. Пахло
срезанными цветами. В этой комнате он был счастлив. Разве можно
поверить в то, что сказал доктор? Тут какая-то ошибка. С ним это так
не вяжется. Сперва он едва мог разглядеть фотографию - у него бит
   лось сердце и путалось в голове. Это не я, думал он, когда
изображение худого, бритого, чужого лица с тоскливым взглядом стало
наконец отчетливым. Они совсем не подходили друг к другу - его
воспоминания двадцатилетней давности и этот Артур Роу, с которым
желала побеседовать полиция по делу о... Но доктор Форестер небрежно
оторвал кусок газеты. Неужели за эти двадцать лет он мог так сбиться с
пути? Что бы мне ни говорили, думал он, но здесь, в этой комнате,
нахожусь я. Я не мог измениться, оттого что потерял память. Эта
фотография никак не вяжется и с Анной Хильфе, убеждал он себя. И вдруг
он вспомнил то, что тогда его так удивило и о чем он забыл, - слова
Анны Хильфе: "Это моя обязанность, Артур". Он поднес руку к подбородку
и прикрыл бороду: длинный кривой нос выдавал его, впрочем, и глаза
тоже - взгляд у них был теперь довольно тоскливый. Он оперся руками о
туалетный столик и подумал: да, я Артур Роу. Потом он сказал себе
шепотом: но я не Конуэй, я себя не убью.
   Он Артур Роу, но уже другой. Он стоит рядом с собственной юностью;
он снова начал жизнь сначала. Еще минута, сказал он себе, и прошлое
начнет возвращаться, но я не Конуэй, и я не дам себе стать Стоуном. Я
долго отгораживался от действительности, мозг мой теперь выдержит. Он
чувствовал в себе не только страх, но и ничем не подорванное мужество,
отвагу юности. Он больше не был слишком стар и скован привычками,
чтобы все начать сызнова. Закрыв глаза, он подумал о Пуле, и у границы
его сознания забрезжили, требуя выхода, странные, сменяющие друг друга
образы: книжка под названием "Маленький герцог", слово "Неаполь" -
взгляни на Неаполь и можешь умереть, снова Пул; Пул, сгорбившись в
кресле посреди маленькой убогой комнатки, ест кекс, а доктор
Форестер... он наклоняется над чем-то черным, откуда течет кровь...
Поток воспоминаний сгущался, их становилось все больше - на миг
возникло женское лицо с выражением безысходной печали, а потом снова
исчезло, словно утонуло; голова его раскалывалась от боли, потому что
другие воспоминания стремились вырваться наружу, как ребенок из чрева
матери. Он снова схватился за туалетный столик, чтобы не упасть, он
повторял себе: "Я выстою, я выстою", словно в том, что он будет стоять
на ногах, был залог здоровья, а мозг его разрывался от ужаса перед
вернувшейся жизнью.

                              Книга третья

        ОСКОЛКИ И ОБРЫВКИ

                              Глава первая

        СМЕРТЬ РИМЛЯНИНА

                                      Занятие, которое вряд ли было таким приятным.
                                               "Маленький герцог"

        I

   Роу шел за человеком в синем мундире по каменной лестнице и по
коридору со множеством дверей; некоторые двери были открыты, и видны
были комнаты одинаковой формы и величины, похожие на исповедальни.
Стол и три стула - вот и вся обстановка; стулья были твердые, с
прямыми спинками. Провожатый открыл одну из дверей - с таким же
успехом, казалось, он мог открыть любую другую - и сказал:
   - Обождите, пожалуйста, здесь, сэр.
   Было раннее утро, в стальной раме окна висело серое холодное небо.
Последние звезды только что погасли. Роу сидел, зажав руки в коленях,
и терпеливо ждал, тупея от усталости. Усилия, которые он потратил,
чтобы добраться сюда, вконец его измотали; он даже толком не понимал,
что для этого делал, - помнил только, как долго шел пешком по темным
проселкам до станции, каждый раз вздрагивая, когда замычит со сна
корова за живой изгородью или закричит сова; бесконечное хождение
взад-вперед по платформе, пока не пришел поезд; запах травы и пара.
Контролер потребовал билет, но билета у него не было, как и денег на
билет. Он знал свое имя или предполагал, что его знает, но не мог
сообщить своего адреса. Железнодорожник оказался человеком
покладистым: наверное, вид у Роу был очень больной. Он спросил, не
может ли Роу назвать кого-нибудь из друзей, но тот ответил, что друзей
у него нет.
   - Мне надо в полицию, - сказал он, и контролер добродушно заметил:
   - За этим, сэр, так далеко не надо ездить.
   Тогда он ужасно испугался, решив, что его сейчас вернут назад, как
беглого мальчишку. Контролер спросил:
   - Вы, сэр, один из больных доктора Форестера, так? Если вы сойдете
на следующей станции, оттуда позвонят и попросят прислать за вами
машину. Ждать придется не больше получаса.
   - Не хочу.
   - Вы, как видно, заблудились, сэр, но с таким джентльменом, как
доктор Форестер, можно ни о чем не беспокоиться.
   Роу собрал нее силы и твердо заявил:
   - Я еду в Скотленд-ярд. Меня там ждут. И если меня задержат, вы
будете отвечать.
   На следующей остановке - платформа длиной в несколько метров и
деревянный сарай посреди ровного темного поля - он увидел Джонса; они
с Форестером, по-видимому, пошли к нему в комнату, обнаружили, что его
нет, и Джонс сразу же поехал на станцию. Джонс подошел к его купе с
деланным благодушием; позади стоял проводник.
   - Ах, вот вы где, старина, - запинаясь, сказал Джонс, - ну-ка
спускайтесь. У меня здесь машина - мигом будем дома.
   - Я не поеду.
