отчетливей, чем раньше. Потом Мози подошел ко мне и сказал: -- Форрест, если ты считаешь, что это ХОРОШО, ты ошибаешься. Попробуй эту сигарету, когда будешь трахаться! Так я и сделал, и тут он тоже оказался прав. Ну, я накупил на свои деньги порядочно этой травки, и потреблял ее каждый день. Но главное, от нее я становился еще глупее. Теперь я каждое утро просыпался, закуривал один из этих джойнтов, как они их называли, и просто лежал так до вечера, когда нужно было играть. Дженни некоторое время ничего не говорила мне, потому что она и сама время от времени покуривала, но как=то она мне сказала: -- Форрест, тебе не кажется, что ты куришь слишком много травки? -- Нет, -- отвечаю я. -- А сколько это - слишком много? -- Вот сколько ты куришь, это и есть слишком много, -- отвечала она. Но я не хотел бросать. Каким=то образом это помогало мне избавится от всех тревог, хотя в то время их и так было не слишком много. В перерывах между отделениями я выходил на улицу и смотрел на звезды. А если звезд не было, я все равно смотрел на небо, и однажды Дженни тоже вышла наружу и обнаружила, что я смотрю на дождь. -- Форрест, тебе пора завязать, -- сказала она, -- я волнуюсь за тебя, потому что ты ничего не делаешь, а только лежишь и играешь на гармонике. Это вредно. Я думаю, тебе пора прекратить ненадолго. Послезавтра кончаются концерты в Провинстауне, и мне кажется, нам неплохо было бы устроит отпуск и уехать куда=нибудь. Например, в горы. Я кивнул. Мне кажется, я тогда не расслышал, что она сказала. На следующий день в Принстауне я нашел выход за кулисы и пошел закурить. Ну, сидел я там, курил себе, и вдруг подходят две девицы. Одна из них говорит: -- Эй, это не ты играешь на гармонике в "Треснувших яйцах"? Я кивнул, а она вдруг раз! - и плюхнулась мне на колени. А другая начала визжать и вдруг сбросила блузку. А первая старалась расстегнуть молнию на моих брюках и задрала свою юбку. А я просто сидел и курил. Вдруг дверь открывается, и в ней появилась Дженни. Она начала говорить: -- Форрест, нечего сейчас... -- и тут она посмотрела на нас, запнулась и потом сказала: -- О, черт! -- и захлопнула дверь. Я подпрыгнул, и девица, что устроилась на мне, свалилась на землю и начала ругаться, а я забежал внутрь и увидел, что Дженни плачет, прислонившись к стене. Я подошел к ней, а она мне говорит: -- Отойди от меня, ублюдок! Все вы такие, скоты - вам на всех наплевать! Никогда мне не было так плохо. Не помню, как мы доиграли второе отделение. В автобусе Дженни ушла вперед и не разговаривала со мной. Ночью она перешла спать на софу, и сказала, что мне нужно найти свою собственную квартиру. Так что я собрал свои манатки и выкатился, низко опустив голову. Я ничего не мог ей объяснить. Вот так меня снова выкинули. Дженни после этого куда=то исчезла. Я спрашивал всех, куда она делась, но никто не мог сказать. Мози сказал мне, что я могу пока пожить у него. но все равно я был слишком одинок. Так как в то время мы не играли, то делать было нечего, и я подумал, что неплохо было бы навестить мою маму ... а может быть, даже начать заниматься креветками, там, где жил бедный старина Бабба. Наверно, не суждено мне быть рок=н=рольной звездой - не из того я теста. Наверно, я всего лишь бедный глупый идиот. Но вот как=то Мози вернулся, и сказал, что был в баре ан углу, и смотрел там новости по телевизору, и кого же там показали? Да Дженни Керран, собственной персоной! Оказалось, что она в Вашингтоне, участвует в какой=то огромной демонстрации против войны во Вьетнаме, и Мози очень удивлялся, что она там делает, когда ей нужно было бы быть с нами и зарабатывать деньги. Я сказал, что хочу повидаться с ней, а Мози и говорит: -- Черт побери, а ведь ты можешь вернуть ее назад! -- Он сказал, что догадывается, где она может быть, потому что знает, где остановилась бостонская группа писников, участвующая в этой демонстрации. Ну, я опять собрал свои манатки, все, что у меня было. поблагодарил Мози и отправился в путь. Вернусь я или нет - тогда я еще не знал. В Вашингтоне все было в полном беспорядке. Повсюду была полиция, а люди на улицах кричали и швырялись всякими вещами. Полиция била тех, кто швырялся, по головам, и похоже, что ситуация выходила из=под контроля. Я нашел то место, где должна была жить Дженни, но там никого не было. Я прождал на ступеньках почти весь день, и примерно часов в девять вечера подъезжает машина, из нее вываливает народ, а среди народа - Дженни Керран! Я тут же поднялся и подошел к ней, а она, как меня завидела, побежала назад к машине. Остальные, два парня и девушка, сначала не знали, что делать, они меня не знали, а потом один из них говорит: -- На твоем месте я бы не стал допекать ее - она явно не в себе. -- Я спросил, почему, а он отвел меня в сторонку и рассказал вот что: оказывается, Дженни только что выпустили