной. - Она в саду. - И выпустила престарелую леди в сад через стеклянную дверь. В дальнем конце сада под акацией миссис Синкин увидела юную леди в голубом, которая с сигаретой во рту и желтой книжкой в руках лежала в гамаке. Она приблизилась к ней, думая: "Боже мой, как она удобно устроилась, и это в такое время!" И, склонив голову набок, она проговорила с улыбкой: - Моя фамилия Синкин. Надеюсь, я не потревожила вас? Юная леди порывисто поднялась. - О нет! Нисколько. - Я искренне восхищаюсь людьми, у которых на все хватает времени, - сказала престарелая леди. Юная леди блаженно потянулась. - Отдыхаю перед тем, как отправиться на работу в очередной госпиталь. Садитесь, - сказала она, указывая на гамак. - Тут удобно. Хотите сигарету? - Боюсь, что я слишком стара и для гамака и для сигареты, - сказала престарелая леди, - впрочем, мне частенько казалось, что они удивительно успокаивают. Я хотела бы поговорить с вами о вашем соседе. Юная леди широко раскрыла свои большие серые глаза. - Ах! - сказала она. - Он очарователен. - Я знаю, - сказала престарелая леди, - и у него еще такая чудная собачка. Мой племянник очень интересуется ими. Быть может, вы слышали о нем - Уилфрид Синкин, чрезвычайно умный человек, член многих комитетов. - Неужели? - сказала юная леди. - Да, да! У него такая голова, что его не может смутить ничто на свете, это так ценно в наше время. - А какое у него сердце? - спросила юная леди, выпуская колечко дыма. - Столь же благоразумное. Вероятно, мне не следовало бы этого говорить, но он прямо-таки совершенство. - Это потому, что он не врач! Вы себе представить не можете, как эти врачи действуют на нервы. Со многими я чуть не дралась. В конце концов они меня заклеймили. - Не может быть! В какое место? Я до сих пор думала, что клеймят только лошадок. Как вы прелестно смеетесь! Знаете ли, в наши дни так отрадно услышать смех. - А по-моему, все только и делают, что смеются! Я хочу сказать, что на моем месте ничего другого и не придумаешь - хоть помирай! - Вероятно, вы чересчур мрачно смотрите на вещи, - успокоила ее престарелая леди. - Но вернемся к вашему соседу. Как его фамилия? - Левендер. Но я зову его дон Пиквихот. - Что вы говорите! Вероятно, вы замечали, он бывает довольно эксцентричен. - Это зависит от того, как понимать эксцентричность. Скажем, гуляние в ночной рубашке? Понимаете, я не знаю, что вы считаете нормой. Престарелая леди уже было ответила ей, но вдруг из соседнего сада донесся голос: - Блинк! Не трогай эту милую лунную кошечку! - Тс! - шепнула юная леди и, схватив гостью за руку, энергично потянула ее под акацию. Скрытые тонкими густолиственными ветвями, они сквозь щели в живой изгороди из жасмина увидели маленькую серебристую кошечку, готовую вскорости принести котят, которая подавала лапку совсем по-собачьи и смотрела своими светлыми глазками на мистера Левендера, стоявшего посреди лужайки со своей Блинк. - Если увидите, что я сейчас не выдержу и расхохочусь, ущипните меня посильнее, - прошептала юная леди. - О лунная кошечка, - повторил мистер Левендер, - скажи, откуда ты? И чего ты желаешь, протягивая мне свою лунную лапочку? И как странно звучит твой голос, уточка ты моя. Звуки, издаваемые кошечкой, действительно отдаленно напоминали тихое кряканье. Она приблизилась к мистеру Левендеру, обошла вокруг его ботинок и потерлась о Блинк, проведя своим задранным серебристым хвостом по ее носу. - Это необыкновенно, - услышали они голос мистера Левендера. - Я бы погладил ее, если бы мне не было гак трудно нагнуться. Как это мило, о лунная кошечка, что ты подружилась с моей игруньей! Разве есть что-нибудь на свете милее, чем дружба кошки и собаки! Престарелая леди, страстная любительница животных, была так растрогана этими словами, что по ошибке ущипнула юную леди в бок. - Пока еще рано! - задыхаясь, прошептала та. - Слушайте! - О лунная кошечка, - продолжал мистер Левендер, - в твоих золотых глазах светится счастливая Аркадия. Я верю, ты пришла к нам для того, чтобы показать, как далеки мы от нее. - И, не в состоянии наклониться к кошечке, чтобы погладить ее, мистер Левендер стал потихоньку опускаться на траву. - Бог Пан умер, - сказал он, усевшись и положив ногу на ногу, - и Христа тоже нет в живых. О лунная кошечка! Кошечка положила голову ему на ладонь, а Блинк ткнулась ему носом в губы. - Ой, я сейчас чихну, - зашептала странно растроганная престарелая леди. - Потяните себя за верхнюю губу посильнее, пока она не станет как у германской императрицы, и считайте до девяти - пробормотала в ответ юная леди. Пока престарелая леди тянула себя за губу, мистер Левендер снова заговорил: - Жизнь