м же тупым как я сдавать экзамены. Были совсем простые курсы, вроде физвоспитания, и туда меня точно записали. Но мне был положен еще английский и еще какая=нибудь наука, типа математики, и тут мне было не прорваться. Позднее мне объяснили, что бывают такие преподаватели. что смотрят сквозь пальцы, когда футболисты прогуливают занятия. Они понимают, что когда много играешь в футбол, не до занятий. Был такой парень и на естественном факультете. только он преподавал что=то вроде "промежуточного света", в общем, что=то для физиков=дипломников, или аспирантов. И все=таки меня туда записали, хотя я не видел разницы между физикой и физрой. Хуже было с английским. На этом факультете у них не было своих людей, так что мне просто сказали ходить туда и потом завалить экзамен, а там уж они что=нибудь придумают. На "промежуточном свете" мне дали учебник, он весил три кило и был похож на китайскую грамоту. Но все равно я каждый вечер читал его под лампочкой на своей койке в подвале, и каким=то странным образом, постепенно начал понимать, о чем там написано. Неясно было только, почему мы должны были сначала заниматься именно этим, но зато уж уравнения в конце я щелкал как орешки. Моего преподавателя звали профессор Хук, и после первой контрольной он пригласил меня в кабинет и спросил: -- Форрест, скажите мне правду, кто снабдил вас ответами к задачам контрольной? Я только покачал головой, и тогда он дал мне листок с какой=то новой задачей и попросил решить. Когда я кончил, он посмотрел на мое решение и только покачал головой: -- Боже Всемогущий! Я очень удивился. Другое дело - английский. Преподавал там мистер Бун, очень суровый мужчина, который очень много говорил. В конце первого урока он сказал, чтобы мы вечером написали краткие автобиографии. Наверно, это была самая сложная вещь в моей жизни, но я почти весь вечер думал на этим и просто писал все подряд, потому что они сказали мне, что мне все равно нужно провалиться на экзамене. Через несколько дней мистер Бун стал раздавать работы со своими замечаниями. Когда он дошел до меня, я решил, что я в полном дерьме, но вместо того, чтобы ругать меня, он начал вслух читать все, что я написал, и начал смеяться, и все тоже смеялись. Я написал там и про школу психов, и про то, как играл в футбол для тренера Феллерса, и про банкет для американской сборной, и про призывной пункт, и про историю с Дженни Керран в кино. Когда он кончил, этот мистер Бун, он сказал: -- Вот это называется ОРИГИНАЛЬНОСТЬ! Вот чего я требую от вас! -- и все посмотрели на меня. И еще он сказал: -- Мистер Гамп, вам следует подумать о поступлении на литературный факультет - как вам удалось все это придумать? А я ответил: -- Я хочу писать. Сначала он вроде подпрыгнул, а потом рассмеялся, и все остальные тоже, и он сказал: -- Мистер Гамп, вы - очень большой выдумщик! Это меня тоже очень удивило. x x x Первый матч был через несколько недель в субботу. Пока тренер Брайант не понял, что надо со мной делать, тренировки шли плохо. Но потом он сделал то, что сделал в школе тренер Феллерс - они дали мне мяч, и сказали - бежать. В тот день я бежал хорошо, сделал четыре тачдауна, и мы раздолбали Университет Джорджии со счетом 35:3, и все хлопали так меня по спине, что она заболела. Когда меня оставили в покое, я позвонил маме, она прямо лопалась от счастья, потому что слушала матч по радио! В тот вечер все пошли праздновать это дело и все такое, но меня никто не пригласил, так что я пошел к себе в подвал. Тут я сидел, пока не услышал какую=то музыку сверху и непонятно почему, решил подняться и выяснить, кто там играет. Там я и нашел этого парня, Баббу, он сидел в своей комнате и играл на губной гармонике. На вечеринку он не пошел, потому что сломал ногу на тренировке. И на матч он не ходил. Он разрешил мне сесть на другую койку в его комнате и слушать, как он играет. Мы даже ни о чем не говорили, просто он сидел на одной койке, я на другой и он просто играл на губной гармонике. Примерно через час я его спросил - а можно мне попробовать? И он сказал: "Валяй!" Кто бы мог подумать, что этот случай может изменить всю мою жизнь! После того, как я немного потренировался, я понял как надо играть, и Бабба просто на ушах стоял, сказал, что никогда не слышал такой офигительной игры. Когда было совсем поздно, Бабба сказал, чтобы я забрал гармонику с собой, и я так и сделал, и в подвале играл на ней, пока не захотел спать. На следующий день, это было воскресенье, я отнес гармонику Баббе, но он сказал, что я могу оставить ее себе, потому что у него уже есть другая, и я был счастлив. Я пошел на лужайку, сел под деревом и играл, пока не переиграл все знакомые мелодии. Когда солнце стало садиться, я пошел назад к "Обезьяннику". Когда я пересекал Квадрат, слышу, какая=то девушка кричит: -- Форрест! Я повернулся, чтобы посмотреть, а это оказалась Дженни