из тюрьмы. Ее арестовали накануне, и она провела большую часть ночи в женском КПЗ, а утром, не успели ее еще оттуда вытащить, эти люди в тюрьме сказали, что у нее могут быть вши в волосах, потому что они слишком блинные, и они обрили ей голову. Теперь Дженни совсем лысая. Ну, я подумал, что она не хочет, чтобы я видел ее в таком виде, потому что она залегла на заднем сиденье автомобиля, чтобы я не мог ее разглядеть. Тогда я встал на четвереньки, чтобы меня не было видно в окно, и подполз к автомобилю и сказал: -- Дженни, это я - Форрест! Она ничего не ответила. Тогда я начал говорить ей, как сожалею о случившемся. и я сказал ей, что больше не курю травку, и не играю в группе, и все это из=за того, чтобы не поддаваться соблазну. И я сказал, что мне жаль, что у нее отрезали волосы. Потом я так же, на четвереньках, подполз к ступенькам, где лежали мои манатки, достал из мешка старую армейскую фуражку, подполз обратно к машине, и подал ее на палке Дженни через окно. Она надела ее, и вышла из машины, и говорит мне: -- Ладно, поднимайся, глупый пес, пойдем домой. Там мы сели и разговаривали, и эти ребята курили травку и пили пиво, но я не пил и не курил. Они обсуждали, что делать завтра, потому что завтра намечалась большая демонстрация у Капитолия, и целая куча ветеранов войны во Вьетнаме должны была бросить свои медали на ступени Капитолия. И тут Дженни говорит: -- А знаете ли вы, что у Форреста есть Почетная медаль Конгресса? И тут все уставились на меня, а потом переглянулись, и один из них сказал: - Иисус Христос послал нам чудо! Ну, на следующее утро Дженни пришла в гостиную, где я спал на софе, и сказала: -- Форрест, я хочу, чтобы ты пошел сегодня с нами, и надел свою военную форму. Я спросил, зачем? А она ответила: -- Потому, что ты должен сделать что=то, чтобы остановить эту войну во Вьетнаме! -- И вот я надел мою форму, а Дженни пришла с кучей цепей, которые она купила в хозтоварах, и говорит: -- Форрест, обмотайся этими цепями. Я снова спросил, зачем? А она говорит: -- Просто сделай то, что я сказала, потом узнаешь, зачем. Ты ведь хочешь меня порадовать, правда? И вот мы поехали, я, в цепях и форме, и Дженни с этими ребятами. Стоял прекрасный летний день. и когда мы добрались до Капитолия, там уже собралась толпа репортеров с телекамерами и туча полиции. Через некоторое время, я заметил, что тут есть другие парни в форме, они подходили как можно ближе к ступеням Капитолия и бросали туда свои медали. Кое=кто хромал, у других не было руки или ноги, а некоторых вообще привозили в инвалидных креслах. Кто=то хлопнул меня по плечу и сказал, что моя очередь. Я повернулся к Дженни, она мне кивнула, и я пошел вперед. Наступила тишина, потом кто=то по мегафону назвал мое имя, и что я собираюсь бросить на ступени Капитолия Почетную медаль Конгресса, в знак своего стремления прекратить войну во Вьетнаме. Все начали свистеть и аплодировать. Я увидел, что на ступенях лежит довольно много медалей, а вверху, на площадке, стоят какие=то люди, пара полицейских и какие=то люди в костюмах. Ну, тут я придумал, что я мне нужно сделать. и я снял медаль, посмотрел на нее с секунду, и тут вдруг припомнил Баббу и всех остальных, Дэна, и тут даже не знаю, что на меня нашло. только я взял, размахнулся, и зашвырнул эту медаль как можно дальше. И вдруг через пару секунд один из парней в костюмах наверху почему=то опрокинулся. Оказалось, что моя несчастная медаль угодила ему прямо в голову! И тут все словно взорвалось: полиция ринулась на толпу, а люди начали кричать, и вдруг пять или шесть полицеских накинулись на меня и начали лупить меня своими дубинками. потом набежала еще полиция, и не успел я опомниться, как меня заковали в наручники и бросили в полицейскую карету, и отвезли прямо в вашингтонскую тюрьму. В тюрьме меня продержали всю ночь, а утром меня отвели к судье. Тут я уже побывал. Кто=то сказал судье, что я обвиняюсь в "нападении с применением опасного оружия - в виде медали - и оказании сопротивления полиции при аресте", и все такое прочее. и передал ему какую=то бумагу. -- Мистер Гамп, -- сказал судья, вы понимаете, что вы угодили вашей медалью в голову Секретаря Конгресса?! Я ничего не сказал, но подумал, что на этот раз я попал в серьезный переплет. -- Мистер Гамп, -- снова сказал судья, -- я не понимаю, как человек вашего положения, человек, который так прекрасно служил своей стране, мог оказаться заодно с этой шушерой, которая бросала свои медали. И вот что я решил - я прикажу, чтобы вас подвергли психиатрическому обследованию с целью установить, почему вы так поступили, зачем вы совершили этот идиотский поступок! Потом они снова отвели меня в камеру, а потом посадили на автобус и отвезли в больницу для умалишенных Св. Елизаветы. Вот так, наконец=то меня "посадили". 