в наше время - это цепь взрывов. Благовоспитанность исчезла, красота стала недосягаемой мечтой. Когда у тебя будут котята, о лунная кошечка, воспитай в них добрую волю, научи их любить молоко, собачек и солнце. Лунная кошечка, которая сидела уже у него на плече, провела кончиком хвоста по его подергивающейся правой брови, а ревнивая Блинк тотчас жадно лизнула хозяина в левую скулу. Одной рукой мистер Левендер гладил кошечку по голове, другой играл завитками, спадающими на лоб Блинк; и наши наблюдательницы могли видеть его сияющие глаза и взъерошенные волосы. - Как это дивно! - пробормотала престарелая леди. - Ущипните меня, - прошептала юная, - пониже, посильнее! О-о! - О лунная кошечка, - продолжал мистер Левендер, - приди к нам и будь с нами! Принеси нам котят в ванной комнате и позабудь этот кровавый железный век. И юная и престарелая леди вытирали слезы, выступившие у них на глазах, но вдруг сильно изменившийся голос мистера Левендера заставил их удвоить внимание. Его лицо внезапно стало напряженным и обеспокоенным. - Никогда, - проговорил он, - никогда мы не примем доктрины наших общих врагов. Сила не есть право, джентльмены. Поднявший меч от меча и погибнет. Железом и кровью мы истребим это вредоносное племя. В их стране не останется камня на камне, ни одного мирно спящего ребенка. Мы восстановим законы человеколюбия и для этого, если нужно, пройдем через кровавые реки и железные горы. - Кого это он называет джентльменами? - прошептала престарелая леди. Но Блинк, взволнованно лизнув мистера Левендера в губы, установила столь полную тишину, что юная леди не отважилась ответить. Паузу прервало мурлыканье. - Прочь, Блинк, прочь! - сказал мистер Левендер. - Посмотри, какие прекрасные манеры у этой лунной кошечки! Мы все можем поучиться у нее, как себя вести. Видишь, как красиво просвечивают ее ушки? Заметив птицу, кошечка спрыгнула с плеча мистера Левендера, замерла и стала следить за ней; шевелился лишь кончик ее хвоста. - Она бы хотела полакомиться птичкой, - сказал мистер Левендер, вставая, - но мы лучше пойдем домой и дадим ей молочка... - Я думаю, он совершенно нормален, - прошептала престарелая леди, - разве что по временам на него находит... как вы полагаете? - Прекраснейшая печать! - внезапно воскликнул мистер Левендер: на глаза ему попалась лежащая в отдалении газета, которая выпала у него из кармана. - Прекраснейшая печать! Я могу прочесть даже отсюда: "Когда враг рода человеческого говорит "Бог", он богохульствует! Как это не похоже на нас!" - И, оторвав взгляд от газеты, он устремил его, как показалось взволнованным слушательницам, на дерево, под которым они скрывались. - Да! Те невидимые существа, которым открыты сокровенные помыслы наших сердец, знают, что даже самый отпетый джингоист может с полным правом сказать: "Я лучше их". О лунная кошечка, пойдем же! И он направился к дому, бормоча и щелкая языком, Блинк сопровождала его. - Он что, имел в виду нас? - тревожно спросила престарелая леди. - Нет, это как раз на него нашло. Он ведь не совсем сумасшедший, он только так, помешанный. - Разве есть какая-нибудь разница, дорогая моя? - Ну, знаете ли, мы все помешаны на чем-нибудь, вся штука только в том, на чем именно. - На чем же он помешан? - Он, видите ли, получил сообщение. По воздуху. Никогда в жизни не получала сообщений по воздуху, - сказала престарелая леди. - Вероятно, это потому, что я все время провожу у себя дома, разве что хожу собирать лекарственный мох. - Это ничего. Еще получите. - Ну хорошо. Я расскажу племяннику обо всем, что здесь увидела, - сказала престарелая леди. - До свидания. - До свидания, - ответила юная леди, и, подняв с травы желтую книжку, она опять удобно устроилась в гамаке и зажгла погасшую сигарету. VII ...ПОСЕЩАЕТ РЕДАКТОРА И ОТЫСКИВАЕТ КРЕСТЬЯНИНА Лишь через несколько дней после падения из окна тело мистера Левендера начало приобретать утраченную гибкость, столь необходимую для возвращения к общественной жизни. Тем не менее он проводил время с пользой, поглощая газеты и преисполняясь вдохновением. Во вторник утром, вспомнив, что ему до сих пор не прислали гранок интервью, и решив, что он не может более пренебрегать столь важным делом, он направил стопы в редакцию выдающейся газеты, от которой как он понял, исходя из чисто оккультных расчетов, - и приходил корреспондент. В каменном подъезде он спросил какого-то молодого человека, как найти редактора, молодой человек внимательно посмотрел на него и сказал: - Ах, сэр, это вы! Редактор вас ожидает! Не подниметесь ли наверх? Обрадованный тем, что его ожидают, мистер Левендер поднялся по лестнице. Молодой человек провел