Керран! Она широко улыбалась, взяла меня за руку, и сказала, что видела, как я играл в футбол, и как она была рада за меня. Оказалось, что она вовсе на меня не сердится за то что случилось в киношке, она сказала, что я ни в чем не виноват, просто так уж получилось. Она спросила меня - не хочу ли я выпить с ней "Кока=колы"? Просто трудно было поверить, что я снова сижу рядом с Дженни Керран и пью "Кока=колу"! Она сказала, что изучает музыку и драматургию, и собирается стать актрисой или певицей. Она уже играла в одной группе. исполнявшей фольклорные песни, и пригласила меня на выступление их группы на следующей неделе, в здании Студенческого союза. Ну, скажу я вам, я просто не мог дождаться, пока наступит пятница! 4 Была одна тайна, которую узнали тренер Брайант и его амбалы, только никому о ней не говорили, даже себе самим. Они учили меня как принимать передачу! Каждый день после обычной тренировки два амбала и квартербек давал мне передачи, а я пытался поймать, они давали, а я пытался поймать, пока от усталости у меня язык не вываливался чуть не до пупа. Но постепенно я понял, каким образом их можно ловить, а тренер Брайант, он сказал, что это наше "тайное оружие", что=то вроде "адамовой бомбы" или что=то в этом роде. Потому что другие команды, давно поняли, что мне не бросают мяча, и не следят за передачами мне. -- Тогда=то, -- сказал тренер Брайант, -- мы и выпустим тебя, громилу - шесть футов, шесть дюймов, и двести сорок фунтов живого веса - и ты пробежишь сто ярдов за девять с половиной секунд. Вот это будет зрелище! Бабба стал моим другом и научил меня еще песням на гармонике. Иногда он спускался ко мне в подвал, и мы играли вместе. Правда, Бабба говорил, что я играю куда лучше его. И скажу вам прямо - если бы не эта гармоника, я бы давно сложил вещи и покатил домой. только она меня и спасала от тоски. Даже не могу вам сказать, как мне было хорошо, когда я играл на гармонике. Мне казалось, что у меня мурашки начинают бегать, когда я играю на гармонике. Тут самое важное - язык, губы и пальцы, и еще как двигать шеей. Наверно, именно после всех этих тренировок у меня язык и стал высовываться еще длиннее, чем раньше, черт побери, если можно так выразиться! На следующую пятницу Бабба дал мне свой одеколон и тоник для волос, и я весь прилизался, прежде чем пойти в Студенческий союз. Там собралось масса народу, а на сцене была Дженни Керран и еще пара=тройка человек. На Дженни было длинное платье и она играла на гитаре, кто=то еще - на банджо, а у одного была бычья скрипка, и он щипал струны пальцами. Они очень хорошо играли, а Дженни заметила меня и показала глазами, чтобы я сел в первый ряд. Мне было так хорошо сидеть там на полу и слушать и смотреть на Дженни Керран. Когда я потом вспоминал это, то подумал, что нужно было тогда купить коробку шоколадных конфет, как у мисс Френч, и проверить, не хочет ли она тоже съесть конфет. Так они играли час или два, и все были довольны. Они играли песни Джоан Баэз, Боба Дилана, Питера, Пола и Мэри. Я лег на пол и лежал там, слушая их с закрытыми глазами, а потом вдруг - не знаю почему - достал гармонику и начал играть вместе с ними. Странная вещь получилась - Дженни как раз пела "Ответ знает только ветер", и когда я начал играть, она на секунду замолкла, и тот что с банджо, тоже замолк, и они так переглянулись удивленно, а потом Дженни широко улыбнулась, и снова подхватила песню, и тот что с банджо тоже подхватил, дав мне время попасть к ним в лад, и толпа стала мне подхлопывать. В перерыв Дженни спустилась со сцены и подошла ко мне и сказала: -- Форрест, как это все понимать? Когда это ты выучился играть? В общем, после этого я начал играть с группой Дженни. Каждую пятницу, если только не было выездной игры, я получал двадцать пять баксов. Я был словно в раю, пока не узнал, что Дженни Керран трахается с тем парнем, что играл на банджо. Жалко, что по английскому у меня все=таки так и не получалось. Через неделю после чтения моей автобиографии мистер Бун и отдал мне домашнюю работу по поэту Водсворту, и сказал: -- Мистер Гамп, мне кажется, пора перестать забавляться и взяться за дело серьезно. -- Романтический период, -- продолжал он, -- вовсе не является эпохой "классического маразма". Кроме того, поэты Поуп и Драйден вовсе не являются парочкой "чудил". Он сказал мне переделать эту штуку, и я понял, что мистер Бун не понимает, что я идиот, и ему еще предстоит это понять. А тем временем кто=то кому=то чего=то сказал, потому что мой куратор с кафедры физкультуры вызвал меня и сказал, что мне не нужно ходить на лекции, а нужно утром придти к доктору Милзу в университетскую поликлинику. С утра пораньше я пришел туда и доктор Миллз сидел там, рядом с большой кучей бумаг, и он сказал мне сесть и стал задавать вопросы. Когда он кончил, то сказал мне раздеться - кроме трусов, отчего я