12 Вот это место оказалось действительно психушкой. Меня посадили в комнату с парнем по имени Фред, и он сидел здесь уже год. Он начал объяснять мне, с какими психами мне придется тут сталкиваться. Например, один парень отравил шестерых человек, а другой порезал на кусочки секачом свою маму. Остальные тоже натворили черт знает что - кто сидел за убийство, кто за изнасилование, кто за то, что объявил себя королем Испании или Наполеоном. Потом я спросил Фреда, за что сидит он сам. и он ответил, что он убил кого=то топором, но что через неделю его уже должны выпустить. На второй день меня отвели к моему лечащему психиатру, доктору Уолтону. Доктор Уолтон, кстати, оказался женщиной. Она сказала, что сначала проведет небольшой тест, а потом подвергнет меня более серьезному обследованию. Для начала она посадила меня за стол. и показал мне какие=то картонки с чернильными пятнами, и спросила, что они могут значить. Я сказал, что это просто "чернильные пятна", и говорил так до тех пор, пока она просто из себя не начала выходить, и тогда мне пришлось что=то придумывать. Потом она мне дала длиннющий тест и сказала его выполнить. Когда я кончил с тестом, она мне говорит: -- Разденьтесь! Ну, за одним=двумя исключениями, каждый раз, когда меня заставляли раздеться, из этого ничего хорошего не выходило. Поэтому я сказал, что не буду раздеваться. А она сделала какую=то пометку в блокноте и говорит. что либо я сделаю это сам, либо она позовет санитаров. Такая вот сделка. Пришлось мне сделать это, и когда я разделся донага, она вошла в комнату и осмотрев меня с головы до ног, сказала: -- Ну и ну, вот это самец! В общем, она колотила меня по коленке маленьким резиновым молоточком. как в университете, и заглядывала в разные места. Только "наклоняться" она мне не приказывала, за что ей большое спасибо. Потом она сказала, что я могу одеться и вернуться к себе в комнату. На обратном пути я проходил мимо комнаты со стеклянной дверью, за ней была куча ребятишек, они лежали на полу, кривляясь и дергаясь в судорогах, лупя по полу кулаками. Я некоторое время стоял и смотрел на них, мне было жаль их - они напомнили мне о временах школы для психов. Через пару дней мне снова приказали явиться к доктору Уолтон. Кроме нее, там оказались еще два парня, одетых, как врачи - она сказала, что это доктор Дьюк и доктор Эрл, оба работают в Национальном институте психиатрии. И они очень заинтересовались мной, сказала она. Эти доктора снова стали задавать мне вопросы - самые разные вопросы - и оба по очереди стукали меня по коленке молоточком. Потом доктор Дьюк сказал: -- Видите ли, Форрест, мы посмотрели ваш тест. и нам показалось, что вам поразительно удалась математическая часть. Поэтому мы решили подвергнуть вас другим тестам. И они дали мне другие тесты, более сложные, чем первый, но мне кажется, что я выполнил их достаточно хорошо. Если бы я знал, что случится потом, черта с два я бы так старался! -- Форрест, -- сказал, наконец, доктор Эрл, -- это просто потрясающе. У вас не голова, а компьютер! Просто не понимаю, как вам удается с ней справиться - наверно, поэтому=то вы и здесь - но лично я никогда ничего подобного еще не встречал! -- Знаете, Джордж, -- сказал ему доктор Дьюк, -- это действительно феномен. Я некоторое время назад работал на людей из НАСА, и мне кажется, нужно послать его в Хьюстон в Аэрокосмический центр, чтобы они его там проверили. Им как раз нужен такой парень. И так они смотрели на меня и кивали головами. и снова стучали молоточком по коленям. Они отвезли меня в Хьюстон, штат Техас, на большом самолете, где не было никого, кроме меня и доктора Дьюка, и все было бы отлично, разве что они приковали меня к креслу за руку и за ногу. -- Слушай, Форрест, -- сказал мне доктор Дьюк. -- Дело такое. Сейчас ты в полном дерьме, из=за того, что попал медалью в Секретаря Сената. За это тебя могут упечь лет на десять. Но если ты будешь сотрудничать с этими парнями из НАСА.... то я лично позабочусь о том, чтобы тебя отпустили - идет? Я кивнул. Я знал, что когда выйду из тюрьмы, то смогу разыскать Дженни. Мне ее страшно не хватало. В НАСА я пробыл около месяца. Они всячески обследовали меня и задавали столько вопросов, что я уже решил, что мне придется участвовать в какой=то телевикторине. Но я ошибся. Однажды они завели меня в большую комнату и сказали, что они решили со мной сделать. -- Гамп, -- сказали они, -- мы хотим послать тебя в космос. Как справедливо указал доктор Дьюк, твой мозг работает как компьютер - и даже лучше. Если мы заложим в него правильную программу, то ты сможешь здорово помочь американской космонавтике. Что ты на это скажешь? Я с минуту подумал, а потом сказал, что хотел бы посоветоваться с мамой, но они выдвинули более сильный аргумент - десять лет тюряги. И тогда я согласился, и, как всегда, влип по уши. Они придумали вот что - посадить меня в космический