его через несколько вертящихся дверей в приемную, где молодая женщина печатала на машинке. - Одну минуточку, - сказал молодой человек и исчез за следующей дверью. Из-за двери донесся приглушенный голос, и почти тотчас мимо мистера Левендера в колонну по одному прошагали вышедшие оттуда четыре распираемых смехом джентльмена с блокнотами в руках. - Прошу вас, сэр, - сказал молодой человек. Мистер Левендер вошел в просторную комнату с почти роскошной обстановкой, где седовласый господин с длинной верхней губой и туманным взором возлежал в кресле за письменным столом и курил сигару. Увидев посетителя, он встал и протянул руку. - Рад вас видеть, сэр, - сказал он. - Садитесь. Вы курите? Мистер Левендер покачал головой и присел на кончик стула с зеленой кожаной обивкой. Снова развалившись в кресле, редактор в знак уважения к мистеру Левендеру положил ногу на ногу и, уткнув подбородок в грудь, заговорил: - Относительно вашей статьи. Единственная помеха, разумеется, в том, что я сейчас из номера в номер печатаю эту штуку об англичанах в плену - большой успех! Вероятно, вы видели? - Да, конечно, - ответил мистер Левендер, - я читаю вас ежедневно. Редактор сделал жест, показывающий, что он польщен, и, еще сильнее уткнув подбородок в грудь, продолжал: - Может быть, это будет идти еще неделю, может быть, кончится завтра - ничего не предугадаешь. Но пока я получаю горы писем. Огромный читательский интерес. - Да, да, - подтвердил мистер Левендер, - это весьма важно. - Конечно, мы могли бы напечатать и это и ваше одновременно. Но боюсь, они убьют друг друга. Все же... - Я бы не хотел... - начал мистер Левендер. - Знаете ли, я убежден, что публике надо давать только то, чего она хочет, - продолжал редактор. - Полагаю, лучше поговорить с редактором последних известий, - и он подул в рожок. - Пришлите мне мистера Трескинсона. Ваше дело чревычайно важно, сэр. Думаю, что мы начнем печатать вас с четверга. Да-да, следует ожидать, что к тому времени публике надоедят англичане в плену. - Но не заставляйте меня... - начал мистер Левендер. Взгляд редактора на секунду прояснился. - Вы хотите отнести это куда-нибудь еще, если мы... Прекрасно! Итак, я думаю, мы будем печатать их одновременно. Послушайте, мистер Трескинсон, - мистер Левендер увидел человечка, похожего на Бетховена, который хмуро смотрел, из-под очков, - как по-вашему, можем мы печатать о немецких пленных одновременно с английскими или же они убьют друг друга? Изумленный мистер Левендер чуть не упал со стула. - Вы что... - сказал он. - Разве это?.. Человечек, похожий на Бетховена, икнул и хрипло выговорил: - Поток писем уменьшается. - Вот оно что, - пробормотал редактор, - полагаю, мы прикроем эту штуку к четвергу. Новую пустим со вторника. На видном месте, Трескинсон. Это подогреет чувства и направит их. Все к лучшему, все к лучшему. Мнение созрело. - Затем он, казалось, на мгновение засомневался, и его подбородок вновь опустился на грудь. - Не знаю, - бормотал он, - конечно, это может... - Пожалуйста, - начал мистер Левендер, поднимаясь; человечек в очках снова икнул. Эти два движения, видимо, придали редактору решимость. - Все в порядке, сэр, - сказал он, тоже поднимаясь, - все в полном порядке. Мы говорим "четверг", и мы рискнем. Четверг, Трескинсон. - И он протянул руку мистеру Левендеру. - До свидания, сэр, до свидания. Рад был видеть вас. Так вы не хотите печатать под своим именем? Впрочем, это не имеет значения, все равно, только вы могли написать так. Фраза закручена превосходно! Вас и так узнают. - И мистер Левендер в сопровождении Трескинсона оказался в приемной. "Как ошеломляюще быстро он решил все вопросы, - думал он. - И притом не только решал, он все это время отдыхал! Но не произошло ли ошибки?" Мистер Левендер хотел было спросить об этом у своего спутника, но тот, икнув где-то в отдалении, исчез из виду. Оставшись в одиночестве, мистер Левендер подумал, не стоит ли вновь попроситься на прием к редактору, но в это время четыре джентльмена с блокнотами в руках колонной по одному прошагали в кабинет. - Моя фамилия Левендер, - решительно сказал он молодой женщине. - Здесь не произошло недоразумения? - Нет, - ответила она, не поднимая головы. Мистер Левендер тихонько вышел из приемной. "Быть может, в интервью я сказал больше, чем сейчас помню, - думал он. - В следующий раз я обязательно потребую гранки. А может быть, они приняли меня за какого-нибудь другого общественного деятеля?" Но эта мысль была ему настолько неприятна, что он постарался выкинуть ее из головы и вышел на улицу. В четверг - это как раз был день, когда мистер Левендер собирался возобновить свои