   - Доктор очень расстроен. У него был тяжелый день, он вышел из себя
и наговорил вам много лишнего.
   - Я не поеду.
   Проводник подошел ближе, показывая, что охотно поможет, если нужно
будет применить силу. Роу закричал в бешенстве:
   - Вы еще не оформили свидетельства, что я сумасшедший! И не имеете
права силой вытаскивать меня из поезда!
   Проводник пододвинулся поближе. Он тихонько шепнул:
   - У этого джентльмена нет билета...
   - Неважно, - неожиданно отмахнулся Джонс, - все в порядке. - Он
наклонился к двери и шепнул: - Желаю удачи, старина.
   Поезд отошел, окутав паром автомобиль, сарай и фигуру человека,
который не смел помахать ему вслед. И вот теперь все его беды позади,
впереди только одна беда: суд за убийство.
   ...Роу все сидел; стальное небо побледнело, послышались гудки
первых такси. Дверь открылась, и толстый рассеянный человек в
двубортном жилете, поглядев на него, спросил; "Где же Билл?" - но не
стал ждать ответа. Из гавани донесся долгий пронзительный крик
парохода. По коридору кто-то прошел, насвистывая, продребезжала чайная
посуда, издалека пахнуло жареной селедкой.
   В комнату бодро вошел тот же толстяк, у него было круглое, не по
росту большое лицо и маленькие светлые усики. В руках он держал
листок, который Роу заполнил внизу.
   - Значит, вы и есть тот самый мистер Роу? - строго спросил он. -
Слава богу, вы наконец пришли. - Он нажал звонок, и в дверях появился
сержант в форме: - Бивис дежурит? Попросите его сюда.
   Он сел, скрестил пухлые ляжки и стал разглядывать свои ногти. Руки
у него были холеные; он разглядывал их с разных сторон и, казалось,
был обеспокоен заусеницей на левом большом пальце. И при этом молчал,
явно не желая разговаривать без свидетелей. Потом в комнату вошел
рослый человек в костюме из магазина готового платья с блокнотом и
карандашом в руках и занял третий стул. У него были громадные уши,
торчавшие перпендикулярно черепу, и какое-то странное выражение
бессловесной подавленности, словно он чувствовал себя слоном, попавшим
в посудную лавку. Когда он неуклюжими пальцами нажимал карандашом на
бумагу, казалось, либо карандашу, либо бумаге пришел конец и что сам
он боится за их судьбу.
   - Так вот, - начал франтоватый толстяк, припрятав до поры до
времени свои ногти под пухлые ляжки, - значит, вы, мистер Роу, пришли
к нам по собственной воле и хотите дать показания?
   - Я увидел фотографию в газете.
   - Мы просили вас явиться несколько месяцев назад.
   - Я узнал об этом только вчера вечером.
   - Видно, вы жили где-то в глуши.
   - Я был в санатории, понимаете?
   После каждой его фразы начинал скрипеть карандаш, превращая
отдельные слова в стройный, последовательный рассказ.
   - В каком санатории?
   - Его содержит доктор Форестер. - Он назвал ближайшую
железнодорожную станцию. Названия места он не знал. - По-видимому, был
налет, - объяснил он, пощупав шрам на лбу, - и я потерял память.
Очнулся я уже там и ничего не знал, кроме отрывочных воспоминаний
детства. Они мне сказали, что меня зовут Ричард
   Дигби. Сначала я даже не узнал себя на фотографии. Видите, борода...
   - А теперь, надеюсь, к вам вернулась память? - резко спросил
толстяк с едва заметным оттенком иронии.
   - Кое-что припоминаю, но не очень много.
   - Весьма удобный вид памяти.
   - Я стараюсь рассказать вам все, что знаю, - воскликнул Роу,
вспыхнув от гнева. - Разве по английским законам человек не считается
невиновным, пока не доказана его вина? Я готов сообщить об убийстве
все, что помню, но я никого не убивал.
   Толстяк заулыбался. Он вытащил из-под себя обе руки, поглядел на
ногти и спрятал руки обратно.
   - Интересно, - сказал он. - Вот вы упомянули об убийстве, а я ведь
ничего о нем не говорил, да и в газетах пока ни слова не было сказано
ни о каком убийстве.
   - Не понимаю.
   - Игру мы ведем честную. А ну-ка, Бивис, прочтите его показания.
   Бивис покраснел, как великовозрастный школьник, читающий у аналоя
Второзаконие:
   - "Я, Артур Роу, по собственной воле даю следующие показания. Вчера
вечером, когда увидел в газете свою фотографию, я впервые узнал, что
полиция желает снять с меня допрос. Последние четыре месяца, страдая
от потери памяти, вызванной травмой при воздушном налете, я находился
в санатории, который содержит доктор Форестер. Память у меня
восстановилась не полностью, но 'я желаю сообщить все, что знаю по
поводу убийства..."
   Полицейский прервал Бивиса:
   - Все точно, не так ли?
   - По-моему, да.
   - Вам будет в дальнейшем предложено подписать ваши показания. А
теперь назовите имя убитого.
   - Не помню.
   - Понятно. Кто вам сказал, что мы желаем вас допросить по поводу
убийства?
   - Доктор Форестер.
   Ответ без запинки, видимо, удивил полицейского. Даже Бивис
помешкал, прежде чем нажать карандашом на листок бумаги.
   - Вам это сказал доктор Форестер?
   - Да.
   - Откуда он знал?
   - Наверно, прочел в газете.
   - Мы ни разу не упомянули об убийстве в газете. Роу устало подпер
рукой подбородок. В голове у него
   снова зашевелился тяжелый сгусток ассоциаций.
   - Может быть... - Пугающее воспоминание зародилось, оформилось,
исчезло: - Не знаю.
   Ему показалось, будто полицейский стал разговаривать с ним чуточку
приветливей.