корабль и запустить меня на орбиту вокруг земли, примерно за миллион миль. Они уже посылали людей на Луну, только бестолку, потому что ничего там не нашли, и поэтому хотели дальше послать человека на Марс. К счастью для меня, эта идея появилась у них не сразу - сначала они решили устроить тренировочный полет, чтобы понять, какого типа люди более всего годятся для полета на Марс. Кроме меня, они решили посадить в корабль еще женщину и обезьяну. Женщину, довольно стервозного вида, звали майор Дженет Фрич, и она должна была стать первой женщиной=космонавтом Америки, только никто об этом не должен был знать - это была государственная тайна. Майор Фрич оказалась коротышкой с волосами, обрезанными под горшок, и толку от нее ни мне, ни обезьяне, похоже, не было. Кстати, обезьяна оказалась вполне ничего. Это была большая самка орангутанга, по имени Сью, ее поймали на Суматре или где=то рядом. Выяснилось, что они поймали целую кучу этих обезьян и давно запускали их в космос, но Сью для нас просто подарок, потому, что она, во=первых женщина, и ласковей, чем самцы, а во=вторых, это ее третий полет в космос. Когда я об этом узнал, то здорово удивился - как же они собираются запускать нас туда, где побывали только обезьяны. Тут уж волей=неволей напряжешься, правда? В общем, начали они нас дрессировать для полета: засовывали нас в циклотроны, и маленькие комнаты без силы тяжести и так далее. И целыми днями терзали меня какими=то программами, которые я должен был запомнить, например, как вычислять расстояние между точкой, где мы есть, и где нам нужно быть, всякими соосными системами координат и тригонометрическими расчетами, сфероидальной геометрией, булевой алгеброй, антилогарафимами, методом разложения Фурье, матричной алгеброй. Они сказали, что я буду "запасом" для запасного компьютера. Я написал кучу писем Дженни Керран, но все вернулись с пометкой: "адресат неизвестен". Еще я написал маме, и она прислала мне длинное письмо, в том смысле, что "как ты мог поступить так со своей старой бедной мамой, которая сидит в доме для бедных, в то время как все, что у нее осталось - это сын?" Я не стал писать ей, что мне грозила тюрьма, если я откажусь, поэтому просто написал ей, чтобы она не волновалась, потому что у нас очень опытный экипаж. Наконец, настал великий день, и вот что я вам скажу - я вовсе не нервничал, я просто испугался до полусмерти! Хотя все это было государственной тайной, вся эта история как=то просочилась в прессу, и нас должны были показывать по телевизору и все такое прочее. Утром нам принесли газеты и мы узнали, как мы прославились. Вот некоторые заголовки: "Женщина, обезьяна и идиот - новая надежда американской космонавтики!" "Странные посланцы Америки в полете к чужим мирам!" "Баба, придурок и горилла стартуют сегодня!" И даже в нью=йоркской "Пост" было написано: "Они полетят - только кто будет командиром?" Пожалуй, самый приличный заголовок был в "Таймс": "Состав нового космического экипажа довольно разнообразен". Ну, и конечно, с утра началась суматоха и неразбериха. Мы пошли завтракать, а кто=то вдруг говорит: -- В день полета они не должны завтракать! -- Потом кто=то еще говорит: -- Нет должны! А третий: -- Нет, не должны! -- и так далее, пока мы не наелись этим по горло. Потом нас нарядили в скафандры и повезли на стартовую площадку на маленьком автобусе, а Сью везли в клетке сзади. Космический корабль оказался примерно высотой в стоэтажный дом, и весь шипел и пускал облака пара и дыма, как будто он собирался съесть нас живьем! Нас доставили на лифте в кабину, где мы должны были лететь, и прицепили к креслам, в том числе и старину Сью. И мы стали ждать. И мы ждали. Ждали. Ждали. И еще ждали. Наконец, корабль зашипел и зарычал еще громче. Кто=то объявил по радио, что на нас смотрят сотни миллионов человек. Наверно, им, беднягам, тоже пришлось подождать. Ладно, примерно в полдень кто=то постучал к нам в дверь и сказал, что полет временно откладывается, пока они не приведут в порядок корабль. Так что нам пришлось опять влезать в лифт. Только майор Фрич шипела и стонала, а мы со Сью даже обрадовались отсрочке. Однако радоваться пришлось недолго - примерно через час кто=то ворвался к комнату, где мы сидели и уже собирались пообедать и заорал: -- Немедленно надеть скафандры! Они уже все сделали и готовы вас запустить! Все начали кричать и бегать вокруг нас. Наверно, на телевидение было много недовольных звонков от зрителей, вот они и решили запустить нас невзирая ни на что. Ну, теперь=то это уже не важно. В общем, посадили нас снова в автобус, и привезли к ракете, и только мы наполовину поднялись на лифте, как кто=то завопил: -- Господи, а обезьяну забыли! -- и он стал кричать по рации парням на земле, чтобы они подняли старину Сью. Нас снова пристегнули к сиденьям. и начался обратный отсчет от