ораторские поездки - он с волнением раскрыл уже упоминавшуюся выдающуюся газету. На первой же странице над третьим столбцом стоял заголовок: "Великий Деятель призывает нас исполнить долг". Статья, занимавшая один столбец драгоценной газетной полосы, начиналась призывом столь волнующим, что, не прочитав и двадцати строк, мистер Левендер совершенно убедился в том, что ее автор не кто иной, как он сам; скажи ему кто-нибудь, будто данное излияние чувств не принадлежит ему, он тотчас же объявил бы сказавшего это лжецом. Статья бросала читателя в жар и в холод и заканчивалась страстным призывом к англичанам уморить голодом всех германских военнопленных. Сияя от восторга, мистер Левендер положил газету на стол. "От слов я перейду к делу, - подумал он, - я немедленно поеду в какой-либо сельский район, где работают пленные немцы, и добьюсь, чтобы наши крестьяне исполнили свой долг". От волнения позабыв позавтракать, он сунул газету в карман, надел пыльник и широкополую шляпу и вышел к поданному автомобилю, в котором уже сидела Блинк, не успевшая позабыть печальный опыт недавнего путешествия. - Мы поедем в сельскую местность, Джо, - сказал он, влезая в автомобиль. - Отлично, сэр, - ответил Джо, и, не замеченные населением, они углубились в марево жаркого июньского утра. - Что же дальше, сэр? - спросил Джо после трехчасовой езды. - Мы вроде приехали. Мистер Левендер, завороженный красотой сменявшихся пейзажей, очнулся от грез и сказал: - Я ищу германских военнопленных. Джо, когда вы увидите крестьянина, остановитесь. - Какого сорта крестьянина? - спросил Джо. - Разве они бывают разных сортов? - улыбаясь, возразил мистер Левендер. Джо подмигнул. - Вы никогда не жили в деревне, сэр? - Не долее, чем по нескольку недель, Джо, если не считать Рочестера. Разумеется, я прекрасно знаю Истберн. - Я знаю Истберн насквозь, - сказал Джо, уклоняясь от темы разговора, - я там однажды был официантом. - Жизнь официанта, вероятно, очень интересна. - Еще бы. Только терпением запастись приходилось. Говорят, терпеливым все в жизни дается. А насчет крестьян вы узнаете много неожиданного, сэр. - Я всегда готов к этому, Джо, ведь представить в деталях все разнообразие общественной деятельности просто невозможно. - Я вам сейчас расскажу о крестьянах. Мне как-то пришлось путешествовать на своих двоих. - И чем вы только не занимались, Джо! - Что верно, то верно, сэр. Я был моряком, бродячим торговцем, официантом, рабочим сцены, кочегаром, и я не знаю, что из этого можно назвать тепленьким местечком. Но опять же о крестьянах: есть старый английский тип, такой ходит в плисовых штанах, - обходите его подальше, может укусить. Есть современный научный фермер, но, чтобы найти такого, нам пришлось бы поискать недельку. И есть жалкий, обшарпанный мужичонка, не думаю только, чтобы такой мог вам пригодиться. - Что же мне делать? - спросил мистер Левендер. - Закусить, - ответил Джо. Мистер Левендер вздохнул: чувство голода в нем боролось с чувством долга. - Мне бы хотелось сначала отыскать крестьянина, - сказал он. - Ладно, сэр, мы подъедем вон к тем букам, вы там походите, поищете, а я тем временем приготовлю завтрак. - Это превосходная мысль. - Еще одна вещь, - сказал Джо, когда его хозяин собрался на поиски, - не принимайте каждый дом за ферму. Это теперь в основном коттеджи нашей знати, в них живут одни психи. - Я буду очень осторожен, - заверил мистер Левендер. "О прекрасная земля! - думал он, удаляясь от буков в сопровождении Блинк. - Как радостно видеть, что под влиянием военной необходимости ты вновь даешь нам обильные урожаи! Наш крестьянин, безусловно, должен чувствовать себя счастливым человеком, ибо он благородно трудится на благо отечества, позабыв о собственном благосостоянии. Как дружно цветут эти бобы! - размышлял он, глядя на картофельное поле. - Раз уж я здесь, я должен призвать крестьян не только исполнить долг по отношению к пленным немцам, но и увеличить производство продуктов питания". - Блинк! Блинк задержалась у ворот, мимо которых он уже прошел. Возвратившись к собаке, мистер Левендер увидел, что мудрое животное смотрит сквозь штакетины на спину крестьянина, который неподвижно стоит на поле ярдах в тридцати от ворот. - Скажите, вы не... - живо начал мистер Левендер. - У вас работают германские военнопленные, сэр? Крестьянин, видимо, не слышал его слов. "Это, должно быть, старый английский тип, флегматик", - подумал мистер Левендер. Крестьянин, который действительно был в котелке и плисовых штанах, продолжал озирать свои владения, даже не поглядев в сторону мистера Левендера. - Я хочу задать вам вопрос, сэр, - сказал мистер Левендер погромче. - Но