после того случая в армии вздохнул легче - и стал меня обследовать, стукая по коленке мягким резиновым молоточком и заглядывая в глаза таким блескучим стеклышком. Потом он попросил меня придти попозже днем и спросил, не могу ли я захватить свою гармонику, потому что он об этом слышал и теперь хочет, чтобы я сыграл мелодию на одной из его лекций. Я сказал, конечно, хотя это даже такому недалекому человеку, как я показалось странно. На лекции было примерно человек сто, все были в зеленых халатах и делали заметки. Доктор Миллз посадил меня на возвышении на стул и поставил передо мной графин с водой. Он много чего говорил, чего я не понял, но потом явно заговорил обо мне. -- Idiot savant, -- громко сказал он, и все посмотрели на меня. -- Личность, которая не может повязать галстук, едва способна завязать шнурки, с мыслительными способностями ребенка от шести до десяти лет, но что касается тела .... то у него сложение Адониса, -- доктор Миллз как=то странно улыбнулся мне, и мне это не понравилось, хотя сделать я ничего не мог. -- Но в его мозгу имеются некоторые области, в которых тип idiot savant намного опережает обычного человека. Например, он способен решать математические уравнения, которые не по зубам никому из вас, и он может с ходу повторять сложнейшие музыкальные темы, словно Бетховен или Лист, -- сказал он, показывая на меня пальцем. Я так и не понял, чего он от меня хочет, только он сказал мне поиграть что=нибудь, и тогда я вынул гармонику и начал играть "Пуфф, волшебный дракон". Все кто там стоял смотрели на меня, словно я был каким=то насекомым, и когда песня кончилась, они так на меня и смотрели - даже не хлопали. Мне показалось, что им не понравилось, и тогда я встал и сказал - "спасибо", и отбыл. Дермоголовый народец! В тот семестр были еще боле=менее важных события. Во=первых мы таки выиграли национальный университетский чемпионат, и перешли в лигу "Оранжевого кубка", а во=вторых - я узнал про то, что Дженни Керран трахается с банджоистом. Это было в тот вечер, когда мы играли в университетском общежитии. Днем мы очень долго тренировались, поэтому во рту у меня было так сухо, что я бы вылакал даже воду из толчка, как собака. Поэтому после тренировки я пошел в один магазинчик через пять домов от "Обезьянника", чтобы купить порошка и сахара для лимонада, как делала моя мама. Там работала одна старушка, она посмотрела на меня так, словно я был бандюгой каким=то или что еще. Я стал смотреть, где порошок, а она спросила, что мне надо. Я ответил, что мне нужен порошок, а она ответила, что у них такого нет. Тогда я спросил, нет ли у нее лимонов, потому что из лимонов тоже можно делать лимонад. Но у них не было ни лимонов, ни апельсинов, ничего такого. Не такой это был магазинчик. В общем, смотрел я смотрел по полкам с час или два, а потом она меня спрашивает: -- Вам что=нибудь все=таки нужно? -- и тогда я взял с полки банку с персиками и сахар - решил, что можно сделать что=то вроде персиконада - в конце концов, я просто умирал от жажды. Вернулся в подвал, открыл банку ножом, раздавил персики в носке, и выдавил в банку. Потом добавил воды и сахара, и перемешал, и выпил. Но скажу вам вот что - это не было похоже на лимонад, скорее, это было похоже на вкус носков. Ладно, в семь я был уже в общежитии, и кое=кто из ребят уже сидел тут, только Дженни и банджоиста нигде было не видать. Я посидел там немного, а потом вышел погулять в парк, глотнуть свежего воздуха. Гляжу, а там стоит машина Дженни, и я решил, что она может быть там, и подошел к ней. Стекла в машине запотели изнутри, и ничего не было видно. Тут я вдруг подумал, а что если она внутри и не может вылезти, поэтому я открыл дверь и заглянул внутрь. Тут же в машине автоматически зажегся свет. Она лежала там на заднем сиденье, и верх платья был спущен, а низ поднят. На ней лежал этот банджоист. Как она меня увидела, тут же завертелась и закрутилась, как бешеная, или во время своего танцевального номера. Тут мне вдруг пришло в голову, что он ее, может быть, ОСКВЕРНЯЕТ - и я схватил его за рубашку, в которой он почему=то остался, и сорвал с нее. В общем, идиоту ясно, что я опять сделал что=то не то. Господи Боже, кто бы мог это представить... он на меня орал, она на меня орала, она пыталась поднять и опустить платье... и потом сказала: -- Ох, Форрест, как ты МОГ!" -- и убежала. Банджоист тоже подхватил свое банджо и убежал. Ну в общем, после этого оказалось, что в группе я больше не нужен, и я вернулся в свой подвал. Я так и не понял, что же случилось, но потом Бабба заметил свет у меня в подвале и пришел ко мне. Когда я ему все рассказал, он мне ответил: -- Боже милосердный, Форрест, да ведь они занимались любовью! В общем, я и сам бы это мог понять, только неприятно было это слышать. Впрочем, мужчина должен ведь всегда смотреть правде в глаза? Хорошо, что я продолжал