сотни, и тут в кабину притащили Сью. Мы напряглись, потому что отсчет достиг цифры десять, и тут за моей спиной, где была Сью, послышалось какое=то рычание. Я повернулся, насколько это было возможно, и - о Боже! - там оказалась вовсе не Сью, а какая=то другая обезьяна. огромный САМЕЦ, грызущий пристежные ремни и готовый вот=вот вырваться на волю! Я сказал об этом майору Фрич, она повернулась и сказала: -- О Боже! -- и начала объяснять кому=то на командном пункте: -- Послушайте, вы ошиблись, к нам засунули одного из самцов, нужно отложить полет до выяснения обстоятельств! Но тут ракета снова зарычала, задребезжала, и мы услышали только, как тот парень. что был на командном пункте, ответил ей: -- Теперь это ТВОЯ проблема, сестренка, а нам нужно выдерживать расписание. И мы полетели! 13 Первое впечатление у меня было, что меня чем=то сильно придавило - совсем как моего папочку сеткой с бананами. Невозможно было ни повернуться. ни даже закричать. ничего нельзя было сделать - нас ведь за этим сюда и посадили. Снаружи через окно было видно только голубое небо. Ракета летела. Потом мы немного притормозили и стало легче. Майор Фрич сказала, что мы может расстегнуть наши ремни, и заняться своими делами, что там нам полагалось. Она сказала, что мы летим со скоростью примерно 15000 миль в час. Я поглядел в окно, и точно - Земля превратилась в маленький шарик позади. прямо как на фотографиях из космоса. А рядом сидела большая злобная обезьяна и нехорошо смотрела на нас с майором Фрич. Майор Фрич сказала, что наверно, она хочет есть, и приказал мне разыскать бананы и дать обезьяне, пока она не слишком разозлилась. Для обезьяны был заготовлен специальный мешок с бананами, сушеными фруктами и прочей снедью. Я начал искать там, чего бы ей дать, а майор Фрич связалась по радио с Хьюстонским КП. -- Послушайте, нужно что=то сделать с этой обезьяной. Это не Сью - это самец, и ему здесь не нравится. Он может что=нибудь натворить. Через какое=то время - пока ее слова долетели дотуда и назад - какой=то парень нам отвечает: -- Ничего! Все обезьяны одинаковы, какая вам разница! -- Нет, есть разница! -- отвечает майор Фрич. -- Если бы вас засунуть в эту конуру с этим зверем, вы бы по=другому запели! Через минуту=другую радио снова захрипело, и чей=то голос объявил: -- Вот что, приказываю вам хранить это в тайне, потому что иначе нас поднимут на смех во всем мире. Для всех непосвященных эта обезьяна остается Сью - независимо от того, что у нее там между ног. Майор Фрич поглядела на меня и покачала головой: -- Есть. сэр! Но я не собираюсь отстегивать эту сволочь, пока я в кабине - вы меня поняли? И с командного пункта последовал краткий ответ: -- Понял. В общем, когда немного привыкнешь к космосу, там даже весело. силы тяжести нет, поэтому можно летать по всему кораблю, и вид за окном замечательный - луна и солнце, земля и звезды. Я подумал - где=то там Дженни Керран, что=то она поделывает? И мы начали вращаться вокруг земли - час за часом, день за днем. Нужно сказать, что постепенно это как=то меняет взгляд на вещи. Я подумал, вот сейчас я здесь, а когда вернусь - ЕСЛИ я когда=нибудь вернусь - что мне делать? Начать ловить креветок? Снова разыскать Дженни? Играть с "Треснувшими яйцами"? Помочь маме выбраться из богадельни? Очень странное ощущение! Время от времени майор Фрич дремала, но когда не дремала, то шипела. Она шипела на обезьяну, на этих ослов на командном пункте, на то, что ей негде покрасится, на меня, когда я ел не вовремя. Между прочим, есть все равно было нечего, кроме батончиков "Марс". В общем, не хотелось бы мне жаловаться, но все=таки они могли бы послать женщину поприятнее, или хотя бы не такую стервозную. Но должен вот что вам еще сказать: это обезьяна тоже оказалась не подарком. Вот я дал ей банан - хорошо? Она берет банан и начинает его чистить, потом вдруг отшвыривает банан и он начинает летать по кабине, и мне приходится его ловить, и снова давать обезьяне. Она его давит и начинает размазывать по всем окрестным местам, а мне приходится все это мыть. В общем, требует постоянного внимания. Как только вы оставляете ее одну, она устраивает скандал и начинает клацать своими огромными зубами. Просто начинает выводить вас из себя. Наконец, я достал свою гармонику и начал наигрывать что=то, кажется, "Домик на границе". И тут обезьяна слегка приутихла. Тогда я стал играть разные мелодии типа "Желтая роза Техаса" и "Я мечтаю о светловолосой Дженни". Обезьяна улеглась на своем сиденье и стала тихой, как ребенок. Я совсем позабыл, что у них в кабине всюду установлены камеры, и они на контрольном пункте за всем следят. И вот на следующее утро они показывают нам по телевизору заголовки газет: "Идиот исполняет космическую музыку, чтобы успокоить обезьяну". Впрочем, против этого я ничего не имею. В общем, дела пошли на