как бы патриотически ни увлекал вас вид возделанной вами земли, все же нет оснований быть невежливым. Крестьянин и ухом не повел. - Сэр, - вновь заговорил исполненный терпения мистер Левендер, - хотя я слыхал, что изо всех людей на свете английский крестьянин менее всего поддается воздействию новых идей, я никогда не верил этому; и я убежден, что стоит вам меня выслушать, как все ваши взгляды на будущее сельского хозяйства Англии в корне изменятся. Ему внезапно пришло в голову, что не скоро еще может представиться случай сказать перед сельской аудиторией речь об увеличении производства продуктов питания, не мог же он упустить такой случай. Крестьянин тем не менее по-прежнему стоял к нему спиной, уделяя его словам внимания не более, чем жужжанию мухи. - Вы обязаны меня выслушать, - закричал мистер Левендер, бессознательно подражая некоему оратору прошлого, и, уловив, как ему показалось, звуки хихиканья, он выбросил правую руку вперед и воскликнул: - Трава, джентльмены, трава - вот основа основ. Мы взялись за рукояти плуга, - при этих словах его воображение взыграло, и он продолжал свою речь голосом, рассчитанным на огромную толпу крестьян, которые, как ему казалось, стояли к нему спиной, - и мы не выпустим: их до тех пор, пока каждый акр нашей родины не будет распахан. В будущем мы должны прокормить не только себя, но и наших собак, наших лошадей, наших детей, мы должны вернуть нашей стране ее былую славу в области древнейшего труда. Не пытайтесь возражать мне, - продолжал он, очаровательно улыбнувшись, ибо вспомнил, что, говоря с сельской публикой, надо проявлять добродушие, - и не пытайтесь намазывать мне хлеб маслом, потому что в будущем нам придется подумать и о маргарине. Одним словом, давайте оставим все предрассудки и отринем малодушие, пока наша страна вновь не расцветет, как сплошное пшеничное поле с несметными стадами коров. Господи, я вообще не против традиций, только сначала давайте решим стоящую перед нами проблему, не отступая ни на шаг от великих принципов Свободной Торговли, Частной Собственности и Личной Свободы, которые превратили наши города в огромнейшие, населеннейшие и богатейшие места под солнцем, которое, как известно, никогда не заходит над Британской империей. Нам следует постоянно изучать эту проблему в деталях и в целом, только тогда мы добьемся полного переворота в жизни страны, не пожертвовав ни одним принципом и ни единым пенни. Верьте мне, джентльмены, мы непременно добьемся того, что наши волки будут сыты и овцы целы. Мистер Левендер перевел дух, и в глазах его запрыгали заголовки завтрашних газет с его речью: "Кризис" - "Волки сыты и овцы целы" - "Важнейший вывод". Ветер, несколько окрепший за время речи мистера Левендера, вздул в этот миг одежду крестьянина, и она издала звук, похожий на шорох, пробегающий по взволнованной аудитории. - Ах! - воскликнул мистер Левендер. - Я вижу, что взволновал вас, джентльмены. Клеветники, кто называет вас равнодушными! Да и разве вы не становой хребет отечества, заключающий в себе спинной мозг, по которому проходят соки, питающие головной мозг? И разве вы не сразу же откликнетесь на призыв, столь простой и столь жизненно важный? Уверяю вас, джентльмены, здесь нечего раздумывать, чем меньше вы будете думать, тем лучше, ибо раздумья лишь уменьшили бы вашу решимость и отвлекли бы вас от поставленной цели. Ваш долг - смело идти твердой поступью вперед, идти, пылая очами. Лишь так победим мы нашего общего врага. Выкрикнув эти слова, мистер Левендер вдруг остановился, как часы, в которых кончился завод, и протер глаза. Блинк, во время речи хозяина рыскавшая по полю, встретила неведомое ей четвероногое, называемое кроликом, и, в ужасе бросившись прочь от него, ткнулась в ноги крестьянину, отчего его штаны упали наземь, обнажив палки, на которых они держались. Увидев это, мистер Левендер громко воскликнул: - Сэр, вы обманули меня. Я принял вас за человека. Теперь я вижу, что вы самовлюбленный автомат, занятый лишь своими делами и лишенный малейшей частицы патриотического чувства. Прощайте же! VIII ...