играть в футбол, потому что мне было так неприятно, что Дженни занималась ЭТИМ с банджоистом и вовсе не интересовалась в этом отношении мной. Но к тому времени мы уже целый сезон играли без поражений, и должны были выступать в финале Национального первенства в Оранжевом кубке против этих кукурузников из Небраски. С этими командами с севера всегда было нелегко, потому что за них могли играть цветные, а от некоторых из этих парней хорошего ждать не приходилось - вроде моего соседа Кертиса, например - хотя лично я от цветных всегда видел больше хорошего, чем от белых. Ладно, приехали мы в Майами на матч, и когда настало время игры, мы немного волновались. тренер Брайант зашел в раздевалку и говорил совсем немного - типа того, что если мы хотим выиграть, то должны играть как звери, или что=то в этом роде. Потом мы вышли на поле, и они набросились на нас. Мяч полетел прямо в меня, я подхватил его из воздуха и ринулся прямо в кучу в этих небраскинских кукурузных негров и здоровенных белых парней, каждый не меньше двухсот килограммов весом. Так шло весь день. К концу первой половины счет был 28:7 в их пользу, и мы недосчитались кучи парней. В раздевалку зашел тренер Брайант и качая головой сказал, что он так и думал, что мы его подведем. Потом он стал рисовать на доске мелом и что=то объяснять нашему квартербеку Снейку, и еще некоторым парням, а потом позвал меня в коридор. -- Форрест, -- сказал он, -- пора кончать с этой хренотенью. -- его лицо было так близко к моему, что я чувствовал на себе его горячее дыхание. -- Форрест, -- сказал он, -- весь год мы тренировали прием передачи и проход, и ты вел себя прекрасно. Во второй половине мы должны применить это против этих небраскинских гаденышей, они будут так поражены, что у них раковины свиснут до лодыжек. Но именно ты должен этого добиться - ты должен бежать так, словно за тобой гонятся волки. Я кивнул, и мы снова пошли на поле. Все кричали и свистели, но я чувствовал, что мне на плечи лег тяжелый груз ответственности. Ну что же - такое ведь иногда случается. Как только мы получили мяч, Снейк сказал нашим: -- Отлично, сейчас мы проведем "серию Форреста", -- а мне он сказал: -- Просто отбеги на двадцать ярдов и оглянись, получишь мяч. И точно, получил! Вскоре счет оказался 28:14. В общем, играли мы тогда неплохо, только эти кукурузные негры и большие белые парни не сидели сложа руки, наблюдая за этим. У них тоже были свои уловки - вроде того, что они обегали нас так, словно мы были картонными. Но все=таки их удивило, что я ловлю мячи. и когда я поймал четыре или пять раз, счет стал 28:21. Тогда они поставили двух парней меня ловить. Тогда оголился наш нападающий Гуинн, за ним никто не следил, и он поймал передачу Снейка и мы вышли на пятнадцатиярдовую линию. Наш вышибала тут же забил гол и счет сразу же стал 28:24. Когда я пробегал мимо края поля, тренер Брайант подошел ко мне и сказал: -- Форрест, может ты в самом деле идиот, только ты нас вытащил в этот раз. Я лично прослежу за тем, чтобы тебя сделали президентом Соединенных Штатов или кем захочешь, только перебрось мяч еще раз через голевую линию! -- Он похлопал меня по голове, словно собаку, и я снова побежал на поле. Снейка сразу блокировали за линией, и время шло очень быстро. Во втором тайме, он попытался надуть их, и передать мне мяч, вместо того, чтобы бросить его, только на меня тут же навалилось не меньше двух тонн небраскинского мяса, черного и белого. Я лежал там, думая о том, что наверно, это похоже на то, когда на моего папочку свалилась сетка с бананами, а потом вскочил и снова оказался среди наших. -- Форрест, -- сказал Снейк, -- я сделаю передачу Гуинну, но это будет обман, мяч я передам тебе, и ты должен добежать до угла и потом повернуть направо, мяч должен быть там! -- у него были совершенно безумные глаза, как у тигра. Я кивнул, и сделал, как он сказал. Он кинул мне мяч, и я рванул в центр поля, где были голевые точки. Но вдруг на меня налетел какой=то гигант, и он меня затормозил, и все небраскинские кукурузные негры и белые парни навалились на меня, и я упал. Черт побери! Нам оставалось всего несколько ярдов до победы! Когда я поднялся, то увидел, что Снейк выстроил наших в линию для последнего тайма, так как таймаутов у нас больше не было. Как только я занял свое место, он дал сигнал и я рванул вперед, а он вдруг швырнул мяч на метров десять выше моей головы. специально, наверно, чтобы остановить часы, потому что осталось всего 2=3 секунды. Но к несчастью, он что=то перепутал, он наверно думал, что это третий тайм, и что у нас есть еще время, но это был четвертый, и мы потеряли этот мяч, и проиграли. Похоже, так и должно было случиться со мной. В общем, мне было очень жаль, потому что Дженни Керран наверняка следила за игрой, и может быть, получи я этот последний мяч, и выиграй мы у Небраски, то она простила