   - Расскажите нам, что вы помните. В любом порядке.
   - Да уж порядка не ждите. Сначала о Пуле. Он помощник доктора
Форестера в "лазарете", куда отправляют буйных, только я не думаю, что
все они в самом деле буйные. Я знаю, что встречал его раньше, до того
как у меня пропала память. Я припоминаю маленькую убогую комнату с
картиной Неаполитанской бухты. Видимо, я там жил - почему, не знаю.
Странно, что выбрал такое жилье. Ко мне возвращаются больше чувства и
ощущения, чем факты...
   - Неважно, - сказал полицейский.
   - Будто вспоминаешь сон, большая часть которого забылась. Я помню
чувство ноющей тоски и... страха, и еще ощущение опасности, какой-то
странный привкус.
   - Вкус чего?
   - Мы пили чай. Он просил, чтобы я ему что-то отдал.
   - Что?
   - Не могу вспомнить. Помню только какую-то чепуху. Кекс.
   - Кекс?
   - Он был из настоящих яиц. А потом что-то случилось... - Роу
почувствовал страшную усталость. Взошло солнце. Люди отправлялись на
работу. Если бы он знал, в чем была его работа.
   - Хотите чаю?
   - Да. Я немножко устал.
   - Раздобудьте ему чаю, Бивис, и печенье... или кекс.
   Он не стал ничего больше спрашивать, пока не вернулся Бивис, но,
когда Роу протянул руку, чтобы взять кусок кекса, толстяк заметил:
   - Боюсь, в этом нет настоящих яиц. Вам, наверно, испекли кекс дома?
Купить его вы не могли.
   Роу, не задумываясь, ответил:
   - Да я же его не покупал, я его выиграл... - он осекся. - Какая
чушь! Я сказал, не подумав. - Чай его подкрепил, - Тут у вас неплохо
обходятся с убийцами,
   - А вы постарайтесь побольше вспомнить.
   - Я помню: много людей сидят кружком в комнате, потом свет
гаснет... А я боюсь, что кто-то подкрадется ко мне сзади, ударит ножом
или задушит. И чей-то голос... не помню ни единого слова. А потом
лампы зажглись, и какой-то человек лежит мертвый. Наверное, это то,
что, по-вашему, сделал я. Но я не верю, что это правда.
   - А вы могли бы вспомнить лицо убитого?
   - Думаю, что да.
   - Дайте дело, Бивис.
   В маленькой комнате становилось жарко. На лбу полицейского бисером
выступил пота маленькие светлые усики стали влажными.
   - Если хотите, - предложил он Роу, - можете снять пиджак. - Он снял
свой и остался в жемчужно-серой рубашке с серебряными ободками,
подтягивавшими манжеты.
   Бивис принес и положил на стол бумажную папку.
   - Посмотрите эти снимки, там вложены и отдельные фотографии, может,
среди них вы найдете убитого.
   Полицейская фотография - как карточка на паспорте:
одухотворенность, которая скрашивает грубые, пошлые черты, не может
быть поймана дешевым объективом. Очертания - форма носа и рта - ваши,
и все же вы протестуете: это не я.
   Роу машинально листал страницы. Он не мог поверить, что жизнь его
текла среди таких людей. Только раз он на миг усомнился, что-то
шевельнулось в его памяти при виде неподшитой фотографии человека с
зализанной прядью на лбу, карандашом на зажиме слева и бегающими
глазками в сетке морщин - глаза прятались от слишком яркой лампы
фотографа.
   - Знаете его? - спросил полицейский.
   - Нет. Откуда? Кто он, лавочник? На секунду лицо показалось
знакомым, но нет, я его не знаю.
   Он стал листать дальше. Подняв как-то глаза, Роу увидел, что
полицейский снова вытащил руку, - он явно потерял интерес к
происходящему. Фотографий в папке осталось совсем немного, и вдруг Роу
увидел то самое лицо: широкий лоб, темный костюм делового человека, а
за ним, теснясь в памяти, из подсознания вырвалось множество других лиц.
   - Вот! - сказал он и откинулся на спинку стула, чувствуя, что все
вокруг завертелось и его мутит.
   - Ерунда! - сказал полицейский. Сердитый голос едва достигал его
слуха. - Вы меня чуть не обманули... отличный актер... нечего больше
терять время...
   - Они это сделали моим ножом.
   - Бросьте кривляться. Этого человека никто не убивал. Он так же
здравствует, как и вы.

        II

   - Он жив?
   - Конечно, жив. Не понимаю, почему вам надо было выбрать именно
его.
   - Но в таком случае я не убийца! - Всю его усталость как рукой
сняло, он стал замечать ясный день за окном. - А он был серьезно
ранен?
   - Вы действительно думали?.. - недоверчиво протянул полицейский.
Бивис бросил записывать. - Не понимаю, о чем вы. Где это случилось?
Когда? Что, по-вашему, вы видели?
   Роу смотрел на фотографию, и все прошло перед ним, как калейдоскоп
ярких картин. Он объяснил:
   - Замечательная миссис... миссис Беллэйрс. Это было у нее дома.
Спиритический сеанс. - Вдруг он увидел красивую руку в крови. -
Позвольте. Но там был доктор Форестер! Это он объявил, что тот человек
мертв. Они послали за полицией!
   - Тот самый доктор Форестер?
   - Тот самый.
   - И они разрешили вам уйти?
   - Нет, я сбежал.
   - Вам кто-нибудь помог?
   - Да.
   - Кто?
   Прошлое наплывало волной; словно теперь, когда ему нечего было
бояться, открылись все шлюзы. Ему помог брат Анны. Роу видел его
оживленное молодое лицо и чувствовал удар, который нанес ему кулаком.
Но он его не выдаст.
   - Этого я не помню. Маленький толстяк вздохнул.