МОРИТ ГОЛОДОМ НЕМЦЕВ Расставшись с пугалом, голодный мистер Левендер приходил в отчаяние от того, что не встретил ни одного пленного немца. И вдруг он увидел перед собою небольшой карьер и в нем трех человек. У этих одетых в грубые куртки, насквозь пропыленных рабочих было в лице нечто столь безошибочно тевтонское, что мистер Левендер остановился как вкопанный. Они не придали его появлению никакого значения, а может, не заметили его совсем, и продолжали мрачно и молчаливо просеивать щебенку. Мистер Левендер уселся напротив них на придорожный камень, и сердце его сжалось. "Какие они худые и грустные! - подумал он. - Я бы ни за что не хотел оказаться в плену вдали от родины, среди враждебного народа, где ни одна женщина не улыбнется тебе и ни одна собака не помашет хвостом. Бедняги! Хотя и необходимо ненавидеть немцев, все же, мне кажется, нельзя забывать, что все мы люди. Это слабость, - сдерживал он себя, - которой ни один редактор не допустит ни на секунду. Я должен бороться с ней, если хочу исполнить свой долг и убедить наш народ морить их голодом. Но у них уже такой голодный вид, такие впалые щеки! Я должен быть твердым. Быть может, дома у них есть жены и дети, которые сейчас думают о них. Но в конце концов они же гунны. Как это сказал наш великий писатель? "Червь - существо не более достойное сожаления, чем тигр или крыса". Как это верно! И все же... Блинк! - Собака, сидевшая перед ним, глядела на него с пристальностью, изобличавшей желание поесть. - Да, - продолжал мистер Левендер, - жалость - свойство слабых. Этот порок был некогда - широко распространен в нашей стране; война произвела в нас по крайней мере одну благодетельную перемену - мы все более приближаемся к мужественной, ничего не прощающей натуре тигра и крысы! Да здравствует жестокость! Вот единственный полезный урок, который нам преподали германцы, мы ведь совсем позабыли искусство быть жестокими. О, какой опасности мы подвергались! Слава богу, сегодня в наших рядах снова стоят знатоки этого дела. - Глубокая морщина появилась у него между бровями. - Да, истинные знатоки! Как я преклоняюсь перед славными газетчиками и великой толпою очевидцев, которые превозмогли жалость, этот пагубный порок. "Гунны должны быть стерты с лица земли, вырваны с корнем, уничтожены в зародыше - в этом главнейший долг великого человеколюбивого народа Британии. Записывайтесь, леди и джентльмены, записывайтесь!" Великие мысли - великие слова! И все же... Лоб мистера Левендера покрылся испариной; немцы продолжали просеивать щебенку, а Блинк, не отрываясь, глядела на него своими немигающими блестящими глазами. "Как ужасно быть человеком, - подумал он. - Если бы я был только общественным деятелем и мог бы отринуть все человеческое, индивидуальное, как легко бы мне стало! Когда же ты не только общественный деятель, но к тому же и человек, положение твое затруднительно. У человека есть чувства, и это мешает, мешает! Не должно быть никакой связи между исполнением гражданского долга и человеческими чувствами! Надо, чтобы ты мог, не дрогнув, уморить голодом своего врага, чтобы ты, не моргнув, мог смотреть, как он тонет. Короче говоря, надо стать настоящим гунном. Мы все должны стать гуннами. Блинк, дорогая, мы все должны быть гуннами! Я должен закалять волю!" - И мистер Левендер отер испарину со лба; хотя его и посетила великая идея, ему все же не хватало зверского героизма осуществить ее. "Мой долг, - подумал он, - приказать этим голодным, несчастным людям следовать за мной, чтобы они видели, как я завтракаю. Это мой долг. Боже, придай мне силы! Ибо пока я не принесу в жертву свое мягкосердечие, я недостоин называться общественным деятелем, недостоин печатать свои мысли в газетах. En avant, de Bracy!" {Вперед, де Браси! (франц.).}. Приняв это решение, он поднялся, Блинк тоже встала. Перейдя через дорогу, он стиснул кулаки и визгливым от волнения голосом спросил: - Голодны ли вы, друзья мои? Немцы перестали просеивать щебенку и взглянули на него. Один из них кивнул. - Хотите ли вы пить? На этот раз все трое закивали головами. - Следуйте за мной, - сказал мистер Левендер. И он зашагал по дороге назад, сопровождаемый Блинк и тремя немцами. Дойдя до буков, тени которых показывали, что было уже далеко за полдень, мистер Левендер увидел, что Джо давно уже разложил завтрак на ровной полянке и доканчивает свою долю. "Что у нас на завтрак? - подумал мистер Левендер, испытывая некий ужас. - У меня такое чувство, словно я собираюсь есть человечину". И он оглянулся на троих немцев, неуклюже топтавшихся позади него. - Прошу вас, садитесь, - сказал он. Немцы сели. - Джо, - обратился мистер Левендер к удивленному шоферу, - подайте мой завтрак. Побольше, побольше, и еще стаканчик пива. - И, став бледнее своего пыльника, он решительно сел на буковый пень; Блинк расположилась рядом с ним. Пока Джо накладывал паштет на тарелку и наливал стакан пенящегося пива, мистер Левендер смотрел в упор на немцев и испытывал муки осужденного на казнь. "Я не сдамся, - говорил он себе, - если бог поможет мне, я, конечно, не сдамся. Ничто не помешает мне выполнить мой долг". И глазами, вытаращенными, как у загнанного кролика, он смотрел на приближающегося Джо