бы меня, за то, что я сделал. Но так не случилось. Тренер Брайант тоже явно очень сожалел о случившемся, но не стал ругаться, а только печально вздохнул и сказал нам: -- Хорошо, парни, на следующий год мы выиграем! Но только не я - для меня уже не будет никакого следующего года. 5 После финала Оранжевого кубка на кафедре физкультуры получили мои оценки за первый семестр, и тренер Брайант тут же вызвал меня на ковер. Видик у него был не самый добродушный. -- Форрест, -- сказал он, -- я еще могу понять, что ты провалил упрощенный курс английского, но чего я никак не возьму в голову - как тебе удалось получить пятерку по промежуточному свету, и кол по физре - ты, тот, кого назвали Самым выдающимся защитником в Юго=восточной лиге! Не хотелось мне долго объяснять тренеру Брайанту - но какого черта я должен помнить, какое расстояние между голевыми линиями на футбольном поле? А тренер продолжал угрюмо смотреть на меня. -- Форрест, -- сказал он, -- мне очень жаль, но тебя исключают из университета, и я ничего не могу для тебя сделать! Я долго стоял там, сцепив руки, и смотрел на него. пока до меня не дошел смысл его слов: мне больше не нужно играть в футбол! Мне придется уехать из университета, и наверно, никогда не увижу этих парней. Может быть, я не увижу даже Дженни Керран. Мне придется убраться из подвала, и я не пойду в следующем семестре уже на "продвинутый свет" - хотя профессор Хукс сказал, что я обязательно должен пойти. Не то, чтобы я понял все последствия его слов, на у меня тут же слезы на глаза навернулись. Я ничего не ответил тренеру Брайанту, просто стоял перед ним, опустив голову. Тогда тренер Брайант тоже встал со своего места, подошел ко мне и обнял. Он сказал так: -- Форрест, сынок, все будет хорошо. Я сразу понял, что так получится, еще когда ты в первый раз приехал сюда. Но я им всем сказал - дайте мне этого парня всего на один сезон. И это был потрясающий сезон, Форрест! Это точно. И ты совершенно не виноват, что Снэйк тогда закинул мяч на линию в четвертом периоде.... Я посмотрел ему в глаза, и заметил, что там тоже блестят слезы, хотя взгляд у него был твердый. -- Форрест, -- сказал он, -- в этом университете еще не было такого футболиста, как ты, и никогда не будет. Ты был лучшим! Потом тренер Брайант отвернулся к окну и сказал: -- Счастливо, парень - жаль, что теперь тебе придется убрать свою задницу отсюда. Так мне пришлось покинуть университет. Сначала я вернулся в свой подвал, и забрал свои манатки. Бабба спустился к мне с парой банок пива и одну дал мне. Я никогда не пил пива, но теперь понимаю, почему этому парню оно так нравилось. Бабба проводил меня до выхода из Обезьянника, и - вы не поверили бы своим глазам! -- у выхода меня ждала вся футбольная команда в полном составе. Они все стояли молча, а потом Снейк вышел вперед и пожал мне руку: -- Форрест, извини, что я тогда перебросил мяч. А я ответил: -- Да ладно, Снейк, ерунда! -- и тогда они все по очереди подходили ко мне и пожимали руку, даже старина Кертис, хотя у него рука была на бандаже, потому что он вышиб в Обезьяннике слишком много дверей. Бабба предложил мне помочь донести манатки до автобуса, но я ответил. что дойду сам. -- Ну ладно, пиши, -- сказал он. По дороге туда я проходил мимо здания Студенческого союза, но это было не в пятницу вечером, поэтому группа Дженни Керран неиграла, поэтому я сказал - ну и черт с ним. И сел на автобус. x x x Автобус приехал в Мобайл поздно ночью. Я не сообщил моей мамочке, что случилось, потому что она, наверно, разволновалась бы. Но когда я подошел к дому, то в ее окне горел свет, и когда я вошел, она стала кричать и плакать, как обычно, насколько я помню. Она сказала мне, что приключилось - оказывается, наша армия уже прознала про мои оценки в университете, и в тот же день к ней пришла повестка с требованием явится на призывной пункт. И если б тогда я знал, что потом случится, то никогда бы туда не пошел! Через несколько дней мама отвезла меня на пункт. На всякий случай она дала мне с собой большую коробку с обедом - а вдруг я проголодаюсь по дороге, куда они нас повезут. Там было примерно сотня парней и пять или шесть автобусов. Огромный парень, сержант, орал на них на всех, а мама подошла к нему и сказала: -- Не понимаю, как вы можете забирать моего сына он ведь ИДИОТ. А сержант только посмотрел на нее и сказал: -- А что вы себе думаете, мадам, остальные у нас что - Эйнштейны? и снова стал орать. Скоро он начал орать и на меня, и мы погрузились в автобус и поехали. Со времен школы для психов люди всегда орали на меня: и тренер Феллерс, и тренер Брайант, и их амбалы. и теперь в армии. Но вот что я вам скажу - в армии на меня орали громче, дольше и противней, чем где бы то ни было! Они ВЕЧНО были недовольны. Кроме того, их никогда не интересовали мыслительные способности людей - они больше напирали на