лад, но тут я заметил, что этот Сью как=то странно поглядывает на майора Фрич. Каждый раз, когда она оказывается поблизости, Сью делает такое движение, словно хочет ее схватить. Она начинает шипеть: "держись от меня подальше, тварь, убери свои лапы!" Но у Сью явно что=то есть на уме, это я сразу понял. И вскоре стало ясно, что именно. Только я как=то зашел за маленькую ширму, чтобы пописать, вдруг послышался шум. Высовываю голову из=за ширмы, и вижу - Сью заполучил таки майора Фрич и засунул ей руку под скафандр. Она отбивается, что есть сил, и колотит обезьяну по голове микрофоном. Тут=то я все понял! Ведь мы уже два дня в полете, а бедняга Сью так и прикован к сиденью и не может даже отлить! Я=то знаю, каково это. Наверняка, он готов взорваться! Тогда я отцепил майора Фрич от обезьяны, а Сью отцепил от кресла, и повел за загородку. Майор Фрич побежала на нос и там начала рыдать, повторяя все время "грязное животное!" Я нашел для Сью пустую бутылку, чтобы он мог пописать, но когда он кончил, то запустил этой бутылкой в панель, где мигали разноцветные огоньки и бутылка разлетелась на куски, а моча начала летать по всей кабине. Черт с ним, подумал я, и повел Сью назад к креслу, чтобы пристегнуть, и тут вижу, что большой шарик мочи летит прямо на майора Фрич и вот=вот ударит ее по затылку. Я отпустил Сью, чтобы поймать этот шарик специальной сеткой, которую они нам дали, чтобы ловить летающие предметы, но только я собирался его поймать, как майор Фрич повернулась, и шар разбился прямо о ее физиономию. Тут она начала орать, а Сью подобрался к панели управления и начал вырывать оттуда всякие провода. Майор Фрич закричала: -- Останови его! Останови! -- но не успел я что=либо сделать, как посыпались искры и полетел всякий хлам, а Сью начал прыгать от пола до потолка, срывая все на своем пути. По радио раздался голос: -- Какого черта, что у вас там творится!? Но было уже слишком поздно. Ракета задрожала, и нас всех начало швырять туда=сюда. Невозможно было за что=либо ухватиться. Потом снова раздался голос с Земли: -- Наблюдается небольшая дестабилизация орбиты корабля. Форрест, вы можете ввести в бортовой компьютер с пульта вручную программу Д-6? Ни хрена себе шуточки! Меня мотает по все кабине, и еще нужно отловить эту сумасшедшую обезьяну! Майор Фрич орет так громко, что я почти ничего не слышу, но смысл ее слов такой, что нас просто разнесет на клочки и мы сгорим в атмосфере. Тут я посмотрел в окно и понял, что шутки плохи - Земля очень быстро приближалась к нам. Все=таки мне удалось добраться до бортового компьютера и, держась одной рукой за панель, другой рукой ввести программу Д=6. Это была программа аварийного приземления в районе Индийского океана. И в самом деле, мы ведь попали в аварию! Майор Фрич и обезьяна все еще пытались аз что=то уцепиться. но потом слышу, майор Фрич что=то кричит. Я прислушался, оказалось, она кричит: -- Что ты там делаешь? Я ей объяснил, а она снова кричит: -- Идиот, мы ведь давно пролетели на Индийским океаном! подожди, пока мы не пролетим дальше до Тихого океана! Можете мне поверить, когда вы летите на ракете. обернуться на полмира - раз плюнуть. Майор Фрич снова овладела микрофонам и стала кричать людям на КП, что мы то ли шмякнемся, то ли брякнемся в южную часть Тихого океана, и чтобы они пришли нам на выручку как можно скорее. Я увидел, что старушка Земля надвигается на нас все быстрее, и стал еще быстрее нажимать на кнопки. Мы перелетели через что=то, что майор Фрич назвала Южной Америкой, и устремились дальше к Австралии. Тут в кабине стало жарко, и снаружи послышалось какое=то шипение. Земля стала совсем близко. Майор Фрич кричит мне: -- Включить выпуск парашютов! Но меня словно приковало к сиденью, а ее пришпилило к потолку. похоже, дело принимало плохой оборот, потому что мы неслись на скорости десять тысяч миль в час прямо к океан. Если мы на такой скорости врежемся в старушку Землю, от нас даже пятна не останется. Но тут вдруг послышалось нечто вроде "бам!" и падение замедлилось. Я огляделся, и ба! будь я проклят, если это не старина Сью нажал рукоятку выпуска парашюта, и тем самым всех нас спас! Я решил про себя, что теперь обязательно буду кормить его бананами до отвала, когда все это кончится. В общем, начали мы болтаться под парашютом, и я уже решил, что мы уже врежемся в землю - а это никуда не годится, потому что наша ракета приспособлена для посадки на воду, и ее должны потом подобрать наши корабли. Майор Фрич докладывает по радио: -- Мы собираемся приземлиться где=то в океане, в районе к северу от Австралии, пока не уверена, где именно. Через пару секунд ей отвечают: -- Если ты не уверена, дура, неужели не можешь выглянуть в окно и посмотреть?! Тут майор Фрич кладет передатчик, выглядывает в окно и говорит: -- Боже! Похоже на Борнео или что=то в этом роде! -- но