с тарелкой и стаканом в руках. Те трое тоже следили за действиями шофера, и, как показалось мистеру Левендеру, на их глазах проступили слезы. "Смелей!" - приказал он себе, поддевая вилкой кусочек посочнее и отправляя его в рот. Не менее минуты он катал его языком, ибо не мог проглотить, а немцы, не отрываясь, смотрели на него, и в глазах их появилось мрачное удивление. "Если бы это я был пленным в Германии, - лихорадочно думал, он. - Ну, ну же! Ведь это только первый кусок!" - И, сделав нечеловеческое усилие, он проглотил его. - Смотрите на меня! - выкрикнул он, обращаясь к немцам. - Смотрите на меня! Меня... меня... меня сейчас вытошнит! - И, отставив тарелку в сторону, он, шатаясь, пошел прочь. - Джо, - бормотал он, - кормите этих бедняков, кормите! Пусть они пьют, пусть едят! - И, выйдя из буков, он изверг все, что только что проглотил, к великой радости Блинк. Затем, отогнав рукой подоспевшего Джо, терзаемый совестью, мистер Левендер ринулся к зарослям орешника и там бросился наземь. Он хотел провалиться сквозь землю. "Нет, - думал он, - нет, я не создан для общественной деятельности. Я не выдержал первого же испытания. Видел ли мир что-нибудь более отвратительное? Я предал свою страну и бросил тень на общественную деятельность. Эти немцы теперь до отвала наелись паштета и наглотались пива. Я ничтожный трус, недостойный зашнуровывать ботинки великим вождям Англии! Само солнце - свидетель моего позора". Он не знал, сколько пролежал там, прижавшись лицом к земле, но вдруг послышался голос Джо: - Вот вы где, сэр! - Джо, - еле слышно ответил мистер Левендер, - мое тело здесь, но дух отлетел от него. - Ну да! - сказал Джо. - Расстроились малость. Вот глотните-ка, сэр! - И он протянул хозяину колпачок от фляжки, наполненный коньяком. Мистер Левендер выпил. - Они ушли? - тяжело дыша, выговорил он. - Ушли, сэр, - ответил Джо, - не сыты, не голодны. Откуда вы их выкопали? - Из карьера, - сказал мистер Левендер. - Никогда не прощу себе, что изменил королю и отечеству. Я накормил трех немцев. Оставьте меня, я недостоин быть в обществе своих соотечественников. - Что вы такое говорите, сэр! - удивился Джо. - Какие немцы? Взглянув в лицо шоферу, мистер Левендер увидел на нем все признаки безграничного изумления. - Отчего вы на меня так смотрите? - спросил он. - Немцы? - повторил Джо. - Какие немцы? Эти, три болвана с дороги такие же англичане, как мы с вами. О чем вы говорите, сэр? - Как! - воскликнул мистер Левендер. - Так это не немцы? - Их зовут Томкинс, Хобсон и Браун, это такие идиоты! - Слава тебе, господи! - сказал мистер Левендер. - Выходит, я еще могу называть себя английским джентльменом. Джо, я очень проголодался. Осталось ли у нас что-нибудь? - Ни крошки, сэр, - ответил Джо. - Тогда отвезите меня домой, - сказал мистер Левендер. - Теперь мне ничего не страшно, ибо мой дух возвратился ко мне. Проговорив это, он встал и, поддерживаемый Джо, проследовал к автомобилю, всем сердцем благодаря бога за то, что тот не дал ему опозорить отечество. IX ...БЕСЕДУЕТ С ЧЕЛОВЕКОМ, ОТКАЗЫВАЮЩИМСЯ ИДТИ НА ВОЕННУЮ СЛУЖБУ - М-да, - проговорил мистер Левендер, когда они отъехали миль двадцать, - мой голод становится нестерпимым. Если нам попадется какая-нибудь гостиница, остановитесь, Джо. - Порядок, сэр, - ответил Джо. - Правда, гостиницы теперь не те, что были, но что-нибудь перекусить нам дадут. Ваши карточки я прихватил. Мистер Левендер, сидевший рядом с Джо, в то время как Блинк занимала все заднее сиденье, молчал не менее минуты, ибо его посетила философическая мысль. - Как вы полагаете, Джо, - внезапно спросил он, - полезны ли вам жертвы, на которые вас принуждают идти? - Это полезно для жажды, сэр, - ответил Джо. - Никогда в жизни я так дико не хотел пить, как теперь, когда пиво балуют водой. От такого только растрава. Кстати, та бутылочка, что была на завтрак, - последняя из домашних припасов, сэр, с ума можно сойти! И подумать только, эти болваны ее прикончили! Кабы мне знать, что они немцы, уж я бы им ее не уступил! - Прошу вас, - сказал мистер Левендер, - не напоминайте мне об этом. Иногда мне кажется, - продолжал он настолько мечтательно, насколько позволял голод, - что когда человека вынуждают терпеть лишения, в нем пробуждаются самые низменные страсти, разумеется, я говорю как простой человек, а не как общественный деятель. Как вы думаете, Джо, что произойдет, когда нам не нужно будет более жертвовать собой? - Тогда мы будем делать то, что всегда делали: будем жертвовать другими, - легкомысленно ответил Джо. - Будьте серьезны, Джо, - сказал мистер Левендер. - Ладно, - ответил Джо, - не знаю, что будете делать вы, сэр, а