разные части тела и всякие процессы, сопутствующие пищеварению. Чаще всего, прежде чем орать, они называли тебя "жопой" или "засранцем". Иногда я думал - а не служил ли Кертис в армии до того, как начать играть в футбол? Мы протряслись в автобусе наверно не меньше ста часов, и прибыли в Форт Беннинг, что в Джорджии, и я подумал - 35:3! Это счет, с которым мы обставили "Псов Джорджии". Условия в казарме были немного получше, чем в Обезьяннике, зато еда хуже. Правда, жрать давали до отвала. А в остальном, на протяжении нескольких месяцев от нас требовалось только делать то, что нам говорили и выслушивать их крики. Если мы делали что=то не так, то нас просто заставляли куда=нибудь бежать или чистить туалеты. Еще нас учили стрелять из ружья, бросать гранаты, и ползать на животе. Главное, что мне запомнилось, что никто не мог делать это ловчее, чем я, и этому я был очень рад. Сразу, как только мы прибыли, мне дали наряд вне очереди. потому что я случайно прострелил бак в водокачке во время учебных стрельб. Только я пришел на кухню, оказалось, что повар заболел или что=то такое еще, и кто=то мне говорит: -- Гамп, сегодня ты будешь готовить! -- Что такое мне готовить? -- спрашиваю я. -- Я раньше никогда ничего не готовил. -- Неважно, -- отвечали мне. -- Тут тебе не отель "Ритц". Понял? -- Почему бы тебе не сделать картофельный суп с тушенкой? -- вмешался кто=то. -- Это самое простое. -- Из чего? -- спросил я. -- Ну посмотри, что там есть в холодильнике, -- говорит тот парень. -- Что у видишь, волоки на кухню и отвари. -- А что, если получится невкусно? -- спросил я. -- Хрен с ним. Ты что, ел тут когда=нибудь что=нибудь вкусное? В этом смысле, он был прав. Ну, тогда я стал волочь все из кладовки. Там были бобы, консервированные помидоры, персики, бекон, рис, мука, картошка и прочее. Я собрал это все, и спросил кого=то из парней: -- А в чем готовить=то? -- В шкафу лежат всякие кастрюли, -- говорит тот парень. Но в шкафах были только маленькие кастрюли, картошку на две сотни парней в них не сготовишь. -- А почему бы тебе не спросить у лейтенанта? -- спросил кто=то. -- Он на учениях, -- ответил другой парень. -- Да, -- сказал первый, -- когда ребята вернутся назад, они будут голодны, как звери. Так что думай, парень, думай! -- А как насчет этого? -- сказал я, показывая на огромный стальной котел шести футов высотой и пяти футов шириной в углу кухни. -- Это? Да это же чертов водонагревательный котел. Там готовить нельзя. -- Вот как, -- говорю я. -- Ну, не знаю. Но на твоем бы месте я бы туда не полез. -- Но он же горячий, и вода в нем есть, -- говорю я. -- Делай, как знаешь. -- говорят они. -- У нас своей работы полно. Ну, и я и начистил картошки, бросил ее и все мясо, что смог найти, в этот котел, добавил луку, моркови, и вылил бутылок десять кетчупа и горчицы. Примерно через час, запахло готовой картошкой. -- Ну, как там наш ужин? -- спросил кто=то. -- Надо попробовать, -- отвечаю я. Поднимаю я крышку, и вижу, что там все кипит, пузырится, и время от времени на поверхности появляется луковица или картофелина. -- Дай=ка я попробую, -- говорит один из парней, взял кружку и зачерпнул супа. -- А, еще не готово, -- сказал он. -- Я бы на твоем месте прибавил жару, парни вернутся с полигона с минуту на минуту. Я прибавил жару, и точно. парни стали прибывать с полигона - слышно было, как они моются в душе и переодеваются, ясно, что вот=вот начнут собираться в столовой. А суп еще не была готов. Я еще раз попробовал, и понял, что кое=что еще не совсем сварилось. Из зала сначала слышалось какое=то недовольное бурчание, но скоро ребята начали колотить ложками по тарелкам - тут я еще прибавил жару. Еще через полчаса они колотили ложками по столу, словно заключенные в тюряге, и я понял, что надо ускорить процесс, и еще прибавил жару. И пока я там сидел, не зная, что делать и нервничал, в дверях появился сержант. -- Что тут происходит? -- спросил он. -- Где еда для людей? -- Почти готова, сержант, -- ответил я, и в этот момент котел зашипел, как змея. С одной стороны начал выходить пар, а снизу одна из ноже вдруг оторвалась от пола. -- Что такое?! -- завопил сержант. -- Ты что, готовишь что=то в водонагревательном котле? -- Это ужин, -- ответил я, и сержант удивленно уставился на меня. Потом у него вид стал такой, как сразу перед аварией, а потом котел взорвался. Что было потом, я точно не помню. Помню только, что снесло крышу столовой и вылетели все стекла и двери. Ну, еще посудомойщика влепило в стену, а того парня, что складывал вымытые тарелки в стопки, подбросило в воздух и он полетел, точно Карлсон. Каким=то чудом мы с сержантом остались целыми и невредимыми, потом говорили, что так бывает при взрыве гранаты, когда ты так близко от нее, что тебя даже не задевает осколками. Ну, только с нас сорвало все одежды, кроме поварского колпака с моей