   - Это все не по нашей части, Бивис, - сказал он. - Давайте-ка лучше
сведем его в "59". - Он позвонил по телефону какому-то Прентису. - Мы
всегда помогаем вам, - пожаловался толстяк, - но часто ли вы помогаете
нам?
   Потом они провели Роу через большой двор; по набережной дребезжали
трамваи, и голубиный помет придавал наваленным вокруг мешкам с песком
деревенский вид. Роу ничуть не беспокоился, что полицейские шли по
бокам, как стража; он все еще был на свободе, он не убивал, и память к
нему возвращалась с каждым шагом. Он вдруг громко сказал:
   - Ему хотелось получить кекс! - И громко засмеялся.
   - Попридержите ваш кекс для Прентиса, - кисло посоветовал толстяк.
- Он у нас известный сюрреалист.
   Они пришли почти в такую же комнату, но в другом здании. На краешке
стула сидел человек в костюме из шотландской шерсти с обвислыми усами
по моде начала века.
   - Вот мистер Роу, о котором мы объявляли в газетах, - сказал
полицейский и положил папку на стол. - Во всяком случае, он
утверждает, будто это он. Удостоверения личности нет. Говорит, что
находился в санатории из-за потери памяти. Вам повезло, мы вернули ему
память. Но какую память! Пожалуй, придется открыть свою клинику. Вам
будет интересно узнать, что он видел своими глазами, как убили Коста.
   - Это и в самом деле интересно, - сказал мистер Прентис с его
старомодной любезностью. - Неужели моего Коста?
   - Да. И при его кончине присутствовал некий доктор Форестер.
   - Мой доктор Форестер?
   - Похоже на то. Этот джентльмен был его пациентом.
   - Присядьте, мистер Роу... и вы тоже, Грейвс.
   - Ну нет. Обойдетесь без меня. Это вы любите фантастику, а я нет. Я
вам оставлю Бивиса, если вы захотите что-нибудь записать. - У двери он
обернулся. - Приятных кошмаров!
   - Милый человек этот Грейвс, - сказал мистер Прентис. Он перегнулся
к Роу, словно хотел вынуть из заднего кармана фляжку. Через стол
повеяло запахом дорогой шотландской ткани. - Как вы считаете, это
хороший санаторий?
   - Пока вы не поссоритесь с доктором.
   - Ха-ха... вот именно. А тогда?
   - Вы можете вдруг очутиться в "лазарете" для буйных помешанных.
   - Великолепно, - произнес мистер Прентис, поглаживая длинные усы. - Скажите,
а не хотите ли вы подать на него жалобу?
   - Со мной прекрасно обращались.
   - Да. Этого я и боялся. Видите ли, если бы кто-нибудь подал жалобу
- ведь все его пациенты находятся там по собственному желанию, - можно
было бы полюбопытствовать, что там творится. Мне давно этого хочется.
   - Когда вы попадете в "лазарет", все кончено. Если вы не
сумасшедший, вас скоро сведут с ума. - В своей борьбе вслепую он на
время забыл о Стоуне. Теперь, вспомнив усталый голос за дверью, он
почувствовал угрызения совести. - Они сейчас держат там одного
человека. А он совсем не буйный.
   - Не сошелся во взглядах с доктором?
   - Он говорит, будто видел, как доктор и Пул - это тамошний
смотритель - что-то делали в темноте. У Пула в комнате. Он им сказал,
что ищет окно, откуда можно вести огонь... - Роу запнулся. - Он,
конечно, немножко сумасшедший, но очень тихий, совсем не буйный...
   - Продолжайте, - попросил мистер Прентис.
   - Он думает, что немцы оккупировали маленький островок в пруду.
Говорит, что видел, как они там что-то копали.
   - И он сказал это доктору?
   - Да. - Роу взмолился: - Не могли бы вы его оттуда вытащить? Они
надели на него смирительную рубашку, но он и мухи не обидит.
   - Ладно, надо все толком обдумать. - Мистер Прентис гладил усы,
словно собирался доить из них молоко. - Надо подойти к вопросу с самых
разных сторон, не правда ли?
   - Он и впрямь сойдет с ума...
   - Бедняга, - произнес Прентис как-то неубедительно. В его мягкости
чувствовалось что-то беспощадное. Он переменил тему разговора. - А Пул?
   - Он однажды ко мне приходил - не знаю, давно ли, - и хотел взять у
меня кекс, который я выиграл. Начался воздушный налет. Мне кажется, он
пытался меня убить за то, что я не хотел отдавать ему кекс. Он был из
настоящих яиц. Вы, наверно, думаете, что я тоже сумасшедший? - с
тревогой спросил он.
   Мистер Прентис серьезно ответил:
   - Нет, я бы этого не сказал. Жизнь иногда принимает странный
оборот. Очень странный. Почитайте историю,
   Вы знаете, что шелковичные черви были тайком вывезены из Китая в
полой тросточке? Противно рассказывать, какими тайниками пользуются
контрабандисты алмазов. Вот сейчас я ищу - вы не представляете, как
упорно ищу, -одну штучку, которая по величине, может, не больше
алмаза. Кекс... прекрасно, почему бы и нет? Но он вас не убил.
   - В моей истории столько пробелов, - сказал Роу.
   - Куда он к вам приходил?
   - Не помню. Многие годы моей жизни я все еще не помню.
   - Мы так легко забываем то, что причиняет нам боль.
   - Мне иногда жаль, что я не преступник, тогда на меня было бы
заведено дело.
   - Ничего, мы и так неплохо продвигаемся вперед, совсем неплохо, -
ласково сказал мистер Прентис. - Теперь давайте вернемся к убийству...