только она собралась передать это на КП, как оказалось, что радио больше не работает. Теперь мы и в самом деле были очень близко от земли. Под нами виднелись только джунгли и горы, и только небольшой клочок воды - какое=то озеро. Оставалось только надеяться, что мы в него угодим. Мы все - майор Фрич, Сью и я - прижались носами к стеклу и смотрели вниз, и вдруг майор Фрич как закричит: -- Боже! Это вовсе не Борнео! Это Новая Гвинея, и там, внизу - это же сооружения и поклонники культа карго! Мы с Сью пригляделись, и увидели. что на берегу озера толпится примерно с тысячу аборигенов, и все протягивают к нам руки. Одеты они были в маленькие травяные юбочки, волосы растрепаны, а у некоторых виднелись щиты и копья. -- Черт побери, -- говорю я, -- что это такое вы сказали? -- Культ карго, -- повторила майор Фрич. -- Во время второй мировой войны мы сбрасывали им на парашютах шоколад и прочую еду, чтобы эти лесные зверюшки оставались на нашей стороне, и они этого не забыли. Они решили, что это делал Бон или кто=то вроде него, и с тех пор, они все ждут, когда же мы вернемся и спустимся на Землю. Они даже построили что=то вроде посадочных полос - видишь, там внизу? Они соорудили что=то вроде аэродрома, отмеченного этими черными пятнами. -- Мне кажется, это больше похоже на какие=то котлы для еды, -- сказал я. -- Да, похоже, нечто в этом роде, -- каким=то странным тоном говорит майор Фрич. -- Разве не в этих местах водятся людоеды? -- спрашиваю я. -- Я думаю, нам это скоро предстоит выяснить, -- задумчиво отвечает она. Наша ракета медленно опускается в озеро, и как только мы плюхнулись на воду, аборигены начали колотить в барабаны, и что=то кричать. Мы=то, конечно, ничего не могли расслышать, потому что были в кабине, но воображение у нас работало на полную катушку. 14 Впрочем, приземлились мы вполне прилично. Плюхнулись, и снова выскочили на поверхность. Вот мы и снова на Земле! Наконец, волнение утихло и мы все выглянули в окно. Примерно в пяти метрах, на берегу, собралось все племя. Они глазели на нас и Боже! ну и рожи там были! Страшнее я еще не видал. Им явно хотелось рассмотреть нас поближе. Майор Фрич сказала, что наверно. им не понравилось, что мы ничего не сбросили им из ракеты. А пока, сказала она, нужно сесть и спокойно подумать, что делать дальше - раз уж нам удалось сесть целыми и невредимыми, то есть смысл не делать резких движений, чтобы не возбуждать ярости этих громил. Но тут семь или восемь самых здоровенных парней прыгнули в воду и начали подталкивать нашу капсулу к берегу. Майор Фрич все еще сидела и размышляла, а в дверь уже громко постучали. Мы все переглянулись, а майор Фрич сказала: -- Никому не двигаться! -- Но может быть, если мы не откроем, они еще сильнее разозлятся? -- предположил я. -- Спокойно, -- сказала она, -- может быть, они решат, что тут никого нет и уйдут прочь. Мы стали ждать, но через некоторое время стук повторился. -- Это невежливо - не открывать, когда стучат, -- сказал я. -- Заткнись, болван!-- зашипела майор Фрич. -- Неужели не видишь, насколько они опасны? И тут вдруг старина Сью встает и сам открывает дверь. Снаружи оказался самый здоровенный парень, которого я видел с тех пор, как мы играли с этими небраскинскими кукурузниками в финале кубка Оранжевой лиги. Нос у него был проткнут костью, на нем была травяная юбочка и в руке копье. Прическа напоминала битловый парик Тома Бедлама в той пьесе Шекспира, что мы представляли в Гарварде. Увидев глядящего на него из двери Сью, парень заметно струхнул. По правде говоря, от удивления он просто свалился в обморок. Когда эти парни снаружи увидели, что их товарищ свалился в обморок, они мигом помчались назад, в заросли, наверно, чтобы посмотреть, что будет дальше. -- Спокойно! -- приказала майор Фрич. -- Не двигаться! -- Но старина Сью схватил какую=то бутылку, выскочил наружу и вылил жидкость на лицо бедного парня, чтобы привести его в чувство. И тут парень вдруг задергался, закашлялся и захрипел, замотал головой - он и в самом деле пришел в себя, потому что та бутылка, которую схватил Сью, оказалась бутылкой, которую я использовал для туалета. Тут парень снова признал Сью, и тут же закрыл лицо руками, и начал кланяться Сью, словно какой=нибудь араб. И тут из зарослей появились остальные аборигены, с глазами, большими, как тарелки, они шли медленно, готовые в любую минуту удрать или бросить копья. Парень, кланявшийся Сью, заметил их, и что=то крикнул на своем языке. Те положили копья на землю и окружили ракету. -- Мне кажется, -- теперь они настроены вполне мирно, -- сказала майор Фрич, -- мне кажется, нам лучше выйти и назваться. Через несколько минут прибудут люди из НАСА и подберут нас. -- Как потом выяснилось, это была самая большая лажа, которую мне пришлось слышать в жизни. В общем, когда мы вышли с майором Фрич из