головы. Ну и еще нас с ног до головы заляпало картофельным супом. Вид у нас был такой.... ну, даже не могу точно сказать, какой, только очень, очень странный. И еще поразительно, что с теми, кто сидел в столовой, тоже ничего не приключилось. Они так и остались сидеть за столом, словно контуженные, только их тоже заляпало картошкой. Ну так ведь они сами устроили такой шум из=за того, что им вовремя не подали жрать! Тут в столовой внезапно появился дежурный офицер. -- Что такое! -- заорал он, -- что здесь у вас такое творится!? -- Тут он заметил нас с сержантом и заорал: -- Сержант Кранц! Это вы?! -- Гамп! Котел! Суп! -- тут он слегка пришел в себя и схватил со стены секач для мяса. -- Гамп! Котел! Суп! -- завопил он и погнался за мной с секачом. Я рвану ил двери. и он помчался за мной по плацу, и гнался сначала до здания Офицерского собрания, а потом и машинного парка. Ну, я, конечно. его обогнал - это же моя профессия - но главное, я не сомневался - на этот раз я его чем=то сильно допек. Осенью в казарме вдруг раздался звонок - это звонил Бабба. Он сказал мне, что его тоже выгнали с физкафедры, потому что с ногой у него было все хуже и хуже. Но звонил он для того, чтобы спросить меня, не смогу ли я приехать в Бирмингем, посмотреть игру с командой Миссисипи. Жалко, что по субботам меня с тех пор, как взорвался котел, всегда назначали дежурить по казарме, а с тех пор прошел уже целый год. Зато я смог послушать репортаж по радио, пока чистил сортир. К концу третьего периода счет был почти ровным - 38:37 в нашу пользу, и Снейк вел себя героем. Но потом эти парни из Миссисипи сумели сделать тачдаун. Всего за минуту до свистка. Начался четвертый период и у нас больше не было тайм=аутов. Я про себя молился, чтобы Снейк в этот раз не сделал так, как в финале Оранжевого кубка, то есть, не забросил мяча за линию и не испортил игру - но надо же, ИМЕННО ТАК он и сделал! У меня просто сердце екнуло. Но тут все заорали, и некоторое время комментатора не было слышно, а когда стало слышно, оказалось, что Снейк на самом деле сделал ЛОЖНЫЙ бросок за линию, а на самом деле передал мяч Кертису, а тот уже сделал победный тачдаун. Ну, понимаете теперь, насколько умен был тренер Брайант?! Он правильно предположил, что эти парни из Миссисипи настолько тупы, что решат, что мы второй раз подряд совершим одну и ту же ошибку! Так что я сильно обрадовался, и подумал еще - а интересно, смотрит ли игру Дженни Керран, и вспоминает ли она обо мне? Впрочем, все это оказалось неважно, потому что через месяц нас отправили за океан. Почти год нас натаскивали, как собак, чтобы отправить за десять тыщ миль отсюда - честное слово, не преувеличиваю! Отправили нас во Вьетнам, но говорили. что это гораздо лучше, чем то, что с нами было в течение прошлого года. Вот ЭТО оказалось преувеличением. Во Вьетнам мы приехали в феврале, и нас тут же на фургонах для перевозки скота отправили из Кинхона на побережье Южно=Китайского моря в Плейку в горах. Путь был нетрудным, и пейзажи очень красивыми - повсюду бананы и пальмы, и рисовые поля с крошечными косоглазыми на них. Мы вели себя дружелюбно, они нам тоже махали руками. Мы почти сразу увидели гору Плейку, потому что над ней стояло облако красноватой пыли. А на окраинах города сгрудились такие жалкие хибары, каких я и в Алабаме не видел. Когда местные подходили поближе, было видно, что у них нет зубов, Дети их были чаще всего голые, и они в основном попрошайничали. Так что даже когда мы прибыли в штаб бригады, ничего плохого с нами не случилось, за исключением того, что нас всех обсыпало красной пылью. Насколько можно было видеть, ничего такого здесь не происходит - кругом было чисто, а вокруг штабных зданий были расставлены ровными рядами палатки - они уходили за горизонт, и вокруг них тоже было чисто и прибрано. Такое впечатление, что тут никакой войной и не пахло, словно мы снова вернулись в форт Беннинг. Однако нам сказали, что так тихо потому, что сейчас перемирие - из=за какого праздника нового года у этих узкоглазых - Тет называется, или что=то в этом роде. Мы сразу расслабились, потому что сначала здорово испугались, когда приехали. Однако эта тишина оказалась недолгой. Только мы разгрузились, как нам приказали отправляться в душ и помыться. Душем у них называлась такая небольшая яма, рядом с которой стояли водяные цистерны. Нам приказали раздеться, сложить одежду рядом с ямой, залезть в нее, а потом обдали водой. Это тоже было совсем не плохо, особенно учитывая, что мы уже с неделю не мылись и пахли довольно противно. Мы сгрудились в этой яме, и нас поливали из шланга. Вдруг стало резко темнеть, а потом раздался какой=то странный звук - и чувак, что поливал нас из шланга, сказал: -- Летит! Тут все, кто стоял на краю ямы, вдруг куда=то исчезли, словно растворились. Мы стояли, удивленно переглядываясь, и вдруг раздался