Коста. Конечно, оно могло быть инсценировано, чтобы заставить вас
скрыться, помешать к нам прийти. Но что случилось потом? Вы, очевидно,
не стали скрываться, но к нам не пришли. Что же такое вы знали... или
знали мы? - Он оперся ладонями о стол и сказал: - Ну и задачка. Ее,
пожалуй, можно выразить алгебраической формулой. Ну-ка расскажите мне
все, что вы рассказывали Грейвсу.
   Роу снова описал то, что мог вспомнить: полную людей комнату,
погашенный свет, чей-то голос и страх.
   - Да, Грейвс, видно, во все это не вник, - сказал мистер Прентис,
обхватив руками костлявые колени и слегка раскачиваясь. - Бедный
Грейвс, его интеллектуальный потолок - убийство из ревности
железнодорожного носильщика. В нашем отделении приходится
интересоваться куда более причудливыми явлениями. Поэтому он нам не
доверяет, не доверяет от души.
   Он принялся перелистывать папку с такой иронией, будто листал
семейный альбом.
   - Вас когда-нибудь интересовала человеческая психика, мистер Роу?
   - Я не знаю, что меня интересовало.
   - Вот, например, такое лицо?
   Это была фотография, которая привлекла внимание Роу; теперь он стал
снова вглядываться в нее.
   - Как, по-вашему, чем занимался этот человек? - спросил мистер
Прентис.
   Карандаш на зажиме в верхнем кармане, мятый костюм, вид человека,
вечно ждущего нагоняя, морщинки вокруг много повидавших глаз - когда
Роу присмотрелся к нему поближе, всякие сомнения исчезли.
   - Частный сыщик, - твердо решил он.
   - Прямо в яблочко с первого раза. И этот маленький человек-
невидимка обладал такой же неприметной фамилией.
   Роу улыбнулся:
   - Думаю, что его звали Джонс.
   - Вам, наверно, трудно в это поверить, мистер Роу, но вы и он -
будем звать его Джонсом - имели кое-что общее. Оба вы исчезли. Но вы,
мистер Роу, вернулись. Бивис, как называлось агентство, где он служил?
   - Не помню, сэр. Могу проверить.
   - Не стоит. Единственное, которое я помню, называется "Клиффорд".
Не оно?
   - А не "Ортотекс"? - спросил Роу. - У меня когда-то был друг... -
Он замолчал.
   - Память возвращается, а, мистер Роу? Видите ли, его фамилия
действительно Джонс. И он служил в "Ортотексе". Что вас заставило туда
пойти? Можем подсказать, если не помните. Вы подозревали, что кто-то
пытался вас убить из-за кекса. Вы этот кекс выиграли на базаре (ну и
комедия!), потому что некая миссис Беллэйрс подсказала вам его вес. Вы
отправились выяснять, где живет эта миссис Беллэйрс в контору фонда
для Матерей Свободных Наций (кажется, так называется эта иностранная
организация), и Джонс шел за вами следом, чтобы выследить их... и
присмотреть за вами. Но вы, похоже, сбежали от него, мистер Роу,
потому что Джонс так и не вернулся назад, а когда на следующий день вы
позвонили мистеру Ренниту, вы ему сказали, что вас разыскивают по
обвинению в убийстве.
   Роу сидел, прикрыв глаза рукой. Пытался ли он вспомнить? Старался
ли не вспоминать? А голос настойчиво продолжал:
   - Однако в тот день, насколько известно, в Лондоне не было
совершено ни одного убийства, - разве что жертвой его стал бедняга
Джонс. Вы явно что-то знали, и мы дали объявление в газетах. Но вы не
пришли. До сегодняшнего дня, когда вы явились с бородой, которой у вас
раньше не было, и рассказали, будто бы потеряли память. Однако это не
мешает вам помнить, что вас обвиняют в убийстве, но показали вы
человека, который,
   как нам хорошо известно, в полном здравии. Как, по-вашему, нам
следует к этому отнестись, мистер Роу?
   - Я жду, когда на меня наденут наручники, - ответил Роу и невесело
усмехнулся.
   - Согласитесь, что нашего друга Грейвса можно понять, - сказал
мистер Прентис.
   - Неужели жизнь и в самом деле такая? - спросил Роу. Мистер Прентис
нагнулся вперед с заинтересованным видом, словно всегда был готов
пожертвовать анализом частного ради общего теоретического рассуждения.
   - Это жизнь, - сказал он, - значит, можно сказать, что она именно
такая.
   - Но я совсем иначе ее представлял! - И он объяснил: - Я думал, что
жизнь гораздо проще и... благороднее. Такой она, наверно, кажется всем
мальчишкам. Я воспитывался на рассказах о том, как капитан Скотт писал
последние письма домой, как Отс попал в снежный буран, а кто-то еще -
забыл, как его звали, - потерял руки, производя опыты с радием, и как
Дамьен жил среди прокаженных... - Воспоминания, которые постепенно
стираются, когда на них накладывается опыт повседневной жизни, ожили в
маленьком душном кабинете огромного серого здания. Высказаться было
таким облегчением! - В одной книжке, она называлась "Маленький
герцог", написала ее некая Юнг... Если бы вас перенесли из того мира
на место, которое вы занимаете сейчас, вы бы тоже растерялись.
Пропавший Джонс и кекс, "лазарет", бедный Стоун... все эти рассказы о
человеке, которого зовут Гитлер... ваши папки со всеми этими
несчастными... жестокость, бессмыслица. Так и кажется, будто меня
отправили путешествовать с испорченным компасом. Я готов сделать все,
что вы хотите, но не забывайте: я еще тычусь во все углы, как слепой.
Люди постепенно узнают жизнь. Война, ненависть... мне все это так
странно! Я к этому не подготовлен. По-моему, самое лучшее - если меня
повесят.
   - Да, да, - живо сказал мистер Прентис, - это необыкновенно
интересное дело. Вижу, для вас наш мир кажется жалкой и отвратительной
дырой. Мы-то научились с ним ладить.