капсулы, аборигены просто разинули рты и застонали. Тот парень, что стоял перед Сью, сначала тоже удивился, а потом поднялся, и говорит: -- Привет! Я хороший парень. Кто такие вы? -- и протягивает нам руку. Я пожал ему руку, а майор Фрич попыталась объяснить ему, кто мы такие. Она сказала, что мы "участники мультиорбитального тренировочного межпланетного эксперимента НАСА". Этот парень стоял перед нами, разинув рот, и тут я говорю: -- Мы американцы! У него прямо глаза загорелись, и он говорит: -- Класс! Американцы! Вот это потрясно! -- Ты говоришь по=английски? -- спросила майор Фрич. -- А как же, -- отвечает он, -- я жил в Америке. Во время войны. Отдел стратегических операций направил меня изучать английский, чтобы потом организовывать партизанскую войну моего народа против японцев. -- И тут вдруг загорелись глаза у Сью. Я удивился, что этот старый туземец так хорошо говорит по=английски, и где - в какой=то дыре! -- А где ты учился? -- спрашиваю я. -- В Йейле, где еще, кореш, -- отвечает он. -- Була=була, понимаешь? -- когда он сказал "була=була", все эти Самбы принялись повторять это слово, и снова забили барабаны, пока этот парень не приказал, чтобы они затихли. -- Меня зовут Сэм, -- сказал он. -- Так меня в Йейле звали. Мое настоящее имя вам все равно не произнести. Так что можно обойтись без него. Не хотите ли чаю? Мы с майором Фрич переглянулись. Так как она, похоже, потеряла дар речи, то я сказал: -- Было бы неплохо. Но тут майор Фрич снова обрела дар речи и как=то тонко заверещала: -- А нет ли у вас телефона, чтобы мы могли позвонить? Большой Сэм как=то скривился, махнул рукой, барабаны снова застучали, и под их эскортом мы направились в джунгли под нескончаемое скандирование "була=була". В джунглях у них оказалась деревушка с хижинами из травы, в точности, как показывают по телевизору. Самая большая хижина принадлежала Большому Сэму. Перед ней стояло здоровенное кресло, словно трон, и четверо или пятеро женщин - сверху на них ничего не было надето - выполняли все его приказы. Первым делом он приказал им приготовить нам чаю, а потом указал нам с майором Фрич на два больших камня неподалеку. На них мы должны были сидеть. Сью, который всю дорогу шел с нами, держась за мою руку, он указал на землю. -- Ну и обезьяна у вас, -- сказал Сэм. -- Где вы такую достали? -- Она работает на НАСА, -- сказала майор Фрич. Эта ситуация явно ей не нравилась. -- Что вы сказать? -- спросил Сэм. -- Ей платить? -- Мне кажется, она предпочитает бананы, -- сказал я. Большой Сэм что=то сказал, и одна из женщин принесла Сью банан. -- Очень жаль, -- сказал Большой Сэм, -- я не спросил, как вас звать. -- Майор Дженет Фрич, Военно=воздушные силы США. Личный номер 04534573. Это все, что я могу вам пока сообщить. -- Эх, милая вы моя женщина, -- сказал Большой Сэм. -- вы тут не пленники. Мы ведь просто бедные отсталые туземцы. Говорят, со времен каменного века мы не сильно продвинулись. Мы вам не причинить вреда. -- Все равно я ничего не могу сказать до тех пор. пока не получу возможность позвонить по телефону, -- сказала майор Фрич. -- Хорошо, -- говорит Большой Сэм. -- Ну, а вы, молодой человек? -- Меня зовут Форрест, -- отвечаю я. -- Вот как, -- говорит он. -- Не по фамилии ли вашего знаменитого генерала времен Гражданкой войны Натана Бедфорда Форреста? -- Ага, -- отвечаю я. -- Очень, очень интересно! А вы, Форрест, где учились? Хотел было ему объяснить, что я немного учился в Университете Алабамы, но потом решил действовать наверняка и сказал, что посещал Гарвард. Это ведь было не так далеко от истины. -- А, Гарвард! -- улыбнулся Большой Сэм. -- Да, знаю, где это. Хорошие там были парни - пусть им и не удалось поступить в Йейл. -- И вдруг расхохотался: -- А вы и в самом деле похожи на гарвардца. -- Но мне почему=то показалось, что худшее ждет нас впереди. Потом Большой Сэм приказал паре туземных женщин показать нам, где мы будем жить. Оказалось, что в травяной хижине, с грязным полом и низким входом, чем=то напоминавшей шалаш короля Лира. Около двери на страже встали два больших парня с копьями. Всю ночь аборигены били в барабаны и пели "була=була", и через вход хижины было видно, что они соорудили большой костер и поставили на него огромный котел. Мы с майором Фрич так и не поняли смысла этих действий, но мне показалось, что старина Сью догадывается, потому что он забился в угол хижины с довольно кислым видом. Время близилось к десяти, а они таки и не принесли нам поесть. Майор Фрич сказала, что может, я пойду и узнаю у Большого Сэма, дадут ли нам поужинать. Только я начал вылезать из хижины, как эти парни на страже скрестили копья, и тем намекнули, что мне лучше залезть обратно. И тут меня осенило, почему нас не позвали на ужин - ведь МЫ=То как раз и должны были стать ужином. Дело принимало дурной оборот. Потом барабан