сильный взрыв, потом второй, и все начали орать и ругаться, пытаясь натянуть одежду. Потом начало рваться вокруг нас, и кто=то заорал: -- Лежать! -- что было довольно странно, так как мы и так уже настолько прилипли к земле. что напоминали скорее червей. Потом взрывной волной окатило ребят в дальнем конце ямы, и они начали вопить и хвататься за себя, у них появилась кровь. Стало ясно, что яма - не лучшее убежище. Тут на краю появился сержант Кранц и заорал, чтобы мы выбирались отсюда и двигались за ним. В промежутке между взрывами мы выбрались из ямы. Только я перебрался через край, как видел такое! На земле валялось трое или четверо парней, что поливали нас из шланга. Хотя трудно было назвать их парнями - настолько они были изувечены. Я до этого не видел мертвых, поэтому для меня это было самое ужасное и пугающее зрелище, которое мне приходилось видеть как до этого, так и после. Сержант Кранц приказал нам ползти за ним, и мы так и сделали - и стоило посмотреть на нас в этот момент откуда=нибудь сверху! Примерно полтораста парней с голыми задницами ползут по земле длинной цепочкой! У них было вырыто в земле куча укрытий, и сержант Кранц разместил нас по три=четыре в каждой такой щели. Но как только мы там оказались, как я понял, что лучше было бы остаться в яме - эти укрытия были по пояс залиты старой вонючей дождевой водой, а в ней кишели всякие лягушки, змеи, и жучки. Мы просидели там целую ночь, без всякого ужина. Перед рассветом обстрел начал затихать, и мы смогли выбраться из укрытий, найти одежду и оружие и приготовиться к атаке. Так как мы были тут практически новичками, мы мало что могли - поэтому нам приказали охранять периметр с юга, там, где офицерская столовая. Тем пришлось еще похуже, чем нам в щелях - одна из бомб угодила прямо в эту столовую, так что по всей земле валялись ошметки почти пятисот фунтов офицерского мяса. Так мы провели весь день, без завтрака и обеда. На закате нас снова стали обстреливать, так что нам так и пришлось залечь в эти ошметки. Это было просто отвратительно! Наконец, кто=то вспомнил, что мы еще не ели. и нам принесли сухой паек. Мне досталась ветчина с яйцами. причем на банке стояла дата - 1951 год. Тут все стали обмениваться всякими слухами: говорили, что Плеку занят косоглазыми, другие говорили, что косоглазые начнут обстреливать нас атомными бомбами. Еще говорили, что это вовсе не косоглазые нас обстреливают, а то ли австралийцы, то ли голландцы, то ли норвежцы. Мне лично кажется, что это совершенно не интересно. кто именно нас обстреливал. Хрен с ними, со слухами! На следующий день мы постепенно начали обживаться около периметра: вырыли себе щели. а из остатков столов и жестяной крыши столовой сделали укрытия от дождя. Однако никто не стал нас атаковать, и мы тоже так и не увидели косоглазых. Мне кажется, они были не такие дураки, чтобы атаковать наш гадюшник. На протяжении трех=четырех дней нас обстреливали по ночам, а потом как=то утром, когда обстрел прекратился, к нашему командиру подполз наш комбат - майор Боллз и сказал, что нам нужно двигаться к северу, чтобы помочь одной нашей бригаде, которой пришлось жарко в джунглях. Через некоторое время лейтенант Хупер сказал нам собираться, и каждый растолкал по карманам и прочим местам столько гранат и сухих пайков, сколько мог - тут, конечно. приходилось выбирать, потому что ручную гранату есть невозможно, и все=таки она иногда тоже может пригодиться. Ладно, посадили нас на вертолеты и мы полетели. То, что третья бригада оказалась в полном дерьме, мы поняли сразу, как только приземлились. Из джунглей поднимались дым и пламя, и взрывы сотрясали землю. Еще мы не сошли на землю, как они принялись по нам стрелять. Один вертолет они подбили еще в воздухе, и это было ужасное зрелище - люди сгорали заживо, а мы ничем не могли помочь. Меня назначили подносчиком патронов к крупнокалиберному пулемету, потому что они сообразили, что с моим телосложением я могу много перенести патронов. Еще до того, как мы сели на вертолеты, ребята спросили меня, не возьму ли я их гранаты, чтобы они могли взять побольше сухих пайков, и я согласился. Мне=то что? И еще сержант Кранц нагрузил меня десятигаллонным бидоном с водой, весившим с полсотни фунтов. И еще перед самым отлетом Дениэлс, что тащил подставку для пулемета, получил ранения и не смог полететь с нами, так что и подставку пришлось нести мне. В общем, если взять все это вместе, то ощущение было такое, словно на тебя навалилось несколько этих кукурузников из Небраски - только что это был уже не футбол. На закате мы получили приказ выдвинуться на гребень и помочь одному батальону, который то ли был прижат огнем косоглазых, то ли сам прижал их, в зависимости от того, судить ли по официозу, и по тому. что творилось вокруг. В любом случае, когда мы туда добрались, нас так обстреляли, что с дюжину парней