   - Меня пугает, - сказал Роу, - что я не знаю, как я с ним ладил до
того, как потерял память. Когда я ехал сегодня в Лондон, я не
представлял себе, что увижу столько развалин. Ничто меня уже больше не
удивит так, как это. Бог его знает, что за развалина я сам. Может, я и в
самом деле убийца?
   Мистер Прентис снова открыл папку и пробормотал!
   - Ну теперь мы уже не думаем, что вы убили Джонса. - Он был похож
на человека, который, заглянув за чужой забор, увидел там какую-то
мерзость и спешит подальше уйти. - Весь вопрос: отчего вы потеряли
память? Что вы об этом помните?
   - Только то, что мне сказали,
   - А что вам сказали?
   - Будто разорвалась бомба. От нее у меня этот шрам.
   - Вы были один?
   Он не сумел прикусить язык и ответил:
   - Нет.
   - Кто с вами был?
   - Девушка. - Поздно, придется вмешать в это дело ее; но если он не
убийца, что за беда, если ее брат помог ему бежать! - Анна Хильфе. -
Даже ее имя приятно было произнести.
   - Как вы очутились вдвоем?
   - По-моему, у нас был роман.
   - По-вашему?
   - Я не помню.
   - А что она говорит?
   - Она говорит, будто я спас ей жизнь.
   - Свободные матери... - размышлял мистер Прентис. - А она объяснила
вам, как вы попали к доктору Форестеру?
   - Ей запретили мне это рассказывать. - У мистера Прентиса
вздернулась бровь. - Они хотели, по их словам, чтобы память вернулась
ко мне сама, постепенно. Без гипноза, без психоанализа.
   Мистер Прентис просто сиял, слегка раскачиваясь на краешке стула, -
у него был такой вид, будто он отдыхает после удачной охоты.
   - Да, им было бы совсем некстати, если бы к вам вернулась память...
Правда, на худой конец всегда можно было прибегнуть к "лазарету".
   - Если бы хоть вы мне сказали, в чем дело?
   Мистер Прентис поглаживал ус; у него было ленивое выражение лица,
как у лорда Бальфура, но было видно, что это напускное. Он придумал
себе такой стиль - это облегчало жизнь.
   - Скажите, а вы часто бывали в "Ригел-корте"?
   - Это что, отель?
   - Ага, тут вам память не изменяет. Мистер Прентис закрыл глаза;
может быть, это тоже была поза, но кто может обойтись без позы?
   - Почему вы спросили меня о "Ригел-корте"?
   - Просто так, догадка. У нас ведь очень мало времени.
   - Для чего?
   - Для того, чтобы найти иголку в стоге сена.

        III

   Казалось, мистер Прентис не способен на большие физические усилия,
например бег по пересеченной местности. Но в ближайшие несколько часов
он показал, как он был вынослив, ибо гонка была изнурительной.
   Он бросил свою загадочную фразу в пространство и вышел из комнаты,
так и не договорив; его длинные ноги почти не гнулись, как ходули. Роу
остался вдвоем с Бивисом, и время потянулось медленно. Солнце,
сулившее поутру ясный день, оказалось обманчивым: зарядил не по сезону
холодный мелкий дождик. Спустя долгое время Роу принесли на подносе
чай и кусок пирога.
   Бивис не был склонен к беседе, словно его слова могли быть
использованы как показания в суде, и Роу только раз попытался прервать
молчание:
   - Хотел бы я все-таки знать, в чем тут дело! Зубастый рот Бивиса
открылся и захлопнулся, как капкан.
   - Государственная тайна! - заявил он и тускло уставился на пустую
стену.
   Внезапно появился мистер Прентис; он быстро вошел на своих
негнущихся ногах в сопровождении какого-то человека в черном, который
держал на животе обеими руками котелок, словно миску с водой, и слегка
задыхался, догоняя мистера Прентиса. Он остановился в дверях и злобно
уставился на Роу:
   - Это он, мерзавец! Никаких сомнений, это он. Я узнаю его, несмотря
на бороду. Загримировался.
   Мистер Прентис захихикал.
   - Превосходно, - сказал он. - Все сходится. Человек с котелком
заявил:
   - Он внес чемодан и хотел его оставить. Но я получил указания. Я
ему сказал, чтобы он дождался мистера Траверса, Он не желал его ждать.
Еще бы, он-то знал,
   что там внутри... Но что-то, видно, у него сорвалось. Не удалось
погубить мистера Траверса, зато чуть было не укокошил бедную девушку.
А как началась суматоха, его и след простыл...
   - Я не помню этого человека, - сказал Роу.
   - А я присягну в любом суде, что это он! - яростно замахал котелком
незнакомец.
   Бивис наблюдал за этой сценой с раскрытым ртом, а мистер Прентис
только хихикал:
   - Сейчас не время ссориться. Выясните отношения позже. Теперь вы
нужны мне оба.
   - Объясните мне хоть что-нибудь! - взмолился Роу. Проделать весь
этот путь, думал он, чтобы снять с себя обвинение в убийстве и попасть
в такую неразбериху.
   - В такси, - сказал мистер Прентис. - Объясню в такси. - И он
двинулся к двери.
   - Вы что же, не хотите его арестовать? - спросил незнакомец,
задыхаясь от быстрой ходьбы.
   Мистер Прентис, не оборачиваясь, пробормотал:
   - Со временем, может быть... - А потом загадочно осведомился: - Кого?
   Они выбежали во двор, а оттуда на широкую Нортумберленд-авеню.
Полицейские отдавали им честь. Потом они сели в такси и понеслись мимо
разрушенных домов Стрэнда, мимо пустых глазниц здания страховой
компании и окон, забитых досками, мимо кондитерских с одинокой вазой
лиловых подушечек на витрине.
   Мистер Прентис негромко сказал:
   - Я хочу, чтобы вы, джентльмены, вели себя как можно естественней.