я-то уж гульну годок-другой. Мистер Левендер вздохнул. - Сомневаюсь, чтобы я мог последовать вашему примеру, - сказал он. Джо взглянул на хозяина, и в его зеленоватых глазах засветилось сочувствие. - Не горюйте, сэр, - сказал он, - все дело в том, кто как устроен. Вас бы такая жизнь в неделю доконала. - Неделю! - проговорил мистер Левендер, захлебываясь слюной. - Верю, что я не смогу забыть свои обязанности на целую неделю. Общественные деятели не "гуляют", как вы выражаетесь, Джо. - Осторожно, сэр, я не могу вести машину, не глядя на дорогу. - Да и как им "гулять"? - продолжал мистер Левендер. - Ведь они, как атлеты, должны ежедневно тренироваться, чтобы побеждать в своей вечной борьбе с народом. - Ну, - снисходительно ответил Джо, - это тоже пьянство особого рода, они все время на взводе, накачивают себя и усыпляют других. - Не знаю, Джо, что вы имеете в виду, - строго сказал мистер Левендер. - Разве вы не замечали, сэр? Существуют два мира: мир, как он есть на самом деле, и мир, каким он кажется общественному деятелю. - Может быть, это и так, - согласился несколько взволнованный мистер Левендер, - но скажите, Джо, который из этих миров величественнее, благороднее? И разве другой мир имеет хоть какое-нибудь значение? Конечно же, я за мир, который возникает в умах великих людей, существует на бумаге, к которой прикасалось их перо, и процветает на словах, с которыми они обращаются к народу. Разве не лучше жить в мире, где никто не боится умереть с голоду или быть убитым, коль скоро это означает смерть за короля и отечество? Разве этот мир не прекраснее того, в котором люди хотят жить и только? - Ну, - сказал Джо, - мы все готовы умереть за отечество, коли надо. Только смерть нам не кажется увеселительной прогулкой, мы ведь не общественные деятели. Уж очень все легко у них получается. - Джо, - сказал мистер Левендер и даже на миг заткнул уши, - это самое ужасное кощунство, которое я когда-либо слышал. - Я еще и не то могу сказать, сэр, - ответил Джо. - Как, продолжать? - Продолжайте, - сказал мистер Левендер, стиснув кулаки, - общественный деятель не уклоняется ни от чего, даже от враждебных насмешек. - Ладно, так что же получается, сэр? Посмотрите, что они говорят и что есть на самом деле. Имейте в виду, я не говорю про английских или еще каких деятелей, я говорю про тех, каких много в любой стране. Это что-то вроде тайного общества, основанного на трепотне. Послушайте, сэр. Вот один просиживает штаны и сочиняет что-нибудь высокое. Потом вылезает другой и кричит что-нибудь еще более высокое, потом они вместе просиживают штаны и кричат до тех пор, пока атмосфера не накалится так, что не продохнешь; причем все это время мы все хотим, чтобы нас оставили в покое, и слушаем их только по доброте душевной. У этих типов только две слабости: одна - это идейки, а другая - их собственные персоны. Им надо быть важными, а без идей не поважничаешь, образуется порочный круг. Когда я вижу, что человек важничает, я говорю себе: "Господи, помоги нам, нам это очень скоро понадобится!" Раньше или позже так оно и выходит. Я скажу вам, сэр, какое проклятие тяготеет над миром: люди научились говорить то, чего не чувствуют. И, господи, сколько их таких! - Джо, - сказал мистер Левендер, у которого глаза вылезали на лоб, - ваши слова - это похоронный звон по поэзии, философии и прозе, особенно прозе. Они могила истории, которая, как вам известно, состоит из войн и интриг, порожденных мыслями общественных деятелей. Если бы ваши низкие взгляды соответствовали действительности, кто бы сказал нам, участникам великой эпической борьбы, ободряющие слова о том, что мы творим историю? Разве была произнесена у нас хоть одна речь, которая не пролила бы целительный бальзам в наши уши? Подумайте о том, какую поддержку дают эти слова сиротам и вдовам и раненым бойцам, которые лежат под звездами и страждут. "Творить историю", "играть решающую роль в великой драме" - вот лозунг, вечно стоящий перед нами, который служит утешением нам и опорой им. И вы бы хотели лишить нас этих слов? Позор, позор! - повторил мистер Левендер. - Вы бы хотели разрушить волшебство жизни и уничтожить все принципы. - Дайте мне факты, - упрямо сказал Джо, - и заберите мои принципы. Насчет волшебства не знаю, что это такое, но можете его тоже взять себе. И вот еще что, сэр: разве вы не замечали, что, когда деятель кипятится и что-нибудь говорит, это превращает его в куклу? Неважно, что будет после, он должен твердить свое, чтобы не выглядеть дураком. - Разумеется, не замечал, - ответил мистер Левендер, - я почти никогда не встречал такой узости у общественных деятелей, и никогда