Мы едем к портному, где с меня будут снимать мерку костюма, который я
заказал. Я войду первым, через несколько минут войдете вы, Роу, а
потом и вы, мистер Дэвис, - и он дотронулся пальцем до котелка,
который покачивался на коленях у незнакомца.
   - Что все это значит, сэр? - спросил Дэвис. Он отодвинулся от Роу в
самый угол, а мистер Прентис хоть и поджал свои длинные ноги, тем не
менее занимал чуть не все такси, примостившись против них на откидном
сиденье.
   - Неважно. Ваше дело не зевать. Посмотрите, нет ли в мастерской
кого-нибудь знакомого. - Когда такси описало петлю вокруг
выпотрошенного остова Сент-Клемент
   Дейнс, в его глазах погасло озорство. - Дом будет окружен, вам
нечего бояться.
   - Я не боюсь, я только хочу понять, - сказал Роу, не сводя глаз с
этого непонятного, превращенного в развалины, забитого досками
Лондона.
   - Дело серьезное. Я и сам не знаю, насколько серьезное, - сказал
мистер Прентис. - Но мы можем с полным правом сказать, что от него
зависит наша общая судьба. - Он передернулся, допустив такое
проявление чувств, захихикал, с сомнением щипнул шелковистые кончики
усов и грустно сказал: - Вы же знаете, у каждой из воюющих сторон есть
свои слабости, которые необходимо скрывать. Если бы после Дюнкерка
немцы знали, до чего мы слабы... Да и сейчас у нас есть уязвимые
места, о которых, если бы им было известно... - Такси объезжало
развалины вокруг собора св. Павла и снесенный с лица земли
Патерностер-роу - длинную панораму погибшей Помпеи. - Тогда вот это
ерунда по сравнению с тем, что может произойти. Ерунда. - Он задумчиво
пояснил: -Может, я был не прав, говоря, что вам не грозит опасность.
Если мы напали на верный след, опасности не избежать. Для них эта игра
стоит тысячи жизней.
   - Если я могу на что-то пригодиться, - произнес Роу, глядя на
страшные опустошения вокруг. - Я ведь не воображал, что война - вот
это. Христос, наверно, таким представлял себе разрушенный Иерусалим,
когда он заплакал...
   - Я не боюсь, - резко, словно в чем-то оправдываясь, заявил человек
в котелке.
   Мистер Прентис обхватил костлявые колени и стал покачиваться, вторя
движению такси.
   - Мы ищем маленький ролик пленки. Он, вероятно, много меньше
катушки ниток. Меньше тех роликов, которые вы вставляете в "лейку".
Надеюсь, вы читали запросы в парламенте о неких документах, которые
пропадали в течение часа? Дело это удалось замять. Стоит ли подрывать
доверие к одному из первых лиц в государстве? Нам только повредит,
если газеты затопчут следы. Я рассказываю это вам двоим только
потому... Словом, если вы проболтаетесь, мы вас тихонько упрячем, пока
все не кончится. Случилось это дважды, первый раз ролик был спрятан в
кексе, и кекс должны были унести с одного благотворительного базара.
Но вы его выиграли, - он кивнул Роу, - потому что пароль по ошибке был
сообщен не тому, кому надо.
   - А миссис Беллэйрс? - спросил Роу.
   - Ею как раз сейчас занимаются. - И он продолжал объяснять, помогая
себе жестами худых, с виду немощных рук. - Первая попытка не удалась.
Бомба, попавшая в ваш дом, уничтожила кекс вместе с тем, что там было
спрятано, и, вероятно, спасла вашу жизнь. Но им не понравилось, что вы
решили распутать эту историю. Они пытались вас напугать и заставить
скрыться, но почему-то это у них не вышло. Конечно, они рассчитывали,
что вас разнесет на куски, но, когда выяснилось, что вы только
потеряли память, их это устроило. Даже больше, чем если бы вас убило,
потому что, когда вы исчезли, на вас можно было свалить вину за взрыв
бомбы, как и за... Джонса.
   - Но за что убивать девушку?
   - Давайте не будем отгадывать загадки. Может, потому, что ее брат
вам помог. Они не гнушаются и местью. Сейчас нет времени в это
вдаваться. - Они подъехали к Меншн-хаус. - Мы знаем одно: им надо было
выждать, пока не подвернется другой случай, другая важная персона,
другой дурак. С первым дураком им помогло, что они шили у одного
портного.
   Такси остановилось на углу улицы в центре города.
   - Отсюда мы пойдем пешком, - сказал мистер Прентис. Как только они
вышли из такси, по обочине тротуара на противоположной стороне улицы
двинулся человек.
   - У вас есть револьвер? - с тревогой спросил Дэвис.
   - Я все равно не умею с ним обращаться, - сказал мистер Прентис. -
Если они что-нибудь затеют, ложитесь на пол, и все.
   - Вы не имели права втягивать меня в эту историю!
   - Ну нет! - резко повернулся к нему мистер Прентис. - Никто в эти
дни не имеет права на свою жизнь,' Поймите, что мы мобилизованы на
защиту родины.
   Они сбились в кучку на тротуаре; мимо шли банковские посыльные в
цилиндрах, с ящичками, надетыми на шею; опаздывая с обеда, торопились
конторщики и стенографистки. Развалин в этом районе не было, казалось,
что нет и войны.
   - Если им удастся вывезти эти фотографии за границу, - сказал
мистер Прентис, - у нас наверху будет просто эпидемия самоубийств...
так уже было во Франции.
   - Откуда вы знаете, что их еще не вывезли? - спросил Роу,
   - Не знаю. Надеюсь. Но мы скоро узнаем. Следите за мной, когда я
войду. Дайте мне пробыть в примерочной пять минут, а потом входите вы,
Роу. Спросите меня. Я хочу, чтобы он был там, где я смогу наблюдать за
ним в зеркало. А вы, Дэвис, сосчитайте до ста и тоже входите... Ваше
появление будет для него уж слишком неправдоподобным. Вы будете
последней каплей.
   Они смотрели, как удаляется его прямая старомодная фигура; это был
как раз тот человек, кто шьет костюмы у портного в Сити - надежного и
не слишком дорогого, - его можно рекомендовать даже сыну. Пройдя шагов
пятьдесят, мистер Прентис вошел в подъезд; на углу стоял прохожий и
закуривал сигарету. У соседнего подъезда остановилась машина, откуда
вышла за покупками дама, оставив за рулем шофера. Роу сказал:
   - Мне пора двигаться. - В ушах у него стучало от волнения; войдя в
азарт, он, казалось, забыл все свои горести и снова дышал свежим
воздухом отрочества. Роу с подозрением оглядел Дэвиса, у которого от
волнения дергалась щека. - Помните, считаете до ста, а потом идете за
мной. - Дэвис молчал. - Поняли? Счет до ста.
   - А ну всю эту комедию к черту, - с бешенством проворчал Дэвис. - Я
простой человек...
   - Но это приказ!
   - А кто может мне приказывать?
   У Роу не было времени с ним препираться: его срок истек. Война
нанесла портняжному делу серьезный урон. На прилавке лежало несколько
штук скверного сукна. Полки были почти пусты. Человек во фраке с
усталым, морщинистым от забот лицом спросил:
   - Чем могу служить, сэр?
   - У меня тут назначено свидание с приятелем, - сказал Роу и
поглядел на узкий проход между кабинками с зеркалами. - Ему делают
примерку.
   - Присядьте, сэр. Мистер Форд, - позвал портной. - Мистер Форд.
   Из кабинки вышел с сантиметром на шее и букетиком булавок, вколотым
в лацкан пиджака, солидный деловой человек по фамилии Кост; в прошлый
раз Роу видел его мертвым. Словно недостающая часть головоломки, эта
невозмутимая фигура сразу осмыслила его воспоминания - и о поэте из
рабочих, и о человеке из Уэлвина, и о брате Анны. Как звала этого
человека миссис Беллэйрс? Он вспомнил: "мистер Кост, представитель
делового мира".
   Роу поднялся со стула, словно при появлении важной персоны, которой
должен быть оказан почет, но в спокойном чинном взоре не отразилось
ничего.
   - Я вас слушаю, мистер Бридже.
   Это были первые слова, которые услышал от него Роу, прежде вся его
роль ограничивалась смертью.
   - Этот джентльмен назначил здесь встречу с другим джентльменом.
   Кост медленно перевел свой взгляд на Роу; спокойная гладь больших
серых глаз по-прежнему была невозмутима, разве что взгляд задержался
на лице Роу секундой дольше, чем требовалось.
   - Я уже почти кончил снимать с джентльмена мерку. Если вы
соблаговолите обождать минуты две...
   А через две минуты, подумал Роу, появится другой, та последняя
капля, которая тебя доконает.
   Мистер Форд - если теперь его так звали - не спеша подошел к
прилавку; все, что он делал, было тщательно продумано; костюмы,
которые он шил, должно быть, отлично сидели. Точность его движений не
допускала и мысли о каком-то чудачестве, о своенравии, однако какая
чудовищная аномалия крылась под этой оболочкой? Роу снова видел, как
доктор Форестер окунает пальцы в то, что было похоже на кровь.
   На прилавке стоял телефон: мистер Форд поднял трубку и набрал
номер. Диск находился прямо перед глазами у Роу. Он пристально
смотрел, как тот набирал БАТ, - в буквах Роу был уверен, но одну цифру
он все-таки проглядел, встретив безмятежный вдумчивый взгляд мистера
Форда. Роу не знал, что делать, и мечтал, чтобы скорее появился мистер
Прентис.
   - Алло, - сказал мистер Форд. - Алло! Говорят от Паулинга и
Кростуэйта.
   За стеклом витрины нехотя двигалась к двери фигура человека в
котелке. Роу сжал руки на коленях. Мистер Бридже, повернувшись к ним
спиной, грустно приводил в порядок жалкие штуки сукна. Его вялые руки
словно писали жалобу в журнал "Портной и закройщик".
   - Костюм был отправлен утром, сэр, - говорил мистер Форд. -
Надеюсь, он попадет вовремя к вашему отъезду. - Он с удовлетворением и
как-то не по-людски причмокнул в трубку. - Большое спасибо, сэр. Я сам
был в высшей степени удовлетворен последней примеркой. - Он перевел
взгляд на звякнувшую дверь, в которую с какой-то отчаянной
развязностью заглядывал Дэвис, - О да,
   сэр. Я думаю, когда вы его наденете, плечи сядут на место... -
Хитроумный замысел мистера Прентиса явно не удался: этого человека
нельзя было вывести из равновесия.
   - Мистер Траверс! - с изумлением воскликнул Дэвис.
   Аккуратно прикрыв трубку ладонью, мистер Кост спросил:
   - Простите, вы что-то сказали, сэр?
   - Вы же мистер Траверс! - Но, встретив спокойный, ясный взгляд,
Дэвис неуверенно добавил: - Разве это не вы?
   - Нет, сэр.
   - Мне показалось.
   - Мистер Бридже, будьте добры заняться с этим джентльменом.
   - Конечно, мистер Форд.
   Мистер Форд отвел руку от трубки и продолжал негромко и властно
говорить по телефону:
   - Нет, сэр. В последнюю минуту я выяснил, что мы не сможем
повторить ваш заказ на брюки. И дело отнюдь не в талонах. Мы больше не
сумеем получить ткань того же рисунка, у фабрикантов ни единого метра.
- Его взгляд